Текст книги "Таёжные рассказы"
Автор книги: Николай Устинович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Приняв дежурство, Вася, как обычно, обошел вольеру, внимательно осматривая каждое отделение. Потом вернулся в сторожку и, подкинув в печурку дров, хотел было сделать первую запись. Но тут, взглянув случайно в окно, он увидел приближающихся к его вольере Клаву и белокурую девушку, выступавшую на комсомольском собрании. Как Вася потом узнал, ее звали Шурой Баженовой и она была секретарем комсомольской организации совхоза.
Мальчик вышел в коридор и распахнул сетчатую дверь. Потом он, как хозяин, пригласил гостей в сторожку. И здесь произошел тот самый разговор, после которого Вася почувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
– Ты был, Вася, когда-нибудь пионером? – спросила Шура без всяких предисловий.
– Я и сейчас пионер! – гордо ответил мальчик и, словно невзначай, распахнул шубу, чтобы девушка увидела красный галстук.
– Это хорошо, – сказала Шура. – Очень хорошо! А как думаешь быть дальше?
Вася, не понимая вопроса, молчал.
– Тебе исполнилось четырнадцать лет, – продолжала Шура. – Время вступать в комсомол.
Только теперь Вася понял, о чем ведет речь девушка. И, волнуясь, он ответил:
– Я… Конечно, я хочу быть комсомольцем. Но меня тут еще мало кто знает…
– Мы тебя уже узнали, – заявила Шура, – и думаем, что ты будешь достойным членом нашей организации.
– Буду! – торжественно подтвердил Вася.
Он хотел сказать еще что-то очень важное, но никак не мог подобрать нужных слов, чтобы выразить нахлынувшие мысли.
Однако это было еще далеко не все, что пришлось пережить Васе в этот бурный, наполненный событиями день.
В полдень в вольеру заглянул Иван Данилович. Он осведомился о том, как ведет себя Вешка, не нужно ли подвезти для печурки дров.
– Дров хватит еще дня на три, – ответил Вася. – А Вешка что-то притихла: уже целый час не показывается из гнезда.
Это потому, что сыта, – сделал заключение зверовод. – Раз начала есть, скоро остепенится.
Он прошел по коридору, потом, кашлянув, сказал:
– Зайдем-ка, Васек, в сторожку. Потолковать нам надо.
Неторопливо прикрыв за собой дверь, Иван Данилович тяжело опустился на табуретку и, глядя в глаза мальчику, коротко сообщил:
– Письмо из райисполкома получено. Из детского дома прислали телеграмму, просят разыскать тебя и направить к ним.
Радость и тревога отразились на лице Васи. Как хотелось бы ему сейчас увидеть своих старых друзей, с которыми он столько времени жил в одной большой семье, вместе перенося горе и печали, вместе мечтая о своем будущем! То-то слушали бы ребята его рассказы, сгорая от зависти к счастливцу, на долю которого выпало работать в удивительном совхозе! А воспитательница Мария Михайловна, бывшая для него второй матерью… Как обрадовалась бы она, увидев своего воспитанника здоровым и невредимым!
Но совхоз и любимая работа, Иван Данилович, Клава, новые друзья… Как можно было оставить их!.. Разве не здесь он встретил сердечных, отзывчивых людей, которые, конечно, помогут ему найти правильный путь в жизни… Да они уже поставили его на этот путь!
– Я не хочу уезжать отсюда… – тихо проговорил Вася, еле удерживая слезы, вот-вот готовые появиться на глазах. – Мне хочется стать звероводом.
– Я тоже думаю, что возвращаться тебе в детский дом нет надобности, – согласился Иван Данилович. – Ты уже не маленький, нашел себе хорошую работу, справляешься с ней. Чего же еще? Учиться тебе надо – это правда. Но я думаю, что совхоз в этом деле поможет. Он выведет тебя в люди.
– Значит, можно не ехать? – радостно воскликнул мальчик.
– Думаю, что можно, – кивнул головой зверовод. – Я уже разговаривал с директором, и мы решили ходатайствовать, чтобы тебя оставили у нас. Завтра напишем в детский дом обо всем подробно. Там поймут…
– Конечно, поймут! – подхватил Вася. – У нас жил один мальчик, Костя Сергейчук. Рисовал он хорошо, так его учиться на художника отправили.
– Выучим и тебя на зверовода, – пообещал Иван Данилович и умолк.
Он долго смотрел в печурку, где с треском пылали смолистые поленья, потом, подняв голову, твердо повторил:
– Выучим!
Уже собираясь уходить, Иван Данилович вдруг вспомнил:
– Чуть не забыл… Еще одно письмо сегодня почта привезла: от Яши Таранова. Вот оно.
И Сизых достал из кармана полушубка треугольничек, сложенный из тетрадного листка.
Письмо было короткое.
«Здравствуйте, Иван Данилович! – писал Яша. – Вы извините меня за беспокойство. У вас тысячи соболей, и вам, наверно, некогда заниматься каждым зверьком в отдельности. Но мне очень хочется знать, как там живет моя соболиха. Сообщите, пожалуйста, хоть несколько слов. И еще напишите, как у вас устроился Вася – тот мальчик, что отстал от поезда. С нетерпением буду ждать ответа.
Яков Таранов».
– Я ему отвечу, – сказал Иван Данилович, когда Вася прочитал письмо. – Но хорошо было бы, если бы и ты письмишко написал. Ты наблюдаешь за Вешкой, вот и напиши обо всех событиях подробно.
– Напишу обязательно! – отозвался Вася. – Сегодня же, как приду с работы.
И он не без гордости подумал, что Яша может быть спокоен: Вешка попала в самую лучшую секцию совхоза!
12
Оставшись один, Вася хотел спокойно обдумать все, что произошло с ним за этот день, но мысли перескакивали с одного предмета на другой, и никак не удавалось сосредоточить их на чем-либо одном, главном. В памяти всплывали отдельные слова, сказанные Шурой Баженовой; припомнилось лицо Ивана Даниловича – суровое, обветренное лицо с мягкой улыбкой; звучали голоса директора совхоза, Клавы, Александры Сергеевны… Все это вспыхивало лишь на одно мгновение и тотчас же тонуло в чем-то ослепительно ярком, радостном.
В конце концов Вася решил, что самое лучшее сейчас – ни о чем не думать. Ему следовало прежде всего заниматься своим делом.
Тихо продвигаясь вперед, мальчик стал внимательно осматривать каждое отделение. Все было в порядке: зверьки бесшумно прыгали в клетках, с разбегу цепляясь за сетку, копались в снегу… Только Вешка все еще сидела в своем гнезде.
«Что с ней сегодня?» – подумал Вася и легонько стукнул пальцем по деревянному ящику. Вешка не показывалась. Это было очень странно: ни один соболь не выносил даже легкого шума возле гнезда и моментально из него выскакивал.
«Значит, сидит в норе, под снегом», – решил мальчик, приглядываясь к невысокому сугробу, наметенному у задней стенки отделения.
И вдруг Вася почувствовал, как у него замерло сердце и по спине поползли холодные мурашки. За вольерой, на неистоптанном, рыхлом снегу, отчетливо виднелся свежий соболиный след. Он пересекал открытое пространство и терялся между деревьями.
Распахнув дверь отделения, Вася бросился в тот угол, откуда начинался след. И тут мальчику все стало понятно: у столбика, на сгибе сетки, лопнула одна заржавленная проволочка – этого было достаточно для того, чтобы Вешка расширила отверстие и ускользнула в тайгу.
Но, может быть, соболиха не смогла перебраться через наружную стену и находится в секции?
Вася побежал по следу. Увязая по пояс в сугробах, достиг он ограды – и тут рухнула его последняя слабая надежда. Ловкий зверек одним прыжком очутился на раскидистой ели, а оттуда с длинной ветки перемахнул через сетку. И там, в непроходимой чаще, Вешка потерялась, как игла в стогу сена…
Мальчик вдруг почувствовал страшную усталость, словно после долгой, тяжелой работы. Не сводя глаз со свежих отпечатков соболиных лапок, он бессильно опустился на снег.
Рядом, на кустах, порхала стайка красногрудых снегирей. Тонко посвистывая, они деловито обследовали каждую ветку. Внезапно снегири, чего-то испугавшись, с шумом улетели. Лес заполнила тишина. И была она такой глубокой, что, казалось, посторонний человек мог бы услышать, как бьется в груди у Васи сердце. Потом откуда-то из тишины донесся голос: «Следите за ней!..» Кто это говорил? A-а, Яша Таранов. Там, на вокзале, он просил следить за Вешкой… И, словно отвечая невидимому собеседнику, Вася громко сказал:
– Упустил!..
Да, упустил, недоглядел… Теперь все кончено. Сергей Лопатин получил выговор только за то, что уснул на дежурстве. Какое же наказание получит он, Василий Павлов? Его, конечно, уволят. И в комсомол не примут. И Иван Данилович не захочет больше разговаривать с ротозеем…
Так думал Вася, мысленно прощаясь с совхозом. В том, что его теперь не допустят до работы, он был твердо убежден: слишком уж большой, непоправимой казалась ему его оплошность.
Мальчик медленно поднялся на ноги, неохотно побрел назад. Ему хотелось верить, что все случившееся – лишь страшный сон, что стоит ему войти в вольеру и он увидит Вешку…
– Ты что там бродишь? – послышался голос Клавы. Девушка шла по «улице» секции с лопатой на плече.
– Вешка убежала… – сказал мальчик хриплым голосом и еще ниже склонил голову.
Клава швырнула лопату в сторону, бросилась в двенадцатую вольеру. И не успел Вася добрести до тропинки, как девушка уже бежала к нему навстречу.
– Я сейчас позвоню по телефону Ивану Даниловичу и директору, – бросила она торопливо на ходу, – а ты беги быстрее к деду Илье, расскажи ему, что у нас случилось. Только быстрее! Понял?
– Понял! – ответил сразу повеселевший Вася и, скинув с плеч тяжелую шубу, помчался к воротам.
От шестой секции до жилья Ильи Петровича было около двух километров. За какое время пролетел Вася это расстояние, он не смог бы сказать. Когда мальчик добежал до избушки, рубашка под ватной телогрейкой стала совсем мокрой, а сердце билось так, словно хотело выскочить из груди.
Ильи Петровича дома не оказалось. Он, по всей вероятности, ушел в поселок, и рассчитывать на его возвращение было трудно. Старик редко покидал свою избенку, но, уж выбравшись в поселок, не приходил домой, не заглянув ко всем своим многочисленным приятелям.
Вася растерянно опустился на лавку, снял шапку и вытер ею потный лоб. Затем, сам не зная для чего, достал из-под кровати соболиный обмет, стряхнул с него пыль.
Вася вспомнил охотничьи рассказы Ильи Петровича. Сколько соболей поймал он вот этим обметом! Старый зверолов умел так живо передавать все подробности удачных случаев, что Вася удивлялся, почему добыча соболя считается труднейшим промыслом…
Тем временем солнце стало клониться к горизонту. Через поле протянулись длинные темно-синие тени. С запада подул слабый ветер – предвестник перемены погоды.
«Заметет следы! – подумал Вася в отчаянье. – Тогда Вешку поминай как звали… Надо идти в поселок, скорее разыскивать Илью Петровича!»
Мальчик перешагнул через порог, плотно захлопнул за собой дверь, но, сделав несколько шагов вперед, остановился и, видимо, колеблясь, несколько минут стоял в раздумье. Потом решительно воскликнул:
– Так и сделаю! – и, круто повернувшись, возвратился в избушку.
В кармане своей телогрейки Вася разыскал клочок бумажки и огрызок карандаша. Склонясь над маленьким шатким столом, он поспешно, не дописывая окончаний слов, нацарапал:
«Илья Петрович, не ругайте меня – я взял у вас лыжи, обмет и клетку. Верну, когда поймаю Вешку. А поймать я ее хочу сам. Прошу не сердиться.
Василий Павлов».
Закинув обмет и складную клетку за плечи, Вася стал на широкие охотничьи лыжи и, не оглядываясь, заскользил под уклон, в тайгу.
13
Иван Данилович, сидя дома за рабочим столом, писал письмо директору детского дома. Вдруг резко зазвонил телефон. Зверовод досадливо поморщился, не спеша снял трубку – и, мгновенно меняясь в лице, закричал:
– Убежала? Не может быть!.. Час назад? Черт знает что! Бросив трубку, Иван Данилович выскочил за дверь, надевая на ходу шапку и полушубок. Он вихрем ворвался в кабинет директора совхоза. Тот встретил его коротким вопросом:
– Как же это?
– Сетка проржавела, – угрюмо ответил зверовод. – Вы обещали дать новую…
– …и не дал, – договорил директор. – Весь запас во вторую секцию направил – там вольеры хуже, чем у тебя. Думал, что пока потерпишь…
Он отбросил в сторону какие-то бумажки и позвал:
– Анна Ивановна!
Вошла секретарша.
– Сообщите в колхозы о беглянке, – сказал директор.
Через несколько минут Анна Ивановна передавала во все окрестные колхозы телефонограмму:
«Сегодня, в час дня, из нашего совхоза убежал соболь. Первоначальное направление – северо-восток. Просьба принять меры к поимке».
Директор и зверовод знали, что в этот же день из каждого колхоза выйдут охотники на поиски Вешки, что беглянка, конечно, от них не ускользнет. Но для большей уверенности директор предложил:
– Сказать разве деду Илье?
– Надо сказать, – согласился Иван Данилович. – Я сейчас к нему схожу.
И, не теряя ни одной минуты, зверовод направился к Илье Петровичу.
Когда Иван Данилович вошел в избушку сторожа, старик, видимо, только что вернулся домой: он не успел еще даже раздеться и обмести с валенок снег. Но, насколько можно было понять, дед Илья и не собирался этого делать. Бормоча что-то в мочальную бородку, он возбужденно топтался у шаткого стола.
– Ну и придумал парнишка, елка-палка! – воскликнул старик, заметив Ивана Даниловича. – Смеяться бы надо, да не до смеха. Сгибнуть ведь может!
– Что случилось, Илья Петрович? – спросил Сизых.
– Читай! – протянул ему записку дед.
Зверовод прочел и не сказал ни слова. Нахмурясь, он крепко сжал челюсти, и было видно, как на чисто выбритых щеках его заиграли желваки. Затем Иван Данилович все так же молча решительно повернулся на месте и шагнул к порогу.
– Постой! Ты куда? – остановил его старик.
– На розыски, – ответил коротко зверовод. – Если завтра не вернусь, снаряжайте всех, кого можно послать.
И Сизых вышел за дверь.
Он быстро приближался к поселку, а навстречу ему от горизонта поднималась большая пепельно-серая туча. Охватив половину неба, она скрыла солнце – и день померк, дали подернулись мглой. Подул ветер. Через дорогу зазмеились снежные струйки, воздух наполнился колючей белой пылью.
14
А Вася в это время шел по следу Вешки. Где он находился, в какую сторону двигался – Вася не смог бы сказать. Знакомые места остались далеко позади, и вместе с ними исчезли следы человека. Нигде не встречалось ни пня, ни затески, ни следа костра. Дикая, первобытная тайга топорщилась многоярусными завалами бурелома, заслоняла небо, глушила звуки…
Только теперь Вася понял, что такое сибирская тайга. Он вспомнил про клиндовский лес, и ему смешным показалось подобное сравнение. Это было все равно, что сравнить сельский пруд с необъятным океаном.
Вася почувствовал, что ему становится страшно. Он безрассудно пустился в далекий, неведомый путь, не имея ни малейшего представления о том, что ему встретится впереди. У него не было ни компаса, чтобы определить направление, ни спичек, чтобы развести костер на ночевке. Краюшки хлеба, захваченной у Ильи Петровича, могло хватить не более чем на сутки.
Прошло всего часа два с тех пор, как Вася отважно вступил в тайгу, но за это время он успел сделать столько поворотов и петель, что совершенно потерял представление о направлении. И это беспокоило его больше всего. Как станет он выходить из тайги, не зная, в какую сторону следует идти? Небо же, как назло, затянуло сплошными серыми тучами, они войлочным занавесом закрыли солнце…
«Лыжня!» – вспомнил Вася. И ему сразу стало веселее. Что может быть проще возвращения по своим следам!
А Вешка вела все дальше и дальше в глушь, в нехоженые места. Извилистая цепочка следов то тянулась между столетними деревьями, то взбегала на стволы бурелома, то внезапно исчезала под кучами валежника. Вася, не умевший разгадывать соболиные хитрости, много времени терял на то, чтобы найти конец оборванной путеводной нити. В конце концов мальчик додумался, что нырять вслед за зверьком под колодины совсем необязательно. Гораздо проще было обойти завал и разыскать выходной след на чистом месте. Сделав такое открытие, Вася пожалел, что потратил много сил и времени впустую.
Между тем в тайге начало темнеть. Кусты и мелколесье стали терять свои очертания, сливаясь в сплошные темные пятна. Все чаще и чаще по лицу начали хлестать невидимые издали заснеженные ветки, роняя за воротник холодные, колючие комочки. Следы Вешки превратились в маленькие, чуть заметные пятнышки, и там, где соболиха перепрыгивала через колодник, приходилось опускаться на колени, чтобы найти отпечаток ее лапок.
Под могучей обомшелой лиственницей Вася остановился. Дальше преследовать Вешку было невозможно. Приходилось устраиваться на ночевку, ожидать рассвета.
Мальчик сошел с лыж и, притоптав ногами снег, оглянулся вокруг. Со всех сторон надвигалась темнота. Тайга стала казаться еще более густой и непроходимой. Мохнатые пихты и ели приняли самые причудливые формы…
В это время где-то высоко пронесся ветер. С шумом качнулись вершины деревьев, с веток посыпались наземь комья снега. Невдалеке послышался скрип надломленного ствола.
Ветер затих так же внезапно, как и начался, но в потревоженной тайге долго еще раздавался сдержанный рокот и жалобно поскрипывало больное дерево.
А потом пошел снег. Маленькие, легкие снежинки посыпались на землю разом, будто из развязанного мешка. Сталкиваясь и цепляясь друг за друга, они наполнили воздух белой мутью, со слабым шорохом просеивались меж веток, покрывали пышным пухом все, что встречалось им на пути. В этой пухлой пелене стали постепенно тонуть и следы Вешки и только что проложенная лыжня.
Вася понял, что случилось самое страшное: теперь он не сможет ни преследовать Вешку, ни возвратиться в совхоз. Снегопад отрезал ему все пути…
Мальчиком овладел страх. Поспешно став на лыжи, он бросился в ту сторону, где, по его мнению, был расположен звероводческий совхоз.
Невидимые в темноте колючие ветки больно хлестали по лицу, одежду рвал цепкий сушняк, лыжи чуть не на каждом шагу упирались в бурелом, но Вася, не обращая ни на что внимания, мчался вперед. И чем быстрее он бежал, тем более жуткой казалась ему эта угрюмая, выжидающе затихшая тайга.
Вдруг лыжи скользнули в сторону, и Вася, потеряв равновесие, упал. Он кувырком скатился в какую-то яму, до крови расцарапав щеку о торчащую корягу.
Отплевываясь от набившегося в рот снега, мальчик с трудом поднялся на ноги и выбрался на косогор. Там он долго ползал на коленях, разыскивая растерянные лыжи и шапку. И когда все было найдено, Вася прислонился спиной к толстому кедру и, усмехаясь, громко сказал:
– Тоже… соболятник!
Он представил себе, как смеялись бы над его растерянностью в совхозе. И одного этого было достаточно, чтобы мальчик забыл о своем недавнем страхе. В самом деле, ведь ничего особенного с ним пока не случилось. Завалило снегом лыжню? Невелика беда! Утром он разыщет направление. Не надо только терять голову. Яша Таранов преследовал Вешку восемь дней – и все-таки поймал ее!
Вася стал думать, как бы вел себя на его месте Яша. Он, конечно, не побежал бы куда глаза глядят. Нет, Яша поступил бы по-иному: он прежде всего нашел бы подходящее место для ночевки. Такое, например, как вон под тем вывороченным с корнем деревом. Очень удобное местечко, только пихтовых веток туда следует принести побольше, чтобы сидеть не на снегу…
И Вася, достав из кармана перочинный ножик, занялся заготовкой «лапок». Он так увлекся этим делом, что не обратил особого внимания на разгулявшийся ветер.
Устроив под выворотнем подобие берлоги, мальчик с удовольствием лег на пахнущую смолой постель и только тогда почувствовал, как он устал и проголодался. Вася с аппетитом стал грызть мерзлый хлеб, размышляя о том, как все-таки хорошо, если человек не теряется в любой обстановке…
А над тайгой в это время мчались по ветру тучи снега, и деревья, широко раскачиваясь, наполняли воздух непрерывным шумом. Начиналась пурга.
15
Земля тонула в бушующем мраке. Непроглядные тучи, деревья, снег – все сплелось в беспорядочной, дикой пляске. Глухо стучали вершинами друг о друга могучие кедры, и на землю грузно падали обломанные сучья. То и дело раздавались звуки, напоминавшие отдаленные раскаты грома, – это рушились отстоявшие свой век лиственницы. Где-то вверху, беснуясь, выл ветер, взметая под небеса растрепанные снежные космы…
Лежа в своем убежище, Вася не мог уснуть. Было холодно. Короткая ватная телогрейка почти не защищала от ветра, и сухие, колючие снежинки набивались за воротник и в рукава. Мокрая от пота и теперь остывшая рубашка, прикасаясь при каждом движении к телу, вызывала зябкую дрожь.
Стоило лишь закрыть глаза, как откуда-то из тьмы вырастал Яша Таранов. Этот смелый охотник передавал кому-то клетку с Вешкой, и Вася слышал, как он говорил: «Следите за ней!..» И хоть голос Яши не был громким, его не могли заглушить ни гул деревьев, ни рев пурги.
А потом появился Иван Данилович. Вася отчетливо видел его лицо: обветренное, немножко грубоватое, с коротко подстриженными усами и теплым взглядом глубоких серых глаз. Он укоризненно покачивал головой и молчал. И лишь один раз мальчику показалось, будто Иван Данилович произнес: «Как же ты сплоховал?..» Вася с надеждой протягивал к нему руки, открывал глаза, и тут видение исчезало. По-прежнему вокруг отчаянно трепыхались лохматые ветви деревьев да плясали снежные вихри…
Сколько времени просидел Вася под корнями сваленного бурей дерева, он не знал. Наверно, очень долго, потому что перед входом в берлогу намело большой сугроб, из-за которого не стало видно силуэтов даже ближних елок. Бока давно болели от жестких веток, а ноги замерзли так, что Вася почти совсем перестал их чувствовать.
И тут в голову мальчика пришла мысль: может быть, ночь уже кончилась, и если в тайге все еще темно, то это из-за туч, с которыми не может справиться солнце… Стоит ли сидеть здесь без движения и бесполезно терять драгоценное время?
Разминая онемевшие ноги, Вася взобрался на сугроб. Ветер рванул его за короткие полы телогрейки и кинул в лицо сухой снежный песок. Вася покачнулся и почувствовал, как у него непривычно закружилась отяжелевшая голова и перед глазами поплыли разноцветные круги.
– Ничего! – попытался подбодрить себя Вася. – Это оттого, что долго лежал…
Закинув за плечи обмет и клетку, он стал на лыжи и заскользил вперед. Но, дойдя до непролазной чащи подлеска, Вася в раздумье замедлил шаг. В какую сторону следовало идти? Ведь он шел наугад, без всякого направления.
Вася стал припоминать рассказы Ильи Петровича. Этот бывалый охотник знал много примет, помогающих определять страны света: он находил север и по пням, и по веткам, и по муравейникам…
Подойдя к одной из елок, Вася долго изучал ее со всех сторон. Насколько позволяла темнота, можно было рассмотреть, что самые длинные и густые ветки росли только на одной стороне ствола. Они, по всей вероятности, указывали на юг. Вася повернулся туда лицом, и впереди, чуточку справа, у него оказался юго-запад. Где-то там должен был находиться звероводческий совхоз.
– Теперь выйду! – прошептал мальчик, крепко затягивая на валенках лыжные ремни. – Выйду!..
И он тяжело зашагал по рыхлому, наметенному пургой снегу, стараясь не отклоняться ни вправо, ни влево.
Скоро Вася почувствовал, что ему становится тепло. Но странно: чем больше он согревался от ходьбы, тем тяжелее делалась голова, будто наливалась расплавленным свинцом. В ушах запели нежные, серебристые колокольчики. Или это звенела на ветру проволочная клетка?..
Тем временем начало наконец светать. Побелело затянутое тучами небо, яснее стали вырисовываться деревья. И хоть пурга нисколько не утихала, она уже не казалась такой страшной, как час назад.
И вдруг Вася заметил: у высокой стрельчатой елки, выросшей на его пути, длинные и густые ветки протягивались совсем не в ту сторону, где, по его расчетам, должен был находиться юг. Если верить этому указателю, то приходилось менять направление под прямым углом…
Но тут Васей овладело непонятное безразличие. Он идет не туда, куда нужно? Ну и что ж! Дело не в этом. Важно, чтобы идти… Хотя… можно и отдохнуть… Ведь лыжи такие тяжелые…
Вася прислонился к высокому трухлявому пню, обнял его руками и, сам не зная как, оказался сидящим в мягком снегу. Он хотел поправить неудобно поджатую ногу, но для этого не хватило сил.
Затем где-то в тумане мелькнуло лицо Ивана Даниловича. Он быстро что-то говорил, но что – Вася никак не мог понять. Серебряные колокольчики звенели всё громче и громче, а перед глазами, закрывая свет, без конца плыли разноцветные круги…
16
Стоял теплый, пронизанный солнцем день. Ослепительно белели пышные, никем не истоптанные сугробы, россыпью алмазов сверкали опушенные инеем деревья. В синем небе кружила стая галок. И хоть земля еще тонула в глубоком снегу, от шумного птичьего грая делалось радостнее на душе, и глаз невольно начинал искать признаков близкого конца зимы.
Александра Сергеевна, выйдя во двор, увидела, как на стрехе с южной стороны крыши повисла большая прозрачная капля. Она все росла и росла, пока не оторвалась от ледяной сосульки. Блеснув на солнце, капля упала в снег, а на ее месте вспыхнула новая серебристая искра…
В другое время Александра Сергеевна с большим интересом отнеслась бы к этому событию: ведь капля, упавшая с крыши, была первой вестницей наступающей весны. Но сегодня озабоченная женщина лишь мельком взглянула на стреху и, повернув лицо в сторону шоссе, стала внимательно смотреть из-под ладони туда, где дорога, взбежав на пригорок, терялась в тайге.
На шоссе не видно было ни души. Только рыжая собачонка, перебежав через дорогу, долго ковыляла по сугробам, лая на порхающих по кустам синиц.
Из-за угла показался Иван Данилович. Он шел домой на обед и, увидев жену, спросил:
– Не приехали?
– Нет… – вздохнула Александра Сергеевна и, помолчав, с тревогой добавила: – Боюсь я, как бы ему хуже не стало. Мало ли какая хворь может привязаться после воспаления легких… А у врачей порядок известный: поднялась чуть-чуть температура – и не выпишут.
– Ну с чего ты это взяла? – возразил Иван Данилович. – Выпишут! Сама заведующая больницей звонила, что поправился. Пойдем-ка лучше обедать.
Не успел Иван Данилович подняться на лестницу, как из тайги вынырнула автомашина. Она быстро мчалась под уклон и, скрывшись на минуту за домами, с шумом вылетела на улицу.
У подъезда двухэтажного дома Катя резко затормозила. Широко распахнув дверцу кабины, девушка весело крикнула:
– Принимайте пассажира! Доставлен в полной сохранности.
Александра Сергеевна первая бросилась вперед, но мальчик уже бежал к ней навстречу, путаясь в длинных полах тяжелого тулупа. Худой и бледный, пропахший лекарствами, Вася совсем не походил на прежнего розовощекого паренька.
– Плоховат… – покачал головой Иван Данилович. – Ну да ничего, поправится. Теперь он закаленный! – И, подмигнув смутившемуся мальчику, зверовод весело рассмеялся.
Едва вошли в квартиру, как Александра Сергеевна зазвенела на кухне посудой. И, наверно, потому, что она слишком торопилась, ножи и вилки то и дело падали у нее из рук, а со сковородки, поставленной на примус, столбом повалил дым.
Вася разделся и, чувствуя какую-то неловкость, вошел в горницу. Там все было так же, как и прежде, только на стене над его кроватью появился новый коврик с вышитым на нем соболем. И оттого, что зверек этот очень походил на Вешку, Вася смутился еще больше.
В это время Иван Данилович стал звонить по телефону. Он вызвал шестую секцию и распорядился:
– Подмени, Клава, дежурного из двенадцатой вольеры и пришли его на минутку ко мне домой. Да, да, сейчас. Что?.. Приехал, приехал. Похудел… Сменишься – забегай.
Едва Иван Данилович положил трубку, как Александра Сергеевна позвала к столу. Вася есть почти не хотел, но ему все-таки пришлось попробовать и жирных щей и рябчика.
– Дяденька… – не выдержал наконец Вася. – Кто же работает на моем месте?
Иван Данилович отставил в сторону тарелку и ответил:
– Хороший паренек. Он из колхоза. У них решили соболиную ферму открыть, вот и прислали его к нам учиться. Мы ведь курсы звероводов организовали…
Вася, уронив вилку, впился взглядом в лицо Ивана Даниловича. А тот, будто ничего не замечая, продолжал:
– Курсанты уже приехали. Сейчас они пока знакомятся с делом, помогают в секциях… – Иван Данилович неожиданно рассмеялся. – Не хотел я ни о чем рассказывать, пока не пообедаем, – заявил он, – да вижу, что тебе все равно не до еды. Придется уж сразу все новости выкладывать. Первая – это что тебя тоже зачислили на курсы…
– Меня?! – воскликнул мальчик.
– Слушай дальше, – прервал его Иван Данилович. – Вешку поймали и в совхоз доставили…
Вася хотел сказать, что эту новость ему сообщила по дороге Катя, но тут в дверь постучали, и через порог перешагнул коренастый, широкоплечий паренек.
– Яша! – удивленно вскрикнул Вася, выскакивая из-за стола.
– Он самый, – подтвердил Иван Данилович. – Временный дежурный по двенадцатой вольере, будущий зверовод.
Больше сидеть в комнате Вася не мог. Он торопливо начал разыскивать свою рабочую одежду.
– Ты что, на секцию хочешь идти? – забеспокоилась Александра Сергеевна. – После болезни-то!
Иван Данилович с улыбкой взглянул на ребят и тихо сказал:
– Пусть идут, мать. Не держи…
Он помог Васе одеться и затем долго наблюдал в окно, как мальчики, оживленно разговаривая, дружно шагали по широкой улице поселка.
