Текст книги "Таёжные рассказы"
Автор книги: Николай Устинович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Проснулся он уже перед самой станцией. Откинув воротник, долго не мог сообразить, где он находится, а когда пришел в себя, первая мысль его была о соболе. Став на колени, Яша с беспокойством заглянул под облучок, где стояла клетка. Зверек, устав метаться в тесной клетке, съежась, сидел в углу, сверкая злыми глазами.
– В каком же вагоне ты поедешь? – спросил дед Филипп, сворачивая к железной дороге. – В общем пассажирском, поди, нельзя, да и жарко там для соболя: ведь он к холоду привык. Вынесешь его из тепла на мороз – еще заболеет.
– Об этом я и не подумал, – проговорил Яша.
– Придется с начальником станции потолковать, – решил дед. – Он что-нибудь присоветует.
Привязав жеребца у ограды, дед Филипп и Яша вошли в здание вокзала.
Начальник станции, пожилой мужчина с пышными черными усами, выслушав деда, попросил поставить клетку на стол и долго с любопытством рассматривал редкого зверька. Он смотрел сперва с одной стороны, потом перешел на другую и кончил тем, что приблизил лицо к самой клетке. Тут соболь, которому не понравился шедший от пышных усов запах табака, беспокойно метнулся в сторону, и начальник испуганно отпрянул от клетки.
– Ишь ты, какой шустрый!.. – озадаченно промолвил он и, переведя взгляд на деда, спросил: – Какой же ловкач его поймал?
– Вот он, ловкач! – кивнул дед Филипп на Яшу.
Начальник долго недоверчиво смотрел на охотника, потом засуетился:
– Да вы садитесь, товарищи, садитесь! До поезда еще целых полчаса. А как он прибудет, я уж что-нибудь устрою.
Но Яша не сел, а, взяв клетку, вышел на перрон, чтобы соболь не успел согреться в теплом кабинете.
Скоро вдали, на вечернем небе, вспыхнула зеленая звездочка семафора, и поезд с грохотом подлетел к станции. Начальник вышел из кабинета и, поманив за собой Яшу, побежал куда-то в хвост состава. Тут им навстречу попался человек в черной шинели, с кожаной сумкой. Начальник объяснил ему, в чем дело, и человек в шинели, немного подумав, сказал:
– Придется в багажный…
И они все пошли к багажному вагону.
Здесь Яша устроился как нельзя лучше: соболь был оставлен в холодном, загроможденном ящиками вагоне, а в маленьком купе кладовщика, где жарко топилась чугунная печка, нашлась свободная верхняя полка, и Яша, разостлав свою доху, расположился совсем как дома.
За обледенелым окном звякнул колокол. Застучали, заговорили колеса вагона. Поезд, набирая скорость, помчался по снежному полю, озаренному восходящей луной.
4
В этом же поезде, только в пассажирском вагоне, ехал Вася Павлов. Долог и извилист был путь этого четырнадцатилетнего мальчика из родной Белоруссии в неведомую Сибирь.
Шесть лет назад Вася жил с отцом и матерью в маленькой деревушке Клинцы, что стояла на самом берегу речки Ольшанки. Васе казалось, что такого чудесного местечка нет во всем мире. В самом деле, разве водилось хоть в одной речке столько рыбы, сколько в Ольшанке? Разве можно было найти в другом месте таких крупных раков, как у мельничной плотины? А лес! Конечно, такого темного, дремучего леса, где встречались даже медведи, не было больше нигде.
И колхоз, в котором работали Васины родители, тоже был знаменитый. Не зря называли его «Ударник». На колхозной пасеке было столько ульев, что им, наверно, не знал счета даже сам пчеловод Павел Петрович Синицын. От каждого улья колхозники получали за лето по нескольку килограммов меду.
И потому люди шутя говорили, что в колхозе «Ударник» от пасеки до деревни течет медовая река.
Павел Петрович Синицын был самый уважаемый в округе человек. Его приглашали даже в Москву, в Кремль, и старый пчеловод вернулся оттуда с большой наградой – орденом Ленина.
Вася немного побаивался пчел, потому что они больно жалили. Но это. не мешало ему часто бывать на пасеке и помогать Павлу Петровичу в работе. В конце концов дело это Васе понравилось, и он решил, что когда вырастет, то обязательно станет помощником пчеловода. Мальчик поделился своим замыслом с отцом. Отец ничего не имел против, но сказал, что сперва нужно окончить школу.
И Вася прилежно учился, так как хотел знать не меньше, чем Павел Петрович.
Но однажды, когда Вася сидел у пчеловода и усердно орудовал деревянной ложкой в миске с медом, мимо пасеки вдруг проскакал всадник и прокричал короткое страшное слово:
– Война!
Мальчик побежал в деревню. Там уже все знали о нападении немецких фашистов, и колхоз напоминал большой, гневно шумящий улей.
В этот же день отец Васи ушел на фронт, на защиту Родины. Мальчик расстался с ним за деревней и долго со слезами на глазах смотрел, как оседала на колосья ржи пыль, поднятая умчавшимся автомобилем…
Больше Вася отца не видел. Лишь через много месяцев стало известно, что он не вышел живым из неравного боя с фашистскими танками.
Вскоре после начала войны над колхозом «Ударник» появился фашистский самолет. Летчик, сделав несколько заходов, обстрелял из пулемета деревню. И когда он улетел, Васина мать осталась лежать на подоконнике, изрешеченная пулями…
Осиротевшего мальчика взяли с собой колхозники, эвакуировавшиеся в глубь страны. А с одной станции, где собралось много таких же, как Вася, бездомных детей, ребят направили в приволжский городок. Там их поместили в детский дом.
Детей хорошо кормили и одевали, с ними ласково обращались, учили грамоте. Но Вася, так рано увидевший много горя, очень долго не мог прийти в себя. Он был скучен, задумчив, редко улыбался. По ночам он вдруг вскакивал с постели и, бледный от страха, с криком бросался куда-нибудь в угол, словно стараясь спрятаться от невидимого врага…
Воспитательницы старались сделать так, чтобы мальчик забыл обо всем страшном, чтобы он почувствовал себя в новой обстановке как дома. И это им в конце концов удалось. Вася повеселел, стал спокойнее спать. Его все более начали интересовать и игры, и учеба, и работа.
Детский дом, в котором жил Вася, трудно было бы назвать образцовым. Его открыли наспех во время войны, и потому здесь не хватало еще очень многого. А самое главное, приходилось ютиться в тесном, случайном помещении.
– Скоро нас переведут в другое место, – говорили воспитательницы. – Поедем далеко-далеко, в Сибирь. Там сейчас новые дома для нас строят.
Ребята с нетерпением ждали переселения. Они с большим интересом расспрашивали воспитательниц о Сибири: ведь в этом суровом крае было так много интересного!
И вот поезд мчал Васю Павлова в этот далекий край. Мелькали по сторонам поля, перелески, города, деревни.
Вася почти не отходил от обледенелого окна вагона, с любопытством смотря в прогретый дыханием пятачок. Только теперь мальчик стал понимать, как велика его родная земля: уже несколько суток несется поезд вперед, а до конца пути все еще далеко.
– Когда же будет Сибирь? – спросил он у воспитательниц.
– Мы уже давно едем по Сибири, – ответили ему.
Вася недоверчиво покачал головой и снова прильнул к окну. То, что он видел, так плохо вязалось с его представлением об этом крае! Вокруг такой же лес, как и возле деревни Клинцы, только разве чуточку потемнее. В стороне показалось село – самое обычное русское село, с большими домами, с торчащими над крышами шестами антенн…
Вскоре поезд стал замедлять ход и остановился.
Вася решил не терять времени даром. Как можно было упустить такой удобный случай поближе познакомиться с незнакомой ему стороной!
Накинув на плечи пальто, мальчик, стараясь не попадаться на глаза воспитательницам, выскользнул из вагона. Он перебежал через пути и остановился на краю занесенного снегом перрона.
Маленький станционный поселок тонул в высоком, густом лесу. Было морозно, и деревья, опушенные инеем, казались сотканными из кисеи.
«Это, наверно, и есть тайга, – подумал Вася, любуясь сверкающими на солнце льдистыми блестками изморози. – Не такая уж она дремучая, как о ней рассказывали».
В это время на другом конце перрона показался одетый в длинную доху подросток. Он важно нес в руках проволочную клетку, в которой метался гибкий темный зверек. И при каждом движении зверька казалось, что мех его вспыхивает серебристыми искрами.
– Соболь! – громко сказал кто-то из пассажиров.
Вася читал в книжке об этом редком зверьке, но видеть соболя ему не приходилось. И потому мальчик опрометью бросился вслед за несущим клетку коренастым подростком.
Он догнал его за углом какого-то ларька и, робко тронув за рукав дохи, спросил:
– Правда, что это соболь?
Паренек повернул к Васе веснушчатое, загрубевшее от непогоды лицо и с видом превосходства ответил:
– Ну конечно.
– А где ты его взял? – заинтересовался Вася.
Подросток снисходительно усмехнулся и пояснил:
– Где же их берут, как не в тайге? Пошел на промысел и поймал.
Вася хотел расспросить, как ловят соболей, но тут к ним подошел высокий мужчина в новом дубленом полушубке и, приветливо кивнув охотнику, осведомился:
– Если не ошибаюсь, Яша Таранов?
– Таранов, – подтвердил с достоинством паренек.
– А я зверовод Сизых, из совхоза, – представился мужчина, и по его чуть суровому лицу с пытливыми серыми глазами скользнула лукавая улыбка.
– Иван Данилович! – воскликнул Яша. – Это вы прилетали к нам в прошлом году за соболями?
– Во-во! – подтвердил зверовод улыбаясь. – Вспомнил, значит? А я тебя сразу узнал. Я ведь не забыл, как ты чуть не улетел с нами на крыле самолета…
Яша смущенно потупил глаза, а Иван Данилович, взяв клетку, стал внимательно смотреть на беспокойного зверька. И тут Вася заметил, что на ладони зверовода краснеет большой шрам, а пальцы, сведенные лодочкой, не гнутся. Кисть, по всей вероятности, была прострелена пулей.
– Славная соболиха! – произнес между тем Сизых, ставя клетку на снег. – Молодец, Яков! Скажу прямо: мало у нас таких красавиц.
– Уж вы, Иван Данилович, следите за ней, – попросил Яша. – Ведь она дикая…
Яша хотел было рассказать, каких трудов ему стоило поймать эту соболиху, но тут Вася, все время не спускавший глаз со зверька, вдруг испуганно вскрикнул:
– Поезд!..
Увлеченный соболем, мальчик не заметил, как тронулся его поезд.
Вася бросился к убегающим вагонам, но в это время дорогу ему преградил встречный товарный состав. Он был очень длинный, и, когда наконец прошел, перед растерявшимся мальчиком уже проносился последний вагон пассажирского поезда.
Охваченный страхом, Вася помчался по путям. Он видел, как все увеличивается расстояние между ним и последним вагоном, знал, что поезда теперь уж не догнать, но все-таки бежал и бежал, что-то крича и размахивая руками.
Когда поезд скрылся за поворотом и в морозном небе растаяли клубы черного дыма, силы оставили Васю, и он, упав на снег, горько заплакал…
5
Сколько времени пролежал Вася на снегу, он не мог бы сказать. Мальчик чувствовал, как холод начинает проникать под накинутое второпях пальто, за голенища надетых без портянок валенок. Все больше и больше коченели мокрые от слез пальцы.
«Замерзну…» – подумал Вася, сдерживая рыдания, и решил подняться на ноги. Но ему так страшно было увидеть себя совсем одиноким на глухом таежном полустанке, что он еще плотнее прижал к лицу ладони и уткнулся в снег…
Вдруг кто-то осторожно тронул его за плечо. Вася приподнялся, открыл глаза и увидел перед собой Ивана Даниловича.
– Отстал? – мягко проговорил зверовод, склоняя над мальчиком обветренное лицо. – Плохи твои дела, парень… Да ты поднимайся, поднимайся! Едешь-то куда?
Вася встал, доверчиво посмотрел на Ивана Даниловича и внезапно почувствовал, что ему стало легче от одного присутствия здесь этого спокойного, внешне сурового человека. Что-то родное, отцовское звучало в его несколько грубоватом голосе; даже щетинистые, коротко подстриженные усы казались такими знакомыми…
И мальчик рассказал звероводу всю свою несложную биографию.
– Плохи дела… – повторил Иван Данилович задумчиво, когда Вася закончил рассказ. – А только слезами, браток, горю не поможешь.
Зверовод выдернул из-за опояски меховые рукавицы и, протянув их Васе, сказал:
– Надень! Пойдем в вокзал, там что-нибудь придумаем.
И он широко зашагал по путям.
В маленьком помещении вокзала Иван Данилович усадил мальчика на скамейку, а сам куда-то ушел. Его не было довольно долго. Вася даже стал беспокойно поглядывать в окно. Но сквозь обледенелые стекла ничего не было видно, и Вася, тяжело вздохнув, стал терпеливо ждать.
Вскоре у заднего крыльца вокзала послышался шум подъехавшей автомашины, и в дверь вошли Иван Данилович и Яша. Зверовод нес в руках большой овчинный тулуп.
Сев на скамью, Сизых стал сосредоточенно свертывать цигарку, время от времени, словно невзначай, поглядывая на Васю. Затем он как бы между прочим спросил:
– Так в какую же местность тебя везли?
– В Сибирь, – ответил мальчик.
– Сибирь велика, – улыбнулся зверовод. – На какой станции сходить надо было?
– Не знаю… – уныло опустил голову Вася.
Иван Данилович вытащил из печки уголек и, прикурив, решительно заявил:
– Надевай тулуп!
Вася, ничего не понимая, вопросительно посмотрел на зверовода. А тот, видимо, истолковав этот взгляд по-своему, успокоил мальчика:
– Ничего, что не по росту. Зато тепло будет.
– А… для чего надевать? – несмело спросил Вася. – Тут не холодно…
– Как – для чего? – удивился Иван Данилович. – Не бросать же тебя на станции… Поедем в наш совхоз. А там решим, куда тебя определить.
Вася послушно закутался в непомерно длинный тулуп, и все трое вышли из вокзала. Из кабины автомашины с любопытством выглянула девушка-шофер и сквозь шум мотора прокричала:
– Давайте пассажира ко мне, Иван Данилович! В кузове он замерзнет.
– Бери, Катя, бери! – согласился зверовод и помог Васе забраться в кабину.
Катя захлопнула дверцу, и в этот момент у борта послышался голос Яши:
– Соболиху мою, Иван Данилович, кому попало не доверяйте… Еще упустят…
Что ответил зверовод, Вася не разобрал. Мотор загудел еще громче, и машина тронулась.
В это время с соседней станции, куда уже дошел Васин поезд, позвонили дежурному по полустанку. Начальник станции спрашивал, нет ли на полустанке отставшего от поезда мальчика.
Дежурный выбежал на перрон, заглянул в зал ожидания и, возвратясь, ответил:
– Нет никого. Он, наверно, сел в другой вагон.
И разговор на этом кончился.
А машина зверосовхоза уже проехала поселок и углублялась в лес, делая самые замысловатые петли.
Вася с интересом смотрел по сторонам. Такого леса ему еще не приходилось видеть. Толстые лиственницы, кедры и пихты росли так густо, что, казалось, среди них невозможно было пройти. Но что более всего удивило мальчика – это громадные груды валежника на каждом шагу. Невольно вспомнился родной клинцовский лес: там на земле не валялось ни одной хворостины, все подбиралось на топливо. Вася хотел спросить у Кати, почему здесь не пилят бурелом на дрова, но девушка так сосредоточенно управляла машиной, что он не решился отвлекать ее разговорами.
Впрочем, через некоторое время мальчик стал догадываться, в чем тут дело. Они ехали уже довольно долго, а лесу все не было конца; наоборот, он становился темнее и гуще. И тогда Вася подумал, что убирать весь валежник в таком лесу хватит на сто лет.
В одном месте, где мохнатая елка склонилась над самой дорогой, Вася заметил на ветке белку. Пушистый проворный зверек с любопытством глядел на машину, не выказывая никакого беспокойства.
– Смотрите, белка! – воскликнул мальчик, трогая Катю за рукав.
– Их тут много, – равнодушно отозвалась девушка.
И не успел Вася полюбоваться зверьком, как по сторонам снова замелькали деревья-великаны.
Впереди открылась широкая поляна. Машина взлетела на холм, и тут Вася увидел перед собой маленький красивый поселок. Новые двухэтажные дома, окруженные деревьями, располагаясь двумя правильными рядами, образовали широкую улицу. Поодаль виднелись хозяйственные постройки, среди которых выделялась электрическая станция. А дальше кольцом смыкалась все та же густая, угрюмая тайга.
Машина остановилась у небольшого, стоявшего на отшибе домика, чуть не до крыши утонувшего в сугробах.
– Контора, – сказала Катя и выключила газ.
Откуда-то появилась черноглазая девушка в зеленой телогрейке и ватных брюках, и Вася слышал, как Иван Данилович обратился к ней с вопросом:
– Что нового в нашей секции, Клава?
– Дикарь начал есть.
– В самом деле? – изумился зверовод. – Точно это?
– Сама видела во время дежурства. Почти всю порцию мяса съел.
– Хорошо! – удовлетворенно произнес Иван Данилович. – Все-таки мы своего добились!
Он перегнулся через борт кузова и, вручив Клаве клетку с соболихой, сказал:
– Выпусти, пожалуйста, в двенадцатую вольеру. Запиши в журнале: рацион «В».
– Есть! – по-военному отчеканила девушка и по узкой тропинке направилась в лес.
Зверовод выпрыгнул из кузова на снег:
– Вылезай, Вася, приехали. Не замерз?
– Нет, – отозвался мальчик, скидывая с плеч тулуп.
Сизых повел Васю в поселок. Выйдя из проулка, они направились влево и, свернув к одному из двухэтажных домов, поднялись по лестнице наверх.
– Вот мы и дома, – произнес Иван Данилович, открывая дверь.
На кухне их встретила худенькая хлопотливая женщина с засученными выше локтей рукавами. Она стояла у плиты и, увидев незнакомого мальчика, удивленно подняла вверх тонкие брови.
– Гостя привез, Александра Сергеевна, – объяснил с улыбкой Иван Данилович.
И он коротко рассказал жене все, что знал о Васе.
Александра Сергеевна, подойдя к мальчику, ласково положила ему на голову руку. И от этого прикосновения Васе стало так хорошо, что он еле сдержал невесть почему набежавшие на глаза слезы.
– Прежде всего в баню надо с дороги, – засуетилась Александра Сергеевна. – Иди с ним, Ваня. Сейчас я вам белье соберу.
Она бросилась к комоду, но тут вспомнила, что белье мужа для мальчика будет слишком велико.
– Сбегаю к Марье Ильиничне, – сказала Александра Сергеевна: – у нее сын точь-в-точь такого же роста.
Но, уже накинув на плечи шаль, она подумала, что Вася, должно быть, очень голоден. Выхватив из духовки несколько горячих пирожков, она сунула их мальчику и только после этого помчалась к соседке.
Через пять минут Александра Сергеевна вернулась с парой белья. И Вася с Иваном Даниловичем, так и не успевшие даже присесть, отправились в баню, на край поселка.
В бане, забравшись на высокий полок, Вася так яростно начал хлестать себя пахучим березовым веником, что даже Иван Данилович рассмеялся и сказал:
– Паришься ты, как природный сибиряк!..
А когда Иван Данилович и Вася вернулись домой, на застланном чистой скатертью столе уже стоял самовар и от плиты тянуло аппетитным запахом котлет и жаренных в масле блинчиков. Едва мальчик успел раздеться, как Александра Сергеевна усадила его за стол.
Вася, отвыкший от домашней обстановки, чувствовал себя не совсем уверенно. Все, что произошло с ним за последние несколько часов, стало казаться чем-то почти невероятным. И, наверно, поэтому ему очень захотелось увидеть своих товарищей из детского дома, с которыми он так крепко подружился. Сколько интересного рассказал бы он им!
Александра Сергеевна, поняв состояние своего гостя, постаралась сделать так, чтобы он почувствовал себя непринужденно. Она стала расспрашивать его о родителях, о жизни в детском доме. Мальчик отвечал ей сперва неохотно и скупо, но мало-помалу воспоминания увлекли его, и он рассказал обо всем очень подробно.
За столом засиделись до позднего вечера. И когда Александра Сергеевна заметила, что гость начинает украдкой позевывать, она увела его в горницу и уложила в постель. Забравшись под теплое одеяло, Вася свернулся калачиком, закрыл глаза. И ему тотчас же показалось, что кровать начала покачиваться, словно вагон на рессорах, а по сторонам бесконечной вереницей поплыли запорошенные снегом могучие деревья. Потом все спуталось, исчезло, и Вася крепко уснул.
6
Медленно наступает в тайге зимний рассвет. Долго борется солнце с морозным туманом, пока не пробьется сквозь него косыми лучами. И бывает, что большой красный диск его висит над горизонтом целый час, а в лесу все еще разливается сине-фиолетовая ночная темь.
Вася, высунув голову из-под одеяла, с любопытством следил, как неохотно уходила на запад ночь. На оледенелом окне уже давно сверкали огненными брызгами солнечные лучи, а улица по-прежнему тонула в мутно-белой мгле.
На кухне слышались шаги Александры Сергеевны. Там что-то шипело на сковороде, потрескивали в плите сухие дрова, звенела посуда. Потом с морозным скрипом распахнулась дверь, и и с улицы вошел, похлопывая рукавицами, Иван Данилович. Не снимая полушубка, он заглянул в горницу, и тут Вася прежде всего почему-то обратил внимание на его покрытые изморозью усы. Это было так смешно: на румяном лице – белоснежные усы, что мальчик невольно улыбнулся.
– Проснулся? – спросил Иван Данилович. – Вставай, одевайся, будем завтракать. – И, уходя на кухню, добавил: – Я уже на кормежку сходил.
Вася догадался, что Иван Данилович ходил кормить соболей, и мальчику стало очень обидно. Нужно же ему было так заспаться! Встань он раньше, Иван Данилович, конечно, взял бы его с собой. А теперь жди следующего утра!
Но беспокойство Васи оказалось напрасным. После завтрака Иван Данилович сказал:
– Теперь пойдем к нашим зверькам.
– Зачем таскать за собой ребенка в такой мороз? – вмешалась Александра Сергеевна. – Пусть отдыхает.
– Ничего, – ответил Иван Данилович. – Мальчонке надо привыкать к морозам.
– Нет-нет, тетенька, я пойду! – поспешно откликнулся Вася. – Я ведь за дорогу нисколечко не устал.
И, боясь, чтобы зверовод не передумал, Вася начал проворно одеваться.
Широко шагая по улице рядом с Иваном Даниловичем, Вася деловито спросил:
– А как вчерашняя соболиха? Не скучает на новом месте?
– Скучает… – вздохнул зверовод. – Беда с этими новенькими! Не ест… Придется сладким ее угощать.
Вася очень заинтересовался, какими это сладостями Иван Данилович думает кормить соболиху, но расспрашивать не стал: может быть, зверовод просто пошутил.
По узкой тропинке, протоптанной между высокими сугробами, вошли в лес. И едва скрылся за деревьями поселок, как Вася подумал, что более глухой тайги, чем в этом месте, нет, конечно, во всей Сибири. Вокруг ни полянки, ни просвета, ни малейшего следа человека. Глушь, чаща, бурелом…
Словно угадав его мысли, Иван Данилович сказал:
– Этот участок у нас заповедным объявлен. Как было тут сто лет назад, так и теперь осталось. Никто здесь не рубит ни прутика. Соболь должен видеть вокруг себя настоящую тайгу, в которой привык жить.
Внезапно дорогу преградила металлическая сетка. Вася заметил ее, не доходя каких-нибудь пяти шагов, и изумленно остановился. Укрепленная на столбах, она была намного выше роста человека и ровной стеной прорезала тайгу.
– Шестая секция, – коротко сказал Иван Данилович, постучав кулаком в решетчатую калитку.
Вася увидел, что за сеткой, близ входа, стоит маленькая избушка, чуть не до самой трубы занесенная снегом. На стук из этой избушки выбежала та самая девушка, что унесла вчера клетку с соболихой.
– Открой, Клава, – попросил зверовод.
И девушка, щелкнув большим ключом, распахнула калитку.
За этой большой оградой перед Васей возник чудесный, незнакомый ему мир. Здесь было так много нового, невиданного, что у мальчика от изумления широко открылись глаза.
Между деревьями правильными рядами стояли необычные постройки. Они напоминали остовы больших сараев. Каждое помещение делилось на множество комнаток-отделений, расположенных по обе стороны длинного сквозного коридора. Стены и крыши в этих диковинных постройках были сделаны из металлических сеток.
– Вольеры, – пояснил Иван Данилович, шагая вперед по широкой аллее, напоминающей своеобразную улицу в фантастическом селении.
Едва они подошли к первой вольере, как в морозном воздухе раздались резкие звуки, отдаленно напоминающие ворчанье рассерженной кошки. В каждой комнате-клетушке заметались потревоженные приходом людей соболи. Глухо зазвенела туго натянутая проволока.
– Тише, зверушки, тише, – ласково говорил Иван Данилович, с улыбкой глядя на своих питомцев.
Но зверьки не унимались. Тревога перекинулась в другие вольеры, и за какие-нибудь полминуты весь лесной городок был охвачен волнением. Соболи выскакивали из набитых соломой ящиков, из снежных нор, бросались на сетчатые стены, цеплялись за потолок…
Вася оглянулся вокруг. И куда бы он ни посмотрел, всюду мелькали только сердитые, беспокойно мечущиеся зверьки.
– Сколько же их тут? – удивленно спросил мальчик.
– Много, – посмеиваясь, ответил Иван Данилович. – Если плохо учил арифметику, не сосчитаешь.
Зверовод остановился и уже серьезно заговорил:
– Дело наше новое. Ведь соболеводством стали мы заниматься только при советской власти. До революции о нем понятия не имели. А почему? Очень просто. Есть такая сказка, как один жадный человек убил курицу, которая несла ему золотые яйца. Помнишь? Так вот, хищники-купцы действовали на манер этого человека. Они думали только о том, как бы скорее набить золотом свои карманы. А что будет дальше, их не интересовало. Ну и выбивали соболя. Ведь лет двадцать пять назад его почти совсем истребили… – Иван Данилович широко развел руками. – А теперь – видишь, что мы имеем? В одной только нашей секции – миллионное богатство! А сколько таких секций во всем совхозе!..
Увязая в сугробе, зверовод направился к двери в вольеру.
– Наша страна находится в очень выгодном положении, – продолжал он: – соболь водится только в сибирской тайге и нигде больше на всем земном шаре.
Войдя в вольеру, Иван Данилович остановился у пустой крайней клетки. На двери ее висела фанерная дощечка с короткой надписью.
– «Мед-ведь»… – прочел Вася и в недоумении посмотрел на зверовода.
– Соболя одного мы так назвали, – пояснил Сизых, заметив этот взгляд. – Уж очень он ленив и неповоротлив! Есть готов круглые сутки, только подавай.
Иван Данилович стукнул пальцем по сетке, и из деревянного ящика неторопливо вылез толстый, необычайно пушистый зверек. Он потоптался на снегу, потом вспрыгнул на прикрепленную к двери полочку, доверчиво поглядывая сквозь сетку на людей. И было в его мордочке столько добродушия, что Вася сказал:
– Да он совсем ручной!
– Это так кажется, – покачал головой Иван Данилович. – К людям он немного привык, это верно. А попробуй просунуть к нему сквозь сетку палец… Так вцепится зубами, что не скоро оторвешь!
Зверовод достал из кармана горсть кедровых орехов, высыпал на полочку. Соболь, обнюхав их, начал торопливо грызть, проглатывая ядрышки вместе со скорлупой.
– А вот это – лучшая мать-соболиха, – проговорил Сизых, переходя к другой клетке, где металась черно-серебристая красавица. – Королевой зовут. У нее сложная биография. Родилась в Забайкалье, в Баргузинской тайге. Прожила на свете два года – попала в охотничью ловушку. Повезли ее на самолете под Москву, в первый соболиный питомник. Тихо, мирно зажила Королева на новом месте. И вдруг – война. Фашисты подходили всё ближе и ближе. Задумались звероводы: что делать? Не оставлять же врагу драгоценных соболей! Пришлось посадить их в клетки, погрузить в вагон и направить в тыл, в наш совхоз…
Останавливаясь почти у каждого отделения, Сизых знакомил Васю со зверьками. Мальчик заметил, как оживился этот скупой на слова, с виду угрюмый человек. Видно было, что он страстно любит свое дело.
Иван Данилович помнил «в лицо» всех соболей, знал повадки и особенности каждого из них. О любом из своих питомцев он рассказывал такие интересные истории, что Вася слушал его, боясь пропустить хоть одно слово.
Мальчик узнал, что по расцветке и качеству меха соболи делятся на кряжи. Так пушники называли отдельные зоны сибирской тайги. В шестой секции были соболи почти всех кряжей: и баргузинского, и амурского, и енисейского, и камчатского.
– А вот «высокая головка», – указал Сизых на темного зверька с черной широкой полосой на спине. – Высший сорт. Такой породы в тайге не встретишь. Выведена в нашем совхозе!
Иван Данилович мог бы рассказать, каких трудов стоило ему выведение этой породы, как, недоедая и недосыпая, бился он долгое время над разрешением сложной биологической задачи. Но обо всем этом зверовод из скромности умолчал, и Вася узнал о труде Ивана Даниловича значительно позже.
Когда дошли до конца коридора, Сизых кивнул головой в сторону самого крайнего отделения:
– Узнаёшь?
– Ну как же! – обрадованно воскликнул Вася, словно встретил старого знакомого. – Ведь это та самая соболиха…
– …из-за которой ты отстал от поезда, – договорил Иван Данилович.
Мальчик виновато потупил глаза. А зверовод, заметив его смущение, серьезно произнес:
– Ничего, ничего. Не опускай головы. Может, эта соболиха тебе путь показала.
Смысла последних слов Ивана Даниловича Вася не понял.
– Как же вы ее назвали? – спросил мальчик, чтобы нарушить молчание.
– Да, об этом я и не подумал… – вспомнил зверовод. Он замедлил шаг и, морща лоб, решил: – Пусть будет Вешка.
– А что это такое? – не понял Вася.
– Наше, таежное слово, – пояснил Сизых. – Там; где нет ни дороги, ни тропы, охотники втыкают в землю на поворотах прутья: вешками их называют. Куда надломленная вершинка указывает – туда сворачивать надо… Понял?
– Понял, – ответил Вася.
Но почему зверовод дал соболихе эту кличку, он так и не додумался.
В это время к ним подошла Клава.
– Совсем замаялись мы, Иван Данилович, – пожаловалась она. – Сколько работы, а людей в нашей смене не хватает. Помощника бы…
– Знаю, Клава, знаю, – перебил ее зверовод. – Потерпите немного. Найду вам помощника.
И Сизых зашагал дальше по широкой улице диковинного городка.
7
Вот уже третий день жил Вася у Ивана Даниловича, захваченный потоком интереснейших впечатлений. Здесь, в этом необычном хозяйстве, чуть не на каждом шагу делал он всё новые и новые поразительные открытия.
Однажды мальчик забрел в большую механизированную кухню, где неумолчно гремели приводимые в движение электричеством машины. Тут Вася увидел, как огромные куски мяса по конвейеру поступали в цилиндрический барабан и, моментально изрезанные множеством ножей, двигались оттуда уже в виде густой каши в оцинкованные баки. Это была та самая пища, которой кормили соболей.
Вася хотел проскользнуть в следующий зал, где у длинных столов, заставленных фарфоровой посудой, хлопотали одетые в белые халаты женщины, но дорогу ему преградил высокий седой повар и сердито крикнул:
– Ты что тут болтаешься?! Не знаешь разве: входить сюда посторонним нельзя!
Вася испуганно попятился назад, но в это время повар, поправив на длинном носу очки, мягко спросил:
– Это тебя, что ли, Иван Данилович привез?
– Меня… – робко ответил мальчик.
– Вишь ты! – неожиданно потеплевшим голосом проговорил повар, снимая очки. – А я, по правде сказать, не признал…
