Текст книги "По волчьему следу. Хроники чеченских войн"

Автор книги: Николай Асташкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 32 страниц)

Грозный, когда-то один из красивейших городов на Северном Кавказе, теперь представлял собой печальное зрелище: кругом руины, воронки, торчащие балки и арматура. Если и сохранился какой дом, то либо без крыши стоит, либо с провалами в стенах, либо иссечен пулями и осколками. И почти повсеместно взрываются фугасы, стреляют снайперы, совершаются теракты. И гибнут люди: и военнослужащие, и мирное население.

Вот в таких условиях военным строителям приходилось заниматься обустройством войск. Ташлык постоянно находился то на одном, то на другом возводимом объекте и всякий раз поражался самоотверженности военных строителей, гражданских специалистов. Никто, с кем ни беседовал, не жаловался на ужасные условия, не показывал страха. Хотя и так понятно – в Грозном было и страшно, и небезопасно. Вечером закончат работы на объектах, уедут в расположение, а утром возвращаются – то в одном, то в другом месте стоят «растяжки». Кто зазевается, ослабит внимание – тотчас попадает в беду. И поди разберись, кто приготовил «сюрприз»: то ли рабочие-чеченцы, то ли боевики.

В том, что все задачи по обустройству войск в Чечне военными строителями успешно решались, несомненно, большая заслуга заместителя командующего войсками СКВО по строительству и расквартированию генерал-лейтенанта Леонида Шатворяна. Он с первого дня постоянно находился в Чечне и очень умело организовывал все работы.

Кстати, Леонид Георгиевич – один из немногих специалис-тов-строителей, кто был против восстановления Грозного. Шат-ворян считал, что дешевле построить новый город на другом месте, чем сначала разобрать руины, восстановить коммуникации и подготовить место под новые дома. Тем более, как утверждал он, город находится в сейсмической зоне, вдобавок подверженной артиллерийской стрельбе и авиационной бомбежке. Кстати, Леонид Георгиевич до сих пор остается при своем мнении, считая восстановление Грозного большой ошибкой.

Очень часто бывал в Чечне и генерал Александр Косован, первый заместитель начальника строительства и расквартирования войск Министерства обороны. Что скрывать, к ситуации, сложившейся тогда, мы не были полностью готовы.

– Я тогда поразился, – вспоминает Михаил Ташлык, – как генерал Косован ориентируется в обстановке, ставит задачи своим заместителям, начальнику строительного управления округа, мне – начальнику УНР. Четко, уверенно, тут же определяя, откуда будут поступать материалы, и кто их будет доставлять.

Приезжал он в Чечню часто. Не было ни одного населенного пункта, где работали военные строители, в котором он бы ни побывал. Александр Давыдович ходил по объектам в любую погоду, беседовал с солдатами, интересовался их бытом, внимательно слушал офицеров. Поездки эти не носили инспекционного характера. Просто Косован сам на месте убеждался, как идут работы по обустройству войск, определял, какая нужна помощь. Но за нерасторопность, халатность спрашивал строго. Тогда его лицо становилось каменным, глаза принимали стальной оттенок.

– Военным строителям в Грозном были приданы три БТРа, – рассказывал Михаил Петрович Ташлык, —два экипажа из которых, к сожалению, погибли. Поэтому колонны со строительными материалами мы сопровождали сами, делая свою работу наравне со всеми: мотострелки, десантники, морские пехотинцы штурмовали здания, а военные строители, зачастую под пулями, замешивали цементный раствор, обкладывали кирпичом сборнощитовые казармы, возводили многочисленные объекты.

К сожалению, труд военных строителей в Чечне оценен далеко не полно. О них мало пишут, мало рассказывают по телевидению. В основном ведут речь о десантниках, артиллеристах, разведчиках. Больше даже бандитов показывают: убитых, захваченных в плен. Но если вдуматься, вспомнить, в каких условиях приходилось работать военным строителям в Чечне, выполняя главную для них задачу по обустройству войск, то понимаешь, что они на самом деле ежедневно совершали подвиг.

И все же хочется верить, что наступят времена, когда в Чечне стабилизируется обстановка, будет восстановлен Грозный и другие города, и тогда сами жители оценят труд тех, кто возводил для них дома, больницы, школы. В том числе и военных строителей. И где-нибудь в Шали или Борзое, Калиновской или Аргуне еще появятся улицы, названные в честь этих людей. И неважно, какой они были национальности: русские или чеченцы, армяне или аварцы, украинцы или татары.

Военная весна 95-го

Весной 1995 года активные боевые действия в Чечне пошли на спад. Одна из причин – переговоры, которые проводило командование Объединенной группировки федеральных сил с начальником штаба Дудаевских формирований Асланом Масхадовым. Казалось, это был реальный шанс на пути к миру. В основу замысла переговоров лег принцип: если «верхи» не хотят вести диалог, тогда «низы» сами попробуют на своем уровне решить военный блок вне прямой связи с политическим, иначе говоря, найти пути к согласию на уровне военных руководителей. Инициатива переговоров исходила от чеченской стороны, конкретно – от Аслана Масхадова. Российская сторона пошла ему навстречу.

Переговоры шли в три этапа. Проводились они в станице Ор-джоникидзевская в аэропорту Слепцовский, на границе Чечни и Ингушетии. Командование Объединенной группировки федеральных сил прибывало на вертолетах. Руководители дудаевских формирований следовали по специальному маршруту, который обеспечивался силами Внутренних войск: на момент продвижения снимался ряд постов, убирались бронетранспортеры, бетонные плиты. Переговоры проводились в небольшой комнате, где раньше размещалась дежурная часть милиции, и велись примерно с 10 утра и до обеда. С российской стороны в них участвовали генерал-полковники Анатолий Васильевич Квашнин и Анатолий Сергеевич Куликов, с противоположной – Аслан Масхадов. Периодически также приглашались руководители вооруженных формирований, в частности Шамиль Басаев.

Переговоры шли сложно, в больших спорах. Наши сразу же предложили Масхадову немедленно прекратить боевые действия, произвести обмен всеми задержанными с той и с другой стороны по принципу всех на всех. В южной части Грозного находилось большое количество тел боевиков. Дудаевская сторона обратилась с просьбой разрешить их вывезти и захоронить по своим обрядам, на что наши руководители дали согласие и обеспечили необходимые условия. Предлагалось также сдать тяжелое и коллективное оружие, оставив чеченцам только стрелковое. Представители дудаевской стороны расходятся по местам постоянного жительства. До формирования эффективных органов власти в населенных пунктах создаются отряды самообороны. При отказе от вооруженного сопротивления российские войска в эти населенные пункты не входят. Там организуются местные органы власти. Здание мира начинает строиться с каждого поселка, с каждого села. Грозный объявляется демилитаризованной зоной, там остаются только силы федеральной и местной милиции. Таковы были условия, которые внесла российская сторона.

Среди населения интерес к переговорам существовал огромный. Когда Масхадов возвращался назад, буквально в каждом селе выходили жители, спрашивая его, о чем договорились. Ответ со стороны дудаевцев ждали к воскресенью. Но в субботу, 17 февраля 1995 года, при поддержке артиллерии были атакованы подразделения морской пехоты. Причем характер боевых действий говорил о том, что нарушение не спонтанное, а плановое. Это фактически и был ответ противоположной стороны на российские предложения.

После произошедшего командование Объединенной группировкой приняло два решения. Во-первых, подготовило Обращение к населению Чеченской Республики, где, в частности, перечислялись предложения российской стороны, а во-вторых, перешло к другой тактике. Раз не решается вопрос на высоком уровне, переговоры стали вести в чеченских селах и поселках. Обращение размножили и распространили почти во всех населенных пунктах Чечни. Те, кто с ним ознакомился, говорили: это то, что нам надо. К руководству Объединенного командования потянулись представители с мест. Говорили: если командование дает гарантии своим предложениям, мы готовы их поддерживать.

В поселках, селах все друг друга знают. Старейшины начали ходить к родителям парней, которые воевали на стороне незаконных вооруженных формирований, убеждали: зачем твой сын хочет разрушить мой дом? Если он хочет воевать, пусть воюет в лесу, в горах или в открытом поле. Только в селе пусть не воюет. Во многих селах закрыли доступ боевикам, создав отряды самообороны, с которыми сотрудничали наши войска. В частности, на некоторых контрольно-пропускных пунктах были организованы совместные дежурства, и сразу исчезли многие проблемы, перестали циркулировать всевозможные слухи: о массовых убийствах, мародерстве, грабежах и разбоях.

В те дни «Российская газета» писала: «Аслан Масхадов, как и большинство дудаевских военных руководителей, бывший офицер Советской Армии, командовал артиллерийским полком. В начале переговоров среди членов российской делегации вдруг увидел своего бывшего командира. Оба были несказанно рады встрече, крепко обнялись. Масхадов пригласил своего командира в гости домой. И он ездил туда... »

Этим командиром был Владимир Николаевич Боковиков – ныне генерал-лейтенант запаса, Герой России, проживающий в Ростове-на-Дону.

Упущенные возможности

В мае 2004 года мне довелось встретиться с Владимиром Николаевичем в его рабочем кабинете, разговор наш длился около двух часов. Приведу рассказ генерала Боковикова так, как он записан на пленке диктофона.

«В сентябре 1981 года меня назначили командиром самоходного артиллерийского полка 19-й танковой дивизии, дислоцировавшейся в Южной группе войск. Майор Аслан Масхадов командовал первым самоходным артиллерийским дивизионом. В профессиональном отношении равных ему в части не было. Дисциплинированный, он во всем показывал пример. Дела у него в подразделении шли превосходно. Те задачи, которые я как командир полка ставил ему, он выполнял безукоризненно и в установленные сроки. Масхадов очень любил воинские ритуалы. У нас, как и положено по уставу, периодически проводились общеполковые вечерние поверки, в конце которых звучал Государственный гимн. Так вот, первый артдивизион во главе с его командиром лучше всех исполнял гимн Советского Союза. Полк являлся гвардейским, поэтому на всей боевой технике, то есть самоходных орудиях, красовались гвардейские знаки, что тоже поднимало боевой дух у личного состава, воспитывало патриотизм. Самым обидным наказанием для солдата было лишение звания гвардейца...

Потом, уже на новом месте службы, я продолжал отслеживать рост офицеров своего полка. Не скрою, мне было приятно, когда Аслан Масхадов сначала стал начальником штаба, а в 1993 году – командиром артиллерийского полка мотострелковой дивизии в Южной группе войск, затем начальником ракетных войск и артиллерии мотострелковой дивизии, которая дислоцировалась в Прибалтике. Он считался, причем по праву, честным и добросовестным офицером, активно участвовал в общественной жизни. Может, в этом есть часть и моей заслуги. Во всяком случае, во мне он не видел человека, который тащит все к себе, наоборот, мы всегда стремились отдать солдату все, что положено, иной раз даже из дома несли магнитофон или телевизор в казарму.

Впервые после долгой разлуки я встретился с Асланом в марте 1995 года. В ту пору я был заместителем командующего ракетными войсками и артиллерией Сухопутных войск России. Чуть раньше, в феврале, генерал Квашнин, в тот момент командующий Объединенной группировкой войск в Чечне, начал вести переговоры с Масхадовым – начальником штаба сепаратистов.

Почему именно с ним? На мой взгляд, на Масхадова сделали ставку как на наиболее лояльного и здравомыслящего человека среди других руководителей незаконных вооруженных формирований. Когда Квашнин первый раз встретился с Масхадовым в феврале 95-го, он, как бы невзначай, обронил фразу: мол, Вы помните Боковикова, своего командира полка в Южной группе войск? Лицо Масхадова тотчас просияло: "А где сейчас Владимир Николаевич?" Между прочим, до этого в разговоре со мной Квашнин усомнился: "Вряд ли Масхадов помнит тебя". Оказалось, помнит. На следующую встречу в станицу Слепцовскую я полетел уже вместе с Квашниным. Аслан, увидев меня, подошел первым, и мы крепко обнялись. Я попросил у Квашнина разрешения поговорить с Масхадовым с глазу на глаз. Разговор у нас длился минут тридцать. Я сказал, что генерал Квашнин попросил меня участвовать в переговорах и предложил совместными усилиями продвигаться к миру: чем больше мирных дней, тем меньше смертей.

– Аслан, – по-дружески говорю ему, —пора заканчивать сопротивление, давай поставим жирную черту, и ты будешь расти уже выше нее, а то, что было ниже, – что ж, пусть останется в истории, тут уже ничего не изменишь, то, что случилось, никуда не выбросишь.

Масхадов ничего не отвечал, о чем-то размышляя. Мне показалось, что он вот-вот согласится со мной, но Аслан продолжал хранить молчание. А затем внезапно сказал:

– Владимир Николаевич, приглашаю Вас в гости, там и закончим разговор.

Я попросил генерала Квашнина разрешить мне посетить дом Масхадова, тот дал "добро". Когда все наши уехали, я остался один с Асланом Масхадовым, Шамилем Басаевым, Русланом Гелаевым и еще некоторыми высшими полевыми командирами. Домой к Масхадову, конечно, не попали – его семья жила в Назрани, – а приехали в Самашки, где были накрыли столы. После сытного застолья все вышли из-за стола, чтобы перекурить. Я подошел к Шамилю Басаеву, который произвел на меня вполне нормальное впечатление, и попросил его отойти в сторонку. Мы закурили: я сигарету "Ява", он "Кэмэл". Я говорю ему:

– Шамиль, ты что, такой богатый, что куришь такие дорогие сигареты?

Он промолчал, глядя в сторону.

Я спрашиваю:

– Шамиль, почему ты молчишь?

Он как-то исподлобья глянул на меня и говорит:

– Владимир Николаевич, учтите, если вы попытаетесь меня убить, вам это не удастся – у каждого из моих телохранителей граната на боевом взводе, так что одно неосторожное движение может стоить вам жизни.

Я сказал ему, что убивать его вовсе не собираюсь. Затем говорю:

– Шамиль, пора заканчивать сопротивление.

Он ответил:

– Владимир Николаевич, если бы те деньги, которые вы израсходовали на войну, отдали бы нам, конфликт бы давно закончился.

Не знаю, был ли искренен в тот момент Басаев или, как обычно, блефовал. Во всяком случае, тогда, весной 95-го, на мой взгляд, еще существовала возможность вести переговоры с полевыми командирами, со старейшинами сел, договариваться о мире и согласии. Но, к сожалению, возможность эту упустили...

И еще хочу сказать об одном. Когда в 1997 году меня назначали на должность начальника ракетных войск и артиллерии Северо-Кавказского военного округа, руководитель одного из подразделений администрации Президента РФ Савостьянов, отвечавший за кадровые вопросы, показал мне книгу Масхадова, в которой автор посвятил мне несколько страниц, и спросил:

– Владимир Николаевич, он был Вашим подчиненным?

– Да, – отвечаю.

– Как Вы его охарактеризуете?

Я не стал кривить душой, рассказал, как оно есть.

К сожалению, вся беда в том, что в начале 1990-х годов у нас в стране вообще отсутствовала какая-либо кадровая политика. А ведь, согласитесь, если бы в свое время Масхадову, офицеру с блестящими командирскими задатками, предложили более высокую должность или направили на учебу в академию Генерального штаба, закончив которую он пошел бы выше по служебной лестнице, используя по назначению приобретенные в армии знания и опыт, тогда, глядишь, и в Чечне все было бы по-другому. Но, став начальником ракетных войск и артиллерии мотострелковой дивизии, он понял, что достиг "потолка", выше которого не прыгнешь: дальше либо спецкомандировка в одну из стран Ближнего Востока, либо преподавательская деятельность, а ведь он – прирожденный командир...».

ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ

Почему же весной 1995 года лишь военные пытались хоть как-то повлиять на лидеров сепаратистов, договориться с ними хотя бы о временном перемирии, образовать задел для дальнейших переговоров на политическом уровне? И почему в это время Москва равнодушно взирала на происходившие в Чечне события? По-видимому, Борису Ельцину тогда было просто не до Чечни – в Москве, как и по всей России, семимильными шагами шла приватизация, осуществляемая Чубайсом, тут требовалось и о себе не забыть. К тому же приближалась очередная президентская гонка. В подтверждение приведу лишь некоторые факты, взятые из открытой печати.

Генерал Коржаков вспоминает следующий разговор.

«Вы обратили внимание, что вся Москва увешана рекламой "ЛогоВАЗа"?– спросил меня Юмашев.– Так вот "ЛогоВАЗ" – это Березовский". Юмашев также дал понять, что если публикация книги Ельцина состоится на средства Березовского, то это стоит рассматривать как благотворительный жест, на который во всей России способен только Борис Абрамович». Реклама «ЛогоВАЗа» Березовского появлялась не только на уличных щитах. Весь 1993 год «ЛогоВАЗ» давал свою рекламу в популярном, но нуждавшемся в деньгах «Огоньке», где Юмашев в то время работал заместителем редактора. Тем самым Березовский финансировал раннюю карьеру Юмашева. Через два года, после реорганизации «Огонька», Юмашев стал генеральным директором журнала, а Березовский – совладельцем. «Ельцин надеялся заработать миллион долларов и постоянно жаловался, что "эти мерзавцы" его ограбили, – вспоминает Коржаков. – Почувствовав недовольство президента, Юмашев и Березовский поняли, что нужно исправить ошибку. Они стали пополнять личный счет Ельцина в лондонском банке "Barclays", объясняя, что это доход от книги. К концу 1994 года на счету Ельцина скопилось около трех миллионов долларов. Березовский неоднократно хвастался, что именно он «помог» Ельцину скопить столько денег».

Летом 1995 года в кабинете Бориса Ельцина возник все тот же Березовский. Он нарисовал хозяину Кремля удручающую картину: до президентских выборов осталось меньше года, а денег для победы на них нет. Через полтора месяца вышел указ о создании «Сибнефти». Новой компании «отписывались» «Ноябрьскнефтегаз», Омский нефтеперерабатывающий завод (НПЗ) и так далее. Кстати, во главе Омского НПЗ тогда стоял Иван Лицкевич, уважаемый ветеран отрасли. В прошлом он сотрудничал с партнером Березовского Романом Абрамовичем, который покупал на заводе нефтепродукты для экспорта за границу. Лицкевич выступил против планов Березовского и Абрамовича взять завод под свой контроль и сделать его частью «Сибнефти». 19 августа 1995 года его тело нашли на дне Иртыша. Местные правоохранительные органы объявили происшествие несчастным случаем.

51 процент акций новой компании, правда, оставался за государством, но, увы, недолго. Уже в декабре он был выставлен на залоговый аукцион. Победу обеспечил тот же Березовский. Специально под аукцион они с Абрамовичем зарегистрировали более десятка фирм. Среди прочих – ЗАО «Нефтяная финансовая компания», которое на аукционе и победило. Названная компания не имела ни одного сотрудника, которому бы платили зарплату, и никакой деятельности не вела. Тем не менее она в обмен на акции выдала правительству кредит в 100 миллионов долларов. Откуда деньги? В долг, из банка «СБС-Агро». Кстати, если разобраться, эти 100 миллионов принадлежали все тому же государству: казначейства тогда не было, и бюджетные деньги хранились в уполномоченных банках, в том числе в «СБС-Агро». Как раз к аукциону первый замминистра финансов А. Вавилов разместил в «СБС-Агро» 137,1 миллионов долларов бюджетных средств. Прошло время, денег выкупить заложенный пакет у государства не нашлось, и «Сибнефть» отошла в частные руки.

В 1997 году Счетная палата выявила, что государство на этой «приватизации» потеряло 2,7 миллиардов долларов. Иными словами, «Сибнефть» досталась новым хозяевам в 25 раз дешевле, чем она стоила. И что? Да ничего. «Сибнефть» работает до сих пор, захватывая все новые нефтяные куски. Как ни печально, но следует признать тот факт, что правительство Ельцина явно не стремилось получить как можно больше денег за государственное имущество. Очевидно, именно потому к участию в аукционах не были допущены иностранцы. «Предприятия продавались бы дороже, если бы в аукционах участвовали иностранцы, – признал потом Потанин. – Я выступал за их участие, но мое предложение не нашло поддержки в правительстве».

Разработанная Березовским схема финансирования президентской предвыборной кампании была верхом изобретательности: зачем зависеть от добровольных частных взносов, когда можно прокручивать государственные средства? В то время, когда учителя, врачи, военнослужащие и рабочие месяцами не получали зарплату, миллионы пожилых людей не получали пенсии, ельцинская команда решила бросить миллиарды долларов на переизбрание президента. Но использование бюджетных средств для финансирования предвыборной кампании противоречило закону, сначала деньги надо было отмыть через крупные промышленные империи Березовского и других олигархов. И они отмывались...

Так что изображать режим Дудаева как чисто криминальный, на мой взгляд, грубое упрощение. Главный источник криминальных процессов – приватизация. Стремление осуществить ее в кратчайший срок и любой ценой привело к тому, что криминал стал неизбежным. У него всероссийские масштабы. Есть, правда, некоторые отличия по областям и республикам. В Чечне криминал был поставлен на службу режиму откровенно, продуманно и во многих отношениях эффективно. Политическая цель, определенная не без влияния антироссийских кругов в ближнем и дальнем зарубежье, – обеспечить любой ценой, не выбирая средств, выход республики из Федерации.

Руководство страны оказалось перед нелегким выбором: уступить дудаевскому режиму – значит ускорить развал России; устранить режим, – но какими средствами, методами и во имя чего? Ведь в случае неудачи развал произойдет еще быстрее. Все же приняли решение – устранить: Но при этом, к сожалению, перепутали причину и следствие. Сделали ставку на борьбу со следствием и на самые радикальные средства и методы – на военно-силовые.

Такой выбор расколол и лагерь правящих общественно-политических сил, и лагерь оппозиции. «Выборосы» испугались за свой политический курс. Им показалось, что президент и его команда, выступившие за военные средства и методы, уходят от монетаристско-сырьевого курса в сторону национально-государственных интересов. Этим объясняется яростная кампания против войны, за переговоры и примирение с дудаевцами. Гайдару и его сторонникам в последовательности не откажешь. Режим Дудаева не противоречил стратегии формирования в стране системы ресурсносырьевых рынков. А сохранится ли Россия как государство, их, видимо,не волновало.

Оппозиция тоже раскололась. Наиболее радикальные государственники одобрили военные действия в защиту целостности России. Большая же часть осудила их, однако в защиту режима Дудаева не выступила, а потребовала расследований: кто создавал, обеспечивал и вооружал его?

Но джинн, как говорится, уже был выпущен из бутылки. Война начала развиваться по своим жестоким законам. Ее можно либо вести до победного конца, либо прекратить. Конец будет, только победный ли? А если прекратить, то на каких условиях? Или поступить по известной формуле: ни войны, ни мира? Так, к сожалению, оно и вышло. Почему? По-прежнему сохранялась главная причина, приведшая к кризису, – курс государства, который необходимо было корректировать в сторону развития производства, укрепления государства, восстановления и развития связей с ближним зарубежьем, интеграции с теми, кто, конечно, этого искренне желает. Но в Кремле такого выхода из политического тупика, казалось, не замечали.

А может, не хотели замечать?