Текст книги "Воспоминания пропащего человека"

Автор книги: Николай Лесков

Соавторы: Абрам Рейтблат,Николай Свешников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Щер-в сначала занимался тем, что скупал по деревням яйца и перепродавал их раньше в Угличе, а потом возил в Москву и в Петербург. Как человек деятельный и аккуратный, он при этой торговле скопил деньжонки и открыл лавку в торговом селе Высокове, отстоящем от его деревни в восьми верстах, и затем, по мере того, как торговля его стала расширяться, он и в своей деревне тоже устроил лавку.

Но не эта торговля доставила ему громкую известность по окрестности, а то, что Щер-в при своей торговле открыл что-то вроде почтового отделения: он начал принимать письма для отправления и получать их с почты для передачи окрестным крестьянам. Всегда точный и аккуратный, он никогда не задерживал корреспонденции и безотлагательно отправлял данные ему письма и передавал по назначению получаемые, чем и заслужил расположение своих земляков и, вместе с тем, увеличил обороты своей торговли.

Письма, денежные пакеты и посылки, отправляемые на Щер-ва, всегда попадают в руки настоящего получателя скорее, чем если бы были посланы прямо на имя последнего, потому что Щер-в не пропускает ни одного почтового дня и всегда аккуратно, в день прихода и отправления почты, является в почтовое отделение в Борисоглебскую слободу, отстоящую от его деревни верстах в тридцати. Отправитель простого письма, принеся ему оное и заплатив за марку 8 копеек, как и везде за них платится в частной продаже, может быть вполне уверен, что его письмо не залежится и с первою почтою будет отправлено; такой же порядок ведется и с денежными пакетами и с посылками, но только тогда взимаются проценты за отправление.

При получке же простых писем адресат платит Щер-ву по 3 коп. за каждое, а при получке денежных пакетов и ценных посылок получатель обязан платить ему также процент с рубля, а если корреспонденция на большую сумму, то берется и ½ процента.

Крестьяне, производящие свою переписку чрез Щер-ва, находят это очень удобным и выгодным по крайней мере потому, что им не приходится тратить время на проезд в почтовое отделение. А Щер-ву это дело и еще более выгодно, так как количество получаемых им с почты простых писем почти постоянно бывает около трехсот штук в неделю, денежных пакетов в неделю получается до сотни, а посылок несколько десятков. Отправление же простых писем бывает и более трехсот в неделю, но денежных пакетов и посылок менее, чем получается.

Такое дело, как мне рассказывал его сын, особенно если оно ведется в порядочных размерах, выгодно еще и потому, что, кроме известного процента, который оно приносит за отправку и приемку корреспонденции, каждый адресат невольно делается и их покупателем.

Большинству крестьян, для которых Щер-в получает деньги, приходится и кредитоваться у него же; но он никогда из получаемых с почты денег не удерживает своего долга – разве только при передаче пакета напомнит о нем. Впрочем, он сам ежегодно перед Нижегородскою и Ростовскою ярмарками уезжает собирать долги в Москву и в Петербург к тем должникам, которые живут при каком-либо деле, а семейства их у него кредитуются.

У Щер-ва пять сыновей. Троих старших он с детства отвозит в Петербург для обучения торговле и каждого из них отдавал в разные торговые заведения: так старший у него отдан был в овощенную и зеленную лавку, второй – в железную и скобяную, а третий – в кожевенную. По мере того как они делались способными понимать то дело, к которому приучались, он брал их домой и там вручал торговлю каждому по его специальности. Но последних двух сыновей он уже приучает к делу около их братьев. Теперь у Щер-ва, кроме Высокова и Кожлева, имеется еще торговля в селе Давыдове Ростовского уезда, и во всех трех местах принимается и выдается корреспонденция. Годичные обороты по торговле у него доходят до восьмидесяти тысяч в год. Но все-таки русский торговец не может вести дело безусловно честно. Так и Щер-в. Имея в своих руках постоянно тысячи чужих денег, он не утянет, не задержит их, не станет порочить своего имени, но при торговле не прочь обсчитать или обвесить, и если видит, что заборщик не может обойтись без его кредита, – то с таким уже мало церемонится. Такому заборщику сойдет и залежалый и даже попорченный товар, да и цену он возьмет дороже, чем за хороший. Конечно, сам Щер-в этими мелкими отпусками мало занимается: у него по горло и более нужного дела, но это проделывают его дети и, без сомнения, с его ведома.

Этим я закончу свои воспоминания. Довольно. Теперь мне и в самом деле надо подумать, как век доживать.

Н. И. Свешников. Петербургские книгопродавцы – апраксинцы и букинисты

В Петербурге, в старые годы, то есть в половине текущего столетия, книжная торговля сосредоточивалась преимущественно на Невском проспекте, в Гостином дворе и в Апраксином рынке, или, как тогда называли, в Апраксином дворе. Кроме того, несколько магазинов находилось по Садовой улице против Гостиного двора.

По приезде моем в Петербург, в 1852 году, я помню по Невскому проспекту магазины: Шмитдорфа [192]192
  Шмитдорф (Шмицдорф) Генрих (?—1845) – петербургский книгопродавец 1820–1840-х гг. После его смерти эта фирма до конца XIX в. существовала под его именем.


[Закрыть], Юнгмейстера [193]193
  Юнгмейстер Юлий Андреевич – книгопродавец 1840-х – первой половины 1860-х гг. См. о нем: Материалы. С. 30; Баренбаум И. Е., Костылева Н. А. Книжный Петербург-Ленинград. Л., 1986. С. 388–389.


[Закрыть], Смирдина [194]194
  Смирдин Александр Филиппович (1795–1857) – знаменитый издатель и книгопродавец, отличавшийся большими масштабами деятельности и много сделавший для пропаганды русской литературы. См. о нем: Материалы. С. 12–15.


[Закрыть], Базунова [195]195
  Базунов Федор Васильевич – крупный книгопродавец и издатель 1840-х – первой половины 1850-х гг. См. о нем: Материалы. С. 29.


[Закрыть]и Печаткина, в Гостином дворе – Исакова [196]196
  Исаков Яков Алексеевич (1811–1881) – книгопродавец, владелец большой издательской фирмы. См.: Материалы. С. 16–21. Баренбаум И. Е., Костылева Н. Л. Книжный Петербург-Ленинград. Л. 1986., Симони П.К. Я. А. Исаков и его ученики//Книжный мир. 1907. № 1. С. 1–8; II.C. [П. Н. Столпянский] Я. А. Исаков//Рус библиофил. 1911. № 6. С. 99–100.


[Закрыть], Овсянникова [197]197
  Овсянников Николай Григорьевич – видный петербургский книгопродавец, фирма которого была основана в 1832 г., торговал – до 1868 г., автор «Воспоминаний старого книгопродавца о петербургской книжной торговле за пятидесятилетие до 1870 года» (помещены в сборнике «Материалы для истории русской книжной торговли» Спб., 1879).


[Закрыть]и Свешникова [198]198
  Свешников Федор Осипович (1824–1885) – книгопродавец-букинист.


[Закрыть], а с 1853 года открылся уже и магазин Маврикия Осиповича Вольфа [199]199
  Вольф Маврикий Осипович (1825–1883) – крупный издатель и книгопродавец, фирма которого просуществовала с 1853 по 1917 г. См. о нем: Материалы. С. 27–29; Либрович С. Ф. На книжном посту. Пг., М., 1916.


[Закрыть].

По Садовой улице в то время находились книготорговли: Глазунова [200]200
  Глазунов Иван Ильич (1826–1889) – крупный издатель и книгопродавец, внук основателя фирмы М. П. Глазунова. См.: Краткий обзор книжной торговли и издательской деятельности Глазуновых за сто лет. 1782–1882. Спб., 1882.


[Закрыть](существующая с 1782 года и до сих пор), Кораблева и Сирякова [201]201
  Кораблев Николай Петрович (1814–1877) и Сиряков Михаил Никитич (1825–1878) – друзья и компаньоны, книгопродавцы и издатели духовной литературы См. о них: Материалы. С. 30–33.


[Закрыть], Лоскутова [202]202
  Лоскутов Иван Петрович – книгопродавец.


[Закрыть], Полякова [203]203
  Поляков Василий Петрович (1810-е гг.-1875) – издатель и книгопродавец, открывший собственную торговлю еще в 1837 г. См. о нем: Материалы. С. 34–35; Баренбаум И. Е., Костылева Н. А. Книжный Петербург-Ленинград. Л., 1986. С. 382–384; Свешников дает, по-видимому, неверный адрес его магазина, который располагался в Гостином дворе (см.: Греч А. Весь Петербург в кармане Спб., 1851. С. 294).


[Закрыть], Панькова [204]204
  Паньков Алексей Федорович (?-1895) – книгопродавец-букинист. См о нем: Материалы С. 38–39.


[Закрыть], Лисенкова [205]205
  Лисенков Иван Тимофеевич (1795–1881) – книгопродавец и издатель. Из крестьян Харьковской губернии. Собственный магазин открыл в 1836 г. См. о нем: Материалы. С. 21–22; Теплинский М.В. И. Т. Лисенков и его литературные воспоминания // Рус. литература. 1971. № 2. С. 108–113; а также его собственные воспоминания: Материалы. С. 61–70.


[Закрыть]и Масленникова [206]206
  Масленников Александр Евграфович (1813–1862) – книгопродавец и издатель. См.: Материалы. С. 39.


[Закрыть], впоследствии Шигина [207]207
  Шигин Николай Афанасьевич – книготорговец и издатель.


[Закрыть]; затем еще существовала книжная лавка Терского [208]208
  Терский Александр Васильевич – книгопродавец. О нем см: И. А. Лейкин в его воспоминаниях и переписке. Спб… 1907. С. 95–96.


[Закрыть]по Чернышеву переулку в доме Пажеского корпуса.

Но я не намерен описывать торговлю больших магазинов, потому что лично мало знаю об этой торговле, а сообщать сведения из посторонних источников нахожу неудобным, так как нельзя всегда поручиться за верность чужого рассказа.

Вследствие этого я постараюсь описать торговлю книгами только в Апраксином и Александровском рынках, на ларях, находившихся в разных местах города, и букинистов, разносивших книги в своих оригинальных мешках.

I. Книгопродавцы-апраксинцы

В Апраксином рынке, в старину, как рассказывают, торговля книгами производилась только на развалке и с рук [209]209
  Не помню, где-то я читал, что и основатель фирмы Глазунова начал здесь же свою торговлю, раскладывал товар на рогожке.(прим. автора).


[Закрыть]. Основателем же постоянной торговли в лавках считают Василия Васильевича Холмушина. Но я этого с точностью не могу утверждать, потому что когда я поступил в Апраксин мальчиком, то там книжных лавок было уже в изобилии. Там существовала даже особая книжная линия.

Эта линия, как и большинство прочих торговых линий Апраксина рынка, состояла из небольших деревянных лавок, построенных не корпусами, а каждая особо, но тесно сплоченных между собою. У каждой из лавок, снаружи, понаделаны были прилавки и столы, на которых торговцы выкладывали кипы разных старых и новых книг и журналов, а также раскладывали поодиночке дешевые, преимущественно московские издания, с заманчивыми названиями и с обложками, украшенными картинками трагического содержания.

Всех книгопродавцев, или, как их просто звали, книжников в Апраксином рынке до пожара, бывшего там в 1862 году, находитесь человек до двадцати.

Из числа их более прочих выделялись как состоятельностью, так и деловитостью – Яков Васильевич Матюшин [210]210
  Матюшин Яков Васильевич (конец XVIII в.-1869) – один из старейших книгопродавцев-апраксинцев. В некрологе отмечалось, что до пожара 1862 г. «он был единственный книгопродавец-собиратель книжных древностей и редких изданий, в лавке которого можно было найти то, чего напрасно стали бы искать у других книгопродавцев и в библиотеках для чтения, за исключением может быть только публичной библиотеки. Матюшин был лично известен Карамзину, Пушкину и другим писателям их эпохи, нередко обращавшихся к нему за справками и за книгами, которых напрасно искали у других книгопродавцев» (Иллюстрированная газета. 1869. 25 сент).


[Закрыть], Иов Герасимович Герасимов, Василий Васильевич Холмушин и Дмитрий Федорович Федоров, но у каждого из этих торговцев была своя специальность.

Яков Васильевич Матюшин раньше служил в книжной торговле Ф. Панькова [211]211
  Паньков Федор Харитонович (1783–1840) – букинист начала XIX в. См. о нем: Материалы, С. 36–39.


[Закрыть], а в 1815 году начал уже вести дело самостоятельно. Матюшин держался торговли более старыми книгами, русскими и иностранными. Он был в полном смысле знаток книжного дела, обладал замечательною памятью, и, кроме того, у него был особый нюх, как иногда выражались о нем. Этот нюх заключался в следующем: если какая-нибудь книга или журнал, выходившие в свет, обращали на себя внимание публики, то он наверняка знал, что это издание разойдется, и потому всегда скупал попадавшие на рынок экземпляры и приберегал их до более благоприятного времени, когда они подберутся в магазинах и их можно будет продавать втридорога. С этою целью он ежедневно, по утрам, обходил других книжников и осведомлялся, не приобретали ли они чего-либо новенького. Прочие книжники, особенно небогатые, охотно показывали ему свои приобретения и так же охотно продавали, если он что-либо выбирал, потому что продать Матюшину часто было выгоднее, чем постороннему покупателю. Он любил книги и хорошую, редкую из них никогда не выпускал из рук и иногда платил довольно высокую иену.

Зато он сам держался крепко товара, не торопился продавать и за некоторые книги назначал буквально чудовищные цены. Для примера приведу следующий факт.

Однажды меня с товарищем гусарский офицер попросит достать «Дворянское гнездо» Тургенева. Отдельного издания этой книги еще не было, и в редакции «Современника», где она печаталась в первом номере 1859 года, тоже невозможно было достать этой книжки. Мы и отправились искать на Апраксин. Сначала мы обошли всех книжников, и так как ни у кого не оказалось этого номера «Современника», то принуждены были обратиться к Матюшину.

– Яков Васильевич, нет ли у вас первого номера «Современника» за прошлый год? – спрашиваем мы.

– Вам «Дворянское гнездо» нужно? Да? Есть. – говорит Яков Васильевич. – есть, и хороший экземпляр найдется, чистый.

– А сколько вы возьмете?

– Десять рубликов.

– Что вы, Яков Васильевич, господь с вами, за номер журнала десять рублей? Да это не слыхано!

– А не слыхано, так вот слушайте: десять рублей – меньше я не возьму.

– Да у нас барин-то, – говорим. – взбесится, скажет, как это возможно: десять рублей за такую книжку.

– Ну и пусть его бесится. А вы с него меньше пятнадцати рублей не берите, а нет – так пускай он сам поищет, а ко мне придет, я с него и двадцать спрошу. Надо, так даст, а не надо, так нечего и покупать такую книжку.

На этот раз мы не купили у Якова Васильевича книги, а прежде объяснили барину цену, и он велел нам принести ее за двенадцать рублей, а Яков Васильевич с десяти рублей скинул нам два рубля.

– Вот так-то лучше, я нажил, и вы наживете, а то что господ баловать: я говорил вам, что надо – так даст; наверно, его какая-нибудь барышня просила достать этот роман, – говорит он, завертывая книгу, и затем, когда мы выходили из лавки, добавил:

– Если потребуется, так есть еще экземпляр, тоже хороший, чистый.

Вначале я упомянул, что Матюшин обладал хорошею памятью. Упомнить книгу, раз бывшую в руках, и особенно книгу редкую или ценную, и каждый книгопродавец упомнит, если только он заинтересован своей торговлей. Но Матюшин иногда несколько лет помнил, что такую-то книгу – даже маленькую брошюрку – спрашивали у него, и хотя не помнит, кто именно спрашивал, но все-таки берег ее и ценил.

Так, не особенно давно, мне довелось разговаривать с одним известным писателем, который в старые годы очень часто похаживал по Апраксину и собирал исторические книги и брошюры.

«Писал я раз статью историческую. – говорит почтенный писатель. – и потребовалась мне небольшая старенькая книжонка: книжонки этой я никогда не видал, а только знал о ее существовании. Вот я и пошел на Апраксин, обошел всех книжников, ни у кого не нашел. Прихожу к Матюшину, спрашиваю, нет ли такой-то книжечки.

– Знаю. – говорит, – я эту книжечку, знаю, но только она очень редко попадается: бывала она у меня раз-другой, а теперь нет.

Так я и не нашел этой книжечки.

Проходит года два посте этого, прохожу по Апраксину, Матюшин и зазывает: зайдите-ка, говорит, господин, ко мне, вот я сегодня купил разные книжонки исторические. Захожу, смотрю, у него лежит на прилавке стопка, так в пол-аршина вышины. Начинаю разбирать. Все такая дребедень неподходящая. Смотрю дальше и вдруг вижу – эта самая книжонка и попадается. Как тут быть, думаю: если ее одну выбрать, так он сейчас догадается и заломит за нее баснословную цену. Дай, наберу побольше дряни, может быть, он вместе-то и не обратит на нее внимания. Ну, и выбрал я еще несколько штук, не помню уже именно сколько. Спрашиваю: сколько это стоит? Он начинает перекидывать, доходит до этой книжки, откладывает ее в сторону и говорит:

– Вот за эти хоть два рублика, а за эту рубликов восемь.

– Что вы, – говорю, – разве возможно за такую маленькую и пустяшную книжонку восемь рублей?

– Ах, не скажите, что пустяшная, у меня тут давно какой-то господин эту книжечку спрашивал, так десять рублей давал, только бы достать ее.

Что тут делать? Я – торговаться, да за все-то, кажется, рублей семь и заплатил. Так вот он какой был Матюшин, не мог запомнить личность, кто у него спрашивал книжечку, а все-таки помнит, что ее искали», – пояснит писатель.

Впрочем, несмотря на то, что Матюшин продавал свой товар дорого, библиофилы охотно его посещали, потому что у него действительно был хороший выбор книг по всем отраслям знания, а особенно ни у кого нельзя было найти такого выбора мелких и редких брошюр, оттисков и журнальных статей, как у Матюшина. Частенько он берет и такой товар, который, по мнению других книжников, считался прямо бумагою. Однажды за границу искали полные коллекции «Русского инвалида» и «Северной пчелы» и не могли найти этих изданий не только у торговцев, но и в редакциях, а у Матюшина они нашлись, и он, конечно, взял за них столько, сколько хотел.

Пожар уничтожил все его собрание, у него сгорели такие книги, каких теперь уже и не отыщешь. После пожара он так же, как и другие, открыл торговлю на Семеновском плацу, но, проторговав года два, должен был прекратить ее по случаю болезни (его разбил паралич). Устарелый, больной и обедневший, он умер в 1869 году. Некоторые из старых собирателей книг и до сих пор вспоминают о нем как о знатоке и любителе своего дела.

После Матюшина старейшим из книжников Апраксина рынка следует считать Иова Герасимовича Герасимова. Он был уроженец Ярославской губернии Рыбинского уезда, деревни Харитонова, и был совершенно неграмотный.

Иов Герасимов родился в 1796 году и, еще мальчиком, по собственным его рассказам, был отправлен в Москву, где и находился прислугою в трактире.

В 1812 году, когда, по случаю нашествия Наполеона, стали высылать всех из Москвы, хозяин его, в числе прочих, также отослал в деревню.

– Дал он нам шестерым, – говаривал Иов Герасимович. – пуд каленых орехов на дорогу, разделили мы их и пошли домой. В деревне меня взяли в подвозчики, я подвозил провиант к войскам, а когда кончилась война, поехал в Петербург и здесь первое время торговал сбитнем на Сенной.

Затем Иов Герасимов начал торговать лубочными картинами, сказками, соломонами и другими мелкими изданиями, а в двадцатых годах текущего столетия он уже является самостоятельным и дельным книжником. Так, когда после наводнения 7 ноября 1824 года в складе Синодальной типографии оказалось громадное количество попорченных водою книг, то он купил их более десяти возов за сто рублей.

«Все книжники, – рассказывал он, – боялись и подступиться к этим книгам, потому что многие из них совсем смокли и слежались, как кирпичи, да и не знали, какую цену давать за них, ведь тут их смоченных-то было на несколько тысяч. Я тогда был еще молодой и смелый. Вот и пошел и говорю: я слышал, что здесь продаются моченые книги, если угодно, так я куплю их. – А сколько ты дашь? – спрашивают. – Да вот, – говорю, – есть у меня сто рублей, отдам последние, может, я выберу что, а может, и свои денежки потеряю. – Там подумали, потолковали что-то между собою, да и велели забирать. Вот я и принялся их возить. Больше десяти возов вывез. А сколько же мне пришлось и выбросить их, и как жалко-то было… Посмотришь, бывало, книга хорошая, денег стоит, а развернуть никак нельзя, – вся слепилась. Ну, значит, и бросай ее. Все же, слава богу, я много выручил на них, наверно не могу сказать сколько, а, должно быть, не одну тысячу выручил: с этой покупки я и жить пошел. Ведь тогда книги-то ценились не по-нынешнему», – добавлял он.

Около сороковых годов у Иова Герасимова было уже несколько книжных лавок. Несмотря на свою безграмотность, Герасимов обладал такою замечательною памятью, что если он раз видел какую-нибудь книгу, то непременно запоминал ее так хорошо, что знал, кто ее автор, сколько должно быть томов или частей, сколько раз, где и в каких годах она издавалась. Но особенно он был большой знаток в старинных книгах церковной печати: этот товар был его коньком, и он скупал его почти у всех других торговцев. Он лучше других знал все старинные церковные книги и по печати мог определить, из какой типографии вышла та или другая и при каком патриархе, царе или императоре.

Надобно отдать ему справедливость, он не замыкал в себе это знание и охотно делился им с прочими книжниками и другими лицами. К нему частенько заходили люди ученые и поучались от него церковно-славянской библиографии. Покойный Н. С. Лесков мне не раз говорил, что он много почерпнул знания в старинных книгах от Иова Герасимовича.

После пожара Герасимов поторговал года два на Семеновском плацу, перебрался сначала в Апраксин двор, а затем, в скором времени, перешел в Александровский рынок, где до конца своей жизни и торговал в еврейском пассаже. Умер он в 1884 году в преклонной старости. Года за два или за три перед смертью он ослеп, но все-таки постоянно целый день просиживал за выручкой и сам наблюдал за торговлей, которую вели его внуки.

Василий Васильевич Холмушин начал книжную торговлю в двадцатых годах. Первое время он торговал на развалке, раскладывая свой товар на рогожке, а с 1830 года перевел торговлю в постоянное помещение. В пятидесятых годах он имел в Михайловском проезде, против книжной линии, довольно большую лавку, в которой занимался торговлею, преимущественно народным товаром. Он торговал синодальными изданиями, житиями святых и другими духовными книгами; затем – оракулами, письмовниками, песенниками, московскими романами, каковы, например, «Битва русских с кабардинцами» [212]212
  «Битва русских с кабардинцами» – роман Н. И. Зряхова «Битва русских с кабардинцами, или Прекрасная магометанка, умирающая на гробе своего мужа», впервые вышедший в 1840 г. и неоднократно переиздававшийся вплоть до Октябрьской революции. О романе см.: Памятные книжные даты. 1990 М., 1990. С. 76–79; переиздание его – в сб.: Лубочная книга. М., 1990.


[Закрыть], «Киевская ведьма, или Страшные ночи за Днепром» [213]213
  «Киевская ведьма, или Страшные ночи за Днепром» – имеется в виду роман Александра Ивановича Чуровского (?—1853) «Ведьма, или Страшные ночи за Днепром», изданный в 1834 г. и в дальнейшем несколько раз переиздававшийся.


[Закрыть]и т. п., повестями вроде «Гуака» [214]214
  «Гуак» – лубочный роман «Гуак, или Необратимая верность» был впервые издан на русском языке в 1789 г. и с тех пор неоднократно переиздавался.


[Закрыть]и «Английского милорда» [215]215
  «Английский милорд» – речь идет о книге «Повесть о приключениях английского милорда Георга и бранденбургской маркграфини Фридерики-Луизы», которую Матвей Комаров издал впервые (в своей обработке) в 1782 г. С тех пор она выходила неоднократно вплоть до 1918 г. Переиздание см. в сб.: Лубочная книга. М., 1990.


[Закрыть], сказками и картинами лубочных изданий. У него очень много было собственных изданий, но почти все они были народные и преимущественно мелкие. Его покупателями в большинстве были торговцы на ларях и на столиках, каковых было несколько на Сенной площади, по Невскому проспекту и в других улицах – разносчики по Петербургу, а также провинциальные торговцы и офени.

Кроме Петербурга. Холмушин ездил сам и посылал своих приказчиков торговать также и по ярмаркам – в Нижний Новгород, в Ирбит, в Ярославль, в Кострому, в Ростов Ярославский, Рыбинск и другие города. Он вел большое дело с Москвою, покупал и выменивал там разные книги на свои издания.

Из его учеников и приказчиков вышли также очень деловитые торговцы, каковы, например, Д. Ф. Федоров, И. А. Архипов, Ив. Семенов и др.

В начале шестидесятых годов, чувствуя себя уже устарелым и, вероятно, потрясенный громадным убытком, причиненным ему пожаром, Василий Васильевич передал хозяйство сыну Александру Васильевичу [216]216
  Холмушин Александр Васильевич (1837–1872), – букинист, сын В. В. Холмушина.


[Закрыть]: последний стал уже менее обращать внимание на народный мелкий товар, а старался расширить торговлю более крупными и ценными книгами, но это у них не привилось, и дела их стали ухудшаться.

В 1872 году умер Александр Васильевич, а в 1874 году – и Василий Васильевич. По смерти В. В. наследники выбрались из большой лавки, находившейся в каменном корпусе, в так называемой инструментальной линии, и перевели торговлю в металлический корпус в книжную линию. Но внук В. В. Александр Александрович и тут почему-то не мог продолжать торговлю и прикончил ее совсем. Только впоследствии, получив в наследство после своего родственника Василия Гавриловича Шатаева довольно богатую лавку с товаром, он опять принялся за торговлю и опять занялся производством мелких народных книжек и картин.

Дмитрий Федорович Федоров, дальний родственник Холмушина, сначала жил у него в мальчиках 6 лет, а затем был приказчиком на отчете у Иова Герасимова. Прослужив два года у Герасимова, он по предложению своего хозяина взял совсем за себя лавку, в которой торговал. Но Федоров не преследовал той торговли, которой держался его учитель Холмушин, так же мало обращал внимания и на церковные книги, которые так любил И. Герасимов: он любил поторговать теми книгами, которые читались более образованною публикою. Он до некоторой степени старался быть последователем Александра Филипповича Смирдина, но только с тою разницею, что последний предпочитал почти исключительно так называемую изящную литературу и предпринимал издания не с одною целью получить барыши, а хлопотал, более всего, о распространении этой литературы, а Дмитрий Федорович придерживался учебного товара и книг по разным отраслям знания и вел торговлю более спекулятивно.

Конечно, он не отказывался от книг и беллетристического содержания, но из них очень охотно приобретал только выдающиеся сочинения известных авторов, именно те сочинения, которые ценились, как распроданные, или на которые был большой спрос. С этой целью он так же, как и Матюшин, ежедневно обходил всех мелких торговцев Апраксина рынка, а впоследствии нередко навещал и букинистов, торговавших по Невскому и в других местах, и скупал у них хорошие и ценные издания. Но зато он и поберегал редкие книги, держался цены на них крепко: иные стояли у него десятки лет, а он все не спускал цены. Так, например, один раз он у букиниста Ивана Семенова выменял «Требник» Петра Могилы [217]217
  Имеется в виду подготовленная к изданию киевским митрополитом Петром Симеоновичем Могилой (1596–1647) книга «Евхологион, или Требник», отпечатанная в 1646 г. в типографии Киево-Печерской лавры.


[Закрыть]на целый воз разных книг и журналов, добавил к этому товару восемьдесят рублей деньгами, а сам назначил за него пятьсот рублей. Эта редкость стояла у него годов пятнадцать, и только в 1875 году он продал «Требник» за триста пятьдесят рублей.

Но главное, что ему составило капитал, это собственные издания. Им издано в течение своей жизни более ста пятидесяти сочинений, и в числе их есть очень хорошие, например. «Жизнь птиц» А. Брема, «Чудеса древней страны пирамид» К. Оппеля, «Крошка Доррит» Ч. Диккенса, сочинения Мятлева и другие. На издания у Дмитрия Федорова было какое-то особое чутье: он в большинстве случаев угадывал, пойдет или нет книга, вследствие чего, при выборе издания, не задавался какою-либо специальностию, а также не заботился и о полезности книги, но охотно издавал все, что, по его мнению, могло иметь сбыт, хотя бы это отзывалось и шарлатанством. Но самым выгодным изданием для него была «Библейская история» Базарова [218]218
  «Библейская история» Базарова – имеется в виду книга священника Иоанна Иоанновича Базарова (1819–1895) «Библейская история, сокращенно извлеченная из Священных книг Ветхого и Нового завета», впервые изданная в 1857 г., ставшая школьным учебником и неоднократно переиздававшаяся вплоть до 1913 г. См. воспоминания И. И. Базарова (Рус. старина. 1901. № 3. С. 541–544).


[Закрыть]: она выдержала до тридцати издании и разошлась в сотнях тысяч экземпляров.

С мелкою сошкою из книжников, особенно с молодыми, Дмитрий Федоров не очень был сообщителен, но зато со всеми был поклончив и приветлив; с старыми же торговцами он был как товарищ, и многие из них, считая его за опытного торговца и издателя, нередко обращались к нему за советом при каком-нибудь предприятии. Кроме того, он был на приятельской ноге с многими учеными и литераторами: последние очень часто заходили к нему и беседовали по несколько часов в его лавке.

Пожар в 1862 году принес ему большие убытки, но у него была еще кладовая на Банковской линии, в которой находилась масса товару, вследствие чего он после пожара скоро оправится и заторговал лучше прежнего.

Проторговав года два на Семеновском плацу, который после пожара временно был отведен апраксинцам для торговли, Дм. Федоров опять перебрался в Апраксин рынок, сначала в железный корпус, в книжную линию, а затем уже в инструментальной линии в каменном корпусе открыл большой магазин. Но тут не особенно долго дела его были блестящи; года через три-четыре они стали упадать. Это произошло вследствие смерти московского книгопродавца-издателя Салаева [219]219
  Неясно, о каком Салаеве идет речь, Иван Григорьевич, основатель фирмы, умер еще в 1858 г., а его сын, Федор Иванович, возглавивший фирму после смерти отца, – в 1879 г., т. е. за год до смерти самого Д. Ф. Федорова.


[Закрыть], все издания которого в Петербурге находились на складе у Федорова, и наоборот, Салаев в Москве также был единственным производителем изданий Федорова.

В половине семидесятых годов Дм. Федоров начал серьезно похварывать: приходилось передать дело сыну; но все же следует сказать, что он до самой смерти, которая последовала в 1880 году, наблюдал за торговлею и предпринимал кое-какие издания.

Посте смерти Дмитрий Федоров оставил наследникам значительный капитал и более чем на сто тысяч рублей книжного товара. Сын его, Дм. Дм., выдав прочим наследникам деньги за их части, сделался полным хозяином отцовской фирмы; но он не сумел вести дело или, вернее сказать, взялся не за свое дело и не по средствам. Он увлекся изданием нот и, кроме того, предпринял два периодических издания: «Посредник печатного дела» [220]220
  «Посредник печатного дела» – «журнал издательской деятельности», выходивший в Петербурге в 1891–1892 гг.


[Закрыть]и иллюстрированный журнал «Наше время» [221]221
  «Наше время» (1892–1912) – «литературно-музыкальный журнал с иллюстрациями», в 1895 г. перешел от Д. Д. Федорова к другому издателю.


[Закрыть], которые втянули его в долги и быстро расстроили дела.

Теперь эта крупная, в свое время, фирма окончательно рушилась. Большую часть товара с правами на издания (на двенадцать тысяч рублей) приобрел Губинский [222]222
  Губинский Василий Иванович – издатель и книгопродавец См.: Г. Губинский как издатель//Книжный вестник 1888. № 10 603–604; Шилов Ф. Г. Записки старого книжника. – Мартынов П. Н. Полвека в мире книг. М., 1996. С. 64–66.


[Закрыть], остальное также все перепродано разным торговцам.

Кроме этих четырех книгопродавцев, знанием и умением вести книжное дело в то время выделялись также братья Вагановы и Ив. Ив. Ильин.

Старшего Ваганова, Ивана Андреевича, я не знал, он умер в 1850 году [223]223
  Г. Ф. Курочкин утверждает (в публикуемых ниже воспоминаниях), что И. А. Ваганов умер позднее.


[Закрыть]; но брат его, Осип Андреевич, был дельный торговец; он очень хорошо знал как русские, так и иностранные книги, и отличался особенною энергией к стяжательности. Это был человек – так называемый – загребистая лапа; он не любил поделиться с товарищем барышом, и если ему приходилось сделать какое дело с кем-либо из своих собратий, то непременно старался забрать себе львиную долю, особенно тогда, когда компаньон был слабее его по средствам.

Напротив. Семен Васильевич Ваганов, хотя был также человек довольно сведущий и, вместе с тем, человек достаточно начитанный, был противоположного характера – мягкий, уступчивый и доброжелательный, он всегда старался помочь другим делом и советом.

Покойный Е. Ив. Екшурский частенько вспоминал о следующем случае, характеризующем его доброжелательность.

«Я, – рассказывал Екшурский, – открыл уже лавку (раньше Екшурский был букинистом-мешочником, и об нем я скажу ниже), повадился с одной компанией погуливать; как бывало наступает вечер, так мы и заберемся в трактир „Стамбул“ у Пяти Углов, и пойдет у нас попойка. Вот однажды сидим мы тут у окошка, – пируем; на столе у нас бутылочки, рюмочки, закуска и все такое. Сидим, попиваем. Случайно мимо этого окна проходит Семен Васильевич и увидал меня. Я, конечно, его не заметил, а он остановился, посмотрел на меня, посмотрел с кем сижу и что у нас на столе. Наутро выхожу я в лавку и, немного погодя, вижу – подходит ко мне Семен Васильевич.

– Пойдем, – говорит, – Елеся, чай пить (Екшурского до старости в глаза и за глаза товарищи-книжники называли Елеся).

Мы пошли. Привел он меня в отдельный кабинетец; подали чаю: налили по чашке и выпили. Потом он и спрашивает меня:

– А что, Елеся, ты когда-нибудь читал псалтирь?

– Читал, – говорю. – хоть не всю, а читал, ведь я торгую же Псалтирями.

– А ну-ка, скажи мне, как начинается первый псалом.

– Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых… – начал я.

– Довольно, – говорит Семен Васильевич, – я только к тому тебя спросил, что я знаю, что ты читал это, может быть, сотни раз, а слова царя-пророка послушать не хочешь. Ты вчера вечером где был? С кем сидел, угощался? Ведь это все матушкины сынки да приказчики. Ведь у них у всех деньги-то краденые: у одних из отцовской выручки, а у других из хозяйской. А ты сам хозяин, сам работаешь, сам и деньгу наживаешь. Так след ли тебе связываться с такой компанией? Тебя теперь зовут Елеся, будут величать и Елисей Иванович, а повадишься с этими людьми, так достукаешься до того, что будут звать Елеськой.

И вот, – продолжал Екшурский. – до того он меня усовестил, что я по вечерам с полгода не ходил мимо этого трактира. Нужно идти на квартиру по Чернышеву переулку, а я обходил на Семеновский мост, да по Лештукову переулку и выбирался на Загородный».

К Семену Васильевичу многие из людей ученых и сочинителей того времени относились с уважением, но особенно благоволит к нему бывший в то время министр народного просвещения А. С. Норов [224]224
  Норов Авраам Сергеевич (1795–1869) – министр народного просвещения в 1854–1858 гг., библиофил, владелец богатой библиотеки и собрания рукописей.


[Закрыть]. Семен Васильевич был у него свой человек и в кабинет к нему ходил без доклада. Про него говорили, что если бы он хотел провести какой-нибудь учебник или пособие обязательным в школы, то это мог бы сделать очень легко через Норова, но он никогда не добивался таких привилегий.

Семен Васильевич торговал русскими и иностранными книгами и более всего любит духовную литературу и журналы и скупал этот товар в остатках изданий большими партиями. А. А. Краевский и Н. А. Некрасов всегда предпочитали его другим книгопродавцам, и остатки «Отечественных записок» и «Современника» по истечении года поступали в его лавку. Из этих журналов он иногда выделял лучшие статьи и приложения, отдавал брошюровать, перепечатывал к ним титулы и обложку и продавал за отдельные издания.

Иван Иванович Ильин был природный книжник и хорошо знающий свое дело. Его отец, обучавшийся книжному делу у Глазунова, впоследствии был самостоятельным и довольно видным книгопродавцем, но под конец он расстроил свои дела, и Ивану Ивановичу пришлось жить в услужении у Печаткина, а затем уже он открыл свою лавку в Апраксином рынке.

Иван Иванович в своей торговле не придерживался никакой специальности: торговал он русским и иностранным товаром и при покупке его не отказывался ни от чего. Покупал он и беллетристику, и духовные книги, и по разным отраслям наук, и всевозможные специальные и неспециальные журналы, и остатки каких бы то ни было изданий. Конечно, мелкие покупки он производит один, а крупные, особенно остатки больших и ценных изданий, приходилось делать в компании с другими книжниками.

Пожар и у него, как и у других, уничтожил весь товар, но у него была еще кладовая в Гостином дворе, в которой находилось также много товара, и с этим-то товаром он возобновит торговлю сначала на Семеновском плацу, а года через два перебрался опять в Апраксин, где открыл уже две лавки; но в половине шестидесятых годов вторую лавку передал своему приказчику П. А. Истомину, который впоследствии перевел ее на Садовую улицу в дом Пажеского корпуса, где и до сих пор торгуют его наследники.

Ильин, оставшись в одной лавке, производил торговлю исключительно сам, хотя при лавке и находился у него помощником его шурин, но так как тот не был настоящим книжником, то и не мог ни купить, ни продать ничего самостоятельно. Ильин был человек честный и справедливый, но вместе с тем тяжелый, и прочие книжники вели с ним дела не особенно охотно. Он был какой-то ноющий, постоянно жалующийся на настоящее время, и при покупке и продаже крайне неподатливый. Бывало, торговцу-книжнику потребуется какая-нибудь книга, то хотя он и знал, что непременно найдет ее у Ивана Ивановича, но прежде обойдет десяток других книжников и потом уже идет к нему. Для примера приведу следующий случай: один раз мне потребовался «Дневник» Берхгольца [225]225
  «Дневник Берхгольца». – Речь идет о книге: Дневник камер-юнкера Ф. В. Берхгольца. В 4-х частях. М., 1857–1860 (2-е издание: М., 1858–1862).


[Закрыть]Обойдя Александровский рынок и Апраксин и не найдя этой книги, я зашел к Ильину.