Текст книги "Юрка — сын командира"

Автор книги: Николай Круговых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

САМОВОЛЬНАЯ ОТЛУЧКА

Мундир и в самом деле получился на славу. Шахназаров улыбался. Баградзе удовлетворённо цокал языком, и лишь «дядя Стёпа» хмурился, то ли недоволен был своей работой, то ли у него характер такой.

Наконец проговорил:

– Носи на здоровье!

Юрка обул ботинки, вновь подошёл к зеркалу, поправил на голове пилотку с блестящей эмалево-алой звёздочкой.

Пуговицы на мундире сияли, отражая попавший в окно луч солнца, сияли и артиллерийские эмблемы на погонах – два скрещенных пушечных ствола,– глаз не оторвать!

– Ну, я побегу,– заторопился Юрка.– Ладно, Шах?

– Беги,– кивнул тот.– Мне тоже сейчас надо идти на почту.

– И я с тобой, Шах! Возьми, пожалуйста...

– Без разрешения? Не могу...

– А я у папы попрошусь. Прямо сейчас!..

Юрка выскочил из каптёрки и помчался к казарме.

Дневальный удивлённо взглянул на него, потом улыбнулся и отдал честь. Юрка тоже отдал честь. У двери с табличкой «Командир дивизиона» нерешительно остановился. Как ему теперь обращаться к отцу? Называть папой неудобно, на нём теперь воинская форма. Надо так, как учил Шахназаров. А если не получится?

Юрка постучался, услышал: «Войдите!» – толкнул дверь.

В папином кабинете был ещё майор Зотов. Оба – и командир дивизиона и его заместитель,– заметив Юрку, переглянулись. Папа удивился, майор не очень, а он, Юрка, вскинув руку к пилотке и щёлкнув каблуками, как учил Шах, выговорил, отчеканивая каждое слово:

– Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

Оба – и папа и майор Зотов – встали, приняли стойку «смирно», и лица у них теперь были серьёзными.

– Обращайтесь...

– Разрешите с Шахназаровым на почту сходить?

Папа опять взглянул на майора Зотова, спросил:

– Как, по-твоему, Павел Максимович, стоит разрешить?

– Думаю, стоит,– покивал головою майор.– Он теперь в форме, хорошо изучил строевые приёмы. Почему бы не разрешить?

Папа надел фуражку, приложил руку к виску:

– Разрешаю. Идите!

– Есть!– обрадовано козырнул Юрка, звонко щёлкнув каблуками, и выскочил из кабинета.

Не видел, что за ним наблюдали в окошко – и отец и майор Зотов,– не слышал, как подполковник Яскевич спросил заместителя:

– Признавайся, Павел Максимыч, и ты к этому руку приложил?

– Чуть-чуть. Не пропадать же парню от зелёной тоски. Собака, конечно, друг человека, но лучшими друзьями пусть у Юрки будут всё-таки люди...

Этого Юрка не видел и не слышал, он уже шагал за проходной, стараясь идти в ногу с Шахназаровым.

У крайнего из офицерских домиков играли малыши. Вернее, играть они перестали, едва заметили Юрку, и теперь все трое – и Танечка, и «товарищ Петров», и особенно Оля – глазели, ничего не понимая. Но если первые двое просто удивлялись, то Оля, казалось, даже растерялась, испугалась: то ли брат перед ней, то ли чужой мальчик, чем-то напоминающий брата.

Первым пришёл в себя «товарищ Петров». Обтерев испачканные землёй руки о свежую, но уже изрядно замусоленную до подола рубашку (трусики его желтели на цветочной клумбе), он подбежал к Юрке и попытался потрогать его за рукав.

– А ну не трожь!– отстранился тот.– Ещё чего не хватало.

– Зачем ты так?– укорил Юрку Шахназаров, подхватывая малыша на руки.– Ему ведь интересно. Правда, Витя?

Мальчик кивнул и сунул в рот грязный палец.

– Ну и некультурный же ты человечище, товарищ Петров,– возмутился Шахназаров.– Руки не мыты – пальцы в рот суёшь, барышни с тобой играют, а ты без штанов. Непорядок это, большой непорядок. Глянь – девочки какие чистенькие, аккуратненькие. Ну-ка, тащи свои трусы.

Юрка заметил в окошке маму (она тоже глядела на него удивлённо), подбежав, похвастался:

– Смотри, я уже солдат! Мама, подай, пожалуйста, мой портфель, мы с Шахом за почтой идём.

– Это же далеко...

– Подумаешь, далеко. Ничего не далеко.

– Когда вернётесь?

– Управимся и сразу же вернёмся. У нас тут, знаешь, сколько разных дел? Скорее, мама...

И вот уже шагают они – два солдата – сперва лесной дорогой, потом – просёлком. У Шахназарова через плечо кожаная «почтарская» сумка – для газет и журналов, у Юрки в руках портфель – для писем.

Солнце палит вовсю, и в той стороне, куда они идут, деревенские избы, водонапорная башня и даже столбы высоковольтной линии, будто плавают в трепетном сизоватом мареве.

Юрке жарко, но он застёгнут на все пуговицы. По дороге навстречу им или обгоняя то и дело проносятся машины, мотоциклы, и все, кто ни едет, обращают на него, на Юрку, особое внимание. А вон, слева, близ дороги, женщины теребят лён. Одна поглядела из-под ладони, и вот уже глядят все и, ясно, удивляются: такой маленький, а уже солдат. Как тут расстегнёшься? Как тут будешь идти не в ногу с Шахназаровым?

А водонапорная башня и дома посёлка всё ближе, ближе, они уже твёрдо стоят на земле, окружённые садами и огородами; на крайнем от шоссе доме Юрка замечает вывеску: «Почта». К раскрытым настежь окнам подбегают девушки, смеются, машут руками. Юрка немного растерян, но всё-таки ему приятно, что и эти девушки видят его в военном мундире, и, наверное, тоже удивляются: такой маленький, а уже солдат.

Шах, когда они поднимаются по ступенькам, заметно волнуется, вроде бы даже краснеет. Отчего бы это? Но с порога, козырнув, громко выкрикивает:

– Доблестным работникам связи физкульт-привет!

Девушки отвечают ему наперебой, Юрку вроде бы и не замечают.

– Здравствуй, Костенька!

– По тебе тут, может, страдают, а ты где-то...

– Ой, Костенька, кого ты к нам привёл? Какой симпатичненький солдатик!..

Наконец-то!

Две девушки, шмыгнув в дверь, куда-то исчезают, остаётся одна – беленькая, круглощёкая, глаза, ну прямо Олины – синие-синие и как большие пуговицы.

– На гауптвахте сидел, да?– спрашивает она, укладывая в сумку газеты.

– Что ты, Таня! Почему именно – на гауптвахте?

– Целую неделю приходил Байков, а тебя всё нет и нет.

– Зато теперь буду ходить каждый день.

– Каждый-каждый?– уточняет Таня, повеселев.

– Конечно,– Шахназаров берёт у Юрки портфель.– Письма – сюда. Мы ведь сегодня вдвоём. Это Юра, сын командира.

– Очень приятно. Погодите, у меня тут что-то есть.– Таня роется в хозяйственной сумке и протягивает Юрке несколько карамелек.– Вот... Угощайся, Юра...

Юрке хоть сквозь землю провались: за ребёнка она его считает, что ли? Шахназаров толкает в плечо: бери!

– Я не люблю сладостей,– упрямо отказывается Юрка, хотя с удовольствием полакомился бы конфеткой.

Но на него, кажется, уже не обращают внимания ни Таня, ни Шахназаров. Они толкуют о чём-то о своём, Юрке не понятном, до чего ему, впрочем, тоже нету никакого дела. Потом, спохватившись, Шах торопливо застёгивает сумку:

– Нам пора. В райцентр подскочить надо. У нас, понимаешь, экстренное дело.

– Зачем же туда и сумки тащить? Заберёте на обратном пути,– советует Таня.– Эх, Костенька, какой ты недогадливый.

– В самом деле...– засмеялся Шахназаров.

– Видишь, я о тебе забочусь. Намотай на ус...

– Да ведь у меня усов нету. Ладно, срочно отращу и намотаю. Юра, наш автобус... Бежим!

...В районный центр они добрались только через час. Ни в универмаге, ни в магазине «Культтовары» октябрятских звёздочек не оказалось.

– Ничего,– похлопал Юрку по плечу Шахназаров.– Завтра старшина в город едет. Накажем – привезёт.

– А если и там нету?

– Найдёт. Живей, гвардеец! Задержимся, попадёт нам с тобой...

Спасаясь от жары, они на автобусной остановке сразу же укрылись под навесом. Юрка хотел было снять мундир, но тут из ближнего переулка сперва вылетел на лужайку футбольный мяч, потом выскочили трое мальчишек. На бегу сняв с себя майки, они обозначили ими ворота, один – высокий и белобрысый – занял место голкипера.

– Ну, Пилипка, держись!– крикнул мальчик в джинсах.

Казалось, он будет атаковать ворота сам, но неожиданно мяч очутился у его товарища, и тот с ходу пробил по воротам.

Пилипка отразил удар, а вот второй мяч оказался трудным, пришлось рукой отбивать куда попало. Отбил к дороге. Нападающие наперегонки ринулись за ним, но тут наперерез им выскочил Шахназаров, обвёл одного и другого и точно пробил в левый верхний угол. Может, потому, что Пилипка зазевался, глазея на Юрку.

– Дядя солдат, ударь ещё!– наверное, чтобы оправдать себя, попросил вратарь.

На этот раз Шахназаров сделал вид, что хочет послать мяч в левый угол, а пробил в правый. Гол!

– Вот это класс!– восхищённо сказал мальчик в джинсах и, вероятно, с целью показать солдату, что он и его товарищи тоже не лыком шиты, вдруг ловко перекувырнулся через голову.

Шахназаров подмигнул ему и, недолго думая, проделал это дважды.

Юрке не хотелось пачкать мундир, а то и он, пожалуй, решился бы на такое.

– А стойку делать умеешь, дядя солдат?– спросил Шахназарова третий мальчик, тоже с интересом и завистью поглядывая на Юрку.

– Что ещё за стойка?

– Ну, стоять на голове...

– Пожалуйста.– Шахназаров взмахнул руками, коснулся ими земли, свёл ноги, фиксируя устойчивое положение, и тело его вытянулось в струнку. Постоял с минуту на голове, потом, выжавшись, пошёл на руках к посрамлённому вратарю.

– Вот здорово!

– Нам бы так!

– Как ты это делаешь, дядя солдат?

По шоссе мчалась машина. В ней было полно девушек. Они кричали что-то, хохотали.

Шахназаров встал на ноги, сконфуженно поскрёб в затылке:

– Н-да-а, влетел я с вами, братцы-кролики... Послушайте, а почему так долго автобуса нету?

– Он теперь только вечером будет. Дневной – давно ушёл...

– Фью-у!– свистнул Шахназаров.– Юрка, наше дело – табак. Прощайте, ребята.

Когда они уже подходили к шоссе, Шахназаров вдруг стукнул себя по лбу и, подмигнув Юрке, поманил мальчишек. Те подлетели дружно, всем своим видом выказывая полнейшую готовность идти за ним в огонь и в воду.

– Вот что, братцы-славяне, наверняка вы все – пионеры, стало быть, дружный, отзывчивый народ. Выручите моего друга Юрку. Скоро в школу, а у него октябрятской звёздочки нету.

– У меня есть!– сорвался с места вратарь.

– Только быстрей, а то ведь мы солдаты...

– Я мигом!..

Шахназаров не зря волновался. На огневой позиции уже заметили его необычно долгое отсутствие. Солдаты, пообедав, сидели в курилке в ожидании писем, замполит майор Зотов ждал и не мог дождаться свежих газет. А в вольерах носились голодные Рекс и Венера.

Едва Пилипка, запыхавшийся, вспотевший, вручил Юрке звёздочку, Шахназаров, наспех поблагодарив его, выскочил на шоссе.

– Помчимся, Юрка, пока на своих двоих, а там, может, попутку перехватим.

Их обгоняли грузовики разных марок, машины с надписями: «Молоко», «Техпомощь». Шахназаров, а потом и Юрка «голосовали» всем подряд, но одни шофёры, казалось, не замечали их, другие показывали – сворачиваем, мол, с вашего маршрута.

Они уже не шли, скорее – бежали. Заслышав гул мотора, поднимали руки просто так, на всякий случай, даже не оглядываясь.

Наконец один из грузовиков сбавил ход и, взвизгнув тормозами, остановился. Шахназаров метнулся к шофёру, попросил:

– Подбрось, друг, до Подлипок. Синим огнём горим...– подсадил Юрку, плюхнулся на сиденье, вытер со лба пот пилоткой, кивнул на спидометр: – Максимум выжать можешь?

– Попробую,– усмехнулся шофёр.– Надо же выручить бедных самовольщиков.

Грузовик рванул с места и помчался. Алый, чуть выцветший флажок на стержне, припаянном к крышке радиатора, полоскался часто и трепетно.

– Сам недавно гимнастёрку снял,– подмигнув Шахназарову, сказал шофёр.– Считай, проявляю солидарность.

– Спасибо. Если не секрет – женатый?

– А как же. Два месяца. Парень-то твой, кажется, задремал...

– Разморило. А я вот в этих, в сердечных, делах – робкий. Есть тут одна девушка, но... получается у меня какая-то ерунда: при людях ещё так-сяк, а когда одни – становлюсь телёнок-телёнком.

– У меня тоже поначалу не клеилось.

– Как же ты вышел из этого красивого положения?

– Стихами взял. Прямо вот так за рулём и сочинял, пока чуть не сотворил аварию.

– Нет,– угрюмо сказал Шахназаров,– у меня стихами не пойдёт.

– Я помогу,– подал голос Юрка.– Я, знаешь, как здорово умею сочинять стихи! Слушай: туча плывёт, дождик идёт... Складно?

– Ну вот,– засмеялся шофёр,– одна голова хорошо, полторы – лучше.

«Почему – полторы?– подумал Юрка.– Выходит, у Шаха голова, а у меня только половинка. А-а, ну ладно...»

За поворотом шоссе показались Подлипки.

– Тормозни у почты,– попросил Шахназаров.– Спасибо, друг!

На почте была лишь Таня.

– Наши все обедать ушли,– сказала она, подавая Шахназарову сумку.– Ой, тяжелющая... Как ты её и дотащишь?..

– Не привыкать.

– А я осталась...– Таня отошла к окну, уселась на подоконник.– Работа такая, все сидишь, сидишь. Растолстеешь в два счёта...

– Ну это ты зря,– сказал Шахназаров, лишь мельком взглянув на девушку.– Что не красишься, это – законно! Зачем? Ты и так... у тебя и так лицо выразительное, и глаза, и в общем – всё. А морить себя голодом? Не одобряю.

– Растолстеешь в два счёта...– Таня почему-то покраснела и, хотя по-прежнему улыбалась, опустила глаза.

– Шах, пойдём...– протянул Юрка.

– Подумаешь, беда великая,– не обращая на Юрку внимания, убеждал девушку Шахназаров.– Да если хочешь знать, растолстеть – это тоже не так просто. Я вот, например...

– Шах, мы же опоздали...,

– Учтём,– сказала Таня, по-детски болтая ногами.– Костя, а почему тебе никто не пишет? Какой-то у вас там Козырев каждый день по три-четыре письма получает, а тебе за всё время ни одного-разъединственного...

– Некому писать потому что,– ответил Шахназаров, растерянно улыбнувшись.– Я ведь детдомовец. Воспитательница у нас была, Анна Мефодьевна,– мы её все мамой звали,– она писала. Недавно умерла...

– Старенькая была?

– Вовсе не старая... Болела чем-то.

– Костя, а девушка эта почему тебе не пишет?

– Какая девушка?

– К которой сегодня в райцентр ездил.

Шахназаров засмеялся:

– Там у нас были другие дела. Нету у меня никакой девушки, и ещё никогда не было... Слушай, Таня, а тебе часто приходят письма?

Таня спрыгнула с подоконника, стала поливать из молочной бутылки цветы в горшочках.

– Иногда приходят. Подружки... одни учиться уехали, другие замуж выскочили...

– Я имею в виду не подружек. Ну там – со стройки, из армии...

– Нет...– сказала Таня, точь-в-точь как Юрка, и вздохнула.– Никому не приходит в голову написать...

Шахназаров взглянул на часы, ахнул, подхватил сумку.

– Юрка, бежим!.. Танюша, а можно – я тебе письмо напишу?

Она оторопело и обрадовано взглянула на него, пожала плечами:

– Чудак ты, Костя... Мы же чуть ли не каждый день видимся...

– Не-ет, письмо совсем другое дело...

– Но это же, наверное,– одной рукой Таня держала за горлышко бутылку, другой как-то суетливо поправляла на груди воротничок кофточки,– это же, наверное, будет смешно: каждый день видимся – и письма...

– Я напишу, ладно? Юрка, бежим!..

Когда они уже подходили к городку, Шахназаров, ставший вдруг задумчивым, неожиданно спросил:

– Тебе нравится Таня?

– Ага, нравится.

– Законно! Нигде таких не встречал. Она, брат,– хороший парень!..

Юрке хотелось засмеяться: Таня и вдруг – парень, но, взглянув на Шаха и заметив, что тот почему-то совсем помрачнел,– сдержался.

...У крыльца казармы Шахназарова поджидал старшина.

– Достукался, шут гороховый... Пойдём, командир ждёт.

Юрку он вроде бы и не заметил.

Едва старшина, а за ним Шах вошли в коридор, Юрка из-за угла прокрался, приседая, к распахнутому настежь окну канцелярии и тотчас услышал строгий папин голос:

– Доложите, где были!

Шахназаров молчал.

– Вы имели право ежедневно выходить за пределы части. Вам оказывалось большое доверие, Шахназаров, и вы его не оправдали: опоздали из увольнения на целых два часа... Товарищ старшина, подберите на должность почтальона другого – настоящего... честного солдата. Идите, Шахназаров.

Шах сошёл с крыльца, не заметив Юрку, побрёл на огневую, понуро опустив голову. Юрка поплёлся было следом, потом вернулся к казарме. Надо поговорить с папой, обязательно надо с папой поговорить...

Из казармы вышел старшина, неприветливо спросил:

– Сидишь?

– Сижу.

– Куда же вас, скажи на милость, носило?

Юрка вспомнил: примерно такой же вопрос задавал папа и Шахназарову, тот не признался, значит, сказать о том, где они были – подвести Шахназарова, и он ответил, потупясь:

– Где надо, там и были...

– Ишь ты, заступник...– буркнул старшина.– Ладно, выяснится. Пойдём-ка со мной.

Прапорщик повёл его зачем-то в караульное помещение. Юрка нехотя поднялся на две ступеньки крыльца, о третью споткнулся и... выронил октябрятскую звёздочку. Тут же прикрыл её ладошкой, но – было поздно.

– Покажь!– строго приказал старшина.– Та-ак, значит, в райцентр смотались?..

– И смотались!– вскинулся Юрка.– Надо было потому что... А вы наказали Шаха... За что вы его наказали?..

– Пойдём! Или так и будем до вечера ругаться?

В караульном помещении за полуоткрытой дверью на жёстких, обтянутых дерматином топчанах спали, не сняв ремней, солдаты свободной смены. В другой комнате находились те, кому в это время спать, видимо, было не положено. Двое играли в шахматы, один что-то писал, кудрявый сержант с чёрными усиками читал у окна газету. Он первый заметил вошедших и негромко скомандовал:

– Встать!

– Сидите,– разрешил старшина.– Привёл к вам молодого воина. Знакомы?

Солдаты, улыбаясь, глядели на Юрку. Сержант кивнул:

– Конечно, знакомы. Это Юрка, сын командира.

– Был Юрка,– сказал старшина,– а теперь рядовой Яскевич. И не просто рядовой, а второй помощник начальника караула по службе выводных караульных собак. У него отныне есть свой пёс, свой блокпост и, естественно,– свои обязанности. Прошу любить и жаловать. Ясно!

– Так точно, товарищ старшина!– ответил один из солдат, подмигнув Юрке.

Сержант с усиками отложил газету, сказал очень серьёзно:

– По-моему, помощник начальника караула не может быть безоружным.

– А кто сказал, что у него не будет оружия?– Старшина подкрутил усы, потом потянулся к телефонной трубке, набрал номер: – Младший сержант Чиж, срочно доставить в караульное помещение пистолет «ТТ» из подсобного фонда. Да, да, в кобуре и с обоймой.

Юрка едва не подпрыгнул от радости. Пистолет, да ещё в кобуре, да ещё с обоймой! Он, правда, пока не знал, что такое обойма, спрашивать об этом было неудобно. Ничего, Шахназаров ему потом всё растолкует.

В караульное, запыхавшись, вбежал «дядя Стёпа», вручил старшине пистолет, перед Юркой опустился на корточки, опоясал его широким офицерским ремнём. В ремне и портупее не хватало дырочек. Их «дядя Стёпа» проколол шильцем из перочинного ножа, и получилось – лучше не придумаешь.

Юрка не сводил глаз с пистолета,– новенького, сплошь никелированного, лучик солнца играл на нём, ослепительно сверкая.

– Вот,– сказал старшина,– для всех этот пистолет учебный, для тебя – боевой. Неси с ним, Юрка, службу по-настоящему, чтобы не иметь ни от меня, ни от начальника караула никаких замечаний. Понял?

– Так точно!

– И чтоб с учёбой было всё —на «пять». Иначе – лишу я тебя почётной должности. Вопросы есть?

– Не-а.

– Что ещё за «не-а»? Надо отвечать – «никак нет».

– Никак нет,– поправился Юрка и вдруг, осмелев, вытянулся в струнку, приложил руку к виску, стукнул каблуками: – Товарищ старшина, разрешите идти?

– Идите.

Очень хотелось забежать домой, показаться маме, похвалиться перед малышами, но где-то здесь, в городке, а может, на позиции грустил наказанный Шахназаров, и Юрка, не раздумывая, помчался к вольерам.

ВТОРОЙ ПОМОЩНИК НАЧАЛЬНИКА КАРАУЛА

Шахназаров за кухонькой пилил дрова и заметил Юрку лишь тогда, когда тот остановился рядом. Лицо его, только что сосредоточенно-печальное, засветилось в улыбке. Отложив пилу, он откровенно любовался Юркой с таким видом, будто не узнавал его.

– Ну и ну! Вот это и я понимаю! Кру-гом! Хорошо! Настоящий воин...

– Шах, тебя наказали, да?

– Ничего, Юрка, бывает и похуже. Кру-гом! Молодец...

– Давай помогу.

– А я уже кончил. Вот что, парень, раз ты теперь вооружён, сегодня же и начнёшь выводить на пост Дункана. Нечего ему без дела в конуре сидеть.

– Ага!– обрадовано воскликнул Юрка.– Шах, ты не обижайся на папу, ладно? Он только понарошку строгий, а так знаешь, какой он...

– Солдату обижаться не положено,– спокойно сказал Шахназаров,– да и за что мне обижаться? Кругом виноват...

Напиленные чурбачки Шахназаров отнёс в кухоньку, вернулся с листом фанеры, прилёг под елью и, развернув на фанере тетрадку, стал сосредоточенно что-то писать, выводя каждую букву.

– Письмо?– спросил Юрка, ложась рядом.– Кому?

– Да тут... одному хорошему человеку. Ты пока помолчи, мне думать надо.

Высоко-высоко, наверное, там, где летают космонавты, плыли в небе синевато-белые облака. Глядел на них Юрка и думал, что, если бы не взбучка, которую получил Шах, всё было бы хорошо. Ему, Юрке, не только форму пошили, но выдали и оружие, не какую-нибудь там пластмассовую игрушку, а самый настоящий пистолет вместе с кобурой, ремнём и портупеей, и уже сегодня вечером, когда Шах поведёт на блокпосты Рекса и Венеру, он, Юрка, выведет на пост Дункана. И так будет каждый день, даже когда настанет пора идти в школу.

Потом... потом он незаметно вырастет, пойдёт служить в армию не понарошку, а всамделишно и станет настоящим собаководом.

А может, всё-таки стать космонавтом? Слетал в космос, и сразу о тебе знают все. В газетах портреты печатают, по телеку показывают, героем зовут.

Оттуда, из космоса, всю землю видно. Вот бы полететь хоть разок!

Наверное, Шаху не просто и не легко было думать. Он даже стебелёк какой-то сорвал и, покусывыя его зубами, напряжённо сдвигал брови, морщил лоб. Юрка терпеливо ждал, тоже покусывая стебелёк и по возможности хмуря брови.

Наконец Шахназаров отодвинул фанеру, лёг навзничь.

– Кончил?

– Потерпи. Осталось самое главное.– Шах глядел в небо и, зачем-то поднимая то правую, то левую ногу, вздыхал, мычал что-то, непонятное Юрке, опять вздыхал. Юрка тоже стал поочерёдно задирать ноги, пока Шах не спросил удивлённо:

– Ты чего это... дрыгаешь?

– Я – как ты...

– Так я же – для разминки.

– И я – для разминки.

– Ну, брат, даёшь!..

Опять Шаха потянуло к фанере. Вырвал, из тетради чистый лист, застрочил карандашом, выговаривая каждое слово:

– Твои ясные очи, твои глаза —

Как синее небо, как бирюза...

Юрка, что такое «бирюза»?

– Не знаю...

– Я тоже не знаю. Вот дела... Помоги найти такое слово, чтоб кончалось на «за». Для рифмы, понимаешь?

– Коза!– выпалил Юрка.

– Не-ет,– покачал головой Шахназаров.– «Коза» не годится. Не идёт ни в какие ворота.

– Оса. Коса. Волоса.

– Нет, Юра,– вздохнув, сказал Шахназаров.– Ты, как вижу, тоже не Пушкин. Стой! Идея! Ты полежи тут, я – сейчас.

Шах помчался в городок. Вскоре вернулся, протянул Юрке альбом в бархатной обложке.

– Полистай. Тут у меня много интересного про крейсер «Варяг». А я по стихам пройдусь. Не может быть, чтобы здесь не нашлось ничего подходящего. Пушкин – это, брат,– голова!

Каждый занялся своим делом. Юрка с интересом вглядывался в фотографии бородатых офицеров, усатых матросов, каких-то кораблей, Шахназаров торопливо листал книгу.

– «Буря мглою небо кроет...» Не то. «На холмах Грузии лежит ночная мгла, шумит Арагва предо мною...» При чём тут Грузия? Стоп! «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть другим». Как раз то, что надо! Только почему – «любил»? Сделаем так: «Я вас люблю так искренно, так нежно, как дай вам бог любимой быть... другим...» Вот тебе и раз... Зачем же – другой? Сплошная нескладуха вышла. Вроде как сам хочу, чтобы её ещё кто-то любил. Эх, была ни была, до конца переделаем. Верно, Юрка?

– Ага.

– Вот! Теперь уж – точнее не придумаешь. «Я вас люблю так искренно, так нежно! Не дай вам бог любимой быть другим». Пойдёт?

– Пойдёт. А кого ты любишь?

– Я же сказал: одного хорошего человека. А в общем-то, я многое люблю,– добавил Шахназаров, заклеивая конверт.– Вот этот лес, небо, тебя люблю и всех добрых людей. И радуюсь! Знаешь, чему?

– Не-а.

– Тому, что родился на свет не букашкой, к примеру, а человеком. Сознательно живу, всё вижу и понимаю. Сейчас – полдень. Как ты заметил, что он наступил?

– Жарища! Солнце почти над головой.

– Во! И ты это понимаешь. Значит, ты тоже существо разумное.

– И собаки... языки высунули...

– Опять верно! Жара... Берёзки и ёлки тоже, гляди – словно бы обвяли... А ночью я их, знаешь, какими вижу? Будто стоят витязи в шлемах, пики подняли, точь-в-точь из сказок вышли. А утром встану – опять радуюсь: солнце светит, лес шумит, и такая красота кругом, аж дух захватывает!..

На тропинке, ведущей к казарме, показался дневальный.

– Шах, к замполиту!

– Иду!– сразу сникнув, ответил Шахназаров. Сложил конверт пополам, сунул в нагрудный карман гимнастёрки.– Не повезло мне малость, Юрка... Написал, а передам неизвестно когда. Дела-а... Ну, жми домой, а я огонь погашу и на ковёр.

– Как это – жать?

– Ну, беги, значит...

– А на какой ковёр тебя вызывают?

– Так говорят, когда начальство требует. На ковёр, мол, пошёл.

– Опять ругать будут?– испуганно спросил Юрка.

– Ничего, переживём! Главное, у тебя теперь звёздочка есть... Пойдём, доведу до проходной...

Опустив голову, Шахназаров шагал впереди, Юрка, стараясь ступать пошире, поспешал за ним и пытался представить, как он выглядит со стороны в своём мундире, туго подпоясанном широким офицерским ремнём, на котором с правой стороны, чуть оттягивая его, поблескивала коричневая новенькая кобура.

– А меня в школу будут на папиной машине возить, вот...

– Законно,– думая о чём-то своём, вяло согласился Шахназаров,– пешком далеко.

Теперь они шли по самому центру строевого плаца. Юрке было приятно, что солдаты – и заполнившие курилку, и выглядывающие из окон казармы – обращают на него внимание. Отовсюду доносилось:

– Формочка-то, как влитая!

– Вот это солдат!

– Юра, давай насовсем в казарму, кровать поставим.

– Юра, строе-вым!

Возле проходной, надкусив яблоко, стоял «товарищ Петров» в спустившихся запыленных трусишках, удивлённо и зачарованно глядел на Юрку. Едва Шахназаров и Юрка поравнялись с ним, он преданно, с радостной тревогой заглядывая в Юркины глаза, представился:

– Я – товалищ Петлов.

– Да ну тебя!– отмахнулся Юрка.– Надоел... Всё лезет и лезет...

Мальчик огорошено поморгал глазами и неожиданно заплакал. Юрка поморщился. Шахназаров подхватил мальчика на руки:

– Не надо, Витя, реветь. Юрка тебя никогда больше не обидит. Если же обидит, я перестану с ним дружить.

– А на речку пойдём?

– Обязательно. Только завтра.

– А девчонки?

– И девчонок возьмём, они тоже хорошие ребята.

– А Юрку возьмём?

– Позовём, если не забудем...– Шахназаров опустил мальчика на землю и, не взглянув на Юрку, будто его здесь и не было, зашагал к казарме.

– Дивизион, строиться!– объявил, выйдя на крыльцо, дневальный.

«Товарищ Петров» подтягивая штанишки, побежал в сторону курилки, Юрка нехотя поплёлся за проходную.

У офицерских домиков – никого, все женщины собрались на лужайке, с ними о чём-то вёл разговор замполит майор Зотов. Там же вертелись и малыши. Юрка шмыгнул за первый домик, ему сейчас не хотелось ни с кем встречаться. Что, если Шах и в самом деле перестанет с ним дружить? И «дядя Стёпа»? И оператор Козырев?

Он всегда стоит в конце строя, это называется – на левом фланге. Вчера и позавчера, когда старшина строил дивизион, а он, Юрка, проходил мимо, Козырев, приветливо улыбаясь, манил его к себе, иди, мол, становись рядом, места хватит. Хорошо бы стать с ним рядом и шагать вместе со всеми. Раз-два, левой! Выше ногу! Левой, левой, дивизион – стой! Если Шах скажет Козыреву, какой он, Юрка, нехороший человек, вряд ли Козырев позовёт его снова. И во всём виноват этот прилипчивый, как муха, «товарищ Петров». Да нет же, почему же он виноват? Малышу тоже, как и ему, Юрке, с кем-то играть хочется... Ох, как нехорошо опять получилось...

На крыльце дома, на скамеечке, стояла кастрюля с остывающим компотом. Если бы не она, Юрка, возможно, и не вспомнил бы, что ему следует позаботиться о еде для Дункана, ведь голодного его нельзя выводить на пост. И что сказал бы Шахназаров?..

Разжечь газовую плиту, вскипятить воду и опустить в кастрюлю мясо – большой кусок его нашёлся в холодильнике – оказалось делом скорым и нетрудным. Мясо варилось, кипело. Сюда ещё несколько картошин,– Шах говорил, можно и не чистить, можно разрезать на четыре части и сварить прямо в кожуре,– крупы немножко. Крупу Юрка нашёл в кухонном столбике.

Пока мясо варится, можно засыпать и крупу. Картошку – потом. А что, если и картошку положить сразу? Какая разница? Пусть варится всё! Скорее поспеет. Картошку Юрка обнаружил в чулане, в алюминиевой корзинке. Выбрал пять штук самых больших, разрезал каждую на четыре части, опустил в кастрюлю и ушёл в свою комнату обёртывать книги – послезавтра в школу.

За этим занятием и застал его отец. Он стоял в дверях, глядел на Юрку и улыбался. А тому было не до улыбок.

– Па-ап, зачем ты наказал Шаха?

– По-моему, сын, это не твоё дело.

– Моё,– упрямо сказал Юрка.– Шах не виноват, потому что...

– Это мне лучше знать.

– И мне лучше.

– По всей вероятности, женщины наши задержатся. Будем обедать. Ремень-то сними, пистолет ведь тяжёлый, тянет.

– Ничего и не тяжёлый. И мне Дункана скоро на пост вести.

– О-о, тогда другое дело. А вон и наши женщины идут.

Оля с порога обрадовано бросилась на руки к отцу, такая уж ласочка, любит, чтобы её постоянно по головке гладили. А мама... она явно чем-то встревожена...

– Разве так кашеварят, мужчины? Пригорает же... Боже, что вы тут затеяли?

Едва она сняла с кастрюли крышку – ударило гарью, помешала в кастрюле и окончательно расстроилась.

– Ничего не понимаю. Что за бурда? И для кого вы её готовите?

Папа удивлённо повёл плечами, взглянул на Юрку.

– И никакая не бурда,– с обидой выкрикнул тот.– Для Рекса и Венеры обед готовит Шах, а я – для Дункана. Я тоже помощник начальника караула, понятно? И буду на пост Дункана водить... Ну как ты, мама, не понимаешь?

– Вот теперь кое-что понимаю. Килограмм мяса на суп для Дункана... А чем я вас буду завтра кормить?

Папа зачем-то прикрыл рот ладошкой и заспешил с Олей к столу.

– Мать, войди в его положение. Несение службы – благородное дело, и мне кажется, ты должна ему помочь. Когда и что готовить для Дункана – решайте вдвоём. А варит пусть сам, только сам...

– Конечно!– обрадовался Юрка.– И Шах мне это говорил.

Мама выключила газ: «Ох, Юрка, Юрка, горе ты моё»,– но было понятно, что если она ещё и сердится, то совсем немножко.

– Садись за стол, помощник начальника караула. Куда мне деваться – одно начальство кругом...

Папа подмигнул Юрке, шепнул тихонько, нагнувшись:

– Пронесло, правда? После обеда – со мной на огневую. Согласен?

Ещё бы! Он давно мечтал попасть туда.

Когда Юрке случалось раньше идти куда-нибудь с отцом, он обязательно брал его за руку: папа был большой и сильный, и рука у него была большая и сильная, и было приятно ощущать и чувствовать это. Но то было раньше, позволить себе такое сейчас Юрка никак не мог. На нём теперь форма с солдатскими погонами, на боку всамделишний пистолет в кобуре. Он теперь солдат, а не какой-нибудь сопливый мальчишка, и вести себя должен как солдат.