Текст книги "Юрка — сын командира"

Автор книги: Николай Круговых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

НАЧАЛО ДРУЖБЫ

Папа пришёл обедать озабоченный. Может, поэтому, когда Юрка показал ему щенка, вовсе не обрадовался, даже не потрогал его, только сказал рассеянно: «Славный пёс, хорошенько ухаживай за ним»,– и сразу сел за стол.

– Дети, руки помыли?– Мама придвинула каждому тарелки с салатом из огурцов и помидоров, поставила на центр стола сковороду с шипящей в сале яичницей, разлила по стаканам молоко.– Что приуныл, Алексей Павлович?

– Унывать нам не положено,– усмехнулся папа,– а дело серьёзное. В общем – из огня да в полымя. Комплекс новый, придётся переучиваться на ходу.

– Значит, день и ночь на огневой?

– И такое, наверное, будет.

Папа, обедая, всё поглядывал на часы, потом встал, потянулся за фуражкой:

– Я пошёл... вы уж тут привыкайте... без меня...

Юрке очень хотелось пойти с отцом на огневую позицию, он стал просить взять его с собой.

– Как-нибудь попозже, сын. Я тебе обязательно покажу и станции, и ракеты. Сейчас – не время.

Настаивать Юрка не стал, ведь у него теперь был Дункан, такой потешный щенок!.. Сало он почему-то не ел, всё жался к ногам и тихонько скулил. Потом стал облизывать Олины руки. Та ёрзала, радостно взвизгивая. Мама, с улыбкой поглядывая на неё, застлала солдатскую кровать чистой простынёй, взбила подушку. Оля насторожилась и вдруг затянула без слёз:

– И-и-и, я не хочу спать!..

– Надо, доченька. Все дети спят. Посмотри в окно – никого нету, и Таня легла, и «товарищ Петров» спит.

– И-и-и... А Юрка?

– Он у нас уже большой. Он пусть гуляет.

– И-и-и...

Последние слова мамы Юрка воспринял как разрешение уйти, взял Дункана на руки, выбежал на крыльцо.

Солнце жгло вовсю, ели и сосны почти не давали теней. У домиков никого не было видно. За забором, на огневой позиции стояла тишина, Юрке подумалось: может, папа увёл куда-нибудь всех солдат и только часовые остались стоять на вышках.

Где-то далеко за лесом глуховато гудел трактор, и совсем рядом раздавался негромкий настойчивый стук. Юрка поднял голову и увидел дятла в красной шапочке. Вонзив в кору сосны острые коготки, он долбил и долбил ствол изогнутым клювом, не обращая внимания ни на Юрку, ни на Дункана. Щенок заволновался, тявкнул, попытался спрыгнуть с рук. Юрка погрозил ему пальцем:

– Нельзя, Дункан, мы с тобой пообедали, птичке тоже есть хочется, она жуков ищет в коре, понял? Лучше пойдём к озеру, красиво там!..

В это время из-за поворота дороги выскочил грузовик. В кузове его стоял Шахназаров с пилоткой, заложенной под погон. Он издали помахал рукой: подожди, Юрка!

Грузовик проехал к воротам, Шахназаров выпрыгнул из кузова на ходу, спросил, улыбаясь и кивая на Дункана:

– Ну как, привыкает?

– Привыкает!– радостно ответил Юрка.

– Хочешь со мной? Пойдём.

На проходной Шахназарова пропустили сразу, перед Юркой выставили задвижку. Дежурный строго сказал:

– Стоп! Документы, гражданин.

Юрка испуганно отступил на дорогу.

– У меня... нету документов.

– Это – Юрка, сын командира,– объяснил дежурному Шахназаров, улыбаясь одними глазами,– пропустите его, товарищ сержант.

– Ну, раз Юрка,– улыбнулся и дежурный,– да ещё сын командира, тогда можно.

Шахназаров показал Юрке солдатскую казарму, асфальтированный плац возле неё, столовую и кухню – чуть в стороне, в ельнике, потом повёл куда-то в лес по тропинке.

– А ракеты где?– поинтересовался Юрка.

– Увидишь и ракеты. Не всё сразу.

Ельником они вышли к землянке, на крыше которой, в густом клевере, сидел, бренча на гитаре, солдат – босой и без гимнастёрки.

– Знакомься, Юра,– сказал Шахназаров,– это наш каптенармус, Ваня Чиж, он же – завскладом, он же портной и сапожник и фотограф в придачу. Скрытой камерой фотографирует и может так изобразить – ахнешь. Видишь, он – длинный-предлинный, потому мы его не Ваней зовём, а дядей Стёпой. Улыбается редко, но человек он хороший.

Ваня Чиж встал, и Юрка убедился, что он действительно длинный-предлинный, как дядя Стёпа. Не удержался от смеха.

Пожимая Шахназарову руку, «дядя Стёпа» кивнул на Юрку, буркнул мрачновато:

– Интересный парень. Где ты его нашёл, Шах?

– На дороге. Дай нам чего-нибудь вкусненького.

«Дядя Стёпа» скрылся в землянке и вскоре вынес оттуда кастрюлю, в которой оказались кусок сырого мяса, литровая банка с пшённой крупой, кочан капусты, несколько морковин. Юрка удивлённо взглянул на Шахназарова.

Тот принял от Чижа кастрюлю, ощупал пальцами мясо:

– Свеженькое, без косточек, как раз то, что нам надо... Налопаемся всласть!

Юрка удивленно взглянул на Шаха:

– Сырое мясо будем есть, да? А зачем?

– Пойдём,– усмехнулся Шахназаров,– там разберёшься.

Тропинкой через ельник они вышли на поляну, примыкающую к самому забору, и тут Юрка увидел высокую ограду из металлической сетки. Посреди стояли две деревянные будки с плоскими крышами. На крыше одной из будок лежала крупная овчарка, положив голову на передние лапы, вторая гуляла по дворику.

– Стоп,– сказал Шахназаров.– Дальше нельзя. Нравятся тебе эти звери?

– Нравятся... А они злющие, да?

– Ещё какие злющие! На ночь я их вывожу на особенно опасные участки, на блокпосты. Понял?

– Понял. А как их зовут?

– Вот ту, что гуляет,– Венерой, а на будке лежит Рекс. Проголодались они, пока я ездил, и теперь наша с тобой задача – как можно скорее приготовить для них обед. Помогать мне будешь? Вот и хорошо. Вдвоём мы скоро справимся. Пойдём, вон там в березнячке наша кухня.

– А почему повар им обед не готовит?

– Так уж заведено. Я им и пищу готовлю, и кормлю их только я. Никто, кроме меня, кормить их не имеет права. Да они и сами ни от кого, кроме меня, куска не возьмут.

– Почему?– удивился Юрка.

– Так уж приучены. Если такая собака возьмёт пищу из рук постороннего, не место ей на посту, списывать надо. Подумай сам. Решил, допустим, шпион пробраться на нашу позицию посмотреть, какие у нас ракеты и станции, бросает собаке кусок отравленного мяса, она – хвать его и лапы кверху. И делай, шпион, что хочешь. Поэтому сторожевые собаки и приучены брать пищу только из рук своего выводного. Мы пришли, Юра.

Кухонька была небольшая, в ней печь, стол, ящик в углу и несколько кастрюль на нём.

Шахназаров разжёг огонь в печи, поставил вариться на плиту мясо в кастрюле, потом из ящика достал картошку и начал чистить.

– А что мне делать?– спросил Юрка.

– Высыпь крупу, разровняй хорошенько, проверь, нет ли в ней камешков, гвоздей. Видел же, как мама делает?

– Видел.

– Ну вот и трудись.

Неожиданно завыла сирена – резко и натужно. Тотчас по всей позиции разнёсся топот. Юрка удивлённо взглянул на Шаха:

– Что это?

– Тревога,– ответил тот и пристально поглядел на него.– Слушай, Юра, неувязочка получается. Сын командира, а... ничего не знаешь... Ты что, на позиции не бывал?

– Ага. Я у дедушки и бабушки жил в деревне, потом уехал с папой и мамой.– Юрка вздохнул.– А дедушка и бабушка там остались. Ребята там, где папа служил. А тут одна малышня, тут ребят нету...

– Да, брат, что верно, то верно – проблема,– задумчиво сказал Шахназаров.– Ладно, это дело поправимое. Давай, Юра, живее работать, а то скоро и псы наши завоют, как та сирена.

Он снова сосредоточенно стал чистить картошку, потом вздохнул, почёсывая рукояткой ножа переносицу:

– Мне ведь, прямо скажем, тоже не повезло.

– Как... не повезло?– удивился Юрка.

– По службе. В письмах товарищам сообщаю – ракетчиком, мол, служу. А ведь вру, понимаешь? Это они вон – ракетчики, что по тревоге побежали, а я, брат, всего-навсего собаковод... Такие-то делишки...

Шахназаров вышел из кухоньки и сразу же вернулся, неся какие-то бачки, по два в каждой руке.

– Вот это, Юра, кормушки и пойлушки. Мы их сейчас с тобой помоем, чтоб всё как надо.

– Я сам помою.

– Давай, трудись. На-ка тебе теплой водички. Крупу перебрал? Молодец? Мясо закипело, сейчас мы крупу туда, вот та-ак... Венера – ничего, спокойно ждёт, а Рекс уже бесится. Ты тряпочкой, Юра, на-ка, возьми тряпочку. Молодец, хорошо у тебя получается!

– Я когда вырасту и в армию пойду,– сказал Юрка,– я тоже буду собаководом.

– Ишь ты!– воскликнул Шахназаров.– Выходит, не согласен, что мне не повезло?

– Ага...

– Ну что ж, раз такое дело, пойдём дрова пилить-колоть, пока тут сварится.

За кухонькой лежало несколько нетолстых берёзовых брёвен, стояли «козлы». Из-под стрехи Шахназаров снял висевшие там на гвоздях топор и пилу-ножовку, принялся распиливать одно из брёвен на коротенькие чурбачки. Потом стал колоть дрова, а Юрка укладывал их в поленницу у стены кухоньки. Поленья почему-то падали, и Шахназаров усмехнулся.

Он подошёл, положил одно полено на поленницу, на самый край, не вдоль, а поперек и – о чудо!– не стали падать поленья, легли все ровненько, крепко. Стоял Юрка и радовался: вот как всё вышло хорошо!

– Молодец!– сказал Шахназаров.—Подведём итог. Крупу перебирать ты уже умеешь, дрова складывать – умеешь. Завтра научишься чистить картошку...

– Хе, картошку...– пренебрежительно сказал Юрка,– что я, девчонка, чтобы картошку чистить?..

– Я ведь тоже не девчонка!– сказал Шахназаров.– А чищу. Знаешь, что я скажу тебе, Юра, мужчина должен уметь делать всё. Понял? Всё! Видел, как я огонь в печке разжигал?

– Видел.

– С одной спички. Ты так сумеешь?

– Н-не знаю.

– Не сумеешь. Но я и этому тебя научу. Я многому тебя научу. Ладно, картошка, это – после. Завтра мы, если не будет дождя, во-первых, поучимся плавать. Потом в лес сходим... Завтра у нас, у солдат, на первое на обед суп картофельный, а мы грибов принесём, будет суп картофельный с грибами – вкуснотища! Весь дивизион нам с тобой спасибо скажет. Понял? Я тут наглядел недалеко – такие вылезли боровички! Завтра они как раз будут что надо. Согласен с этой программой?

– Согласен,– сказал Юрка.

– Молодец! А теперь шагай домой. Ты ведь ушёл, маме не сказал, куда и с кем пошёл. Волноваться будет.

– А я... я хочу поглядеть, как ты будешь собак кормить...

– О-о, брат, это не скоро. Горячим кормить нельзя, а пока остынет – долгое время. Посмотришь как-нибудь в другой раз. Теперь же – беги. Умеешь бегать?

– Ещё как! Я всегда обгонял и Славика, и Кешу!

– Да ну?

– Ещё как обгонял?

– Ладно, до завтра,– сказал Шахназаров, протягивая Юрке руку.– Приду к твоему окошку и...– Вложил в рот два пальца, свистнул.– А теперь – домой! Покажи, как умеешь бегать. Может, ты просто хвастаешься.

Дома что-то случилось. Мама тревожно искала по телефону папу, Оля – раскрасневшаяся и вялая – лежала в кровати и тянула своё неизменное «и-и-и», на этот раз с взаправдашними слезами.

– Юра,– пожаловалась она брату, едва тот вскочил в комнату,– а у меня горлышко болит, и-и-и...

– Сейчас врач придёт,– сказала мама, выходя из спальни,– а мы пока молочка кипячёного попьём, с медиком.

– Не хочу с медиком,– капризничала Оля.

– Почему же? Юра, когда у него горлышко болело, всегда пил молочко с медиком. Верно, Юра?

– А когда не хотел?– тотчас спросила больная.

– Тогда меня доктор собачьим салом кормил,– соврал Юрка.– И тебя накормит. А оно Противное, тьфу!

Оля замолчала, испуганно хлопая мокрыми ресницами. И Юрке стало жаль сестрёнку: он знал, как неприятно пить кипячёное молоко да ещё с мёдом. Но ведь – надо! Его тоже бабушка с дедушкой лечили от простуды этим средством. Если он не давался, обещали накормить салом, не собачьим, правда, а медвежьим, и, глотая слёзы, приходилось пить молоко.

В своей комнате, пока мама уговаривала капризничающую Олю, а Дункан под кроватью лакомился сосиской, Юрка нашёл ручку и бумагу, стал писать письмо.

«Милые дедушка Миша и бабушка Христина! Мне в новом городке хорошо! Тут красивый лес. И озеро. И есть теперь у меня пёс Дункан. Мне его подарил Шах, мы с ним дружим...»

Отложил ручку, подумал: сообщать, что заболела Оля, не стоит. Оля выздоровеет, а бабушка с дедушкой всё будут волноваться. Не следует писать и о том, что он, Юрка, по пути сюда, в новый городок, выболтал какому-то подозрительному типу военную тайну.

Медвежонок, подаренный человеком со шрамом, пылился в самом углу, под кроватью. Юрка даже не прикасался к нему, а он всё-таки постоянно напоминал владельцу о его позоре.

Надо как-нибудь взять его в лес и забыть там, а пока...

Не откладывая дела в долгий ящик, Юрка вынес медвежонка в чулан и забросил подальше, на самую высокую полку.

«НЕВАЖНЫЙ ТЫ, ЮРКА, ДРУГ...»

Дункан тыкался мордой в висок, в ухо, сердито скулил, точно хотел сказать: «Довольно дрыхнуть, вставай, лежебока!» Юрка открыл глаза и тотчас вновь зажмурился: солнце,– уже высокое, горячее,– било в окно, а там, за окном, на разные голоса щебетали и тенькали птицы.

День на дворе, а Шаха нет. Почему? Может, он и не придёт, может, просто так пообещал, чтобы отвязаться? Может, никогда больше и не придёт и не позовёт его к себе...

Юрка даже похолодел от этой мысли.

И вдруг... Нет, Шахназаров всё-таки сдержал слово! Правда, он не свистнул, заложив в рот два пальца, как показывал вчера. И правильно! Было бы очень громко, а ведь он знал, что ночью были занятия, и теперь и в солдатской казарме, и в офицерских домиках все ещё спят. Поэтому он тихонько засвистал – переливчато, как-то весело и призывно. «Фью-фью, фюрр, фюрр!» – услышал Юрка и улыбнулся. Ну что за человек, этот Шах! Всё он умеет.

«Фью-фью, фюрр, фюрр!» – снова донеслось соловьиной трелью,– Юрка вскочил, подбежал к окну. Шахназаров стоял шагах в пяти, под елью, и, улыбаясь так, что рот прямо до самых ушей, манил его: поскорее!

Юрка вмиг оделся, всунул на босу ногу сандалики и, зажав под мышкой Дункана, выпрыгнул в окно.

В руках Шахназарова было то самое лукошко, в котором он вчера нёс щенят, и небольшое пластмассовое ведёрко. В лукошке – два ножа, большой и маленький.

– Зачем ты пса в лес тащишь?– удивлённо спросил Шахназаров.

– А так...

– Ладно, поехали.

Мимо проходной по тропинке у забора они пошли влево.

У казармы и на позиции было тихо. Над озером, над лугом и у корней деревьев стлался беловатый туман.

– Собак покормил, Шах?

– Покормлю, когда вернёмся. Нам ведь далеко не ходить, в лесу живём,– ответил Шахназаров, сворачивая к озеру.– Искупнёмся?

– Бр-р!– передёргиваясь, сказал Юрка.

– Ничего не бр-р. Утро-то какое!– Шахназаров в один миг разделся и прыгнул в воду. Вынырнул, поплыл к берегу, смеясь.– Давай, Юра! Вода тёпленькая, как парное молоко!

– Бр-р... Я помаленьку спущусь, ладно?

– Помаленьку только девчонки в воду идут. Визжат, а всё-таки идут, смелые потому что.

– Бр-р...

– Ну что ж, я тоже, когда трусил, всё, бывало, дрожал как заяц, пока не осмелился. Стой себе, дрожи, раз смелости не хватает.

– А вот и нет... А вот и нет!.. Подумаешь... Вот как прыгну! А Дункан... не убежит?

Шахназаров поскучнел, отвернулся. Может, с этой минуты он, Юрка, стал ему совершенно не интересен?.. Страшно вот так сразу разбежаться и бултыхнуться в озеро, но как же можно не прыгнуть? Захочет ли Шахназаров после этого дружить с таким трусом-трусишкой?..

– Шах!– крикнул Юрка с дрожью в голосе.– Гляди, я уже прыгаю! Гляди... Вот...

Не дыша, замирая от ужаса, он разогнался и камнем упал в воду. Хлебнул воды, закашлялся, задыхаясь, но ловкие руки солдата уже подхватили его. Уже ногами встал Юрка на песчаное дно, открыл глаза и увидел добродушное, такое симпатичное – рот до ушей – лицо Шахназарова.

– А вот и нет, и не трус,– отплевываясь, крикнул Юрка, обрадованный тем, что всё-таки пересилил страх.

– Мужчина!– похвалил его Шахназаров.– Поплывём?

– Как собачки?– спросил Юрка, оглядываясь на Дункана, скулящего под кустом.– Вот так, лапками?

– Лапками опять же только девчонки плавают, и то пока не научатся. Смотри! Руками вот так надо грести, голова – над водой, ею то сюда, то туда, а ногами в воде работай. Начали!

Шахназаров поддерживал мальчика под грудь. Тот как-то беспорядочно махал руками, дрыгал ногами в воде, но чувствовал – плывёт! Плывёт, даже когда Шахназаров вдруг опускает руку. И всё-таки опять хлебнул воды, поперхнулся. Шахназаров взял его на руки, понёс к берегу.

– Хватит на сегодня. Ты уж сам вон сколько отмахал! Молодец! Скоро будешь мастером спорта по плаванию. Вылезаем.

– Ещё! Хоть немножко, Шах!..

– Довольно. По грибы идём. Одевайся. Дункан, перестань хныкать.

В лесу было тихо и росно. Медленно поднимался и исчезал туман. Лапки на соснах и елях поблёскивали под солнцем, точно покрытые лаком.

– Шах, ты европеец или азиат?– спросил вдруг Юрка.

– Что-то я не совсем понимаю...

– У нас папа – европеец, а мама, я и Олька – азиаты, в Азии родились потому что, там мои бабушка и дедушка живут.

– Скажи, пожалуйста!– воскликнул Шахназаров.– Я жил за Уралом, выходит, тоже азиат.

Юрка засмеялся, а Шахназаров, подавая ему нож, тот, что поменьше, сказал, вздохнув:

– Счастливый ты человек, Юрка, У тебя папа с мамой есть, дедушка с бабушкой...

– Два дедушки и две бабушки!

– Ещё лучше. А у меня – ни-ка-кой родни, ни брата, ни сестры, ни папы с мамой

– И не было?– опечаленно спросил Юрка.

– Папа с мамой наверняка были, да кто знает, куда их унесло? Я в детском доме рос. Потом в школе учился, в техникуме, теперь вот – армия. Юр, мы пришли, гляди, сколько грибов у тебя под ногами!

Юрка увидел грибы. Толстенькие, с коричневыми шляпками, они стояли в траве и поодиночке, и по нескольку штук рядом.

– О-ё-ё! Вот это грибы!– на весь лес завопил Юрка и в один миг вырвал из земли самый большой.

А Шахназаров отчего-то вдруг нахмурился, и Юрка растерянно опустил руки:

– Что, Шах?

– Зачем ты это сделал?– строго спросил Шахназаров.– Прямо с корнем, эх ты-ы... А если бы осторожно срезал ножом, мы бы с тобой и в будущем году на этом месте гриб сняли. И после нас кто-то. И через десять, и через двадцать, и через сто лет. Видишь, Юрка, сколько ты грибов сразу уничтожил, скольким людям не дал порадоваться.– Видя, что Юрка расстроился окончательно, Шахназаров подошёл поближе, похлопал его по плечу.– Ладно, ты ведь этого не знал, правда?

– Не знал,– обескуражено ответил Юрка.

– Теперь – знай. Вот так надо, гляди... Осторожненько, чтоб корешок остался. Срезай, это всё – твои. Я найду в другом месте. Да пусти ты Дункана! Никуда он не денется.

Когда они вернулись в городок, там уже было шумно. От умывальников, установленных у дальнего глухого забора, бежали в казарму солдаты, растирая полотенцами бронзовые от загара плечи. Те, кто успел умыться, привести себя в порядок, занимались кто чем – одни отдыхали в казарме, сидя у настежь распахнутых окон, другие заняли длинную полукруглую скамью в курилке, за строевым плацем. Там кто-то бренчал на гитаре и пел:

 
– А Чёрное море – суровое море,
И чем-то похоже оно на тебя...
 

Уборщики сметали с плаца первые опавшие листья. Они шли с двух сторон, широко размахивая берёзовыми метлами.

– Шах, а хлопец тоже в лесу вырос?– крикнули из курилки.

– Глядите, ребята, у парня полное ведро боровиков!

– Умеет!– сказал Шахназаров, обнимая Юрку за плечо.– Он бы и не столько набрал, если бы побольше посуда.

Юрка, видя, что все обращают на него внимание, чувствовал себя героем.

У одного из распахнутых настежь окон казармы стоял высокий офицер, глядел на солдат в курилке, а может, и на него, Юрку.

– Подтянись, Юра! Сам замполит майор Зотов на нас смотрит,– сказал Шахназаров, расправляя гимнастёрку под ремнём.

– Как подтянуться?

– Грудь вперёд, ногу ставь твёрже, как солдат.– Шахназаров вскинул руку к пилотке, повернул голову налево и так застучал по асфальтированной дорожке сапогами, что Юрка даже растерялся.

Майор Зотов тоже приложил руку к фуражке, потом, улыбнувшись, сказал в глубину казармы:

– Алексей Павлович, по-моему, твой сын уже начал заниматься общественно-полезным трудом. Взгляни-ка!..

Юрка увидел отца и обрадовано крикнул:

– Папа, а я по грибы ходил!

– Через окошко?

– Ага!– Юрка хотел ещё похвастаться тем, что искупался в озере – не успел: рядом кто-то прогудел оглушительным басом:

– Дивизион, строиться! По расчётам, в две шеренги – становись!

Юрка невольно попятился, прячась за Шахназарова – в трёх шагах от него стоял дяденька с двумя звёздочками на погонах и, шевеля большими рыжими усами, строго глядел на него, Юрку, из-под мохнатых, нависших над глазами бровей.

– Шах, кто это?..

– Наш старшина – прапорщик Павлычко. Серьёзный мужчина. Пойдём, Юра. Живей!

Отовсюду доносился топот: солдаты выбегали из казармы и мчались к усатому прапорщику наперегонки. В один миг опустела курилка. На скамье сиротливо осталась лежать гитара.

– Чего они все так бегут?– удивлённо спросил Юрка.

– А как же?– в свою очередь удивился и Шахназаров.– Мы, брат, ракетчики, у нас иначе не положено.

– А почему?

– Не всё сразу.– Шахназаров приоткрыл дверь с надписью на фанерке «Пищеблок», сказал кому-то: – Баградзе, принимай дары леса. Завтрак готов?

Баградзе – краснощёкий черноглазый солдат в белоснежном халате и поварском колпаке – вышел на крыльцо вместе с «дядей Стёпой». Тот подмигнул Юрке как старому знакомому и пожал руку, а повар, присев на корточки, трогал рукою грибы и удовлетворённо цокал языком:

– А-це-це, какой замечательный будет суп! Шахназаров – молчу, а тебе, Юра, от лица службы объявляю благодарность! Давай руку, теперь ты будешь мой генацвале.

А там, на асфальтированной площадке, которая, как сказал Шахназаров, называется плацем, уже начались какие-то занятия, оттуда то и дело доносились команды:

– Ряды – вздвой!

– Делай – раз, делай – два!

– В две шеренги – стройся!

Юрка оглянулся и уже не смог оторвать глаз от того, что увидел. Ровно, нога в ногу, шли солдаты в строю, одновременно взмахивая руками, печатая шаг, и Юрка позавидовал им, потому что они – взрослые люди... Когда же и он вырастет, станет солдатом...

Дункан порывался соскользнуть на землю, а Юрке отпускать его не хотелось – побежит туда, где занимаются солдаты, как потом его догонишь?

И Шахназаров, и «дядя Стёпа», и повар Баградзе вдруг оборвали разговор, как-то посерьёзнели; Шах опять одёрнул гимнастёрку под ремнём, «дядя Стёпа» поправил пилотку, Баградзе живо застегнул пуговицы на белоснежном халате. И все трое, вытянувшись в струнку, глядели теперь туда, где начиналась липовая аллейка. Юрка тоже поглядел в ту сторону, и ему захотелось поскорее убежать: по аллее шёл прямо к ним прапорщик Павлычко, сурово глядя на Юрку из-под густых рыжих бровей.

– Вольно,– сказал он, подойдя и еще суровее вглядываясь в Юрку.– Хотелось бы знать, откуда у нас появилась гражданская личность?

– Это – Юрка, сын командира,– ответил Шахназаров.– Поглядите, товарищ старшина, сколько он к обеду грибов набрал!

– В солдатский котёл, значит? Дельно!– Прапорщик тронул в ведёрке несколько грибов и сказал повару: – Ефрейтор Баградзе, раз парень с первого дня стал проявлять заботу о солдатах, будем считать и его солдатом. Ставьте на котловое довольствие. Младший сержант Чиж!

– Я!– ещё больше вытянулся «дядя Стёпа».

– Приодеть его как положено.

– Есть приодеть, товарищ старшина!

Прапорщик выговаривал слова отрывисто, будто всё время сердился на кого-то. «Дядя Стёпа», повар Баградзе, Шахназаров по-прежнему стояли перед ним навытяжку. С опаской решился Юрка взглянуть ещё раз на этого неприветливого человека и удивился, заметив на лице его улыбку.

– А что это за кукла у тебя, молодой человек?

– Это – Дункан... Какая же кукла?

– Живой? Зачем же ты его на руках таскаешь? Вот что, Юрка – сын командира, собаку эту я в городке чтобы больше не видел. На кухню полезет, в столовую. Непорядок это. Ясно?

– Ага,– робко ответил Юрка.

– Вот и хорошо. Сейчас же её куда-нибудь подальше, за проходную.

– Я домой отнесу!

– Неси домой.

Когда Юрка возвращался, у проходной его поджидал Шахназаров.

– Напугал тебя старшина? Ты его не бойся, он мужик хороший, главное – справедливый. И порядок любит. Пойдём.

– Куда?

– Завтракать.

Юрка впервые попал в солдатскую столовую и едва не ахнул, увидев огромные столы, застланные одинаковыми светло-зелёными клеёнками. По десять человек за каждым – сидели солдаты.

Вкусно пахло мясом и свежим хлебом. Звенели ложки, доносился приглушённый говор и смех.

– Привет славным ракетчикам!– весело сказал Шахназаров, подводя Юрку к чану, поставленному на табуретку у порога. В чане пузырилась неприятно пахнущая беловатая жидкость.– Давай-ка, Юра, сполоснёмся. Суй лапки, вот та-ак!

– Фи!– поморщился Юрка.– Что это?

– Раствор хлорной извести, в котором уничтожаются все болезнетворные микробы. Живей, а то вон санинструктор на нас глядит, за стол не пустит. Такой несговорчивый тип...

– А вытереть чем?

– Не надо. Не положено. Сами руки обсохнут.

– Фи!– опять закрутил носом Юрка, отряхивая мокрые руки.

От крайнего стола ему подмигивал тот самый «несговорчивый тип», который был санинструктором: молодец, мол, хвалю!

Почти все солдаты глядели на мальчика, улыбались и за обе щеки уплетали макароны с мясом, и Юрка вдруг почувствовал, что ему тоже хочется есть. И вовремя почувствовал: из боковой двери вышел повар Баградзе, неся на вытянутой руке алюминиевый поднос с тарелками, стаканами и чайником.

– Рубай, Юра. Чтобы ничего не осталось.

– Как рубать?

Солдаты засмеялись. Усмехнулся и Баградзе.

– Так у нас говорят: рубануть бы! Это значит – покушать. Кушай! Потом мне на ушко скажешь, понравилось или нет.

До чего же вкусны солдатские макароны! А чай! Кажется, никогда не доводилось ему ни есть, ни пить ничего подобного.

Солдаты по команде встали из-за столов, вышли во двор. В курилке опять заиграли на гитаре, и снова кто-то запел:

 
– А Чёрное море – суровое море,
И чем-то похоже оно на тебя...
 

Юрка допивал свой чай и с интересом разглядывал столовую с голубым потолком – по нему были разбросаны синевато-белые облака, со стенами, к которым были прибиты распиленные вдоль берёзки. Где-то в них и за ними прятались горшочки; из них расползались по ветвям тонкие стебли с густой листвой, и от этого казалось – берёзы растут, прямо здесь; в комнате. Внизу, у корней, зеленела – нарисованная на стене – высокая трава, дальше желтело ржаное поле, за ним далёкий хвойный лес, и опять небо – до самого потолка – с синевато-белыми облаками.

– Красиво?– спросил Шахназаров.

– Ага!– восхищенно ответил Юрка.

– Это – дяди Стёпы работа, он у нас – от скуки на все руки, талантище, брат. Допил чай? Пойдём.

– Куда?

– В гости к дяде Стёпе.

Шахназаров привёл Юрку в помещение, напоминающее хозяйственный магазин. И пахло здесь, как в магазине,– нафталином и кожами.

На металлических стойках, как в гардеробе, висели мундиры, на полках, под табличками с фамилиями, ровными рядами лежали фуражки с начищенными до золотого блеска кокардами, дальше аккуратными стопками возвышались одеяла, простыни, какое-то бельё, в углу, тоже на полках,– гантели, гранаты, спортивные диски и ядра, футбольные и волейбольные мячи.

С интересом разглядывая всё это, Юрка и не заметил, когда и откуда появился «дядя Стёпа», обхватил его одной рукой: «оп-ля!» – и поставил на табуретку. В руках у «дяди Стёпы» был жёлтый матерчатый метр с делениями, точь-в-точь как в маминой шкатулке.

– А зачем мы будем меряться?– спросил Юрка.

– Мундир тебе пошьём, шаровары, фуражку сообразим, и будешь ты – настоящий солдат.

– Вот здорово!

– А ботинки вряд ли найдём, свои носить будешь.

– У меня есть совсем новенькие!

Юрка представил себя наряженным в мундир с блестящими пуговицами, в фуражке с кокардой, и ему захотелось, чтобы «дядя Стёпа» сегодня же сделал всё, что надо.

– А пистолет у меня будет?– поинтересовался, поочередно поглядывая то на «дядю Стёпу», то на Шаха.

– Вот этого не знаю,– подмигнув Шаху, ответил «дядя Стёпа».– Мне пистолеты делать как-то не приходилось.

– А ты попробуй!– горячо попросил его Юрка.– Ты же на все руки...

– Боевой пистолет солдату не положен,– вмешался в разговор Шах,– если тебя устроит такой, какие продают в магазинах игрушек...

– Устроит!– обрадовался Юрка.

– Значит, быть тебе во всеоружии.

«Дядя Стёпа» записал на клочке бумаги какие-то цифры и так же одной рукой снял Юрку с табуретки.

– Завтра утром прошу на первую примерку. Согласны, молодой человек?

– Ага,– улыбнулся Юрка, но тут же заволновался, вспомнив о Дункане, оставленном дома, под кроватью. Если малыши обнаружили его, таскают, наверное, теперь по двору, дёргают за хвост, за уши,– разве они понимают, как надо обращаться с животными?

– Я пойду,– сказал Шаху.– Некогда.

– Иди, Юра. Я тоже пойду. Ночью два раза блокпосты проверял. Спать хочется – ужас!

Юркина тревога оказалась не напрасной. От самой проходной он заметил малышей в ёлочках под окнами ближайшего дома. Танечкина кукла валялась в траве, сияя на солнце пеньковыми косами и розовыми пластмассовыми щеками; вместо неё девчонка держала взвизгивающего Дункана, пытаясь натянуть на него сорочку, а «товарищ Петров», привстав на цыпочки, собирался надеть щенку очки без стёкол.

– А ну, бросьте собаку!– крикнул Юрка вне себя от гнева.– И больше чтоб не смели трогать, а то я вас... Знаете, как поколочу!

«Товарищ Петров» спокойно оглянулся, Танечка выронила щенка и заревела. Дункан, скуля, подался в кусты. Юрка догнал его, осторожно взял на руки.

– Мучили они тебя, да? Вот я им в другой раз задам трёпку.

На крыльцо вышла мама, пожурила Юрку, велела пойти поесть, успокоила ревущую Танечку и увела малышей в лес искать какие-то там цветочки для больной Оли. Юрка с Дунканом направился к озеру.

Солнце поднялось уже высоко, становилось жарко. На сторожевых вышках часовые старались укрыться под навесами в тени. Тихо-тихо было на огневой позиции, а в городке тонко звенела пила, стучал топор, кого-то поругивал Баградзе:

– Зачем ты, Сивцов, под котёл пожар делаим? Гаси, заливай, у меня каша горит...

Юрка сидел под сосной, наблюдал, как Дункан безуспешно пытается поймать стрекозу, и снова радовался тому, что заимеет скоро солдатский мундир, да ещё – пистолет, чтобы носить его, как папа, в блестящей коричневой кобуре. И неважно, что тот пистолет не будет стрелять пулями. Пистончики тоже хлопают – будь здоров. Бах!– и вон те вороны сразу бы улетели.

А потом Юрке стало скучно. Вновь захотелось к Шаху, к «дяде Стёпе», но «дядя Стёпа» сейчас шьёт ему, Юрке, мундир, Шах отдыхает, потому что ночью дважды проверял свои блокпосты. Отдыхают, наверное, и Рекс с Венерой, они ведь тоже ночью несут службу. Венера как будто о чём-то постоянно думает, и ничего ей не нужно, а Рекс – хитрющий: спокойно лежит на крыше будки с закрытыми глазами, но стоит только кому-либо, кроме Шахназарова, показаться близ вольеров, как он сразу: гав!

– Гав, гав!– донеслось с огневой.

Юрка засмеялся, приласкал Дункана, и подумалось ему: а что, если покормить собак? Мама сегодня нажарила таких котлет – пальчики оближешь! К вольерам можно пробраться по кустам, Шах ничего не узнает. Да и что тут такого? Ведь он, Юрка, не шпион какой-нибудь, травить собак не собирается. Зато Рекс и Венера отведают настоящих котлет и, конечно, будут довольны!