Текст книги "Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо"
Автор книги: Николай Кузьмин
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)
– Прохвосты! – выругался Лазо. – Зачем же тогда было подписывать соглашение?
Сильное ровное зарево поднялось над южной окраиной города. Горела Корейская слободка.
– Дорвались! – удерживая нервную дрожь, проговорил Сибирцев.
В помещении следственной комиссии прямо на полу пылал костер. Начальник охраны (из кармана тужурки торчала рукоять нагана) ногой подпихивал в огонь пачки бумаг.
– Телефон работает? – спросил Лазо.
– Молчит. Мы вообще без связи. Но знаю, что два часа назад из тюрьмы освободили всех белогвардейцев.
– Подлецы!
– Егор! – заорал начальник охраны. – Сколько ждать?
Из коридора послышался спокойный голос:
– Из пятой комнаты – все.
– Тащи из шестой. Быстро!
– А ключ?
– Еще он спрашивает! Сбивай замки к чертовой матери!
Раздались удары приклада в дверь. Сибирцев спросил:
– Успеваете?
– Надо успеть… – И начальник снова заорал: – Егор! С громадной охапкой папок и бумаг в комнату вошел Егорша, узнал Лазо, Сибирцева и смутился.
– Чего стал? Чего не видел? Вали скорей в огонь, пока не прогорело!
– Да, да, поторопитесь, – посоветовал Сибирцев. Начальник охраны предложил:
– Надо уходить. Здесь делать больше нечего. Первыми идут члены Военного совета. Пока свободна дорога на Голубиную падь. Это – через двор, там дыра в заборе… Поторопитесь! Если что… мы их здесь придержим.
Никто не успел двинуться с места. Издали по коридору стал нарастать гул множества бегущих ног. Донесся крик: «Товарищи!..» и на все здание грохнул длинный стегающий звук выстрела из винтовки. Стрелял Егорша – близко, возле самых дверей. В ответ сухо, словно ставя точку, треснул револьвер, и тут же визгливо раздалась японская команда.
В помещение вошли два японских офицера, оставив двери настежь. В коридоре топали солдатские башмаки, поблескивали штыки. Офицеры понимающе посмотрели на черное пепелище посреди комнаты. В это время стремительно вошел еще один японец, в штатском, с гладко причесанными, словно напомаженными волосами. Он цепко оглядел всех, кого удалось захватить, задержал взгляд на смуглом лице Лазо.
– Документы, пожалуйста, – произнес он вежливо и совершенно чисто, без малейшего акцента.
Глянув в удостоверение Сибирцева, он что-то коротко сказал офицеру, а документ положил себе в карман. Всеволода, грубо пихая в спину, увели.
– Вы застрелили нашего сотрудника! – послышался его голос. – Это произвол! Я протестую!.. Не смейте меня трогать!
Лазо старался сохранять невозмутимость. Японец в штатском продолжал придирчиво обшаривать глазами его лицо. Удостоверение на имя прапорщика Ивана Козленке, взводного 1-й роты 35-го полка, он перелистал, но возвращать не торопился.
– Вы часто посещали помещение Военного совета. Так? Объясните: почему?
Лазо пожал плечами.
– Это естественно. Я политический уполномоченный своей роты.
– Каким образом оказались здесь?
– Очень просто. Ужинал в ресторане, услышал стрельбу… Здесь все-таки русский караул!
Постучав удостоверением по ногтю, японец вдруг спросил:
– А нет ли среди вас такого – Лазо? Лазо, – повторил он по слогам.
Тягостное, могильное молчание повисло в комнате. Глаза японца в штатском шныряли по сумрачным лицам. Наконец он что-то приказал офицеру, тот быстро вышел. Медленно тянулись минуты тягостного ожидания. Время от времени японец в штатском бросал на особняком стоявшего Лазо короткие взгляды.
Солдаты подобрали с пола обгоревшие бумаги и унесли.
От удара петой дверь распахнулась, и офицер, кого-то пропуская, посторонился. В комнату вошел Забелло. Сердце Лазо сделало тяжелый перебой. «Предатель!» Они с Забелло встретились глазами, бывший связник круто повернулся и вышел. Тонко улыбнувшись, японец в штатском направился следом за ним.
Ошеломленный предательством, Лазо лихорадочно соображал: «Права… боже мой, как права была Ольга! Негодяй!» Затем он подумал о Луцком, – может быть, ему удастся спастись. Для себя и Сибирцева он выхода не видел. Они могли скрыться из гостиницы, не ехать на Полтавскую, извозчик отвез бы их на конспиративную квартиру, но это значило бросить товарищей, по существу, предать. Ни он, ни Всеволод на это не способны…
Вернулся японец в штатском и широко осклабился:
– Как мы и думали, Лазо удалось скрыться. Скорей всего, он ушел в свои любимые сопки…
Не скрывая торжества, он сделал приглашающий жест к двери:
– Пожалуйста, господин прапорщик!
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «КРАСНОЕ ЗНАМЯ»
Родственники и друзья членов Военного совета Лазо, Луцкого и Сибирцева просят напечатать в вашей газете следующее:
В ночь на 5 апреля при выступлении, японцев Лазо, Луцкий и Сибирцев находились в здании следственной комиссии (Полтавская, № 3), где они были арестованы… В том же здании они находились под арестом первые дни после переворота… Причем Лазо был не под своей фамилией, Луцкий же и Сибирцев – под своей. Все они при опросе назвались офицерами.
Из других источников японцам было известно, что среди арестованных находится Лазо, но не под своим именем. Ими были предприняты меры к опознанию его среди арестованных. Делалось это как с помощью своих представителей, знавших его в лицо, так и с помощью русских шпионов…
В пятницу, часов в семь утра, всех троих товарищей отделили от остальных арестованных и, заявив им, что их везут только на допрос и что они скоро вернутся обратно, увезли на двух легковых автомобилях по направлению к Гнилому углу. В казарму со всеми арестованными их не поместили, а запрятали куда-то отдельно, совершенно изолировав от всего живого.
Несмотря на все наши поиски, мы до сих пор не можем найти их следа. Во всех отделениях японского штаба мы получали ответ, что таких у них нет, хотя Лазо мы запрашивали по двум фамилиям.
Мы можем предполагать тут возможность со стороны японцев безответственного расстрела без суда и следствия… Это дело не будет нами оставлено.
20 апреля 1920 г.
ОТВЕТ ЯПОНСКИХ ИНТЕРВЕНТОВ
По достоверным, имеющимся в нашем распоряжении сведениям, Лазо не был арестован японским командованием, так как оно принципиально не арестовывало идейных политических деятелей. Таким образом, слух об аресте Лазо надо считать неправильным.
По нашим сведениям, Лазо, сын богатого русского помещика, со школьной скамьи душою отдался идее коммунизма и, как только случился в семнадцатом году большевистский переворот на Дальнем Востоке, быстро выдвинулся на военном поприще в качестве талантливого военного деятеля. Но вскоре ему пришлось после нового переворота уйти с верными ему партизанами в сопки, где и началась его деятельность, с одной стороны, хотя и полная лишений, но в то же время, с другой – полная дикой прелести жизни среди великолепной природы. С январского переворота этого года он вновь появляется во Владивостоке и немедленно вступает как деятельный член в Военный совет.
Последние печальные события вновь лишили его возможности проявлять свою кипучую военную деятельность на поле насаждения коммунистических начал в русских войсках, и он, очевидно влекомый заманчивой прелестью свободной жизни среди сопок, вновь ушел туда со своими верными партизанами.
Газета «Владиво-Ниппо», 22 апреля 1920 г.
ПИСЬМО ГУБЕЛЬМАНА
В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ «КРАСНОЕ ЗНАМЯ»
Мое показание
Тов. редактор!
Прошу поместить нижеследующее в «Красном знамени»:
…Бесследно люди не могут исчезать… Мы знали раньше, что от Калмыкова, Семенова исчезали арестованные, но мы знали также и то, что они были ими истязаемы, убиваемы, и это открывалось.
Исчезновение Лазо, Луцкого и Сибирцева не пройдет бесследно никогда, и всякие уверения русско-японских газет и их иудины слова о том, что товарищ Лазо, «влекомый заманчивой прелестью свободной жизни среди сопок, вновь ушел туда со своими верными партизанами», никого ни успокоить, ни обмануть не могут…
Заявление японского командования о том, что среди арестованных Лазо, Луцкий и Сибирцев не были, не соответствует действительности, и честь японского народа требует, чтобы был дан ясный и точный ответ японского командования, куда они девали и что сделано с арестованными нашими товарищами Лазо, Сибирцевым и Луцким.
М. ГУБЕЛЬМАН28 апреля 1920 г.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ГАЗЕТЫ
«ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ТЕЛЕГРАФ»
Гибель Лазо
Дорогой товарищ!
Не знаю, известна ли вам в точности история товарища Лазо после японского выступления прошлого года в Приморье…
Кошмарная история эта такова.
После заключения мирного соглашения между японцами и Приморским временным правительством японское командование занимало всю магистраль Уссурийской железной дороги, а наши части ушли за тридцативерстную полосу.
В районе Иман – Уссури «действовал» в это время бочкаревский отряд…
Японцы в мешках передали товарищей бочкаревцам. Последние перенесли их в депо, где, согнав бригаду с одного из паровозов (№ был установлен – № ЕЛ 629. – Ред.), затащили эти мешки в паровозную будку.
Первым сожжен был товарищ Лазо, которого вынули из мешка и хотели живым затолкать в топку. Завязалась борьба. Товарищ Лазо, обладая крупной физической силой, уперся руками. Удар по голове лишил его сознания, и он свободно был протолкнут.
Эту сцену видел один человек из паровозной бригады.
Сцена борьбы, вероятно, удовлетворила или утомила этих негодяев. С другими товарищами было поступлено иначе: они были пристрелены в мешках и затем уже брошены в топку.
18 сентября 1921 г.
