Текст книги "Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо"
Автор книги: Николай Кузьмин
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Присматриваясь к плотно набившимся в классную комнату партизанским командирам, Сергей Георгиевич безошибочно выделил Шевченко. Знаменитый партизан не стал вылезать в первый ряд, а поместился сзади всех, за спинами. На голове Шевченко брезентовая шляпа канадского стрелка с загнутыми полями, на руках перчатки. Нервничая, Шевченко то стаскивал их, то снова натягивал и громко щелкал кнопками. В нем заметно нарастало раздражение, вызванное тем, что с приехавшими, еще ничем себя здесь не проявившими, так «носятся» местные работники. Даже Ильюхов, которого он в общем-то уважал за спокойную и осмотрительную смелость. Опытный фронтовик, Шевченко знал цену настоящей храбрости, не показной, и он не понимал, с какой стати Ильюхов волнуется, словно молоденький прапорщик перед генеральским смотром. Подумаешь, городские! Ну, приехали, ну, поговорим…
Ильюхову, спросившему, каким временем он располагает для доклада, Шевченко бросил, не утерпев:
– Покороче. Чего болтать? Воду толочь – вода и будет.
– Нет, нет, – живо вмешался Лазо. – Наоборот, я попрошу подробнее. Как можно больше подробностей, деталей.
– Нас интересует, – добавил с подоконника Губельман, – бой под Перетино.
– А бой на побережье? – выкрикнул с места Саша Фадеев и тотчас смутился, покраснел. Игорь Сибирцев что-то сердито ему выговаривал.
Маленький Певзнер, перебиравший пальцами в своей роскошной бороде, насмешливо скосил на юношей глаза.
– А что? – проговорил Лазо, кивнув в сторону Фадеева. – Товарищ Булыга прав. В самом деле, прекрасный бой. И вообще, очень, очень грамотно воюете, товарищи!
Среди собравшихся возникло оживление. На Фадеева уже поглядывали с одобрением. Возникшая заминка помогла Ильюхову справиться с волнением, в начале он несколько раз заглянул в свои листочки, а затем разговорился и позабыл о записях.
Позицию для боя под Перетино продиктовала сама природа. После весеннего разлива Сучана осталось несколько стариц. Обмелевшие, а затем и высохшие, эти старицы выглядели, как окопы полного профиля. Фланги партизан надежно прикрывались грядой сопок и рекой Сучан. Опасаться обхода не приходилось.
– Не забудьте о резерве, – заинтересованно подсказал Лазо.
В резерве у партизан был оставлен корейский отряд. Он потом сыграл свою роль. Кроме того, на всякий случай в засаду в сопках засел отряд Глазкова.
– Вот, вот! – проговорил Лазо. Он слушал доклад с таким выражением, словно присутствовал на публичном экзамене своего любимого ученика.
Положение партизан осложнялось слабостью вооружения. Сражаться приходилось в основном винтовками и охотничьими ружьями. Противник же располагал двумя четырехорудийными батареями и шестью пулеметами.
– Нашу помощь вы успели получить? – спросил из-за стола Раев.
– Да, гранаты и патроны, – подтвердил Ильюхов. – Но мало, очень мало у нас, товарищи, винтовок! Если отвлечься, то скажу, мы сейчас можем создать целый корейский полк, тысячу добровольцев. Но беда – нет ни одной винтовки!
Со своего места Лазо поймал взгляд Саши Фадеева в оживленно зажестикулировал, показывая ему, чтобы он все записывал, ничего не пропускал.
К деревне Перетино противник приближался осторожно, опасаясь партизанских засад. Впереди ехала группа солдат верхом на лошадях. Партизанам удалось подпустить конных метров на сто. После первых же залпов почти в упор враг повернул коней. И тут в бой вступили главные силы белых. Вот когда пригодился резерв. Удар корейского отряда был настолько неожиданным и сильным, что враг не выдержал, побежал. Из окопов видно было, как панически носился на коне какой-то офицер, потрясая шашкой. От окончательного разгрома белогвардейцев спасли наступившая темнота и начавшийся проливной дождь.
На взгляд Ильюхова, удачные сражения на побережье и под Перетино, несколько рейдов партизанских отрядов по тыловым районам противника, вроде Майхинского, принесли выгоды скорее не военного характера, а политического. Как замечено, первые успехи партизанской борьбы с врагом сразу же сказались на настроении середняка. Если раньше, размещая отряд в деревне, приходилось давать разверстку по дворам, то сейчас бойцов разбирают добровольно и обязательно снабдят продуктами на дорогу. А недавно деревенские обратились к бастующим шахтерам Сучанских копей с предложением прислать к ним свои семьи: каждый будет ухожен и накормлен. Это ли не боевая смычка трудящегося крестьянства и пролетариата! Короче, заключил Ильюхов, середняк окончательно потерял былую веру в «Учредиловку». Крестьянство, как и шахтеры, готово бороться насмерть.
Не скрывая торжества, Лазо и Губельман переглянулись.
– С этой поры, товарищи, – объявил Лазо, – мы непобедимы! Поражения еще будут, будет… много всякого, но победы мы уже не упустим. Не можем упустить! – поправился он тут же.
– Что-то я не понял, – раздался голос Шевченко. – К чему же нам готовиться-то: к победам или к поражениям? Или уж мы так японцев запугали, что они сидят и трясутся от страха?..
Собравшиеся начали переглядываться: ох уж этот Гаврила!
Отставив палку, Сергей Георгиевич поднялся. Он и не думал обижаться на Шевченко. Наоборот, в словах Шевченко, как это ни странно, большая доля истины.
– Я думаю, в победе никто из нас не сомневается. В окончательной победе. Но товарищ Шевченко правильно и очень своевременно предостерегает всех нас от успокоенности. Я правильно вас понял, Гавриил Матвеич?
Чувствуя себя неловко, Шевченко вынужденно проговорил:
– Да в общем-то… все так.
– Тем более, что у вас, Гавриил Матвеич, есть горький опыт. Я имею в виду ваш неудачный набег на станцию Шкотово. Вы знаете, почему вас постигла неудача?
– Еще бы! – задиристо откликнулся Шевченко. – Одного бьют, а все смотрят!
– Другими словами: вы остались без поддержки?
– Конечно. Вот они сидят – голубчики, спросите их. Ни стыда, ни совести!
– Нет, – мягко возразил Лазо, – дело не в поддержке. Допустим, вас поддержали бы. Значит, втянулись бы в бой все наши силы. А врагу только этого и надо. Он разбил бы не только вас, но и всех. Всех! Он же гораздо сильнее.
– Ну уж, – неуверенно возразил Шевченко. – Все – не один.
– А я вам докажу, – не теряя дружелюбия, говорил Лазо. – Давайте рассуждать по-военному. Во-первых, численное превосходство давало ему возможность создать резерв. И что самое важное, имея в своем распоряжении железную дорогу, он мог маневрировать этими резервами. Другими словами, вы были обречены с самого начала.
– И пусть! – заявил запальчиво отчаянный Шевченко, стаскивая перчатки и комкая их в кулаке. – Пусть. И вообще, товарищи наши городские, я вам так скажу. Погибнуть все равно придется рано или поздно. Но я хочу погибнуть с толком! Не как другие: сидят, кого-то дожидаются! На дяденьку надеетесь?
Волевое крупное лицо Шевченко побагровело, глаза его из-под бровей метали молнии. Скандал!
Перехватив взгляд Губельмана, продолжавшего качать ногой, Сергей Георгиевич едва заметно улыбнулся: Шевченко ему нравился.
– Продолжаем, товарищи, – как ни в чем не бывало заявил Лазо. – Гавриил Матвеич прав. Сидеть сложа руки и дожидаться, когда придет Красная Армия, мы не имеем права. Надо действовать! Колчак, как все вы знаете, снабжается через Владивосток, по Уссурийской железной дороге. Сучанские копи дают Владивостокскому порту уголь. Другого угля ни Колчак, ни интервенты не имеют. Нам сейчас, товарищи, предстоит серьезная задача. Надо полностью парализовать Уссурийскую железную дорогу. Колчак не должен получить ни одного куска сучанского угля. Для этого мы должны в первую очередь взорвать подъемники на Сихотэ-Алине, обрушить мосты, испортить стрелки. А между тем положение наше таково, что за исход всей операции приходится сильно сомневаться. Впрочем, давайте по порядку…
Он кивнул ребятам, Игорю Сибирцеву и Саше Фадееву, и на стене появилась самодельная крупномасштабная карта. Взяв со стола палку, как указку, Сергей Георгиевич принялся уточнять расстановку сил. Ревштаб располагал отрядами в Сучанской, Майхинской и Цемухинской долинах. Общее число бойцов – более полутора тысяч. На стороне противника громадное превосходство. На Сучанских копях стоят американцы и японцы. На станции Сица – японский гарнизон, на станции Фанза – смешанный: американский и японский. Крупные гарнизоны стоят на станциях Бархатной и Кангауз.
– Прошу взглянуть на карту. Вот Сучанские копи. По нашим данным – здесь у противника сосредоточены крупные силы. Обратите внимание, что Сучанские копи по отношению к нашим базам расположены очень выгодно для противника. Поэтому нет никакого сомнения, что в случае нашего выступления противник использует гарнизоны на копях как свой подвижный боевой резерв. Отсюда наша первая боевая задача – не дать ему маневрировать своими силами, сковать его… Я пока рисую план в общих чертах. Детальная разработка будет предложена позднее. Мне и моим товарищам необходимо познакомиться с положением дел на местах.
Сугубо военная, профессиональная терминология удивительным образом сказывалась на настроении сидевших перед Лазо людей: каждый из них как бы возвышался в собственных глазах и ощущал себя уже не просто вожаком, а настоящим командиром. Вместо привычных отрядных интересов в расчет пошли соображения высокого порядка – надвигалась настоящая война.
Величие того, что предстояло совершить, неуловимо выпрямляло людей, заставляло иначе сесть, сделало значительными лица.
Ильюхов вдруг одернул гимнастерку, лицо его загорелось.
– Товарищ Лазо, разрешите обратиться? Мне кажется, что руководить всей операцией должны вы. Именно вы!
Тишина. Этого никто не ждал. Губельман, дергая себя за длинный и пушистый ус, исподлобья взглянул на взволнованного Ильюхова, тот ответил ему честным и открытым взглядом.
– Видите ли… – проговорил Лазо. – Повторяю: мы прибыли в распоряжение Ревштаба.
– Я скажу больше, – настойчиво продолжал Ильюхов. – После таких ударов, как мы планируем, противник непременно примет меры. Уже сейчас замечено, что из Владивостока и Никольска-Уссурийского уходят эшелоны на Спасск, Иман и Шкотово. Мне думается, что это перегруппировка сил. Следовательно, нам предстоит сложнейшая операция. Думаю, что руководить ею должен хорошо подготовленный человек.
– Словом, – подытожил Губельман, спрыгивая с подоконника, – надо готовиться к большой войне. Я правильно вас понял?
– Так точно, – по-военному ответил Ильюхов.
Губельман, собираясь с мыслями, прошелся по крошечному пространству перед столом. Высокий артиллерист проворно подобрал ноги. Губельман подошел к Лазо, задумчиво положил ему руку на плечо. Мысли его по-прежнему витали где-то далеко.
– Тут вот еще что нужно иметь в виду, – начал он, не убирая руки с плеча Лазо, – вспомнились мне слова одного человека. Передать дословно трудно, да и незачем, но за точный смысл ручаюсь. Он сказал примерно так: «Для ведения войны по-настоящему необходим крепкий организованный тыл. Самая лучшая армия, самые преданные делу революции люди будут немедленно истреблены противником, если они не будут в достаточной степени вооружены, снабжены продовольствием, обучены».
Свесив пышные кудри, он замолчал. Слушатели ждали.
– Знаете, что это за человек? Ленин!
Как бы оттолкнувшись от плеча Лазо, старый политкаторжанин пошел к окну.
Сергей Георгиевич восхитился. Молодец Дядя Володя! По обыкновению, он заглядывал дальше всех.
Партизанские командиры, затаив дыхание, не сводили глаз с Губельмана.
– Поймите меня правильно. Одной отваги мало, очень мало.
– Мы не можем быть пушечным мясом для японцев! – воскликнул Лазо. – Мы не имеем права погибать. Мы должны победить, и только победить! Для этого нас и послала партия, для этого мы вас сегодня и собрали…
Командиры сосредоточенно слушали. Лазо согласился с предположением Ильюхова, что противник производит перегруппировку сил.
– Допустим, мы его опередим и первыми нанесем удар. А дальше? У нас нет артиллерии, мало пулеметов. У нас кустарное производство патронов. Наши партизаны раздеты и разуты. Я обратил внимание: большинство в лаптях… Если противник предпримет наступление – а он его обязательно предпримет, в этом не может быть никакого сомнения, – нам потребуется широкий маневр. А как мы сможем маневрировать без баз снабжения!
Из разрозненных отрядов следовало создать войско, быстрое, увертливое, способное внезапно нападать и быстро, не теряя боеспособности, отходить. При такой войне, когда сплошного фронта не существовало и исключалось позиционное сидение в окопах, громадное значение приобретали разведка, помощь населения, знание местности, обеспечение боеприпасами и продовольствием.
Человек в артиллерийской фуражке – как оказалось, командир одного из самых боевых отрядов, Лихоткин-Овчаренко, – рассказал, как удалось наладить кустарное производство ручных гранат. Он называл их бомбами. В пустую консервную банку закладывался динамит и горсть гвоздей или рубленой проволоки, приделывался кончик бикфордова шнура. Так же кустарно изготовлялись и патроны.
– А взрывчатка? – спросил Лазо. – Где вы берете столько взрывчатки?
– Шахтеры выручают, товарищ командующий. У нас с Тетюхинского рудника много ребят. У них это налажено. Каждый забойщик обязательно откладывает порцию для партизан.
– Динамит?
– Когда как, товарищ командующий. Когда динамит, когда пироксилин. Но все равно годится. Наши уже наловчились.
Партизаны с побережья доложили, что в последних боях удалось в полной сохранности захватить несколько рыбных и один консервный заводы. Если наладить рыбную ловлю, то консервами можно снабжать и рудники и села.
– Воевать придется, а не рыбалить, – густым голосом заметил кряжистый усач Нетров-Тетерин. – Когда это вы рыбалить-то собираетесь? На мой глаз, надо по старому правилу: налог. У нас тут не Россия, в другой деревне богатеньких чуть не половина дворов. Прокормят!
– Обиды получаются, – негромко вздохнул кто-то в самом углу.
– Закон надо принять, – предложил Петров-Тетерин. – Против закона какие могут быть обиды?
– Съезд нужен, съезд! – внезапно потребовал Губельман. – Там обсудим все. Я предлагаю так: сейчас у нас нет ничего важнее операции, о которой здесь говорил товарищ Лазо. Но потом необходимо сразу же собрать съезд.
Он добавил, что предстоящий съезд – мероприятие не менее важное, чем операция на железной дороге. Съезд закрепит все завоевания народной власти и заодно решит множество накопившихся вопросов: хозяйственных, продовольственных, финансовых.
– Самое важное: нам надо срочно поправить вашу колоссальную ошибку. Зачем вы объявили войну всем государствам-интервентам? Поймите, интервенцию проводят не народы, а заправилы-авантюристы. Нельзя путать божий дар с яичницей. Мы не воюем с народами этих стран. И никогда не станем воевать! Но мы их попросим: пусть войска их стран уйдут с вашей земли. Тут они нам должны помочь и, я думаю, помогут.
Время, необходимое для подготовки операции, должен был определить Ревштаб. Все ждали, что скажет Лазо. Он понимал нетерпение командиров, однако потребовал не менее трех недель. Отвечая на изумленный взгляд Ильюхова, Сергей Георгиевич с озабоченным видом кивнул: так надо. Объяснять он ничего не стал.
Массированный удар по вражеским гарнизонам на железной дороге решили нанести в ночь на 22 июня. А дня через два, через три в деревне Сергеевне соберется первый съезд трудящихся Ольгинского уезда.
– Для чего нам три недели? Поверьте, это не так уж много. Ну, во-первых, я уже говорил о массированном ударе. Во-вторых, разведка. Надо исключить любую неожиданность. В-третьих, мы будем воевать не одни. Нас в эту ночь поддержат забастовкой не только сучанские шахтеры, но и владивостокские рабочие. Согласитесь, все это требует времени. А накопление боеприпасов? Я проверял: у бойцов сейчас в подсумках не больше двадцати патронов. А такие мелочи, как одежда, обувь? Босиком, знаете ли, не воюют! Ну и… – Сергей Георгиевич помялся, – мне в эти дни необходимо встретиться с одним человеком. Он придет издалека. Надо сделать так, чтобы его никто не видел. Ни одна живая душа! Сможем мы это обеспечить?
У Ильюхова едва не сорвался вопрос: а что за человек? Он вовремя удержал себя.
– Ночью разве… Попозднее… – неуверенно проговорил он.
Быстро глянув на Губельмана, по обыкновению теребившего свой ус, Лазо получил в ответ коротенький сосредоточенный кивок.
– Хорошо, вас все равно необходимо посвятить.
Таинственный незнакомец командовал китайским партизанским отрядом в глубоком тылу японцев. Он носил кличку Старик. Об отряде Старика Ильюхов слыхал. Китайские партизаны действовали отчаянно и дерзко, взрывая мосты и водокачки на КВЖД. За Стариком давно охотилась японская контрразведка. Благодаря мерам предосторожности командир китайских патриотов оставался неуловим. Иногда он пробирался во Владивосток, на конспиративной квартире встречался с нужными людьми и той же ночью немедленно исчезал. Старик шел на встречу во Фроловку в самое необходимое время. Китайским партизанам будет поручена «китайка», то есть КВЖД, по которой, пусть и обходным путем, японцы все же подбрасывали грузы во Владивосток. Если удастся вывести из строя и КВЖД, снабжение Владивостока будет парализовано полностью.
– Лишив японцев транспорта, мы заставим их передвигаться по нашей земле только ногами. На своих двоих! А все дороги здесь ведут их к гибели.
С тех пор как пришли владивостокские товарищи, перед Ильюховым все отчетливей вырисовывалась общая картина всенародной борьбы с ненавистными захватчиками. Горизонт как бы раздвигался, глаз видел дальше. Большевистский центр во Владивостоке смотрел на положение в Приморье гораздо шире, чем Ревштаб. «Закопались мы тут малость», – с сожалением подумал Ильюхов.
Он сказал, что следует учесть и вот что: в гарнизоне города Никольска-Уссурийского группа революционно настроенных солдат во главе с прапорщиком Чемеркиным готовит восстание. Хватит ли им трех недель? Пожалуй, хватит. Солдаты хотят перебить своих офицеров и перейти к партизанам. Такое событие в крупном городском гарнизоне сильно поддержало бы партизанскую операцию.
– Пока мы готовимся, – сказал Лазо, – следует постоянно тревожить гарнизоны. Враг не должен догадаться!
В тот же день нарочные поскакали в те партизанские отряды, откуда на совещание во Фроловку не смог пробраться ни один человек.
Ильюхов спросил, в какой из отрядов собирается выехать сам Лазо.
– К Шевченко, только к нему, – заявил Сергей Георгиевич.
Он переночевал во Фроловке, а наутро отправился за хребет. Там, в двадцати верстах от Шкотово, в небольшой деревушке Новороссии располагался отряд лихого Гавриила Шевченко.
Ночью прошел обвальный ливень. На восходе тайгу покрыл густой туман. Лошади шли трудно. Деревья, набрякшие водой, роняли частые увесистые капли. Наконец вверху зарозовело – пробилось солнце.
В середине дня издалека послышались беспорядочные выстрелы. Примерно через час раздалось чавканье лошадиных копыт, показалось трое всадников. «Неосторожно едут», – подумал Сергей Георгиевич. Он тронул лошадь и выехал из-за куста… Всадники даже не удивились. Это оказались партизанские разведчики. Они оживленно принялись рассказывать, что возле деревни Светлый яр столкнулись с разъездом американцев. Не приняв боя и отстреливаясь, противник отошел.
Появление американского разъезда в такой глуши удивило Лазо. Он даже переспросил: точно ли американцы? Разведчики обиделись. Им ли не знать! Спутать американского солдата с белогвардейцем или японцем невозможно… Сергей Георгиевич погрузился в размышления. Скорей всего перегруппировка сил, о которой говорил на совещании Ильюхов, подошла к концу, Иначе американцы не проявляли бы такой смелости. Надо же, как далеко от ближнего жилья забрался разъезд! Неужели не удастся опередить противника с ударом?
По дороге разведчики завистливо рассказывали о больших добротных палатках, в которых живут американские солдаты. Противник привык воевать с удобствами. У солдат нет недостатка ни в оружии, ни в боеприпасах, ни в продовольствии. Изредка партизанам перепадают трофеи: консервы, шоколад, сгущенное молоко, галеты.
– Правду, нет, товарищ Лазо, будто у них эти самые консервы из обезьян? Наши пробовали – не похоже.
– А вы что – обезьян тоже пробовали? – улыбнулся Лазо.
Разведчики захохотали.
– Я у нашего доктора спрашивал. Он мне то же самое сказал. Точь-в-точь!
Сергей Георгиевич удивился:
– А что, Сенкевич здесь?
– А где же ему быть? Лазаретом заправляет. Наш Гаврила его на руках носит!
Доктору Сенкевичу следовало немедленно показаться. В последнее время обострялась почечная болезнь, появились отеки. Сергей Георгиевич опасался, как бы не слечь до начала операции.
Конные разведчики со смехом рассказывали, как в соседнем отряде, в Николаевке, удалось обмануть колчаковскую охрану. Небольшой паром через речку белогвардейцы постоянно держали на своей стороне. Несколько партизан переоделись в женское платье и с корзинками в руках появились на берегу, стали махать руками. Решив ограбить женщин, солдаты погнали паром через речку. В корзинках у партизан были припрятаны гранаты. Ни один из колчаковцев не вернулся на свой берег.
Залаяли собаки, показались деревенские избы. Сергей Георгиевич обратил внимание, что их никто не окликнул, не остановил. А где же заставы? Удивительная беспечность.
Возле штабной избы первым, кого он встретил, был доктор Сенкевич. Обнялись. От доктора не укрылось, как осторожно он слезал с седла.
– Опять? Вот наказание! Но у нас теперь вполне приличный лазарет.
Сенкевич пожаловался на недостаток йода и перевязочных материалов. В городских аптеках установлен строжайший контроль за продажей бинтов и марли.
– Используем подручный материал. Достали партию мешков. Да, да, самых обыкновенных мешков. Рвем на ленты и дезинфицируем. Вместо ваты – пакля. А что делать?
«Медицина» уже готовилась к большим сражениям. Где выстрелы, там и кровь, раненые, покалеченные. Война.
Доктор спросил, как удалось перейти «нейтральную зону». После недавних ударов партизан по гарнизонам американские солдаты открывают стрельбу по любому человеку: напуганы.
В штабной избе Сергей Георгиевич застал самого Шевченко и начальника штаба отряда Мелехина. Неожиданное появление командующего изумило Шевченко. Поднявшись из-за стола, он машинально принялся приглаживать непокорные вихры.
– О! – проговорил Лазо, разглядев на столе настоящую штабную карту. – У вас пятиверстка? Давно не видел. Такие бы карты каждому отряду!
Самодовольным жестом Шевченко закрутил усы.
– На каждого не напасешься. У беляков этого добра полно. Пускай добудут!
Устало опустившись на табурет, Сергей Георгиевич потянул к себе карту. Мелехин рукавом смел крошки со стола.
– Кстати, товарищи, у вас вокруг деревни нет застав: мы никого не встретили. Это может плохо кончиться.
С выражением терпеливой муки Мелехин уставился в стол и не поднимал головы. Лицо Шевченко стало наливаться кровью.
– А вот я сейчас сам проверю! – зловеще выговорил он. – Ну, если только… – и выскочил из штаба.
– Безобразие! – стал жаловаться Мелехин. – Бьюсь, бьюсь… никакого толку. Когда-нибудь, говорю, нас сонными возьмут. «Кому мы, говорит, с тобой нужны? Пятака не стоим».
– Командный состав надежный?
– Со всячиной, если честно говорить. А тронуть никого не смей! «Я, говорит, своих орлов знаю. Не подведут».
– Анархистов много?
Мелехин расстроенно махнул рукой.
– Всяких полно. Недавно несколько человек из колчаковской милиции перебежали. Я – к Гавриле: «С этим поосторожней надо. В милицию идут по доброй воле, не по мобилизации». Слушать ничего не захотел! Чуть не в обнимку с ними. «Герои, патриоты»! А через день этих героев местные признали. Из смирновского отряда…
Внезапно Мелехин оборвал рассказ и вскинул голову. Отчетливо прогремела длинная пулеметная очередь. Стреляли, судя по всему, далеко за околицей.
– Ну вот, доигрались!
В деревне поднялась суматоха. Захлопали ружейные выстрелы, снова настойчиво и длинно прострочил пулемет. Чей-то отчаянный голос завопил: «Коня!» Отмахнулась дверь, заглянула всклокоченная голова.
– Японцы!
Бледный, натянутый как струна смотрел Мелехин на Лазо.
Наматывая на руку ремешок полевой сумки, Сергей Георгиевич поднялся.
– Распорядитесь собрать бойцов. Где командиры взводов? Без паники!
Острая пронзительная боль в спине заставила его остановиться. Он с беспокойством глянул на Мелехина: заметил? Но тот рванулся в дверь и принялся распоряжаться на дворе.
Как выяснилось, японская разведка подошла почти к самой околице. Поднялась пальба. По деревенским улицам перебегали вооруженные бойцы.
– Вон он! – закричал Мелехин, показывая рукой. – Видите? Шевченко…
Командир отряда, отчаянно ругаясь, останавливал бегущих партизан. Он бежал по склону и приказывал бойцам залечь. Сергей Георгиевич понял, что Шевченко намеревается занять позицию именно на склоне сопки, поросшей лесом. «Грамотно», – одобрил он.
Показались зеленые фигурки японских солдат. Разглядев их, Лазо удивился. Откуда здесь японцы? Не должно быть здесь японцев! Видимо, недавнее пополнение… Да, стягивают, стягивают «союзнички» свои силы. Скоро начнется… Японские солдаты наступали неохотно, часто падали на землю и вели беспорядочную пальбу.
Он нашел Шевченко в цепи залегших партизан. Мелехин, перебегая среди сосен, наклонялся к каждому бойцу и что-то втолковывал, указывал в сторону японцев. Шевченко избегал смотреть в глаза Лазо. Надо же было так опростоволоситься! Бойцов заставы он нашел в избе. Партизаны, бросив ружья как попало, сидели за столом и уплетали молоко с медом. «Перестреляю всех, как цуциков! – взревел Шевченко. – Позорить меня, сволочи! Оголодали… трах-тарарах?» Навести расправу он не успел.
Кто-то из бойцов заметил японскую разведку и выстрелил из ружья. В ответ раскатилась пулеметная очередь, которую и услышал Мелехин.
– Гавриил Матвеич, вы прекрасно выбрали позицию, – мягко картавя, похвалил Лазо.
Признательный Шевченко готов был провалиться. Он ждал справедливого разноса, однако командующий делал вид, что ничего страшного не произошло.
– Как думаете, Гавриил Матвеич, пойдут они в деревню?
– Да что они, дурные? Немного популяют и уйдут. Сейчас начнут пятиться. – Подбежал Мелехин.
– Я послал ребят к реке. Если японцы полезут, их там встретят.
Самостоятельность начальника штаба не понравилась Шевченко.
– А меня ты спросил? – крикнул и тут же устыдился. – Советоваться надо, а… не так.
Никак не удавалось ему взять верный тон. Проклятая застава! Нашли же время набивать утробу. Без ножа зарезали…
Перестрелка стала затихать, японцы, получив удар, отступили туда, откуда пришли – к Шкотово.
– Митька, – распорядился Шевченко, подозвав ординарца, – с этой секунды ты мне отвечаешь за порядок. Чтоб на заставах уши торчком держали! Понял?
Появление американских разъездов, затем японцев, первые стычки с ними говорили о том, что враг стоит накануне выступления. Следовало заранее подумать об отпоре.
– Ну, курочка еще в гнезде, – небрежно отмахнулся Шевченко. – Пусть только сунутся… Так прижмем, что кисло станет!
В предстоящей операции отряду Шевченко ставилась ответственная задача: вывести из строя сооружения на станциях Романовна и Нежино. Лазо объявил, что берет на себя командование отрядом, которому предстоит совершить налет на станцию. У самолюбивого Шевченко едва не сорвалось: «А я?» Потом он рассудил, что не мешает убедиться, как молодой командующий выглядит в настоящем, трудном ночном бою!
Перед операцией Лазо должен был еще объехать партизанские отряды.
В период подготовки операции партизанские отряды, по плану Ревштаба, нанесли противнику несколько ощутимых ударов. На станции Кролевец гарнизон из канадских солдат был захвачен врасплох, в палатках, едва вырвался из окружения, потерял много оружия и боеприпасов. На станции Ипполитовна партизаны уничтожили японский гарнизон, на станции Евгеньевна сожгли мост и разрушили железнодорожное полотно, на разъезде Кнорринг взорвали путевые стрелки и два моста.
Беспрерывно тревожа вражеские гарнизоны, партизаны всячески старались скрыть подготовку к главной операции. Заодно велась и тщательная разведка укреплений и оборонительных сооружений.
Изредка появляясь во Фроловке, Сергей Лазо знакомился с обстановкой, давал указания и снова отправлялся в путь. За две недели он побывал у партизан в трех долинах. На побережье, в Петровке, ему понравился командир отряда Сосинович: грамотен, собран, требователен. Полнее открылся ему Лихоткин-Овчаренко: нигде так высоко не стояла дисциплина, как у него в отряде.
Во Фроловке, в Ревштабе, кипела напряженная работа. Каждый раз, появляясь там, Сергей Лазо раскидывал карту. Он всматривался в оборонительные рубежи, изучал расположение огневых точек и артиллерийских позиций. Николай Ильюхов докладывал, что он сам несколько раз выезжал на рекогносцировку. За оставшиеся дни партизанские разведчики досконально изучат все скрытые подходы к противнику. Ильюхов гарантировал, что удар по врагу получится сильный и внезапный.
Однажды ночью, когда Фроловка спала глубоким сном, двое связных провели к зданию штаба невысокого человека в изодранной одежде. В одном окошке теплился свет. Оставив связных на улице, человек поднялся на крыльцо и скрылся в школе. Его встретил Сергей Лазо. Он жадно всматривался в лицо ночного гостя. Да, Старик был уже немолод, за пятьдесят, тонкое интеллигентное лицо носило следы многодневной усталости. Тихим твердым голосом Старик отказался от отдыха. Через час он должен отправиться в обратный путь, чтобы в самую глухую пору миновать опаснейший участок таежного маршрута: нейтральную полосу железной дороги.
Сергей Георгиевич сам вскипятил чайник. Наблюдая, как он заваривает чай, Старик улыбнулся. Как знаток, он отхлебнул из кружки и прикрыл глаза. Разобравшись во вкусовых ощущениях, он с удовлетворением кивнул.
Как видно, отряд Старика располагал хорошо поставленной разведкой. Ночной гость сообщил Лазо о провале подпольщиков в городе Никольске-Уссурийском. Восстание в гарнизоне сорвалось в самый последний момент: выдал провокатор. Прапорщик Чемеркин, руководитель восстания, арестован и сейчас находится в контрразведке. Чудовищными пытками Чемеркина хотят заставить выдать всех своих сообщников.
Допив кружку, Старик не отказался от второй. Усталость его проходила, лицо разгладилось и посветлело.
Вдыхая ароматный пар из кружки, он задумчиво молчал.
Наконец, словно очнувшись, он посмотрел в окно. Время уже перевалило далеко за полночь.
Китайский отряд «сидел» на участке КВЖД от станции Пограничная до самого Харбина. Старик уточнил, что удар планируется нанести через несколько дней, в ночь на 22 июня, Основным оружием подрывников его отряда служат мины замедленного действия. Изобретение это старинное, немецкое, Старик уважительно отзывался о немецком инженере, придумавшем это средство. Он уверял, что немецкие мины огромной разрушительной силы, оставленные захватчиками во Франции, периодически взрывались вплоть до весны нынешнего года.