Текст книги "Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо"

Автор книги: Николай Кузьмин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Н. Кузьмин
Огненная судьба. Повесть о Сергее Лазо

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Собачий лай сначала донесся издалека, затем стал приближаться. Рабочая слободка Владивостока славилась обилием собак. Постороннему человеку немыслимо было пройти по улице незамеченным, особенно в ночное время. Собаки заливались все громче, яростней. Сергей поднял голову и прислушался. Ну так и есть, идут сюда. Собаки наскакивали на кого-то уже во дворе. Послышалось негромкое ругательство, затем истошный визг – пнули. И тотчас хлипкая дощатая дверь содрогнулась от властного удара.

Спустив ноги на пол, Сергей положил раскрытую книгу на стол, рядом с коптилкой. Трепетное пламя заметалось, грозя погаснуть. Следовало замереть, чтобы огонек успокоился и ожил.

В дверь принялись лупить ногами. По-прежнему не унимались собаки, облаивая ночных гостей. Так проснется вся рабочая слободка!

Над головой, в квартире хозяев, Сергею послышались осторожные шаги. Там проснулись и, не зажигая света, крадутся к окнам. Добрый человек не явится после полуночи, да и не станет так ломиться. Время тревожное…

– Кого там черт принес? – громко крикнул Сергей. – Я сплю.

– Открывай! – потребовал злой голос.

«Русские, не японцы. Значит, контрразведка».

Шлепая босыми ногами, Сергей прошел в сени и пальцем поддел крючок.

Ворвались нетерпеливо, сразу пихнули Сергея в грудь, прижали к стене.

От резкого порыва воздуха коптилка погасла. В полной темноте двое быстро прошли в комнату, трое остались держать Сергея.

– А ну-ка… где он там? – распорядился старший. – Свет зажги.

Нашаривая спички, Сергей собрался с мыслями. Скорей всего, обычная проверка документов. Ну, может быть, обыск. Ничего страшного. Документы у него в полном порядке, надежные, а дома он ничего лишнего не держит. Пошарят и уйдут.

– Дверь закройте. Дует, – сердито попросил он. Чертыхаясь, Сергей сломал несколько спичек, пока зажег коптилку. От тусклого неживого света чудовищные тени пришедших закачались по стенам. Низкий потолок давил. В тесной каморке стало не повернуться. Окончательно успокоившись, Сергей незаметно пригляделся. Ну и рожи! Ольга непременно сказала бы – как топоры. И где только таких подбирают? А, впрочем, кто еще пойдет служить в охранку? Мать, Елена Степановна, всегда утверждала, что приличный человек с такой службой связываться не станет.

Старший из шпиков придирчиво изучил документы, затем распорядился начать обыск. Сергей чуть заметно усмехнулся. В каморке среди голых стен стояла железная койка с тощим матрацем, стол и табуретка. Вот разве только книга на столе…

– Так, – деловито произнес старший и снова взял документы в руки. – Кто здесь проживает?

«Как будто не видишь!» – подумал Сергей.

За документы он был спокоен. Кроме паспорта на чужое имя он имел еще удостоверение грузчика, работающего на мельнице Первой речки. Паспорт и удостоверение изготовлены на подлинных бланках. Это дело у подпольщиков поставлено образцово, не подкопаешься.

Переворошив матрац с соломой, один из шпиков заглянул под койку и разочарованно выпрямился. Больше искать негде. Впрочем, нет, еще печурка. Присел на корточки, заглянул: ничего, один остывший пепел. Вот теперь все.

– Сядь сюда, – приказал Сергею старший, указав на койку. Разворошенный матрац валялся комом.

Своими руками старший быстро обыскал карманы тужурки и брюк, брезгливо поморщился от мучной пыли. В грязную шапку-ушанку он лишь ткнул пальцем.

Четверо шпиков смотрели на него во все глаза, ожидая приказаний.

Окинув взглядом убогое убранство каморки, старший взял книгу со стола. Брови у него удивленно поползли вверх. Это был учебник Пери «Курс высшей математики для инженеров».

– Откуда это у тебя?

Зевая, как смертельно усталый человек, Сергей равнодушно проговорил:

– На мельнице попалась. Думал, что хорошее, а оказалась барахло.

Сказал и дрогнула какая-то жилка: проклятая картавость, не избавиться, не скрыть! А вдруг у них имеются приметы?

Старший смотрел на него настороженно, подтверждая опасения Сергея.

– Гм… Грамотный?

– Немножко кумекаю.

– «Кумекаю»! – презрительно фыркнул старший. – Тебе, дураку, не за такие книги хвататься надо. «Бову-королевича» читал? Вот это книга! А эту я у тебя заберу.

– Да бери, не жалко. Только вырви мне листочка два для курева. Там много написано. И вам хватит.

С треском выдрав первые страницы, старший бросил их на стол, а книгу сунул в карман.

Фу-у, пронесло!

Оберегая огонек коптилки, Сергей загородил его спиной. Во дворе опять озлобленно залились собаки. В несколько голосов послышалась громкая ругань. Шпики больше не таились.

Наверху, у хозяев, не спали, топтались у окна. Там хотели убедиться: уводят нижнего жильца, не уводят? Пусть увидят, что налет ночных гостей сошел благополучно. Сегодня Сергей прошел в их глазах проверку на благонадежность. (С неохотой они сдавали ему комнату, долго выспрашивали, мекали, тянули. Будто чуяли…)

Постепенно рабочая слободка затихла. Лишь отдаленный собачий лай сопровождал уходивших шпиков.

Заперев дверь на крючок, Сергей остановился посреди каморки. Спать не хотелось, голова была легкой, ясной, как всегда после пережитой опасности. Нету у них никаких примет! Ночной налет объяснялся просто. При всей нынешней неразберихе система наблюдения и сыска работала во Владивостоке четко. Стоило появиться в слободке новому человеку – и сразу проверка. На первый раз сошло благополучно, хотя могло быть совершенно иначе. Хорошо, что в белой контрразведке не существует его фотографии. А в лицо Сергея Лазо знают весьма немногие. Но ищут именно его. В газетах объявлено о крупной награде за поимку.

Он не спеша перебирал в уме мелочи недавнего обыска. Дураки набитые! Но и он тоже хорош. Книгу-то следовало захлопнуть, когда пошел отпирать дверь. А то сразу же видно – читал. Что же это за грузчик, читающий перед сном учебник высшей математики для инженеров? Да еще в такой поздний час… В этой мелочи сказалась привычка человека, имеющего дело с книгой: он не захлопнул ее, а отложил раскрытой, намереваясь через минуту продолжить чтение. Пустячок, конечно, но будь шпики поумнее, могли выйти неприятности. Следовало признать удачей, что он, поселяясь в этой каморке, захватил с собой один только учебник. А что вышло бы, валяйся у него на столе, скажем, «Анализ ощущений и отношение физического к психическому» Маха или «История цивилизации в Англии» Бокля? Не говоря уже о Ленине, Чернышевском, Руссо. Сообразили бы даже эти дураки. «Странный, подумали бы, грузчик. Ишь чем занимается!» Это был бы верный конец.

Да и с куревом… Попросил вырвать несколько листочков, а ведь не курит же и никогда в жизни не курил! Даже страшно стало, сколько просчетов.

Опытный подпольщик, Сергей Лазо настойчиво требовал от товарищей соблюдения профессиональных правил конспирации. Сейчас, на последнем этапе подготовки к восстанию, положение нелегалов осложнялось тем, что их узнавали слишком многие: во время явок, встреч, митингов, собраний. Это опасно. У каждого имелось несколько подготовленных квартир, одевались они так, чтобы ничем не выделяться, никто не знает, откуда они приходят на встречу и куда уходят, никому не полагается знать больше того, что требуется по обязанностям. Большинство секретных документов Сергей пишет сам, своей рукой, чтобы предельно сократить число посвященных. Виновников провала, если вдруг такое произойдет, искать будет легко…

Расстелив матрац, Сергей дунул на крохотное чадящее пламя коптилки и стал укладываться. Вместо одеяла он укрылся тужуркой. Лежа с закрытыми глазами, он представлял себе тайную ночную жизнь большого приморского города. Контрразведка сбилась с ног. Вчера, 3 января, подпольный обком объявил в городе всеобщую забастовку и жизнь во всем Владивостоке замерла: опустели порт, Дальневосточный завод, закрылись магазины и театры, не работала даже электростанция, отчего город погрузился во тьму. Прекрасная организация, как бы смотр сил и готовности к решающим дням борьбы за власть!

Собственно, она для этого и затевалась, забастовка – для проверки: насколько рабочий Владивосток готов поддержать солдат городского гарнизона и хозяев тайги – партизанские отряды. Буквально накануне подпольному обкому сообщили, что три роты партизан с тремя пулеметами возле станции Сица напоролись на охрану из американских солдат. Завязался бой, но недолгий – американцы, не выдержав, бежали. Да, не вояки, не вояки. Сергей мог об этом говорить с уверенностью, – прошлым летом сам проверил в ночном бою. Но сообщение со станции Сица взволновало товарищей из обкома. Обстановка по всему Приморью накалена до предела, то там, то здесь стихийно вспыхивают стычки партизан с белогвардейцами и интервентами. Вооруженные отряды из тайги как бы нетерпеливо подталкивают тех, кто в городе, и поторапливают. И пролетарский Владивосток вчера убедительно показал, что тоже готов к борьбе.

С трудом укрывая тужуркой свое большое сильное тело, Сергей глядел в светлевшее окошко. Он хорошо представлял, как выглядел вчерашней ночью Владивосток с моря. Огромный город обычно залит разноцветными огнями. Сияет центральная улица Светланская, горящими утесами высятся конторы пароходных компаний и банков, море света в порту, где жизнь не затихает ни днем ни ночью. И вдруг непроглядная тьма, тишина, безлюдье. Несомненно, в штабе генерала Розанова кое о чем догадались и приняли меры. Власти, конечно, чуют опасность, нервничают и пытаются ухватить хоть кончик ниточки, чтобы обезвредить подпольный комитет. Но едва ли, едва ли…

Больших провалов подпольной организации Владивостока пока что удавалось счастливо избегать. Всего несколько одиночных арестов, в основном случайных, вот и все. Помогала конспирация, – научились. Два года назад, в восемнадцатом, за решеткой оказалось, по существу, все руководство во главе с Сухановым, Губельманом, Всеволодом Сибирцевым. Это был тяжелый удар. Сработал, конечно, провокатор, проникший в организацию. Палачи торопились расправиться с Сухановым, испытанным вожаком приморского пролетариата, его застрелили якобы при попытке к бегству. А Губельману и Сибирцеву удалось бежать из концлагеря. Сейчас они незаменимые работники, несут на своих плечах основной груз подготовки к свержению белогвардейского режима. Контрразведка спит и во сне видит заполучить в руки хоть одного из руководителей владивостокского подполья. Ищут, ищут ниточку.

Однако двухлетней давности провал, когда большевики Приморья лишились своего руководителя Суханова, многому научил. Нужда, знаете ли, жестокий учитель… Она научит…

Незаметно задремав, Сергей вздрогнул от громкого собачьего лая. Что, неужели возвращаются? Нет, мимо… Бр-р, как холодно! Теперь уже не уснуть.

Поворачиваясь набок, он ощутил боль в спине и потер поясницу. Опять почки! Кажется, шлепанье босиком по ледяному полу не пройдет даром. Да и сквозняк в распахнутые двери… Жаль, если болезнь снова скрутит его в самый неподходящий момент. Болеть сейчас абсолютно некогда. Наступают горячие денечки. По существу, уже вся Сибирь соединилась с Советской Россией. Недавно Красная Армия взяла Барнаул, Новониколаевск, Томск. Сейчас она находится где-то в районе Красноярска. Под властью оккупантов остаются лишь три области Дальнего Востока. Япония делает ставку на двух людей: на атамана Семенова, собирающегося встретить Красную Армию в районе Читы, и на генерала Розанова, поставленного хозяйничать здесь, во Владивостоке. С помощью этих марионеток интервенты (в первую голову японцы) думают удержать в своих руках русский Дальний Восток. В выборе средств, как обычно, японцы не стесняются. В крайнем случае без малейшего колебания применят военную силу. А вот как раз этого-то и не следует допускать! Наших сил пока явно недостаточно, чтобы в открытую сражаться с интервентами. Вот если бы подошла из России регулярная Красная Армия! Но она еще далековато, и на ее пути стоит такая трудная преграда – белые в Чите, «Читинская пробка». Следовательно, приходится лавировать, тянуть время и спешно сколачивать отряды, обучать, хорошенько вооружать…

Лихие головы рвутся в бой уже сейчас, немедленно. Сил у нас, они считают, вполне достаточно. На их взгляд, японцы заперты в городах и боятся высунуться за окраину. Зачем, мол, тянуть, чего дожидаться? Такая торопливость, такая спешка сейчас представляет для большевиков самую страшную угрозу. Едва появится хоть малейший повод, японцы с мстительной яростью кинут в бой все свои войска для расправы с большевиками, с рабочими отрядами. Поэтому Лазо всячески доказывал, убеждал, что вооруженная борьба с японцами означает неминуемую гибель, крах всех надежд на освобождение Дальнего Востока от интервентов. Рано, рано! Как руководитель военного отдела подпольного обкома, Лазо понимал, что соотношение сил в Приморье пока явно в пользу японцев. Не обманываться первыми успехами, не давать интервентам повода вмешаться. Японцы только того и ждут. Одним ударом они смахнут все, что с таким трудом большевики налаживали в течение нескольких лет. Ни в коем случае нельзя давать им такую возможность!

В памяти еще совсем свежо неудачное восстание генерала Гайды. Всего полтора месяца назад, в ноябре, этот генерал, снятый Колчаком со всех постов и лишенный звания, появился вдруг во Владивостоке. Его нарядный поезд остановился в тупике на Нижне-Портовой улице, у самой ограды причалов. Штаб Гайды развил лихорадочную деятельность и в первые же дни установил связь с профсоюзами моряков, грузчиков, железнодорожников, находившихся под влиянием большевиков. Несомненно, мятежный генерал сразу оценил напряженную обстановку во Владивостоке и решил сыграть на ненависти к колчаковскому режиму. Генерал-авантюрист, опираясь на правоэсеровские и буржуазно-либеральные группировки, решил захватить власть. 17 ноября на рейде и в порту тревожно загудели пароходы – так началась всеобщая забастовка. Большой отряд грузчиков, получив оружие, строем покинул территорию порта. В два часа дня в городе вспыхнула первая перестрелка. Генерал Розанов обратился за помощью к японцам. Те с радостью двинули войска. Расправа с восставшими была короткой и жестокой. Генерал Гайда показал себя круглым дураком. Оборона – неминуемая гибель любого восстания. Успех только в наступлении, причем быстром и решительном. А этот вдруг надумал чего-то выжидать… Еще днем, засветло, на причале порта появился броневичок и обстрелял из пулемета мятежный корабль «Печенга». К вечеру в руках восставших остался лишь вокзал, где отчаянно сражался отряд грузчиков. В сумерках каратели принялись крыть по вокзалу из орудий. Грузчики бросились в штыковую атаку, но пробиться не сумели и погибли все до единого. Не случись этого ненужного кровопролития, мы сейчас были бы куда сильнее…

Не зажигая коптилки, Сергей стал одеваться. Промозглая приморская зима доставляла ему бесконечные страдания. В прошлом году его два месяца лечили в таежном партизанском лазарете.

Затем, то и дело хватаясь за поясницу, принялся растапливать печку. Сырые дрова долго не загорались. Пришлось сходить в сени и принести жестянку с керосином. Вот так каждый раз! Пока разгорятся дрова, пока наладится тяга… А время уходит, драгоценное время! Он подсчитал, что на эту проклятую печку и на приготовление еды уходит два, а то и три часа в день. Крайне занятому человеку некогда рассиживаться за столом.

Дожидаясь, пока закипит чайник, Сергей прикинул, чем заняться в первую очередь. С утра у него назначено несколько встреч. Он не сомневался, что будет много вестей из партизанских районов, Владивосток, по существу, обложен со всех сторон. Каждый день происходят вооруженные стычки. Обстановка осложняется еще и тем, что многие товарищи, несмотря на решение недавней партконференции, не сознают всей остроты положения. Приходится без конца повторять одно и то же: не давать ни малейшего повода японцам, воевать с ними мы не в состоянии. Сейчас любая мелочь может привести к непоправимой беде. Но как втолковать это, как убедить? Хоть свою голову отдай! Недавно они с Кушнаревым, одним из руководителей приморского подполья, долго говорили. Досадно, что Москва так далеко, вдобавок отрезана фронтами. Проклятая «Читинская пробка»! Это своего рода кордон, граница. Приходится держать связь с Иркутском. Оттуда легче сноситься с Москвой. Из Москвы политическое положение в стране видно отчетливей, шире. И это понимают все. Наверное, на днях самому Кушнареву придется отправиться в далекий и опасный путь. Если ему удастся добраться до Иркутска, то оттуда он легко свяжется с Москвой, с Лениным. Это сейчас так важно, так необходимо. А до указаний вождя подпольщики Приморья будут придерживаться решений партконференции. Кушнарев обещал не задерживаться ни одного лишнего дня. Он сам лучше всех понимал, что теперешнее Приморье напоминает бочку с порохом.

Жадно глотая огненный кипяток, Сергей набросал письмо жене. Пригодилась чистая страничка, вырванная охранником из учебника математики. С прошлого года Ольга с дочкой жила в деревне Гордеевке. Он сам посоветовал ей оставить опасный Владивосток. Время от времени удавалось посылать ей письма с товарищами. Связь с таежными районами действовала постоянно. Опытная подпольщица, Ольга работала в Гордеевке учительницей. Деревенская школа являлась передаточным звеном в системе связи партизанских сил с подпольем во Владивостоке. В своих письмах Ольга наряду с деловыми сообщениями рассказывала о маленькой Адочке. Сергей видел дочь всего один раз, ночью пробравшись из таежного лазарета в Гордеевку. Он был уверен, что в скором времени Ольга переедет во Владивосток. Колчаковский режим в Приморье доживал последние дни.

Запирая дверь своей каморки, Сергей посмотрел на окна хозяев. Там уже горел свет. Ранний уход квартиранта стал им привычен. Грузчикам некогда нежиться в постели… Сырой пронзительный ветер с океана прохватил до костей. Ну и погодка! Сергей согнулся и, сберегая остатки домашнего тепла, обхватил себя за плечи. Сама собой появилась торопливая пробежка, как и у других обитателей рано проснувшейся рабочей слободки, – десятки согнутых фигур спешили по переулкам вниз, в город. Интересно, что собаки сейчас безмолвствовали, словно вымерли. Днем у них, видимо, совсем другие обязанности.

Узкий грязный переулок заворачивался возле керосиновой лавки. Соседнего домишка уже не разглядеть, – с моря в этот час поднимался густой, плотный туман, и люди исчезали в нем, как в мутной воде.

Дверь лавки загорожена пустой бочкой с черными маслянистыми боками. Поверх большого амбарного замка висел косой лоскут серой бумаги. Сергей невольно пригляделся. На лоскуте углем выведены корявые буквы: «Карасину нет и не известна». Сергей усмехнулся.

Послышался цокот копыт, из тумана появились мутные силуэты всадников. Казачий разъезд… Странно, раньше казаки в рабочей слободке не показывались. Чуть дальше Сергей встретил патруль гардемаринов. Сомнений быть не могло: после вчерашней забастовки все внимание рабочим окраинам. Чуют, откуда ветер дует…

Внезапно туман вокруг словно ожил и раздался. Это вспыхнули фонари уличного освещения. Назначенный срок забастовки миновал, заработала электростанция. Спустя минуту снизу, со Светланской улицы, донесся пронзительный звонок трамвая. Жизнь в городе началась.

Удивительное ощущение! Город наводнен всевозможными войсками, мечется контрразведка, беснуются штабы, а власть, настоящая власть во Владивостоке невидима и неуловима, она дает знать о своем могуществе вот так, как вчера, – парализовав город в одно мгновение. И пусть стучит по столу истеричный генерал Розанов, пусть генерал Оой, командующий японскими войсками, презрительно цедит приказания сквозь редкие зубы, – стоит только принять решение, и сила этой власти заявит о себе в полный голос.

Снизу, из порта, неслись сиплые гудки буксиров, четко и звонко пробили склянки на японских крейсерах. Туман еще заволакивал город, но вверху, над Тигровой сопкой, уже обозначились голубые промоины. По всем признакам день обещает быть ясным, солнечным.

Спустившись из переулка на Светланскую, Сергей остановился. По булыжной мостовой, мерно топая, двигался отряд японских солдат. Тускло поблескивали плоские штыки. Одного взгляда на солдат было достаточно, чтобы определить: этот отряд только сейчас сошел в порту с корабля и направлялся в казармы. Японцы не перестают втихомолку подтягивать подкрепления.

«Неужели все-таки не удастся избежать вооруженного столкновения?»

Японский отряд прошел. Солдатишка из последнего ряда запрыгал на одной ноге, стараясь подтянуть обмотку. Офицер, шагавший сбоку, остановился и рявкнул на разгильдяя с такою злостью, что подскочил на месте. Солдатишка без памяти кинулся в строй. «Дисциплинка! – додумал Сергей. – Впрочем, надолго ли». Свежие части японцев, еще не распропагандированные, не знакомые с обстановкой в Советской России, действуют бездумно, подчиняясь воле офицеров. Так было, например, совсем недавно, во время расправы с восстанием генерала Гайды.

Глядя вслед уходившему отряду, Сергей отвлекся на совершеннейший пустяк: размотается в конце концов солдатская обмотка или нет? «Должна!» – загадал он, наблюдая, как старательно марширует солдатишка. Так и вышло: размоталась. Усмехнувшись, Сергей не стал смотреть, как петушится, злобно ощерившись, офицер, и пустился в путь на другой конец города.

День разгорался, уже очистилось небо над Тигровой сопкой, вот-вот выглянет солнце. Но любоваться раскинувшейся панорамой Золотого рога Сергею не приходило в голову. Мысли его находились далеко.

Восстание… Сейчас это самое важное. Удастся ли обмануть японцев, не дать им повода вмешиваться? Трудность заключалась еще и в том, что некоторые товарищи из подпольного обкома до сих пор не сознают всей остроты обстановки. Да что там говорить о других, если он сам совсем недавно, до партийной конференции, был тоже убежден, что японцы не помеха. Горячность, поразительная слепота! И понадобился весь авторитет Кушнарева, вся его логика и сила убеждения, чтобы партконференция приняла именно его точку зрения. Осторожность и еще раз осторожность! Один неверный шаг может погубить все дело… Пока Приморье наводнено войсками интервентов, брать власть большевикам равносильно самоубийству. Объединенными силами японцы и американцы в два счета покончат с Советами и укрепят военную диктатуру генерала Розанова.

Проходя по центральным улицам города, Сергей Лазо несколько раз видел марширующих солдат. Готовятся, готовятся… Сергей с благодарностью вспоминал о Кушнареве. Страшно подумать, что вышло бы, останься Кушнарев на партконференции в меньшинстве. Нет, старый товарищ сумел остудить горячие головы, доказать, переубедить. Умница!

Для городской партконференции удалось найти удобное и безопасное помещение: обычную баню для рабочего люда Первой речки. В любом другом месте многолюдное собрание вызвало бы немедленное подозрение.

В целях конспирации делегаты конференции собирались с узелками белья. Подгадали к самому закрытию. Когда совсем стемнело, рабочая охрана заняла свои обычные места на подступах к бане.

Здесь, на окраине города, собрался самый цвет большевистского подполья. Эти люди стояли у истоков борьбы против интервентов и белогвардейщины. Многие из них прошли тысячи верст по тайге с боями, принимали участие в знаменитом Майхинском рейде партизан, дрались с американцами возле Перетино, били японцев на перевалах Сихотэ-Алиня, создавали первые органы Советской власти на съезде трудящихся Ольгинского района. Имена их значились в списках нескольких контрразведок, цена их голов котировалась не только в русских рублях, но и в японских иенах, и в американских долларах.

Партийная конференция собралась в необыкновенно сложное время. Позади остались годы поражений и провалов, впереди уже зримо вырисовывались контуры победы. До полного торжества оставалось совсем немного. Но именно сейчас, в эти дни, каждый неверный шаг мог свести на нет всю многолетнюю работу.

И все же радостное, боевое настроение не покидало делегатов. Всеми владела уверенность: еще немного, и Советская власть победит и на Дальнем Востоке!

Банная духота становилась невыносимой. Делегаты потихонечку расстегивали воротники и дергали на груди рубашки.

Прервав доклад, Кушнарев (Товарищ Петр) с улыбкой обронил:

– Ничего, товарищи, потерпите. Это последний раз.

Следующая партконференция большевиков Владивостока, и в это верили все, состоится уже вполне легально и в подходящем помещении.

Туманный ореол над тусклым пламенем свечки, прилепленной к днищу перевернутой шайки, слабо освещал лицо докладчика, скуластое, с глубоко посаженными глазами. Кушнарев говорил стоя, энергично взмахивая кулаком, – привычный жест митингового оратора. Авторитет Товарища Петра среди рабочих Владивостока был огромен. Убежденный ленинец, он здесь работал с незапамятных времен. Это по его настоянию подпольный обком вызвал Сергея Лазо из тайги, из лазарета, и поручил ему военные дела. Сейчас Кушнарев возглавлял союз трудящихся Временных мастерских (шесть тысяч рабочих и служащих). Партийная организация мастерских действует на правах районного комитета РКП (б).

Накануне конференции Сергею не удалось увидеться с Кушнаревым. Тот явился в баню одним из последних, наспех поздоровался со знакомыми, а Сергею, не задерживаясь, бросил на ходу:

– Я думаю, ты меня поддержишь!

Сергей удивился: ну еще бы! За все время, пока он, выйдя из тайги, налаживал военную работу во Владивостоке, у него с Кушнаревым ни в чем не возникало разногласий. Единомышленники!

Начало кушнаревского доклада Сергей слушал с удовлетворением. Да, проделана колоссальная работа по организации пролетарских сил города. Дальзавод, Эгершельд, Временные мастерские, порт – это тысячи и тысячи рабочих, грузчиков, моряков. А солдаты гарнизона! Во всех боевых частях, кроме гарнизона Русского острова, укрепились и действуют большевистские комитеты.

– Солдатская масса целиком за нас, товарищи! – энергично объявил Кушнарев.

Самая ответственная часть доклада: современная обстановка и задачи большевиков. Кушнарев, волнуясь, передохнул и вытер воспаленное лицо. Жарко! Он покосился на деревянную дверь в парное отделение. Дверь была затворена, но представитель Дальзавода, сидевший неподалеку, привстал и для верности притворил ее плотнее.

Своеобразная обстановка складывалась в эти дни в Приморье! Полный разгром Колчака и неудержимое разложение его армии, но в то же время наращивание военных сил интервентов, в первую очередь японцев. Из достоверных источников подпольный обком получает сведения, что Япония готовится применить силу. Для этого ей необходим всего лишь повод. Достаточно вспомнить, с какой жестокостью японцы помогли генералу Розанову подавить недавнее восстание авантюриста Гайды. Нет сомнения, что они и сейчас с готовностью поддержат генерала Розанова. Разумеется, им не Розанов дорог, им важно разгромить растущие силы большевиков.

– Ну, это дай бог нашему теляти волка зъисты! – насмешливо заметил невысокий крепенький мужичок, пробравшийся во Владивосток из Сучанской долины, от партизан. Перед началом конференции, пока дожидались Кушнарева, он увлеченно рассказывал, как партизаны, почувствовав свою силу, дерзко прорываются к фортам Владивостокской крепости и снимают замки с орудий. Все чаще происходят стычки с разъездами белогвардейцев на дорогах вокруг города. А недавно небольшой партизанский отряд совершил налет на Сихотэ-Алиньский подъемник. Японский гарнизон открыл беспорядочную стрельбу и отошел. «Бьем, бьем мы их, товарищи, – с задором рассказывал партизан. – Японцы, оказывается, тоже умеют бегать. И еще как!»

Утомленным жестом Кушнарев потер лоб. Боевое настроение партизан представлялось сейчас чрезвычайно опасным. Шапками японцев не закидать. Уже теперь в Приморье сосредоточено около 175 тысяч японских солдат. В открытом бою партизан ждет неминуемый разгром. Следовательно, тактику большевиков диктует сама обстановка: всячески избегать вооруженного столкновения.

– Наша цель – свалить генерала Розанова. Но свалить так, чтобы японцы не нашли повода сунуться ему на помощь. Бескровный переворот! Сможем мы это сделать? Должны! Иначе…

Представитель Дальзавода не вытерпел и спросил, не считает ли докладчик Коротышку дураком. (Коротышкой подпольщики называли японского генерала Оой.) Неужели японцы будут сидеть сложа руки и наблюдать, как гибнет их марионетка?

– В этом-то и трудность, товарищи, в этом-то и сложность, – проникновенно говорил Кушнарев. – Мы обязаны внушить им, что с Колчаком покончено навеки, режима этого больше не существует. Есть ли им смысл защищать генерала Розанова? Это же мертвая фигура! А тем временем подойдет Красная Армия. Да и сами мы станем сильнее.

– Но власть-то? – с нажимом спросил представитель Дальзавода. – Власть берем или не берем?

«О чем он? – удивился Лазо. – Какой может быть об этом разговор?»

Однако Кушнарев медлил, покачивая головой. Задан самый щекотливый вопрос: о характере власти после победы восстания.

– Прошу понять меня правильно. Если мы немедленно провозглашаем Советскую власть, это тут же вызовет вмешательство японцев. А воевать с ними, я повторяю, у нас пока не хватает ни сил, ни вооружения.

– Так для кого же мы стараемся? – донесся голос из самого угла, куда не доходил малокровный свет оплывающей свечи.

– Кстати, товарищи, – спросил Кушнарев, – у нас есть еще свечки, нет? Эта кончается. Передайте сюда. А. то погаснет.

Он не торопясь зажег от умиравшего огарка свежую свечу и установил её на шайке, вдавив в твердеющий натек воска. Полюбопытствовал – не упадет ли?

«К чему он клонит?» – недоумевал Лазо. Ему казалось, что Кушнарев намеренно затягивает свой ответ на прямиком поставленный вопрос.

Снова повторив, что провозглашение Советской власти, так сказать в чистом виде, приведет к войне с японцами, Кушнарев предложил передать власть Приморской земской управе.

Дальнейшие слова докладчика потонули в гуле возмущенных голосов:

– Да там же одни эсеры!

– Позорище!

– Что же это за переворот?

Как видно, ожидавший именно такой реакции Кушнарев поднял руку.

– «Розовый» переворот, товарищи, пока всего лишь «розовый».

Ему не дали говорить.

– Таскать каштаны из огня… А для кого? Для дяди?

– Нет, это черт знает что!

Повысив голос, Кушнарев принялся доказывать, что установление Советской власти в чистом виде как раз и будет «для дяди», так как послужит поводом для вооруженного вмешательства интервентов. С какой стати играть им на руку? Большевики ни в коем случае не должны выдвигаться на первый план. Земская управа – прекрасный щит. Против нее интервенты не посмеют выступить. А большевикам на данном периоде только того и надо.