Текст книги "Преодоление"

Автор книги: Николай Вагнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Норин снова нагнулся, подобрал камень побольше и лихо швырнул его в реку.

– Идемте! Завтра надо проворачивать дела.

Глава четвертая
ВСТРЕЧА

К трудовым будням управления Лена привыкла с первых дней. Все, что делалось тут, в конечном счете было связано со стройкой, с ее нуждами, а они вчерашней работнице были понятны и близки. Бесконечный поток сводок, просьб, требований, сообщений об исполнении приказов и распоряжений, телеграмм и писем на фирменных бланках предприятий-поставщиков стекался к Лене, а от нее шел к начальнику управления Груздеву.

Илья Петрович, как только Лена узнала его поближе, понравился ей добродушным ворчанием, хлопотливостью, смешинкой, которая светилась в глазах и слышалась в голосе. О чем бы ни говорил Илья Петрович, как строго ни спрашивал за непорядок, Лена всегда улавливала подбадривающее: «Не робей». И она не робела: дозванивалась до самых далеких участков стройки, перечитывала после машинки срочные бумаги, сновала по длинным коридорам управления и вызывала людей, которые нужны были Илье Петровичу.

«Прирожденный референт», – шутил он, и Лена знала, что это тоже было проявлением заботы, а не похвалой. Илья Петрович понимал, что настоящее место Лены совсем не здесь, за этим полированным письменным столом, а там, где шел бетон, ставились многотонные опоры, гудели газосварочные аппараты. Она была благодарна начальнику стройки за то, что он взял ее в управление, иначе пришлось бы ехать в деревню, как рекомендовали врачи, и жить там до самой зимы. Теперь – другое дело. Пусть она была не в бригаде, но зато каждый день могла и видеть, и чувствовать стройку, жить теми же заботами, которыми жили все, помогать людям.

Вскоре Лене стала ясной и простой, казалось бы, обыкновенная истина: всякая работа на стройке не только хороша, но и необходима, в том числе и управленческая. Без управленцев, без специалистов как бы взаимодействовали тысячи людей на неоглядной территории стройки, как бы они соблюдали точности проекта, согласовывали сопряжения и сроки? Вон как раскинулась она, стройка. Через открытое окно доносился скрежет кранов и экскаваторов, слышались сигналы машин, глухие удары парового молота. Основные бетонные сооружения спускались широкими амфитеатрами к голубевшей полоске реки. С горы ползли самосвалы с замесами бетона, а навстречу им пробирались машины, уже разгрузившиеся на лесах стройки.

Лена отошла от окна, сняла с валика машинки отпечатанное письмо, вложила его в папку. Рабочий день закончился. Она могла уйти домой еще час назад, но не вернулся Груздев. Вдруг она понадобится? Ведь бывало же, что Илья Петрович врывался под вечер в приемную и, тяжело дыша, просил «отбарабанить» срочную телеграмму или вызвать Москву или звонил в управление с какого-нибудь участка, передавал распоряжения для диспетчера и главного инженера.

В коридоре послышались тяжелые шаги. Нет, это не Илья Петрович. И не исполняющий обязанности главного инженера Коростелев – тот лишнего не пересидит.

Вскоре Лена увидела коренастого белокурого мужчину. Он взглянул пристально круглыми карими глазами, и на лице его тотчас появилась улыбка. Она была располагающей, но и беззастенчивой; со стороны можно было подумать, будто бы этот человек давно знал Лену.

– Познакомимся! – сказал он и шагнул к столу. Рука Лены затерялась в огромной ладони. Лена попыталась высвободить руку, но вошедший не отпускал ее, стоял склонив голову и говорил: – Давно не бывал в управлении. А тут такие приятные перемены. Рад представиться: Петр Иванович Норин. Это имя вам мало о чем говорит, но все, что вы носите, все, что питает стройку, поступает непосредственно через мои базы. Это для вас! – Норин выпустил наконец руку Лены и положил на стол плитку шоколада.

– Как же это может быть для меня, если вы и не подозревали о моем существовании?

– Подозревал! – горячо заверил Норин. – Еще как подозревал! Даже имя ваше знаю. – И, переходя на дружеский тон, сказал: – Вы не обижайтесь. Просто не знал, когда придется поужинать. Вот и прихватил шоколадку – червячка заморить. Давайте по-братски! – Не развертывая плитки, он переломил ее пополам и протянул Лене: – Выбирайте любую.

– Спасибо, не хочется.

– Ну, этого не может быть!

Норин отломил кусочек, бросил его в рот и, улыбаясь, стал разглядывать Лену. На его розовых щеках появлялись ямочки и исчезали, глаза смотрели безотрывно, и Лене трудно было отвести от них свой взгляд.

– Это верно, что Груздев вернулся из Москвы?

– Да, он прилетел рано утром.

– А сегодня будет?

– Теперь уж вряд ли.

– Жаль. А как он завтра? С утра попаду?

– У вас – срочное дело?

– Чрезвычайно.

– А почему бы вам не пойти к заместителю? Вашими вопросами ведает он.

– У него был, дважды. Теперь нужно непосредственно к Илье Петровичу. Все зависит от него.

– С утра – оперативка, – заглянув в настольный календарь, сказала Лена. – Потом встреча с проектировщиками, обед, после обеда – партком.

– О парткоме слышал. Говорят, Соколкова избрали?

– У вас точные сведения.

– Не рано ли его? Впрочем – это не наше дело. Хуже прежнего не будет. А нельзя ли проскочить перед обедом?

– Ну, что у вас за вопрос? Скажите, я запишу. Доложу Илье Петровичу. Если сочтет нужным, сам вас разыщет.

– Эх, Лена, Лена! Зачем я буду забивать вашу светлую голову моими заботами? У вас и без меня хватает хлопот. Помогите лучше устроить встречу с Ильей Петровичем.

– Как я могу помочь, если вы не говорите, зачем он вам нужен? Что я ему скажу? Забирайте-ка свою шоколадку, мне пора.

– Я провожу.

Норин поднялся, подтянул и без того туго завязанный галстук, задумчиво взглянул в окно. Лена тем временем собрала бумаги и папки, заперла их в шкаф.

– Вы понимаете, – Норин задержал ее в дверях, – вопрос у меня действительно важный, но до некоторой степени личный.

– Так бы и сказали. По личным вопросам Илья Петрович принимает каждый день с восьми до десяти. Кроме пятницы. А завтра, к вашему сведению, пятница. Так что приходите в любой другой день.

– Все ясно! – театрально воскликнул Норин. – Идемте! Я по дороге все вам объясню!

Лена быстро шла по коридору. Норин следовал чуть поодаль, внимательно разглядывая ее. У выхода она внезапно остановилась. Заглядевшийся Норин налетел на Лену, едва не сбив с ног, и в последний момент придержал ее обеими руками.

– Что с вами? – строго спросила Лена.

– Прошу прощения, замечтался, – ответил Норин, отведя руки.

– Бывает. До свидания.

– Но нам – по пути.

– Вам даже известно, где я живу?

– Не совсем точно. Где же?

– На Приморском.

– Вот видите! Оттуда до гостиницы – рукой подать.

Помолчав немного и приноровившись к шагу Лены, Норин заговорил вновь:

– У меня создалось впечатление, что вы влюблены в свою работу.

– Почему бы и нет? Любая работа хороша.

– Я бы этого не сказал.

– Значит, своей работой вы не довольны?

– Вы прямо-таки провидец! Место у меня, правда, отличное, но нельзя без конца заниматься одним и тем же. Притом скоро у меня будет инженерный диплом, а управлять базой можно и без образования. Работы хочется настоящей, чтобы с размахом! Силы девать мне некуда. Понимаете?

– Почему бы и не понять? Значит, решили сменить курс на сто восемьдесят градусов?

– Можно подумать, Леночка, что и вы всю жизнь собираетесь работать при начальнике управления!

– Не знаю, но стройку никогда не брошу.

– Я тоже! Но разве стройке нужны только одни снабженцы? И вообще, скучный у нас разговор. Взгляните-ка лучше на этого красавца! Не иначе – астраханский.

По темно-синей ряби скользил белый трехпалубный лайнер. Он приближался к дебаркадеру, который был временно поставлен у строящейся причальной стенки. Густой звук сирены поплыл над городом. Теплоход, не сбавляя скорость и не разворачиваясь, нацелился прямо на дебаркадер. Норин и Лена, увлеченные этим зрелищем, не сговариваясь, все быстрее шли в сторону порта. Они смешались с толпой, встречавшей теплоход, когда до берега донеслись четкие слова команды, усиленные судовыми репродукторами: «Стоп! Полный назад! Стоп!»

Белая громадина, сверкавшая стеклами и надраенной медью, неотвратимо надвигалась на дебаркадер и, все замедляя ход, мягко коснулась его. «На месте!» – лихо бросил капитан, глянув вниз, и сошел с мостика.

– Леночка! Вы никогда не шлюзовались?

Сиявшая от восхищения, Лена отрицательно покачала головой и снова уставилась на теплоход. Потом она еще раз взглянула на Норина, мимолетно, но в то же время изучающе, как будто хотела разгадать: какой он?

– Давайте прошлюзуемся?

– Как?

– Очень просто! На нижней голове шлюза выскочим. Сейчас я все улажу. Ждите меня здесь!

Норин протиснулся сквозь толпу, поднялся по сходням, и вот он уже здоровался с капитаном за руку, протягивая ему сигареты в красной коробочке, похлопывал его по плечу. Через несколько минут он вернулся, бережно взял Лену за руку и потянул за собой. Она очутилась на палубе. Рев сирены заставил ее содрогнуться, но прикосновение сильной руки Норина, его голос: «Не бойтесь, Леночка, вы со мной!» успокоили.

– Поднимемся выше! – предложила Лена и, держась за поручни, быстро побежала по ступеням. – Какая красота! Вы только посмотрите – там совсем не видно берегов. Вот оно, наше море!

Вновь взревела сирена. Далеко в море полетели три коротких гудка: Лена прижала руки к ушам. Норин снова прикоснулся к ее плечу. Она опустила руки, услышала: «…не бойтесь, вы со мной!»

– Что с вами? – строго посмотрев, спросила она.

– Извините, Леночка, – покорно проговорил Норин. – Мне показалось, вам страшно.

– Мне? С чего бы это? Просто он ревет нечеловеческим голосом.

Норин затрясся от беззвучного смеха, приставив кулак к губам.

– Насмешили вы меня, Лена. Нечеловеческим голосом!

– А каким же? – тоже смеясь, возразила Лена. – Человеческим, что ли?.. А мы поехали! Поехали! – закричала она. – Сейчас войдем в ворота. Вы представляете, это мое первое шлюзование в жизни! Притом в моем шлюзе! Разве вам понять это?

– Мне непонятно, почему именно в вашем шлюзе?

– Потому, что я его строила.

– Сидя за столом?

– Я же бетонщица, Петр Иванович! Бетонщица! Идемте на нос! – И теперь уже она схватила его за руку и потянула за собой. – Входим! Входим в ворота! Вы понимаете? – Она забарабанила кулаками по перилам, но тут же смутилась и с серьезным выражением лица прошла вперед и стала смотреть, как сдвигаются железные ворота шлюза.

Ворота сомкнулись наглухо, и тотчас заработали невидимые насосы. Теплоход медленно оседал в камере. От мокрых стен тянуло прохладой и запахом водорослей. Лене наскучило смотреть на черные, мазутные стены, а поднять взгляд на Норина и вновь встретиться с его глазами она не могла. Что-то необыкновенное, тревожащее было в его глазах: они одновременно пугали ее и притягивали своей неразгаданностью. Но вот ворота шлюза поползли в стороны, светлая гладь реки заблестела впереди, и теплоход двинулся ей навстречу, оглашая воздух разнообразием хлопающих и свиристящих звуков.

Глава пятая
РАЗНОГЛАСИЯ

После совещания с представителями Гидропроекта Груздев почувствовал себя плохо. Он вновь забыл о предупреждении врача – ни в коем случае не волноваться, – расспорился сначала с автором проекта Весениным, потом с Коростелевым. Ни в коем случае не волноваться! Это в его-то должности?..

Груздев нагнулся к плетеной корзине, выплюнул недотаявший кружок валидола, взглянул из-под бровей на сидевшего через стол Коростелева. Ему, конечно, хоть бы что. Нарушил главный закон стройки и сидит себе в ус не дует. Ноготками любуется…

– Ты вот что, Евгений Евгеньевич, – произнес Груздев, стараясь говорить как можно спокойнее. – Сегодня же к вечеру напиши объяснительную записку. Недосыпать пятьдесят тысяч кубов в раздельную стенку!

– В проекте явная перестраховка.

– На то он и проект. Все должно быть надежно. Все рассчитано до последней балки, до последнего кубика земли.

– Дорогой Илья Петрович, если бы мы во всем следовали по пятам этих буквоедов, нам вряд ли пришлось здесь сидеть и мирно разговаривать.

– Где же, по-твоему, нам пришлось бы сидеть?

– Скорее всего на бюро обкома.

– Это по какой такой причине?

– По какой? По той, что навигация наверняка бы сорвалась.

– Для чего в таком случае существует генеральный график работ? И разговор у нас далеко не мирный. Ошибаешься!

– Ну-с, как угодно.

– Слушай, Евгений Евгеньевич, вроде бы за свою жизнь я научился разбираться в людях. Но вот ты, что ты за человек? Недосыпал пятьдесят тысяч кубов земли и сидишь спокойно, нога на ногу.

– Зато шлюзуются суда. Управление получило поздравительную телеграмму министра. Всем работникам начислена премия.

– А если твоя стенка рухнет?

– Не беспокойтесь.

– Не беспокоиться? Ну уж извини! – вскочив, закричал Груздев. – Там же люди! Люди, черт возьми! Они погибнуть могут! В любую минуту! – Илья Петрович чиркнул спичкой, прикурил папиросу и размашисто зашагал по кабинету, выпуская клубы дыма, потом неожиданно остановился и понизил голос почти до шепота: – Сегодня же напиши объяснительную для министерства, а сейчас немедленно организуй засыпку грунта. Иначе я освобожу тебя от исполнения обязанностей главного. – Он нажал кнопку звонка. Вошла Лена. Встала у двери.

– Проходи ближе. Садись. Бери бумагу и пиши.

Груздев нагнулся к столу, взял неловкими толстыми пальцами листы с записями и начал диктовать приказ. Он отмечал грубые нарушения заданных норм по ряду основных объектов, безответственность Коростелева, допустившего отклонения от проекта. Заканчивался приказ строгим выговором исполняющему обязанности главного инженера стройки с занесением в личное дело.

– Все! – сухо сказал Груздев. – Отпечатай побыстрей и вызови машину.

Лена не уходила. Она смотрела на Коростелева, на его побледневшее, напряженное лицо. Он сидел, наклонив голову, покусывая тонкие губы.

– Ну, чего ты? Можешь идти.

– Я хотела спросить, не примете ли вы… Там товарищ с Разъезда. Второй день не может попасть.

– Кто такой?

– Норин, из снабжения.

– Норин?.. Почему обязательно ко мне?

– Петр Иванович Норин, – объяснил Коростелев, – очень инициативный работник. По пустяку он не придет.

– Разберись с ним сам. Я не успеваю. Леночка, проси. – Груздев поспешно собрал в папку бумаги и направился к двери. Отступив на шаг, он пропустил Норина, внимательно взглянул на него. – Проходите, товарищ Норин. Прошу извинить. Изложите суть вашего вопроса Евгению Евгеньевичу.

– Спасибо, Илья Петрович! – Норин чуть улыбнулся. – Большое спасибо! С удовольствием!

Коростелев продолжал сидеть перед столом. Жестом руки он показал на кресло, стоявшее напротив. Норин сел.

– Евгений Евгеньевич, чем-то расстроены?

– Тут расстроишься, – ответил Коростелев и взял сигарету из коробки, протянутой Нориным. – Опять ваша «Фемина». Где вам удается их доставать?

– Это не сложно. Я и вам привез блок, вечером занесу.

– Фемина, Фемина, – меланхолично проговорил Коростелев, постукивая сигаретой по коробке.

– Что все-таки произошло? Не секрет?

– Какой секрет! Раздельную стенку доверху не заполнили. Ну и что? Стенка стоит. Суда идут.

– Еще как! Сам вчера шлюзовался. Признаться, не ожидал, что пустят в срок.

– В том-то и вопрос. Правда, официально шлюз еще не сдан. Важно было вовремя открыть движение. Я это обещал и выполнил. Конечно, может быть, я и не прав, – пожав плечами, сказал Коростелев. – Скорее всего… Взял на себя ответственность, пока не было Груздева. А зачем? Десятью днями раньше, десятью позже – какая вроде бы разница? Правда, не было бы премии, притом значительной. А благодарственных звонков из области сколько получил!..

– Премия тоже вещь. Дураков работать за спасибо теперь нет.

– Нет, говорите? Есть, дорогой Петр Иванович, сколько угодно. И дураков, и просто посредственных личностей. Но мне, знаете ли, это все надоело. И дураки, и бездари, и хамы. Я вот подумываю, не согласиться ли на директорство в институте. Пока не поздно. Ставка плюс лекции. И потом, не забывайте о моем кандидатском звании. Получится не меньше, чем здесь, а ответственности… Боже мой, какая там ответственность? Институт вечерний. Научной работы – раз, два и обчелся. Поверьте, Петр Иванович, ничего нет более благодарного и, если хотите, благородного, чем вузовская работа.

– Это конечно, а у меня другое дело.

– Ну да, я понимаю! Вам подавай размах, должность покрупнее и работы невпроворот. Вам хочется парить где-нибудь повыше, а не сидеть на своем Разъезде! Так с чем же вы пришли к Груздеву?

– Вот с тем и пришел, чтобы парить не парить, а подрасправить крылья. Ведь и в самом деле засиделся я на Разъезде. Ну сколько можно крутиться в снабжении?

– Придется покрутиться еще немного.

– Евгений Евгеньевич!

– Да, братец, ну хотя бы с месяц-два.

– Месяц – не год, а что потом?

– Потом мы проводим на пенсию заместителя по административно-хозяйственным вопросам и пригласим на эту должность вас. Вы, кажется, это имели в виду?

– Честно говоря, не возражал бы. Думаю – справлюсь. Но как посмотрит Груздев?

– Постараемся, чтобы посмотрел благосклонно. Вам, между прочим, не мешало бы почаще показываться ему на глаза. Тем более, отношений с ним вы не портили. Кстати, на той неделе будет хозяйственный актив. Почему бы вам не выступить? Причем проблемно? Материально-техническое снабжение – вопрос далеко не узкий.

Коростелев загасил сигарету, встал, стряхнул пепел с лацкана пиджака, прошелся по ковру, лежащему на середине кабинета. Выглядел Коростелев молодо. При высоком росте и сухопарости он не казался худым. Скорее он был стройным. И всегда опрятным. Белоснежный воротничок, тщательно отутюженные брюки, до блеска начищенные полуботинки. Норина всегда удивляла безукоризненная аккуратность Евгения Евгеньевича. Такой же была его квартира, в которой Норину приходилось сиживать за преферансом.

– Неплохо бы отобедать! – прервал мысли Норина Коростелев. – У меня сегодня, кажется, должны быть голубцы из первой свежей капусты. Приглашаю!

Они вышли в приемную. Лены там не было. Пока Коростелев заходил в свой кабинет за плащом, Норин черкнул на листке настольного календаря: «Спасибо! Петр».

Он был доволен тем, как складывался день. Лена все-таки помогла попасть к Груздеву. Начальник стройки обратил на него внимание и, пусть беседа не состоялась, вполне вежливо перепоручил его Коростелеву.

Настроение Норина, не знающее спадов, стало после приглашения Коростелева еще более приподнятым. Сидя в машине, он весело рассказывал о новостях на той стороне реки, ловко вплетал в разговор анекдоты, которых знал множество. Мрачное расположение духа Коростелева мало-помалу развеялось, и когда они вылезли из машины и пошли по узкой тропке к дому, Евгений Евгеньевич даже засвистел бодрую мелодию.

– Наконец-то никакой официальности, – сказал он, пропуская Норина вперед. – Проходите, располагайтесь. Сейчас мы посмотрим, где наш обед.

Он принес судок, положил в свою тарелку истомившиеся на пару голубцы и покачал от удовольствия головой:

– Божественное блюдо! Что же вы, Петр Иванович, бездействуете? Берите, пока не остыли. Нет, что ни говорите, много значит, когда можешь съесть то, что захочешь. Скажем, в данном случае именно – голубцы. Не подумайте, я не чревоугодник и говорю совсем о другом – о праве человека съесть, что захочется, и поступить, как ему заблагорассудится. О любом выполнимом желании. В рамках разумного, конечно. В ином случае мне кажется неоправданной вся жизнь.

– Для этого нужен, во-первых, соответствующий оклад, – сказал Норин. – На сотню-другую не размахнешься. Или жить где-нибудь на юге, срывать с угоров цветы и продавать их здесь, на Урале, таким дуракам, как мы.

– Я не об окладе, – перебил Коростелев.

– Вы – понятно…

Евгений Евгеньевич добродушно рассмеялся.

– Петр Иванович… Скоро и вы будете получать прилично. Но вам еще хочется активно действовать, управлять. А я хочу покоя. Понимаете? Чтобы не висел над моей головой днем и ночью дамоклов меч в виде огромной ответственности.

– И все же я бы на вашем месте подумал, прежде чем уходить из управления. Ведь вы второе лицо на стройке.

– Второе, третье, – меланхолично повторил Коростелев. – Второе – это не первое, да и первое – тоже не сахар.

Он вышел из-за стола, удобно устроился в кресле.

– Ну-с, как ваши романы?

– Вы знаете, – тоже закуривая, ответил Норин, – с этой работой запустил все на свете.

– Да-а, прежде вы были бойчее. – Коростелев встал, надел пиджак. – Ладно, пора и за дела. Бог его знает, может быть, действительно есть доля риска с этой раздельной стенкой. Скорее всего, что есть… – Он подошел к телефону, вызвал шлюз.

Норин долго пережидал, пока закончится разговор, а Коростелев словно нарочно не торопился, придирчиво расспрашивал о том, как шла укладка грунта, без конца уточнял цифры, а если советовал, то всякий раз с оговорками, высказывая при этом свои сомнения. Приметив, что гость поглядывает на часы, он кивнул и, прикрыв рукой трубку, сказал доброжелательно:

– Заходите. Всегда рад!

В добром расположении Коростелева Норин нисколько не сомневался. Он знал, что на помощь и поддержку исполняющего обязанности главного инженера он может рассчитывать твердо. Только надолго ли это? Не потому, что Коростелев вдруг может измениться. Нет, он не из таких людей, которые меняют свои привязанности, да и никаких других друзей-приятелей у него не было. Беда заключалась в другом – в том, что Коростелев именно не изменится, останется таким, как теперь, и всегда будет плыть по течению, а не против него.

Каждый раз, думая о Коростелеве, Норин не мог объяснить себе, откуда у такого, казалось бы, видного инженера, занимающего большую руководящую должность, столько неверия в жизнь, слабости перед нею? Неужели ему не ясно, что стремительность и сложность времени требуют прежде всего смелости, решительности и непрерывного действия?