Текст книги "Прощай, Германия"
Автор книги: Николай Прокудин
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 38 страниц)
Глава, в которой наш герой наталкивается на неприязнь командиров, попадает вновь в госпиталь и лишается должности.
Громобоев прибыл в гарнизон в приподнятом настроении: задание командования он выполнил успешно, никого из бойцов не потерял в дороге, отметки в командировочном стояли, расписки о передаче солдат лежали в портфеле. Капитан продолжал мысленно переживать минувшие дни, и особенно ту страстную бурную ночь с юной голубоглазкой с косичками. Сердце радовалось победе демократии над путчистами, хотелось петь и танцевать, и не идти пешком, а бежать и скорее поделиться радостью с друзьями и сослуживцами, ведь тут в Германии все наверняка в неведении, так как отрезаны от жизни страны и ничего толком не знают.
Эдуард наскоро пообщался с женой и дочкой, и поспешил с докладом в полк. По пути ему попался помощник начальника штаба по кадрам. Майор-строевик уставился на невиданный до селе значок на лацкане кителя капитана – красно-сине-белый триколор, усмехнулся и неодобрительно покачал головой.
– Смело! Да это ведь белогвардейский флаг?
– Темнота! В стране победила демократия, коммунисты уже не при власти. Это флаг свободы. Вы что разве здесь ничего не знаете?
Майор замахал руками на Громобоева.
– Всё мы прекрасно знаем, да и про твои «подвиги» многое известно, видели, как ты вокруг Белого дома с автоматом бегал, баррикады строил.
Громбобоев опешил, с чего они это выдумали про оружие? Откуда узнали, что он был на баррикадах?
– Кто выдумал такую чушь про автомат? Кто меня видел?
– Тебя по всем немецким телеканалам показали, нахальный такой стоишь перед Белым домом, и на плече висит автомат. Говорил, что будешь сражаться до последнего… Наш командир взбеленился, ведь накануне Кудасов и Статкевич телеграммой поддержали ГКЧП! И не только они одни, все части Западной группы войск подписали воззвание в поддержку путча. А потом, вчера ночью, задним числом телеграфировали о поддержке нового правительства и до утра все компрометирующие секретные документы уничтожали, а Возняк в парткоме сжигал учётные карточки коммунистов, опасается начала репрессий. А чего ему суетиться, сегодня уже пришла директива нового Министра обороны о роспуске партийных и комсомольских организаций и переформировании политорганов в воспитательные структуры. Ну а ты как я вижу, первым прочувствовал момент и оказался в нужное время в нужном месте. Теперь твоя карьера явно пойдёт в гору.
– Значит, говоришь, начальники по телику меня видели? – опешил Эдуард. – А я-то думал, вы в полном информационном вакууме и не знаете о том, что творится в стране.
– Наши советские телеканалы действительно молчали, но ведь немцы подробно транслировали события в реальном времени и по всем программам. Так-то вот, революционер!
– Насчёт моего карьерного роста как знать, как знать…, – неуверенно хмыкнул Громобоев. – Посмотрим, как дела обернутся дальше…
Статкевич встретил Громобоева в служебном кабинете с плохо скрываемой прохладцей, и даже скорее с неприязнью.
– Ах, как всё нежданно-негаданно случилось, что делается! Страна летит в пропасть, всё рушится! Говорят, что и с вами на родине за неделю много интересного приключилось! Да, как жизнь нас лихо закрутила. Многое и в армии переменилось, пока вы товарищ капитан были в командировке. Всех нас, политработников, сейчас вывели за штат, и будут переаттестовывать на новые должности.
Замполит полка внимательно смотрел в глаза Громобоева пытаясь уловить его реакцию. В этот момент в кабинет вошёл командир полка. Полковник Кудасов окинул хмурым взглядом капитана, и не здороваясь, велел Статкевичу заглянуть к нему через пять минут. Замполит кивнул и продолжил тянуть кота за хвост и нудить.
– Наслышаны и о ваших подвигах. Кстати, назавтра назначено совещание по поводу реорганизации и нас всех вызывают к начальнику политотдела. Вернее сказать к начальнику отдела воспитательной работы… Сегодня прилетает комиссия из Москвы в Бюнсдорф во главе с руководителем администрации Президента России. Случайно не знакомы с таким Сергеем Филатовым? Не встречались на баррикадах? – осторожно уточнил Статкевич.
– Нет, не знаком, – ответил капитан. – В сам дом правительства я не был не вхож, а вот противотанковые ежи устанавливал и со спецназом вёл переговоры.
– Понятно. Жаль, что не знакомы вы с новым главой администрации Президента России, этот новый комиссар будет решать судьбу командования округом и политорганов. Возможно, и к нам заедет с коллегами по комиссии, чтобы встретиться с соратником по борьбе, ведь вы у нас теперь звезда телеэкрана, герой дня!
– К чему ирония?
– Никакой иронии, – протестующее замахал руками замполит. – Главная задача не допустить «охоты на ведьм»! Мы ведь все рядовые политработники, офицеры, выполняющие приказы. Боюсь эти триумфаторы, опьяненные победой, могут дров наломать.
– А всё ведь могло повернуться иначе? Да? Тогда была бы развёрнута охота на других «ведьм»? – испытующе посмотрел в глаза замполиту Эдуард. – Зачистили бы недовольных?
– Ладно, идите, работайте…, – Статкевич уклончиво промолчал на вопрос, и вяло махнул рукой, – мне сейчас надо идти к командиру полка. Встретимся завтра в Намбурге на совещании…
По пути в батальон Громобоев зашёл в партком и сделал то, о чём думал и мечтал уже пару лет – выложил, молча партбилет на стол секретарю. Подполковник Возняк принял его, так же молча, но в глазах читалась неприязнь, почти ненависть. И всё же секретарь парткома не выдержал.
– Бежим? Предаём партию?
– Это она предала нас и всю страну. Разрушила семьдесят лет назад великую державу…
Возняк скрипнул зубами, поиграл желваками, но не стал вступать в дискуссию, промолчал.
В батальоне Эдика ждали с нетерпением, услышать рассказ из первых уст. Особенно ликовал при встрече Гусейнов.
– Вах, молодэц!!! Эдик, ты настоящий джигит! Как я хотел быть рядом с тобой на баррикадах! Я был в тебе уверен, герой!
Комбат Дубае был не столь восторжен и умерил пыл Хайяма.
– Погоди ты кричать и визжать! Сейчас политотдельцы ходят как побитые собаки, вернее как нашкодившие коты, натыканные мордой в дерьмо, но думаю, что Эдуарду ещё отольются эти кошкины слёзки…
Сослуживцы выставили на стол две бутылки «Наполеона», отметить благополучное возвращение блудного замполита, и заодно устроили поминки по коммунистической партии. Особенно горевали оба Иван Ивановича.
– Я столько лет взносы платил! Куда они подевались? – восклицал начальник штаба Иванников, – и как дальше страна сможет жить без коммунистического стержня?
А Бордадым деланно страдал и ехидно сочувствовал своему соседу по лестничной площадке – секретарю парткома Возняку.
– Значит ты ему партбилет на стол? Ой-ой! И он смолчал? А кабинет ещё не отняли? Как же бедняга парторг теперь будет жить? Он мне каждый день говорил, что с именем Ленина на устах ложится и с этим же именем встает. Говорил, что сросся с партией пуповиной! А ты её взял, вжик, словно ножиком и обрезал…
Утром политработники на грузовом «Урале» крытом тентом прибыли в штаб дивизии. Злющий полковник Касьяненко без предисловий начал визг о наступивших гонениях.
– Мерзавцы! Всего три дня как в стране новая власть, а уже поднята антикоммунистическая истерия, политработников пытаются ущемить в любых мелочах. Вчера у меня персональную машину отобрали! Начальник автослужбы заявил, что «УАЗик» мне больше не положен по штату. Но ничего, будет ещё на нашей улице праздник. Коллеги, единомышленники! Я уверен, мы переживём этот сложный период, надо только набраться терпения! Хотя… Хотя и среди нас есть отдельные экземпляры…
Громобоев понял, что речь пошла именно о нём.
– Встаньте капитан Громобоев, покажитесь всем!
Эдуард гордо и без тени смущения встал в центре зала, он и не думал бояться или стесняться.
– Полюбуйтесь на него! Это же надо умудриться и отчебучить такое: служить в Западной Группе войск и суметь оказаться на баррикадах в Москве! Расскажите, капитан, поделитесь с нами опытом, а то мы отстали от жизни, не в ногу шагаем…
– Ну, это вы сами сейчас сказали, что отстали и не в ногу шагаете, не я придумал, – ухмыльнулся Громобоев.
– Наглец! Молчать, мерзавец! Я пока ещё полковник и смогу тебя поставить на место и призвать к порядку!
– Я не мерзавец, сам мерзавец, – невольно вырвалось у Эдика. – Я тоже не позволю себя оскорблять – кончилась ваша власть! Да был я на баррикадах, находясь проездом в Москве из командировки на Дальний Восток. И познакомился со многими руководителями новой России!
Эдуард тут чуток соврал, чтобы припугнуть и без того перепуганного злобного полковника, пусть напоследок не кусается…
– Выйди вон из зала, капитан! Пугать он меня будет! Да ты хоть с Ельциным вместе пей, а мне насрать! Уволю! Вышлю в Россию!
– И вы не пугайте меня Родиной, – огрызнулся Громобоев, покидая зал совещаний. – Себя пугай ею…
Выходя из помещения, он побродил по штабу, встретил знакомых штабных и от них услышал удручающие вести, оказывается прибывшая делегация из Москвы не нашла никакого криминала в деятельности руководства Группы войск, полностью одобрила действия и оставила на посту Главкома Матвея Бурлакова и его заместителей. Вот так фрукт оказался этот Сергей Филатов! Демократы боятся связываться и раздражать военных? Или их уже купили на корню? Неужели новый «мерс» подарили?..
По дороге в гарнизон в машине стояла гнетущая тишина, политработники сидя на лавках помалкивали, дружно переживали за должности. Статкевич, тоже ни слова не сказав, ушёл в штаб, ни с кем не простившись, явно назревали репрессии. А раз новая власть чисткой армии не займется, провинившиеся в своё время начальники быстро поднимут головы. Громобоев вкратце рассказал комбату о случившемся на совещании, тот посочувствовал, но что он мог сделать супротив руководства.
– Понимаешь в чём дело, пока ты катался по стране и строил баррикады, меня выдвинули на должность заместителя командира полка, а вместо меня назначают Иванникова. Так что теперь тройной Иван будет новым комбатом. Приказ подписан командармом, но в полк ещё не привезли, поэтому ввязываться в скандал мне сейчас не резон, тем более ваша замполитовская ядовитая гидра, даже умирая, всё ещё может смертельно ужалить.
– Эх, вы бы слышали, как сегодня визжал Касьяненко! Как он топал на меня ногами…
– Представляю… ты же теперь идейный враг! В принципе тебе надо бы залечь на дно на пару недель, переждать бурю. В отпуск уехать или в госпиталь лечь. Говорят, что документы на увольнение из армии на твоего «любимого» Касьяненко уже оформлены, он после поражения путчистов сам рапорт написал об отставке, и вот-вот его в Союз отправят. Он и месяца не продержится…
Громобоев поморщился как от острой зубной боли. Прятаться когда твои единомышленники победили – бред!
– Можно конечно сначала в очередной отпуск на месяц уйти, а потом сразу лечь в госпиталь, мне травматолог велел прибыть на профилактику осенью…
– Это хорошая идея! Правильный выход из создавшейся щекотливой ситуации… Отдыхай, полечись, пройдет месяц-другой и о тебе забудут. Подавай сейчас же рапорта, а я подпишу. Но отдых чуть позже, завтра с утра выезд на вождение, будешь старшим на препятствиях. Отдых отложим на пару дней…
Утром механики батальона погрузились в машины, а Бордадым пригласил Эдика в свою «техничку», составить компанию.
– Пока суть, да дело, мы с тобой на рыбалку сгоняем! – Сказал Иван Иванович и с подозрением спросил. – Ты рыбак?
– Нет, но не откажусь рядом посидеть, или за удочку подержаться, или помочь стакан держать…
– А чего мне с удочкой помогать, ты лучше мне компанию составь в выпивке! Я прихватил четыре банки пива и бутылку шнапса. А то одному – какая рыбалка? Я разве алкаш пить сам с собой? В самом деле, не с бутылкой же чокаться? И тебе для здоровья полезно, кинем плащ-палатку на травку, полежишь, подышишь, природа знаешь как нервы успокаивает!
«И то верно! Давно я не отдыхал на природе», – подумал Громобоев. – «С войны не был на рыбалке и не смотрел на воду, спокойно про себя размышляя. Все дела и заботы, суета-сует».
Погрузились и двинулись в путь. Зампотех указывал рядовому Колыванову дорогу, и вскоре «ЗИЛ» привёз Бордадыма и капитана на живописный пруд, заросший ивняком и камышами.
– Никанор, глуши мотор, накрывай стол в тенёчке под ивой, и можешь отдыхать, – распорядился Иван Иванович.
– А тут клюёт? – с сомнением спросил Эдик. – Немцы, поди всю рыбу выловили…
– Да ты что! Немцы не мы, они народ дисциплинированный, рыбёшку меньше десяти сантиметров обратно в воду выпускают, – пояснил Бордадым. – Каждый рыбачёк сидит у воды с линейкой, поймал – замерил. Большую в ведро, маленькую – обратно в озеро.
– И ты тут что-то выловил? – не поверил Эдик. – Почему-то я ни одного рыбака не вижу…
– Увидишь, тут есть клёв, да ещё какой! – заверил Бордадым. – Я тут вот такого сома поймал!
И с этими словами майор развел руки широко в стороны, демонстрируя метровые размеры добычи. Но Эдик, с улыбкой свел ладони майора чуть назад.
– Ври, но хотя бы наполовину…
– Да ты шо! Я же честно! И щук тут ловил, и сазанов, и карпов! Весом больше чем на два килограмма.
Эдик махнул рукой и не стал спорить, а про себя подумал:
«Ладно, пусть врёт, если ему это доставляет радость! Для меня, действительно, главное воздухом подышать и на травке полежать…»
Бордадым забросил в воду одну донку, потом вторую, взял в руки спиннинг и принялся подсекать. А Громобоев помог по хозяйству Колыванову: положил водку и пиво в прохладную озёрную воду, сам сел в тенёк поддерево, на плащ-накидку расстелил газету, разложил огурцы, помидоры, хлеб, вскрыл банки бычков в томате, шпроты в масле.
«Уж не знаю как насчёт живой рыбы, а консервированная у нас всегда под рукой и в избытке», – подумал с усмешкой и прилёг на палатку.
Внезапно Громобоеву показалось что за ними наблюдают – кто-то невидимый сидел в просвете между камышами, на песчаном плесе, на противоположном берегу. Эдик прищурился, всмотрелся, приложил ладонь ко лбу. И точно – есть один наблюдатель – кот! Огромный серый большеголовый котяра пристально смотрел на рыбаков. Возможно, это был даже не домашний зверь, а европейский дикий лесной кот. Говорят, что и в густонаселённой Европе такие экземпляры ещё встречаются.
Кот поначалу сидел и не двигался, потом лениво почесался, затем подпрыгнул и поймал кого-то в воздухе, то ли бабочку, то ли муху и, в конце концов, лениво улёгся в траву. Бордадым окликнул Эдика, предложил выпить по одной охладившейся банке пива. Символически стукнулись, пожелали здоровья друг другу, отвлеклись, и Громобоев перестал наблюдать за незваным гостем. И тут Иван Иванович поймал небольшого окушка.
– Я же говорил! – обрадовался майор, бросая рыбку в ведро с водой. – Давай теперь за удачу по пятьдесят граммов! С почином нас!
Вскоре снова клюнула рыбёшка и майор подсёк окуня побольше.
– Стоп! А где первый? Ты куда ту мелочь девал? – спросил с подозрением зампотех. – Пожалел и выпустил? Ты что, защитник природы?
– Иваныч, не городи ерунду! Я ведь в стороне сижу, а ведро возле тебя! Может, она выпрыгнула?
Майор покачал в недоумении головой, выплеснул половину содержимого ведра и бросил крупного окуня в воду чтобы не задохся. Клёва какое-то время не было, Эдик снова прилёг на палатку и принялся рассматривать плывущие по небу облака. Было тихо, спокойно на душе, что он задремал. Проснулся капитан от грубого и яростного мата Бордадыма.
– Ты погляди! Опять пойманной рыбы в ведре нет!
– Я прикемарил, не усмотрел, – честно признался Эдик и огляделся в поисках того, кто мог украсть рыбу. Но никаких немецких озорующих мальчишек поблизости не было, как не было и других рыбаков. Только на том берегу продолжал сидеть в камышах серый котяра. Вернее, он не сидел, а по-прежнему лежал, блаженствуя, широко развалившись на солнышке.
– Может это вон тот хищник ворует? – предположил Эдик.
– Да ну, скажешь тоже. Да он же чистокровный немец, цивилизованный, ленивый и закормленный, – отмахнулся Бордадым. – Ладно, не беда, поймаю ещё…
Вскоре майор вытянул из пруда очередную мелочь, саданул её башкой о край ведра, чтоб не выпрыгнула, а Эдик стал следить за соседом-зрителем, устроившимся на той стороны пруда. Кот некоторое время внимательно посмотрел на рыбаков, потом вдруг встал, потянулся, и ушёл в камыши. Но не прошло и пяти минут, как он вдруг очутился за спиной Бордадыма. Этот хитрюга, крадучись тихо и осторожно полз по траве, затем быстрая короткая перебежка, и вот он уже у ведра. Котяра встал на задние лапы, заглянул внутрь, пошурудил в воде лапой, подцепил когтями добычу, хвать её зубами и бежать!
– Стой! Иваныч, грабят! Лови его! Держи!
– Кого держать?
– Кота! Это тот котяра, с противоположного берега!
Однако было поздно, жулика след простыл. Опять ни кота, ни рыбы. Вскоре этот серый пройдоха вновь появился на противоположной стороне. Кот сыто облизнулся и вновь нагло уселся наблюдать за рыбаком. Иван Иванович всё-таки умудрился поймать для себя большого леща, примерно килограмма на три, но сразу поставил ведро поближе к импровизированному столу, под присмотр Громобоева, смотал удочки, и они окончательно приступили к трапезе и выпивке. Кот уяснил, что с люди рыбалкой покончили, потерял интерес к пруду и любованию природой и убрался восвояси…
Полтора месяца отпуска пролетели быстро, как известно, отдыхать – не работать! Семья Громобоевых вновь совершила вояж по родственникам и друзьям, истратив не менее получки на подарки. Вернулся в полк в октябре, как и наметил, сразу лёг на плановую реабилитацию. В Ваймарском госпитале Эдика встретили как родного, в офицерской палате медленно выздоравливали старые знакомые: рыжему Юрке вынули спицу, старлей Олежка «суп-набор» все ещё был прикован к койке и никак не мог встать на ноги, переживал, что комиссуют по здоровью. Остальные соседи были незнакомые – ещё двое разбившихся на машине в нетрезвом виде молодых лейтенантов, этих сразу после выписки должны были отправить домой как нарушителей дисциплины. Госпиталь довольно сильно опустел, ведь две дивизии уже вывели и расформировали, осталась последняя, Нам-бургская, плюс штаб армии.
Громобоев был искренне рад вновь увидеть Ануфриенко. Однокашники, насколько позволяли застарелые травмы крепко обнялись, разговорились.
– Слышал? Вчера назначили нового командующего! Какой-то генерал-лейтенант Исаков, – поделился последними служебными новостями Юрка, служивший в бригаде материального обеспечения армии, и находившийся в курсе всех штабных новостей.
– Исаков? Василий Иванович?
Эдуард обрадовался возможной встрече с генералом. Как здорово, ведь новый командарм, можно сказать бывший однополчанин!
– Вроде бы да. А что, знаком с ним?
– Шапочно, – ответил Эдик и рассмеялся. – Он у меня комдивом был в Афгане. Золотой мужик! Умница, интеллигент, порядочен, не хам, как большинство начальников.
– Эге, хватит привирать! И какое знакомство может быть у капитана с генералом? Даже шапочное. Наверное, крепко тебя когда-то вздрючил?
– Да нет, Юрок, он лично руководил нашим спасением по радиосвязи, когда душманы часть моего батальона в горах в районе Горбанда окружили: нас было всего тридцать пять, а духов больше двухсот. Бились весь день, до самой ночи, боеприпасы кончились, а потом нас снежная буря спасла, накрыла горный хребет, замела вершину, которую мы удерживали, и духи ушли. Я с генералом по связи говорил несколько раз, он всё никак не мог поверить, что в роте нет ни раненых, ни убитых. Недоумевал, зачем скрываем потери, всё равно выяснится после спуска вниз, а у нас были только обмороженные бойцы…
Капитан отвалился на подушку и умолк, вспоминая тот давний бой, который был вроде бы в далёком прошлом, но стоило закрыть глаза, а перед тобой вновь отчётливо возникают идущие в атаку мятежники и дико орущие на ломаном русском: шурави сдавайся…
Эдуард потряс головой, прогоняя страшное видение. Да, минувшая война никак не отпускала, и снилась примерно раз в неделю, а то и чаще.
Со следующего дня Громобоев активно начал лечение: сдал анализы, ему сделали рентгеновские снимки. Начальник отделения расспросил о самочувствии, о службе. Узнав о продолжительной командировке на Дальний Восток, выслушав подробный рассказ обо всех своих перипетиях, крепко обругал капитана, сказав, что Эдик мог застудить или повредить спину. Доктор даже рассвирепел и написал жалобу начальнику медицинской службы армии на неправомерные действия командования полка, могшие повлечь резкое ухудшение здоровья окончательно не выздоровевшего пациента.
– Они своим бездушным отношением могли приковать тебя навсегда к постели! Ты хоть бандаж носил?
– Так точно! Всё время был закован в корсет.
– Чудак ты на букву «м»! Здоровье одно и жизнь одна! Хочешь провести остаток дней лёжа на диване?
– Приказали и поехал…
– А вешаться или стреляться прикажут? Выполнишь?
– Выбор был один: или в командировку или домой. Больные в Западной группе войск не служат, не нужны…
– Эх, совсем люди потеряли голову от этой проклятой валюты! – воскликнул доктор-подполковник. – Одни немецкие марки на уме! Ладно, иди, и лечись…
Капитан начал ежедневно посещать физиопроцедуры, массажи, тщательно выполнять в спортзале предписанные упражнения, добросовестно соблюдать режим. Лишь изредка удавалось выпить по банке пивка с Юркой, вспомнить курсантскую юность.
Прошло три недели, состояние здоровья заметно улучшалось, тупые боли в позвоночнике прекратились. И тут свалилась новая беда. Внезапно в госпиталь заехал Ивана Иванович Бордадым и сообщил пренеприятнейшее известие – в батальоне совершено ЧП! Солдат изнасиловал солдата, да и не только одного, а ещё двоих из других батальонов.
– Наш солдат? – ужаснулся Эдик. – Кто?
– Наш! Эргашев! Козлина он эдакая! Мало ему баб? Молодые немочки из деревеньки, соседствующей с полигоном, всегда и с удовольствием нашим бойцам дают! Самолично, когда дежурю по полку и туда ночью с проверкой приезжаю, то из под солдатских кроватей этих малолетних шлюшек вытаскиваю регулярно!
– И что теперь будет?
– Не знаю. Не полк, а сборище пидорасов, блин! – негодовал Бордадым. – Боец этот Чумаков, смазливый такой, женственный, тощенький – и впрямь мечта педиков! В общем, они в каптерке развлекались, а дежурный по полку их застал. Чумаков заявил, что совершалось насилие, а позже те два других бойца тоже написали заявления в военную прокуратуру. Эргашева пока посадили на полковую гауптвахту. Иван Ивановича комбатом только назначили, поэтому ему никакого строгого наказания, просто выговор. А ротного, взводного и старшину отправляют домой. Тебя, Эдик, вроде бы тоже планируют высылать…
Громобоев растерялся от свалившегося как снег на голову неприятного известия.
– Что же делать? – спросил он у самого себя. – Я ведь и забыл, когда в батальоне толком работал, больше чем полгода в отрыве от людей: то госпиталя, то отпуск, то командировки…
Бордадым в ответ лишь выматерился, обругал проклятых извращенцев, пожелал скорейшего выздоровления и уехал в полк.
Эдик впал в прострацию. Как быть? Как выкрутиться из создавшегося неприятного положения? Ведь семья сейчас к отправке не готова: денежных резервов не запасли, растратили в отпуске, машину для отъезда не купили.
– Твою мать! Без вины виноватым меня сейчас начальники сделают в отместку! – ругался Громобоев.
Юрка выслушал рассказ приятеля и посоветовал:
– Подойди к начальнику отделения и попроси разрешения позвонить.
– Куда?
– В Нору!
Надо пояснить, чтобы было понятно читателю, штаб армии размещался в населённом пункте с забавным для русского человека названием Нора. Ударение в этом слове можно было ставить, как захочешь, по обстоятельствам, и это являлось предметом многочисленных шуточек, типа: «спрятались в нору, забрались в Нору»
– Звони Командующему! – наседал Ануфриенко на Эдика. – Сам говоришь, что он ведь какой-никакой, а твой боевой товарищ!
– Неудобно…
– Зато очень удобно будет, получив двадцать четыре часа на сборы, домой уезжать! Звони, кому говорю!
Громобоев помялся, но переломив гордость и поборов смущение, обратился к терапевту. Подполковник выслушал, посочувствовал, лично дозвонился до приёмной командующего и передал трубку Эдуарду.
– Кто спрашивает генерала Исакова? – поинтересовался порученец.
– Капитан Громобоев. Зам командира батальона 232 танкового полка. Я с командующим армии в прошлом в Афгане служил.
– Что вам нужно?
– По личному делу…
В трубке затихло, порученец спросил по селектору генерала, не прошло и минуты, как сам Исаков ответил.
– Слушаю тебя капитан!
– Здравия желаю товарищ командующий!
– Здравствуй…
Эдуард вкратце изложил свою ситуацию с травмой, госпиталями, отпусками, командировками и прочими смягчающими ситуацию обстоятельствами.
– Поэтому, товарищ генерал, я своей прямой вины в данном происшествии не вижу…
– Будь моя воля, вас всех к ядрёной фене выслал бы, да из армии вдобавок погнал бы! Начальнички! Докомандовались! Ладно, учитывая твои личные обстоятельства и боевое героическое прошлое, оставляю тебя в полку…
Громобоев разволновался, даже голос дрогнул. Эдику захотелось сказать что-то тёплое бывшему комдиву, поинтересоваться здоровьем, но как-то было неудобно, и единственное, что пришло на ум, спросить о встрече однополчан.
– Товарищ генерал, вы на той неделе в Москву, на встречу ветеранов дивизии ездили? Много народу было?
– Гм, хм! – генерал даже закашлялся от неожиданности. – Ты из какого полка?
– Сто восьмидесятый! Первый батальон, замкомбата.
– A-а, да! Отличный был батальон, боевой! Хорошо помню вашего усатого комбата Пустырника. Как же ты так оплошал капитан?
– Я же говорил, меня в полку толком больше полугода не было…
– Эх, а на встрече побывать в этот раз мне не довелось… А жаль… Ладно, поговорили…, свободен!
Ануфриенко с нетерпением дожидался Эдика в коридоре.
– Ну, что сказал Исаков?
– Оставил!
Юрка обнял Громобоева здоровой рукой и громко воскликнул:
– Я же говорил! Новый командующий хороший человек! Настоящий мужик!..
* * *
Итак, репрессии пока не состоялись, и высылка домой отложилась на некоторое время…
