Текст книги "Прощай, Германия"

Автор книги: Николай Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

Воротился из отпуска наш Петя злобный как чёрт, хотел даже подраться или отомстить. А с кем именно драться? Со всеми? Кому отомстить? Можно нарваться на новые неприятности. Так ему и сказали – не будь жадным. А водку и ликёры, пока он был в отпуске, мы естественно оприходовали. Не пропадать же добру!

– И к чему ты мне эту байку рассказал? – с недоумением поинтересовался Эдик. – Я вроде бы ничего не зажал для сослуживцев ни чего как майор Иванов. Сейчас как раз проставляюсь…

– На будущее, чтобы не был скопидоном, не жлобился, – пояснил нравоучительно рассказчик.

– Сёма, не умничай! Ты же знаешь, я в отличие от тебя, даже урезанную получку не получал! Жду первого июля и сижу на бобах…

– Знаю, знаю…, но на будущее эту притчу все-таки запомни… – снова ухмыльнулся Чернов. – А вот твоего предшественника хорошенько проучить не помешало бы…

– Не обижайтесь на сирого и убого, – усмехнулся Толстобрюхов. – Нашего куркуля-масона Иванова не исправить и не переделать.

Наутро голова у Громобоева трещала и раскалывалась, ему казалось, что ночью её подменили раскалённым чугунком. И ведь сколько раздавал себе зарок – не смешивать напитки! Но нет, не удержался! Захотелось дегустировать невиданные и не питые прежде «Мозельские» и «Рейнские» вина (испытал восторг!), отведать противную немецкую водку «Корн» (бр-р-р), и запить этот мерзкий шнапс прекрасным баварским пивом.

Нашёл в себе силы: побрился, умылся, чертыхаясь побрел в батальон. В дверях казармы столкнулся нос к носу с Толстобрюховым. Михаил на службу тоже чуть припозднился, и вид у него был тоже не важный, даже хуже чем у Эдика, потому что майор накануне не пропустил ни одной рюмки и каждую «шлифовал» банкой пива.

– Замполит! Ты жив? – прохрипел Михаил. – А я, кажется, скоро умру… Наверное, прямо сейчас…

– С трудом, но пока жив, однако состояние примерзкое. И кто только придумал эту водку? Убил бы гада! – тихо пролепетал Эдик, но и без ответа было ясно каково его самочувствие. Офицеры тихо переругиваясь, медленно поднялись по лестнице, зашли в канцелярию.

– Эх, Эдик! Не водку надо ругать, а коктейли! – пробурчал Толстобрюхов. – А ещё лучше пить домашний самогон. Натур-продукт!

– А почему моим состоянием ни кто не интересуется? – обиделся Чернов, низко склонившийся над столом заваленным бумажками, и крепко прижимающий холодный гранёный стакан ко лбу.

– Сёма, по твоему лицу и так всё ясно, – ответил замкомбата, скрипя зубами. – Ладно, молодёжь, буду вас лечить! Пойдем-ка заниматься спортом!

– Какой нахрен спорт, – простонал Чернов. – Голову бы поправить… Еле-еле на стуле сижу…

– Ах, да, вы же не в курсе! Поясняю, позаниматься спортом в лексиконе нашего полка означает сходить в пивной кабачок, который находится на территории немецкого спортивного клуба, а клуб этот вплотную примыкает к нашему стадиону. Там есть узкий проход – прямо в немецкий кабак. Наш полк в этом отношении уникален! Я думаю, другого такого не найти во всей Западной группе войск. Мало того, что стоим практически в самом центре города, так его ещё и окружили питейными заведениями. Сволочи и мерзавцы эти фрицы! Мы их покорили, а они нас споили! И продолжают спаивать, гады!

Старожилы говорят, что казармы нашего полка – это бывшие казармы немецкого учебного полка из состава дивизии СС «Мертвая голова». И нам все эти злачные места от них по наследству достались. Запоминайте: поработать на технике – в лексиконе технарей – означает посидеть в гаштете немецкого садоводства напротив парка боевых машин. Сходить в санчасть – вовсе не обязательно идти за таблетками, скорее всего офицер хочет заглянуть в бар, который примостился снаружи, с улицы, как раз напротив медпункта. Помимо немецких питейных заведений у нас есть ещё и своё офицерское кафе, оно расположено в помещении вместе с магазином, возле главного КПП, только вход с другой стороны и открыта кафешка после двадцати часов, но этот вариант на крайний случай. Выбор там не велик, да и пиво дороже, чем у немцев. Ну, что, хлопцы, идём, займемся спортом?..

Под разговор о «культурных достопримечательностях», мучающийся Толстобрюхов повёл таких же, как и сам несчастных страдальцев, в спортивную пивную. Денег у капитанов после «проставь!» уже не было ни пфеннига, но майор щедро угощал, тем более, что цены почти даровые, да и восточные марки, в настоящее время никто из офицеров не жалел. Через месяц обе Германии объединяли валюты, о количестве обмениваемых денег и о курсе обмена для советских военнослужащих никто пока не объявлял, а немецкие власти затянули эти переговоры. Явно вели политический торг.

Офицеры прошли через вытоптанное солдатскими сапогами футбольное поле, прошмыгнули в узкий проход между заборами, чуть спустились по лесенке из серого камня, вытертого многими тысячами офицерских пар сапог, и оказались перед одноэтажным приземистым строением лимонного цвета.

Бар был светлым, чистым и красивым, отделан в современном стиле. Вдоль стен клубного гаштета были развешены десятки спортивных грамот, на полках стояли кубки, а под стеклом – многочисленные медали. Пиво лилось рекой не по-спортивному, здоровый образ жизни у этих спортсменов явно был не в почёте. Зал был примерно на десяток столиков, Толстобрюхов выбрал тот, что поближе к массивной дубовой стойке.

– Курт! Гутен морген! Неси по две кружки пива и по два дупелёчка корна. Шнеллер!

– Карашо, мой друг! – ответил мордатый кёльнер, кивнул своей седой взъерошенной головой своей помощнице, и та быстро принесла на подносе заказ. Несмотря на утро посетителей было довольно много, но в основном за столиками сидели пенсионеры, эти красноносые завсегдатаи не спеша выпивали своё пиво, задорно гоготали и довольно шумно что-то обсуждали. Из игрального автомата стоящего в дальнем углу гремела музыка.

– Интересно, о чём фрицы горланят? – поинтересовался Эдик.

– О политике, о курсе марки – о чём же ещё! – усмехнулся Толстобрюхов. – Сейчас все об этом только и говорят. С первого июля, ровно через месяц объединяются денежные системы, вот они и переживают – удастся ли в капиталистической стране легализовать накопленные при социализме денежные средства. Тем более что, наверняка надо будет заполнять какие-то декларации, общаться с налоговыми службами. Впрочем, и наши вояки тоже эти темы обсуждают. Даже в политотделе и в партучёте лишь об этом судачат. Информация точная из первых уст – моя жена у них трудится машинисткой, никакой идеологии в умах, одни марки!

– Ну и пусть, ты разве не болтаешь о деньгах?

– А что мне болтать о них? У меня никаких накоплений, всё спрятано в мешках… под глазами, – хохотнул Мишка. – Будет у нас бундесмарка – хорошо, не будет – жалко, но что поделать…

Офицеры залпом проглотили шнапс, запили пивом и Толстобрюхов велел кёльнеру повторить по две порции пива и добавить закуски.

– Эдик, сейчас я вас угощу замечательным местным угощением – айсбаном!

– Что это такое? – живо поинтересовался Эдуард. Название закуски прозвучало не слишком аппетитно.

– Ножки молочного поросенка с тушёной капустой. Уверяю, пальчики оближешь и язык от восхищения проглотишь!

Закуска действительно была превосходной: сочное мясо таяло во рту, и душистая капуста умялась как настоящий деликатес. Айсбан очень понравился капитанам, как впрочем, и пиво. Эдуард прежде никогда в жизни не пил столь вкусного и душистого пива, а баночное оказалось гораздо хуже разливного! Громобоеву теперь было с чем сравнивать и «Хейнекен» нельзя было даже близко сравнивать с российскими напитками. Дома в пивных чаще продавалось кислятина под общим названием «Жигулёвское», а в среднеазиатских республиках и пиво подавно можно было употреблять только с большим риском для здоровья, там буфетчики в бочковое пиво частенько для поднятия пены добавляли стиральный порошок «Айна».

Эдуард с интересом изучал пивную карту бара, чтение было занятным – потрясающее изобилие: более трёх десятков наименований хмельного напитка! Попробовал освежить в памяти названия отечественного продукта – за всю свою сознательную жизнь помимо уже упомянутого «Жигулёвского», он пивал лишь «Мартовское», «Адмиралтейское», «Ячменный колос», «Рижское», пробовал пару раз «Невское» и «Московское» и… И конечно же капитан знал о существовании знаменитого чешского пива (видел как-то раз у приятеля в баре пустые бутылки с заманчивыми экзотическими этикетками), но прежде отведать не доводилось.

– Живут же люди! – крякнул Эдик выцеживая содержимое третьей кружки и продолжил с завистью. – Когда же мы по-человечески заживём?

К сожалению для собутыльников, бокалы быстро опустели, но раскрасневшийся Толстобрюхов не зевал, и велел Курту повторить, а кроме того принести сочные жаренные колбаски и солёные орешки.

– Сколько я тебе должен? – спросил Эдуард, внезапно погрустнев и пытаясь подсчитать расходы. – Мы, наверное, получку пропили!

– С ума сошел? Успокойся, какие счеты! Тем более весь заказ стоит не более двадцати марок.

Громобоев даже опешил, он никак не ожидал, что роскошная закуска и выпивка могут быть столь дёшевы. А с другой стороны, если это перевести на советские деньги…

– Да, брат, жить тут можно питьё не дорогое. Но есть и минусы в дешевизне. Растолстеешь и от обильного возлияния, потеряешь потенцию. Фрицы тут через одного импотенты! Хорошо бы тебе изучить обычаи, старайся особо не кутить. Запомни одно важное правило поведения в питейных заведениях – никогда не стучи молоточком по тарелочке! – и Толстобрюхов многозначительно показал пальцем в сторону странного прибора на столе: металлический бубен и молоточек, прикреплённые тонкими цепочками к Г-образной подставке.

– Что это? Орудие шамана? А зачем они тут находятся? – с живостью переспросил Эдик и интересом потрогал блестящий хромированный диск. – Прогонять камланием злых винных духов?

– Слушайте! Расскажу вам, друзья, одну забавную и поучительную историю. Три офицера нашего полка поехали провожать в отпуск своих жён и детей на лето на Родину. Приехали в Берлин, посадили семьи в поезд, пустили скупую мужскую слезу, в знак грусти от разлуки с суженными, помахали платочками и тотчас же рванули на радостях в гаштет, «спрыснуть» разлуку с любимыми на целое лето. Вошли, сделали классический заказ по дупелю шнапса и по кружке пива, хлопнули мгновенно всё это залпом, и захотелось повторить. Мы же не умеем пить размеренно и спокойно – это немец может целый вечер уныло сосать по глотку из кружки пиво, цедить граммами рюмку и задумчиво курить. Нашему брату нужна скорость, темп и количество!

– Это правильно! Что за глупость обнюхивать одну рюмку весь вечер… – согласился Громобоев.

– Верно! И в том ресторане кельнер метался по залу и никак не желал обращать внимания на слегка подвыпивших шумных русских, размахивающих руками. Наши глядят, а на столе висит тарелочка, такая же, типа бубна, под ней молоточек. «Стукнем в неё, может быстрее прибежит» – предложил один приятель. Сказано – сделано – стукнули. Официант, действительно сразу подошёл к столику. Ребята повторили заказ, а соседи немцы стали им одобрительно подмигивать, улыбаться. «Видишь, оценили нас, нравится, как мы умело пьём», – сказал один офицер. – «А давайте покажем немчуре, как могут гулять русские офицеры. Пусть учатся!» Парни хлопнули залпом, ударили вновь в бубен. Немец-официант сразу же тут как тут. «Ещё повторить» – говорят хлопцы. Немцы-соседи улыбаются, показывают в знак одобрения большие пальцы. Гвардейцам неймётся, снова бьют в бубен. Официант говорит, мол, может быть, хватит товарищам офицерам?

«Что ты понимаешь, Ганс», – заявляют они, – «ты не знаешь крепости русского человека! Наливай ещё!»

А весь зал встал и одобрительно зааплодировал.

«Смотрите, оценили, фрицы!» – обрадовались приятели и снова колотят в бубен. Но наглый и бесцеремонный немец вместо водки и пива принёс счёт. Смотрят – батюшки! Твою-то мать! Полторы тысячи марок! Откуда? За что? Оказывается – каждый удар молоточком – угощение всего заведения! А ресторан большущий, примерно на триста человек. Поэтому немец и переживал, хватит ли у господ-офицеров наличности. Командиры схватилась за головы, полезли по карманам, наскребли требуемую сумму, выгребли скопленные и припрятанные от жён заначки, но рассчитались. А потом всё лето перебивались с хлеба на воду. Ни тебе пива, ни тебе развлечений.

– Ты, наверное, был одним из них? – ухмыльнулся Эдик. – Очень живописно и достоверно рассказываешь…

– Да, нет, одним из них был наш комбат Паша Перепутенко, – подмигнул Эдику раскрасневшийся Толстобрюхов. – Только не расспрашивайте его об этом, он сердится, не любит вспоминать эту историю. Учитесь на чужих ошибках!

Глава 4. Знакомство с городом

Глава, в которой, наш герой гуляет по историческим местам, знакомится с жизнью восточных немцев и ждет появления капитализма.

Громобоеву было скучно и довольно неуютно обитать одному в этом готическом замке, в прошлом культовом сооружении, поэтому он пригласил для проживания составить компанию капитана Чернова. Можно ведь пожить коммуной, пока жёны не приехали. А чтоб приятелям уж совсем было не скучно, к ним подселился Андрюха Кожемяка – помощник начальника штаба полка по строевой, как и они вновь прибывший, и тоже из Ленинградского округа. Капитаны Чернов и Кожемяка были прежде шапочно знакомы ещё по прежнему месту службы, и вместе прибыли в часть. В итоге получилась не квартира, а мини общага.

К ним на огонёк каждый вечер заглядывали то Толстобрюхов, то Странко, порой забегал мимоходом комбат, а то собиралась и вся весёлая гопкомпания. Временные холостяки накупили объёмную хозяйственную сумку немецких вин на пробу и пару ящиков разнообразного пива. Комбат Перепутенко не одобрил выбора. Он внимательно изучил бутылочные этикетки десертных и сухих вин, крякнул и с презрением покачал головой.

– Вы сдурели чи шо? Хто ж пье эту сладкую и кислую бурду? Так дело не пойдет!

Подполковник достал вместительный лопатник и протянул Эдику деньги:

– Вот тоби марки – купи нормального питья! Потом сочтёмся…

Пришлось Громобоеву докупать коньяк и водку, пополнить бар-холодильник.

– Вот це другое дело! – обрадовался комбат, заглянувший следующим вечером к ним в «коммуну». – А то не знаешь заходить к вам чи ни. Чисто як дамочки форсите.

– Павел Степанович, нам хотелось попробовать настоящих вин, провести, так сказать, дегустацию, – оправдывался Эдуард.

– Та шо тут дэгустироваты? Обыкновенное кислое пойло, а коли питы так, питы! – внушительно изрёк комбат и одним глотком залудил стопку водки.

– Вино по пять марок – пойло? – возмутился Кожемяка. – Ну, знаете ли…

– И знать не хочу! – отрезал комбат. – Наливай горилки, а то уйду!

Соседями Громобоева в этой старой соборной башне были три семьи, две жили этажом выше, и вход к ним был с другой стороны, а рядом на площадке обитала довольно своеобразная и странная семейка. Глава этого семейства артиллерийский капитан Вася Черкасов, был сильно контужен в Афгане, любил выпить и жене своей уделял внимания постольку поскольку. Зато эта Элеонора, а попросту Эллочка, наоборот усердно интересовалась мужчинами, и даже попыталась навязать свои услуги трём холостякующим капитанам.

Однажды поздно вечером уже хорошо подвыпив, она пришла попросить сигаретку и огоньку. Одета Эллочка была в почти прозрачный и невесомый халатик, уставилась на початую бутылку вина, и замялась у порога. Пришлось предложить присоединиться к компании, неудобно обижать даму. Одним стаканом капитаны отделаться не смогли и достали вторую бутылку «Рейнского». Дамочка бесцеремонно уселась на табурет, забросила бесстыже ногу на ногу, халатик естественно распахнулся и обнажился животик и заманчивая промежность пониже него. Эллочка притворно ойкнула, но вместо того чтоб прикрыться, наоборот раздвинула пошире ножки, показав коротко подстриженный подшёрсток пониже пупка. Понятное дело, глупо отправляясь к холостякующим мужикам натягивать на тело трусики, зачем в случае чего терять драгоценное время…

– Парни, хотите? Будете? Ну же…смелее! – проявила настойчивость Эллочка, покачиваясь на табурете и нахально поглядывая на соседей, сквозь стекла очков. – Хоть по одному, хоть все сразу. Почти даром, всего двадцатка и можно драть меня до самого утра и во все пихательные отверстия…

– Гм-гм… Денег нет, – за всех ответил прокашлявшись Чернов.

– Как хотите. Но я в кредит не даю, – пробурчала недовольная Эллочка.

Капитаны нервно хохотнули, но, не смотря на соблазн, всё же отказались от её навязчивых услуг – и денег нет, да и мало ли чем соседка может их наградить…

Эллочка залпом допила вино и, сильно пошатываясь, ушла к себе в квартиру, бурча на ходу что-то про засилье гомиков и импотентов.

Так что соседи у Громобоева были своеобразные и шумные, частенько слышны были вопли и визги даже сквозь толстую кирпичную стенку. Регулярные потасовки порой переходили из квартиры на площадку или даже во дворик, и завершались руганью под большущим старым клёном. Обычно на шум прибегал дежурный по полку и патруль, чету Черкасовых ругали, стращали, ссорившиеся слегка утихомиривались, возвращались в квартиру к застолью и продолжали распивать шнапс и пиво.

Васю Черкасова интересовали лишь маленький сынишка, да длинная, тощая, тёмно-коричневая собака-такса. Сын удостаивался внимания по трезвости, а таксу Марту сосед-артиллерист обожал, кормил вкусностями, играл с ней и регулярно выгуливал. Вася купил её за большие деньги у знакомых немцев и регулярно дрессировал. Из-за Черкасова и его таксы на территории полка почти не было кошек. Он натравливал и науськивал собаку на каждого забежавшего на территорию части кошака, а Марта умело выполняла команды и душила их. Поначалу Василий сам ловил котов, притаскивал для таксы, тыкал дико орущего мурлыку ей в морду, жертва рычала, царапалась, и собака загрызала дико орущего противника. Как пояснял Черкасов своим изумлённым соседям, шокированным этим варварским живодёрством, он при помощи таксы собирался выживать в голодающей России: охотиться на лис, зайцев и прочих зверей. А пока дичью были немецкие и полковые кошачьи. И верно говорят офицеры в полку, что Вася был сильно контужен на войне, что с него убогого взять…

А страшненькая, очкастая, тощая Эллочка, вместе с более молодой и гораздо более симпатичной подружкой блондиночкой Маринкой, женой лейтенанта медика, тем временем освоили новый бизнес. С утра пораньше отправлялись на подработку на вокзал. Как говорится, пока мужья пили и пропадали на службе, ветреные полковые дамочки подрабатывали, чем могли и как могли…

Характер заработка был прост и одновременно тяжёл. Эта парочка садилась в пригородные и дальние поезда, и катались туда-сюда.

Бизнес продвигался успешно: минет по быстрому пьяненьким работягам и прыщавым юнцам, секс с остро нуждающимися в нём похотливыми пассажирами в степенном возрасте. Тело ежедневно неоднократно шло в дело: стоя в тамбуре, сидя на лавке, лёжа на лавке. Девицы несли и убытки, потому что давали мзду полицейским, кондукторам и делились с мужьями, чтобы те особо не выступали. Но большую часть марок они оставляли себе на тряпки и косметику.

Вечером, возвращались усталые и довольные, прикупив спиртного и закуски, и громко похвалялись трудовыми подвигами, ничуть не стесняясь ни мужей, ни соседей. А затем Вася, обычно хорошо подвыпив, за счёт заработка своей Эллочки, и дойдя до нужной кондиции, принимался учить её уму-разуму, бить руками и ногами, а также колотил чем попадало под руку: от шланга до скалки. Близорукая подслеповатая супруга обычно теряла в потасовке очки, пыталась убегать от еле стоящего на ногах супруга, с трудом уклоняясь от побоев, и лишь умоляла не портить «вывеску»:

– Не тронь лицо, скотина, мне завтра на работу ехать!

На эти просьбы, пьяный капитан в ответ громко крыл матом, обзывая её последними словами, и заявлял:

– Ах, ты проститутка! Шалава! Ну, да ничего страшного! Ты работаешь не лицом, а дырками, паскуда!

Но всё же соображал и старался лицо слишком не портить, бить кулаками по менее заметным частям тела: по рёбрам, по плечам, по заднице. А в особые дни, когда на него вдруг снисходило вдохновение, прививал супружнице принципы морального кодекса строителя коммунизма поркой: валил Эллочку в траву и стегал портупеей.

– Скотина, – визжала соседка в истерике, – я же теперь ни прилечь, ни присесть не смогу!!!

– А ты не присаживайся и не подкладывайся, стоя работай! – ухмылялся Вася и продолжал методично воспитывать распутную жену…

Майор Стронко каждый день как автомат, по часам отправлялся на вокзал встречать супругу. На третий день пребывания в полку Эдик увязался за ним, хотелось оглядеться, посмотреть поближе, как живут немцы.

– Пошли, конечно, вдвоём веселее гулять, – не возражал Владимир. – И расскажу о городе, и достопримечательности покажу.

Они вышли через второе тыловое КПП, завернули за угол и сразу очутились перед старинным замком. Перешли через мост над ручьем, который в своё время был рвом с водой, прошли через каменную арку в распахнутые крепостные ворота и оказались во дворе хорошо сохранившегося замка. Капитан с волнением в сердце ступал по мощеным булыжником кривым дорожкам.

– Наверное, по ним ходила в детстве юная, целомудренная и пока ещё не распутная принцесса Катька? Думаю, это именно эти камни с тех пор уцелели и сохранились, и они должны помнить отпечатки её ног, – восторженно восклицал то и дело романтичный Громобоев. – Володя, как думаешь, ведь наверняка с той поры брусчатку не перекладывали?

– Вполне возможно, я как-то об этом не задумывался, – ответил товарищ. – Пошли скорее, к поезду, а не то опоздаем! Не последний день в городе, и ты успеешь обнюхать все эти мхом покрытые камни, исходишь и облазишь все закоулки!

Они вышли из замка через вторые ворота расположенные возле казармы артиллерийского дивизиона, и подошли к перекрёстку. Дорога была пуста, но на светофоре горел красный.

– Стой, не позорь меня, и так немцы говорят, что мы нарушаем порядок. Сейчас загорится зелёный, тогда и пойдем. Видишь, дряхлая старушка стоит рядом и косится на тебя резвого и нетерпеливого.

Эдик скосил глаз вправо, действительно, таращится на него сухощавая старая карга. Громобоев заставил себя стоять столбом рядом со Стронко, и топтаться на месте в с трудом сдерживая нетерпение. Капитан озирался по сторонам, видел отсутствие машин во все стороны более чем на километр и почувствовал себя круглым идиотом… А старая немка, наоборот, одобрительно улыбалась двум дисциплинированным русским офицерам.

– Ну, вот! Можешь ведь! – похвалил его зампотех. – Экзамен на цивилизованного человека ты практически сдал! Обычно, если кто-то бежит через дорогу на красный свет – русский! Немцы этого не одобряют…

Сослуживцы прошлись вдоль вереницы магазинчиков, изредка останавливаясь и разглядывая ценники. Стоял субботний вечер, улицы после восемнадцати часов в провинции пустовали, но витрины закрытых магазинов сияли иллюминацией, приманивая впрок случайных прохожих. За стеклами виднелись полки и стеллажи, которые ломились от обилия одежды, обуви, вещей и аппаратуры. Бакалейные лавки соблазняли разнообразием ассортимента, мясные и рыбные консервы, консервированные овощи и фрукты, кондитерские изделия и сладости, молочные продукты, сыры. Никаких признаков дефицита и кризиса. Лишь колбасные отделы пустовали.

– А почему нет колбас? – поинтересовался Эдик. – Я вчера видел, что в витрине-холодильнике лежало десятка два сортов. Закончилась?

– Да нет. Немцы её на переработку отправляют. Никто не станет покупать в понедельник лежалый товар с прошлой недели.

Громобоев был в шоке. Мало того что колбасы много и нет очередей, так они её недельную перерабатывают! Залежалая! Наглецы! Появись у нас в любом городе или посёлке в открытой продаже этот лежалый сервелат или салями, это явление стало бы настоящим стихийным бедствием, ибо вызвало бы остановку ближайшего от магазина производства и парализовало бы всю жизнь, ведь всё окрестное население ринулось бы скупать продукты…

– Скоро всего этого товара в магазинах не будет, – иронично ухмыльнулся Странко.

– Как это не будет?

– Первого июля произойдёт объединение валют и единого торгового пространства. И прощай продукция ГДР!

Эдик недоверчиво покосился на товарища.

– И ничего в лавки не завезут? Не может быть!

– Завезут, но уже капиталистическую продукцию…

– Откуда ты знаешь? Хочешь сказать, немцы настолько глупы и ломятся на запад, чтобы ухудшить свою жизнь?

– Я этого не говорил. Я сказал – товаров ГДР не будет! Появится и будет продаваться только то, что изготовлено в ФРГ! Все будет с новыми лейблами и сделано по иным технологиям. Мне знакомый немец вчера об этом говорил. Смотри на цены, запоминай, через пару недель их сравним…

Действительно, примерно через неделю все торговцы закрыли магазины на ремонт. Государственную торговлю приватизировали, меняли витрины, многие сменили персонал, да и частники старались не отставать. Эдуарду повезло, зарплату за июнь и июль ему не выдали, финансист заявил, что получка будет новыми деньгами – бундесами, западными бундесмарками. Громобоев особо и не возражал, он был готов потерпеть, ведь особых расходов у холостяка не было: питался в столовой по продовольственному аттестату, а пивом угощали приятели.

Советская армия пребывала в нервном напряжении, ни кто не знал, что делать с накопившимися марками. У всех только и было разговоров – что предпринять? Тратить? Держать? Немцам уже пообещали поменять по десять тысяч, по номиналу один к одному, остальное с дисконтом в сторону уменьшения, а что будет с «оккупационными войсками»?

Громобоев как раз в эти дни отправился становиться на партучет в штаб дивизии в соседний симпатичный городишко под названием Рослау. Пока он сидел и ждал приёма и оформления документов, машинистки из политотдела так шумно трещали (громче и быстрее пишущих машинок) о скупленных по стоимости в одну марку кофточках и рубашечках. В свою очередь инструктор по партучёту, громко похвалялся купленным, по дешевке, у приятеля немца подержанным «Москвичом»: задаром, всего-то за пять тысяч марок!

Наверняка радость дивизионного партийного чиновника была не долгой, потому что на следующий день пришло сообщение: руководители стран подписали соглашение об обмене денег и граждане, находящиеся в составе советских войск, были приравнены к немецкому населению. Для многих это известие стало тяжелейшим ударом, потому что последние два месяца они безудержно скупали за бесценок товары народной промышленности и тратили восточные марки. И нафига, спрашивается покупали? Ведь всё это добро местные власти в итоге свезли к нашим частям в качестве гуманитарной помощи! А на десять-двенадцать тысяч марок стало возможным купить новый «Опель» или «Форд», за полторы-две тысячи – подержанный! Пусть и двадцатилетний – но в состоянии гораздо лучшем, чем новая «Волга»! Многие в расстройстве заболели или крепко запили…

И вот наступило первое июля. Как и ожидалось, жизненный уклад маленького городка, да и всей Германии резко поменялась. Народ словно сходил с ума, хватали всё подряд: японские и корейские телевизоры, видео и стерео системы, кипы вещей. Началась эра потребления, вернее сказать республика влилась в это давно устоявшееся общество, в иную цивилизацию. Жизнь изменилась и у немцев и у русских.

Первая получка была двойной, и Громобоев сразу набрал дефицитной аппаратуры: видео двойку, стереосистему, кассет с порнухой, которые завезли появившиеся откуда-то прохиндеи иммигранты. Этот ушлый народ, бежавший из Советского Союза в прошлом и позапрошлом десятилетиях, представляющий разные национальные меньшинства СССР, организовал стихийные рынки вокруг частей. Командиры велели их гнать, приходил патруль, начальники шумели, пытались употреблять власть, но что можно сделать на территории чужого государства с гражданами этой страны или с беженцами? Торговцы отойдут чуть в сторону, вновь развернут лотки и все дела. Впрочем, командиры и сами регулярно покупали у них «колониальные» товары, ведь у еврейских, армянских и грузинских иммигрантов вещи были пусть и без гарантии, явная контрабанда, но зато много дешевле, чем в официальных немецких магазинах.