Текст книги "Прощай, Германия"

Автор книги: Николай Прокудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)

– Они хотели бы отыскать старшего лейтенанта… – старик вынул из кармана бумажку, тщательно разгладил её и прочитал по слогам фамилию: – Ко-бы-фа.

Командир полка посмотрел на Статкевича и тот кивнул, мол, есть у нас такой офицер.

– Что он натворил? – резко спросил Кудасов. – Советские офицеры не подлежат немецкой юрисдикции. Но мы накажем виновного со всей суровостью советских законов!

– Ничего он не натворил! – замахал руками немец, – наоборот, он героически спас жену моего сына (вот она здесь сидит – симпатичная дама при этом покраснела), их дочь и внуков. То есть моих правнуков! Примерно месяц назад на дороге произошла страшная авария: моя сноха (блондинка ещё пуще зардела) не справилась с управлением, и на большой скорости врезалась в дерево у обочины. От удара все пассажиры сильно ушиблись, потеряли сознание. Советский офицер проезжал мимо, остановился, и вместе с солдатом вытащил Стефанию, её беременную дочь Грету и правнучку Аннет. Едва военные оттащили пострадавших в сторону, как «Ауди» взорвалась. Минута промедления и все они сгорели бы! А на прошлой неделе у нас случилось радостное событие – Грета благополучно родила правнука. Грета и дети сейчас дома. Мы назвали ребенка в честь спасителя – Александром.

Напряжение спало, командир полка заулыбался, ну хоть в этот раз визит немцев не несет неприятности. Начальники заулыбались, предложили гостям курить, командир достал из сейфа бренди «Наполеон» и предложил выпить по рюмке. Вызвали этого Кобыфу срочно в кабинет. Взводный, не ожидая ничего для себя хорошего, примчался к командиру.

– Я думал, ты опять что-то натворил, разгильдяй! А ты, вон чего наделал, сукин сын! Ты оказывается – герой! Гражданское немецкое население спас и помалкиваешь!

Командир, замполит и парторг повеселели, расслабились, раз проблем и претензий к полку нет. Но не тут-то было, рано они обрадовались. Старик после дружеских объятий с Кобыфой продолжил излагать суть дела.

– В разбившейся машине была наша единственная внучка и правнуки, погибни они, на них оборвался бы весь древний род баронов фон Б…ч! Поэтому мы хотели бы отблагодарить храброго офицера и солдата-водителя. Передайте солдату, пожалуйста, набор подарков (немец поставил на стол кожаный кейс и магнитофон в упаковке), а для вас обер-лейтенант, за воротами стоит новенький «Мерседес», и фургон наполненный мебелью, изготовленной на нашей семейной фабрики. Полный комплект для вашей квартиры.

– Спасибо большое, – засмущался офицер. – Но куда мне девать эту мебель? У меня и квартиры то нет…

Переводчица прошептала на ухо старику, тот улыбнулся ровными белыми зубами (явно хорошими протезами), и протянул конверт.

– Мы ожидали чего-то подобного и приготовили вам ещё один маленький презент, здесь должно хватить на хорошую квартиру в России.

Кудасов, Статкевич и Возняк дружно побледнели. Замполит пулей метнулся в свой кабинет догладывать по телефону начальнику политотдела о создавшейся щекотливой ситуации.

– Пусть откажется! Прикажите ему немедленно вернуть подарки, нечего брать подачки от всяких фон-баронов! – крикнул в трубку полковник Касьяненко. – Раструбят в своей буржуазной реваншистской прессе об этом, а нам потом отдуваться перед начальством.

Командир полка извинился перед гостями, вывел Кобыфу в кабинет парторга и там они в три голоса велели взводному отказаться от подарков. Но Кобыфа упёрся и, ни в какую.

– Я ведь не украл! – вначале растерялся Александр. – Эти подарки от всего сердца за спасение и риск! Я ведь и сам мог взорваться…

– Сказано – откажись! – бубнил парторг Возняк. – Это идеологическая диверсия!

– Приказываю! – рычал Кудасов.

– Не бери ничего! Мы ведь коммунисты, а этот дед фашистский недобиток, оккупант! – снова прошипел парторг.

– А вы бы отказались? – в конец растерялся Сашка.

– Конечно! – дружно заявили начальники.

– А я возьму! – решительно заявил старший лейтенант.

Кудасов побагровел и рявкнул:

– Да я тебя в двадцать четыре часа домой отправлю!

– И из партии вылетишь в два счёта… – пригрозил Возняк.

Старший лейтенант с матом швырнул фуражку в угол кабинета, и с готовностью выложил на стол партбилет.

– И отправляй, хрен с тобой, полковник. Разбирайтесь со своим долбанным начальством, как хотите.

Офицер вышел, хлопнув дверью, и оставив начальников самих выпутываться из создавшейся щекотливой ситуации. В парткоме наступила гнетущая тишина, и было слышно, как Кобыфа весело разговаривает в коридоре на ломанном немецком с гостями. Вскоре немцы и офицер покинули штаб и голоса стихли.

– Позор! Куда катится армия? – произнёс тихо парторг, потому что надо было что-то сказать.

– Мерзавец! Каков наглец! Он ещё и хамит! – с ненавистью воскликнул командир. – Сейчас же документы оформить и вон отсюда! Под конвоем! Немедленно!

Но, конечно же, никакого конвоя не было, сам старший лейтенант сел в грузовик, а жена за руль легкового «Мерседеса», они громко посигналили на прощание, и под завистливыми взглядами сослуживцев уехали, куда-то, то ли в Житомир, то ли в Артёмовск. Уезжающему домой Кобыфе, карман грел конверт с немецкими марками, их должно было хватить на строительство просторного дома…

Да, это был период шикарной и щедрой гуманитарной помощи капиталистов, которые радовались мирному объединению двух Германий, благодаря молчаливому согласию Советов, и ещё больше немцы радовались скорому выводу советских войск. Местные жители при встрече дружески улыбались, и желали вслух, скорейшего возвращения на Родину. Если кто-то из наших высказывал недовольство скорым выводом войск – деланно удивлялись: как же так, вы не хотите домой? В свой развитой социализм?

А вот так – не хотели! Домой никто не торопился, ни распоследний забулдыга прапорщик, ни самый главный в группе войск генерал. На родину желали поскорее уехать лишь бойцы – на дембель. Впрочем, домой рвались не все солдаты: участились случаи дезертирства и побегов в Западную Германию солдат с Кавказа и из Прибалтийских республик. Командованием Западной группы войск было принято решение сохранить защитников Отечества для собственных нужд, не дать им улизнуть за кордон (впрочем, так как кордона не было вовсе, поэтому и бежать было легко, достаточно сесть в поезд и проехать сотню километров или пройти пешком), и попытаться уклониться от завершения выполнения священного долга.

Вот об этом и пойдёт речь в следующей главе…

Глава 8. Эвакуация неблагонадёжных

Глава, в которой не выздоровевшего Эдуарда отправляют в командировку на дальнюю окраину России.

На полк спустили разнарядку: подготовить к отправке всех военнослужащих, призванных из республик Закавказья и Прибалтики, потенциальных беглецов в капиталистический рай. В первой отправке каждый батальон мог избавиться от двух-трёх солдат, отдельная рота – от одного. Итого подготовили к отъезду двадцать одного бойца.

Громобоев позавтракал, надел на пояс стабилизирующий корсет, который ему прописали носить год, а лучше два, чтобы укреплять спину и оберегать позвоночник, и отправился на службу, как обычно бить баклуши: играть в нарды, болтать с сослуживцами, заниматься бумажками, шугать бойцов. Что-либо тяжёлое и требующее физических затрат он делать не мог, за исключением секса. Но секс – другое дело, это гимнастика, которую наоборот, делать очень даже полезно.

Комбат Дубае вдруг срочно вызвал выздоравливающего капитана к себе в кабинет, вручил ему список отправляемых от батальона двух азербайджанцев, армянина и грузина, и велел избавиться от этих разгильдяев, и ни в коем случае не возвращаться обратно пока не передаст их на отправку. С каждой роты бойца сопровождал взводный, а солдата-армянина из взвода обеспечения – прапорщик Зверлинг. Каким-то образом комбату удалось превысить строгий лимит, ведь в других подразделениях отправляемых было двое или трое, оставалось тайной.

Моложавый и подтянутый зампотылу полка майор Зверев и строевик долго проверяли военное имущество, личные вещи и документы. Взводные сразу же слиняли по делам, а Эдик проявил мягкость, по доброте душевной отпустил лейтенантов и прапорщика, кого в наряд, а кого на технику и остался караулить убываемых. И тут выяснилось, что старший по званию и должности среди сопровождающих от подразделений остался именно капитан Громобоев.

Полковой строевик под шумок выписал Эдуарду командировочное предписание, сопроводительные документы на солдат, сунул ему в руки стопку документов и все начальники разом исчезли. Вскоре подъехал «Урал», бойцов погрузили в машину и вывезли в штаб дивизии. Там ему навязали ещё десяток солдат из отдельных батальонов и рот, снабдили советскими дензнаками на пять дней, и сообщили, что командировка быстрая: самолётом до Уссурийска и обратно. Всего и дел-то на копейку, к чему эти ненужные пререкания?

Полковой строевик по звонку строевика из Намбурга привёз служебный загранпаспорт, отдал пачку исправленных и переделанных документов на отправляемых солдат. Никакие возражения о больной спине на начальство не подействовали – больные в Союзе! Приказ! Пришлось подчиниться волевому решению командира полка.

Громобоев позвонил из штаба дивизии домой, сообщил Ольге о вынужденной короткой отлучке, велел не волноваться. Колонна грузовых машин быстро доставила солдат и офицеров на ближайший военный аэродром, там солдаты получили сухой паёк на трое суток, офицерам продукты не полагались, но начальник продовольственной службы от щедрот выделил по банке тушёнки и пачке галет. Кто-то из сопровождающих офицеров успел метнуться в военторг, купил «Смирновки» и «Наполеон», маринованных огурчиков и колбасы – как же лететь на сухую?

На бетонке их ждали четыре военно-транспортных гиганта «Ил-76». Офицеры снова пересчитали бойцов, загнали по аппарели на борт, поругались для порядка с лётчиками и влезли следом за солдатами. Старших команд было пятнадцать, у каждого разное количество подопечных, но общее число эвакуируемых было двести двадцать. Именно столько и предстояло сдать в Уссурийске.

Пересекая в воздухе границу, командиры пустили три бутылки по своему кругу, выпили для поднятия духа за удачу. Что-что, а удача им была ой как необходима, ведь предстояло пересечь просторы всей необъятной страны и главное не потерять, не упустить ни одного бойца.

Примерно после обеда самолёты один за другим приземлились на военном аэродроме где-то под Ровно и рассредоточились на окраине, на запасной полосе. Лётчики заглушили моторы, выгнали всех пассажиров из грузового отсека, задраили люки и двери самолёта. Вскоре за экипажами приехал небольшой автобус, и они дружно убыли обедать.

Солдаты по землячествам и по призывам расположились табором вокруг бортов, пообедали выданным сухим пайком, а офицеры чем бог послал, точнее – начальник продовольственной службы. Пока летуны с чувством с толком и расстановкой сытно обедали, наземные службы закрыли коридор, полёты на этот день закончились.

Лётчики вернулись, осмотрели воздушные машины, снова всё закрыли на запоры, пожелали пассажирам спокойной ночи, и поехали ночевать в лётную гостиницу. Солдаты расстелили шинели на траве, легли попарно, укрывшись второй шинелькой. Повезло, что у Эдика была с собой плащ-накидка, да сердобольный борттехник сжалился, выбросил вниз с аппарели три матраца, чтоб было на чём командирам спать.

Громобоев снял с себя китель, сложил его себе под голову вместо подушки, накидки хватило, чтобы укрыться троим: ему самому, майору-артиллеристу и майору-связисту, новым товарищам по несчастью. Хотя на дворе было ещё лето, стояла вторая половина августа, но воздух был свеж и прохладен.

Эдик лежал на спине, смотрел в быстро почерневшее небо, искал знакомые созвездия, и вспоминал бурную боевую молодость. Вскоре ночное небо заволокли тучи, начал накрапывать мелкий дождик. Спящие вокруг самолёта сразу зашевелились, и все промокшие пассажиры устремились занимать уютные места под крыльями и фюзеляжем.

Следующим днём вылет откладывали несколько раз, но наконец, коридор открыли. Транспортные гиганты дружно с небольшим временным интервалом взмыли в воздух и направились дальше на восток. Следующая остановка была на Урале, на аэродроме возле Свердловска. Дозаправка, и подготовка к новому броску – в центр Сибири, в Новосибирск.

Пока наземные техники обслуживали машины, офицеры водили солдат по нужде, по очереди, малыми группами в туалет. Что-что, а туалеты мудрые конструкторы на грузовом транспорте не предусмотрели! Бойцы из четырёх транспортников надолго заполонили аэровокзальный туалет.

Вскоре эскадрилья на два часа приземлилась в Новосибирске, опять дозаправились, и снова началось туалетное брожение. На посещение туалетов ушел почти час. Руководитель полётов дал разрешение на продолжение движения эскадрильи, уже время всем взлетать, но тут случилась заминка: командир борта, который должен был взмыть в воздух первым, сообщил – пропал солдат-армянин – сбежал из туалета через окно. Сопровождающий вместе с его земляком помчались на поиски пропавшего, но и не успел офицер оглянуться, как этот второй боец тоже канул. Видимо земляк всё же нашёл приятеля, и армяне рванули на свою историческую горную Родину. Этот невезучий потерявший людей «борт» оставили куковать до утра, вдруг милиция отыщет дезертиров, а остальные взмыли в воздух – путешествие далее на восток продолжилось.

Рано утром нагруженные «Илы» прибыли на военный аэродром под Уссурийском. Их уже поджидала целая колонна бортовых открытых автомобилей: «Камазы», «Зилы», «Уралы». Измученных долгим перелётом солдат построили в колонны, погрузили и вывезли на пересыльный пункт. Там уже толпилась группа местных офицеров, каждый стремился протиснуться вперёд, чтоб выбрать контингент получше. А что тут было выбирать, вернее сказать – из кого?

– Вы кого привезли?! – возмущался седой майор-строитель. – У нас и своего такого добра навалом! Я-то, грешным делом, думал из Германии славян пришлют…

– Держи карман шире, – усмехнулся сопровождающий солдат майор-связист. – Хороший боец нам и самим нужен.

– Я отказываюсь от этих абреков! – заявил один из принимающих. Пришлось в дело вмешаться какому-то полковнику из штаба округа.

– Товарищи офицеры, хватит кочевряжиться! Границу они уже пересекли, возврату обратно этот контингент не подлежит, и самолёты завтра улетят в Германию пустыми. Берите по-хорошему, ведь план по строительству вам выполнять все равно придётся, а будет ли военкоматами осуществлен осенний призыв в полном объёме – кто знает! Какими силами будете возводить объекты?

С грехом пополам Громобоеву в течение часа удалось избавиться от всей кавказской гоп-компании, получить расписки о передаче, и уйти отдыхать.

Сопровождающих офицеров поселили в гостинице вместе с лётчиками, и командиры после ужина принялись расслабляться – они честно заслужили отдых.

– Много не пейте, – велел им подполковник, командир воздушного корабля. – Завтра вылет, примерно часов в десять утра. Нажрётесь и чего доброго облюёте мне весь грузовой отсек! Учтите, высажу на лету и без парашютов!

– Шеф, не журись, всё будет тип-топ! – заверил командира воздушного корабля майор-артиллерист по фамилии Топорков, поднимая стакан разведённого спирта. – Присоединяйся!

Лётчики не стали кочевряжиться и сели за стол.

– Вздрогнули! – произнес один из пилотов. – За успешное окончание задания и скорейшее возвращение обратно!

– Эх, скорее бы! А то каждый день минус тридцать марок! Командировка эта, будь она не ладна, ведь не оплачивается, – согласился с ним майор-связист.

Выпили, повторили, потом третий тост, затем за содружество родов войск и… понеслась душа в рай…

Утро принесло головную боль похмелья после спирта и дрянной водки и ещё большую головную боль иного порядка. Лёжа включили ящик послушать новости, а оказалось, что каналы телевидения наполнены симфонической музыкой, оркестры сменяли один другого, помимо них о сцену бились в конвульсиях «маленькие лебеди», и более ничего путного и информационного. Такая телевизионная сетка бывала и прежде, во время череды кончин нескольких последних престарелых Генсеков.

«Неужто и этот Генсек дал дуба? Навряд ли, ведь этот Генсек-Президент ещё довольно молод!» – подумал Эдуард.

Но вскоре стала понятна причина музыкальной интервенции на телеканалы. Появилась заставка с дикторами, которые объявили о важном информационном сообщении, и уже следующая картинка показывала конференц-зал, длинный стол с нервными мужчинами. Узнаваемые все лица: министр обороны, МВД, председатель КГБ. Один из них с трясущимися и мокрыми губами и дёргающимися руками начал вещать бред по бумажке.

«Ага, да это же вице-президент Янаев, который недавно рекламировал себя настоящим мужиком, на способности которого жена совсем не жалуется» – опознал Громобоев в нервном говоруне и губошлепе, второго человека в стране.

Новый лидер страны дал название новому порядку: ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению)! Вот теперь всё встало на свои места, и стала понятной причина оркестров и балетов. Выходит, что в Москве начался военный переворот!

– Ша, хлопцы! Я сломался, о чём уже доложил командованию, – заявил командир транспортного авиалайнера. – Бортач, разбирай любой движок! А не то нас наверняка заставят десантников в столицу возить для разгона демонстраций. А я не хочу в этом участвовать! Будем отдыхать, пока в стране обстановка не нормализуется и всё не успокоится.

– А как же мы? – опешил Эдик. – Нам надо обратно в Германию. И желательно поскорее…

– Ваши проблемы, теперь каждый за себя, – буркнул подполковник. – Можете с нами загорать, а можете лететь гражданским бортом до Москвы, ни кто вас не держит. Владивосток рядом, час езды…

Глава 9. ГКЧП

Глава, в которой капитан Громобоев добровольно попадает в очередную передрягу.

Как сухопутные офицеры ни попытались уговорить лётчика попытаться поскорее улететь в Германию – комэск был непреклонен:

– Никаких вылетов! И вообще, у меня праздник – день рождения тёщи.

Пилоты сели за стол и принялись за употребление «шила».

«Куда в них лезет столько спирта?» – удивлялся Эдик.

Кто-то из сопровождающих присоединился к ним и ударился во все тяжкие – запили горькую, кто-то, пользуясь временной свободой, рванул по бабам.

Громобоев и его новый приятель и собрат по приключениям и путешествию майор Топорков, решили попытать счастья и добраться для начала на перекладных в Москву.

Перед тем как покинуть самую далёкую окраину Советского Союза офицеры решили прикупить рыбки. А как иначе – побывать на Дальнем Востоке и вернуться с пустыми руками? Они заскочили по пути в ближайший гастроном и уговорили продать им за двойную цену по паре «хвостов» красной рыбы. Продавщица вынесла через чёрный ход пакет, пересчитала деньги и всучила товар, нахваливая горбушу.

– Вы ж, поди, в России такой рыбки отродясь не ели? Нежная, свежая, во рту тает! Мой муж сам и ловил и солил. Кушайте, товарищи офицеры на здоровье…

Громобоев действительно свежую солёную горбушу ел в последний раз по случаю, у друзей на Новый год, но то было лет десять тому назад.

Товарищи разделили поровну добычу, рассовали по портфелям и помчались в аэропорт. Пока тряслись в скрипучем и жарком «ЛАЗе» слушали во все уши разговоры пассажиров. В основном были слухи и никакой достоверной информации.

– Ельцина чекисты заарестовали и расстреляли! – уверяла одна старушка. – Пострадал горемышный за народ.

– Так ему и надо, нечего мутить воду, – буркнула в ответ толстуха.

– Дура, ты Марья! – огрызнулась бабка. – Дурой всю жизнь была, дурой и помрёшь!

– Да нет же! Ельцин жив и на свободе, он в Белом доме делами заправляет! – заверяла бабку молодая женщина, – Я по «вражескому» голосу слышала, он с заявлением выступал.

– А кого же тогда расстреляли? – не унималась бабка. – Я точно слышала, что кого-то утром расстреляли! Уверяю вас, в Расее неожиданная смена властей не может быть без расстрелов…

– Это Горбачёва грохнули на даче в Крыму, в Херосе! – авторитетно заявил со злостью в голосе, дышащий перегаром мужик, довольно помятого вида. – Нечего народ мутить, так ему и надо! Затеял свою дурацкую Перестройку, страну пытался Рейгану по дешевке продать.

– А вы бы продали её дороже? – усмехнулся молодой парень в очках. – Что тут продавать? Кому она нужна, корми потом вас дармоедов и пьяниц…

– Врёшь, мужик, не зная толком ничего! Такие пропитые демагоги балаболят на каждом шагу. Горбачёв жил не в Херосе, а в Форосе. И не расстреляли, а только арестовали, – не унималась молодуха. – Янаев сегодня заявил, что он просто временно отстранён от власти. До суда. Какой вы злой, всё бы вам расстреливать!

– Обязательно! По спискам! Уверен, списки органы госбезопасности уже составили. Тех кто воду мутил: журналистов, юристов, артистов, политиканов, демократов…

– О Сталине мечтаете? Не боитесь, что самого за пьянки и прогулы на десять лет без права переписки? – поддел мужика парень.

– Иосиф Виссарионович быстренько порядок бы навёл и разобрался с внутренними и внешними врагами. При нём бы я не пил! Я всегда за порядок в стране!

В автобусе началась общая перебранка, сторонников и противников нового порядка было примерно поровну, однако почти ни кто не хотел в руководство неизвестного Янаева, и лояльная путчу публика предпочла бы во главе страны Министра обороны Язова, или опального генерала Макашова.

– Нужна твердая рука, даёшь военных к власти! Верно, товарищи офицеры? – обратился к Громобоеву седой благообразный старичок.

– Верно, товарищ! – решил осадить дедка Эдуард. – Я – за! Сейчас бы взвод автоматчиков, остановить этот автобус, подвести к стенке, рассчитать через одного и расстрелять без разбора. Для острастки! Не возражаешь, папаша, для наведения порядка пострадать? За Родину!

– Почему сразу меня? Жидовские морды надо выловить и казнить! И заодно с ними черножопых! А я-то причем.

– А мне вот ваша морда лица, может быть, тоже не внушает доверия! Или другой какой начальник посчитает, что не так стоишь, не так на него глядишь… Как тогда быть? Ну, что скажешь, готов пострадать за новый порядок?

Дед выругался, отвернулся к окну и замолчал, обиделся, он ни как не ожидал получить отпор, вместо поддержки у молодых офицеров.

Автобус выплеснул десяток пассажиров на площади перед аэровокзалом и умчался прочь. В фойе аэропорта было тревожно, нескончаемое эхо под потолком глухо гудело тысячами встревоженных голосов. Все хотели поскорее добраться домой в это неспокойное время, а рейсы как назло задерживались. Несколько вылетов на Москву было отменено, а вот транзитом через Москву, до Питера – пожалуйста. Странная навязанная услуга, но что поделать, гримасы советского сервиса. И этот рейс вылетал буквально через два часа.

Громобоев и Топорков обрадовались возможности вырваться с этой далёкой окраины поближе к границе, поэтому без лишних слов купили два билета и поспешили на регистрацию и посадку.

– В Ленинграде куплю билет до Минска, за любые деньги! – задумчиво произнёс майор. – Надо бы завтра обязательно пересечь границу! Если эти победят, то лучше находиться в Германии, чем в Союзе, там у них будут руки коротки. К тому же если что, можно сразу свалить, куда подальше, и без особых усилий. Мой однокашник уже перебрался весной в Ганновер…

– Это как? – не понял Эдик. – Сбежал?

– Зачем сбежал? Сел не в тот поезд и уехал вместо восточного Франкфурта, в другой Франкфурт на Майне, в тот, что в западном направлении. Там попросил убежища, сейчас живёт и не тужит, на «социале»…

Поначалу единственной мыслью Громобоева было поскорее достичь границы, попасть в полк, а дальше будь что будет. В Шереметьево он купил пачку газет, но в них были только официальные сообщения, декларации новой временной власти.

«Чума на всех вас», – подумал Эдуард, разглядывая портреты нового руководства. – «Неужели снова грядёт возврат в семидесятые, или и того хуже в тридцать седьмой год? Видимо надо действительно бежать как можно дальше, и как можно быстрее! Пока эти сатрапы границу не перекрыли. Хотя, я ведь военный мне выезд не должны запретить в свой гарнизон, я же следую к месту службы…»

Вечером Громобоев наконец добрался до Ленинграда, заехал к родственникам, выпил с тестем по рюмке, тот рассказал, что не ходил на работу, а был на митинге у Мариинского дворца.

– Народу тьма! Все хотят бороться до конца, готовы сражаться с оружием в руках! – с воодушевлением рассказывал Палыч. – И я бы встал под ружье, повоевал с путчистами. Да только где же его взять это оружие? Зять, у тебя автомат есть?

– Есть и танки, есть и пулемёты, но далеко и отсюда не видно.

– Эх, жаль, тебя с нами нет. Поднял бы хотя бы свой танковый батальон. Говорят в районе Колпино и под Гатчиной войска давно стоят, ждут приказа войти в город. А в Москве уже и стрелять начали, и народ толпами давят техникой…

– Да, я слышал, – вздохнул зять и со злостью до дна жахнул стопарик водки.

– Завтра снова пойду на митинг. А если будут разгонять и давить, что ж, так тому и быть! Возьму с собой ломик и монтировку, отдам свою непутёвую жизнь в борьбе, но дорого отдам!

Эдик посмотрел с удивлением на работягу-тестя, и впервые задумался – а надо ли бежать из страны? Может быть, стоит попытаться бороться за счастье и светлое будущее тут, у себя дома?

Рано утром тесть и зять пожали на прощание друг другу руки и крепко обнялись, мало ли что случится к исходу этого дня. Кто знает, чем он закончится этот длинный день…

Наскоро позавтракав, Громобоев помчался в аэропорт, но билет купил не в Минск, куда ещё вчера торопился, а в Москву. Надумал изменить маршрут, решился в последний момент, отбросив прочь страхи и сомнения. В самолёте он разговорился с соседом, инженером-конструктором, тот тоже летел специально в столицу в командировку, но решил вначале отправиться на баррикады, защищать демократию. Полтора часа полёта прошли в обсуждении сложившейся ситуации в стране. Инженер всё время выспрашивал о настроениях в армии, а что знал об этой армии Эдуард? Он ведь служит далеко и сытно, а как себя поведут голодные и озлобленные войска? Кто знает…