Текст книги "Генерал де Голль"

Автор книги: Николай Молчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 37 страниц)

В 1963 году это обнаружилось с небывалой ясностью. Все началось с того, что Англия стала настойчиво добиваться приема в «общий рынок». Де Голль, конечно, не мог не думать о бывшем партнере Франции по «сердечному согласию». Почему бы в самом деле не заручиться поддержкой Лондона в борьбе за независимость от Вашингтона? Не без сожаления де Голль отбрасывал такую возможность. Он видел, что система «особых отношений» США и Англии сделала бывшую «владычицу морей» послушным орудием Вашингтона. Он хорошо помнил все, что пришлось ему испытать в годы войны, когда Черчилль неизменно выбирал в критических случаях «морские просторы», то есть становился на сторону США.

Неужели в конфликте с Вашингтоном генерал руководствовался только своими симпатиями и антипатиями, эмоциями, болезненным сознанием национального унижения? Конечно, в политике де Голль всегда выражал свои личные стремления. Однако проявления «тяжелого характера» генерала совпадали с объективными тенденциями мирового развития, с изменениями положения США и Западной Европы, которые он с поразительным чутьем улавливал и сознательно формулировал в духе своих широких исторических взглядов.

Как раз к началу 1963 года, когда генерал, освободив Францию от бремени алжирской войны, с открытым забралом вступил в схватку с англосаксонскими державами, обнаружились признаки крушения, казалось бы, непоколебимого влияния Вашингтона в западном мире. Подавляющее экономическое преобладание Соединенных Штатов уходило в прошлое. Западноевропейские страны, обгоняя их в темпах промышленного производства, становились на ноги. Результатом, например, оказалось резкое (почти в два раза) сокращение некогда огромных золотых запасов США и рост этих запасов в подвалах западноевропейских банков. Монополии Западной Европы успешно конкурируют с заокеанскими партнерами. И в политике страны Западной Европы начали проявлять необычную пассивность и отсутствие энтузиазма в выполнении приказов Вашингтона, хотя, конечно, еще никто не смел говорить с ним, как де Голль.

Президент Кеннеди с присущей ему энергией и инициативой стремится удержать американскую гегемонию. Атлантическое экономическое сообщество путем снятия таможенных барьеров для американских товаров должно укрепить конкурентные позиции США в Западной Европе. Чтобы открыть путь к созданию этого сообщества, Англия заявляет о готовности вступить в «общий рынок». В Атлантическом блоке зависимость западноевропейских стран от США призван укрепить план «многосторонних ядерных сил» в составе флота из 25 кораблей разных стран со смешанным командованием, для которого американцы готовы дать ракеты «Поларис».

Это было наступление по всему фронту.

Однако оно быстро захлебнулось, ибо генерал де Голль нанес превентивные удары и отбросил новую атаку на независимость Западной Европы. Неужели одинокий «Коннетабль», которого не поддерживал активно никто из западноевропейских партнеров, сумел в одиночку это сделать? Случилось именно так, хотя генерал, олицетворяя Францию, опирался сознательно или инстинктивно на объективные изменения экономической, политической и стратегической роли всей Западной Европы. В одной из деклараций премьер-министра Жоржа Помпиду содержалась знаменательная формула о том, что «Франция в силу ее географии и истории предназначена играть роль Европы». По этому поводу известный французский специалист по внешней политике Альфред Гроссер писал: «Наиболее важный аспект европейской политики генерала де Голля состоит в том, что он проводит европейскую политику, ожидая, когда другие страны поймут, в чем она состоит». «Другие» не поддерживали его, и он, убежденно защищая их же интересы, действовал вопреки им. Вот как это происходило.

15-16 декабря 1962 года генерал де Голль принимал в Рамбуйе британского премьер-министра. Это был единственный момент, когда у генерала появилась надежда, что, возможно, удастся создать общий фронт Франции и Англии против американской гегемонии. В самом деле, США только что объявили о прекращении производства ракеты «Скайболт», с помощью которой англичане надеялись иметь свои ядерные силы; у них не хватало средств доставки атомных бомб. За полгода до этого Франция взорвала свою первую атомную бомбу, на что де Голль откликнулся страстным возгласом: «Ура, за Францию!» Еще в 1960 году он выдвинул план создания французской «ударной силы», призванной обеспечить военную независимость Франции. При ограниченных французских ресурсах осуществление этого плана было крайне трудной, почти непосильной задачей. Но если бы Англия и Франция объединили свои усилия, дело приобрело бы совсем другой оборот. И тогда Западная Европа не нуждалась бы в пресловутой американской «защите». Де Голль говорил: «Во время переговоров в Рамбуйе я предложил Макмиллану совместно производить ракету, которая могла бы стать базой франко-британской ядерной силы и зародышем европейской силы».

Де Голль ожидал, что Макмиллан именно сейчас должен был бы пойти на это в интересах независимости своей страны и Западной Европы. Британский премьер как будто с пониманием отнесся к идее де Голля, но не давал окончательного ответа, ссылаясь на то, что 18 декабря ему предстоит встретиться на Багамских островах с президентом Кеннеди. Он просил де Голля лишь об одном: допустить Англию в «общий рынок». Генерал ответил, что это возможно только при условии согласия Англии с идеей «независимой европейской Европы». Подобно Франции, Англии следовало бы перейти к независимой внешней политике. «Однако, – говорил де Голль Макмиллану, – учитывая особые отношения, привязывающие вас к Америке, позволительно спросить, вступите ли вы в такую Европу и если вступите, то не для того ли, чтобы эта Европа интегрировалась и растворилась в некоем атлантизме».

Макмиллан в ответ говорил нечто туманное и уклончивое, настаивая лишь на допуске Англии в состав европейской «шестерки» без всяких гарантий с ее стороны. Существует несколько версий хода этих переговоров. По некоторым источникам, дело дошло до того, что Макмиллан, отчаявшись получить согласие генерала, заплакал… Де Голль с убийственным сарказмом по этому поводу цитировал слова из известной песни Эдит Пиаф: «Не плачьте, милорд!»

Из Франции Макмиллан полетел на Багамские острова, где Кеннеди предложил ему ракету «Поларис» при условии участия в «многосторонних ядерных силах», вызывавших у де Голля такое же отвращение, как некогда план «европейской армии». Макмиллан принял все предложения американского президента и вместе с ним направил де Голлю приглашение присоединиться к англо-американскому соглашению. Узнав о капитуляции Англии, де Голль возмутился: «Макмиллан пересек Атлантический океан, чтобы броситься в объятия Кеннеди, которому он продал европейское первородство за чечевичную похлебку Поларисов!»

«Предательство» Макмиллана – повод для перехода к новому этапу внешней политики. Конец алжирской войны, успех референдума укрепили почву под ногами генерала. В своем окружении он говорил, что теперь будет действовать совершенно свободно и проводить «настоящую» политику. 14 января 1963 года – день рождения этой политики. На очередной, восьмой по счету, пресс-конференции де Голль хладнокровно бросает сразу две «бомбы», оглушившие его западных союзников.

Шестнадцать месяцев идут переговоры о вступлении Англии в «общий рынок». Пять из шести его участников в принципе уже согласны на это. Но де Голль объявляет, что Англия не будет членом «общего рынка», ибо это привело бы «к появлению колоссального атлантического сообщества, находящегося в зависимости и подчинении американцев». Вторая «бомба» касается «многосторонних ядерных сил». США приступили уже к их практической организации. Де Голль решительно отвергает этот план и заявляет, что Франция будет самостоятельно создавать независимые атомные ударные силы.

Буря негодования со всех сторон. Все партии внутри страны критикуют «заносчивость» де Голля. Все союзники по НАТО официально против, хотя некоторые в душе испытывают злорадное удовлетворение. Американская пресса обрушивается на де Голля с яростной критикой, обвиняя его во всем, вплоть до «старческого слабоумия».

Повсюду звучит зловещее слово «изоляция». Нашли чем смутить человека, давно убежденного в том, что одиночество – синоним величия! Да и когда в жизни он был не в изоляции? Такое положение для него совершенно естественно и отвечает сущности его характера. К тому же «изоляция» – это в основном плод перепуганного воображения «атлантических» политиков и журналистов. Разве «ударная сила» не сулит несметных барышей крупнейшим французским трестам? Например, Марсель Дассо, владелец авиационных заводов и нескольких газет, не случайно является пламенным голлистом. Многие из тех, кто связан с сельским хозяйством, с удовлетворением наблюдают, как генерал навязывает партнерам по «общему рынку» благоприятные для сбыта французских продуктов условия. Они сопротивляются, особенно Западная Германия. Но де Голль предъявляет ультиматум: либо условия будут приняты, либо «общий рынок» перестанет существовать. Несколько лет идет эта борьба, в которой генерал проявляет исключительное упорство. Французам явно импонирует независимое поведение де Голля, хотя создание «ударной силы» и опустошает их карманы. Антиамериканизм соответствует традиционной для французов американофобии, их презрению к примитивной, хотя и богатой, цивилизации «амерлоков». Кстати, сам генерал в частных разговорах постоянно использует это жаргонное словечко, выражающее презрение к американцам. Независимый тон де Голля льстит чувству неистребимого франкоцентризма, таящемуся в сердцах многих французов.

В «Мемуарах надежды» де Голль пишет по поводу враждебной реакции на его политику независимости: «Но я не испытывал недостатка и в поддержке. Я чувствовал поддержку нашего народа, который, не страдая заносчивостью, требует, однако, чтобы Франция оставалась Францией… Я чувствовал, как навстречу мне открываются сердца людей».

Летом 1963 года де Голль выводит из-под командования НАТО атлантический французский флот. Под американским командованием остаются всего две французские дивизии вместо обусловленных некогда 14 и несколько авиационных соединений. Де Голль не упускает ни одного случая, чтобы критиковать политику США. По мере расширения их интервенции во Вьетнаме он все более резко критикует их за это, а в мае 1965 года отзывает французских представителей из СЕАТО, что означает фактически выход Франции из агрессивного блока в Юго-Восточной Азии. Он резко осуждает американское вмешательство в Доминиканской Республике. Он предпринимает крупные внешнеполитические акции, даже не предупредив Вашингтон. Так, в 1964 году де Голль объявляет об официальном признании Францией КНР. Когда в мае 1964 года начинается «раунд Кеннеди», то есть попытка снизить таможенные пошлины для американских товаров в Западной Европе, Франция выступает решительным противником этой затеи. По дипломатическим каналам, через высокопоставленных эмиссаров, в секретных письмах де Голлю предлагают уступки, угрожают, уговаривают. Он остается непреклонным. Но при этом президент неизменно подчеркивает чувства дружбы к американскому народу. 22 ноября 1963 года, в день своего рождения, де Голль узнает об убийстве Кеннеди. Он немедленно приказывает подготовить самолет для полета на похороны. ФБР и французская служба безопасности предупреждают, что в Америке беглые члены ОАС готовят на него покушение. Ему предлагают следовать в траурном кортеже внутри автомобиля. Но генерал де Голль в военной форме идет за гробом в самом центре первого ряда толпы президентов, королей, министров. Он делает заявление: «Президент Кеннеди пал как солдат под огнем, выполняя свой долг на службе стране. От имени французского народа, постоянного друга американского народа, я отдаю должное его великому примеру и великой памяти о нем».

После траурной церемонии вдова покойного просит де Голля посетить ее в Белом доме. Беседа длится 15 минут. Жаклин Кеннеди берет один цветок из букета, поставленного в вазу перед самым полетом президента в Техас, и протягивает генералу.

В тот же вечер состоялась и встреча с Линдоном Джонсоном. Этот техасец еще в 1960 году познакомился с де Голлем и беседовал с ним. Он говорил тогда: «Мне рисовали де Голля холодным и чопорным человеком. Это не так. Он показался мне чрезвычайно сердечным, несколько напоминавшим барина в духе наших старых южан». С широкой улыбкой Джонсон добавил: «В тоже время я обнаружил у нас что-то общее – рост, например. У нас обоих метр девяносто два и, видимо, одинаковый взгляд на многие вещи…»

Во время беседы Джонсону пришлось убедиться, что одинакового роста мало, чтобы иметь с де Голлем общие взгляды. Происходит диалог глухих. В последующие месяцы генерал считал себя слишком занятым, чтобы согласиться на поездку в США для встречи с американским президентом, хотя нашел время для поездки в Мексику и посещения полдюжины стран Латинской Америки. Повсюду он размахивает знаменем независимости, встречая одобрение всех недовольных американским засильем.

Продолжается борьба вокруг плана «многосторонних ядерных сил». На переговорах по этому вопросу кресло Франции остается пустым. Выясняется, что ядерные силы НАТО – это, по существу, американо-западногерманские силы. Об этом прямо заявил 5 ноября 1964 года премьер-министр Франции Жорж Помпиду. Он называл их «разрушительными для Европы» и «провокационными». Можно спросить, заявил он, «не направлены ли они в конечном счете в той или иной мере против Франции?»

Генерал де Голль форсирует создание независимой французской «ударной силы». Осенью 1963 года, облачившись в огромный до самых пят белый халат атомщика, он лично осматривает ядерные заводы в Пьерлате. В конце этого года французские вооруженные силы получили 50-килотонные атомные бомбы, а с января 1964 года началось производство самолетов «Мираж-IV», предназначенных для доставки этих бомб к цели. «Ударные силы» для него – дипломатическое оружие. Но «ударная сила» тяжелым бременем лежит на французской экономике. Чтобы довести до конца создание атомного оружия, проводятся все новые испытания (до 1966 года взорвано 9 бомб, де Голль лично присутствует при одном из взрывов). Отсюда зияющие противоречия внешней политики де Голля. Он отказывается присоединиться к Московскому договору о прекращении ядерных испытаний в трех сферах и продолжает заражать атмосферу радиацией, вызывая возмущение мировой общественности.

Это издержки «политики величия», которых накопилось уже немало. Де Голль упорно проводит ее, игнорируя обвинение Джонсона в «узком национализме». Действительно, узость взглядов – последнее, в чем можно подозревать генерала. На пресс-конференции 4 февраля 1965 года де Голль взрывает новую «бомбу». Он требует отказаться от использования доллара в международных расчетах и перейти к единому золотому стандарту. В самом деле, порядок, установившийся в те прошедшие времена, когда почти все золото было в Америке, устарел. Теперь в Европе желтого металла больше, чем в «Форт Нокс». Франция уже обратила часть своих долларовых запасов в золото. Если и другие страны Европы последуют этому примеру, Соединенным Штатам грозит банкротство. Американцы способны обменять на золото только небольшую часть зеленых бумажек, которые они распространяли по всему миру, перекладывая свои экономические трудности на плечи других. Инициатива де Голля смертельно опасна для США. Удар нанесен в самое больное место.

9 сентября 1965 года – новая пресс-конференция де Голля. Приближается введение в действие статей договора об «общем рынке», предусматривающих принцип наднациональности. Де Голль вновь отвергает его и заявляет, что ничто не может заставить Францию подчиняться воле других. Но «гвоздь» этой пресс-конференции – вопрос об Атлантическом союзе. «Мы будем оставаться, – говорит президент, – союзниками наших союзников; но по истечении срока действия обязательств, которые мы взяли на себя, то есть не позже 1969 года, прекратится наше подчиненное положение, называемое интеграцией, которая предусмотрена Организацией Североатлантического договора и которая передает нашу судьбу в чужие руки… Мы добьемся того, чтобы эта организация не лишала нас нашей свободы действий».

Взрыв негодования в американской прессе. Белый дом решил, однако, воздержаться от публичного скандала. Выступил бывший президент Эйзенхауэр и предложил успокоить де Голля путем назначения его на пост верховного главнокомандующего силами НАТО! Но в целом создалось впечатление, что в США не верят в серьезность намерений де Голля. Неужели он осмелится посягнуть на святая святых капиталистического мира – Атлантический союз? Но генерал осмелился…

21 февраля 1966 года на очередной пресс-конференции он объявил, что Франция, желая восстановить суверенитет, решила выйти из военной организации НАТО, и потребовал удаления с французской земли баз, штабов и прочего, не находящегося под французским контролем. В ноте 14 странам – членам НАТО вскоре было объявлено о выводе из состава атлантических вооруженных сил всех французских соединений, об отзыве французов из штабов НАТО и об удалении с французской территории иностранных баз, аэродромов, складов и т. п. Франция предъявила США график эвакуации 29 баз с 33 тысячами солдат и офицеров. Вся операция должна завершиться к 1 апреля 1967 года. Военно-стратегическая структура НАТО, опиравшаяся главным образом на французскую территорию, рушилась. Нет нужды говорить о реакции на решение де Голля, в которой зубовный скрежет и вопли негодования скрывали растерянность и замешательство Вашингтона.

Генерал де Голль говорил, что операция в отношении НАТО – «это последняя важная битва моей жизни». Она, конечно, оказалась не последней, но зато весьма важной. Ее можно поставить в один ряд с борьбой де Голля за создание бронетанковой армии в 30-е годы, даже с подвигом 18 июня 1940 года, с борьбой против ЕОС, с прекращением алжирской войны, то есть с теми этапами биографии генерала, когда он решительно воплощал волю Франции, служил ее национальным интересам. Он снова проявил исключительные качества великого политического деятеля, способного идти к цели сквозь множество препятствий, преодолевая их с необычайным терпением и выдержкой. Против него были правительства всех атлантических стран, с которыми он не мог в силу своих классовых позиций порвать. Надо было совместить, казалось бы, несовместимые цели: выйти из системы интеграции НАТО и при этом не только не подорвать, но укрепить позиции капиталистической Франции. И он действовал один. Если де Голль и пытался приобрести поддержку Аденауэра и даже Макмиллана, то уж во всяком случае не просил ее. Он искусно создавал такую политическую ситуацию, при которой мог делать то, после чего другой буржуазный политик немедленно потерял бы власть. Ведь де Голль снова шел на конфликт со своим классом, с основной частью буржуазии Франции, которая молилась на Атлантический союз как на божество, обеспечивающее сохранение классового господства. Но, как и всегда, он не отрекался от своего класса, а просто глубже, лучше, дальновиднее понимал смысл событий. Он встречал сопротивление всех традиционных политических партий, от «независимых» до социалистов. Ведь, кроме коммунистов, никто не ставил под сомнение НАТО, считая необходимым самое активное участие в этой организации. И он нанес тщательно рассчитанный удар в самый подходящий момент ослабления престижа и влияния США из-за войны во Вьетнаме, валютного кризиса, в момент растущей тенденции к поискам соглашений с Востоком.

Операция в НАТО была, однако, лишь частью политики величия. Эти и другие действия де Голля ограничивались рамками Атлантического блока или «малой Европы». Но он был политическим деятелем глобальных идей и мыслил в масштабах не стран, даже не континентов, а всего мира. «Франция, – говорил де Голль, – поскольку она является Францией, должна проводить в мировых делах мировую политику». Он понимал, что величие Франции может быть обеспечено только в связи с решением мировых проблем и с важнейшей из них – с проблемой отношений двух социальных систем. Правительства других западных держав, разумеется, действовали по-своему и по-разному в этом направлении. Чтобы опередить своих партнеров, де Голль и здесь проводит политику несравненно более широкого размаха. Тем более что он мог опираться на такой фактор, как особые исторические связи России и Франции, на свое стремление к независимости, на возросший в результате его усилий авторитет Франции. В «Мемуарах надежды» де Голль писал: «Я решил, что общее положение изменилось по сравнению с тем, каким оно было во время создания НАТО. Для всех стала очевидной невероятность версии о возможности похода с советской стороны для завоевания Запада… Однако, если не воюют, рано или поздно надо заключать мир… Для французов Советская Россия – великая страна, наш союзник в двух мировых войнах. Своей храбростью и своими бесчисленными жертвами она обеспечила окончательную победу, и без ее участия сегодня немыслимо обеспечение мира».

Эти мысли генерал в своих воспоминаниях относит еще к 1958 году. Уже тогда он выражал тенденции к сближению с Советским Союзом. Еще в 1960 году де Голль вел переговоры с советской правительственной делегацией в Париже, во время которых проявились взаимное стремление двух стран к сближению и общность взглядов по отдельным аспектам германской проблемы. Однако положительные результаты этой встречи вскоре были ослаблены обострением напряженности из-за срыва совещания на высшем уровне, усиления разногласий в германском вопросе, из-за карибского кризиса.

Вопрос о сближении с Советским Союзом приобретает для де Голля все большую актуальность по мере усиления его независимых внешнеполитических тенденций. В 1964 году Франция и СССР заключают долгосрочное торговое соглашение, а в следующем году – соглашение о совместном внедрении системы цветного телевидения, а также соглашения о сотрудничестве в мирном использовании атомной энергии, о научно-техническом сотрудничестве, об изучении космического пространства. Состоялся обмен взаимными визитами министров иностранных дел Франции и СССР. А в 1966 году генерал де Голль по приглашению Президиума Верховного Совета СССР и Советского правительства нанес в СССР официальный визит.

Этот крупнейший шаг де Голль не случайно сделал именно в 1966 году. Он считал, что теперь он имеет полное моральное право, укрепив позиции Франции, достойным образом решить задачу сближения с Советским, Союзом, поставленную им сразу после прихода к власти в 1958 году. Поездка де Голля рассматривалась им как новое важное проявление борьбы за величие Франции с помощью проведения независимой политики. Как ни значительны были его успехи в этой политике в рамках Западной Европы, в отношении НАТО и Соединенных Штатов, они еще не поднимались до уровня решения важнейшей мировой проблемы – разрядки международной напряженности. Без активного, широкого, самостоятельного участия в решении этой проблемы не могло быть и речи о мировой политике великой мировой державы, что было важнейшей целью де Голля. Он считал, что разрядка международной напряженности «является в первую очередь европейской проблемой», что из Европы должны предприниматься важнейшие действия в этом направлении. По мнению де Голля, «для этого дела Советский Союз и Франция избраны историей, самой их природой и волей их народов».

На Западе писали, что в Москве в 1966 году Шарль де Голль искал поддержки, которая защитила бы Францию в случае новой вспышки огня со стороны Рейна, а также против слишком тяжелого покровительства США. Возможно, что эти соображения играли определенную роль. Однако, в отличие от визита в Москву 1944 года, речь не шла о заключении военно-политического союзного договора; обстановка в Европе и в мире стала иной и выдвигала другие задачи. Тем не менее старинные Традиционные факторы франко-русского союза, вероятно, вдохновляли де Голля, для которого история всегда служила базой политических решений. Новый поворот к Москве отражал, как всегда, доминирующее в мировоззрении де Голля убеждение в высшей ценности национального элемента по сравнению с идеологическими факторами. Поэтому для него восстановление независимости Франции совершенно естественно подразумевало отход от США и одновременно сближение с СССР при сохранении независимого положения Франции между двумя крупнейшими державами мира. Нельзя сказать, чтобы в «советской» политике де Голля не было некоторой доли иллюзий, связанных с теорией «конвергенции» двух социальных систем. Мечтая об объединении Европы «от Атлантики до Урала», он считал условием этого социальные и политические изменения в природе социалистических и капиталистических стран. Не случайно в одном из выступлений в Москве он говорил, что современные народы «подчиняются законам одной и той же механической и научной цивилизации». Однако в той же речи это сомнительное утверждение сопровождалось реалистическим подчеркиванием «очень различных режимов» в СССР и во Франции. Поскольку советские руководители исходили в переговорах с де Голлем именно из такой реалистической оценки положения вещей, это создавало деловую атмосферу, исключавшую идеологическую путаницу. Все понимали, что речь идет о межгосударственном сотрудничестве стран разного социального типа. Никаких недомолвок, неискренности, никакой игры в традиционном духе буржуазной дипломатии.

Генерал де Голль прилетел в Москву 20 июня 1966 года и находился в нашей стране до 1 июля. Он знал, что его, одного из руководителей антигитлеровской коалиции, хорошо встретят. Но действительность превзошла его ожидания, и генерал был искренне обрадован атмосферой встреч с советскими людьми. Советское правительство отвело в распоряжение генерала резиденцию в Кремле. Французский журнал «Пари-Матч» писал: «В 1966 году в первый раз после великого пожара Москвы в 1812 году трехцветный флаг развевается над Кремлем». Кстати, де Голль, говоря в Москве о традициях дружбы России и Франции, подчеркнул, что «никогда не было между ними никаких существенных претензий, даже во времена „Войны и мира“ или в эпоху Севастополя». Генерал часто по-своему трактовал историю…

С момента вылета из Парижа в Москву и до возвращения обратно де Голль пролетел 20 тысяч километров, из них 14 тысяч над территорией Советского Союза. В разных советских городах встречать генерала вышли 5 миллионов человек. Он 23 раза вступал в непосредственные стихийные контакты с советскими людьми, произнес перед ними 20 речей. На протяжении 26 часов он вел переговоры с советскими руководителями.

«Он побил таким образом, – писал „Пари-Матч“, – все свои рекорды, поверг в изумление мир и возмутил наших друзей в Новом Свете». Что же возмутило на этот раз американцев, еще болезненно переживавших уход Франции из военной системы НАТО? Конечно, новое важное проявление независимости Франции, большая степень политического согласия руководителей двух стран и исключительно дружественная атмосфера во время визита де Голля. Надо отдать должное, генерал всеми силами способствовал этому с присущим его красноречием, широтой культуры и политическим искусством. 75-летний президент нашел время и терпение, чтобы перед поездкой специально заняться русским языком, и почти все речи заканчивал по-русски. С большим тактом, чувством меры и вкусом он умел для каждого случая найти особые слова. Так, прибыв в Ленинград, он сказал: «Я испытываю огромное удовлетворение и удовольствие от того, что нахожусь сегодня в Ленинграде. Это поистине исторический город: здесь впервые перед миром проявилось величие России. Здесь произошло величайшее событие вашей истории – ваша революция… Ленинград – это прекрасный город, который сумел сохранить и развить все то, что ему досталось от прошлого, и прибавить к нему все новое, что создано человечеством. Это город могучий и лучезарный». А в заключение де Голль продекламировал по-русски пушкинские строки: «Красуйся, град Петров, и стой неколебимо, как Россия!»

В Киеве он вспомнил дочь Ярослава Мудрого, которая стала французской королевой, и говорил о роли древнего города «в создании великой Руси». Волгоград он назвал «самым героическим из всех городов». В Новосибирске он восхищался научными и промышленными достижениями «таинственной и интересной, полной поэзии и романтики» Сибири. В Московском университете генерал проникновенно говорил о величии Ломоносова, об «универсальном характере научной истины», о том, что культура, наука, прогресс – это цель «нового союза» России и Франции. Чувствовалось, что де Голль доволен своей поездкой. Во время встречи с солдатами и офицерами гвардейской Таманской дивизии он сказал: «Я как будто бы помолодел на 20 лет».

1966 год, июнь. Встреча генерала де Голля с советскими людьми

В результате московских переговоров была подписана советско-французская декларация, открывшая новый важный этап в отношениях СССР и Франции, в борьбе за решение проблемы европейской безопасности и укрепление мира во всем мире. В беседах между генералом де Голлем и советскими руководителями, проходивших в атмосфере большой сердечности, речь шла прежде всего о проблемах Европы, которые решено было рассматривать в европейских рамках. Стороны согласились, что Советский Союз и Франция должны внести решающий вклад в налаживание плодотворного сотрудничества всей Европы, к которому они будут стремиться приобщить все европейские страны.

Обсуждались также другие конкретные международные проблемы. Полное совпадение взглядов обнаружилось по вопросу об американском вмешательстве во Вьетнаме. Проблема разоружения, роль ООН также рассматривались в духе согласия. Особенно широко и детально согласовывались советско-французские отношения с точки зрения политики, экономики и культуры. По всем линиям утвердили программу расширения этих отношений. Решено было создать постоянную советско-французскую комиссию, проводить регулярные политические консультации. Стороны договорились установить линию прямой связи между Кремлем и Елисейским дворцом. В целом московские переговоры 1966 года явились фундаментальным вкладом в развитие франко-советского согласия.

После поездки де Голля в СССР началось непрерывное развитие и расширение франко-советских отношений. Речь шла не только о небывало активном сотрудничестве в экономике, культуре, науке. Более близкими становятся позиции двух стран по отношению к важнейшим, наиболее острым проблемам международных отношений. Все чаще СССР и Франция занимают в принципе аналогичные позиции. Так было, например, в связи с ближневосточным кризисом 1967 года или американской агрессией против Вьетнама. Особое значение имела политика двух стран в решении задачи смягчения международной напряженности. В последующие годы стало совершенно очевидно, что переговоры 1966 года в Москве оказались важной вехой не только в отношениях двух стран, но и в развитии всей международной обстановки. Именно 1966 год служит той датой, которая отмечает начало эпохи разрядки. Отношения СССР и Франции явились эталоном, примером отношений стран различных социальных систем в период разрядки. Такие положительные явления, как «восточная политика» Вилли Брандта, система договоров ФРГ со странами социализма, советско-американское согласие в кардинальных вопросах и многие другие события в международной жизни, несомненно, несли на себе явный отпечаток влияния советско-французского сотрудничества. Уже одним этим оно благотворно сказывалось на положении дел в мире, не говоря об осязаемом эффекте дипломатических акций двух стран в решении конкретных вопросов. Без их взаимодействия трудно было бы, например, добиться созыва и успеха Общеевропейского совещания по безопасности и сотрудничеству в Хельсинки.