Текст книги "Бойцы Сопротивления"

Автор книги: Николай Пронин

Соавторы: Джузеппе Фьюмара,Сергей Гладкий
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– А как с оружием? Будет оружие? – спросил паренек в коричневом берете.

Колесник строго посмотрел на него, усмехнулся:

– На блюдечке оружия нам никто не принесет. Тем более что у французского Сопротивления его тоже не хватает. Единственное, в чем обещают помочь наши соседи-франтиреры, – это выдать оружие нам на тот период времени, пока мы не добудем своего. И переговоры по этому вопросу уже начаты…

– Правильно говорит товарищ лейтенант, – подхватил Загороднев. – У немцев оружия много. Значит, будет оно и у нас.

Он поднялся со своего места и заговорил еще более волнуясь:

– Когда мы были за колючей проволокой, то мечтали об одном: как можно скорее вырваться на волю, сражаться с врагом с оружием в руках… Время это пришло!

– Конкретно, что ты предлагаешь? – послышались голоса с мест.

– А разговор у нас и так совершенно конкретный, – невозмутимо продолжил Загороднев. – Создать партизанский отряд, командиром его избрать лейтенанта Колесника. И начинать действовать!..

– Согласны!..

Заместителем командира был избран Петриченко, а комиссаром – Загороднев.

Приступили к формированию отряда. Все были разбиты на группы, по три человека со старшим во главе. Каждая тройка – боевая единица. Она будет выполнять задание командования отряда. Организация троек преследовала еще и другую цель: в каждую из них непременно включался один из тех, кто работал батраком, на первых порах он будет помогать товарищам с питанием. Две тройки – отделение. Три отделения – взвод. Во главе взвода – командир и комиссар. Всего двадцать пять человек…

Когда с организационными вопросами было покончено, Колесник оказал:

– Есть еще одна неотложная проблема – документы. – Он пристально посмотрел на партизан, спросил: – У кого есть нужные бумаги?

Руки подняли всего семь человек.

– Не густо, – заметил лейтенант.

На следующее утро тут же, на гумне, Рейман Телье сфотографировал тех, у кого не было документов, и Сергей выехал в Острикур. Его подполье обещало русским партизанам помочь в обеспечении документами.

25 января.

Отряд создан. Но теперь нужно организовать его действия. Для начала нужна помощь франтиреров. Я с нетерпением жду встречи с их командиром. – Луи. Как-то сложатся наши отношения…»

(Из дневника)

* * *

Наконец поздно вечером пришел связной франтиреров и сообщил, что вернулся Луи. Несмотря на поздний час, Колесник тут же отправился к нему. Они долго шагали по темному хутору. Под ногами чавкала грязь, тут и там сонно ворчали собаки. Связной всю дорогу молчал, и Колесник уже мысленно окрестил его молчуном.

Когда они, обогнув пруд, подошли к домику, одиноко стоявшему под кронами деревьев, спутник Колесника осторожно постучал в окно. Дверь тут же открылась.

В комнате сидели двое: Виктор Жира и широкоплечий, плотный мужчина. «Видимо, это и есть командир франтиреров», – решил Колесник.

– «Капитан»! – представился незнакомец и крепко пожал руку гостю. Рядом с ним лежала карта СССР с пометками, сделанными красным карандашом. Колесник понял, что Луи и Жира беседовали о событиях на Восточном фронте.

В этот вечер прежде всего был решен вопрос об оружии. «Ведь мы делаем общее дело! Не правда ли, лейтенант?» – то и дело повторял Луи. Он пообещал познакомить Колесника с руководителями Сопротивления района и департамента. О делах своего отряда особенно не распространялся. И вообще, на слова казался скуповат, зато мастер был задавать вопросы. Его особенно интересовали побеги Колесника из неволи. Слушая его повествование, Луи то и дело восклицал: «О, камарад Колесник, ты родился под счастливой звездой!» И удивленно крутил головой.

* * *

А через несколько дней после этой встреча, получив несколько немецких автоматов у франтиреров, русские партизаны вышли на свою первую операцию. Главная задача – раздобыть оружие. Раньше других это сделала группа Петриченко. В сумерках он поднялся в мансарду, глуховато доложил:

– Ну, мы пошли, товарищ лейтенант, попытаем счастья…

Петриченко начал подготовку к операции заранее. Уходил с вечера, возвращался под утро: все присматривал, наблюдал и кое-что высмотрел…

– Теперь порядок, теперь выгорит…

Лишь только он спустился с крыльца – задвигались тени у амбара и тут же растворились в густой туманной мгле. Ушло сразу два отделения.

В полночь Петриченко и его группа добрались до дороги Амьен – Абвиль, залегли в сосняке. В темноте перед ними смутно проступало полотно дороги, к нему стеною подступал густой лес. Ночь была темной, без единой звездочки.

– Интересно, который час? – тихо спросил Загороднев.

Петриченко протянул левую руку к глазам, но циферблат – белое пятно, ни цифр, ни стрелок… Тогда бесшумно сполз в овраг, в кустах на минуту вспыхнула зажигалка и тут же погасла. Вернувшись назад, сказал:

– Пошел четвертый.

На шоссе по-прежнему не было ни души. Днем шел бесконечный поток машин, а теперь словно все вымерло. Хотя Петриченко твердо знал – и ночью здесь снуют немецкие машины… Эта тишина начала уже беспокоить. В чем дело? Он посматривал на дорогу, настороженно вслушивался. «Еще немного, – подумал он, – и начнется рассвет. Тогда считай, все пропало, наша ловушка будет как на ладони».

Петриченко по-прежнему не отрывал глаз от дороги. Там все четче проступала стальная струна натянутого наискосок через дорогу троса… Этот трос словно заколдованный: как только натянули его – сразу же, словно по мановению волшебной палочки, прекратилось движение по дороге…

Наконец откуда-то издали накатилось глухое гудение мотора. Петриченко приложил ухо к земле: сомнения не было, где-то далеко шла автомашина, по-видимому, легковая…

Он повернулся к Загородневу. Тот молча кивнул головой, подтвердил: «Идет!» Теперь трос был виден почти четко. «Заметит его шофер или нет?» – лихорадочно думал Петриченко…

Возможно, в последнюю минуту шофер и заметил на дороге что-то неладное, но «оппель» шел с такой скоростью, что изменить что-либо было уже невозможно. Ударившись о трос, «оппель» перевернулся и, подминая под себя кусты, свалился в овраг.

Все это произошло стремительно.

Николай и Андрей быстро скатились в овраг и тут же растворились в тумане. Остальные продолжали лежать. Пока партизаны возились внизу у машины, с лица Петриченко не сходило напряженное ожидание. Но вот, тяжело дыша, из-за тумана почти одновременно вынырнули оба бойца. Андрей нес большой желтый портфель с бумагами, Николай в одной руке держал автомат, в другой – пистолет…

– Их было двое, товарищ командир, – доложил Николай. – Шофер и офицер, вероятно, связной.

Напряжение с лица Петриченко сразу сошло. Он потянулся к Николаю, взял автомат в руки и, подняв его над головой, радостно потряс в воздухе:

– Ну вот и наше первое оружие…

* * *

На месте содержание портфеля партизаны просмотрели поверхностно. Зато на хуторе бумаги были изучены досконально – оказалось, что из Пикардии перебрасывалось на Восточный фронт крупное воинское подразделение.

Утром Колесник отправил бумаги в штаб. А уже под вечер в сопровождении Реймана Телье в мансарде появился элегантно одетый мужчина средних лет с тросточкой в руках. Окинув сидевших в комнате партизан внимательным взтлядом, представился:

– Пьер – связной штаба ФФИ.

Накануне капитан Луи рассказывал, что по инициативе компартий страны созданы французские внутренние силы (ФФИ). Кроме франтиреров и партизан, в них влилась «Тайная армия», созданная де Голлём, и ряд других групп. Силы Сопротивления от этого, разумеется, еще более выросли, к сожалению, некоторые представители этих групп все еще придерживались тактики выжидания. «Возможно, – неприязненно подумал Колесник, – и этот элегантно одетый господин, слегка прихрамывающий, один из них». В первую минуту приход Пьера его не обрадовал.

Между тем Пьер продолжал знакомиться, пожимал каждому руку. Когда очередь дошла до Колесника, связной, окинув его внимательным взглядом, спросил:

– Так вы и есть командир?

– Да!

– Это ваши люди сегодня ночью спустили немецкую автомашину в овраг? – вновь задал он вопрос.

И, не дождавшись ответа, покачал головой. – Ох, и отчаянные же вы, русские… Пойти на такое дело!

И не поймешь, чего больше в его голосе: упрека или восхищения?

«Начинается, – как при зубной боли сморщился Колесник, – сейчас скажет: не надо спешить, ждите прихода союзников… Известно, что может заявить аттантист» {9}9
  Человек, проповедующий выжидание.


[Закрыть]. И у него непроизвольно вырвалось: – А вы пришли сказать, что мы напрасно это сделали?

И тут же ему стало неловко за свою горячность, он подумал, что после этих слов Пьер, пожалуй, обидится. Однако тот, незаметно подмигнув Телье, громко рассмеялся:

– Никаких компромиссов. Вот такой же был и Шарль…

Заметив недоумение на лице Колесника, Рейман пояснил:

– В свое время Пьер находился в группе Шарля Дебаржа.

– Дебаржа! – удивился Колесник… И тут же вспомнил лето сорок второго… Их только что привезли во Францию. Как-то рексисты {10}10
  Бельгийские фашисты.


[Закрыть] гнали их колонну по улицам Острикура. Неожиданно он обратил внимание на большой серый лист бумаги, висевший на заборе, отпечатанный крупным типографским шрифтом. В нем фигурировала фамилия Дебаржа, за голову которого немецкий штаб в Лилле обещал выплатить сто тысяч франков…

Вооруженную борьбу с немцами Дебарж начал в Карвине. Именно здесь находились шахты, в которых они работали. Уже в то время Шарль и его товарищи наводили страх на фашистов и были символом борьбы французских шахтеров с оккупантами… Тут его знали многие и говорили о Дебарже с восхищением. Вот почему, как только была упомянута эта фамилия, недоверие к Пьеру сразу прошло.

– Так, выходит, мы земляки, – сказал лейтенант, улыбаясь. Пьер, в свою очередь, недоуменно захлопал глазами…

– Я и мои товарищи работали в шахтах компании. «Карвен», – пояснил Колесник.

– Ах вот оно что! – теперь уже обрадовался француз. – И в самом деле земляки, – воскликнул он. И тут же спросил:

– Как у вас с питанием? Впрочем, вопрос этот излишний. И так ясно. Я принес вам деньги, хлебные и продовольственные карточки. Они действуют повсеместно.

– Спасибо, – поблагодарил Колесник. – Еще бы нам оружие…

– Оружия, к сожалению, нет, – огорчился Пьер. – Ни американцы, ни англичане давать его нам не собираются.

Пьер засиделся с партизанами допоздна. Уходя, еще раз напомнил:

– А насчет осторожности не забывайте. – И, показав на свою изуродованную ногу, добавил: – Я выполнял задание Дебаржа, сделал необдуманный шаг – и вот отметка на всю жизнь… Впрочем, могло кончиться и хуже…

Против осторожности они, разумеется, ничего не имели. С первых дней в отряде было установлено непреложное правило: операции проводить как можно дальше от хуторов, в которых они жили, ни в коей мере не оставлять после себя, что называется, следов. К сожалению, это удавалось не всегда…

Вчера на разведку отправились Загороднев и Сергей. Побывали в Дуллане. Уже в сумерках возвращались на хутор… Неожиданно на окраине города они увидели двух солдат немецкой полевой жандармерии, конвоирующих арестованного. Встреча была столь неожиданна, что в первую минуту партизаны растерялись. Однако вскоре это прошло. Они переглянулись, Сергей притворился пьяным, его тут же замотало по улице из стороны в сторону. Загороднев последовал его примеру и даже замурлыкал французскую песенку, хотя знал всего один куплет.

Тот из конвоиров, что шагал впереди – молоденький жандрам, нес в руках сверток. Карабин у него болтался за спиной. За ним понуро шел арестованный. Шествие замыкал пожилой солдат, державший карабин в руках.

– Я беру на себя пожилого, – шепнул Сергей и чуть-чуть опередил Загороднева.

Особого беспокойства гуляки у жандармов не вызвали, тем более что они были так пьяны, особенно тот, что шагал впереди: бедняга прилагал столько усилий, чтобы держаться прямо, но это никак ему не удавалось, его мотало из стороны в сторону, словно шлюпку в штормовом море.

Все произошло в тот момент, когда конвой уже миновал парней. Один из них неожиданно кинулся на заднего конвоира, рванул карабин на себя. Жандарм скорее от неожиданности успел нажать на спусковой крючок, выстрелил в воздух. Но тут же, получив удар ботинком в пах, отлетел в сторону. В этот момент Загороднев успел разоружить молоденького жандарма.

Вдруг из-за кустов раздался выстрел, пуля просвистела над головой Сергея. Неподалеку, за углом дома, оказывается, стояла не замеченная ранее жандармская машина, и стрелял в них шофер.

– Уходите, – кивнул Сергей, – а я вас нагоню. – И, упав в кювет, принялся стрелять.

Загороднев понял, что Сергей имел в виду его и освобожденного француза. Но когда он оглянулся, то арестованного уже не было. Исчез и пожилой жандарм. Лишь молоденький солдат, видимо, все еще не пришел в себя после всего, что произошло, и стоял с нелепо поднятыми над головой руками. Загороднев повалился на землю рядом с Сергеем и принялся ловить шофера на мушку. В это время, пятясь назад, машина выкатилась из-за кустов и, подмигивая подфарниками, разворачивалась, готовая ринуться в город. От очередного выстрела Сергея над капотом вдруг появился крохотный язычок пламени, и вскоре огонь уже охватил всю машину.

– Бежим, – крикнул Сергей и первым кинулся в темный переулок.

Утром, когда партизаны стали анализировать эту стычку с жандармами, то нашли в ней немало погрешностей против той осторожности, о которой говорил Пьер. Но, видимо, без погрешностей не обойтись.

Днем из-под Абвиля вернулся Николай с товарищами. Они принесли пистолет и пару карабинов.

– Мы обнаружили склад с горючим, – доложил Николай, – Объект довольно интересный. Как только добудем оружие, с него и можно начинать!

– А что! – воскликнул Колесник. – Я думаю, что ждать этого дня осталось недолго. Давайте прикинем. Сейчас у нас семь единиц оружия. Это, конечно, негусто. Пока мало боеприпасов. Но если и дальше мы станем добывать оружие столь успешно, то скоро составим серьезную боевую силу.

Тетрадь третья

«10 февраля.

Нам стало известно, что в нашем районе появился подозрительный тип. Его зовут Карье. По-видимому, это шпик и разыскивает партизан.

Обосновался Карье в кафе мадам Креман, это на развилке дорог у Розели».

(Из дневника)

Решили, что Карье займутся Петриченко и Николай.

Через некоторое время разведчикам удалось собрать о Карье некоторые данные.

До войны он служил в почтово-телеграфном ведомстве. По делам службы иногда приезжал в Розель, заходил в кафе мадам Креман – жизнерадостной женщины, быстрой в работе, острой на язык. В первые дни оккупации Карье где-то запропастился, на хуторе не показывался, а когда появился вновь, сразу можно было понять, что он стал шишкой, ведающим продовольственными заготовками: держался с большим достоинством, на боку носил офицерскую сумку.

То, что старый посетитель вновь вернулся в кафе, никого не удивило. Крестьяне любили мадам Креман и охотно посещали ее заведение. Даже в голодный сорок четвертый год здесь всегда можно было выпить чашечку кофе, а приветливые слова и щедро расточаемые улыбки хозяйки заставляли забывать, что кофе сварено из желудей. Поэтому на первых порах визиты Карье никого не удивили. Подвело его не в меру проявляемое любопытство.

– Мадам Креман, – как-то вкрадчивым голосом заговорил он, – что это за странные посетители иногда заходят к вам? Вот за этот стол люди садятся вроде бы разные, а газеты держат одинаковые?

– Неужели, мсье Карье! – воскликнула она. – Я просто поражена вашей наблюдательностью, а сама, признаться, этого не замечала, все дела, все, знаете, некогда…

По селам и хуторам Карье ездил не один, а с пятью вооруженными солдатами. Они скупали у крестьян продукты за бесценок. Ведь немцы не разрешали возить продукты в город на рынок… Странно было только то, что нередко вслед за отъездом «заготовителей» начинались аресты. Один случай, второй… Особенно забеспокоились партизаны после того, как был схвачен паренек, только что бежавший из лагеря и прибившийся к ним. Правда, в отряд взять его еще не успели, но уже присматривались к нему. Жил он на хуторе Розель. После того как там побывали «заготовители», его схватили.

Эти аресты встревожили и франтиреров.

– Церемониться с ним нечего, – сказал капитан Луи, когда Колесник рассказал ему о наблюдениях своих разведчиков. – Все ясно – это платный шпик!

– Да, но он француз, – замялся Колесник.

Капитан посмотрел на него недоуменно:

– Француз? Ах, вы вон о чем. Дипломатия… Хорошо. Тогда вместе с вами пойдут и мои парни. Карье они возьмут на себя. Согласны?

– И еще вопрос, – продолжал Колесник, – в случае, если мы отнимем у «заготовителей» продукты и скот, куда все это девать?

– Ну, эту проблему решить нетрудно, – улыбнулся Капитан, – отдадим семьям расстрелянных патриотов.

* * *

Накануне стало известно, что Карье и сопровождающие его солдаты вечером должны возвращаться из-под Дуллана в Амьен – центр департамента. В лесу, на развилке дорог, была устроена засада. Уже в сумерках Николай подал сигнал:

– Едут!

Вначале послышалось цоканье подков о щебеночное шоссе, затем игра на губной гармонике… Вот из-за кустов вынырнула первая фурманка, за ней вторая.

Сытые, лощеные битюги, несмотря на груз, шли крупным шагом. Для них этот груз – не груз. Солдаты, развалившись на мешках и свертках, дремали, а тот, что устроился на первой фурманке, играл на губной гармонике. Сам Карье полулежал на последней подводе. За ней шел привязанный скот.

Особое внимание партизаны обратили на солдата, видевшего впереди. И не только потому, что он ехал первым и играл на губной гармонике – больно уж комично он выглядел: крохотная головка, большие, словно лопухи, уши. В первый момент «гармонист» показался им рохлей, этаким недотепой. Но этот недотепа чуть не наделал беды…

Как только первая подвода поравнялась с тем местом, где партизаны спрятались в кустах, Колесник подал сигнал. Бойцы выскочили из укрытия с такой быстротой и внезапностью, что Карье и его солдаты не успели даже взяться за оружие. Зато тот, что сидел впереди, проявил удивительную прыть. Он раньше всех заметил партизан, тут же сиганул в кусты и запетлял между ними словно заяц.

Карабин немец прихватить не успел. Поэтому все надежды у него были на ноги, а ног он не жалел. За ним кинулся Жан – неплохой спортсмен. Однако расстояние между ним и беглецом начало быстро увеличиваться. Франтиреры и партизаны намеревались провести операцию тихо, без единого выстрела. К сожалению, Жан вынужден был выхватить из-за пояса пистолет. Только он прицелился – беглец сиганул в кусты и был таков, словно провалился сквозь землю. «Куда же он девался?» – недоумевал француз. В тот момент, когда Жан пробегал мимо куста, за который нырнул немец, он чуть не кувыркнулся через кучу барахтающихся тел. Оказывается, солдат наскочил на секретный пост, выставленный Колесником. Услышав хруст веток, а затем и увидев самого беглеца, партизаны затаились, подпустили его ближе, сбили с ног и скрутили руки.

Подводы тут же были отправлены в укромное место под разгрузку. С ними ушел и скот, а Карье и солдат увезли с собой франтиреры.

В этой операции было захвачено пять карабинов и один пистолет. Два карабина оказались в руках франтиреров. Но старший группы Телье подошел к Колеснику и сказал:

– Возьмите и их, эти карабины по праву принадлежат вашим парням.

– Спасибо, – поблагодарил лейтенант, – но ведь вам тоже не хватает оружия…

– О, я имею неплохой автомат! – возразил Телье.

Сунув руку за пазуху, он вытащил пятнадцатизарядный пистолет, подбросил его на ладони и весело рассмеялся.

Оружие, переданное французами, было для русских партизан самым дорогим подарком.

* * *

Утром дождь, ливший всю ночь, наконец прекратился, выглянуло солнце. Над полями закурились легкие облачка испарений.

Едва батраки ушли в поле и усадьба опустела, в мансарде появился Андрей, самый молодой боец отряда, и с тревогой в голосе доложил:

– Товарищ лейтенант, возле партизанского дома я только что видел Лефевра…

– Какого еще Лефевра? – не понял Колесник.

– Ну, жандарма, который иногда наведывается на наш хутор…

Усадьба, где находился домик, облюбованный партизанами для своих встреч, расположилась неподалеку от кладбища. Состоятельный хозяин покинул свою усадьбу еще в сороковом году, в дни отступления французской армии. Покинул и не вернулся…

С приходом немцев в ней некоторое время жили зенитчики. Они сожгли мебель, повыворачивали полы и двери. Потом дом опустел, дорога, ведущая к нему, заросла побегами плюща и омелы. В доме скрипели сорванные с петель двери, хлопали оторванные ставни, мяукали одичавшие кошки. Эту усадьбу и облюбовали русские партизаны. В ней они собирались в канун проведения операций, здесь была запрятана часть их оружия.

Утром у Андрея начались рези в желудке, ему сказали, что в таких случаях помогают ягоды остролиста. Его немало растет вокруг заброшенного дома. Разыскивая старые, засохшие ягоды, он вдруг увидел притаившегося в кустах одетого в коричневую форму жандарма. Стараясь быть незамеченным, тот внимательно наблюдал за усадьбой, прислушивался, нет ли кого в доме. Возможно, жандарм стал догадываться, что батраки, которых в последнее время становится все больше в округе, – довольно странные батраки. Вот он и решил познакомиться с ними поближе…

– Возвращайся назад и не спускай с него глаз, – приказал Колесник.

Днем Лефевра видели возле домика вновь. Значит, его приход не случаен.

* * *

В сумерках, когда жандарм катил на велосипеде в город, возможно, для того, чтобы доложить начальству о своих первых наблюдениях, ему перегородил дорогу невысокого роста вертлявый, слегка прихрамывающий на правую ногу человек.

– Мсье, прошу!

Лефевр резко притормозил велосипед.

– Что еще за мода останавливать людей на дороге? – недовольно проворчал он.

Но не успел еще жандарм сообразить в чем дело, как другой, тот, что шагал по обочине шоссе, предостерегающе положил ему руку на плечо и, ловко выхватив из кобуры пистолет, спокойно сунул его в свой карман.

– Что это значит? – побледнел ошарашенный жандарм.

– Ничего особенного – заговорил вертлявый. Увидев легковую автомашину, идущую им навстречу, весело воскликнул: – Что же мы стоим, идемте же…

Они шагали по дороге и беседовали, как хорошие друзья.

– Мы партизаны, господин Лефевр, те самые партизаны, которых вы разыскиваете. Я француз, а вот он – парень из России…

– Русь? – Жандарм недоверчиво посмотрел на парня, вытащившего у него пистолет.

– Невероятно, не правда ли? – продолжал хромой (это был Телье). – Но это так, за войну этот парень и его товарищи много повидали и пережили, их трудно чем-либо удивить. И все же ваше поведение им кажется странным. Эти русские помогают Франции, а вы? Правда, вам еще не поздно сотрудничать с нами.

Говоривший пристально посмотрел в лицо Лефевра.

– Я вас понял, – глухо проговорил жандарм. – Что от меня требуется?

– Пока ничего… Но если ваши коллеги всерьез заинтересуются нами – поставить нас вовремя в известность. Только не извольте шутить, господин жандарм. Таких шуток мы не примем!

Лефевр кивнул головой.

– Да, в отношении вашего оружия! А что, если мы оставим его себе? Вы сможете обойтись без пистолета?

– Вполне.

– Вот и прекрасно!

Договорившись о месте и времени встречи, партизаны исчезли так же быстро и неожиданно, как и появились. А жандарм, вынув из кармана платок, еще долго стоял на шоссе, утирая вспотевшее лицо и обдумывая происшедшее.

Было о чем подумать и партизанам. Сдержит ли свое слово Лефевр? На всякий случай решили принять меры предосторожности. Те из партизан, кто не был зарегистрирован в качестве батраков в полиции, стали постоянно менять место ночевок. Колесник поселился теперь на гумне. Утром сюда пришел Петриченко и сообщил, что из Острикура вернулся Сергей, привез десять «аусвайсов». Это, конечно, ни в коей мере их не удовлетворяло, но обстановка с документами в отряде несколько разрядилась. Сергей повидал Жана – одного из руководителей городского подполья Острикура. Тот рассказывал, что недавно на шахтах опять прошли аресты.

Вместе с Сергеем пришло пополнение: трое парней. К сожалению, они были так истощены, что об их участии в боевых операциях в ближайшее время нечего и думать… Прежде всего ребят надо было откормить, а для этого их следует пристроить на фермы батраками. Но куда?

– Я думаю, что за этим дело не станет, – сказал Загороднев.

Однако его оптимизм не оправдался. На следующий день выяснилось, что постоянных рабочих в ближайших хуторах фермеры набрали достаточно, а сезонных пока не требовалось: до начала уборки было еще далеко, а с севом обходились своими силами. На помощь пришел Телье:

– Есть у меня знакомый фермер, – оказал он, – человек, правда, небогатый и батраки ему вряд ли нужны, но все же я поговорю с ним.

Вернулся он поздно вечером с набитым чем-то под завязку мешком на плечах. Весело объявил: – Все в порядке. Вопрос решен положительно! Констан сказал: «Раз русские – приводи хоть троих!» А это вам от него гостинец…

– Русские? – насторожился Колесник. – А откуда он знает об этом?

Телье улыбнулся.

– Я, конечно, про поляков начал толковать. Мол, парни нам очень нужны, надо их куда-то пристроить… А он засмеялся: «Эх, Рейман, Рейман, ты и врать-то как следует не умеешь. Знаю, что это за поляки…» Сгреб пустой мешок, пошел в кладовку, набил его продуктами, сказал: «Вот, возьми и передай от меня гостинец русским. Это им за «заготовителя», а их командиру скажи: возьмут в свой отряд – пойду с удовольствием. Ведь Карье и его подручные не только грабят крестьян, у меня, например, они зарезали две свиньи, но и шпионят… Вот за то, что русские рассчитались с этими подонками, передай им большое спасибо!»

– Кто этот Констан? – спросил Колесник, удивленный и в то же время заинтересованный рассказом Телье.

– Мы с ним старые друзья, – улыбнулся тот. – Перед приходом немцев во Францию вместе служили на бельгийской границе, были в одной роте. Несколько месяцев резались в карты, писали письма домой, а потом вместе отступали… Я родом из Арденн, но Констан уговорил меня пойти в его деревню, помог устроиться батраком. Когда я пошел в партизаны – приглашал его, но Констан отказался. Трагедия, пережитая на бельгийской границе, убила в нем всякие надежды на то, что Франция вновь станет свободной. Он старался ни о чем не думать, занимался лишь своими крестьянскими делами. Но когда ваша страна вступила в войну с Германией, а тут еще он услышал, что на французской земле с немцами сражаются русские – Констана будто бы подменили, так он воспрянул духом. Перед уходом он еще раз напомнил: «Если возьмут меня в свой отряд русские – все брошу, пойду к ним».

«Выходит, наше пребывание на хуторе не тайна, – с тревогой подумал Колесник. – Следовательно, надо быть готовыми ко всяким неожиданностям. И как ни трудно, прежде всего следует установить на хуторе скрытое круглосуточное дежурство».

«7 марта.

После обезвреживания Карье настроение у бойцов приподнятое. Хорошо бы эту бодрость духа сохранить и впредь. Важно подобрать такую операцию, которая бы увлекла, захватила бойцов, прошла успешно. Я все думаю про склад с горючим. У нас было уже немало планов по его уничтожению. Но все их мы сами же и отвергали. Вчера возле склада вновь побывали разведчики. Не скажу, чтобы это посещение внесло полную ясность. Склад этот сильно охраняется. Подступиться к нему непросто. Поэтому над тем, как перехитрить врага, надо еще много думать…

(Из дневника)

* * *

По вечеру вместе с разведчиками в район склада отправился и Колесник. На хутор партизаны вернулись уже за полночь. В мансарде лейтенанта поджидал Телье.

– Наконец-то, – обрадовался он, – вас ждет Капитан!

– Капитан? – удивился Колесник. – Зачем я понадобился ему в столь поздний час?

В ответ Телье лишь пожал плечами. За спиной у него был рюкзак. «Собрались на операцию», – решил Александр.

Окна комнаты Телье были плотно закрыты ставнями, однако в щель одной из них прорезался тонкий пучок света, падал на куст сирени. Пропустив вперед Колесника, Рейман остался на крыльце. В углу на диване дремал Капитан. Когда лейтенант скрипнул дверью, он встрепенулся, поднялся со своего места, подал руку.

После обезвреживания Карье эта была их первая встреча. Луи поздравил Колесника с успешно проведенной операцией, поблагодарил за продукты, спросил:

– Среди трофеев, кажется, есть оружие?

– Да, пять карабинов и пистолет…

– Вот видишь, – улыбнулся он, – я же говорил, что «прокат» вам понадобится ненадолго. Молодцы, ребята! – И, подумав, добавил: – Правда, с таким оружием в открытую на врага не пойдешь, но я надеюсь, что вы и не собираетесь этого делать.

– Да, конечно, – согласился лейтенант, еще не понимая, куда он клонит.

– Какие у вас планы на ближайшее будущее? – поинтересовался Капитан.

Колесник сказал, что они готовятся поджечь склад с горючим по дороге Дуллан – Амьен.

– Знаю этот склад, – нахмурился Луи, – Объект довольно крупный, но и охрана там солидная и подступиться к нему непросто.

Капитан потер виски, видимо, его беспокоила головная боль, и заговорил вновь:

– Мы уходим на задание, – он запнулся, словно ему было трудно подобрать нужное слово и, подумав, продолжал: – связанное с немецким секретным оружием… Уходим сегодня и вернемся не скоро. Между тем есть дело, которое не терпит отлагательств. И оно, пожалуй, поважнее склада.

С этими словами он вынул из сумки карту-двухкилометровку Пикардии, расстелил ее на столе и провел по ней пальцем с севера на юг.

– Видите вот эту автомагистраль? Вдоль нее уложен телефонный кабель Париж – Дюнкерк. Сейчас, когда немцы ожидают в этом районе высадку англичан и американцев, распространяться о значении этой линии связи, думаю, нет необходимости. Так вот, не возьметесь ли вы за поиски кабеля?.. Это приказ Центра.

Колесник мысленно сопоставил склад и кабель. Нарушить связь на таком участке фронта – дело, конечно, более важное. И тут же согласился.

– Ну вот и прекрасно, – улыбнулся Луи. – Тогда я пошел, а то меня уже заждались. Успехов вам, лейтенант…

– И вам успехов, Капитан!

* * *

Поиски кабеля они начали чуть севернее Дуллана, вдоль национальной дороги Дуллан – Дюнкерк. Уже на следующую ночь туда отправилось несколько партизанских троек.

…Свет от фонарей «летучая мышь» падает узкой полоской, освещая лишь траншею в пятьдесят-семьдесят сантиметров. Работать в ней тесно и неудобно, а главное – трудно: под тонким покровом дерна вначале идет слой булыжника, потом подстилочный щебень и кремень. Приходится действовать больше кайлом, нежели лопатой. Недаром здешние крестьяне половину своей жизни убивают на очистку полей от множества камней, складывая их на меже рыжими конусообразными кучками.

– Ну и землица же, чтоб черт ее побрал, – ворчит Николай и принимается орудовать кайлом еще яростней. Кайло нет-нет да и угодит в камень, и тогда вокруг сыплются искры. Николаю помогает Андрей. А в это время вторая пара – Жуков и Воробьев, отдыхают и одновременно ведут наблюдение за дорогой. Спустя некоторое время их роли меняются: за работу принимаются отдыхающие, а те, кто трудился, встают на пост.