Текст книги "Доверено флоту"

Автор книги: Николай Кулаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Противник пытался прорвать оборону то в одном, то в другом секторе. Очень настойчивыми были такие попытки в восточном, особенно на приморском его участке. Держаться здесь помогал огонь 412-й береговой батареи, одной из двух самых мощных под Одессой. Части восточного сектора активно поддерживали также эсминцы «Незаможник» и «Шаумян», канонерские лодки (передний край остальных секторов проходил еще далеко от моря).

На одесском плацдарме было мало авиации – один полк истребителей. Командовал им майор Л. Л. Шестаков, известный впоследствии летчик, будущий Герой Советского Союза. Военный совет Приморской армии просил помощи бомбардировщиками у нас: флот был ближе, чем Южный фронт. Наши возможности в этом отношении были ограничены: по заданию Ставки флотская авиация продолжала наносить удары по целям в глубоком тылу противника. Но бомбардировщики посылались из Крыма и под Одессу. Не обходилось без потерь. Из 35 самолетов, бомбивших там 12 августа сосредоточенные для атак вражеские войска, пять не вернулись и еще три получили повреждения.

Дни 17– 18 августа были в Одессе такими напряженными, что требовалось следить за развитием событий непрерывно, и командующий, не дожидаясь утреннего или вечернего донесения, по нескольку раз в сутки приказывал начальнику оперативного отдела Жуковскому запрашивать у штаба Одесской базы обстановку. Враг угрожал Беляевке, где находилась заборная станция одесского водопровода, упорно пытался прорваться на флангах обороны, усиливал воздушные налеты на город и порт. В восточном секторе полк Осипова, пополненный подразделениями 2-го Черноморского полка морской пехоты, вел при поддержке береговых батарей и кораблей бои за переходившие из рук в руки позиции у Булдинки. [73]

А утром 18-го в западном секторе, в центре оборонительного обвода, противник после сильной артиллерийской и авиационной подготовки предпринял самую крупную с начала боев на подступах к городу атаку танками и пехотой с явным расчетом на глубокий прорыв вдоль железнодорожной линии Раздельная – Одесса. Положение создалось опасное. Но оборонявшиеся здесь полки 95-й стрелковой дивизии генерал-майора В. Ф. Воробьева держались стойко. Им вовремя помогли штурмовкой вражеских войск с воздуха (штурмовиков под Одессой не было, однако их заменили истребители), выводом на линию бронепоезда, артогнем из соседних секторов. Только единичные танки, оторвавшиеся от своей пехоты, прорвались в глубину нашей обороны, и там их успешно уничтожали. Остановив врага, наши части переходили в контратаки и в конечном счете отбросили его на исходные позиции.

По оценке штаба Приморской армии, противник потерял до половины машин введенной в атаку танковой бригады, а его потери в живой силе определялись четырехзначной цифрой. Независимо от точности этих данных не подлежало сомнению – защитники Одессы выдержали серьезное боевое испытание. Но очевидным было и то, что бои за Одессу вступают в такой этап, когда враг, накопив силы, значительно превосходящие наши, намерен активнее добиваться решительных результатов.

Между тем нарком ВМФ уже сообщил, что дивизии, о выделении которых просил Военный совет флота, сейчас не могут быть направлены в Одессу: формировалась армия для защиты Крыма.

* * *

Утром 19 августа была получена директива Ставки Верховного Главнокомандования об образовании Одесского оборонительного района – ООР. Командующим оборонительным районом назначался контр-адмирал Г. В. Жуков с непосредственным подчинением командующему Черноморским флотом. Таким образом, ответственность за дальнейшую оборону Одессы возлагалась на флот.

Ставка нашла для решения этой задачи такую форму боевой организации и управления, которая наиболее соответствовала сложившейся обстановке. Верховное Главнокомандование, как мы понимали, исходило, очевидно, из того, что удержание Одессы, оказавшейся далеко за линией сухопутного фронта, теперь зависело именно от флота, господствующего на Черноморском театре, способного обеспечить перевозки в осажденный город и иную помощь ему. [74]

Командующий ООР облекался всей полнотой власти в районе Одессы. Ему подчинялась как военно-морская база с приданными кораблями, так и сухопутные войска – Приморская армия. Он был обязан мобилизовать и использовать для обороны города и района все способное к этому население, направить в строй весь излишний состав тыловых частей и учреждений, выявить и применить всю пригодную для обороны технику, а все ненужное эвакуировать. Ставка установила рубежи района (Фонтанка, Кубанка, Ковалевка, Отрадовка, Беляевка и Маяки, станция Каролино-Бугаз), которые надлежало оборонять до последней возможности. Очаков, уже не имевший сообщения с Одессой по суше, в эту территорию не входил. Подчеркивалась необходимость особого внимания к развитию системы инженерных оборонительных сооружений, к созданию запасных рубежей и приведению в оборонительное состояние самого города.

Поздравляя контр-адмирала Жукова с высоким назначением, Военный совет флота был уверен, что этот старый большевик и волевой командир, прекрасный организатор оправдает доверие, оказанное ему Верховным Главнокомандованием.

Гавриила Васильевича Жукова знали не только на флоте. Командир Одесской военно-морской базы пользовался авторитетом и уважением в городе. Он являлся кандидатом в члены ЦК КП(б)У, членом обкома партии, депутатом областного и городского Советов. И повоевал Жуков уже немало. В гражданскую войну сражался с белыми на Волге, потом на Каспии. А с фашистами не так давно имел дело в Испании, где заслужил два ордена. Конечно, он, будучи боевым моряком, не имел достаточного опыта в действиях на суше. Но в этом отношении контр-адмирал Жуков мог положиться на генерал-лейтенанта Г. П. Софронова, который, оставаясь командармом Приморской, становился заместителем командующего ООР по сухопутным войскам.

Дальнейшее показало, что при произведенной в Одессе довольно необычной перестройке командования, когда вчерашние начальники Жукова сделались его подчиненными, Гавриил Васильевич сумел правильно себя поставить, не ущемляя чьего-либо самолюбия и достоинства.

Был образован Военный совет ООР, и членами его утверждены: дивизионный комиссар Ф. Н. Воронин – член Военного совета Приморской армии, бригадный комиссар И. И. Азаров и секретарь Одесского обкома партии А. Г. Колыбанов, [75] имевший звание бригадного комиссара. Начальником штаба оборонительного района назначили генерал-майора Г. Д. Шишенина, возглавлявшего до того штаб Приморской армии, который он передал полковнику Н. И. Крылову.

Командиром Одесской военно-морской базы (и одновременно заместителем командующего ООР по обороне с моря) стал контр-адмирал И. Д. Кулишов, возглавлявший до недавних пор Николаевскую базу. Военкомом военно-морской базы по-прежнему оставался полковой комиссар С. И. Дитятковский. Герой Советского Союза генерал-майор инженерных войск А. Ф. Хренов, руководивший с самого начала оборудованием и укреплением одесских рубежей, был назначен помощником командующего по инженерной обороне.

Обстановка под Одессой требовала свести организационные мероприятия к необходимому минимуму и завершить их в кратчайший срок. Поэтому было решено не создавать в ООР нового старшего для района политоргана, а считать таковым политотдел Приморской армии. На него возлагалось руководство политической работой как в сухопутных, так и в морских частях. Возглавлял поарм полковой комиссар Л. П. Бочаров, который отчитывался теперь и перед Военным советом ООР, и перед политуправлением ЧФ.

В условиях, какие сложились под Одессой, боевая, действенная политработа, поднимающая в людях стойкость, мужество, самоотверженность, имела поистине неоценимое значение. И в ней необходимо было неукоснительно придерживаться правила: говорить бойцам о положении на фронте, о силе противника только правду, ни в коем случае и не преувеличивать, и не преуменьшать сложностей обстановки, трудностей предстоящей борьбы.

«Наша сила и могущество, – говорилось в первом обращении Военного совета ООР к защитникам Одессы, – состоит в том, что каждый боец и командир предан своей Родине, любит свой народ и готов идти на любые жертвы, но боевой приказ выполнить».

Политорганы и партийные организации духовно сплачивали защитников города. Коммунисты показывали пример стойкости в обороне. Многие воины в той трудной и сложной обстановке решили связать свою судьбу с ленинской партией, обращались с просьбой принять их в ее ряды. Только в августе, главным образом в последней декаде, в партийные организации частей было подано 348 заявлений о вступлении кандидатами в члены партии. [76]

Основными формами массово-политической работы в тот период были митинги и собрания воинов, короткие выступления командиров и политработников перед личным составом, их задушевные беседы, обращения командования ЧФ и ООР, партийных и советских органов Одессы к защитникам города. Для популяризации подвигов широко использовались газеты и листовки. Мы заботились о том, чтобы на рубежи Одессы своевременно доставлялись «Правда», другие центральные газеты, а также «Красный черноморец», издававшийся в Севастополе. Популярностью у защитников Одессы пользовались также армейская газета «За Родину», базовая газета «Ворошиловский залп», дивизионные газеты «Боец РККА», «Красный воин», «Буденновец», «На боевом посту».

Само образование Одесского оборонительного района ощутимо способствовало подъему боевого духа его войск. Люди, сражавшиеся на изолированном плацдарме-пятачке, сообщавшемся со своими далекими тылами лишь по морю, почувствовали, какое значение придается их участку фронта. С воодушевлением прошли в армейских и флотских частях митинги. Настроение их участников хорошо выразила предельно краткая резолюция, принятая в одном из подразделений Чапаевской дивизии: «Стоять насмерть, но врага к Одессе не подпустить».

При новой организационной структуре многое стало решаться быстрее и проще. Все вопросы, связанные с обороной Одессы, рассматривались в Ставке по представлению командования Черноморского флота – через наркома ВМФ, а иногда и непосредственно. Но главным было – действовать, не теряя ни минуты, не упуская ни одной возможности. Требовались срочные, подчас необычные меры.

Мы продолжали надеяться, что Одесса получит, пусть немного позже, основательное армейское подкрепление. А пока части ООР пополнялись бойцами, которых могли послать флот и осажденный город. В течение второй половины августа в Одессу было отправлено шесть отрядов моряков-добровольцев общей численностью 2470 человек, в том числе 271 коммунист и 1136 комсомольцев. Мы тщательно подбирали командира и комиссара каждого отряда, искали таких людей, которые действительно были бы достойны вести в бой посланцев всех кораблей и частей флота.

В военно– исторической литературе обычно называются лишь некоторые из этих товарищей, и командование многих отрядов выглядит как-то обезличенно. Поэтому считаю нужным привести здесь фамилии всех командиров и военкомов: [77] 1-й отряд -майор А. С. Потапов (будущий командир знаменитых морских стрелковых бригад – 79-й и 225-й), старший политрук С. М. Изус; 2-й отряд – майор И. М. Деньщиков, старший политрук Я. С. Ремезов; 3-й отряд – майор П. Е. Тимошенко, политрук А. И. Кочетов; 4-й отряд – майор А. И. Жук, политрук Ф. В. Еремеев; 5-й отряд – капитан В. В. Спильняк, политрук Г. А. Ярославцев; 6-й отряд – майор А. И. Щекин, старший политрук В. Е. Заброда.

Пополнение отправлялось в Одессу на боевых кораблях – так было и быстрее, и надежнее. И на эскадре гордились тем, что все до единого бойцы, принятые на борт ее кораблями, благополучно сошли на одесские причалы.

Отряды моряков распределялись по армейским соединениям и с ходу вводились в бои. Как правило, их особенно не дробили, стараясь вливать в стрелковые части цельными подразделениями, – опытные командиры ценили внутреннюю спайку краснофлотцев, силу их боевого товарищества. И не понадобилось много времени, чтобы о моряках, прибывших на сухопутный фронт, пошла добрая слава.

Вот свидетельство командира 95-й стрелковой дивизии генерал-майора В. Ф. Воробьева, принявшего под свое начало отряд майора А. С. Потапова: «Отряду моряков дан самый ответственный участок по полотну железной дороги, идущей на Одессу, где враг больше всего пытается действовать. Моряки сражаются с беспримерной храбростью, мужеством и самоотверженностью. Это отважные бойцы. Отряд моряков цементирует дивизию, по ним равняются остальные роты и батальоны».

В Одессе формировались подразделения ополченцев, но им не хватало вооружения. Флот, как известно, снабжается ручным стрелковым оружием в очень ограниченном количестве – большинству матросов винтовка не нужна. Однако, проверив все флотские арсеналы и склады, изъяв все, что можно, в береговых частях, мы смогли послать защитникам Одессы 6,5 тысячи винтовок и 4 миллиона патронов к ним, более 700 пистолетов, несколько десятков пулеметов и автоматов. Нашлось на флоте также 6 тысяч ручных гранат, 15 тысяч снарядов для полевых орудий.

В ООР был предусмотрен заместитель командующего по авиации, но назначенный на эту должность комбриг В. П. Катров распоряжался тем единственным в Приморской армии истребительным авиаполком майора Шестакова, о котором я уже упоминал. Под Одессу продолжали вылетать флотские бомбардировщики с крымских аэродромов, но этого [78] было недостаточно. Обсудив положение с авиацией на одесском плацдарме, Военный совет флота решил направить туда авиагруппу в составе 35 истребителей и 6 штурмовиков и эскадрилью морских разведчиков МБР-2.

Разумеется, по мере того как этого требовала обстановка, усиливалась огневая поддержка войск ООР с моря. С двадцатых чисел августа корабли, приходившие из Севастополя и кавказских портов, уже изо дня в день вместе с базировавшимся в Одессе отрядом контр-адмирала Вдовиченко вели огонь по позициям противника, скоплениям его пехоты, батареям.

Сперва посылались эсминцы, но вскоре понадобились и корабли с более мощной артиллерией, и Военный совет решил привлечь к обороне Одессы крейсера «Червояа Украина», «Красный Крым» и «Красный Кавказ», а также лидеры – «Харьков» и только что вступивший в строй «Ташкент». Идя в Одессу, каждый корабль выполнял целый комплекс взаимосвязанных задач. Во-первых, он доставлял пополнение и боевой груз, причем на переходе обычно еще и конвоировал следующие туда же транспорты. Во-вторых, проводил боевые стрельбы, нередко открывая огонь еще до захода в порт и разгрузки, – целеуказания передавались по радио. И наконец, перед уходом принимал на борт эвакуируемых раненых.

Многое в этих задачах было для корабельных экипажей новым, раньше не осваивавшимся, начиная с перевозки большого количества боеприпасов и других грузов. Грузовых трюмов боевые корабли не имеют, а размещать все принятое на борту требовалось так, чтобы груз не мешал использованию корабельного оружия, передвижению личного состава, не ухудшал остойчивости корабля при свежей погоде. И этому тоже понадобилось учиться.

Но главной заботой было обеспечение высокой эффективности корабельного огня. Хотя в боевую подготовку мирного времени и входили стрельбы по береговым целям, надо сказать, что только часть кораблей эскадры хорошо освоила до войны ведение огня с помощью береговых корректировочных постов. Между тем в условиях, встретившихся под Одессой, метод стрельбы по площадям годился лишь при ведении огня по каким-то досягаемым целям во вражеских тылах. Для поражения с больших дистанций боевых порядков противника у переднего края, для подавления его батарей (такая задача ставилась кораблям особенно часто) нужно было стрелять с корректировкой. И наладилось это быстро. [79] В одних случаях корабли высаживали собственные корпосты, в других – обслуживались армейскими.

Отменную точность стрельбы показывали введенные в бои под Одессой эскадренные миноносцы предвоенной постройки, имевшие превосходные 130-миллиметровые орудия и самые совершенные для того времени приборы управления огнем. 25 августа на эсминец «Беспощадный» (командир капитан-лейтенант Г. П. Негода, комиссар старший политрук Т. Т. Бут) были переданы данные о выдвижении к линии фронта тяжелого артполка противника. Вести огонь пришлось на пределе возможной дальности – с дистанции 120 кабельтовых (более 20 километров), но армейские корректировщики, обеспечивавшие стрельбу, вскоре сообщили, что цель накрыта и вражеский полк рассеян с большими потерями в технике и людях.

Старые эсминцы, действовавшие под Одессой с первых дней обороны, – их артиллерия была не такой дальнобойной – тоже достигали высокой действенности огня. Не раз отличался в те дни «Незаможник» под командованием капитан-лейтенанта В. И. Минаева – он подавил несколько батарей, помог своим огнем сорвать не одну атаку противника.

Было заметно, что врага беспокоит усиливающийся огонь с моря. Все чаще он поворачивал свои дальнобойные батареи против наших кораблей, бросал на них авиацию. Кораблям приходилось прикрываться дымовыми завесами, уклоняться от ударов сложным маневрированием.

Штаб эскадры, возглавляемый капитаном 1 ранга В. А. Андреевым (впоследствии адмирал), оперативно проводил поучительные разборы боевых стрельб под Одессой, готовя их столь же тщательно, как раньше разборы ответственных учений. Они помогали осмысливать и развивать накапливавшийся опыт поддержки наземных войск.

А результаты боевых стрельб каждого корабля, как и каждого бомбового удара прилетавших из Крыма самолетов, действенность любой другой практической помощи осажденной Одессе приобретали все большее значение. И все же положение на подступах к городу осложнялось. На ряде участков врагу удалось потеснить наши войска. Особенно серьезные последствия имела утрата прежних позиций в восточном секторе, где противник после упорных боев овладел Чебанкой. Контр-адмиралу Жукову пришлось принять тяжелое, но неизбежное в сложившейся обстановке решение – взорвать 412-ю береговую батарею. Перед этим артиллеристы выпустили по врагу наличный боевой запас до [80] последнего снаряда, а потом влились в сражавшийся на соседнем участке краснофлотский отряд.

На этом направлении противник приблизился к Одессе настолько, что, подтянув дальнобойную артиллерию, смог с вечера 25 августа обстреливать орудийным огнем часть территории города, в том числе рабочие кварталы Пересыпи и порт.

По всему было видно, что гитлеровское командование прилагает отчаянные усилия, чтобы быстрее овладеть городом. Потом стало известно: еще на 23 августа назначался парад фашистских войск в Одессе. Гитлер требовал от своих генералов захватить до зимы Крым, а в германском генштабе существовало мнение (об этом говорится в служебном дневнике Гальдера), что к операции по овладению Крымом нельзя приступать, не овладев Одессой.

Корабли, действовавшие в районе Одессы, сперва помогали огнем также и защитникам Очакова. Потом эта задача отпала; удерживать дальше Очаков стало невозможно. Его немногочисленный гарнизон был переправлен на Тендровский боевой участок.

* * *

После того как в Севастополе мы приняли зависевшие от нас первоочередные меры по оказанию помощи Одессе, пора было снова там побывать, посмотреть, как действует и в чем еще нуждается ООР, тем более что общее развитие событий на одесском плацдарме никак не могло считаться благоприятным.

Выразил тревогу по этому поводу и начальник Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников. В телеграмме командующему флотом он предостерегал: «Сужение пространства оборонительного района чревато опасными последствиями для обороны Одессы». Начальник Генштаба обращал внимание на необходимость добиться большей устойчивости обороны, до конца использовать людские ресурсы района для восполнения потерь и силы местного населения, местные средства и возможности для строительства оборонительных рубежей, включая территорию города.

28 августа в Одессу отправился вице-адмирал Г. И. Левченко, остававшийся на Черном море, а вместе с ним и я. Шли на крейсере «Червона Украина», которым командовал капитан 1 ранга Н. Е. Басистый (в послевоенные годы командующий Черноморским флотом, а потом заместитель главкома ВМФ). На борту «Червоной Украины» находились также командир бригады крейсеров капитан 1 ранга [81] С. Г. Горшков и военком бригады полковой комиссар С. С. Прокофьев. С крейсером следовали для огневого содействия войскам ООР лидер «Ташкент» и три эсминца.

В кают– компании, где засиделись вечером свободные от вахты командиры, интересным собеседником был военный корреспондент «Известий» Э. Виленский, попросивший «подбросить» его на корабле в осажденную Одессу. Только что побывав в низовьях Днепра, он был свидетелем недолгой из-за неравенства сил, но героической обороны Херсона.

Виленский находился под впечатлением услышанного там рассказа о краснофлотце, который раненным попал в руки врагов и гордо умер, замученный фашистами на глазах у местных жителей. Фамилию моряка установить не удалось. Вероятно, он был с оборонявшей Херсон Дунайской флотилии или из сражавшегося там же сводного полка Николаевской военно-морской базы.

Немного позже московский журналист написал о погибшем краснофлотце небольшой очерк для нашей флотской газеты. При работе над этими записками мне захотелось вновь его прочесть, и я отыскал номер «Красного черноморца» за 16 сентября 1941 года.

Вот что писал журналист о своем герое:

«…Его допрашивали долго. Угрожали. Он молчал. Тогда его стали бить. Он молчал. Тогда ему отрезали палец на правой руке, потом все пальцы. Он потерял сознание. Он пришел в себя ночью, в сарае, на мокрой соломе. Его поил кто-то из кружки… Они разговаривали, двое, моряк и пехотинец, попавшие в лапы зверей. Разговаривали до утра. Потом моряка повели на площадь. Там стояли шеренги немецких солдат и кучка испуганных местных жителей. Моряка привязали к столбу и кололи тесаками в грудь, в бедра, в лицо. Ему вырвали оба глаза. Он умер…

И никто не узнал его имени, даже тот пехотинец, который говорил с ним, который бежал из плена, видел все и рассказал нам на этом берегу… Так погиб замученный фашистскими мерзавцами неизвестный советский моряк. Он сражался до последнего как титан, как человек могучий и благородный. Как большевик».

Тогда на крейсере Виленский рассказывал то, что знал о погибшем моряке, подробнее. Слушая его, я думал о том, как несокрушима внутренняя сила, заложенная в советских людях, и как беспредельна их вера в нашу конечную победу, поддерживавшая всех в то тяжелое для Родины время. И не сомневался: на такое же мужество, какое проявил неизвестный черноморец в Херсоне, способен и любой из [82] добровольцев, направляемых в Одессу. Ведь как высокую честь, как награду воспринимал каждый то, что посылают его.

В тот раз на «Червоной Украине» шел сформированный для ООР отряд моряков-разведчиков, и я невольно любовался на палубе его бойцами – бравыми, хваткими, уверенными в себе… Такие не дрогнут, если придется и посмотреть смерти в глаза.

Переход протекал спокойно. Однако в Одесском порту, куда крейсер вошел ранним утром 29 августа, мы, еще не успев ошвартоваться, оказались под артиллерийским обстрелом. Снаряды ложились то ближе, то дальше, разрывались и в воде и на берегу. По всплескам сразу определили – калибр не меньше 150 миллиметров. Огонь велся явно неприцельно, по площадям. Должно быть, противник обнаружил корабли где-то на подходе к порту, а в какую гавань они вошли, видеть не мог. Но сам факт досягаемости порта для вражеской артиллерии давал наглядное представление о том, как изменилась здесь обстановка – отнюдь не в нашу пользу – за последнее время.

– Вот видите, какое у нас положение, – сказал поднявшийся на борт крейсера командующий ООР Гавриил Васильевич Жуков. – А настоящих подкреплений еще не имеем…

Жуков уже знал – об этом мы известили его накануне, – что Ставка выделила для Приморской армии десять маршевых батальонов (первое, кроме краснофлотских отрядов, пополнение после того как прервалось сообщение по суше с Южным фронтом). Батальоны должны были прибыть через Новороссийск в самые ближайшие дни, а как их тут ждали, я понял, когда встретился с командирами соединений. Но маршевое пополнение могло лишь поддержать боеспособность существующих частей, восполнить понесенные ими потери. А оборонительный район нуждался в большем.

На командном пункте ООР подробно и обстоятельно, по своей рабочей карте, отражавшей обстановку на данный час, доложил о состоянии сухопутной обороны начальник штаба Приморской армии полковник Н. И. Крылов. Присутствовавшие при этом Г. В. Жуков, командарм Г. П. Софронов, члены военных советов района и армии дополнили доклад своими мыслями и соображениями.

Положение было трудным. Враг, наседавший на всем фронте обороны, имел примерно пятикратный численный перевес над защитниками города, а по боевым средствам – [83] еще больший. В тяжелых боях последних дней наши войска понесли значительные потери, особенно ранеными. Если на 20 августа ООР насчитывал в строю 34,5 тысячи бойцов и командиров (в том числе 8 тысяч моряков), то неделю спустя, несмотря на прибытие краснофлотских отрядов из Севастополя, на одесских рубежах оставалось всего около 25 тысяч человек. Противник же подтянул еще пять пехотных дивизий. Он мог наступать четырьмя-пятью дивизиями в каждом из трех секторов, а там оборонялось в лучшем случае по дивизии. Правда, многие соединения врага были уже основательно потрепаны под Одессой (некоторые, по имевшимся данным, даже отводились на переформирование), но они постоянно пополнялись.

Бои шли уже на ближних подступах к городу. А про восточный сектор, внушавший особенно серьезные опасения, следовало сказать – на ближайших. Накануне противник овладел там Гильдендорфом и Александровкой, вышел к морю у Фонтанки. В связи с этим пришлось вслед за 412-й береговой батареей вывести из строя еще одну – 21-ю, и части восточного сектора начала поддерживать, ведя огонь через город, береговая артиллерия, стоявшая на противоположном фланге плацдарма. Нарастала угроза Пересыпи, был подготовлен план эвакуации жителей этой рабочей окраины на случай, если бы пришлось, исчерпав другие средства, остановить врага, взорвать дамбу Куяльницкого лимана.

До этого не дошло – врага остановили (и потом стало еще яснее, что дни 28-29 августа были для Одесской обороны одними из критических). Но выход противника на берег Одесского залива означал, в частности, что он сможет обстреливать большую половину города, и в том числе порт с подходами к нему теперь уже прицельно, с корректировкой огня. И это должно было крайне осложнить доставку подкреплений и боеприпасов, продолжавшуюся планомерную эвакуацию гражданского населения, а также раненых. Весьма затруднялись и действия кораблей, выходящих для поддержки войск в Одесский залив.

Враг, естественно, понимал, что серьезное нарушение работы порта могло стать началом конца Одесской обороны. В мемуарах Н. И. Крылова приводится выдержка из письма, посланного Гитлером Антонеску, в котором последнему давались советы, как быстрее овладеть Одессой: «Главное состоит в том, чтобы приблизиться к самому побережью с северо-востока, то есть в полосе действий Вашего 5-го армейского корпуса, чтобы можно было взять под сильный артиллерийский огонь портовые сооружения города…» Командование [84] ООР, привлекая к контрбатарейной борьбе все пригодные для этого средства, очень рассчитывало на огонь кораблей. Однако не так-то легко оказалось даже устанавливать точное расположение батарей, выдвигаемых противником в район между Большим Аджалыкским и Куяльницким лиманами: характер местности позволял хорошо их маскировать.

Осажденный город собирал для фронта свои, уже небольшие, внутренние резервы. Около 9 тысяч бойцов должна была дать проводившаяся по решению Военного совета ООР мобилизация военнообязанных старших возрастов – до 55 лет. Еще раньше прошла дополнительная партийная мобилизация. Мне показали постановление бюро обкома КП(б)У от 22 августа, где говорилось: «Всех способных носить оружие коммунистов и комсомольцев направить в РККА». В самой Одессе оставалось менее двух тысяч членов партии (примерно одна десятая довоенного состава городской парторганизации) и менее трех тысяч комсомольцев, остальные были на фронте.

В число коммунистов, остававшихся в городе, входили те, кто был занят на производстве вооружения, которое, несмотря на все трудности, быстро расширялось.

В Одессе, где до войны не существовало оборонной промышленности, не могли организовать изготовление, например, винтовок, пулеметов или снарядов. Но было налажено – на предприятиях, выпускавших раньше сугубо мирную продукцию, – производство минометов, гранат, противопехотных и противотанковых мин. Баллоны, которые «состояли на вооружении» у продавщиц газированной воды, послужили основой самодельных огнеметов. На известном заводе имени Январского восстания, как и в гражданскую войну, оснащали бронепоезда. Там же при содействии ряда других предприятий осваивали выпуск уникальных, можно сказать, боевых машин: обыкновенный трактор-тягач накрывался капотом из двухслойного стального листа, снабжался пулеметной башенкой – и получался «одесский танк».

Одесситам, как известно, не занимать меткого словца. Создатели этой машины назвали свое детище «НИ», что означало: «На испуг». Импровизированные танки и в самом деле могли ошеломить уже одним отчаянным треском, который производили, да, пожалуй, и тем, что были ни на что не похожи. Но они оказались и реальной боевой силой, способной поддерживать пехоту, особенно при контратаках. Потом был сформирован и успешно действовал целый батальон «НИ» с экипажами, укомплектованными в основном [85] одесскими рабочими. А настоящих танков войска ООР до середины сентября не имели, если не считать нескольких старых БТ, подбитых в начале войны у Днестра и отремонтированных на одесских заводах.

Из бесед с руководителями Одесской обороны и в обкоме партии, при ознакомлении с положением дел в секторах, где встречался с командирами 95-й стрелковой дивизии и 25-й Чапаевской генерал-майорами В. Ф. Воробьевым и И. Е. Петровым, с другими командирами и политработниками, я многое узнал о героях боев за Одессу, о замечательных проявлениях мужества и стойкости, о жизни осажденного города, где все теснее сливались воедино фронт и тыл. И мне лучше, полнее стало представляться, чего стоило удержать нынешние рубежи. Все очевиднее становилось, что Одесса нуждается в большей помощи, чем получала до сих нор. И притом – срочно.