Текст книги "Разноцветные дни"

Автор книги: Николай Красильников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Раз есть помост – должен быть и сторож. Уж он-то укажет, чья корова.

Мы с сыном увязали вещи, уложили рюкзаки вместе и накрыли все палаткой, а сами взяли по хворостине и погнали корову в сторону помоста.

Не доходя до него метров сто, мы увидели, что по шаткой лесенке кто-то торопится спуститься к нам.

Это был старичок лет за семьдесят. В мягких сапогах и в светлом халате в апельсиновую полоску, подпоясанном зеленым бельбагом. Одеяние очень шло к его морщинистому лицу и белой бородке – символу долголетия и мудрости.

По обычаю поприветствовали друг друга на узбекском языке (мы с сыном неплохо на нем изъясняемся). Я объяснил, что корову мы встретили на берегу – могла уйти дальше, вниз. Вот-де решили вернуть… Но не знаем, чья. Может быть, ваша?

– Моя, моя! – закивал бородкой старик. – Еще в обед ушла, вместе с колышком. А скоро внучка придет – время доить. Вот хорошо, вот помогли!

Мы было хотели вернуться, но старик обиженно замахал руками:

– Как можно! Гостями будете, – и он указал на широкий помост.

Не хотелось обижать старого человека и мы пошли за ним следом.

Старика звали Тилля-бобо. Всю жизнь проработал в колхозе. Мальчишкой батрачил на бая, а подростком вместе со взрослыми устанавливал в долине Советскую власть. Потом была Великая Отечественная. Воевал на Воронежском фронте. Был ранен, демобилизовался. Имеет боевые награды. Вернулся в родной колхоз, где трудится более полувека. Сейчас персональный пенсионер. Только душа не велит сидеть дома. Вместе со старшим сыном по семейному подряду сняли у совхоза два гектара земли под бахчевые. Дыни уже начали созревать. Со дня на день надо собирать урожай и сдавать совхозу. Деньги те же, что и на базаре. Зато не надо возиться с транспортом, стоять на базаре и зазывать покупателей. Удобно.

Тилля-бобо вскипятил на каменном очаге чай. Алексей поднял закопченный кумган на помост, а старик стал вышагивать вдоль грядок. Довольно долю что-то придирчиво выискивал, а потом наклонился, чиркнул ножичком и в руках засияла круглобокая дыня – настоящее чудо земли узбекской.

Хорошо отдыхать на широком помосте! Ни жары тебе, ни комаров, ветерок овевает со всех сторон лучше всякого кондиционера. А дыня! Что за прелесть! Сочная, душистая, сладкая.

Честное слово, в последние лет двадцать мне такая не попадалась. Сам собой вырвался вопрос:

– Что за сорт?

– Обыкновенная красномяска, – глаза Тилля-бобо, и без того узкие, лукаво сощурились.

– Не может быть, по вкусу, аромату она намного выше мирзачульских или бухарских – из исконно «дынных» мест Узбекистана.

– Э-э, все дело в том, кто как выращивает, – приоткрыл секрет старый бахчевод. – Эту дыню я вам принес с особой грядки.

– То есть как, с особой?

И старик «поделился опытом». Оказывается, вырастил он дыню по «рецепту» своего отца. Весной приметил на своем участке поля кусты верблюжьей колючки. Тракториста попросил не трогать их. Когда основное поле было вспахано, «привил» к колючкам дынный привой. Это старый способ. О нем еще прадеды ведали. Вот и взрастали дыни на естественной влаге. И колючки заменили им почву и селитру. А вот если сорвать дыню с другой грядки, вкус у нее уже будет не тот.

– Почему же вы не на всем поле посадили дыни таким способом?

– Об-бо! – вскинул жилистые руки Тилля-бобо. – Где мне взять столько колючек?

Мне стало неловко за свой вопрос, и я подумал не без горечи: сколько мудрости хранит народная память, сколько уже забыто из векового опыта простых земледельцев, замечательных народных селекционеров без академических дипломов?!

И почему бы не взять сегодняшним бахчеводам на вооружение этот метод? Чтобы не было стыдно, проходя каким-нибудь Алайским базаром, мимо дынных или арбузных пирамид, читать успокаивающие таблички санэпидстанции: «Проверено».

Без селитры урожайность ниже? Зато плоды вкуснее, полезнее, раскупаются лучше. А то ведь сколько из нынешних «рекордных» урожаев гниет, не дойдя до покупателей.

Простой труженик Тилля-бобо еще раз подтвердил печальный парадокс, что все новое – это хорошо забытое старое…

Солнце уже глядело «вполглаза», прячась за горы, и мы засобирались обратно. Но Тилля-бобо опять просительно посмотрел на нас: может, останемся? Здесь и переночуем, одеял всем хватит. Нам все равно на работу завтра не надо, а ему, старику, одному скучно.

Мы с Алексеем переглянулись. Вещи? Так кто их возьмет?

– Так и быть, отец, остаемся! – ответил я за обоих.

Алексей заметно повеселел.

Вскоре внизу показалась внучка старика. Девушка лет четырнадцати-пятнадцати, в выцветшем платьице из хан-атласа. Она принесла деду сверток со свежими лепешками и курагой. Слегка удивилась нежданным гостям, но не смутилась, улыбнулась. Потом подняла хворостину и бойко погнала корову домой в кишлак. А мы продолжили приятное чаепитие.

– Я еще вас вот почему попросил остаться здесь, – доверительно сообщил Тилля-бобо. – Как только стали поспевать дыни, на поле объявился воришка-вредитель. Каждое утро нахожу две-три полусъеденные дыни. – Он сокрушенно вздохнул. – Самые крупные и спелые. Третью ночь не сплю, а подстеречь «вора» никак не могу.

– Может, лиса озорует? – предположил я. Мне не раз приходилось слышать, что среднеазиатские хитруньи – большие поклонницы дынь и арбузов.

– Вроде бы нет… Рыжую заметил бы сразу. Правда, если судить по дыням – хорошо видны следы острых зубов.

– Зачем гадать? – предложил я. – Будем караулить по очереди…

Первым вахту отстоял сам хозяин. Потом дежурил Алексей. Я взялся караулить перед рассветом. Самое неудобное время, когда вся природа на грани сна и пробуждения…

Круглая полная луна низко висела над горами. Я уже хотел было плюнуть на все, закрыть слипающиеся глаза, но тут ветерок донес до моего слуха будто сухой звон прутьев и неуклюжее топанье.

Так вот он – ночной воришка! По крутому склону ближайшего холма к бахче семенил «мешок с иголками». Дикобраз!

Я тихонько разбудил Тилля-бобо и Алексея. И мы втроем стали наблюдать, как поведет себя животное дальше. Вот дикобраз остановился возле крупной дыни. Вобрал в ноздри воздух, будто принюхиваясь: вкусная ли? Потом хрюкнул, совсем как поросенок, и вонзил свои резцы в податливую кожуру. Немного поев, он перешел к другой дыне. Ну, это было уже слишком!

Мы втроем, словно по сигналу, вскочили с места и с высоты помоста как засвистели, как ударили в ладоши!

Бедное животное!

Дикобраз метнулся в сторону, едва не упав, потом повернулся и прытко затрусил вверх по склону, сухо звеня сотнями своих костяных иголок.

Мы не со злорадством, а скорее с живым любопытством смотрели вслед животному, на спине которого катилась поздняя луна, словно спелая дыня… И почему-то стало грустно. Дикий зверь, единожды напуганный человеком, больше не приходит на старое место…

Утром, по холодку, Тилля-бобо проводил нас до реки и в дорогу подарил крупную дыню, выращенную его золотыми добрыми руками.

Вещи оставались нетронутыми. Только тент палатки несколько был сдвинут, да вокруг рюкзаков на песке виднелась вереница следов. Может, это подходили бродячие собаки или пастушьи псы…

– А может, волки? – насторожился Алексей.

– Откуда им здесь взяться!

Все же после этого случая вещи решили не оставлять вовсе без присмотра.

А следы?.. Мы разгадали, кому они могут принадлежать. Но уже потом, и не здесь.

Когда же кончатся эти знойные дни? Ведь уже вторая половина августа. Правда, ночи стали попрохладнее, но вот полдни… По берегам – все те же галечник, камни, кусты, деревья. Над головами низко зависают чайки. Будто любопытствуя, кричат: чьи вы? Кто вы? Куда плывете? Зачем?

Вот он, наверное, главный вопрос.

Не прошли и половины пути, а Алексей загорел, как самый прилежный юнга. И еще раз убеждаешься: нужны, очень нужны такие путешествия-походы. Особенно подросткам. Чтобы их кругозор не ограничивался подъездом, школой, стадионом, дискотекой. Убежден: ничто так не расширяет кругозор, не воспитывает мужество, да и множество практических навыков, как прямое общение с нетронутой природой.

А то ведь как получается. Подросток, юноша, готовятся к большой жизни: впереди армия, первые самостоятельные шаги в труде. Но спроси его: сумеешь ли разжечь простой костерок, сварить кашу, испечь хлеб? Он, конечно, скептически усмехнется, а ведь, на поверку, не сумеет. В походах же все это, конечно, при участии взрослых, прививается как бы само собою. Тут тебе и труд, и спорт, и развлечение, и новые знания – все сразу. Незаменимая школа! Не говоря уже о воспитании души… Недаром почти все большие писатели, художники так любили и знали природу. Имена одни перечислять – многих страниц не хватит. Природа, как воздух, – всем и всегда нужна, все мы ее дети. Только часто, неразумные, не хотим брать ее мудрые добрые уроки.

…Во время очередной дневки Алексей отправился в ближайший кишлак – пополнить хлебный запас (остались только сухари) и купить заварки.

А я с удочкой пошел к валуну, круто выступающему над быстриной. Там должна быть маринка. Но несколько забросов оказались тщетными. Может, было слишком жарко и рыба попряталась по щелям да норкам?..

А тут еще неподалеку послышались голоса. Нестройные, замешанные уже на хмельке:

– Эй, дядя! Не клюет? Иди к нам. У нас клюет здорово.

Оборачиваюсь. Ну, да! Горе-туристы, или «отдыхающие». Два великовозрастных шалопая в японских плавках и в адидасовских кроссовках. Сидят на песке в тени тала. Пьют водку. Под ногами консервные банки, полиэтиленовые пакеты, какая-то закуска. Рядом сверкающая никелем «Ява». Эдакая урбанизированная газель на природном выпасе. Да-а, что-то с ней станется? А с людьми? Будет ли она повиноваться одному из двух шалопаев на оживленной магистрали?..

– Ну что, дядя! Подходи, не стесняйся. Надо же, какие гостеприимные!

– Спасибо, – отвечаю. – А не жалко вам, ребята, свою «стальную лошадку», после этого дела, а?

– Не боись, дядя! Не впервой…

«Не впервой». Но как бы не оказалось в последний раз…

Алексей вернулся сравнительно скоро. Мы пообедали и поплыли дальше.

Шалопаев уже не было на берегу. Только там, где они «пировали», валялись банки, пакеты, склянки, темнели пятна разлитого горючего…

Что тут сказать? Природа – наш общий дом. И твой, и мой. Погулял, отдохнул, будь добр – прибери за собой! Но иной не хочет. И растут мусорные кучи, казалось бы, в самых неожиданных местах.

Помню, знакомый мастер спорта по альпинизму Раип Мамбетов рассказывал, как, путешествуя по горам Памира, наткнулся на совершенно дикую пещеру. Тут определенно не ступала нога человека. Во всяком случае, со времен каких-нибудь неандертальцев – это точно! И каково было его удивление, когда он сделал первый шаг во тьму и включил фонарик: на известняке мелькнула банка. С этикеткой муйнакского происхождения.

Не питались же судаком в томате наши далекие предки! И на «пещерного человека» нечего пенять, здесь поработали «цивилизованные дикари».

Однажды весной, гуляя в окрестностях города, мы с сыном наткнулись на пустую банку из-под сгущенки. Нас удивил даже не сам факт находки – к сожалению, сколько их! – а то, что из нее торчал ежик. Обычный, колючий, степной. Но, увы, – он был мертв. Видимо, бедняга, решил полакомиться остатками сладкого, забрался внутрь, а вот обратно выкарабкаться не смог. Так бездумность может обернуться и душегубством.

А сколько встречается подобного печального… И не по прихоти самой природы, а из-за небрежного, порой грубо пренебрежительного отношения нас, людей, к живому и неживому в ней.

Вот почти анекдотический случай: товарищ подбил на осеннем пролете селезня. Казалось бы, рядовой охотничий факт. Но, распотрошив трофей, он обнаружил в его желудке жестяную кругляшку со слабо мерцающим фирменным знаком. Такой закрывают не лимонад… Не мог же селезень, хлебнув из бутылки, опрометчиво попасться на мушку охотника!..

Как сказал поэт, все это было смешно, когда бы не было так грустно…

Вечером вытащили плот на песчаную косу. Решили провести ночлег здесь, под сенью одинокой джиды.

Пока я ставил палатку, Алексей как обычно осматривал окрестности. Вскоре он вернулся возбужденно-радостный:

– Па! Вон там озеро. Пойдем порыбачим.

Мы затащили вещи в палатку, взяли удочки, накопали червей и отправились.

Летние краски глохли. Солнце нехотя уступало место сумеркам. В воздухе столбами стояла мошкара. Совсем низко над нами легко и плавно пролетел аист, очень похожий на дельтаплан. Правда, дельтапланеристов становится куда больше, чем этих замечательных белоснежных птиц. С которыми связано столько легенд, примет, поговорок у самых разных народов. Недаром аиста тоже занесли в «Красную книгу».

Аист скрылся за далекими деревьями, видно, там, в кишлаке, его гнездо. Так и хотелось надеяться, что там птице живется спокойно, что относятся к ней уважительно…

Мы подошли к озеру. Небольшое, густо окаймленное тростником, оно образовалось во время весеннего паводка и подпитывается, очевидно, подпочвенными водами. У берега озеро густо затянуто ряской, донником, зато середина отсвечивала чисто, прозрачно, и первая звездочка льдинкой слабо мерцала на дне.

Алексей забросил удочку. Я устроился неподалеку от него и тоже окунул насадку в воду.

И тут… началось! Озеро наше кишело красноперками. Поплавок, не успевая касаться воды, тонул. То Алексей, то я поочередно выбрасывали на берег рыбешек чуть больше ладони. Серебристых, с малиновыми перьями. Редкая рыбацкая удача!..

Мы собрали добычу и вернулись к палатке. Решили немедля готовить уху. Часть рыбы – на варево, а часть нанизали на ивовый прут и опустили в воду. До утра. Чтобы потом засолить и завялить. Вяленая красноперка – это деликатес!

Потрескивают сучья на огне, будто сухари на зубах хрустят. Булькает в котелке уха. Лавровый лист, перец приятно щекочут ноздри. А со стороны озера до нас доносится оглушительный лягушачий концерт: ква-квак, ква-квак! Брек-ке, брек-ке, бре-ке-ке!

И чего изо всех сил надрывают свои глотки? Кто кого перекричит или перепоет – пойми этих солистов.

Давно не слышал такого концерта. С самого детства. Знаю, немало есть любителей лягушачьих трелей даже среди горожан. Особенно весной, когда из-под голышей появится робкая травка и в сумерках раздастся нежное, похожее на журавлиное кур-лу-лу!

Конечно, песнь недурна, когда она в малых «дозах». Когда же на тебя обрушивается бесконечный каскад звуков, этакий озерный рок – хоть беги!

Помнится, давным-давно близ ташкентской старогородской чайханы на Себзаре существовал обширный хауз. Летними вечерами он был полон лягушек. Трудовой люд приходил сюда отдохнуть, выпить пиалу-другую чая, поговорить о наболевшем. И тут начиналась назойливая лягушачья перебранка. Будто другого времени нет! Посетители швыряли в них и комки глины, и палками старались достать. Тщетно! Лягушки орали пуще прежнего. И тогда чайханщик, добродушнейший толстяк Исмаил-ата, нашел-таки способ избавления от настырных певцов. Принес бараньи кишки, высушил и в каждой проделал булавкой дырочку. Как только наступал вечер, чайханщик надувал кишки и раскидывал их по всему хаузу. Лягушки моментально замолкали.

Люди сначала не понимали, куда это делись горластые певцы, а узнав в чем дело, только посмеивались. Ай да чайханщик! Ай да Исмаил-ата! И надо ж догадаться!

Секрет был прост. Лягушки, очевидно, принимали шипящие кишки за своих заклятых врагов – змей. Вот и разбегались, прятались.

«Хорошо бы сейчас пару таких кишок бросить в озеро», – подумал я.

Но высыпали в небе звезды, и озерный ансамбль смолк, враз угомонился. Сделалось внезапно тихо-тихо. Только над ухом звон комара, прохладное щекотание ветерка да шелест воды… Бежит себе, листая вечную книгу жизни…

Хороша уха на вольном воздухе! Уснули уже за полночь. Пробудился перед рассветом. Справа по берегу, где-то в тростниках, залитых щедро лунным светом, выли шакалы. Жалобно, длинно, заливисто. Словно профессиональные плакальщицы. Надо сказать, неприятное ощущение. Особенно, когда ты один на один с пространством, дикой природой. Далекие предки были ближе к природе. Однако страхов, думаю, было не меньше. Иначе откуда напридумано столько страшных мифов, сказок…

Алексей проснулся вслед за мной. Открыл глаза:

– Кто это?

– Ничего, спи. Шакалы.

Утром с первыми лучами солнца отправились за красноперками на берег. Но, увы, – ни кукана, ни рыбы. Мы недоуменно смотрели друг на друга, потом по сторонам. Потом… И тут на песке увидели следы. Точь-в-точь такие же, что и позавчера, когда мы вернулись с дынного поля.

– Вот тебе и «волки», – усмехнулся я.

Значит, шакалы ночью вовсе не плакали, а радовались дармовой добыче. Конечно, рыбы было жалко, но ничего не поделаешь. Мы стали собираться в дорогу. И уже оттолкнувшись от берега, снова увидели в небе аиста. Вытянутое перистое облачко на синем фоне. Оно легко и плавно летело в сторону озера. К царству лягушек и красноперок.

«Вот она, та самая экологическая цепочка, – подумалось мне. – Не будь озера, не было бы ни лягушек, ни рыбы. А если бы не было ни того ни другого, увидели бы мы аиста?»

Еще лет тридцать тому назад трудно было представить древнюю Бухару без этих белоснежных птиц. Они почитались как символ счастья, добра, здоровья. Старые тутовники и минареты были увенчаны шапками-гнездами.

И вдруг аисты пропали. Исчезли из города? Почему? Кто их напугал? Ученые-биологи, да и просто жители были в недоумении, огорчении.

Причина выяснилась скоро. В окрестностях Бухары и за ее пределами стали осушать малярийные болота. Бесспорно, нужное дело, хотя этот способ далеко не единственный в борьбе с лихорадкой. И вот вместе с болотами исчезли лягушки, моллюски, мелкая рыбешка. Извечная пища белых аистов. Нарушилась экологическая цепочка – и птицы пропали.

Ближе к полудню по правому берегу стали встречаться целые ежевичные заросли. Заманчиво, следует, пожалуй, остановиться. К тому же плоту требовался небольшой ремонт. На одном из перекатов зацепило несколько крайних жердей, и наш «пароход» сильно кренился на левый «борт». Пришвартовались к песчаному бережку. Дружно в четыре руки подправили бревна, закрепили. Вроде бы ничего: плавсредство может служить и дальше.

Завершив ремонтные работы, Алексей нырнул с кружкой в кусты ежевики. Вскоре он вернулся с туманно-сизыми ягодами… Очень похожими на малину. Попробовал ягоду. Кисло-сладкая, терпкая… Вот бы на варенье!

Я полагал, мы тут одни. Но прислушался и увидел близ ежевичных кустов двух майнушек, стайку дроздов. Тоже, видимо, охотнички до витаминов!

Я вздремнул, пододвинув к голове рюкзак, а Алексей снова пропал. На сей раз с фотоаппаратом. Его долго не было. Наконец он появился. Как всегда, улыбающийся.

– Па! Ну и кадр я сейчас отхватил. Позавидуй!

– Что за кадр?

– Жар-птицу отснял.

– Прямо-таки и жар-птицу? – Не совсем, но очень похоже.

– Ладно, не томи. Кто попал в объектив?

– Фазан. Петух. Ежевикой лакомился. Жалко, он взметнулся против солнца. Боюсь, снимок не получится.

– Ничего, зато ты увидел королевскую птицу, большую редкость по нынешним временам.

Встреча с фазаном сигнализировала, что мы приближаемся к Акчинскому охотхозяйству. Этой птицы в последнее время, я слышал, развелось там, в благоприятных условиях, немало. Есть и кеклики. А иначе откуда бы пестрому красавцу-петуху взяться сейчас в этих местах?

Меж тем они оказались поистине «райским уголком». Здесь мы впервые увидели на ивовой ветке низко над водой гнездо синицы-ремеза. Симпатичную рукавичку из тополиного пуха, с крохотным отверстием-входом. Интересно, как ей удается построить такое оригинальное жилище? Ведь сколько труда, терпенья и ловкости вложено в постройку. Гнездышко висит над самыми струями, колеблясь от малейшего ветерка. Каким же «архитектурным чутьем» должна обладать малая птаха, чтобы пойти на такой риск и не прогадать. Помимо прочего, уровень воды в реке в зависимости от погоды понижается и повышается. А рукавичке хоть бы что!

Недаром такое большое будущее у современной науки бионики, которая многое перенимает у растений и животных.

Видели мы и водяных ужей. Выставив граненые головки поверх воды, они лихо полосовали небольшую заводь. Словно соревновались. И даже сильное течение на быстрине не могло снести их.

Один уж на наших глазах схватил рыбешку. Рыбешка барахталась, боролась за жизнь. Тогда уж выволок ее на берег. Целительный для нас и губительный для рыб кислород сделал свое дело, и уж спокойно заглотнул добычу.

Мы уже отталкивались от берега, когда над нашими головами с цвирканьем пролетел зимородок. Ярко-нарядная птица. Ее оперение по красоте не уступает экзотическим пернатым. Зимородок – заядлый рыболов. Он улетел к глинистому откосу, где находится его гнездо…

Очередной привал мы сделали неподалеку от небольшого кишлака. Приготовились к ужину, и тут выяснилось, что кончился запас соли и лепешки вконец зачерствели.

«Эх, а еще хотели утром солить рыбу!» – досадовал я.

Пришлось Алексея отправить в кишлак, а самому заняться палаткой.

Уже и звездный вечер опустился над долиной, а сына все нет и нет. Я стал было беспокоиться, но тут на пыльной тропе показались два силуэта. Приблизились. Смотрю: Алексей, а рядом с ним мужчина средних лет. В костюме, на голове тюбетейка. Лицо задумчивое, интеллигентное. Оказалось – учитель географии Аблыкской школы. Кадыр Турсунович.

Приглашаю гостя к нашему бивуаку.

– Рахмат, спасибо, – говорит он. – Ваш сын оказал неоценимую услугу. Телевизор отремонтировал. Когда бы мастер приехал из района! А теперь детишкам не скучно, смотрят мультики. Спасибо! Узнал, что путешествуете по реке. Вот решил пригласить к себе в гости, переночевать. Как говорится, милости просим, не откажите!

Ай да Алексей! Принес в пакете лепешки и пачку соли. Честным трудом заработанные.

Отказать учителю было трудно. Мы опять сложили вещи в пирамиду, накрыли палаткой и, памятуя о четвероногих разбойниках, обложили ее огромными булыжниками. Никакой здешний зверь не сдвинет!

Взяли с собой только фотоаппарат. На всякий случай, несмотря на позднее время. И, как оказалось, очень хорошо сделали. Почему? Расскажу попозже.

Кадыр Турсунович жил на самой окраине кишлака. Абрикосовый сад и огород его с помидорными грядками в несколько соток упирались прямо в тростниковые заросли.

Мы расположились во дворе на деревянном айване с резными перильцами – видно, делал усто! – под широким шатром старой урючины, с ветки которой на шнуре свешивалась яркая лампочка. Всевозможные жуки, бабочки и медведки с налету стукались о горячее стекло и падали на землю под корневища.

Дастархан был заранее накрыт заботливыми руками хозяйки. На цветастом подносе горками красовались янтарная курага, белый и черный кишмиш – из своего сада, как отметил хозяин, миндаль, фисташки, орехи – грецкие и арахис: дары Кураминских гор!

Разломили хрустящие лепешки, разлили по пиалам душистый кок-чай. И тут неподалеку от айвана возле водопроводной колонки я увидел пса. Черно-белой масти. Огромного, лохматого. Казахская овчарка. Такие обычно стерегут овечьи стада. Вопреки грозной внешности пес жалобно поскуливал.

Заметив мой удивленный взгляд, хозяин пояснил:

– Вот ведь как получилось. Тут у одного чудака пропала курица. Является ко мне и заявляет: «Это ваша собака утащила мою курицу!» «А вы-то сами видели?» – спрашиваю. «Нет, – отвечает. – Просто больше некому». «Как теперь быть?» «Надо ее проучить». «Но как?…» И тогда я посоветовал словами Ходжи Насреддина: «Очень просто! Если вас укусила собака, поймайте ее и укусите». Не понял он шутки. Разозлился. Затаил обиду. И что надумал: недавно капкан поставил. Поранил лапу моему Алопару. Встречаются же бессердечные люди!

Кадыр Турсунович – уроженец этих мест. Преподает, увлекается краеведением. Часто со школьниками ходит в туристические маршруты. Ему хорошо известна в округе каждая тропка. И река отлично известна. И горы. Ведет с ребятами наблюдения. За животным и растительным миром.

Кадыр Турсунович зашел в дом и вынес свою «кладовую памяти» – объемистый гроссбух. Перелистал несколько страниц…

– С 1955 года, еще студентом, начал записывать… Время все меняет прямо на глазах. Если раньше не было дороги в райцентр, то теперь асфальтированная полоса. Огромный клуб в триста мест на центральной усадьбе. Лекторы бывают. Недавно театр из Ташкента приезжал. Посмотреть спектакль люди со всех окрестных кишлаков пришли. Мест не хватило. Почти в каждом доме телевизор, радио, магнитофон. В каждом третьем дворе если не «Жигули», то мотоцикл с коляской. Колхозник стал жить хорошо – и духовно, и материально. Это, – он потряс гроссбухом, – можно сказать плюс. А вот и минусы… – И продолжил:

– Если в нашем кишлаке лет двадцать назад гнездилось шесть семей аистов, то теперь ни одной четы. Куда подевались птицы?

Мальчишкой помню: сюда к реке с гор спускались косули. Элик их называют у нас. Куда исчезли эти красивые, будто из восточной поэзии, животные? Во всех Кураминах редко и нынче сыщете косулю. Весной со школьниками ходили на экскурсии в горы. Если раньше на рассвете можно было услышать между скал звонкую перекличку уларов – это предки домашних индеек, – то горы нас в то утро встретили молчанием. Ни уларов, ни кекликов. Настороженное затишье. Хорошо хоть синяя галка пролетела, огласив ущелье леденящим криком…

И кабанов почти не стало. До недавнего времени они запросто спускались с гор и копытили близлежащие поля. Урон хозяйству на таньгу, как говаривали в старину, а шуму на тысячу. Не просто отвадили животных, – истребили. Завтра я вам покажу… любопытный пример.

Мы еще долго беседовали под высокими августовскими звездами, мерцавшими сквозь листву.

Кадыр Турсунович ушел в дом, а мы остались ночевать на теплых одеялах на айване.

Перед тем, как погасить лампочку, Алексей спрыгнул вниз посмотреть, куда падают бесчисленные жуки и бабочки. Надо же, какой любопытный! Но он не обнаружил ни одного насекомого. Зато вскоре схватил меня за руку:

– Па, смотри!

На корневище урючины сидела ящерица – геккон. Песочного цвета, с вертким хвостом. Не сразу и заметишь! Упадет бабочка, а геккон тут как тут.

Ловко устроилась охотница! И искать добычу не надо.

Как тут не вспомнить известных словацких натуралистов Йосефа Вагнера и Надю Шнейдерову, отметивших:

«Судьба любого животного – есть самому и быть съеденным другими. Таким образом вся огромная пищевая цепь – вода, почва, солнечные излучения, трава, травоядные, плотоядные, звери и птицы, питающиеся падалью, и снова почва – непрерывно возобновляется. Однако, несмотря ни на что, абсолютно все животные на любом изгибе этой цепи делают все возможное, чтобы выжить».

Утро началось необычно. Прямо над головой, на ветке урючины – видимо, и спал тут же рядом с нами, – шумно захлопал крыльями петух. Гулко застучал шпорами, вытянул в сторону восхода свою радужную шею и закукарекал. Да так громко и азартно, что я даже заткнул уши. Однако настроение уже задано было бодрое.

Умывшись и позавтракав, мы вместе с хозяином пошли смотреть его курятник. «Сейчас я вам покажу такое, что и не в каждом зоопарке можно увидеть», – заинтриговал Кадыр Турсунович.

Курятник, если так можно назвать два насеста и тазик с водой на земле, находился в конце двора и был окружен полукольцом тростника.

– Не шуметь, – предупредил учитель. – Никаких резких движений.

Он достал из мешочка, прихваченного из дома, горсть пшеницы и стал разбрасывать вокруг себя:

– Цыпа-цыпа-цыпа!

На пшеницу стали слетаться куры – рябые, красные, белые… А через минуту-другую из тростников начали выходить… фазаны! Один, другой третий… Самочки, те попроще цветом – песочно-землистые, зато фазаны, отцы семейства, – прямо осколки радуги.

Семь диких птиц я насчитал. Инкубатор у них там, что ли!

Вот тут-то Алексей и принялся щелкать фотоаппаратом, несмотря на предупреждение. Птицы сначала несколько насторожились, но скоро перестали обращать внимание и на нас, и на объектив.

– Как вам удалось приручить фазанов? – спросил я Кадыра Турсуновича за чаепитием на айване. – Птица чуткая, сторожкая обитательница глухих мест…

– Случайно, – просто ответил учитель. – Года три назад зима выдалась лютой для наших мест. Дикая птица сама от бескормицы потянулась к человеку. Раз заметил возле кур фазанов, два… Стал побольше подсыпать корма. Птицы сначала пугливо разлетались, но потом привыкли… С тех пор не забывают навещать мой курятник. Из охотничьего заказника – он тут неподалеку – даже начальство приходило. Интересовались, как мне удалось фазанов приручить. А потом дали распоряжение – помогать с кормом. Вот такое дело, друзья!

Повезло фазанам… Ну, а попадись им недобрый, а то и просто равнодушный человек?.. Нет, в общении с природой нужна доброта, притом активная – не в мечтах да на словах, а на деле.

Приятно и легко было продолжить дальше свое путешествие после знакомства с таким интересным человеком, как школьный учитель Кадыр Турсунович.

…Плот заносило то в одну, то в другую сторону. Река рычала разъяренным зверем, скалилась острыми камнями, горбами валунов. Такого на протяжении всего водного пути нам еще не встречалось. Словно Ахангаран коварно, исподволь подготавливал нас к настоящим испытаниям. И их час настал.

Незадолго до того река сделалась просторнее. Справа показался какой-то широкий приток с глинисто-шоколадной водой. Как потом я узнал у местных жителей, это была речка Карасу. Вообще в Средней Азии многие реки называют Карасу. Видимо, по цвету: кара – черный, су – вода. Карасу впадала в Ахангаран. И река в этом месте, приняв сильную «донорскую дозу», становилась особенно буйной. Не Днепровские пороги, но все же…

В водах, помимо валунов и камней, перекатывались корневища, острые коряги, целые смытые деревья. Плот нешуточно бросало, мутные брызги били в лицо. Рюкзаки, предусмотрительно привязанные к бревнам, промокли насквозь. В ушах стоял грохот воды и скрежет камней, будто перетираемых мельничными жерновами. Мы еле успевали лавировать, манипулируя шестами, чтобы не перевернуло. И все-таки это произошло. Плот зацепился за здоровенную корягу, нас тряхнуло, и мы с Алексеем очутились в воде. Не знаю, чем бы кончилось, если бы растерялись… Ухватившись с обеих краев за бревна, мы стали осторожно, но настойчиво подтягивать плот к берегу. К счастью, река здесь уже утихомирилась, самое «бойкое место» оставалось позади, и вскоре мы были на довольно протяженной песчаной косе.

Местность вокруг отнюдь не голая. Заросли рогоза, серебристого лоха, арча, джида, уже поспевающая.

Вытянули плот сушиться. Сбросили мокрую одежду. Вытащили из рюкзаков содержимое. Хлеб, сахар, чай и соль подмокли основательно. Тоже разложили все на траве под солнцем. Ну, консервам ничего не сделалось.