Текст книги "Разноцветные дни"

Автор книги: Николай Красильников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Больше всего, конечно же, Алексей, да и я беспокоились за фотоаппарат. И тут я снова похвалил парня. Молодец, не поленился и завернул предусмотрительно фотоаппарат с пленками в полиэтиленовый пакет. Это и спасло их от воды.

Место для отдыха нам понравилось. Решили здесь отдохнуть, обсушиться, осмотреться. Время было обеденное. Я «колдовал» над костерком, пытался вскипятить в котелке чай. Алексей бродил с удочкой вдоль берега. И тут на поляну выскочила собака. Увидела нас – замерла. Симпатичная такая пегая дворняга. Правое ухо начисто отсутствовало. Может, лишилась в драке с сородичами. Над глазами по темному пятнышку. Таким собакам в сельских местностях хозяева дают кличку Турткуз – Четырехглазый. Лучше не придумаешь.

Вслед за собакой, на каурой лошаденке появился молодой парень, загорелый, в выгоревших джинсах и широкополой, этакой ковбойской шляпе. Прямо персонаж из «Великолепной семерки».

Собака осмелела. Брехнула пару раз. Но парень лихо щелкнул плеткой:

– Молчать, Турткуз! (Ага, значит, угадал кличку.)

Затем спешился, отвел коня в сторону и подошел ко мне. Сухо представился:

– Егерь Акчинского охотхозяйства Геннадий Никифоров. Ваши документы!

Пришлось лезть за удостоверением – благо, не подмокло.

– Та-ак, – разглядывая документ, произнес Геннадий. – Вообще-то у нас не разрешается посторонним ходить по территории охотхозяйства. Здесь рыбачат и охотятся строго по лицензиям. Но вам, как жертвам «кораблекрушения», в виде исключения разрешаю.

Я пригласил Геннадия к чаю. Он охотно согласился: «Соскучился по свежим людям!» И вскоре я знал почти все об этом молодом человеке. После армии поступил в Московский университет. Учится заочно на биофаке. А в охотхозяйстве третий год. Изучает жизнь фазана в неволе. Мечтает после учебы организовать фазанью ферму.

– Не мешает ли работа учебе?

– Что вы! – улыбается Геннадий. – Наоборот. Можно считать, практику прохожу круглый год.

– А как с браконьерами?

– Бывают. До десятка ружей в год конфискуем за незаконный отстрел фазанов, кекликов, кабанов… Недавно несколько дел передали в суд. В большинстве «шалят» местные жители и, представьте, разные начальники из города. Если первые надеются скрыться незамеченными, то вторые уповают на безнаказанность. На положение, авторитет, знакомства. Не хотят считаться с тем, что закон один для всех. Однако время теперь не то, когда прикрывались должностями…

Да, богат и многообразен животный мир Узбекистана. Обширные пустыни, влажные поймы рек, величавые горные хребты и вечнозеленые оазисы… И очень жаль, что с каждым годом они скудеют. Вот скупые, беспощадные статистические данные: в «Красную книгу УзССР» включены двадцать два вида млекопитающих, тридцать один вид птиц, пять видов пресмыкающихся и пять видов рыб.

Грустные цифры, за которыми живое, трепетно бьющееся сердце природы. И вот на защиту встают зачастую такие, как Геннадий Никифоров, встают бескорыстно – велик ли оклад егеря! Охотоведы, биологи, просто страстные друзья природы. Скромные люди, делающие огромное благороднейшее дело.

Где-то далеко-далеко в стороне чинков послышались выстрелы. Один, другой, третий… Затем ударил дуплет – уже ближе к нам.

Над головами низко со свистом крыльев прошла стайка сизарей. В сторону гор. К спасительным скалам.

Я недоуменно посмотрел на Геннадия. Он сразу понял мой немой вопрос.

– Позавчера открылась лицензионная охота на перепелов и диких голубей.

Ах, вот оно что! Мы с Алексеем давно не читаем газет. На календаре – вторая половина августа. Так оно и должно быть…

«Нет, почему так должно быть? – что-то во мне не соглашается. – Ведь по стране проводятся всякие месячники. Месячник безопасности движения. Месячник озеленения и прочие мероприятия. Почему ж не запретить повсеместно охоту временно года на два-на три? Даже по лицензиям. Сколько б живности поприбавилось на земле?!»

Много ль проку человеку от убитого голубя?

Но вот опять напоминает справочник: «В результате бесконтрольной охоты численность сизых голубей в последние десятилетия сильно сократилась». А что, «контролируемая» охота их добавит?..

Бьем тревогу, а сами продолжаем поступать по-старому.

К потухающему костерку незаметно подошел Алексей. На лице разочарование. Мрачно поздоровался.

– Что, не берет маринка? – спросил Геннадий.

– Наверное, жарко. Солнце еще, – пожал плечами Алексей.

– Может быть, может, – согласился егерь. – Вообще-то на нашей территории река богата рыбой. Опять-таки наносят ей урон браконьеры – охотнички до легкой ловли. Удочкой-то поймаете пять-шесть рыбин – не велика утрата. А они придумали хитрую снасть – накидку. Сеть размером два метра на два, по краям – свинцовые грузила. Ни дать, ни взять – водяной капкан для рыб. На прошлой неделе три таких снасти изъяли и почти двадцать килограммов маринки. Пришлось составлять протокол. На первый раз оштрафовали. Так что рыба горе-рыбакам показалась дороговатой. Но и это еще не беда. Есть варвары более «цивилизованные». Охотятся на маринку током. Протянут от столба провод и конец в воду. Сколько тогда ни за что ни про что гибнет рыбы! Особенно молоди. Плывет по реке белым брюхом вверх. Опасная рыбалка! И не только для рыбы. В прошлом году здесь неподалеку убило током одного механизатора, захотевшего половить рыбку на «электрическую удочку».

Опять где-то треснули выстрелы. На этот раз из зарослей осоки испуганно выпорхнули две утки. Сделали круг над нами и полетели прочь вниз по реке.

Молча, взглядом мы проводили крякв. И тут Турткуз насторожился, гавкнул и метнулся в ежевичные заросли.

– Что-то учуял, – пояснил Геннадий, пружинисто вскочил и заспешил вслед за собакой.

Через некоторое время он появился, прижимая к груди голубя-сизаря. Крыло птицы кровоточило.

– Вот, подранок, – сказал егерь, будто виновато. – Сколько их встречается на территории охотхозяйства. Дармовая добыча для шакалов и лис. Эх, горе-охотнички! Ни себе, ни другим…

Геннадий засунул голубя за пазуху, буркнул:

– Попробую вылечить. Хотя навряд ли…

Турткуз расстелился у ног хозяина и уставился на него понятливым собачьим взором.

– Скажи, Геннадий, а что с его ухом? – полюбопытствовал я.

– Ну, это долгая история…

– Все же.

– Второй бич после браконьеров – это шакалы. Даже небольшой выводок этих зверей может нанести заметный урон охотничьему хозяйству. Шакал ничем не брезгует: кеклик попадется – хорошо, фазан – еще лучше. В прошлом году целая стая шакалов объявилась на нашей территории. С гор спустились, что ли. То там перья птицы увидишь, то здесь. Стали выслеживать зверя поодиночке, не удалось. Все говорят, мол, шакал трусливый, «боится своей же тени». На самом деле ничего подобного. Это животное хитрое, коварное, а иногда наглое и злобное. Решили мы тогда сделать на шакалов коллективную облаву. Выследили сай, куда они исчезают после ночных прогулок: шакалы охотятся в основном в сумерках и ночью. И вот перед рассветом, мы, четверо егерей, устроили засаду. Троих зверей удалось сразу снять. Остальные – врассыпную. Вот тут-то, откуда ни возьмись, и появился Турткуз. Кинулся вместе с нами за хищниками. Собаку разве догонишь! Ушла далеко вперед. Скрылась в лабиринтах сая. Только уже на рассвете мы нашли Турткуза на глухой поляне. Морда окровавлена, правое ухо сильно порвано. Зато рядом с собакой лежал задушенный ею ворюга-шакал… Вот какой у нас храбрый Турткуз – не смотрите, что дворняга!

Геннадий ласково потрепал пса за холку и встал.

– Ну, мне пора! Засиделся. А дел еще невпроворот… Надо сена накосить корове, корма бросить фазанам, – он направился к коню, мирно дремавшему возле арчи, легко запрыгнул в седло и помахал рукой:

– Счастливого плаванья, Робинзоны!

…После обеда проплыли еще километров пять. Река на этом отрезке вела себя сравнительно спокойно. Темно-свинцовая, как предгрозовое небо, с белопенными гребешками на перекатах. Слева и справа нас провожали песчаные берега, перемежаясь галечником и крупными булыжинами – может быть, здесь недавно прошел могучий сель. Над водой низко зависали чайки. А когда снова по берегам замелькали кустарники, над нами, чуть ли не задевая длинные козырьки солнцезащитных шапочек, зацвиркали две синицы-трясогузки. Они сопровождали нас километра три беспокойными трещоточными голосками.

Кто потревожил этих маленьких птиц, для нас осталось нерешенной загадкой. Может, гнездо трясогузок разорил пернатый хищник, или птенцов их утащил какой-нибудь зверь – хорь, ласка? Поди, узнай…

На привале сделал запись: «Сколько раз приходилось провожать взглядом птиц – диких голубей, летящих на дневную жировку или на ночлег, уток, журавлей и других пернатых. И обязательно они шли парами – он и она. А если это были стаи, то и в них, за редким исключением, непременно было четное количество птиц. Если разделить, опять получались пары. Совсем как у людей. На прогулке, в кино. Он и она. Молодые влюбленные или пожилые, прошагавшие по жизни рука об руку».

На ночлег устроились под старым талом. Берег порос молодыми побегами тростника и рогоза. Видимо, еще зимой здесь прошел пал – сожгли старые заросли и поднялись новые. Свежие, сочные. Хороший корм для скота и можно запасти на силос.

Река в этом месте была мелкой и тихой-тихой. Это к вечеру. Ночи в конце августа заметно похолодали. Или это от близости гор? И хорошо: меньше москитов, комаров. На этот раз пришлось забраться в спальные мешки. К полуночи, однако, в палатке стало душно, и я бесшумно выкарабкался на воздух. С Курамин – ветерок. Приятно. Вся долина и река залиты щедрым лунным светом. И кусты, и деревья просматриваются далеко. Тишина будто запуталась в мелких листьях тала.

И тут метрах в ста по откосу я увидел какое-то животное. Очень похожее на… Ну, конечно, на домашнюю кошку! Только откуда ей здесь взяться? Разве что одичавшая… Вот она подошла близко к воде и… поплыла на противоположный берег. Домашняя кошка, даже одичавшая, никогда не поплывет. Они страсть как боятся воды, это известно. И я вспомнил когда-то услышанный рассказ охотника, что на Ахангаране встречается камышовый кот. Местные жители называют его еще сабанчой. Значит, вот он какой… Воды не боится.

Такого бы знаменитому дрессировщику кошек Куклачеву. Вот это был бы номер!

Между тем кот выкарабкался на левый берег. Отряхнулся – я это хорошо видел – и бесшумно растворился в темени кустов.

Конечно, нужно было разбудить Алексея, чтобы посмотрел на такое диво. Но я побоялся, что шепот или неосторожное движение напугает чуткое дикое животное.

Уже засыпая в палатке, услыхал отчаянный фазаний вскрик где-то далеко на другом берегу реки. Видно прогулка для сабанчи в эту ночь оказалась удачной.

Эх, жаль, что я не смог разглядеть прямого вольного предка наших домашних пушистых любимцев!

…Странно, чем дальше мы уходили от Акчи, тем река становилась все маловоднее и маловоднее. Плот часто скрежетал о каменистое дно, цеплялся за коряги и плаванье на нем становилось в тягость.

Сегодня утром впервые почувствовал приближение близкой осени. На одной из стоянок встретился дикий куст шиповника. Плоды уже тронула слабая румяность. Зато весь куст был оплетен прозрачной паутиной. Несколько капель на ней, может, от близости воды – роса редкая гостья в нашем краю! – переливались под солнцем голубыми жемчужинами. Я долго разглядывал это чудо природы, пока не заметил под листком самого мастера – паука. Он сидел затаившись, подстерегая добычу. Может, осу или муху, или другое какое насекомое…

Обыкновенный паук, каких мы часто встречаем дома – на огороде, в саду на деревьях, а то и в комнатах.

Интересно, за что его в народе прозвали «дядей Ваней»? Я вспомнил детство, соседа столяра. Его тоже звали дядей Ваней. Взрослые говорили, что у него «золотые руки». Эти руки пахли обычной стружкой и смолой. Зато какие делал дядя Ваня шкафы, буфеты!.. С орнаментом, резные. Не чета сегодняшним, модным. Они служили не одному поколению.

Я усмехнулся сравнению. Но искусство паука меня действительно чем-то порадовало. Не заметь его работы – и день показался бы неполным, с какой-то «брешью». Не это ли имел в виду Олжас Сулейменов, написав:

 
Нет лишних в драме,
все на сцене,
и знает даже воробей,
мир без него неполноценен.
Поддакивает скарабей.
 

Проплыв мимо кишлака «Кызыл ой» – «Красный месяц», остановились рядом с тополиной рощицей. Здесь наконец-то решили расстаться с плотом, а оставшийся путь продолжить на надувных камерах, с дном, обернутым брезентом. Благо, дальше ни коряг, ни смытых деревьев не предвидится – только песок, галечник, раскаленные камни да сузившаяся полоска воды: все такая же стремительная днем и спокойная ночью. Весь день синее небо полосовали шелковые паутинки. Они летели низко над землей, цеплялись за деревья, за кусты. И откуда их столько? С хлопковых полей, что ли? Но хлопок здесь, поблизости, насколько мне известно, не сажают.

Расположились на бережку. Слева – плеск воды, справа – плеск тополиных листьев, с одной стороны – зеленых, а с тыльной – пепельно-белых, точно гребешки волн. Благодать, сплошной озон!

Только разложили бутерброды на листках бумаги, а над нами тень. Оборачиваюсь. Пожилой мужчина в халате, в кирзовых сапогах, в руке кетмень. Загорелое лицо, слегка утомленное. Узкие глаза выдают любопытство.

– Ассалому-алейкум! – рукопожатье крепкое, дружеское.

– Ваалейкум-ассалом, – отвечаю.

Новый знакомый не стал садиться за импровизированный дастархан. Присел в стороне. Но когда в котелке поспела вода, от чая не отказался. Разговорились. Зияд-ака звали нового знакомого. Совхозный поливальщик, по совместительству сторож. Охраняет большой яблоневый сад – достал завернутые в бельбаг несколько крупно-розовых яблок. Кремовый налив. Редкий сорт. Положил на бумагу. А еще он сторожит эту тополиную рощицу.

– Ее-то что сторожить? – удивился я.

– Всякое бывает, – ответил Зияд-ака. – Козы забредут. Но опаснее всего люди. Не хватает на постройку леса – бегут сюда в рощу, срубят несколько молодых деревьев незаметно и тащат к себе во двор. И не думают, что роща-то принадлежит всем – мне, тебе, нашим детям. И так наша земля скудна на леса. А тут мы еще губим их. Ведь дерево вырастить так же трудно, как и человека. У него тоже есть свои болезни. Жуки там всякие подтачивают. Бураны зимние – ломают целые ветки, а иногда стволы. И век многих деревьев такой же короткий, как у человека. Взять хотя бы тополь, персик, абрикос. Конечно, есть среди деревьев и долгожители – арча, дуб, чинара… Но и они нуждаются в человеческой защите, а не то попадут под топор вот таких бездумных строителей.

Зияд-ака покачал головой, принялся за остывающий чай.

А меня память перенесла в древний Ургут, что в Самаркандской области. Аккуратные домики с уютными двориками и садами органично вписывались в пейзаж гор. Высоких, в заснеженных тюбетейках. С вершин веяло бодрящим холодком.

Мы с Василием Григорьевичем Ларцевым, самаркандским ученым и поэтом, бродили по улочкам этого городка, где всяк знает каждого в лицо, и нечаянно набрели на парк. Парк как парк. С чайханой и библиотекой, с магазином и асфальтированными дорожками.

И все-таки этот парк был необычным. Взять хотя бы бьющий из-под камней внушительный ледяной родник, где спокойно разгуливала стайка голубых форелей. Но главное, – здесь росли многовековые чинары, казалось, цеплявшиеся верхушками за проплывающие облака. Ученые-ботаники установили их возраст. Самому «юному» дереву, как извещала табличка, было тысячу лет, а самому «старшему» полторы тысячи. Стволы их были неохватными. Недаром в дупле одного такого дерева было построено маленькое кафе на восемь мест.

Сколько эпох прошумело и пролетело над их вершинами!

Чинары сухо шумели облетевшими ветвями. Этот шум словно очищал от всякой мелкой суеты и никчемных обид…

Водный путь на надувных камерах показался нам более легким и даже уютным. Мы словно пересели с тряского старого грузовика в комфортабельные «Жигули». И скорость сразу поприбавилась. А она нам, как никогда, сейчас была нужна. Карманный календарик с изображением тюльпана, занесенного в красную книгу, – напомнил, что мы опаздываем… Нас будут ждать. Поэтому мы как можно реже стали делать остановки.

Далеко позади остался индустриальный Алмалык, с его дымящимися трубами на горизонте. От этого город выглядел покрытым пледом легкого тумана.

По обеим сторонам простирался «лунный» пейзаж. Слева и справа, насколько хватало взора – галечник и камни, облитые солнцем. Если бы не полоска освежающей воды, в полной мере довелось бы ощутить всю духоту уходящего лета.

Я опять с грустью подумал о скудости зелени в наших краях. Ах, как порой эта нехватка ощущается в знойные дни саратана!

Куда девалась в народе добрая традиция – в честь рождения ребенка сажать дерево? А месячники озеленения превратились в скучные и нерегулярные «мероприятия». Да и зависят-то они от взрослых «теть и дядь», ждущих приказа сверху, чтобы потом поставить и своих бумагах соответствующую галочку. Отчитались, а там, как говорится, в буквальном смысле хоть трава не расти…

По этому поводу запомнились слова одного писателя-юмориста.

– Когда выходит очередная моя книжка, – сказал как-то он, – я непременно сажаю во дворе деревце. Чтобы этим хоть частично восполнить те кубометры леса, что безвозвратно ушли на мое творение.

В этой иронической фразе чувствовались боль и правда…

Недалеко от поселка Солдатское, насчитывающего больше века, – сделали последний привал. Багровый диск солнца, нехотя, будто устав за день, тонул в пучине горизонта. Мы быстро поставили палатку и каждый занялся своим делом: Алексей отправился с удочкой вдоль берега, а я остался приводить в порядок записи.

С полей тянуло ветерком. В его струях чувствовалась примесь дефолиантов. По времени хлопок уже должен раскрывать тугие коробочки.

Низко над головой прошла стайка колпиц. Значит, уже близко Ташкентское море. Птицы оттуда. Хотя до перелета было еще далеко, но в шелесте крыл слышалась близкая тревога дальней дороги.

Ночью мы долго не могли уснуть. Вспоминали пройденный путь. Встречи, знакомства.

– Не жалеешь потраченного времени? – спросил я сына.

– Потраченного? – Алексей удивленно посмотрел на меня. – Если потратил, чтобы что-то приобрести, не жалею. А приобрел я много, – и он зачем-то пододвинул к изголовью неразлучный свой фотоаппарат.

Сын уснул, а мне не давали покоя мысли.

Я думал о реке. Что будет с ней завтра, послезавтра?

Водозаборы, нужные, ненужные, зачастую никем неконтролируемые… Загрязнение стоками заводов и ферм…

При таком отношении человека к реке она в скором времени может исчезнуть с лица земли. А вместе с ней – пока еще богатый и неповторимый растительный и животный мир, ласкающие глаз ландшафты, – все то, что входит в многогранное понятие «природа». В отличие от творений рук человеческих – это не отреставрировать, заново не отстроить…

Сегодня этот прекрасный мир просит у людей помощи, защиты. И мы не должны оставаться глухими к его зову и в ущерб себе, детям и внукам…

Пора возвращать взятое у природы, а желательно и в союзе с ней приумножать ее богатства. Возможно ли это? Уверен, что ответ утвердителен, если не жалеть – прежде всего души и разума.

…Еще до рассвета, по холодку, отправились в путь. Плыли без остановок. Ближе к полудню на горизонте показалась широкая гладь воды, будто гигантское зеркало, отразившее синеву небес. Посмотрев в бинокль, разглядел на этой глади несколько парусников и лодок с отдыхающими. Наконец-то Туябугузское водохранилище – Ташкентское море! Но почему его раньше называли Туябугузом?

Туя – верблюд, бугуз – озеро. Может, здесь когда-то уже было нерукотворное озерцо, и верблюды, возвращавшиеся караванами из далеких и жарких пустынь, спускаясь с высокогорий, пили из него? Может быть…

А теперь вокруг рукотворное море!

…Еще издалека мы увидели силуэт машины, укрытой чехлом, а рядом с ней Анатолия. Приятель радостно махал нам рукой. Мы опоздали только на сутки.

В ОСТРОВАХ ОХОТНИК БРОДИТ

ВАСИНЫ ГОЛУБИ

Вася Зюкин жил вместе с бабушкой на окраине большого города в небольшом кирпичном доме. Учился он в пятом классе.

Как всякий мальчишка, Вася обожал эскимо, гонял мяч и на «велике» вдоль оврага, чтобы ветер вздувал пузырем на спине рубаху!

А еще Вася любил голубей.

На чердаке у него жили белоснежные «чайки», сизые турманы и парочка «павлинов». Когда-то первую пару голубей ему в день рождения подарил дядя.

– Береги птиц! – сказал он, вручая клетку с воркующими новоселами. – Они научат тебя любить красоту.

Смысл последних слов Вася, может, и недопонимал, но за голубями ухаживал исправно. Каждое утро менял в плоской чашке воду, сыпал зерна, приговаривая:

– Гули, гули, гули!

Вначале бабушка сердилась:

– Скоро, Васек, ты всю мою пенсию на корм голубям изводить будешь…

– Не-е, – улыбался мальчик, приглаживая непослушный вихор. – Окончу школу, пойду работать и всю зарплату буду приносить тебе.

Видя, что голуби не мешают учебе внука, а, наоборот, даже помогли подтянуться по некоторым предметам, хотя бы по природоведению, бабушка смягчилась:

– Ну, как знаешь… Только про школу не забывай.

Ах, до чего завораживает полет голубиной стаи! Словно сизый дымок вьется над крышами и садами, ускользая все выше и выше. Пока не исчезнет в облаках или не растворится в синеве.

Вася никогда не уставал наблюдать за голубями. Ему нравилось, когда возвращалась стая и при посадке «эскадрильи» небесный ветерок от их крыльев плескал в лицо.

Голуби ступали по карнизу и ворковали. Радость их мог понимать только мечтательный человек. А таким и был Вася.

Ночью ему снились белые почтовики. Они летели над океанами, над городами и несли добрые вести. Какие, Вася не знал. Но что вести были добрыми, он не сомневался. Ведь не зря же на всех открытках и плакатах рисуют голубей, а под ними подпись: «Миру – мир!»

…Как-то Вася поздней обычного вернулся из школы – гонял с ребятами в футбол. У калитки его ждала бабушка в неизменном фартуке. Лицо, круглое, в морщинах, погрустнело.

– Ты что, бабушка, заболела? – встревожился внук.

– Нет, Васенька.

– А чего невеселая?

– Строители приходили, – сказала бабушка упавшим голосом. – Скоро, говорят, нас сносить будут…

– Это как же?

– А вот так… – бабушка кивнула на девятиэтажки, вплотную подступившие к их улице.

– А где голуби жить будут? – опечалился Вася.

– Не знаю, – вздохнула бабушка, думая о чем-то своем. – Я уж и телеграмму отправила твоему дяде Пете.

Дядя приехал незамедлительно. За вечерним чаем бабушка рассказала, какую замечательную квартиру дают им в девятиэтажном доме.

– Даже не знаю, радоваться или нет. Вроде и старую жалко – столько прожито! – и новая с удобствами, – говорила она. – И газ, и вода под рукой – холодная, горячая… А кухня-то, кухня!..

Дядя Петя, кажется, был рад за бабушку. А вот Вася не находил себе места. Ходил вокруг стола, печально вздыхал.

– Да не вертись ты, как волчок, – хлопнул его по плечу дядя. – В таких хоромах будешь жить, брат, как король!

– А как же голуби? – в глазах Васи стояли слезы.

– Да, брат, с голубями посложнее… Придется с ними расстаться.

Он встал из-за стола. Подошел к открытому окну. С чердака неслось гулкое воркование. Птицы готовились к ночлегу.

Дядя поднял над головой два пальца. Звонко щелкнул.

– Придумал, – сказал он. – Возьму с собой. Пусть живут у меня. Ты ведь все равно будешь приезжать летом ко мне… Лады?

– Лады! – краешками губ улыбнулся Вася.

Наутро дядя, посадив в большую плетеную клетку голубей, уехал.

А дня через три к дому бабушки подкатил огромный грузовик. Рабочие помогали грузить в него вещи. Вася носил учебники, глобус, посуду… А когда начал затаскивать в кузов велосипед, кто-то из взрослых, глядя в небо, крикнул:

– Смотрите!

– Смотрите!

Вася пристроил к борту двухколесного друга, распрямил спину и увидел над собой… голубей.

– Ур-ра! – запрыгал он от восторга. – Голуби вернулись! Мои голуби!..

Птицы низко кружились над крышей, а потом стали залетать в открытую дверь на чердак.

Не зная, что делать, бабушка, опустила руки.

А Вася спрыгнул на землю, схватил лежавшую неподалеку старую коробку от телевизора и полез за голубями.

Через неделю, уже в новом доме, он получил от дяди письмо. Оно было короткое, с извинениями. Дядя с огорчением сообщал, что не сдержал слова перед племянником: голуби улетели. Возможно, их сманили опытные голубятники. Но пусть Вася не грустит: дядя приглядит на базаре новых птиц. Обязательно лучше прежних.

Вася читал письмо бабушке и улыбался. Ведь его голуби жили на крыше девятиэтажки и часто слетали к Васе на балкон.

А как они нашли обратную дорогу из другого города – для Васи так и осталось загадкой.