Текст книги "Разноцветные дни"

Автор книги: Николай Красильников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

СТРАНИЧКА ИЗ ТЕТРАДИ

Утром комната моя наполняется солнцем. Внизу шуршат по асфальту автомобили. На балконе гулькает горлинка. Она строит гнездо в щели между рамами. На подоконниках и горшочках зеленеют цветы. Их много – флоксы, алоэ, ромашки. Для них здесь лето круглый год.

Со двора доносятся голоса ребят. Хлопки по звонкому мячу, который мелькает над бельевыми веревками.

Тявкает, точно заводная, чья-то собачонка.

Круговорот жизни продолжается. За окном звенит чье-то детство, так же, как и мое когда-то. Но иногда я ловлю себя на мысли, что забываю его запахи, его радости и огорчения. Какие-то свои, пусть маленькие, но открытия.

И тогда мне становится грустно. Тянет снова вернуться в наш дворик. Забраться на самую верхушку тутовника и под шелест ветерка посмотреть, спустя десятилетия, на нашу махаллю.

Только давно уже нет ни тутовника, ни низких домиков. А друзья стали взрослыми, и у них самих такие же дети, какими мы были когда-то.

Но хорошо, что в памяти живут счастливые дни. Разноцветные. И потому незабываемые.

ПУТЕШЕСТВИЕ НЕ ЗА ТРИ МОРЯ
Повесть

Каждый человек в жизни должен совершить хотя бы одно путешествие. И пусть оно будет не на знаменитых «Кон-Тики» или «Тигрисе», не на высочайшие вершины Гималаев, не к ледяным просторам Северного или Южного полюса… А станет, например, путешествием по родному краю.

Взять хотя бы окрестные наши реки, предгорья, степи; да хотя бы речушки, овраги, рощицы… Хорошо ли вы их знаете?

Но знать-то просто необходимо.

И если вы любопытный человек, обязательно возникнет, должно возникнуть желание увидеть все своими глазами. А иначе как называть край, в котором вам посчастливилось родиться, расти и жить, – родным? Большая Родина и малая, ваша, – невозможны друг без друга.

А мы, современные люди, дети технического прогресса, порой далекое знаем куда лучше близкого, родного. И тем очень обедняем себя.

Все это, с укоризной сказанное, до поры до времени относилось и ко мне. Правда, если оглянуться назад, поездок, странствий в жизни было немало. Тянь-Шань, Памир, Аральское море (застал его еще многоводным и рыбным), две могучие реки Средней Азии – Аму и Сырдарья, горячие пески Кызылкумов и Каракумов… Заказники, заповедники… Вроде бы – немало…

Но однажды сын-девятиклассник принес домой новенькую, пахнущую еще типографской краской карту Ташкентской области. Был поздний зимний вечер. За окном, будто по нитке скользя, порхали снежинки. От батарей струилось тепло. По телевизору передавали «Новости».

Сын включил на письменном столе лампу и развернул карту. Было в этом какое-то священнодействие, волновавшее, очевидно, еще современников Колумба и, к сожалению, утраченное в наш век – век космических трасс и масштабов.

Перед нами раскрылось песочного цвета полотно с обозначением населенных пунктов, областных и районных центров, с границами соседних республик – Казахстана и Киргизии, с полосками железных и автомобильных дорог, с реками и каналами – полноводными и пересыхающими, с озерами и водохранилищами, с горными ледниками и отметками высоты над уровнем моря…

С севера, юга и запада область окружена ожерельем гор, с востока – пустынями и оазисами.

Близ Ташкента места густонаселенные, и это естественно. Сколько новых прекрасных и благоустроенных городов выросло за годы Советской власти! Янгиюль, Чирчик, Алмалык, Ахангаран, Ангрен… О каждом из них, о людях, построивших эти города, можно было бы написать не одну книгу.

Но вот наши взоры падают на отроги Чаткальского хребта.

Стоп!

Сын загадочно улыбается. Указательный палец его ложится на голубую еле заметную жилку, обозначающую реку Ахангаран.

– А не махнуть ли нам летом в путешествие по этой реке?

Вопрос-предложение. Пауза-раздумье. Река мне немного знакома. По прошлым юношеским рыбалкам и охотам. Я даже писал о ней.

– Мы бы прошли реку, где можно – пешком, где на плоту, от истока до конца. Это же интересно!

Заманчивое предложение. В душе-то я сразу сдался. Но по привычке взрослого, обремененного заботами, и немножко уже инертного человека ответил «философски»:

– Поживем – увидим!

…Правильно говорится в народе – хороший хозяин готовит сани летом, а телегу зимой.

Всю зиму Алексей неприметно для меня готовился к предстоящему путешествию. Приобретал крючки, леску, донки, закидушки, бамбуковые удилища – как это быть на реке и всласть не порыбачить! Купил в «Спорттоварах» две пары кед: для себя и меня, в них хорошо ходить по галечнику и каменистому скользкому дну, не так опасно ступать на колючки…

Где-то Алексей раздобыл и армейскую в зеленом чехле фляжку. Другие необходимые атрибуты для путешествия дома уже были: двухместная палатка, спальные мешки, треножник с котелком, цейссовский бинокль, фотоаппарат…

И вот незаметно подступило и потянулось лето. Знойное, азиатское. На календаре – август. У Алексея – каникулы, у меня – с завтрашнего дня первый день трудового отпуска.

– Ну, как наше путешествие, не забыл? – спросил он.

Признаться, я тоже подумывал последнее время о предстоящем походе. Наводил справки: откуда и как его лучше начать. Спрашивал об этом друзей – геологов, егерей, чабанов. Поэтому к ответу я был готов.

– Нет, не забыл! Едем завтра на рассвете. До «старта» товарищ нас подбросит на «Жигулях».

– Ур-ра! – обрадовался Алексей по-детски. – Значит, я не зря готовился.

Дорога вынесла нас на Алмалыкский тракт. Далеко позади мелководный Чирчик с жилыми многоэтажными, зданиями на обоих берегах, с корпусами нового строящегося завода.

Ровная автострада, шурша, змеилась меж холмов. Местами не культивированных – уже выгоревших, а где росла пшеница – убранных, готовых к озимой вспашке. Новые совхозы, яблоневые сады, водоводы, лесопосадки, виадуки, бетонные лотки… В кабину врывался свежий ветерок с привкусом скошенной люцерны. Вот он – простор! Вот он – воздух! Дороже самых изысканных духов.

Не доезжая до Алмалыка километров шесть, свернули налево – на Ахангаранскую дорогу, ведущую в Ангрен, кузницу нашего узбекистанского угля, и дальше – на Камчикский перевал, открывающий Ферганскую долину.

Сразу же за Ахангараном, молодым промышленным городом, замелькали сады, поля, поселки. Открылась панорама Ахангаранской долины. Вскоре далеко-далеко в летнем мареве мы увидели извилистую ленточку реки, как бы парящую в воздухе. Ахангаран. В старину, наверно, еще во времена Александра Македонского, а то и раньше, ее называли Дарья-и-Ахангаран: Река железных дел мастеров.

Издавна жили здесь рудокопы, плавильщики, искусные кузнецы. Вот почему назвали реку так.

Мой друг, ученый-геолог и поэт Константин Аксенов, рассказывал, что весь бассейн Ахангарана, включая эту одноименную долину и примыкающие к ней склоны гор, – это гигантская «копилка» разнообразных ископаемых. Здесь геологи выявили немалые месторождения угля, цинка, свинца, меди, каолина, молибдена и многих строительных материалов.

Сама река в последние годы не слишком многоводна (виной тому близлежащие совхозы, большие водозаборы, новая Нурабадская ГЭС), и ее протяженность около двухсот километров.

А начинается Ахангаран с родничков на высокогорном Ангренском плато, на стыке Чаткальского и Кураминского хребтов.

Свое путешествие мы решили начать неподалеку от Ангрена, где река берет сравнительно широкий разбег.

Здесь и горы со всех сторон, и растительность богаче, и животный мир разнообразнее. А дальше, если все будет хорошо, – встреча с Акчинским охотхозяйством: Ахангаран петляет по его территории, да и просто встречи с самой природой, а если повезет – и с интересными людьми!

Остановились возле небольшого кишлака, метрах в ста от реки – дальше дороги не было: огромные валуны, камни и галечник. Полынь, верблюжья колючка, еще какие-то кусты. Слышен неясный рокот, похожий на мчащийся поезд. Но это не поезд, это река катит быстрые воды.

Выгрузили из багажника вещи – два вместительных рюкзака, снасти. Тут же договорились с водителем Анатолием, геодезистом, моим другом – тихим, застенчивым и очень обязательным человеком – где и когда встретимся. Прикинули: до «конечной остановки» – Туябугузского водохранилища, куда впадает Ахангаран, – километров сто пятьдесят. Если в день проходить по десять километров, понадобится дней пятнадцать.

Ровно через полмесяца и решили встретиться на берегу водохранилища.

До свидания, Анатолий!

Здравствуй, Ахангаран!

Рюкзаки и удочки мы с Алексеем перетащили ближе к реке. Здесь решили сделать привал, осмотреться, перекусить – и в путь!

Вода в реке, отстоявшаяся за лето после весенних паводков, была темно-голубоватой, ближе к берегу светлей, еще прозрачней.

Солнце стояло в зените. Словно гигантское колесо с раскаленными спицами. Алексей не выдержал – скинул футболку и окунулся близ берега. Я тоже последовал этому полезному примеру.

Затем сын взял удочку, а я стал соображать: из чего бы соорудить плот.

По левую сторону, ближе к горам – темные пятна арчовников, по правую – сады, кишлачные домики.

Решил пройтись по берегу. И вскоре нашел несколько крупных сушин-деревьев, видимо, еще весной смытых бурным паводком. Потом встретилось еще несколько. Вот и основание для плота!

Только начал скреплять лесины веревкой и проволокой, прихваченными с собой, показался Алексей. Высокий, по-юношески немножко нескладный, улыбка – «девять на двенадцать».

– Есть рыба! – говорит довольный и показывает оборванную лесу.

– Где? – удивился я.

– В реке. Во-от такая! – показывает сын. – С ходу сорвала крючок.

– А-а, понятно, – киваю я. – На память утащила… Никуда она не денется. А пока бери-ка топорик и помогай.

Как и бывает нередко в подобных случаях, неизвестно откуда появились сельские ребятишки. Босоногие, загорелые. Глазеют любопытно: что, мол, делают тут незнакомые люди? А когда узнали про плот и предстоящее путешествие, стали помогать. Даже притащили откуда-то несколько недостающих тополиных жердей.

И вот, благодаря общим усилиям, «хашару», можно сказать, плавсредство было готово.

Спустили его на воду. Плот не был, конечно, красавцем, но держался устойчиво, надежно.

Погрузили вещи, на прощание угостили ребят карамелью и оттолкнулись от берега шестами.

Стремительная вода будто только ждала нас, подхватила плот и мигом вынесла на стремнину. Некоторые, навыки держаться на воде у нас уже были: мне не раз доводилось бывать на подобных реках, а сын второй год занимался спортивной греблей.

Азиатские реки коварны, особенно горные, даже бегущие долиной. Не всегда предугадаешь их «настроение», «дыхание», которые зависят от состояния ледников, от перемещения теплых ветров, температуры воздуха. Они могут ежесуточно менять русло, уровень воды, скорость течения. Быть необузданными и смиренными…

Пока что река вела себя дружелюбно.

Постепенно каменисто-пустынный окрестный пейзаж стал «обрастать» тростниками, деревьями – серебристой джидой, низкорослыми талами. И что удивительно: над нами кружились чайки! Легкие, белоснежные. Словно где-то рядом море. Гулкое и безбрежное. От неясного предчувствия чего-то хорошего хотелось петь. Что ж, начало путешествия как будто удалось!

Знойное светило переваливало за горы. Пора думать о ночлеге. Причалили к берегу, вытащили плот. Место для отдыха оказалось как нельзя лучшим. Зеленая, местами выгоревшая поляна, словно теплая войлочная кошма. Рядом – курчавый таловый лес. Свистят соловьи, гулькают горлинки. Выкликает удод: «Уп, уп, уп!»

Так было тихо и первозданно кругом – не хотелось нарушать ничего. Алексей, конечно, утомился за день. Забрался в палатку, и вскоре оттуда послышалось мерное дыхание.

Я же пошел искать поблизости родничок, они в таких местах не редкость. Принес котелок студеной воды. Без труда набрал две охапки сухого хвороста. Добра этого было много кругом. Разжег небольшой костер.

Тьма пала на горы и долину незаметно, стремительно.

Исчезли очертания далеких вершин, тени деревьев слились в одно темное пятно, звуки стали приглушеннее и одновременно четче.

Высыпали мириады звезд. Яркие и кажущиеся вовсе невысокими. Сколько их! Целая звездная карта. А много ли мы их знаем по названиям? Вон те, рассыпанные щедрой горстью и как бы струящиеся по наклонной, – Млечный Путь. А вон там созвездие Волопаса, а еще правее – Лебедя. Это по школьной программе. А еще?..

Понимаю, понимаю. В городе небесные светила затмеваются гирляндами огней – парки, высотные дома, телевышка, огоньки авиалайнеров…

Да, мне встречались и такие люди, что и голову-то ни разу не запрокидывали, чтобы посмотреть на звезды. А жизнь одна. И не увидеть величавого хоровода звезд, не понаблюдать за ними в тишине… Ведь писал же великий гуманист Генри Торо:

«…Теперь мы не знаем, что значит жить под открытым небом, и жизнь наша стала домашней больше, чем мы думаем. От домашнего очага до поля – большое расстояние. Нам, пожалуй, следовало бы проводить побольше дней и ночей так, чтобы ничто не заслоняло от нас звезды, и поэту не всегда слагать свои поэмы под крышей. Птицы не поют в пещерах…»

Сказано это более полутора веков назад. Поразительно современно звучит это и сегодня.

…Проснулись затемно, по холодку. Алексей, выспавшийся, отдохнувший и веселый – выпил пару кружек горячего чая из термоса, закусил бутербродом и вопросительно глянул на меня: какие, мол, будут указания?

– Зорьку посвятим рыбалке, – сказал я. – Если повезет, отведаем ухи, отдохнем и в путь.

Сын согласился, не мешкая взял удилище, пару закидушек и отправился искать удачливое место.

Мне же не хотелось уходить далеко. Я прихватил удочку и направился к валуну, который приметил вчера. По пути в траве поймал нескольких сверчков и запихал их в пустой коробок.

От воды клочьями сырой ваты шел туман. Возле берега у камней вода пенилась, будто мыльная.

Лет двадцать-тридцать назад в Ахангаране еще водились сомы, сазаны, красноперки… Маринка же и вовсе была традиционной.

Как-то в одной из газет я прочитал, что чирчикский электрохимкомбинат дважды губил сбросами неочищенных промышленных вод остатки горячо любимой рыбаками маринки. Из печати мне также было известно, что и река Ахангаран загрязняется ангренскими и алмалыкскими промышленными предприятиями. Недостаточно оборудованные замкнутым водоснабжением, они продолжали травить все живое. Это «мыло» – очевидное тому свидетельство.

Доколе может продолжаться такое? Неужели, думая лишь о сегодняшнем дне, мы забываем о завтрашнем? О детях и внуках. Что им останется в наследство? Ведь думали же о нас когда-то наши отцы и деды. Почему мы зачастую забываем добрые заветы в ущерб себе и ближним?

В последние годы писатели, краеведы, молодежь, общественность России активно стали бороться за спасение малых рек. А у нас, в Азии, где рек и речек куда меньше, разве не нужно их охранять, беречь? К необходимости такой работы еще не раз придется возвращаться в этих заметках.

Из этих невеселых размышлений меня вывел радостный голос Алексея:

– Виктория! Есть почин, – в его поднятой руке блеснула рыбина.

Рассвет просеивался над горами.

Я закинул свою удочку. Донную, без поплавка, с тяжелым грузилом. На мелких горных реках поплавок ни к чему.

Закинул так просто, без энтузиазма. И – о, чудо! – лесу тут же потянуло вправо на быстрину. Подсекаю. На, сыром песке бьется мелкочешуйчатая рыбка граммов в двести-триста. Она самая, маринка.

Во мне проснулся юношеский азарт. И вскоре мы с Алексеем чистили на плоском камне с десяток маринок.

Значит, в реке кое-какая рыба еще есть. Ох, как бы не сглазить!

Уже за вкусной дымной ухой с маслянистыми желтыми разводами, дразнящим аппетит запахом лаврового листа и перца, я думал: почему местные жители эту рыбу в недавнем прошлом повсеместно называли мазар-балыком, то есть кладбищенской рыбой. Ведь она по вкусовым качествам, пожалуй, ничем не отличается от королевы горных рек – форели?

Загадку разгадали ученые: яд находится в икре маринки. А сколько было связано с этим кривотолков. Труден путь человека к познанию!..

Уже в десять утра плот спустили на реку. Вода прибывала – в горах начали подтаивать ледники.

Хорошо плыть по утренней реке! Ничего что плот иногда задевает за камни, трещит на перекатах, что его сносит в стороны и нелегко всегда держаться быстрины – главное, нас ждут, как говорится в давней пионерской речевке, солнце, воздух и вода, дарящие здоровье и бодрость духа.

В бездонном бирюзовом небе показалась еле заметная точка. Она росла будто в увеличительном стекле, и скоро мы распознали орла. Подхваченный восходящими потоками воздуха, он делал широкие круги. Тоже ведь занесен в «Красную книгу», с грустью подумал я. И действительно, все реже и реже встречаем мы этих могучих птиц степей и гор.

Год назад мне пришлось ехать поездом через Голодную степь. И ни одной встречи с этой интересной птицей. А еще совсем недавно, всего четверть века назад, орлов можно было запросто увидеть восседающими на телеграфных столбах, словно бы охраняющих пустынные и небесные пространства.

Природа не успевает шагать в ногу с прогрессом. Ей просто не под силу современные индустриальные ритмы. Ради своего блага не делаем ли мы зла? И не обернется ли это зло против нас? Уже оборачивается…

А орел все кружил и кружил над нами. Гордый в своем одиночестве. Наверное, это была его территория, его владения.

Почему воробьи, ласточки, голуби привыкли жить стаями? Добывать корм, перелетать с места на место, строить рядом гнезда… Так, по крайней мере, безопаснее, когда делается все сообща. Это свойство мелких птах.

Орел же в своей силе, гордости и одиночестве всегда был уязвим. Особенно для бездумных охотников, для которых выстрел это забава, ничего больше.

К полудню солнце начало припекать. Хотя оно и августовское, но еще какое горячее! Можно получить ожоги. Мы снова пристали к берегу.

Здесь было зелено. Деревца тала, арчи, джиды. Тенисто, хорошо. Постелив надувной матрац, я задремал. Алексей с фотоаппаратом пошел прогуляться.

Для Ахангарана характерны по всему основному руслу множество маленьких и больших разветвлений, ручейков, стариц, берега которых поросли шиповником, тростником, ежевикой, донником, девясилом, бессмертником, полынью, душицей, зверобоем, крапивой… И еще множеством неизвестных мне растений и трав. Они встречаются здесь повсюду.

Как все это живописно. И какой клад для фармацевтов! Какое богатство для наших аптек…

Многие из здешних трав имеют чудодейственно целительные свойства.

Взять хотя бы многолетнее растение девясил. В научной медицине препараты из него рекомендуются при различных заболеваниях дыхательных путей. Кроме того, им лечат кишечник. А взять травянистое растение донник! В народной медицине еще во времена Ибн Сины донник применялся при воспалительных заболеваниях органов дыхания, как болеутоляющее и успокаивающее средство.

Можно многое рассказать о целебных свойствах полыни и душицы, о каждой из трав, растущих на нашей земле. И тут снова появляется чувство горечи. Кто наделил человека варварским правом попирать землю, не глядя под ноги?

Сколько трав вытоптали мы ботинками и кедами, а то и просто босиком, не говоря уже о протекторах шин большегрузных машин и тракторов. Даже не ведая о том, как навредили себе. А ныне спешим в аптеку за тем или иным лекарством природного происхождения и не всегда находим его… Многие травы и растения почти исчезли с лица земли, их уже не вернуть.

Мои размышления прервал легкий толчок в плечо. Оборачиваюсь – Алексей:

– Па! Я отличный кадр сделал! – и показывает на свой «Зенит». – Хочешь, покажу в живом виде, пока он на месте.

– Что за кадр? – ленюсь я вставать с матраса.

– Э, так не пойдет, – говорит сын. – Лучше увидеть своими глазами раз, чем десять раз услышать!

Ну, молодец, заинтриговал. Пришлось пойти.

Серебристые паутины облепили кусты. Обходя «липучие места», мы вышли на крохотную поляну. Низкорослое, как бы все скрученное, деревце. Джида. Дикая. Мучнистые ягоды только начали покрываться алым лаком.

– Смотри внимательнее, – шепчет сын и показывает на тонкую ветку.

Словно веревочка, обвив ветку, слабо покачивается стрела-змея. Может, отдыхает, а, может, стережет добычу. Жучка какого, ящерицу.

Стрелка не замечала нас. Блестящая, под цвет серебристой листвы – чем не маскировка! – грациозная, с круглыми, как у ласточки глазами.

Признаюсь, раньше змеи всегда вызывали у меня, да только ли у меня, брезгливое чувство. А тут я увидел само совершенство природы.

Так же незаметно, как и пришли, мы удалились.

Алексей отправился купаться, а я вспомнил один случай.

В детстве мы часто рыбачили на Сырдарье за Чиназом.

Вдруг прибегает наш товарищ Витька по прозвищу Гвидон и, проглатывая от волнения слова, сообщает:

– Там… в ауле… у казаха… стрела-змея… пронзила сердце верблюда!

Новость была ошеломляющей. Мы, конечно, побежали тут же посмотреть на это необычное зрелище.

Действительно, на выходе в степь, неподалеку от глинобитных домишек, в пыли валялся огромный верблюд.

Рядом с животным мальчишки-казашата остервенело, кто палками, кто камнями, избивали давно безжизненную змею. Мы присоединились к ним. Как же! Жалко верблюда. А ведь она и человека могла укусить… Так ее, так!

Вспоминая этот эпизод, мне всякий раз становится стыдно.

И кто это первый пустил по свету небылицу, что стрела-змея пронзает собой все живое, и укус ее будто бы смертелен?

Ничего подобного. Она даже не ядовита в отличие от большинства сородичей. К тому же люди давно используют змеиный яд в медицине. Из яда змеи изготовляют ценные лекарства и сыворотки.

А как же верблюд? – спросите вы. А вот как. Ведь у животных тоже много болезней. Может, он отравился чем-нибудь, может, его укусил каракурт. Всякое могло быть… И надо же в такой момент рядом оказаться стрелке.

…Отчалили. И примерно через час-два главное русло реки пошло по «шву» на два рукава, образуя сердцеобразный остров. Остров весь порос высокой травой и густыми низкорослыми талами. Прямо зеленый эдемский уголок.

Хотя до ночлега было еще далеко, мы решили провести ночь здесь. Разбили палатку и каждый занялся своим делом: Алексей отправился осматривать остров в надежде поймать в объектив интересный сюжет, а я остался приводить в порядок свои записи.

Остров был и впрямь замечательный: со всех сторон продувался бодрым ветерком, а близ воды, над островерхими макушками рогоза, зависали голубые эскадрильи стрекоз. Вообще замечено: где большое скопление этих изящных красавиц, там меньше комаров. Значит, нам повезло вдвойне.

Уснули далеко за полночь. Совсем рядом вода перебирала камушки, словно четки. Зудел над ухом какой-то настырный комарик, и луна желтым паласом расстелилась по всему плесу.

Перед самым рассветом, когда спится особенно крепко, я услышал над палаткой странные звуки: «Чок, чок, чок!»

«Соловей!» – сонно отметил я и повернулся на другой бок. Но тут как началось! То на одном кусте, то на другом – по всему острову:

Чок, чок, чок!

Тюрлю-лю-лю!

Фию-фию!

Целый симфонический оркестр. Настоящий соловьиный остров – кто кого перепоет.

Снова поворачиваюсь на левый бок, хочу заснуть, а над самой головой соловьиный раскат, поворачиваюсь на правый – тоже самое. Обвалы звуков. Гимн вечной жизни.

Впрямь, так и назову это звонкое местечко в своих записках – остров Соловьиный.

Я подумал, что разбужен один, а Алексей тоже, оказывается, не спит. Шепчет мне в затылок жарко:

– Ух и здорово распелись!

Какой теперь сон, не до того. Звуки серебряными радостными струями проникали до сердца. Так и пролежали мы с открытыми глазами, слушая необычный птичий концерт под открытым небом, пока солнце не позолотило верхушки далеких гор.

И вдруг, словно по властному мановению дирижера, голосистая капелла разом смолкла.

Я вышел из палатки и начал выискивать пернатых солистов. Но они будто растворились. Лишь узкие листья тала бойко трепетали на ветерке, скрывая ночную тайну.

Посчастливится ли когда еще хоть раз услышать такой чудесный концерт?

…Человек – раб вещей, привычек, уюта. Даже переезжая с одной квартиры на другую, он долго привыкает к новым стенам. Что и говорить, сила привычки крепка.

Только на пятые или шестые сутки нашего путешествия мы стали толком привыкать ко сну на галечнике, просто земле или подстилке из тростника или травы. Но ведь ничего-то с нами не случилось?

Неуютно? Что-то давит, колет под боком? Ничего! Зато сколько простора… И все небо тебе в награду, лучше всякого покрывала. Нет под головой подушки? Велика ли беда – можно подложить теплый камень. Вон их сколько вокруг! Любой формы и размера.

По берегам реки невдалеке потянулись поля, засеянные пшеницей, кукурузой, овощами.

Так уж случилось, что следующий привал сделали на берегу у самого края обширного кукурузного поля.

Я принес родниковой водицы, установил треножник, разжег огонь: Алексей за это время набрал хвороста. Кстати, топлива на берегах много. Сушняк, хворост, кукурузные стебли, полежав под нещадным солнцем горят словно антрацит или саксаул.

Недаром на пути мы часто встречали сельских ребятишек, собиравших эти «дары природы». Замечательное топливо для тандыров, в которых пекутся самые, наверно, вкусные в мире лепешки.

Чай был уже вскипячен, приготовлены бутерброды, и тут у костра появился человек. Чуть ниже среднего роста, в сапогах, в которые заправлены выгоревшие до пыльного цвета штаны, белая рубашка навыпуск, на голове тюбетейка. Широкоскулое открытое лицо обрамляли усы подковой.

Поздоровавшись с каждым за руку, гость представился:

– Нурилла. Агроном. Во-он в том совхозе работаю, – и он указал вниз по течению реки.

Мы пригласили нового знакомого к нашему скромному дастархану. Он охотно присел. Правда, от бутерброда с паштетом отказался: уже отужинал, а кружку с горячим чаем с удовольствием принял.

– Значит, туристы? – спросил Нурилла. По-русски он говорил хорошо, без акцента.

– Можно считать и так, – согласился я.

– Да-а, красивые у нас места, – сказал агроном убежденно.

– А вы давно здесь живете?

– Здесь и родился. После школы – армия. Потом закончил Ташкентский сельхозинститут. И вот почти двадцать лет агрономом. А вы кто по профессии?

– Писатель…

– Это хорошо… Знаю, многие писатели, и в Москве, и у нас, борются за охрану природы, Байкала, того же Арала. Все правильно. Только ведь культурные земли – тоже часть природы, притом самая важная. И больше всего постоянно испытывает воздействие человека. Вот кого надо беречь в первую очередь, а не одну дикую природу.

С этим утверждением нельзя было не согласиться.

– Где же вы видите выход из тупика? – спросил я.

– В одном, – отрезал Нурилла. – Нельзя жить старыми привычками, ущербными для земли и человека. Земли наши издавна были богатыми. Деды и прадеды были всегда озабочены тем, чтобы почва не переуплотнялась. А теперь что происходит? Одно поле гусеничные и особенно колесные трактора «проутюживают» за рабочий сезон по двадцать-тридцать раз, калечат плодородный слой. А взять химию! Мы же с вами соль в пищу сыплем по вкусу, правильно? А не для того, чтобы отравиться… В результате перенасыщения минеральными удобрениями и другими химикатами полезные микроэлементы в почве не прибывают, а убывают, «сжигаются». Любой агроном вам объяснит, что на одном гектаре пашни в нормальном состоянии «проживает» около пяти миллионов дождевых червей. Каждый из них прорывает землю глубиной до шести метров. Благодаря этим «тоннелям», земля дышит, хорошо пропускает влагу. Но если сейчас вспахать любое поле, то мы обнаружим, что все меньше и меньше остается этих бескорыстных незаметных «пахарей». В общем, нужно больше вносить органики, больше доверять самой земле и, конечно, не истощать ее монокультурами. Сейчас, кажется, к тому поворачиваем…

В интонации агронома чувствовалось и беспокойство за порученное дело, и готовность идти по новому пути. А я про себя подумал: «Настоящий хозяин!»

На прощанье Нурилла пригласил к себе.

– У меня такой виноградник! – подмигнул он. – А чорас – пальчики оближете.

Звенит вода на крутых перекатах, разбивается в брызги, торопится и торопит вперед. Вода – венец всего живого на земле. Поэтому с незапамятных времен наши предки строили свои жилища близ воды. Недаром археологи чаще всего по берегам рек или их древних русел находят и первобытные кузницы, и каменные жернова, и черепки глиняной посуды, и многое другое.

На одной из наших стоянок Алексей ушел побродить по берегу, изучая окрестность. Вскоре он вернулся с каким-то то ли обуглившимся, то ли ржавым предметом. Скорее всего, это было железо, а еще точнее, нож. Покрытый несколькими слоями ржавчины, быть может, окалиной веков. Интересно, кому служил этот нож? Честному скотоводу, храброму воину или услужливому брадобрею? А может быть, разбойнику?.. Попробуй отгадай древнюю тайну!

А еще через полчаса Алексей нашел нечто похожее на металлический браслет. Ну, конечно же, он был нам подарком от какой-нибудь древней красавицы, спешившей некогда по утрам с кувшином за водой.

И мы еще раз убедились, с каких отдаленных времен люди здесь добывали руды, выплавляли, выковывали необходимые предметы для себя, для обмена и продажи – для жизни.

Вечерний бивуак, по причине неудобного, камнями заваленного прибрежного участка, на сей раз пришлось разбить подальше от реки, на пятачке, окаймленном жиденьким рогозом. Алексей отправился за сушняком. Я же нырнул в палатку, выставив наружу босые ноги – пусть отдыхают. И тут произошел казус. Я уже задремал, когда почувствовал, что кто-то щекочет мне пятки. Этот «кто-то» мог быть только Алексеем, больше некому. Я сердито проворчал:

– Перестань, Алексей, нашел время! – а сам перевернулся на другой бок.

Но щекотка не прекратилась. Более того, стала еще усерднее: будто влажным наждаком по пятке кто-то водит: ширк-ширк!

– Кому говорят, брось! – сказал я уже громче.

И тут услышал неподалеку от себя дрожащий от смеха голос Алексея:

– Ты что, па, ругаешься… посмотри… кто к тебе пожаловал в гости!

Я выглянул из палатки и с испугу чуть не шарахнулся обратно. Передо мной торчала добродушнейшая морда коровы пегой масти. Мы с Алексеем расхохотались.

Корова подняла голову и с недоумением на нас поглядела: дескать, чего тут смешного?

– Да-а, – сказал Алексей. – Вот Робинзон Крузо обрадовался бы. У них с Пятницей была только коза, а тут – корова!

– Все это, разумеется, хорошо, – согласился я. – Но как она сюда забрела?

– Может, отбилась от стада или ушла из стойла, – предположил сын.

– Так или не так, – заметил я, – однако надо же вернуть добро хозяину.

Мы стали осматриваться по сторонам. Вокруг было пустынно. Далеко-далеко слева прорисовывалась дорога, окаймленная тополями, – ни домика, ни кошары; а справа, если смотреть на Кураминские горы, – сплошные поля. Вот там-то мы и разглядели какой-то помост.