Текст книги "Рассказы"
Автор книги: Николай Чуковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
– А, это вы про Лизу Кольцову говорите! – догадалась наконец Манечка. – Разве она хорошенькая? Так, черненькая, большеротая. Ну, может быть, ничего… Я ее мало знаю. Она из эвакуированных. Мать под фашистами осталась, отец на фронте убит. Молчит, как пыльным мешком пришибленная. А заговорит – так отчаянная какая-то…
– Отчаянная?
Но тут засвистел паровоз, и они побежали – Манечка к своему вагону, а Королев к своему.
6
Когда поезд остановился в следующий раз, тени были уже длинные, низкое солнце светило сквозь березы. Королев зашагал к заднему вагону и вдруг услышал:
– Товарищ младший, лейтенант, разрешите обратиться.
Перед ним стояла та самая, темноглазая, Лиза Кольцова. Рука с тонкими синеватыми пальцами – у виска. Туго перетянута ремнем, тоненькая, узкоплечая, потонула в своих кирзовых сапогах, как в ведрах. Глаза смотрели на него прямо и строго, и вовсе не темные, а скорее серые, – они только казались темными из-за темных ресниц. На очень белом худеньком лице с прозрачной голубоватой кожей – крупный рот с нежными крепкими губами. В левой руке она держала книжку.
– Нельзя ли меня перечислить в другую часть?
Королев не понял.
– В какую?
– В любую. Которая сражается.
– Сейчас все части сражаются.
– Вы сами сказали, что мы будем землю рыть. А я хочу сражаться.
Королев смотрел на нее с высоты своего роста. Она казалась ему маленькой и слабой.
– Сколько вам лет? – спросил он.
– Уже почти восемнадцать.
– Школу кончили?
– Девять классов. Нынешнюю зиму я в школу не ходила.
– Работали?
– На военном заводе.
– И ушли?
– Я хотела в армию. – Ей показалось, что он старается увести разговор в сторону, и она нахмурилась. – Прошу направить меня в другую часть.
– Не могу, – сказал он.
– Не хотите или права не имеете?
– Конечно, не имею права. Мне приказано привезти вас всех в батальон, и я вас привезу в батальон.
– А кто же имеет право?
– Не знаю. Может быть, командир батальона.
– Тогда я обращусь к нему.
Королев промолчал.
– Он разрешит?
– Не разрешит, – сказал Королев.
– Отчего вы так думаете?
– Оттого, что я его уже просил.
– О ком? О себе? – спросила она с любопытством.
Королев кивнул.
– Он разорвал мой рапорт…
Она посмотрела на него долгим внимательным взглядом, словно увидела в нем что-то такое, чего раньше не замечала.
– Я тоже не хочу землю рыть, – сказал Королев. – Я тоже хочу сражаться.
Они замолчали оба. Но она не уходила. Она смотрела себе под ноги.
– Что у вас за книга? – спросил он.
Она протянула ему книжку. Лермонтов. «Герой нашего времени».
– Вы тоже любите эту книгу? – спросил он.
– Очень.
– А какой рассказ вам нравится больше всего?
– «Фаталист».
Королев вспомнил этот рассказ – об офицере, который дерзко испытывал свою судьбу. Он вернул ей книгу.
– Разрешите идти? – спросила она.
– Пожалуйста…
Она отошла шага на три, потом вдруг быстро обернулась:
– А что вы сделали, когда командир батальона вам отказал?
– Ничего, – ответил Королев.
– Вы смирились?
– Что я мог сделать…
– А я не смирюсь никогда!..
И пошла к своему вагону.
Он повернул голову и увидел Варвару с мелкими зубками, которая, вероятно, давно стояла здесь и смотрела на них. Встретив его взгляд, Варвара вытащила гребень из волос и вставила его обратно.
7
Он заснул и спал крепко и долго, и снилось ему что-то ласковое, доброе, счастливое, чего он потом припомнить не мог. Его растолкал артиллерийский офицер и сказал ему, что вагон с девушками отцепляют.
Королев вскочил, одуревший от сна, и не сразу пришел в себя.
Эшелон стоял, сумерки летней светлой ночи лились в окно. Отчетливо слышен был дальний грохот, то усиливавшийся, то ослабевавший, от которого мягко вздрагивал весь воздух. Королев схватил шинель, фуражку, автомат, фанерную коробку и выскочил из вагона.
Едва он успел спрыгнуть с подножки, как вагоны вздрогнули и поползли мимо него. Один только вагон – последний – остался на месте и одиноко темнел в сумерках. Королев осмотрелся. Какая-то станция. Путей много; станционное здание разбито, белеет смутной громадой, торча в небо странными зубцами. Королев побежал к вагону. Еще не добежав, он заметил, что у вагона кто-то стоит.
– Младший лейтенант, это вы? – К нему шагнула Марья Ивановна. – А я боялась, что вас увезли!
Она тоже не знала, почему их отцепили, и была испугана. С тревогой смотрела она на зубцы станционного здания, ей еще не приходилось видеть разбитых бомбами станций. Гул, похожий на дальний грохот прибоя, был для нее нов и непривычен. Вспышки, озарявшие небо до самого зенита, отражались у нее в зрачках. Двери вагона были плотно задвинуты, и там, за дверьми, спали девушки.
– Какая станция? – спросил Королев у пробегавшего мимо железнодорожника.
– Мартыновка.
Королев вспомнил эту Мартыновку – он проезжал здесь несколько дней назад. Это станция узловая, пути от нее расходятся в разные стороны. От станции Ржа, где он тогда сел в поезд, часа четыре езды. Тогда Мартыновка была цела. Здесь тогда стояла сонная тишина, не было слышно этого угрюмого гула… Королев запомнил вот ту шеренгу берез за низким заборчиком. Березы уцелели, а от станционного здания остались одни зубцы…
– Пойдем, разберемся, – сказал Королев Марье Ивановне.
Нужно было понять, почему отцепили вагон и что делать дальше. Они вдвоем обошли разбитое здание вокруг и, спотыкаясь в сумерках о кирпичи, добрались до какой-то норы, которая вела куда-то вниз, в подвал. Королев отодвинул одеяло, заменявшее дверь, и они оказались в низкой комнате без окон, которую озаряла керосиновая лампа без стекла. Стрекотал телеграфный аппарат, звенел телефон. За тесно сдвинутыми столами сидели люди, все железнодорожники, один только военный – капитан. Королев подошел к столу капитана.
– А, это вы привезли нам девиц! – сказал капитан насмешливо, взглянув на Королева и Марью Ивановну. – Очень кстати, очень…
Насмешливость капитана не понравилась Королеву. Уж не над тем ли он смеется, что Королеву пришлось командовать девушками? Королев насупился и слушал объяснения капитана враждебно.
Оказалось, когда ночью прибыл эшелон, в Мартыновку пришел приказ направить артиллерийский дивизион по другому маршруту. А так как девушки не имели к дивизиону никакого отношения, вагон с ними отцепили и оставили. Капитан – военный комендант Мартыновки – не знал, что с ними делать дальше. У него не было никаких указаний.
– Что тут решать? – сказал Королев резко. – Я должен доставить их в наш батальон. Мне приказано, и приказание не отменено. Прицепите нас к первому поезду, который пойдет в том направлении…
– В том направлении ни одного поезда не было уже больше суток, – сказал капитан.
– А что там случилось? – спросил Королев.
– Почем я знаю, – ответил капитан. – Разве мне докладывают?
У капитана было пожилое морщинистое лицо с глубокими вертикальными складками на щеках у концов губ, и никак нельзя было понять, когда он говорит всерьез и когда шутит. Впрочем, сейчас он, кажется, не шутил. Он не знал, что делать с этими девицами.
– Погодите, – сказал он. – Попробую дозвониться.
Он долго трудился над телефоном, – так долго, что Королев и Марья Ивановна устали стоять. С кем он пытался связаться, Королев не понимал. Иногда капитан до кого-то пробивался сквозь плохо проходимую гущу проводов, вступал в длинные загадочные для Королева разговоры; но всякий раз это была не та инстанция, от которой зависела судьба Королева и его девушек. Наконец капитан изнемог.
– Вот что, младший лейтенант, – сказал он, откинувшись на спинку стула. – Выводите своих девиц из вагона.
Он объяснил, что не имеет права оставить на территории станции ни вагона, ни девиц. Ему приказано не задерживать подвижной состав на пристанционных путях, чтобы немцы опять не начали бомбить, как третьего дня. Он дал такой совет: получить для всех на складе по продовольственным аттестатам сухой паек дня на два, а потом отвести девиц куда-нибудь в сторонку и там ждать.
– Чего ждать? – спросил Королев. – Я должен ехать на станцию Ржа.
– Понимаю, – сказал капитан.
– Вот, в моей командировке указано, что я обязан прибыть на место не позже завтрашнего дня.
– Вижу, – сказал капитан. – Я постараюсь дозвониться до начальства. Дозвонюсь – поставлю вас в известность.
– А вдруг не дозвонитесь?
– Все может быть, – сказал капитан.
Королев устал от этих долгих уклончивых разговоров. Глухое раздражение подымалось в нем.
– Вы не хотите нас отправить, – сказал он капитану.
Капитан рассмеялся.
– Очень вы мне нужны! – воскликнул он, смеясь.
Потом внимательно посмотрел Королеву в лицо и прибавил вполне серьезно:
– Послушайте, молодой человек, куда вы торопитесь со своими девицами? Вы что, не слышите, что творится? Кому они там нужны? А здесь они целей будут. Была б моя воля, я бы их первым поездом отправил обратно.
Королеву не понравилось, что его назвали молодым человеком. Так офицеры друг друга не называют. Совет капитана тоже ему не понравился. Королев был слишком молод, чтобы согласиться с такими рассуждениями.
– Нет, так нельзя, и воля не ваша, – сказал он враждебно. – Я должен выполнить приказ. При любых обстоятельствах.
– Что ж, выполняйте, – проговорил капитан холодно. – Только нет туда поездов.
– А если будут, вы нас отправите?
– Словом, освобождайте вагон!
8
День был знойный с самого утра, и чем выше подымалось солнце, тем становилось жарче. Кучи черного паровозного шлака накалились: дотронешься до кирпича – и обожжешься. Королев сидел один на старой просмоленной шпале среди огромных лопухов в жидкой тени уцелевших станционных берез и ждал. Марья Ивановна давно увела девушек через пути, за поляну, в лесок; там, говорят, какая-то речка. Она успела получить для всех сухой паек на два дня, и весь этот паек взгромоздили на спину Луши Зверевой, замечательной своей силой. Девушки ушли, а Королев остался – ждать поездов и сторожить коменданта, которому не доверял. Этот комендант пальцем о палец не ударит, чтобы помочь им добраться до батальона.
Иногда поезда проходили; но все они шли в обратную сторону, с фронта в тыл, и в Мартыновке не останавливались. Медленно прополз санитарный поезд, длинный-длинный, с занавесками на всех окнах, зловеще безмолвный. Прошел и один встречный эшелон, с тыла на фронт, весь в вянущих березовых ветках, полный бойцов, орудий, автомобилей; он тоже не остановился и с хода свернул на боковой путь – не туда, куда надо было Королеву. Когда составы уходили и станция пустела, опять становился слышен равномерно пульсирующий гул за горизонтом.
Королев привык к этому гулу за зиму и там, на аэродроме, совсем разучился замечать его. Однако здесь дело было другое: если гул этот так отчетливо слышен здесь, в Мартыновке, в двухстах километрах от их аэродрома, значит, что-то изменилось, произошло что-то скверное. Королев очень смутно представлял себе очертания линии фронта: никаких карт он никогда не видел, и что он мог знать, просидев столько месяцев на одном месте, в дыре. Но ему ясно было, что за время его поездки фронт, всю зиму простоявший неподвижно, сдвинулся, и в невыгодную для нас сторону. Что-то случилось ужасное и как раз в том краю, где стоял их батальон…
И вдруг этот батальон, который он столько месяцев считал самым постылым местом на свете, показался ему милым и близким, словно родной дом. С нежностью вспомнил он землянки, своих бойцов, своих сотрапезников по столовой. Где они? Живы ли? Вспомнил пустое летное поле, над расчисткой которого столько трудился… Там все ему было ясно, там не пришлось бы ему самому решать, что делать… И его неудержимо туда потянуло.
Если бы дело касалось его одного, он сейчас отправился бы искать свой батальон, – хоть пешком. Одному – легко, за себя он не боялся. Но как быть с этой обузой, с девушками? Нужно же было так случиться, что ему навязали их на шею!..
Капитан, комендант станции, иногда выскакивал из своей норы и бежал куда-нибудь по путям или в поселок. Королев всякий раз пытался попасться ему на глаза и спрашивал:
– Ну, как? Дозвонились?
– Нет, нет, – отвечал капитан, не глядя на Королева и убегая.
После второго или третьего раза он сказал Королеву наставительно:
– Надо уметь ждать!
А еще через полчаса уже просто накричал на него:
– Чего вы здесь околачиваетесь! Ступайте! Когда нужно будет, я вас найду!
Королев, конечно, не ушел и опять сел на старую шпалу под березой… Капитан нарочно их не отправляет, и нужно его заставить!.. Тени берез становились все короче, солнце грело все жарче. Тяжелый мохнатый шмель перелетал с цветка на цветок. Королев следил за шмелем и ненавидел капитана.
Около полудня пришла Марья Ивановна. Она доложила, что все в порядке. Явилась узнать, нет ли приказаний и, главное, не хочет ли младший лейтенант покушать: ведь девушки унесли с собой его сухой паек. Королев с завистью глядел в ее спокойное лицо, полное служебного усердия. Она не знает, что этот гул фронта еще несколько дней назад не был слышен в Мартыновке, и полагает, что тут так и должно быть. Ей кажется, что с ними случилась всего только ничего не значащая задержка в пути, пустяковая дорожная неурядица. Может быть, объяснить ей, попросить совета? Но, взглянув ей в глаза, Королев понял, что ее совет ему не пригодится.
9
У него сегодня еще ничего не было во рту, и он хотел есть. Уходить со станции он побаивался; однако, подумав, он все-таки решил оставить здесь Марью Ивановну, чтобы следить за комендантом и поездами, а сам отправился к девушкам, пообещав скоро вернуться. Марья Ивановна объяснила ему дорогу:
– Через рельсы, потом тропкой через поле, а там лесок, свернете направо и выйдете на речку. Они все там сидят над водой на косогоре.
Тропка через поле долго ползла вниз. Рельсы, разбитая станция, поселок за нею – все осталось позади, а здесь высокая уже трава обтирала своими метелочками сапоги Королева, и кузнечики прыгали из-под ног выше его роста. Солнце жгло, пахло цветущей травой; жаворонок взлетел перед Королевым и свечой ушел ввысь. Кузнечики стрекотали пронзительно, но весь их стрекот не мог заглушить равномерного тяжкого гула, от которого дрожал весь голубой купол неба.
Поле кончилось, тропинка, завернув направо, вошла в лес, прорезанный солнечными лучами, как струнами, пахнущий муравьями, нагретой сосновой корой, сыростью осин. Рассохшиеся шишки падали со стуком. Высоко уходили ярусы ветвей, а внизу было бело от цветов земляники. Тропка по-прежнему скользила все вниз, вниз, и Королев шагал уверенно, потому что впереди уже слышал высокие девичьи голоса.
Чего они так громко кричат? Звон стоял от нестройных возгласов, счастливых и ликующих. Он уторапливал шаги, дивясь их веселью. Сосны поредели, расступились, он вышел на луг и впереди увидел речку.
То есть речки-то он не увидел, а увидел мягкие округлые купы ольхи и тальника, росшие вдоль берегов и сплошь заслонявшие от него воду. Речка петляла по лугу, вместе с ней петляла цепь зарослей, а вдоль этой цепи по петляющей тропке шагал Королев. Он обходил очередную петлю и только начал заворачивать за куст, как вдруг услышал:
– Стойте! Вам дальше нельзя!
Дорогу ему загородила Манечка – босая, в белой рубашке до колен. Склонив голову набок, она полными коротенькими руками выжимала воду из мокрых волос.
– А мы купаемся, и меня нарочно поставили здесь сторожить, – сказала она. – Я сейчас крикну им, чтобы они вылезали. Марья Ивановна не велела нам купаться, она велела все время быть в готовности, но так жарко, да и постирушку нужно устроить… Ведь вы нас не выдадите, товарищ лейтенант?
Марьи Ивановны они боялись куда больше, чем его… Манечка поглядывала на Королева со своим обычным простодушным лукавством. Выжав волосы, она сняла с ветки свою зеленую форменную юбку, влезла в нее и стала застегивать на боку. В том, что она, по-видимому, нисколько его не стеснялась, тоже было что-то детское, простодушное. Королев же, напротив, смущенно отводил глаза, стараясь не смотреть на ее груди, подымавшиеся под рубашкой, как скамеечка.
– Вы еще ничего не кушали! – воскликнула она. – Мы переживали, что вы голодны, честное слово… Нам выдали концентраты, и мы на костре варили кашу и вашу долю вам оставили. Каша еще совсем теплая, я вам сейчас принесу. – Она надела гимнастерку, застегнула ремень, сунула ноги в сапоги. – Я живо сбегаю, а вы пока постойте здесь вместо меня на страже, никого не пускайте, а то тут мальчишки проходили, швырялись в нас шишками…
И Королев, смущенный выпавшей на его долю обязанностью, остался один, охраняя тропинку. Он видел высокие кусты, тянувшиеся извилистой лентой вдоль речки, и там подальше на кустах развешенные для просушки только что выстиранные рубашки и лифчики. Всплески воды и радостные возгласы купальщиц раздавались совсем близко. Он слышал, как Манечка на бегу крикнула:
– Вылезайте! Лейтенант Игорек пришел!
В ответ раздался дружный оглушительный визг. Звуки над водой разносятся далеко, и Королев отчетливо слышал каждое слово.
– Варвара первая вылезла!
– А вы, девочки, разве не знаете, Варвара влюблена в нашего лейтенанта!
– Разве одна Варвара!
– А наш лейтенант и вправду симпомпончик! – крикнул новый голос, совсем озорной.
В ответ засмеялись – громко и пронзительно.
– Вот я, девочки, любила одного лейтенанта, так он против нашего вдвое шире был. Такой здоровый, видный, только рябоватый немного…
– Где ж он теперь?
– На фронт угнали…
Вернулась Манечка, принесла каши в котелке, кипятку, сахару, полбуханки хлеба. Королев сел на траву и стал завтракать. Манечка уселась неподалеку и ласково смотрела, как он глотает. Мало-помалу поодиночке к ним подходили девушки; на их гимнастерках, надетых на мокрое тело, проступали темные сырые пятна. Подходя, они садились в траву вокруг Королева, и скоро Королев оказался окруженным множеством глаз, доверчиво и дружелюбно смотрящих на него.
Лица их были ему уже знакомы. Варвара кусала травинку мелкими острыми зубками и всякий раз, когда Королев взглядывал на нее, двигала гребень в волосах. Могучая Луша Зверева, широкая, как гора, сидела неподвижно, выставив вперед толстые ноги, раздувавшие икрами голенища сапог. У Лены Смирновой, любившей шить, глаза были тихие, спокойные. Вот Саша Кашина, которую они считают самой красивой; она и вправду, пожалуй, недурна. Вот маленькая рыженькая Томка, – уж до чего рыжа, как клен осенью, и вся в веснушках, и нос лупится, и глаза красные… Как зовут других девушек, Королев не знал, но все они уже ему примелькались, и он вспоминал их по мере того, как они подходили. Он ждал, когда подойдет наконец Лиза Кольцова, та, с темными ресницами, которая просила перевести ее в другую часть. Но Лизы Кольцовой все не было.
Королев выгребал из котелка кашу, а девушки разговаривали между собой. Их разговор не умолкал ни на минуту, сплетался густо, как пряжа. Они еще были переполнены впечатлениями купания и говорили о речке, о событиях в воде.
– Я с одного маху переплыла на тот берег, только ногой до дна дотронулась, и назад.
– Подумаешь! Наша река в четыре раза шире, а я ее с одного маху переплываю.
– А у нас речка поуже, да вся в омутах. Каждый год тонут. Водовороты крутятся и затягивают.
– А я сегодня вот какую рыбу видела! Не верите?
– Чего это Саша так перепугалась? Я уже думала, она тонет.
– Меня кто-то за колено в воде схватил. Ей-богу! Скользкий, холодный! – сказала Саша Кашина. – Так мягко взял за колено и отпустил.
Манечка рассмеялась, но никто ее смеха не поддержал. У Саши было розовое личико и прямой аккуратный носик. Она вспомнила о своем испуге, и глаза у нее стали круглыми от страха.
– Кто же это был? Рыба, что ли?
– Нет, рыба за колено не возьмет.
– Утопленник…
– Ох! – испуганно вздохнули кругом.
Потом маленькая рыжая Томка сказала:
– А я лягух больше, чем утопленников, боюсь.
Она показала, как она боится лягух.
– Лягух глупо бояться. Я вот коров боюсь, – корова большая, рогатая, и никогда не знаешь, что она сделает.
– Ну, если коров бояться, как же их доить, – сказала Варвара рассудительно.
Но на ее слова никто не обратил внимания. Оказалось, все они чего-нибудь боятся. Они рассказывали об этом с полной откровенностью, как будто даже хвастаясь, что они такие трусихи. Они боялись собак, козлов, индюков, мышей, высоты, темноты, раков, пауков, омутов, коряг. Одна Манечка уверяла, что ничего такого не боится, – пока речь не зашла о покойниках.
– Нет, покойников я боюсь, – сказала она, и по голосу ее было слышно, что она их действительно боится.
Как раз в эту минуту Королев краем глаза заметил Лизу Кольцову, вышедшую из кустов и подходившую к ним. Он не посмел повернуть к ней головы. Она обошла кругом всех сидевших в траве и села позади Королева. Он не видел ее, но все время чувствовал спиной ее присутствие.
– Что это – весь день гром гремит, а дождя нету? – спросила вдруг Саша Кашина.
Ей никто не ответил. Взглянув в их лица, Королев понял, что все они, кроме Саши, давно уже догадались, что это за гром.
– Я тоже сначала думала, что тут за лесом едут машины, груженные железом, – сказала рыжая Томка.
Впервые заговорили они о близости фронта. Ни одна не выразила страха, но Королеву вдруг стало страшно за них. Разговоры о боязни темноты, мышей, раков укрепили в нем ощущение их беззащитности. То, что он сам на войне, где его могут убить, всегда казалось ему делом естественным. Но зачем быть на фронте этим девочкам?..
Лена Смирнова, любившая шить, подняла на него свои тихие серьезные глаза и спросила:
– А скоро нас повезут дальше?
Она, вероятно, была не старше других, и все же среди них казалась не девчонкой, а взрослой. В ее спокойной мягкости было даже что-то материнское.
– А куда нам торопиться? – сказал Королев. – Чем тут плохо? Глядите, какая погода.
Он вопрошающе посмотрел в лица девушек, думая, что его поддержат или хоть рассмеются. Но ни одна не улыбнулась.
– Погода сейчас всюду хорошая, – сказала Лена Смирнова. – А вот без дела сидеть нехорошо. Мы ведь не затем поехали, чтобы на бережку греться. У нас дома полно дел.
– Война не женское дело, – сказал Королев.
– Да и не мужское, – сказала Лена Смирнова. – Но теперь об этом рассуждать не приходится.
А за спиной у него Лиза Кольцова произнесла:
– Младший лейтенант считает, что женщинам разрешается только умирать. Драться разрешается только мужчинам.
10
Королев встал, чтобы идти на станцию. Он сказал, что пришлет им Марью Ивановну…
– А как вы шли сюда? – спросила Манечка.
– Через поле.
– Этак только крюка давать. По рельсам в два раза ближе.
Оказалось, железная дорога здесь совсем рядом, за леском. А по путям можно дойти до станции.
– Я вам покажу, – предложила Манечка и поспешно пошла вперед, чтобы не дать Королеву времени отказаться.
Варвара двинулась вместе с ней. Она не собиралась уступить Манечке право показать дорогу Королеву. Они мельком взглянули друг на дружку. Насмешливые глаза Манечки скрестились со злыми глазами Варвары.
И вдруг Лиза тоже поднялась с травы. Не произнеся ни слова, она пошла вместе с Королевым.
Так, с тремя девушками, Королев шагал через лесок, – словно школьный учитель, которого провожают три школьницы. Сначала по правую его руку шла Манечка, по левую – Лиза Кольцова; Варвара шла сзади. Потом Варвара постаралась протиснуться между Манечкой и Королевым; но Манечка плечом оттерла ее. Тогда она протиснулась между Королевым и Лизой. Теперь Манечка и Варвара вели Королева как бы под конвоем, а Лиза шла сбоку.
– Господи, сколько земляники! – воскликнула Манечка, – Все бело кругом!
– Первые цветы всегда желтые – одуванчики, калужницы, – сказала Лиза Кольцова. – А вторые – белые. Сейчас все белое цветет: черемуха, земляника, яблони, вишенье. А белое отцветет, зацветает синее – колокольчики, васильки, незабудки, клевер.
«А ведь правильно! – подумал Королев с удивлением. – И как это она славно сказала».
Прелесть пронизанного солнечным светом и птичьим пением леса радовала их, и им хотелось говорить о цветах.
– Картошка тоже синим цветет, – сказала Варвара.
– Нет, сколько земляники будет! Как по молоку идем! – продолжала дивиться Манечка.
– А вы любите собирать землянику? – спросил Королев.
– Очень! – воскликнула Манечка.
– Очень, – сказала Лиза.
– А мы с матерью собираем и выносим на пристань к пароходам – продавать, – сказала Варвара. – До того дособираемся, что распухнем от комаров.
– Кто нынешний год будет ее собирать? – спросила Манечка.
– Не мы, – сказала Лиза.
Они вышли на рельсы, и Королев осмотрелся, чтобы понять, где они находятся. Направо, метрах в двухстах, увидел он семафоры Мартыновки.
– Ведь нам туда надо ехать? – спросила Лиза и показала в противоположную от станции сторону.
– Точно, – сказал Королев. – В Мартыновке железная дорога раздваивается, как вилка, и это – наша линия.
– Мы проводим вас до паровоза, – объявила Манечка.
Паровоз стоял шагах в двадцати от них, и они уже подходили к нему. Он был окутан нарезанными в лесу ветками, как беседка, и глядел в ту сторону, куда им нужно было ехать. Еле заметный дымок вился над трубой. Поравнявшись с паровозом, они оглядели его. Ни одного человека. За паровозом был тендер, набитый длинными березовыми поленьями, и одна платформа с низкими бортами.
Лиза вдруг спросила:
– Товарищ младший лейтенант, вы умеете управлять паровозом?
– Никогда не пробовал, – ответил Королев.
– Я думаю, тут уметь нечего, – сказала Лиза. – Ведь он едет туда, куда его рельсы ведут, ни вправо, ни влево не свернешь. Наложить дров, как печку топят, повернуть рычаг, и он поедет.
Здесь они расстались. Королев один шагал по шпалам к станции. Он невольно улыбался, вспоминая; он весь был полон их голосами, их милым девичьим щебетом. Однако чем милее они ему казались, тем сильнее в нем шевелилось чувство неуверенности и даже какой-то вины…
Марья Ивановна сидела на станции под березой – в том месте, где он ее оставил. Она поднялась и вытянулась перед ним.
– Ну, как? – спросил он ее.
Но она ничего не знала. Пока его не было, через станцию прошло несколько поездов, но все не туда. К коменданту она заходила, но он приказал ей очистить помещение.
– Так, – сказал Королев. – Идите.
Марья Ивановна ушла к девушкам, а он направился к коменданту. Он столкнулся с ним у входа в подвал, загородил ему дорогу и спросил, когда их наконец отправят.
– Я вам, кажется, ясно сказал – ждите, – ответил комендант.
Небольшого роста, сухонький, прямой, он начальственно смотрел на Королева.
– Товарищ капитан, если я завтра не явлюсь в батальон, меня расстреляют как дезертира, – сказал Королев.
– Не беспокойтесь, не расстреляют. Если нет поездов, как вы можете приехать?
– Но я обязан сделать все, чтобы выполнить приказание!
– Вы все и делаете. Что вы еще можете сделать?.. Э, милый мой, на войне не надо спешить. Войны на вас хватит.
Опять нельзя было понять, шутит он или говорит серьезно. Королев возмутился.
– Что было бы, если бы все рассуждали, как вы! – воскликнул он.
– А не надо, чтобы все так рассуждали, – сказал комендант спокойно. – Надо только понимать, что там не нужны ни женщины, ни дети…
Королеву пришло в голову, что под детьми комендант разумеет его. Это Королева взбесило.
– Вы не смеете нас задерживать! – крикнул он. – Вы ответите за свои действия!
Пожилой капитан спокойно и грустно посмотрел на разволновавшегося Королева.
– Конечно, отвечу, – сказал он. – Я ведь тоже, как и вы, делаю только то, что могу. А сейчас не мешайте мне. Я занят.
Он обошел Королева кругом и зашагал к поселку.
Оставшись один, Королев долго возмущался. Собственное бессилие сердило его. В первый раз поручили ему важное самостоятельное дело, а он не умеет его выполнить. Он не нашелся даже, как ответить этому коменданту, позволяющему себе неподходящие разговоры… Но время шло, и возмущение его мало-помалу остывало. Даже вспоминая о коменданте, он не испытывал прежнего гнева. В конце концов было что-то славное в этом грустно-насмешливом офицере, слишком пожилом для своего капитанского звания… А может быть, он по-своему и прав. Он откровенно жалеет девушек. Он не пойдет против приказа. Но он думает, что если этот приказ невозможно выполнить, не стоит огорчаться…
Приказ был дан Королеву в совсем иное время… С тех пор все изменилось… Теперь, наверно, не дали бы ему приказа доставить девушек в батальон…
Своей личной ответственности за опоздание Королев страшился не очень – ведь он действительно делал все, что мог. И будет делать все, что может. Главное было в другом – в той мысли, что девушки там совсем не нужны…
11
Весь день Королев пробродил вокруг станции. И день уже шел к концу, и солнце светило сбоку, когда он вдруг увидел Лизу Кольцову.
– Товарищ младший лейтенант, я за вами. Он уже нагрелся и пускает пар.
Она запыхалась, щеки ее, обычно бледные, порозовели. Она шла сюда очень быстро, а может быть, и бежала.
Королев так обрадовался ее появлению, что не понял ни одного слова.
– Кто? – спросил он.
– Наш паровоз.
Его непонятливость сердила ее.
– Идемте, идемте, пока комендант не хватился. Все наши уже в сборе, только вас нет. Идемте, а то он уедет!
Королев шагал за ней между рельсами, с трудом поспевая. Он все еще ничего не понимал, но ему приятно было ей подчиняться. Только увидев тот самый паровоз с платформой, мимо которого они давеча проходили, он догадался, куда она его ведет. Паровоз внезапно дал протяжный гудок и потонул в густом клубе пара.
– Скорей! Скорей!
– Они согласны нас взять? – спросил Королев.
– Я их уламывала два часа. Я сказала, что, если они нас не возьмут, мы ляжем на рельсы и не дадим им уехать.
– А почему вы мне не доложили?
Она обернулась на бегу и быстро взглянула ему в лицо.
– Потому, что я все ваши мысли знаю, – сказала она.
Это удивило его и смутило.
– Нет, какие мысли? – спросил он. – Нет, откуда вы можете знать мои мысли?
– А что девушкам там делать нечего и что лучше нам обождать… Вы с комендантом хотите нас здесь оставить.
Только что он не находил в этих мыслях ничего постыдного. Но она его пристыдила, и он сразу отдался ей во власть. Ему теперь даже казалось, что он никогда такого и не думал.
– Неправда!
– Нет, правда. Мы вас разгадали, и мы не хотим. Мы никого не хуже.
Он хотел возразить, оправдаться, но не было времени, они слишком спешили. Впереди он увидел Манечку, которая, волнуясь, выбежала им навстречу и теперь стояла и глядела на них, пританцовывая от нетерпения.
– Скорей! Скорей! – кричала Манечка. – Все наши уже сели! Сейчас едем!
Они побежали втроем. Манечка объясняла на бегу:
– Ни за что не хотели нас брать. Но там парень один, помощник машиниста… Веселый!. Ему очень наша Луша понравилась. Только из-за Луши и взяли.
За низкими бортами платформы Королев увидел головы девушек в пилотках и Марью Ивановну, стоявшую во весь рост. Он уже хотел влезть на платформу, но Манечка крикнула:
