Текст книги "Через все испытания"

Автор книги: Николай Сташек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

Глава 40

Из-за дальней синеющей гряды пробились первые лучи солнца. Впереди начинался залитый остывшей росой серебристый луг, а дальше, петляя в пожухлых лозняках, неторопливо плескалась Десна. В дни ранней осени она становилась неглубокой, да и ширина ее в этих местах была невелика.

На противоположном, обрывистом берегу стояли утопавшие в побуревшей зелени хатки. Лесистая гряда высот полукольцом охватывала их с севера, ограждая от холодных ветров.

На подступах к реке и за нею нельзя было обнаружить никаких признаков войны: тишина. «Значит, без задержки к реке и с ходу – на ту сторону!» – решил Горновой, а когда голова колонны приблизилась к опушке, справа, за крутым изгибом леса, послышалось:

– Ба-м-м-м! Ба-м-м-м!

Горновой насторожился, обратился к Зинкевичу:

– Что за дьявол? Откуда здесь колокол? Не иначе сигнал. Но где разведчики? Ушли ведь за два часа до выступления главных сил, да и не пешком, а на лошадях. Давай разведку за реку, а Соловья – в село.

Майор кивнул и, дернув коня, развернулся назад.

Было слышно, как он позвал разведчика, а через три-пять минут рядом с Горновым вихрем пронеслась группа всадников.

Пока батальоны развертывались вдоль опушки леса, готовясь к броску через луг к реке, к Горновому подскочил успевший побывать в селе разведчик, доложил:

– Село большое, тянется к реке. Непонятно, как сохранился колокол. Расколотый он, зеленый, будто сто лет держали его в земле…

– Звонил-то кто?

– Никого нет, одни окурки. Совсем свежие. Два вроде даже дымились. Вот они.

– А и правда, свежие. Но куда делись звонари? Ясно, что были разведчики противника, вели наблюдение, они и дали сигнал. Но где наши?

В назначенное время полк, развернувшись на широком фронте, начал выдвигаться к реке. Все шло успешно. Противник не сделал ни единого выстрела, но Горновой наблюдал за движением подразделений с затаенным волнением, понимая, что развернутый на открытой местности полк мог стать для противника легкой добычей.

Как только цепи оказались на открытом лугу, из-за гряды вынырнул вражеский самолет-разведчик. Послышались выкрики: «Рама»! «Рама»!

Самолет вначале пошел над лесом, а затем, не страшась огня стрелкового оружия, спустился чуть ли не к земле. Когда же раздались несколько выстрелов из противотанковых ружей, метнулся, как ужаленный, кверху. Накренясь, посмотрел со стороны и ушел за высоту.

– Что же могло случиться с разведчиками? – спросил он у начальника штаба.

– Ума не приложу. Выслал еще две группы на фланги.

Слушая Зинкевича, Горновой заметил быстро шагавшего между деревьями командира взвода разведки Лунева.

– Товарищ полковник! – еле держась на ногах, стал докладывать лейтенант.

Горновой указал на место рядом:

– Садись.

Лунев, часто дыша, продолжил докладывать:

– К реке вышли вон у той деревушки, что под горой. Осмотрелись, прислушались – никого нет. Там плотик. Лошадей – в укрытие, а сами на ту сторону. Осмотрелись и там. Тишина. «Давай, – говорю, – хлопцы, огородами в деревню да и на высоту, а я буду прикрывать». Не успели они дойти до крайней хаты, как на меня, словно из-под земли выросли, навалились трое. Один за горло, а двое с веревкой. В рот вонючий кляп, а руки скрутили за спиной. Все, думаю, плен, а там…

– Твои-то где? Слепые, что ли? – строго спросил Горновой.

– Заметили, товарищ полковник, подскочили. Но тут еще подоспели фашисты. Вот наши и задержались… Одного фрица мы приволокли, а те пусть там гниют.

– С этого бы и начинал! Где пленный?

– Вон там, капитан Соловей с ним…

У реки послышался артиллерийский грохот. Снаряды рвались на лугу, ближе к лозняку, именно там, где только что находились боевые цепи стрелковых рот.

– Надо быстрее за реку да артиллерию приглушить бы, – пронеслась у Горнового мысль. – Где артиллеристы?

Зинкевич, развертывая карту, доложил:

– Вот тут их НП, сейчас накроют.

Послышались наши выстрелы, и Горновой увидел, как в районе разрывов забегали люди.

– Молодцы! Накрыли!

После поправки установок огонь повторился. Вражеская артиллерия умолкла.

Подразделения полка оторвались от земли и через несколько минут были у реки. Горновой приказал Зинкевичу любой ценой связаться со штабом дивизии и доложить обстановку, а сам с группой офицеров поспешил к реке.

Не успел Горновой добраться до кустов, как по всему фронту послышались разрывы гранат, пулеметная пальба, крики «Ура». «Пошли в атаку на том берегу», – понял полковник.

Вслед за Горновым поспешили к реке и артиллеристы. Оглянувшись, Михаил Романович увидел пыхтевшего командира артгруппы подполковника Козлова, а в районе бывшего НП противника – облачко пыли.

Перебравшись на западный берег, Горновой поспешил на бугорок, где капитан Ковтун успел подготовить две-три неглубокие щели. Тем временем противник несколькими подразделениями пехоты, переброшенными в помощь с соседнего участка, вместе с вылезшими из леса четырьмя танками начал первую контратаку. Его артиллерия, сосредоточив огонь на узком участке, поддерживала контратаку пехоты, а тяжелые батареи обрушились на огневые позиции Козлова.

Невзирая на частые разрывы снарядов, Горновой пытался добраться до НП, но ему это не удалось. Его бросило на землю. Ни удара, ни боли он не почувствовал, но и что было дальше, не знал.

* * *

Спустя какое-то время, вбирая сырой подвальный дух, он услышал доносившиеся как бы издалека знакомые голоса. Напрягая слух, Горновой наконец услышал: «Надо эвакуировать, контузия». – «Я за ваше предложение, но что скажет он сам?»

– Правильно говоришь, комиссар, – негромко проговорил Горновой, поняв, что разговор идет о нем между новым замполитом майором Кротовым и врачом, – Зачем упрягали в погреб, как созревший овощ?

– Так надо, товарищ командир. Вам нужен покой. Никаких движений, – забеспокоился врач.

Горновой посмотрел на него искоса и попросил:

– Подсобите-ка подняться.

– Это можно, но…

– Брось свое «но»! – перебил его Горновой. – Давай буксируй.

Поднявшись, Михаил Романович немного постоял у открытой двери погреба, подышал свежим воздухом.

– Как там? – спросил он у замполита, кивнул в сторону улицы.

– Немного осадили. Все время лез, а тут с боеприпасами… И у наших, и у Козлова совсем мало…

– А тылы? Боровой?..

– Так и не подошел. Видать, что-то у него стряслось.

Горновой крякнул по-особому, со значением. Кротов понял, что встревожило командира.

– Послали на розыски. Вот-вот должен появиться, – проговорил он.

Горновой выбрался из погреба.

– Так вот и НП, – слабо кивнул он.

– Ага, там и Зинкевич. С ним Козлов. А танки прорывались вон до оврага, – посмотрел Кротов в ту сторону. – Один дивизион поставлен на прямую наводку, в огородах. Он и выручил.

День клонился к вечеру. Солнце, багровея, куталось в дымку, но Горновой понимал, что противник не прекратит атак. «Готовится, подтягивает силы», – подумал он.

Разобравшись в обстановке, Горновой уточнил задачи батальонам, поговорил с подполковником Козловым, наметил огневые задачи дивизионам. Командиров подразделений строго предупредил:

– Растолкуйте всем, что за рекой для нас земли нет. С плацдарма – ни шагу!

После восстановления связи с дивизией Горновой доложил обстановку. Комдив внимательно выслушал, дал некоторые советы и в конце тихо добавил:

– Держись, родной, держись. Еще чуть-чуть.

Противник обрушил на плацдарм мощный огневой удар. По силе и плотности огня Горновой сразу определил, что на этот раз он привлек для удара артиллерию, которая в предыдущих налетах не участвовала. Небольшой участок земли, освобожденный полком за рекой, содрогался от неистовых взрывов. Счастье было лишь в том, что вражеские артиллеристы, не определив размеры плацдарма, большую часть снарядов вложили у самой кромки воды, где наших подразделений почти не было.

Атака противника началась после окончания налета, но оказалась слишком жидкой и была полком отражена. Горновой разгадал намерения противника. «Хитрит, – подумал он. – Никакая это не атака. Всего лишь разведка. Настоящая атака впереди, ее можно ожидать на участке второго батальона, где оборона наиболее слабая».

Оценив возможный характер действий гитлеровцев, Горновой решил принять срочные меры.

– Вот что, Александр Семенович! – позвал он Зинкевича. – Противник вот-вот перейдет в атаку, и скорее всего – на участке Фомина, а там, сам знаешь… Давай срочно Березина подтянем к Фомину и, если противник перейдет в атаку на том направлении, второй эшелон используем для увеличения глубины обороны или нанесения контратаки.

Из разговора с Костылевым Горновой понял, что к плацдарму подошли свежие силы и что их удар будет наноситься для достижения внезапности ночью на соседнем участке.

Начальник штаба, согнувшись, побежал, чтобы побыстрее поставить батальону задачу, а Горновой услышал приближавшийся гул перегруженных бомбардировщиков.

Нарастая с каждой секундой, он оглушил пойму реки. В следующий миг из-за тучи, сгустившейся над горизонтом, словно из пучины, вынырнул огромных размеров черный косяк самолетов. Рассекая багрово-красные стрелы заходившего солнца, самолеты шли развернутым строем в сторону плацдарма. Горновой подумал, что идут наши бомбардировщики, что это начало удара, о котором лелеял тайную мысль. Но, присмотревшись, с горечью убедился, что к плацдарму приближались самолеты противника. Оглядевшись вокруг, невольно вздрогнул. Стало жутко: «Что же получится, если они здесь свалят весь свой груз?»

Упреждая удар бомбардировщиков, открыла огонь вражеская дальнобойная артиллерия. В лесу взревели танковые двигатели. Горновой приподнялся, бросил взгляд с фланга на фланг. Плацдарм вздрагивал пока лишь от разрывов снарядов, большинство из которых падали перед фронтом второго батальона. «Так и есть. Враг прибегнул к своей нехитрой затее – изменил направление удара», – понял он.

Трудно сказать, что осталось бы от полка, если бы не чудо. Хотя и говорят, что чудес на свете не бывает, тут оно налицо: самолеты свалили бомбы на лес, на расположение своих войск.

На НП послышались выкрики: «Почаще бы так!» И тем не менее, когда самолеты ушли за высоту, из пыли и пламени, охвативших лес, вырвалось несколько танков. Ведя на ходу малоприцельный пушечный и пулеметный огонь, они рвались в сторону нашего переднего края. За ними, прижимаясь к броне, торопливо шли в атаку две пехотные цепи.

И хотя дружно ударили наши пулеметы, пехота, заметно редея, не отставала от танков. Казалось, вот-вот один из флангов будет смят и противнику удастся выйти к реке, отрезать боевые подразделения полка от тыла, откуда с минуты на минуту ожидалось появление майора Борового с боеприпасами.

– Что же вы молчите? – прокричал Горновой, показывая Козлову на танки.

Сделав несколько широких прыжков, тот проговорил таинственно, словно боясь, что его подслушают:

– Снарядов-то в обрез, – отозвался артиллерист. – Будем бить только наверняка, прямой наводкой.

– Годится! – согласился Горновой.

Контратака противника была отражена. Скоро появился майор Боровой.

– Где пропадаешь, бесова душа? – с облегчением спросил Горновой. – Разве можно вот так плестись?

– Э-э! Скажите спасибо, что хоть так. Посмотрели бы, что творится на белом свете. Машин, людей, танков – прорва. Нужно сюда, а тебя суют черт знает куда. Плутали по лесам да бездорожью…

– Ничего не поделаешь, у каждого служба. За нее и бьют, и поощряют. Давай пока не поздно, а то, чего доброго, опять забуду, – переворачивая содержимое полевой сумки, поторапливал Горновой. – Давай дырку! – И потянулся к майору с орденом.

– Да за что это? – смутился Боровой, глядя на орден в руках командира полка.

– Давай! Давай! Отечественной войны второй степени.

– Вот и повод вкусно пообедать, – широко улыбнулся Архип Козлов, глядя, как майор, торопясь, не может попасть винтом в дырку.

Немного успокоившись, майор доложил, что и кухня с борщом здесь.

– У речки начпрод. Пусть хлопцы горячим подкрепятся. Гречки да мясца по куску…

– А мои кашевары где-то заблудились, – чмокнул губами Козлов.

– Всем хватит. Давайте команду.

Горновой посмотрел на майора, на глубокий шрам, протянувшийся через весь его лоб, подумал: «Вот тебе и интендантская служба. Попробуй без нее».

– Давай закругляться. Надо готовиться. Будем наступать. Задачу получишь позднее, а пока собери все силы да побыстрее увози раненых. Их тут порядочно.

Через высоту полк перевалил, когда уже совсем рассвело. Подразделения тут же попали под губительный огонь вражеской артиллерии. Через несколько минут противник нанес по боевому порядку полка бомбовый удар. Вытянувшись вдоль западных скатов, подразделения полка залегли. Не смогли развить наступление и другие части дивизии.

Горновой был расстроен: не удалось полностью выполнить задачу – захватить промежуточный оборонительный рубеж противника. И все же из разговора с комдивом по телефону Михаил Романович понял, что к нему особых претензий нет. Больше того, Костылев обрадовал Горнового:

– Поздравляю тебя. За мужество, отвагу, а также; умение управлять полком в боях на Курской дуге удостоен ордена Ленина. Награждены солдаты и офицеры. Приказ получишь завтра. А пока закрепляйся на достигнутом рубеже. Готовься к отражению контратак.

Горновой радовался не только поздравлению с высокой наградой, но и оценке действий полка комдивом: в сложной боевой обстановке он достиг большого успеха. В ушах продолжали звучать слова Костылева: «Ничего не скажешь, горы преодолели по-суворовски. Да и плацдарм довольно солидный».

Приказав командирам батальонов занять оборону и организовать систему огня, полковник поставил задачу артиллерии и противотанковому дивизиону.

Горновой говорил с полковым инженером о постановке минных полей на танкоопасных направлениях, когда к ним подошел майор Зинкевич.

– Прошу побыстрее отсюда уйти. Противник ведет усиленное наблюдение.

– Кончаем.

Едва успел Горновой отойти на сотню метров в сторону, как по опушке, где он только что находился, ударили вражеские минометы. «Молодец майор, успел предупредить», – думал Михаил Романович, поспешая вместе с капитаном Ковтуном на высотку.

– Вон они, товарищ командир, – указал ординарец, кивнув в сторону скатов: там меж кустов орешника торопливо двигались люди.

– Успели кое-что подготовить, – объяснил Зинкевич. – Вот сюда. Тут старались саперы отрыть по вашему росту. А рядом зарываются артиллеристы.

– Козлов пусть около меня сидит. Не буду же вести с ним разговоры по телефону, – распорядился Горновой, уступая дорогу телефонистам, пробиравшимся по ходу сообщения к своим ячейкам.

* * *

Стоя в глубокой свежеотрытой щели, Горновой внимательно изучал местность в расположении противника, начертание его переднего края, старался определить наиболее вероятные направления контратак и прежде всего – танков. «Разгадать замысел врага – это уже часть победы», – рассуждал он и тут же уточнял задачи артиллерийской группе, рубежи развертывания противотанковому резерву.

– Вы, товарищ Чернов, покажите командирам батарей маршруты выдвижения и возвращайтесь сюда. С дивизионом установите надежную связь.

Намеревался Горновой пробраться на правый фланг, но за высотой послышался гул моторов. Он нарастал. Не было сомнения, что противник подтягивает танки, готовит удар.

О том же доложил и Зинкевич:

– Передали разведчики дивизии, что воздушная разведка наблюдает выдвижение колонн противника из глубины.

Зинкевич начал докладывать об установлении связи с соседями, но за высотой громыхнул оглушительный артиллерийский залп. Основная масса огня обрушилась на район обороны первого батальона. И тут же пошли в атаку танки. За ними – пехота.

Завязался бой за передний край на всем участке полка, но танки противника, встретив организованный огонь воинов первого батальона, свернули вправо и, газуя на предельных оборотах, устремились в гору по узкой лощине, разделявшей батальоны первого эшелона. Вскоре нескольким из них удалось прорваться чуть ли не до штаба второго батальона.

«Вот это номер! Думал, прикидывал всякие варианты, а оказалось, что этого-то и не учел», – упрекал себя Горновой. Выручил Чернов. Стрелой вырвавшись из-за бугра, дивизион открыл ураганный огонь. Первыми же выстрелами были подожжены три танка. По пехоте открыла огонь полковая минометная батарея.

Через час два танка из прорывавшихся восьми вместе с остатками пехоты были отброшены за передний край.

Понес тяжелые потери и батальон Березина, был вторично ранен старший лейтенант Бобров, по роте которого и на этот раз пришелся основной удар.

На остальном фронте полка враг также не имел успеха.

В течение дня дивизия Костылева отразила несколько атак, но, судя по их характеру, противник прибегал к ним не столько с целью восстановления положения по Десне, сколько для выигрыша времени, необходимого для подготовив обороны по основному рубежу Восточного вала, намеченного ставкой Гитлера вдоль западного берега Днепра.

Ночью соединение генерала Костылева сменили вновь подошедшие части.

Глава 41

Через пять суток дивизия Костылева, снятая с плацдарма, ночными форсированными маршами снова вышла к Десне, но уже гораздо южнее – ниже Караваева, где главные силы армии завершили уничтожение захлестнутой вражеской группировки.

Горнового комдив вызвал на НП, выдвинутый непосредственно к реке. После краткого разъяснения общей обстановки велел развернуть карту.

– Получишь особую задачу. Ни по важности, ни по масштабам нам такой пока решать не приходилось.

Горновой насторожился:

– Слушаю вас, товарищ генерал.

Костылев подтянулся ближе к столу, окинул взглядом его карту из конца в конец.

– Не годится. Мала. Тут нам, брат, придется решать задачу чуть ли не оперативных масштабов.

Генерал бросил на стол свою карту.

– Смотри сюда.

Оба наклонились над соткой с нанесенной обстановкой.

– Пока мы будем доколачивать противника в районе Караваева, ты обязан будешь обеспечить бросок дивизии через Днепр вот в этом районе. – Генерал обвел карандашом уже нанесенный на карте овал в районе Комарина. – Тебе выпадает счастье освободить первый населенный пункт Белоруссии.

– Да-а-а, – протянул Горновой в раздумье. – Честь, конечно, великая. Но…

Михаил Романович хотел, спросить, что полк получит из переправочных средств, но генерал опередил:

– Подсобить переправочными средствами не могу. Нет их и у командарма. А машины твои на пароме переправим. Захватили тут, разбитый. Подлатают саперы, и тебе хватит. Если удастся его по частям взвалить на машины – бери с собой. Пригодится.

Возвращаясь в полк, Горновой старался мысленно охватить весь объем работ, который предстояло выполнить в течение одного дня, чтобы подготовить подразделения полка к преодолению Десны. Тут все было более-менее ясно, но с трудом укладывалось в голове, как можно к завтрашнему утру захватить плацдарм на Днепре.

Покачиваясь в седле, Горновой долго не отрывал взгляда от карты, оценивал местность, где было бы сподручнее не только подойти к реке, но и преодолеть ее. Ширина более четырехсот метров.

Несколько успокаивало то, что в полосе выхода полка к Днепру к обоим берегам подступал лес. Это спасение. Есть лес – будут плоты, возможно, удастся отыскать еще кое-что. А в общем, не так страшен черт, как его малюют.

О многом следует подумать, многое сделать, но главное – настроить людей. Они должны рваться к реке, понимая всю важность выполнения этой задачи и оказанное доверие быть первыми. Только так.

Прибыл Горновой в расположение полка с высоко поднятой головой, стараясь показать даже своим ближайшим помощникам, что полку доверено выполнить особую задачу.

– Вот так-то, братцы! – с задором воскликнул полковник, спрыгивая с коня и оглядывая встречавших его начальника штаба и замполита. – Пошли.

У командира на груди рядом с орденами Красного Знамени и Суворова ярко сверкал орден Ленина. Кротов и Зинкевич поздравили Горнового с высокой наградой.

– Поздравляю и вас. Наступает важное событие. В палатке, установленной под развесистой старой сосной было пасмурно и сыровато.

– Подними полы, – шумнул Горновой ординарцу. – Так вот, – сказал он, привлекая внимание к брошенной на походный столик карте, – получена задача: через сутки быть нам за Днепром.

Далее Горновой объяснил детали задачи, а в заключение с шутливой ноткой в голосе сказал:

– На нас смотрит вся Европа. Войдем в историю. Это я о нашем полку говорю.

Зинкевич, выхватив из планшета циркуль и переставляя его ножки от Десны до Днепра, произнес негромко:

– Пятьдесят с гаком.

– Хороша задачка, – выдохнул Кротов. – Помолчав, добавил: – А и правда, задача особой важности.

На землю начали опускаться сумерки, когда по сигналу Горнового, уже находившегося на НП у Десны, полк начал выдвижение. Через три часа он был на плацдарме, захваченном передовыми частями.

– Теперь, не ввязываясь в бои, жми к Днепру, – приказал Костылев.

– Ясно. Я – с первым батальоном, усиленным пушечным дивизионом.

– Высылай охранение и немедля – главные силы, – сказал командир полка начальнику штаба. – Выйду к реке – возвращу машины.

Еще и с места не тронулись, когда зачастил мелкий дождь. «Вот те на!» – огорчился Горновой. Но, присмотревшись к ползущим чуть ли не по земле облакам, успокоился: «Небесная канцелярия на нас работает, авиация противника не сможет вести разведку».

На подступах к реке Горнового встретил капитан Соловей, высланный вперед со взводом конной разведки. Коротко доложил:

– До Днепра около километра. На этом берегу противника нет. Его оборона южнее в районе Комарина.

– Как же так? Если рядом Днепр, то где же деревня Потехино? – Спрятав карту под плащ-накидку, Горновой посветил фонариком. Соловей отвечал уверенно:

– Никакой ошибки. Сам был на берегу, водички днепровской попил.

Горновой погасил фонарик, выпрямился:

– Вероятно, и так. Вон же торчат трубы и дымком попахивает. – Взглянул на часы. «Около двух. Надо спешить», – подумал он.

Пока Березин строил подразделения, Горновой, посмотрев на карту еще раз, приказал капитану Соловью:

– Бери взвод Лунева – и к берегу против Комарина. Выйдешь к реке – дай сигнал ракетой.

Неожиданно появилась укутанная в теплый платок женщина. С ней – мальчишка лет восьми.

– Здравствуйте! Прислушалась и поняла, что свои вы, родненькие!

– А вы кто? – спросил Горновой.

– Здешние, потехинские. Только нет деревни. Пепелище осталось. Сожгли фашисты еще в прошлом годе. Говорят, за партизан. Одних угнали, а других расстреляли вон там, против сельпо – был у нас магазин. Кто остался – ютится в погребах, подвальчиках. Може, вам помощь какая нужна?

– Спасибо, мать. Не скажете ли, как лучше к реке выйти?

– Да вот она, рядом. Только болотина здесь, не пройти.

– А немец где?

– Он, ирод, вон там, у моста. – Женщина хлопнула мальчишку по плечу: – Ну-ка, Мить, смотайся, Афоньку позови. А вот и он, легок на помине.

Подошел мужчина с пустым рукавом, заправленным в карман. На вопрос, где немцы, ответил:

– Давненько их тут не было. Насытились – все пограбили да пожгли. Изредка полицаи лютуют. А немцы у моста да по шоссейке шастают.

– К реке бы нам!

– Вон она, рядом, да кочкарники здесь, трясина.

– Так как же быть? – с волнением спросил Горновой.

– Обойти километра два вокруг старицы. Правда, и там болота. На том берегу – не лучше.

В районе Макровиц еле заметной звездочкой вспыхнула ракета. И вслед за ней тишину пропорола пулеметная очередь. Афанасий пояснил:

– Вон там он, немец, и есть.

– А это что? – спросил Горновой.

– Была когда-то ферма. Держали овец. Теперь остались две развалюхи да кошары.

«Годится», – подумал Горновой.

– Чем помочь? – заговорил опять Афанасий.

– Лодок бы.

– Оно конечно… – Афанасий что-то бормотал себе под нос, как бы спрашивая у самого себя совета. – Пошли.

– А ты куда? – спросил Горновой у появившегося рядом мальчишки.

– Я с вами, бабуля разрешила.

Горновой погладил мальчишку по жестким волосам.

– Если разрешила, пойдем. А где отец, мать?

Митя остановился, начал тереть лицо, и Горновой пожалел, что задал неуместный вопрос.

– Там они, в деревне. Расстреляли их…

Горновой привлек мальчика к себе.

– Ну что же поделаешь, Митя… Слушайся бабушку. Освободили вас, будешь учиться. Свет не без добрых людей.

Митя вздохнул и, посапывая, пошел за Горновым. Нагнал чуть поотставший Афанасий.

– Кое-что соберем. Затоплен здесь, в осоках, баркас. Наш он, остался с сорок первого. Мотор, видать, заржавел, а посудина на плаву, сохранилась и часть весел. Можно вытащить еще несколько лодок. Отдам и свою.

Путаясь в лозняке, вышли наконец к Днепру.

Было темным-темно и слышно, как волны накатывались на берег.

И пока люди Березина по пояс в трясине выносили к реке бревна разобранных развалюх и плетни кошар, а саперы, ныряя в вонючую, застойную воду, извлекали баркас и лодки, Афанасий рассказал командиру полка о боях за Киев в сорок первом.

– Не могли допустить, что он будет оставлен. Бились до последнего. Временами вода в Днепре становилась красной от людской кровушки, супостат напирал, силища у него была большая, а у нас не хватало то одного, то другого, да и воевать, видно, мы там не больно умели. Вот и тяпнуло меня тогда. – Афанасий покосился на левое плечо. – Пришлось тут остаться. Спасибо, добрые люди укрыли, спасли от гибели. Лечили чем могли. Родина моя – Одесщина – еще под немцем. Очень хотелось бы расквитаться. Возьмите с собой.

Горновой измерил Афанасия взглядом:

– А что? Иди в тыл полка, хотя бы ездовым. Скажу заму, возьмет.

– Вот спасибо. Пойду, а сейчас, чем смогу, помогу здесь.

На рассвете подошли главные силы полка. Третий батальон был сразу отправлен вниз по течению.

– Пусть растянется на широком фронте от Комарина к югу и готовит форсирование, – приказал Горновой, а батальону Березина велел грузиться на подготовленные плоты.

Спустя несколько минут первые плоты отчалили.

Горновой увидел, как противник начал освещать ракетами западный берег и севернее Комарина. «Неужели обнаружил?» – мелькнула у него тревожная мысль.

– Живее, ребята, – поторопил он солдат, отталкивавших последний плот.

Горновой не отрывал взгляда от начавшего поблескивать зеркала реки и от местности на противоположном берегу. Там ракеты вспарывали сочившиеся изморосью облака. Брызги трассирующих пуль рыжими снопами застилали восточный берег.

Комбат-три открыл огонь из станковых пулеметов. Завязалась огневая дуэль.

Первые плоты противник встретил автоматным огнем. С плотов ему ответили наши автоматчики и пулеметчики. Вражеская пехота ускорила выход к берегу. Горновой почувствовал, как закололо в груди: «Обнаружили. Не успел высадиться даже первый, немногочисленный десант».

От ротного Микитенко поступил сигнал: «Отражаю атаку пехоты».

«Вижу, но отразишь ли?» – подумал Горновой, подзывая командира полковой минометной батареи.

Капитан Дедков тут же открыл огонь по одному из подготовленных участков. Ударил и артиллерийский дивизион, развернувшийся на позициях в районе Потехина.

Пулеметный и автоматный огонь противника ослабел, но из лесов, подступавших к Комарину с северо-запада, ударили вражеские минометы. Они не накрыли ни первый десант, ни подразделения, находившиеся в исходном районе, но на реке вздыбились водяные столбы. Микитенко доложил: «Один плот потоплен, остальные причалили. Готовлюсь к атаке».

Через несколько минут рота атаковала и отбросила автоматчиков противника от берега. Но Горновой понял, что посылать в этом же направлении баркас, на борт которого втиснута чуть ли не вся рота Боброва, рискованно. «Направление пристреляно», – решил он и позвал ротного.

– Давай, капитан, протолкнем баркас вдоль берега на север.

Через несколько минут бойцы Боброва потянули баркас по мелководью против течения. «Как волжские бурлаки. Не хватает только «Дубинушки», – улыбнулся ротный.

Открыли огонь батареи противника. Вода в Днепре закипела. Осколки с жужжанием шлепались даже на сырой песок восточного берега, рядом с полковым НП, но уже не имели убойной силы. Один осколок, с пятак, застрял у Горнового в плащ-накидке.

– Горячий, – протянул командир полка кусок искореженного металла Кротову. – Видал?

– На память сохраните, – посоветовал замполит. – Летела смертушка, да у цели выдохлась.

Баркас и несколько плотов роты Боброва были уже недалеко от противоположного берега. Гитлеровцы, открыв минометный огонь по первой роте, пошли в атаку более крупными силами. Завязался жестокий бой. Казалось, горела земля на плацдарме.

Горновой приказал артиллеристам окаймить роту Микитенко огнем. И все же ей было трудно. «Требуется срочная помощь. Но чем?» – ломал голову командир полка. Вся надежда – на Боброва. Оценив обстановку, тот не пошел на соединение с ротой Микитенко вдоль берега, а через прибрежные заросли внезапно ударил по наседавшему противнику с фланга и тыла.

Вскоре интенсивность вражеского огня заметно снизилась. Березин воспользовался этим и перешел в атаку.

Второй батальон начал переправу с рассветом. Это позволило противнику вести по его подразделениям на воде более прицельный огонь. Несколько снарядов разорвались в непосредственной близости от баркаса. В его борту образовалась пробоина. Наполняясь водой, баркас кренился и вот-вот должен был затонуть.

У кого-то из солдат не выдержали нервы:

– Братцы, тонем!

– Перестань ты, дурень! – гаркнули на него. Хорошо, что не растерялись гребцы.

Подналегли на весла, и через несколько минут баркас зашуршал по песку.

– Вперед! – скомандовал ротный, прыгая в воду. За ним поспешили бойцы.

К тому времени, когда дождь стих и на западном берегу был захвачен плацдарм свыше двух километров по фронту и около трех километров в глубину, Горновой решил переместить туда и свой НП.

– Поплывем на моей лодке, товарищ командир. Устойчивая и быстрая, – предложил Горновому Афанасий. – А уж потом отправлюсь к обозникам.

– Не возражаю.

У лодки Горновой услышал приглушенные всхлипывания мальчишки.

– Дядя командир, возьмите меня с собой.

Горновой погладил его щуплые, худенькие плечи и сказал, еле сдерживая волнение:

– Митя! Нельзя такого мальца, как ты, брать. А бабушку на кого оставишь?

Подозвал ординарца и попросил:

– Что там у нас есть? Дайте мальчику.

Четыре бойца сели за весла, Горновой занял место на корме. Афанасий, встав на колени между сиденьями, скомандовал, как заправский моряк:

– Полный вперед!

Рассекая волны, лодка устремилась к плацдарму. Ни командир полка, ни гребцы не обращали внимания на разрывы снарядов. Афанасий покрикивал:

– Правая греби, левая табань!

Автоматчики хотя и не знали морской терминологии, но команды Афанасия исполняли умело. И все шло удачно, а когда были у самого берега, когда до плацдарма – рукой подать, Афанасий, вскрикнув, схватился за грудь и упал на дно лодки. Горновой почувствовал, как потемнело в глазах, сжалось сердце. Он понял, что Афанасий смертельно ранен, наклонился к нему.