Текст книги "Через все испытания"

Автор книги: Николай Сташек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Бобров, раненный осколком в плечо, потерял много крови, но когда санинструктор, оказав первую помощь, намеревался проводить его в медпункт, категорически запротестовал:

– Никаких медпунктов, бинтуй других.

– Так вы же…

– Ничего не «вы», – оборвал сержанта Бобров. – Дай мне попить, язык не ворочается.

Ротный осунулся, под глазами черные пятна, на всем лице острыми иголками взъерошилась белесая щетина. Таким своего командира санинструктор никогда не видел. «Неужели не выдюжит? Ведь кроме плеча задет и бок. Возможно, осколок прошел внутрь», – с волнением думал он. Но все обошлось. После выпитой воды, двух проглоченных таблеток на лице у командира проступил румянец.

А пехота противника усиливала напор. Она была уже совсем рядом, в окопах первого взвода.

– Какой тут доктор, не до того! – Бобров поднялся, сжимая кулаки, выругался: – Ну, гады! Костьми лягу, а не пропущу.

* * *

После мощного, сосредоточенного на узких участках огневого удара противник ввел в бой и в полосе дивизии Костылева, и на соседних направлениях свои ближайшие резервы. Завязалось кровопролитное побоище. Особенно напряженной оказалась обстановка в полосе соседней армии, где враг, после нанесения удара авиацией, в котором одновременно участвовало около двухсот бомбардировщиков, ввел в сражение до двух танковых дивизий.

Противнику удалось еще километра на три потеснить левофланговый полк дивизии Костылева и второй батальон части Горнового. Тем не менее комдив, напряженно управляя войсками, считал применение своего второго эшелона преждевременным. «Будем истощать ударные силы противника огнем на занимаемых позициях. Вон сколько его танков полыхает», – рассуждал он.

Контратака стрелковым полком второго эшелона и приданным дивизии танко-самоходным полком была нанесена во второй половине дня. Ей предшествовал удар штурмовиков по вклинившимся танкам наблюдательным пунктам и огневым позициям вражеской артиллерии.

В то же время вели контратаку и соседние дивизии.

Наступление началось успешно. Противник, понеся значительные потери во время авиационного и артиллерийского ударов, хотя и огрызался, но пятился. И все же восстановить оборону полностью не удалось.

Доложив командарму о результатах контратаки, Костылев приказал закрепиться на достигнутых рубежах, пополниться боеприпасами, накормить людей, оказать помощь раненым и готовиться к ночной атаке.

– Находимся на самом гребне. Чья сегодня возьмет, за тем и победа, – пояснил он подчиненным командирам. – Надо подналечь.

Контратака возобновилась с наступлением темноты, когда противник не ожидал ее. Удар был успешным. Невосстановленными остались лишь несколько ротных опорных пунктов.

* * *

Горновой, облокотившись на бруствер хода сообщения, размышлял о событиях последних дней, анализировал свои действия, думал о том, что надо срочно предпринять для отражения противника, если он решится с утра возобновить наступление. И вдруг заклокотал ближний бой на мыску, занятом ротой Боброва. Пулеметные очереди, взрывы гранат оборвали тишину. «Неужели противник полез в ночную атаку?» И Горновой поспешил в блиндаж, к телефону.

– Что там у тебя? – спросил у Березина.

– Точно доложить не могу. Какая-то потасовка у Боброва. Звоню, да никто не отвечает.

Выскочив из окопа и все еще пошатываясь от головокружения, вызванного контузией, капитан пошел напрямик во вторую роту. Едва успел перепрыгнуть через ручеек в лощине, как стрельба прекратилась. Поднимаясь по ходу сообщения в гору, услышал выкрики ротного:

– Всю эту дрянь выбрасывайте подальше, чтобы не смердила. А пулеметы и патроны подобрать да поставить на позиции. Могут пригодиться.

Приблизившись, Березин увидел Боброва, с перебинтованным плечом.

Все понятно без объяснений: ротный решил очистить от фашистской пехоты ту часть опорного пункта, которая была потеряна в первый день боя.

– Что поднял среди ночи переполох?

Бобров только теперь заметил комбата.

– Да решил тут немного подчистить, – спокойно отозвался офицер, не придавая значения случившемуся.

– А это что? Почему не докладывал? – коснулся Березин плеча ротного.

– А-а, чепуха. Малость задело.

– Малость?

– До свадьбы заживет, – морщась, усмехнулся Бобров. – Тем более – до нее еще всю войну топать надо.

Из ячейки поднялся рослый, широкоплечий сержант. Березин узнал санинструктора.

– Ранение, товарищ комбат, больше чем средней тяжести, но…

– Хватит, – цыкнул ротный. – Какой там тяжести! Иди к солдатам, слышал я, кто-то стонал.

Сержант побежал по ходу сообщения в противоположный конец траншеи, откуда действительно донесся возглас: «Санитар!» А Березин посоветовал:

– Ты бы хоть фельдшеру показался.

– Ладно, – неохотно отозвался Бобров и попросил: – Поставить бы сюда пару пушек. Одна разбита, а вторую фриц смял гусеницей.

Доложив командиру полка о бое на мыске, Березин получил приказание сообщить начальнику штаба фамилии отличившихся в бою солдат и офицеров.

* * *

В последующие дни противник еще несколько раз пытался прорвать оборону дивизии, и всё безуспешно. Полки несли большие потери, но бились отчаянно, не на жизнь, а на смерть.

Получив на усиление десятого июля еще один гаубичный артиллерийский полк вместо иптапа, убывшего в распоряжение командарма, Горновой понял, что скоро начнется наступление. Это предположение подтвердилось, когда он прибыл на командный пункт дивизии.

Комдив выглядел утомленным, но командиров частей встречал приветливо, шутил. А когда все вызванные офицеры собрались, сел к столу, развернул сложенную карту, предупредил:

– Все, о чем пойдет речь, строго секретно.

А когда офицер оперативного отделения вручил всем командирам частей отработанные топокарты с обстановкой и предстоящими задачами, комдив сказал:

– Разберитесь, потом получите дополнительные пояснения. Кому что будет неясно – спросите.

Всматриваясь в карту, Горновой отметил тонкую и аккуратную работу офицеров оперативного отделения. «Большие труженики, молодцы», – подумал он. Свой полк нашел на узком участке, все там же, в первом эшелоне, на правом фланге дивизии. Слева примыкал, в пределах узла обороны второго батальона, еще один стрелковый полк. В ходе оборонительного сражения он был во втором эшелоне. Понял Горновой и поставленные полку задачи на первый день наступления. Особенно ярко была на карте подчеркнута ближайшая задача полка – прорвать главную полосу обороны противника, нанесенную синим карандашом.

«Глубина небольшая, менее пяти километров, но что значат эти синие овалы с вопросительными знаками в центре? – спрашивал себя Горновой, понимая, что ни комдив, ни его помощники на этот вопрос сейчас ответить не могут. – Надо вести разведку и быть готовыми к противодействию. Вероятнее всего, в этих лесистых районах – танки».

Ответив на вопросы, возникшие у некоторых командиров, Костылев объявил:

– Начало наступления двенадцатого июля. Огневая подготовка – продолжительностью тридцать две минуты – особым распоряжением. Смену подразделений на переднем крае произвести в последнюю ночь. Подготовка войск должна быть закончена до рассвета. Все передвижения подразделений совершать бесшумно и только с наступлением темноты. Ориентировочно известно, что нас будет поддерживать штурмовая авиация. Мой НП – на высоте «Плоская». До перехода в наступление соблюдать радиомолчание, рации настроить на прием, следить за моими сигналами.

Глава 38

Наступление, несмотря на крайне ограниченное время, было тщательно подготовлено, и, хотя противник в первые дни отчаянно сопротивлялся, полк Горнового, как и соседние части, с поставленными задачами справлялся. Успех обеспечивался значительным усилением стрелковых полков артиллерией.

Огромное значение имел высокий моральный дух личного состава.

И все же переутомление давало себя знать. Десять суток почти без сна и отдыха, день и ночь в боях. Люди буквально засыпали на ходу. Поэтому когда войскам удалось прорвать промежуточную полосу обороны на рубеже Кром и в сражение были введены подошедшие свежие соединения, дивизия Костылева получила кратковременную передышку.

– С выходом в район Дроздовки и Хаврина остановите полк, разместите подразделения вдоль речки. Пусть люди отдохнут, отмоются, – сказал Горновому комдив, догнав штаб полка ночью на пыльном большаке. – Тут получите немного пополнения да кое-что из вооружения.

– Очень прошу хотя бы несколько автомашин.

Комдив усмехнулся в усы:

– Завидки берут? Конечно, мехчастям веселее. Вон они как рванули! – Комдив нахмурил брови и, что-то прикинув в уме, сказал как бы по секрету: – Обещают десятка три. Вашу просьбу учтем.

К Дроздовке полк подошел на рассвете.

После теплого ночного дождя росистое утро задымило паром. В долине неширокой речки над порыжевшими камышами повисли хрупкие хлопья тумана. От воды тянуло свежестью. Из осоки выпорхнула стайка чирков. Все это Горновой отмечал лишь мельком.

Выслушав краткий доклад капитана Березина о выполнении задачи, сказал:

– Веди батальон на северную окраину Хаврина, накорми людей, и пусть отдыхают. О том, как ты разгромил фашистов в Петровке, мне уже доложил твой начальник штаба.

После отдыха по приказанию Горнового на зеленой поляне под липами собрались командиры подразделений. Слышался оживленный говор, изредка – взрывы дружного смеха.

При подходе командира офицеры поднялись.

– Приземляйтесь, товарищи, – сказал Горновой.

Офицеры повалились на землю. Командир обвел взглядом усталые, с покрасневшими от недосыпания глазами обветренные лица. У некоторых – свежие, намокшие от крови повязки. Обмундирование выгорело, пропиталось солью. Поймав на себе взгляд старшего лейтенанта Боброва, Горновой спросил:

– Ну как ты, товарищ Бобров, крошил в Додорине фрица-грабителя?

– Не жалуется, товарищ полковник! – живо отозвался офицер.

– Вот и хорошо. На войне некогда разбираться с жалобами.

Офицеры одобрительно зашумели.

– Не до жалоб, – продолжил Горновой. – Теперь уже не только друзья, но и недруги наши перестали сомневаться, что недалек день, когда будет и на нашей улице праздник. После разгрома противника на дуге мы прочно захватили инициативу, и теперь задача состоит в том, чтобы бить врага днем и ночью, не давать ему передышки. Видали, как рванул вперед мехкорпус?

Раздались голоса:

– Пехота тоже не ударит в грязь лицом. Она себя еще покажет.

– Правильно. И надо, чтобы мы это доказали как можно быстрее, – согласился Горновой и продолжил: – У нас – небольшая передышка. Но это не значит на боку лежать. Надо подготовить каждого бойца для успешного выполнения сложных задач. Предстоит форсировать реки, а в составе подразделений немало бойцов, которые за всю свою жизнь не бывали у солидной реки.

– Есть такие! – подал голос капитан Березин.

– Значит, каждый командир должен взять устав, хорошенько проштудировать параграфы по форсированию водных преград и заняться их изучением с подчиненными. Благо попалась нам здесь речка. Учите плавать на подручных средствах, а мы поможем. Так ведь, товарищ Ковтун? – обратился Горновой к полковому инженеру-капитану с глубокими залысинами на седеющей голове.

– Поможем, товарищ полковник. Пошлем в батальоны саперов, сами посмотрим.

– И еще надо отработать броски через водную преграду, взаимодействие при форсировании. Без этого удачи не видать. Важно всем знать порядок выхода подразделений к реке и бросок на противоположный берег, да с умом, а не очертя голову. Одни плывут, другие ведут прицельный огонь, да погуще, чтобы противник не мог поднять голову. А пулеметчиков собрать в батальонные команды и поучить их вести меткий огонь в промежутках между подразделениями при выдвижении к реке, при захвате противоположного берега. Снайперов не забывайте – укомплектовать ими подразделения, проверить винтовки, особенно оптику. Артиллеристам, петеэровцам и зенитчикам отдельно поставим задачи. Молодому пополнению – внимание особое. Мы их отцы-командиры, и от того, какая забота с нашей стороны о них будет проявлена сегодня, во многом будут зависеть наши успехи в предстоящих боях. А теперь тебе слово, Александр Семенович.

Начальник штаба объявил распорядок дня, и офицеры направились к своим подразделениям.

– Теперь-то позволишь подзаправиться? – Горновой показал начальнику штаба ослабевший ремень.

– С превеликим удовольствием, – улыбнулся Зинкевич.

У дома, давно оставленного хозяевами и теперь отведенного для командира полка, Горновой увидел ординарца. Забравшись с ножом в палисадник, солдат срезал роскошные, с росинками на лепестках розы.

– Ты смотри! – удивился Михаил Романович, поймав на себе счастливый взгляд обветренного, обожженного пороховой гарью солдата. «А я и не заметил, – с грустью подумал Горновой. – Одичали мы».

Войдя в дом, он склонился над развернутой картой, задумался. Судя по всему, войска будут продолжать преследование, а это значит, самостоятельные боевые действия подразделений примут более широкие масштабы. Напомнить бы еще офицерам об инициативе, смелости в принятии решений, о необходимости без колебаний брать на себя ответственность, когда надо идти на крайний риск. И еще о том, чтобы людей берегли. На войне без жертв не обойтись, но у подготовленного, думающего командира их несравненно меньше, чем у недисциплинированного, легкомысленного. Поговорить бы с молодыми командирами о том, как завоевать доверие подчиненных. Вез него никуда.

– Отдохнуть бы вам, товарищ полковник. Сколько ночей глаз не смыкали, – предложил ординарец.

– Не возражаю, но сейчас не до этого. Поем, да и займемся делом.

Весь день Горновой провел в подразделениях, а возвратясь в штаб поздно вечером, встретил давно его поджидавшего начальника штаба.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Да нет. Надо подписать наградные листы, исполнил, как приказывали.

– Идем к свету.

Когда зашли в дом, появился замполит.

– Смотрел? – спросил Горновой, кивнув на стопку исписанных листов.

– Да, обговорили вместе с Семенычем.

– Хорошо. Давай подпишу.

Офицеры ушли, а Горновой, усталый, свалился на диван.

Глава 39

На следующий день полк получил пополнение – маршевую роту в количестве четырехсот человек, а на рассвете третьего зампотех дивизии пригнал двенадцать новеньких автомобилей. Горновой ликовал:

– Теперь заживем!

В противоположном конце деревни послышался шум моторов, и через несколько минут, выпрыгнув из головного тягача, к Горновому подошел смуглолицый коренастый майор-артиллерист.

– Истребительный противотанковый дивизион прибыл в ваше распоряжение. Командир дивизиона гвардии майор Чернов.

– Очень рад. Противотанковая артиллерия нам необходима, – сказал Горновой, пожимая руку майора.

Вечером в полк прибыл генерал Костылев. Поздоровавшись, кивнул:

– Пойдем в хату. Поспешил к тебе, чтобы ускорить дело. Давай карту, поставлю задачу.

Пока Горновой расстилал свою изрядно потертую сотку, комдив объяснил:

– Мехкорпус свернул в сторону, в направлении главного удара армии, а нам приказано побыстрее вырваться к Десне, севернее Копотя. Кажется, на этом направлении особого сопротивления противник оказать не сможет. Но вот сюда, на станцию Довжаны, гитлеровцы подогнали эшелоны и, видно, спешат увезти находящихся там, в пакгаузах, пленных и награбленное добро.

Горновой присмотрелся к карте, прикинул на глаз:

– Километров сорок.

– Да. Так вот, надо спасти людей. Бросай усиленный батальон, чтоб не допустить отправку эшелонов.

– Ясно.

– Для того тебе подбросил автомашины да дивизион. Не теряй времени.

Пока капитан Березин получал у Горнового боевую задачу, батальон, поднятый по тревоге, готовился к выступлению. Подошли автомашины и противотанковый дивизион.

– Усилил тебя и полковой минометной батареей, – сказал Костылев. – Пригодится. Пошлю с тобой и своего разведчика. Здорово шпрехает.

Когда подразделения были построены, Горновой проверил экипировку солдат, а потом обратился к офицерам:

– Вам предстоит выполнить боевую задачу в значительном отрыве от главных сил полка. Задача не из легких. К тому же обстановка сложная, помощи ждать неоткуда. Правда, в этом районе противник сейчас крупных сил не имеет, но они туда могут быть срочно подброшены. Мы поспешим к вам, однако надо предусмотреть и худшее. Может статься, из-за отсутствия связи вы не получите от нас даже совета. Значит, каждому из вас предоставляется полная возможность проявить свою командирскую зрелость и способности. Побольше внимания разведке. И ни в коем случае не медлите. Действуйте внезапно, решительно и дерзко, но не безумно. Расчет и смекалка – ваши верные помощники.

Через несколько минут послышались приглушенные команды. Подразделения погрузились и тронулись.

В кузове первой машины, шедшей за ротой Боброва, накинув отяжелевшие под дождем плащ-накидки, сидели, время от времени перебрасываясь короткими фразами, капитан Березин, командир дивизиона майор Чернов, минометчик Дедков, ординарец комбата да радисты со своими «коробками» за спинами. В кабине трясся, зажимая в кулак цигарку, начальник штаба батальона старший лейтенант Колосов. То и дело наклоняясь к самым ногам, старший лейтенант подсвечивал карту, боясь сбиться с маршрута.

Перегруженные машины, пробуксовывая на раскисшем проселке, прижимались одна к другой. Колосов подталкивал шофера:

– Жми! Жми! Что тянешь?!

Машина неожиданно остановилась.

– Что там? – повернувшись к кабине, спросил комбат.

– Сейчас, – прохрипел Колосов, вываливаясь на подножку. – Смотрите, – потянулся он к комбату. – Проехали Тетюшино, подошли к большаку…

Натянув на голову капюшон плащ-накидки, Березин стал водить по освещенному участку карты пальцем.

– Ну вот оно, Тетюшино, а дальше? – посмотрел он на Колосова.

Тот, в свою очередь, покосился на комбата: мол, что же здесь не ясно?

– Так вот же большак, а вон и эти самые Довжаны, – ткнул Колосов в карту.

– Значит, мы у этого лесочка? Справа должна быть лощина, а где-то рядом и окраина села.

– И я о том же, – невозмутимо подтвердил Колосов.

– Гаси! – оттолкнул комбат фонарь.

Сбросив с плеч накидку, Березин посмотрел в сторону села.

– Где же Бобров? – спросил он.

Колосов не успел ответить. Закричал радист:

– Товарищ комбат! Вас Бобров.

Ротный доложил, что вышел на окраину села и что немцы всполошились. Их подразделения занимают оборону, а в глубине населенного пункта слышно завывание буксующих машин. Там же рычит танк.

– Машины – дело ясное. Их тут может быть тьма-тьмущая. Склады. А вот танки, откуда они здесь? – поднял комбат на Колосова глаза, но, вспомнив о том, что замысел основан прежде всего на внезапности, не стал ожидать ответа.

– Быстрее давай сигнал! Уточни еще раз: первой роте к станции с юга, роте Микитенко атаковать со стороны водокачки, роте Боброва захватить пакгаузы.

* * *

Прошло несколько минут, и долину пропороли длинные пулеметные очереди, вслед за которыми в небе рассыпались гроздья нескольких сигнальных ракет.

– Готовы поддержать атаку? – спросил комбат у капитана Дедкова. – Будь начеку.

Как только подразделения бросились в атаку, село загудело: крики, стрельба, взрывы, особенно частые близ водокачки, куда направился с ротой Микитенко начальник полковой разведки капитан Соловей. «Видать, прорвался к лагерю пленных», – подумал комбат.

– Подготовить роту к стрельбе в направлении водокачки! – приказал он Дедкову.

Березин вместе со своим штабом и артиллеристами спустился в село и пошел вслед за ротой Боброва. За селом послышался грохот танка. Офицеры беспокойно переглянулись, а Колосов, выплюнув цигарку, прохрипел:

– Кажись, амба!

Поняв, что танк вот-вот вынырнет из-за угла, Березин приказал всем залечь за канавой, а сам, оставаясь на обочине дороги, с раздражением бросил стоявшему рядом артиллеристу:

– Где же твои?!

Чернов не успел ответить комбату. Танк, не снижая скорости, приблизился вплотную. Он остановился лишь в то время, когда от него на людей хлынуло гарью солярки. Кто-то из-за канавы крикнул:

– Наш это! Тридцатьчетверка!

Березин оглянулся. За канавой, вскочив на ноги, продолжал выкрикивать те же слова молоденький лейтенант-артиллерист. Наконец замолчал, но рот так и не закрыл, словно застыл на слове «наш!».

* * *

Комбат и сам понял, что танк наш. «Но сюда-то он как?» – не мог понять. А в это время в густой пыли, обогнавшей намертво застопорившую броню, тупо лязгнуло металлической плитой. В лобовом люке показалось багровое, с мазутными подтеками лицо танкиста. Парень чуть ли не двухметрового роста, косая сажень в плечах, шагнул к Березину и, неуклюже бросив к виску тяжелую руку, представился:

– Механик-водитель Иван Приступа!

– Иван? Приступа?! И правда наш! – Комбат шагнул навстречу танкисту. – Откуда?

Танкист тяжело выдохнул, оглянулся на незаглушенный танк.

– После атаки пошли мы в разведку и оторвались от своих. Темень, хоть глаз выколи. Заблудились. Выскочил наш командир, стал карту подводить, значит, чтобы совпала по ориентирам, за ним и заряжающий. Командира орудия еще при атаке убило. Дай, думаю себе, пока они там, схожу по нужде. Только высунулся из люка, как меня шибануло по башке. Черти запрыгали перед глазами. Вон она, – Иван схватился за шишку выше темени. – А когда открыл глаза – уткнулся носом в дуло нагана.

– А дальше? – торопил Ивана комбат.

Приступа дернулся широкими плечами, по-мальчишески шмыгнул носом.

– За танком раздались выстрелы, а потом из темноты послышалось: «Иван! Разверни к своим!». А как развернуть, когда он дуло то под нос сует, то в затылок тычет? – Приступа вновь умолк, поглядывая исподлобья по сторонам.

– Понятно.

– Снаряды, патроны выбросили, обнюхали, чтобы ничего не осталось. Боялись. А все же четыре снаряда и целых пять дисков не нашли. Были упрятаны командиром, как его личный НЗ. «До этих не соваться. Это если уж…» – предупреждал он. Никто и не совался. А потом я хотя и трясся, но на них надеялся. Все думал, что наши обязательно подойдут, а они прошли где-то стороной. Их-то фрицы и учуяли. Забегали поганцы, заорали: «Шнеллер! Шнеллер!». А тут гляжу, пехота, своя! – У Ивана загорелись глаза. – Вот когда пригодились и снаряды, и патроны. А потом вон, – солдат махнул рукой в сторону танка. – Того, который торчал в башне да покрикивал, удалось пырнуть. Валяется на днище.

Березин только теперь увидел, как обильно обрызгана кровью броня, а гусеницы и катки залеплены зелеными ошметками изорванных фрицевских мундиров. «Вот наделал мешанины», – подумал он.

Танкист посуровел, на скулах задвигались желваки.

– Командира да заряжающего отыскать бы… Где-то тут они. Не иначе как по ним тогда стреляли за танком, – посмотрел он комбату в глаза.

– У фрицев здесь танки есть?

– Что вы! Одна охрана.

– Тогда выбрось это дерьмо – и на станцию. Там наши. Помоги.

Иван бросился через лобовой люк внутрь танка и, крутанув на месте, дал полный газ к станции. Уж очень хотелось ему помочь своим, но не успел. Бобров внезапным ударом овладел пакгаузом.

Как только батальон выполнил задачу, разведчик поспешил навстречу командиру полка.

– Позвольте доложить, – обратился Соловей к Горновому, шедшему со штабом в голове колонны главных сил.

– Докладывай.

– Пленных было действительно около двух тысяч. Половина уже находилась в товарных вагонах под охраной. Их освободил Бобров. Думали, что задача выполнена, и вдруг – стрельба за селом, близ монастыря. Со взводом – туда. Слышим крики и женский визг. Перебрались через какую-то канаву и оказались у стены. Гляжу, монастырский двор забит народом. Вокруг охранники с автоматами. Все немцы в черном. Один к одному. Стрелять? А в кого? Смотрю, стоит один в стороне, с черной повязкой через всю морду. Сощурившись, куда-то целится. А к дереву привязан за ручонки мальчик лет трех-четырех. Рядом, у стены, два верзилы заламывают женщине руки. Палец сам нажал на крючок. Того, который был с повязкой, – наповал. После того как я выстрелил, солдаты открыли огонь по охране и срезали всех до одного. А тут подбегает старуха, вся трясется, вопит благим матом: «Сюда! Сюда! Здесь они все! Заставили вырыть канаву! Всех их! И мой там!» Потянула меня, ну я побежал. Смотрю, канава завалена людьми. Некоторые еще были живы.

Соловей потупился, на несколько секунд умолк.

– Добили их бандиты гранатами, больше сотни. И все – молодые…