Текст книги "Русское братство"
Автор книги: Николай Чергинец
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Степаненко почувствовал: по телу Бориса Исааковича пробежала ужасная конвульсия. Он стал почему-то в три раза тяжелее, но Степаненко все же втянул несчастного бизнесмена наверх. Тот судорожно вцепился в него, широко раскрыв рот от боли и удивления.
Степаненко быстро оценил ситуацию. Ясное дело, они станут добивать Губермана, чтобы быть уверенными в его смерти. Кроме того, им не нужен свидетель, то есть он, Степаненко. В любой момент кто-либо из бандитов мог показаться или в окне, или войти на первый этаж через известную им дверь. Ведь это они совсем недавно ходили по первому этажу!
Надо уходить, уходить через окна, выходящие в заросший внутренний двор: высокая крапива и лебеда заглядывали внутрь оконных проемов.
Степаненко, не выпуская пистолет, ухватил Губермана под обе руки и потащил его к окну. Но дотащить не успел. В окне, расположенном с торца здания, как раз над входом в полуподвальное помещение, мелькнула тень, и в следующее мгновение раздался уже знакомый сталистый, харкающий звук.
Губерман дернулся в его руках, прошитый еще одной очередью, а Степаненко, бухнув наугад из пистолета в сторону окна, инстинктивно залег за обмякшее тело бизнесмена, прикрываясь им как своего рода защитным барьером.
Это было нехорошее движение, эгоистическое – прятаться за другим, но в тот момент Степаненко не был способен ни размышлять, ни давать моральные оценки собственным поступкам.
Жуткий, мертвящий страх овладел им, когда раздалась автоматная очередь и он мгновенно понял, а скорее позвоночником почувствовал: в пустой гулкой комнате, на голом, скользком, недавно выкрашенном, с еще не совсем высохшей краской полу перед шестью или восемью настежь распахнутыми окнами он отличная мишень. Тем более мишень, что в руках пистолет с пустой обоймой – при последнем выстреле затвор с клацающим звуком отошел в заднее крайнее положение.
Но все это Степаненко сообразил, а, вернее, вспомнил потом. В данный момент, ощущая конвульсии умирающего бизнесмена, он понял, что в любой момент из любого из окон могла ударить автоматная очередь. Максим отвалил Губермана от себя, быстро перезарядил обойму и несколько раз выстрелил по окнам, не давая противнику возможности высунуться.
Степаненко еще намеревался добраться до люка, возле которого лежала знакомая папка с молнией из желтого металла, но шальная очередь заставила его вновь залечь за Губермана.
Пули прошли верхом. Степаненко выстрелил в окно, опять наугад, для острастки нападавших. Бизнесмен кончался, с хрустом сжимая в ладони записную книжечку. Степаненко вырвал ее из рук бизнесмена, в два прыжка достиг окна, оперся ладонью на подоконник и прыгнул в заросший крапивой внутренний дворик. Он не думал о том, что мог оставить отпечатки пальцев на этом чертовом подоконнике (или думал, но выбора у него не было – надо было на что-то опереться, не нырять же вперед головой на какую-нибудь кучу битого кирпича). Времени на раздумывание не было. Он спасал собственную жизнь.
Сиганув через дворик, Степаненко переметнулся через забор и очутился в густом вишняке. Он присел и осмотрелся. Недалеко стоял старый дом, расположенный посередине глухого, заросшего сада. От улицы усадьба отгорожена высоким, почти двухметровым дощатым забором.
Степаненко приник к щели, чтобы понаблюдать за домом, откуда он только что убежал.
Вот в глубине комнаты мелькнула фигура одного из бандитов. Вот он настороженно выглянул в окно. Стандартное настороженное лицо. Славянин, блондин.
Выйти из дома наружу, во дворик, бандит не решился. Неинтересно ему с автоматом наперевес охотиться за убежавшим свидетелем по городским дворикам.
Бандит скрылся в окне, через секунду раздался одиночный лязгающий звук.
«Добили! Губермана добили…» – мелькнула мысль.
Степаненко обошел дом, направился в глубину сада. Найдя обомшелую калитку со скрипучими завесами, Степаненко осторожно выглянул. Видны одни только заборы. Не улица, а проулок. И никого нет. Только далеко на улице, куда выходит проулок, вышагивают обычные, ничего не подозревающие прохожие. Степаненко быстро пошел прочь от места убийства. Вышел на Тимирязевскую и поспешил к своему автомобилю.
По дороге он много раз оглядывался, заглядывал за заборы и только после того, как убедился, что он вне поля зрения бандитов, сел в машину и завел двигатель.
Вот это влип! И потом – следует ли ему сообщать в милицию?! Ведь в конце концов менты запросто могут взять его след! Черт! И пули, выпущенные из пистолета, найдут. Вот так наследил.
Степаненко выехал на центральную улицу Арсеньевска и только тогда почувствовал: сидит в чем-то мокром. Посмотрел вниз, макнул пальцами под бедрами, поднес к глазам – кровь! Его собственная кровь!
Скорее всего пуля, пробив еще живое тело Губермана, зацепила и его. Горячий кусочек металла пробил штанину и вошел по касательной под кожу. Степаненко ощупал пулю. Есть, сидит, гадина… Крови вроде бы немного, но брюки пропитались ею, кровь стала стекать на сиденье.
«Куда теперь? Отправиться к старикану?! Но я весь в крови. Старухи на скамеечке у подъезда сразу обратят внимание… Связать с убийством проще простого… Нет, не так надо делать…»
Он проехал мимо поворота к дому старика, выехал на трассу. Перед постом ГАИ свернул на первом попавшемся повороте – если менты его остановят, то беды не миновать.
Дорога привела в дачный кооператив. Маленькие, аккуратные домики с крохотными ухоженными участками. Дальше пошла деревня, за деревней запруженная небольшая речушка. Поставил машину боком к деревне, вышел из машины, снял брюки и стал полоскать в воде.
Пуля, сидящая под кожей, стала беспокоить. Ее можно было выдавить, заставив ее идти тем путем, по которому она вошла под кожу. Но это будет адская боль. Степаненко взял из бардачка карманный нож, подержал над огнем зажигалки, подождал, чтобы лезвие остыло. Вспорол кожу… Ага, пуля еще глубже… Сделал надрез. От боли в глазах потемнело. Концом лезвия выковырял пулю. Она оказалась на удивление маленькой. Маленькая металлическая гадина… В глазах потемнело еще больше, стало подташнивать.
Где-то в аптечке есть антибиотики, стрептоцид, йод. Разорванная кожа в месте входа пули кровянилась, сильно кровоточила рана, сделанная ножом. Быстро заклеил рану пластырем, наложил несколько слоев бинта.
Вымыл брюки, выполоскал чехол сиденья, вытер тряпкой кровь с винилового покрытия сиденья и с резинового коврика.
Боже, почему кровь такая липкая! Как сладкий резиновый клей…
Затем еще раз рассмотрел вынутую из собственного тела пулю, протер ее носовым платком и опустил в кармашек бумажника.
Брюки на капоте, несмотря на палящее солнце, сохли медленно. Во всяком случае ему так казалось. К машине со стороны деревни стали собираться любопытные ребятишки. Пришлось сесть в машину, втащить в кабину еще влажные брюки и тронуться с места.
Брюки натянул перед городом, не выходя из машины. Мокрая ткань причиняла боль, правда, боль быстро утихала.
Вскоре он оказался у дома, где жил Воронов.
Все его предостережения насчет бабулек оказались напрасными – лавочка у подъезда оказалась пуста. Степаненко без каких-либо осложнений проник в квартиру старикана. Перед ним таиться не стал.
– Подцепил пулю, – объяснил он, проковыляв в отведенный ему угол и улегшись на диванчик.
– Ну тогда раздолбай, – наставительно произнес старикан. – Я сорок лет прослужил, и ни разу не царапнуло. А так ты…
Он еще добавил существительное, совсем не употребительное ни в разговоре, ни тем более в печати.
Старик стоял, выжидательно глядя на майора. Понимал, что сейчас последуют распоряжения ли, просьбы ли.
– Надо в аптеку сходить, – произнес Степаненко. Он уже стискивал от боли зубы. С первого взгляда ему показалось, что его рана – пустяковая царапина. Теперь пульсирующая боль, казалось, дергала все правое бедро.
Когда старик, взяв протянутые деньги, ушел, Степаненко поднялся, сбросил одежду и внимательно осмотрел рану. Рана как рана. Пуля прошла путь не более как четыре сантиметра с внутренней стороны бедра.
И тут Степаненко обнаружил на локтях и коленях следы невысохшей краски. Подошвы ботинок тоже были в краске. Он посмотрел на свои руки. И они были со следами краски… Вроде бы, когда брюки полоскал, ничего не было.
«Черт побери! – выругался он. – Вероятно, руль в машине в краске».
От духоты в квартире, от пережитого, от усталости на него навалилась такая дремота и апатия, что не хотелось не только думать, но и шевелиться.
«Уж не потеря ли это крови дает о себе знать?» – мелькнула мысль.
Пришел старик, принес медикаменты. Хорошая чайная чашка крепчайшего кофе вернула силы и возможность более или менее сносно соображать.
Немного отдохнув, Степаненко позвонил Эльвире, воспользовавшись квартирным телефоном.
– Нам надо встретиться, – стараясь быть спокойным, попросил он.
– Хорошо, – обрадовалась она. – Где?
– На старом месте. Возле бара, в котором мы увиделись…
Через пятнадцать минут подобрал ее возле бара. Эльвира запрыгнула в машину почти на ходу. Некоторое время они ехал молча. Степаненко лишь изредка косился на ее голые колени. Эльвира на этот раз оделась по молодежной моде и была похожа на Софию Ротару на сцене. Особенно Максима раздражали ее перчатки, похожие на велосипедные.
Везде по городу была милиция. Завидя милицейский наряд, Степаненко сворачивал.
– Что случилось? – встревожилась Эльвира.
Степаненко выругался, почти не разжимая губ. Эльвира положила руку на его колено. Они выехали из города и остановились на пустыре.
– Что же все-таки случилось? – спросила Эльвира.
Степаненко уткнулся лбом в руль.
– В переплет попал. Ты еще не слышала о расстреле на улице Тимирязева?
– Расстреле? Кого там расстреляли?!
– Кого? Неужели ты не знаешь?
Эльвира откинулась на спинку сиденья. Степаненко повернулся к женщине, взял ее руки в свои.
– Максим, почему ты не хочешь ничего рассказать?
– Да что рассказывать. Предстоит разбирательство. Кажется, мне сухим из воды не выйти. Если что случится, тебе ни в коем-случае не следует говорить, что адрес Губермана дала мне ты.
– Я? Я не давала тебе его адрес, – удивилась Эльвира. – А что с ним?
– Его нет.
– В смысле как нет? В городе нет?
– Вообще нет.
– В Израиль уехал?
– Его отправили к праотцам.
– Одним мерзавцем меньше, – вдруг произнесла Эльвира.
– Ты знала его? Все у тебя мерзавцы: Соха дзе, Губерман. Не удивлюсь, если в их число попаду и я.
– Нет, они все мерзавцы, а ты – нет.
До ближайших домов было метров триста. На пустыре никого. Эльвира обвила его шею руками и стала жадно целовать. Он отвечал ей.
Вскоре она задышала, как морская гигантская черепаха, откладывающая на пляже яйца. Ноги ее были закинуты на переднюю панель. Они были удивительно белы. Видимо, Эльвира никогда не загорала.
Степаненко приподнял голову и осмотрелся. Никого. Впрочем, вооружившись биноклем, со стороны домов можно разобраться, что творится в машине. Номер машины тоже легко прочитать.
– Боже, – прошептала она, – здесь так неудобно.
Степаненко, всячески скрывая, что он ранен, делал свое дело. Это было мучительно, неприятно – он боялся, что она обнаружит наклеенный пластырь и пристанет с расспросами.
– Черт возьми, почему мы не можем проехать ко мне? – вдруг сказала Эльвира, отстраняясь от него. – У меня такая широкая постель…
– Но…
– Без никаких но…
Степаненко запустил двигатель и включил скорость…
Машину поставили в соседнем дворе. Поднялись в квартиру. Эльвира достала бутылку водки.
«Это как раз кстати, – подумал Степаненко. – Почему бы не расслабиться. Шмаков вряд ли будет, если Эльвира так уверенно привела его сюда. Лучше укрытия не придумать. Факт, что по словесному описанию меня станут разыскивать. А я здесь, в квартире руководителя регионального управления ФСБ… Что же, жена Цезаря вне подозрений… Хорошо, что впереди воскресенье…»
Степаненко, сославшись, что надо умыться, прошел в ванную комнату. На самом деле был вынужден проверить пластырь на ране. Ему показалось, что пластырь каким-то образом сбился и кровь смочила брючину. Рана оказалась в порядке, правда, из-под сбитого во время возни в машине пластыря сочилась сукровица.
«Какой секс?! – подумал Степаненко. – Но она ждет… Кроме того, надо выспросить, кто же такой Сохадзе, кто у него в подручных…»
Когда вернулся в комнату, увидел: Эльвира, совсем голая, лежит в постели. Красивое холеное тело лоснилось. В другой раз Степаненко не заставил бы себя уговаривать, тем более, Эльвира, крупная телом женщина, была в его вкусе.
Он погасил свет, лег рядом.
Потом он почувствовал, как кровь из его раны слегка увлажнила ткань простыни.
Они покинули постель только к полудню следующего дня. Степаненко сразу уехал. Несколько раз по дороге на Москву он, словно Штирлиц, ставил машину на стоянку и дремал.
Домой добрался поздно вечером. Поставил машину во дворе и, несмотря на то что чертовски устал, – хотелось содрать с раны пластырь, нырнуть в ванну. Но Максим решил прогуляться до ближайшего кафе, которое было еще открыто, поесть и хорошенько промочить горло.
За едой и выпивкой пролистывал записную книжку Губермана. Не обращал внимания на девушек, сидевших рядом и строивших ему глазки. Не заметил, как изрядно нагрузился. Но так было нужно – алкоголь хорошо снимал нервное напряжение.
Притащился домой поздно. Стал рыться в карманах в поисках ключа. Нашел, стал на ощупь пытаться попасть в замочную скважину. Лампочка на лестничной площадке не горела. Потом, спустя сутки, Степаненко анализировал этот свой приход и, злясь на самого себя, корил себя за то, что не придал этому обстоятельству абсолютно никакого значения.
Темнота на лестничной площадке была не единственной странностью, на которую ему следовало бы обратить внимание. Не обратил он внимания и на то, что кошка, которая встретила его на лестничной площадке, не захотела заходить в квартиру, когда он раскрыл дверь. Это тоже было более чем странно. Такого раньше никогда не было. Он даже разозлился и протолкнул кошку ногой в квартиру. Она шмыгнула на кухню.
Степаненко прошел в прихожую и, не зажигая свет, с облегчением освободился от обуви. И, как бы он ни был пьян, почувствовал: в квартире он не один. Но сделать что-нибудь – схватиться за пистолет или просто выскочить на лестничную площадку – не успел. Крепкие руки схватили его, прижали к входной двери, быстро и ловко выдернули пистолет из подплечной кобуры. Брякнул металл, на запястьях он ощутил браслеты наручников. Степаненко рванулся, попытался развернуться для удара, но получил чем-то тупым и твердым, видимо, собственным пистолетом, удар по голове.
Сумрак в комнате быстро съежился до размера сияющей точки… Через несколько мгновений сияющая точка расширилась, но в глазах по-прежнему очертания предметов и фигур были зелеными. Почему-то потянуло на рвоту. Как сквозь вату услышал:
– Ша! Кореш! Будешь дергаться, получишь по кумполу…
Голос был хриплым, незнакомым. Говорили громко, не таясь. Его бесцеремонно взяли за шиворот и втолкнули в комнату. На пороге он споткнулся и, чтобы не вытянуться на полу во весь рост, упал на колени.
Вспыхнувший свет ослепил его.
– О! Да он лыка не вяжет… – раздался голос. Максиму показалось, что он уже слышал этот мягкий баритон.
Жмурясь от яркого света, Степаненко язвительно пробормотал:
– Если бы знал, что у меня гости, вернулся бы трезвым.
Он почему-то думал, что «гости» – сотрудники ФСБ. Начальство не могло оставить безнаказанным его самовольный визит в Арсеньевен.
Визит коллег, даже в такой форме не был бы странным. Губерман мертв, а он, Степаненко, был на месте убийства. Степаненко смутно понимал, что на него попытаются навесить это убийство. Нет, не для того, чтобы посадить, а с целью профилактики. Мол, ослушался, теперь попробуй-ка выпутаться, братец.
Глава XXVIII. Допрос
Когда Степаненко немного пришел в себя, стал воспринимать реальность более отчетливо, увидел: в кресле сидит мужчина, прикрывая лицо каким-то журналом. Судя по длиннющим ногам, он был довольно высок. Одет он был почему-то так, словно явился только что из Дворца бракосочетаний. Не хватало только цветка в бутоньерке. Туфли с металлической оковкой носка. Когда-то подобные туфли были в моде, но потом вышли.
– Кто вы такие и что вам надо? – грубо спросил Степаненко.
– А ты не петушись, выверните-ка ему карманы, – приказал франт. Голос его был с типичным кавказским выговором.
Подручные главаря обыскали карманы и выложили на ковер все, что в них было, в том числе портмоне, записную книжку Губермана, скомканный носовой платок, зажигалку…
– Ага, вот она, – проговорил франт, живо ухватившись за записную книжку. – Не скажешь, парниша, откуда эта вещь у тебя, а?
Степаненко успел заметить, что у главаря бандитов, узкое лицо, глубоко посаженные глаза. Степаненко не сомневался, что перед ним был Сохадзе.
– Темнить не буду. Мне нужна небольшая папочка, – сказал мужчина, сунув записную книжку себе в карман. – Если быть точнее, все ее содержимое.
Глаза еще больше привыкли к свету. Степаненко внимательно рассмотрел незваных гостей. Всех их было четверо. Трое в масках с прорезями для глаз, и только четвертый, Сохадзе, был без маски, но он прикрывал лицо журналом «Плейбой».
– Вы знаете, на кого вы руку подняли? – угрожающе проговорил Степаненко.
– Знаем, что ж не знать, – сказал франт. – Ты быстрее приходи в себя и перестань нас запугивать.
«Назвать его или нет? – подумал Степаненко. – А вдруг это не Сохадзе?»
Главарь бандитов посмотрел на Степаненко немигающим взглядом поверх журнала, которым прикрывался.
– Поднимите-ка ему мордочку! – приказал он.
Один из бандитов подошел к Степаненко сзади, взял его за волосы, направил голову так, чтобы Максим смотрел на Сохадзе.
– Все правильно, – проговорил франт. – Максим Степаненко – стандартное лицо славянской внешности. В меру полное, сероглазый, скорее блондин, чем шатен. Ага, крепок физически. Мне так и описали тебя… Ну что, где папочка?
– Отпусти волосы, ублюдок! – гневно вскричал Степаненко, дергаясь и косясь на бандита, державшего его за волосы.
– Не нравится мне он. Настучите ему немного по башке, – проговорил главарь банды. – А я пока журнальчик почитаю. Занятная штучка.
Степаненко почувствовал тупой удар кулаком в затылок. Он втиснул голову в плечи. Сохадзе, если это был именно он, вдруг захлопнул «Плейбой», который рассматривал, слегка прикрылся локтем, поднялся и изо всей силы ударил носком ботинка Максима в грудь. Степаненко уткнулся головой в пол.
– Видите ли, он еще и ерепениться… Ведите себя вежливее, господин хренов сотрудник Федеральной Службы безопасности.
Максим сжался, ожидая повторного удара. Теперь сомневаться не приходилось – это были люди из того, третьего мира, где законы не писаны. От удара грудина, казалось, треснула. Справившись с болью, майор ФСБ прохрипел:
– Дайте мне сигарету.
– Вот так бы сразу, – проговорил франт. – Поднимите его и погасите верхний свет!
Степаненко усадили на диван. Франт, по-прежнему прикрываясь журналом, теперь уже свернутым в рулон, выбросил из пачки «Кэмэл» сигарету, дал прикурить. Степаненко заметил, что в квартире все перерыто. Черт бы их побрал! Папка осталась в Арсеньевске, на полу возле мертвого Губермана. Теперь Степаненко не сомневался – это была папка погибшего Колешки. Почему он не схватил ее? Не смог, не успел… В тот момент дорога была каждая секунда…
– Мне кажется, вы немного ошиблись адресом, – сказал Степаненко, жадно втягивая дым сигареты, словно в этом дыме могло быть его спасение.
– Не прикидывайся дурачком, – проговорил франт. – Достоверно известно, что ты был в Арсеньевске. Это раз, а два – что ты посетил фирму «Технобизнес»…
«Откуда это тебе, рожа, известно? – мелькнула мысль. – Кто мог выдать? Вряд ли те налетчики знали меня…»
– В-третьих, ты подстрелил, вероятно, из этой вот хлопушечки, – франт помахал пистолетом Максима, – одного уважающего себя парня. И в-четвертых, этот парень ушел без того, за чем пришел, а именно – он ушел без папки, за которой пришел…
«Странно, – подумал Степаненко. – Папка осталась рядом с Губерманом. Почему налетчики не отдали ее этому выфранченному говнюку…»
– Спрашивается, куда могла подеваться папка?
– Что я вам, родить должен эту папку? – буркнул Степаненко. Он докурил сигарету и бросил окурок на пол, несмотря на то, что это была его собственная квартира.
– Опять шутки шутишь, – прошипел франт. – Я сказал, что мы пришли за папкой, и мы ее получим.
– Я не оглох и повторяю, – Степаненко был готов ко всему, – у меня нет никакой папки…
Степаненко начинал понимать, что с этой папкой ведется какая-то двойная игра и что он жертва этой игры. Вероятно налетчики для того, чтобы запутать след или выиграть время, доложили этому типу, что якобы он, Степаненко, унес папку. Но признаться в том, что папка осталась возле люка, в офисе Губермана, нельзя. Ведь это единственное, что может потом привести к искомому результату. Только кто же все-таки выдал его? Может, его предала Эльвира? Ради чего?
Поди разберись…
Степаненко решил пока что все отрицать.
– Вы принимаете меня за другого, – проговорил он и сразу же краем глаза заметил, как франт дал знак одному из головорезов. Степаненко внутренне напрягся. Он ожидал, что его станет бить один из бандитов, но они ринулись на него все скопом.
Удары сыпались на него, как град. Особенно болезненны были удары ботинками под ребра. Степаненко свернулся в клубок, стараясь не закричать от нестерпимой боли. Давненько он не попадал в подобный переплет. Пожалуй, даже никогда. Первый раз в жизни его бьют, и бьют умеючи.
Бандиты «работали» минуты три, и когда отступились, тяжело дышали.
– Умница, что не кричал, – сказал франт. – Иначе бы хлебало заклеили. Эй, ты, – франт обратился к одному из бандитов, – возьми ключи от машины и посмотри там. Быстро!
Когда бандит вышел, неожиданно зазвонил телефон. Бандиты переглянулись. Телефон звонил и звонил.
«Кто бы это мог быть? – подумал Степаненко, чувствуя себя побывавшим в мясорубке. – Ира? Сидоренков? Селезнев? Во всяком случае тот, кто, скорее всего, знает, что я в Москве…»
Телефон умолк, но через секунд пять-семь, необходимых для повторного набора номера, зазвонил опять. Франт не выдержал, быстро поднял трубку, невнятно буркнул в микрофон:
– М-да?!
На другом конце провода кто-то что-то стал рассказывать. Франт играл желваками.
– Нет, – вдруг сказал франт. – Вы ошиблись номером…
И бросил трубку.
– Шеф, что будем делать? Время идет… – пробасил один из головорезов. В его руках Степаненко увидел электрический паяльник. Бандит размотал провод, оглянулся, высматривая розетку электропроводки. Все мышцы тела у Максим рефлекторно сжались.
– Знаешь, как лечат внутренние ожоги прямой кишки? – спросил франт, обращаясь к Степаненко. – Если организм крепкий, то обходятся без удаления обожженного места, а если послабее, то кишку все-таки удаляют. Сантиметров десять-двадцать. В любом случае тебе придется пользоваться месяца два калоприемником. Знаешь такую вещь… Она много места не занимает… Есть западные модели, а есть и отечественные. Советую отечественные. Наши удобнее.
Степаненко бросило в холодный пот.
«Вот подонки!» – подумал он, с тоской наблюдая, как бандит выбросил из розетки вилку электронных часов, воткнул вилку паяльника.
Степаненко вскочил, метнулся к окну. Его перехватили.
– Брыкается, гад!
Один из бандитов ударил рукояткой пистолета по голове, но промазал, и удар пришелся по уху.
– Не уродуй мне человека, – строго приказал франт. Максима повалили на пол, связали ноги простыней, заклеили рот скотчем. Второй простыней, продев ее под наручники, подтянули руки к ногам.
В этот момент пришел бандит, который проверял машину.
– Нет ничего.
– Ты все обыскал?
– А как же?! Все… И багажник, и в салоне. Ничего! Ровным счетом ничего!
– Снимите с него брюки.
Один из бандитов стал возиться с брючным ремнем Максима.
Спасения ждать было неоткуда. И Степаненко приготовился к худшему, возможно, к смерти.
И все же это спасение пришло. Кто-то позвонил в дверь. Бандиты насторожились. В дверь еще раз позвонили, затем она приоткрылась и раздался старческий голос:
– Максим? Кошка у тебя?
Степаненко услышал, как кошка, отозвавшись на голос новой хозяйки, стремглав помчалась откуда-то то ли из кухни, то ли из ванны прочь из квартиры. Старушка, добившись своего, бормоча извинения и ругая полуперса, захлопнула дверь.
– Ты, раздолбай, – прошипел франт, обращаясь к ходившему на улицу к машине бандиту, – почему дверь не закрыл?
– Я захлопнул!
– Уе…! Быстро закрой дверь!
И тут опять зазвонил телефон.
Сохадзе поднял трубку, секунды три слушал, потом брезгливо бросил ее.
– Вот, б… – выругался он. – Похоже, засекли… Уходим… Только тихо.
Бандит, впопыхах скручивая паяльник, обжегся. Он чертыхнулся, помахал обожженными пальцами в воздухе. В воздухе сладко запахло паленой кожей. Сохадзе со злостью вырвал телефонный провод из розетки. Другой бандит, словно демонстрируя силу, оборвал шнур вместе с трубкой от телефонного аппарата.
– Мы еще встретимся, – пообещал Сохадзе.
Дверь хлопнула. Степаненко явственно услышал, как защелкнулся замок.
Он некоторое время лежал на полу, прислушиваясь к биению собственного сердца.
Как ему повезло! Какая счастливая развязка! А ведь запросто могли изжарить задницу.
Степаненко попытался языком протолкнуть скотч. Где там! Скотч приклеился намертво.
Что делать? Бить ногами в стену, чтобы вызвать соседей? Допустим, придут. Дверь все равно не откроют. Вызовут милицию, какого-нибудь дежурного сантехника, чтобы вскрыл дверь.
А если вызовут «Службу спасения»? Скорее, и то, и другое. Как глупо будет он выглядеть! Что подумают соседи? Сотрудника ФСБ бандиты связали простынями. Как буйнопомешанного…
Он подтянул колени к животу, скорчился, перекатился и встал на колени, согнувшись дугой. В таком положении сантиметр за сантиметром можно перемещаться по квартире.
Надо добраться до кухни, там нож. Путь на кухню занял несколько минут. На кухне он лег на спину и долго пробовал подцепить ступней ручку ящика кухонного шкафчика. Наконец, это ему удалось. Ящик поехал в пазах, раздался грохот – ножи и вилки разлетелись по полу. Ага, вот он – самый острый нож. Вначале освободить ноги, затем продеть наручники под ноги…
Степаненко с полчаса возился на полу, разрезая простыню. Когда это ему удалось, он поднес руки в наручниках ко рту, с остервенением отодрал скотч, глубоко вздохнул…
Руки оставались в наручниках. Это тоже проблемка.
– Ну, сволочи… – в ярости прохрипел он. – Только добраться до вас… Мало не покажется…
Хуже всего то, что бандиты унесли пистолет. Личное оружие… Теперь не утаишь, придется открывать карты, писать объяснительную. Впрочем, рано или поздно о его визите в Арсеньевен начальству станет известно. Выбирать не приходилось.
Максим долго не мог прийти в себя, валялся на диване в наручниках, иногда от бессилия что либо-сделать немедленно скрежетал зубами.
«Ничего, придет ваш час…» – возникали и потухали мстительные мысли.
Поковырялся с наручниками, но освободиться от них не смог. Покинул эту проблему на завтра, так и лег, в наручниках, спать.
Хотел уснуть – не мог. Липкий, омерзительный страх охватывал всякий раз, когда смыкал глаза. Успокоился лишь тогда, когда закрыл дверь на внутренний запор. Хотел даже забаррикадировать, но посчитал, что это уже будет лишним.
«Дурак, какой дурак, что решил расслабиться, – думал он. – Выпил и потерял бдительность…»
Лишь под утро Максим забылся тяжелым сном.
Утром раздались частые звонки в дверь. Степаненко дернулся, схватился за нож – думал, что вернулись бандиты.
– Максим? Степаненко! – кричали из-за двери.
– Кто это? – проворчал Степаненко, отшвыривая нож. Голова трещала то ли от побоев, то ли с похмелья. Он даже не помнил, каким образом нож очутился у него в руках. Вероятно, ночью положил рядом с собой. Для успокоения.
– Да открой, Максим…
По голосу Степаненко узнал Сидоренкова.
Степаненко открыл дверь.
– Боже, что с тобой? – охнул Дима. – Кто тебя так отделал?
Степаненко бессильно уронил голову на грудь, отвернулся в сторону зеркала. На него взглянула плоская, как блин, физиономия с лиловыми пузырями под глазами.
Сидоренков прошел в квартиру.
– Что случилось, Максим. Да здесь же настоящий погром!
Степаненко буркнул:
– Сигареты есть?
– Ты уже курить стал! – воскликнул Сидоренков, но сигареты из кармана достал. – Ну, скоты! Рассказывай, чего ты молчишь? Кто?
Степаненко хмыкнул, Гюжевал распухшими губами.
– Херня все…
– Что? – уставился на него Сидоренков. – Неужели ты хочешь сказать, что тебя отметелили за твои какие-нибудь донжуанские проделки? Слушай, что я тут разболтался, может, тебе скорая нужна?
– Да ладно, помоги лучше с этим разобраться… – Степаненко вытянул перед собой руки в наручниках.
– Вот это да! Кости целы? Я понимаю, что ты можешь терпеть…
– Слушай, под ванной у меня ящик с инструментами. Принеси, а?
– Нет нужды, – проговорил Сидоренков и извлек из внутреннего кармана набор никелированных отмычек. Он минуты три возился с наручниками.
– Вот, квалификацию не потерял… – ликующе произнес он, когда браслеты ослабили свою мертвую хватку.
Степаненко ухватил наручники и с яростью швырнул их в стену.
– Ну что? Господ ментов будем вызывать? – Сидоренков стал искать телефон.
– Нет, это дело не милиции!
– Да на тебя страшно смотреть. Тебя всего искалечили! Блин! Телефон сломан!
– До свадьбы заживет, – вздохнул Степаненко, пуская дым изо рта. – А телефон новый куплю.
– Зеленкой тебя обработать?
– Если не брезгуешь.
Степаненко прошел в ванную и внимательно осмотрел себя. Да, вид у него был ужасный.
Сидоренков быстро подсоединил оборванный телефон.
Проверил, работает ли компьютер. Вообще Дима был ценен тем, что был технически подкован. Запросто чинил любую сложную электронную технику. Правда, ремонт чаще всего состоял из выдувания пыли или замены предохранителя. Но зато в компьютерной технике Сидор – так называли Сидоренкова коллеги между собой – был дока.
Цель визита Сидоренкова заключалась в том, что он сообщил Максиму, что в выходные дни его разыскивало начальство. Даже вышли на него, Сидоренкова, и приказали достать внезапно пропавшего майора ФСБ со дна моря.
– Зачем я им понадобился. Случилось что?
– Я не в курсе. Но твой полковник был страшно сердит.
Тучи над Степаненко явно сгущались.
– Ладно, я позвоню ему. Пойду, когда немного оклемаюсь, ты же видишь, в каком я состоянии. А теперь сделай одолжение, закупи мне жрачки денька на три.
Когда Сидоренков ушел, Степаненко сразу же подсоединил модем к компьютеру, уселся перед клавиатурой. Вскоре на экране замелькали сайты его родного ведомства. Он раскрыл записную книжку Губермана, набрал один из электронных адресов. Компьютер затребовал пароль. Степаненко несколько раз безуспешно попытался проникнуть на засекреченную страницу. Нет, нужно знать код. Вероятно, Губерман держал пароль в памяти. Черт побери, Сидор должен помочь. У него все задатки заправского компьютерного хакера.