Текст книги "Русское братство"

Автор книги: Николай Чергинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Глава XXXV. Банкет

Сохадзе не получил приглашения ни на прием, ни на банкет. Но он не сомневался, что попадет туда. Впрочем, он мог туда и не ходить. Ему надоело пресмыкаться перед всякого рода политическими выскочками. Он все чаще вспоминал диверсионную школу, товарищей, где-то они теперь? Преподаватели, офицеры, спецплощадки и тиры? Где знаменитый Хаттаб?

Чаще всего Сохадзе вспоминал короткую практику в спецлагере. Им ежедневно выделяли несколько пленных, иногда меньше, иногда больше. На этих людях они обучались владению ножом и кинжалом, приемам оглушения и связывания человека, метким выстрелам в затылок. Над курсантами часто потешались, посмеивались старые опытные боевики и ловко показывали, как одним ударом ножа остановить человеческое сердце, и как бить, чтобы не убить сразу, чтобы вытащить из человека все, что он может сказать, чувствуя дыхание близкой, мучительной смерти.

Но все это легкая и в конце концов нехитрая работа. Куда труднее специальная теоретическая работа. Их, будущих диверсантов и шпионов знакомили с особыми методами психологической обработки русских. От них взяли расписку, что, если они хоть заикнутся об услышанном на лекциях, их ждет в лучшем случае смерть, и не только их, но и всех близких, всех родственников.

Сохадзе знал, что все его предыдущие действия есть закономерный рефлекс на происходящие в стране политические конвульсии. Попав в российский спецназ, он видел, как офицеры решали не только боевые задачи, но и не упускали случая «хапануть» свое. Сохадзе тоже ходил продавать чеченам оружие. Потом была спецопера-ция. Попался. Встала дилемма – смерть или свободная Россия. «Свободная от Ичкерии», – как шутили чечены. К нему отношение было особое – ведь он был нерусским.

Ширка и шмаль – вот методы, при помощи которых они действовали. Потом наступает ломка. Не от наркоты, а от промывания мозгов. Дороги назад нет. Вот тогда-то он и попал в спецлагерь Хоттаба. После установления мира ФСБ охотилось за ним… Умудрился сделать пластическую операцию в Германии. Вот почему лицо у него такое узкое… Теперь он глубоко законспирированный агент спецслужб Ичкерии. Ежемесячно из Арсеньевска идут поступления для закупки оружия, техники для нужд боевиков…

Сохадзе знал, что академик Богомолов в числе первых получил приглашение на торжественный прием в честь визита губернатора. Формально в Арсеньевске отмечали какой-то праздник. Мэр города устроил торжественный банкет, на который были приглашены высшие чины местных учреждений, все сколь-нибудь весомые и значащие люди. Когда Богомолов сообщил о предстоящем банкете своей молодой жене, Маша вначале отказывалась от приглашения.

Тогда Сохадзе настоял на том, чтобы Богомолов появился на банкете с Машей. Он объяснил Богомолову, что показаться среди людей с очаровательной молодой женой было чрезвычайно престижно – у каждого свое сокровище. Академик принялся – упрашивать жену:

– Нет, нет, душечка, отказываться от этого приема ты не только не должна, но и не имеешь права. Быть на приеме – это, так сказать, твой государственный долг.

Сохадзе, слушая, как старый олух упрашивает Машу, подумал: «Ведь стоит мне только глазом моргнуть, как эта сука согласится…»

Завтрашний банкет был важен. Сохадзе никогда не упускал возможности показаться на людях. Пусть все знают, что не Рогожцев, мэр, а он, Владислав Сохадзе, хозяин города.

Приглашение Маши на прием он надеялся использовать прежде всего в личных целях. Он знал, что губернатор дал согласие присутствовать на приеме. Знал Сохадзе и о пристрастии губернатора к молодым красивым девушкам. Да, он, Сохадзе, уже имел случай убедиться в этой слабости высшего должностного чина. Это было сразу после выборов в губернаторы. Однажды во время одной неформальной встречи – на шашлыке, организованной избирательным штабом будущего губернатора для теневиков – поднимался вопрос о путях возврата средств, выделенных последними для финансирования только что успешно завершившейся избирательной кампании – губернатор заметил среди техперсонала красивую смуглую девушку. Он не спускал с нее глаз и, когда собрание подходило к концу, спросил у одного из своих заместителей, что это за особа. Заместитель обратился за помощью к Со-хадзе, и он удовлетворил любопытство губернатора.

Он доложил, что девушка из буфета ресторана, обслуживавшего мероприятие, она молодой повар и зовут ее Таней. К завершению пикника губернатор отозвал его в сторону. Он начал разговор официально:

– Поскольку ваша организация, так сказать, самая сильная в городе, об этом говорит сумма, выделенная для поддержки моего штаба, мы найдем пути и способы возврата денег.

– Благодарю за доверие, – просто, но льстиво ответил Сохадзе.

Губернатор здесь же, как бы между прочим, перешел к другому вопросу, который, видимо, в данном случае интересовал его больше, чем возврат денег. Он фамильярно взял за пуговицу собеседника:

– Вот что, милейший, вы для меня свой человек. Поручаю вам: поговорите деликатно с этой вашей стряпухой… Намекните, что для нее будет совсем не плохо, если она перейдет на работу ко мне, ну… в качестве личного повара.

– Смею заметить, – сказал Сохадзе, – эта девушка с совсем небольшой практикой.

Он полагал, что на роль любовницы гораздо лучше подойдет профессионалка Маша, которая в те времена еще не была занята Богомоловым. Губернатор окинул своего собеседника довольно презрительным взглядом, но тут же милостиво улыбнулся:

– Поймите, милейший, что мы говорим с вами, как мужчина с мужчиной.

Сохадзе кивнул головой в знак того, что наконец понял высокую просьбу. Как легко и просто русские попадаются в силки собственных порочных страстей.

Однако выполнить деликатное поручение оказалось не так просто. Тихая и покорная девушка после первого намека о возможном переводе ее на службу непосредственно к губернатору категорически отказалась: она, видите ли, не имеет достаточно практики, чтобы готовить таким высокопоставленным особам.

Когда же Сохадзе начал нажимать, она прямо сказала:

– Знаете, любовницей я никогда не была и, могу вас заверить, никогда не буду…

Сохадзе охватила злость.

– Дура, да ты же купаться в молоке будешь…

– Никто и ни к чему меня не принудит…

Сохадзе решил смягчиться, действовать более осторожно.

– А я что-либо предлагаю гадкое, что было бы несовместимо с твоей девичьей честью!

Когда Таня не поддалась ни на какие уговоры, Сохадзе дал ей срок подумать. Но прошло и два, и три дня, и девушка оставалась при своем мнении. Тогда Сохадзе сделал так, что ее уволили с работы. И одновременно договорился со службой занятости, чтобы ее не ставили на учет. Он хотел взять девушку на измор. Весь этот коварный план потерпел неудачу. Через неделю он узнал, что девушка покончила с собой, заглотнув несколько упаковок адельфана. После смерти она оставила весьма нехорошую записку. Записку пришлось выкрасть у следователей и уничтожить.

После этого случая сам губернатор даже ни разу не заикнулся о несчастной девушке. Вероятно, из ежедневной ментовской сводки происшествий он раньше Сохадзе узнал о ее судьбе, а главное, о содержании записки. Но вот после исчезновения записки Сохадзе стал пользоваться исключительным доверием губернатора. Это помогло ему избежать многих неприятностей, в том числе и тех, которые грозили ему со стороны Рогожцева.

Теперь, когда Маша будет на приеме, в голове у Сохадзе роились новые планы. Как-никак Маша – профессионалка. Уговаривать ее долго не придется, сама свое дело знает. Если у губернатора взыграет похоть, и он обратит на нее свое милостивое внимание, наклюнется кое-что интересное…

С Богомоловым разобраться будет не сложно…

Вечер начался довольно вяло. В ожидании высокого гостя приглашенные слонялись по залу, как сонные мухи. Расфуфыренные дамы ходили с постными лицами, искоса поглядывая на центр зала, где высился стол, уставленный всевозможными яствами.

Вдруг все гости примолкли и отступили к стенам, чтобы расчистить место у входа в зал. Послышался шепот:

– Губернатор, губернатор…

Действительно, в зале появился сам губернатор с женой и свитой ближайших помощников. Он поздоровался за руку с некоторыми приближенными, остальных приветствовал поднятой рукой. Сохадзе тем временем шептал Маше, поручив Богомолова одному языкастому прощелыге:

– Ну что ты спряталась за этим нафталинным старьем, – кивнул он головой на жен местных чиновников. – Твое место там, впереди.

На него зашикали, но здесь губернатор раскрыл рот и Сохадзе был вынужден сделать вид, что весь превратился в слух:

– Сердечно поздравляю вас с праздником. От имени народа благодарю вас за те ростки патриотизма, которые вы так лелеете…

После приветственного слова выступил мэр города, затем говорил академик Богомолов, кто-то из криминалитета рвался к микрофону, но ему слова не дали.

После речей начался пир со здравицами, откуда-то появились стулья, шведский стол растащили по боковым столиками, и банкет превратился в обычную российскую пьянку с задушевными разговорами и пьяными слезами обиды за матушку-Русь…

Эльвира ориентировалась в ресторанных подсобках, как крыса в подвале, поэтому провести Степаненко в зал, где гудел банкет, не составило ей особого труда. Правда, на входе непосредственно в зал стоял мрачный молодой тип, сурово взглянувший на Степаненко.

– Свои, – заявила ему Эльвира.

В зале публика была настолько разношерстной, что вряд ли охраннику придет в голову сообщить своему начальству, что через черный ход в зал администратор ресторана провела какого-то левого человека.

Публика и в самом деле была до удивления пестрой. Присутствовал даже известный столичный сатирик. Он хохмил, стараясь расшевелить сливки местного общества: деловых людей, торгашей, журналистов. Ему понравилась местная водка, он вскоре стал отпускать в адрес Москвы похабные шуточки. Жена губернатора, тощая, с тарелкообразным лицом блондинка, близоруко щурилась и пыталась угощать всех подряд. Мэр города беспрестанно бегал от одного гостя к другому и вел беседы сразу со всеми. Сам губернатор чувствовал себя хозяином. Он прямо лучился оптимизмом и громогласно предрекал отечественному бизнесу, малому и большому, блестящее будущее в ближайшем будущем.

Первого из знакомых персон Степаненко заметил академика Богомолова. Нет, лично он его не знал. Просто рядом с ним, похожая на черный тюльпан в хрустальной вазе, сидела Маша. Она играла роль молодой жены. Молодой человек с аккуратно подбритыми усиками крутился возле нее. Очень знакомые глаза.

Глубоко посаженные, но широко расставленные. Где он мог видеть их?

– Эльвира, как зовут вон того типа с усиками?

– Которого?

Как и у большинства красивых женщин, у Эльвиры было плохо со зрением.

– Да вон тот кавказец. Сдается мне, что я знаю его. Уж не Сохадзе ли это?

Эльвира сощурилась. В этот момент Сохадзе, а это несомненно был он, повернулся и посмотрел на них. Он сразу узнал Степаненко, но не подал виду. Он стоял, уставив на него немигающие глаза на узкой, плоской с боков морде и вертел в руках пустой бокал.

Степаненко подумал, что в этот момент можно подойти к нему и смело дать по этой наглой морде. Правда, возле Сохадзе то и дело вертелся грузный человек с тупым взглядом и неопрятной косичкой на затылке. Возможно, телохранитель.

– Я пошел, – сказал Степаненко. – Ты уж извини, что я тебя бросаю.

Сохадзе тоже пошел ему навстречу. Глаза их опять встретились. Степаненко прочитал во взгляде бандита угрозу. Фамильярничать не стал, чтобы еще больше не обозлить негодяя.

– Буду краток, – сказал он. – У меня есть то, что вы так усердно разыскивали.

– Что ты хочешь? – хрипло произнес Сохадзе.

– Давайте совершим маленькую сделку: я вам отдам папку в обмен на записную книжку. Идет?

– Какую книжку?

– Ту самую, которую вы отобрали у меня на квартире…

Раздался короткий смешок. Сохадзе презрительно смерил Максима взглядом.

– Какой твой расчет?

– Расчет прост: круг за кругом раскручивать дело об убийстве Алексея Колешки. До тех пор, пока не найду убийц.

– Что ты с ними собираешься делать?

– С убийцами? Думаете, я хочу, чтобы они сидели? Нет-нет! Я действую как в том анекдоте: парень устроился в милицию, проработал полгода, а зарплату не ходит получать. Начальник вызывает и спрашивает: ты что же зарплату не получаешь? А он и отвечает: а я думал, что выдали пистолет, и крутись, как можешь…

Сохадзе криво улыбнулся, задумался.

Нет, не собирался Степаненко затевать судебное разбирательство с людьми подобного сорта. Черт с ними, с этими убийцами. Слишком хлопотно собирать доказательную базу для того, чтобы на суде обошлось без какого-либо юридического прокола. Он хотел их поссорить, внести в их отношения раздрай, переполох, пусть ищут виноватого, пусть грызутся, как волки в стае, как пауки в банке, уничтожая друг друга.

– Ну что же, я согласен, – кивнул Сохадзе. – Каким образом можно произвести… обмен?

– Соблаговолите прийти в десять утра в местное отделение ФСБ. Придете?

«Если ответит сразу, значит, не придет, – подумал Степаненко».

– Буду как штык, – произнес Сохадзе твердым, уверенным голосом.

«Т-очно врет. Для него главное, – подумал Степаненко, – быть уверенным в том, что я остался в Арсеньевске… За ночь многое может измениться…»

– Вот мой номер сотового телефона, – сказал Степаненко, протягивая листочек бумаги. – Если у вас изменятся планы, я к вашим услугам.

Отходя от Сохадзе, Степаненко поймал печальный, немигающий взгляд Маши. Вероятно, она в западне, из которой ей не выбраться. Но она сама себе выбрала линию жизни. Сейчас ей трудно помочь. Ей никто не поможет, если она сама не решится сделать первый, самый важный шаг.

Теперь насчет завтрашней сделки. Если получилось так, что папок две, то какая из них настоящая? Во всяком случае более ценная? Та, которую принес Эльвире Рогожцев? Или та, которую ему передала Ира? Нужна ли ему записная книжка Губермана? Ведь можно так с этой книжкой копнуть, что мало не покажется. Евстигнеев поможет опубликовать собранный компромат… Вот посыплются головы!

Эльвира успела хорошенько поддать. Она показала Максиму еще и мэра города Рогожцева. Это был самоуверенный коренастый тип с выпуклым лбом. Он беспрестанно вертел головой, шушукался с вальяжными, толстыми молодыми людьми, которых Эльвира определила как местных воротил теневого бизнеса.

К концу банкета Степаненко торжествовал – все, что он хотел увидеть, увидел. Правда, торжествовать было рано. Люди Сохадзе или даже самого Рогожцева могли подстеречь его прямо у выхода из гостиницы или выследить, куда он отправиться. Только сейчас, когда банкет кончался, он почувствовал напряжение. Игра с папкой и записной книжкой Губермана была очень опасной, но она стоила свеч. Степаненко почувствовал азарт и уже не мог остановиться. Ему казалось, что знание того, что папок существует две, давало ему определенное преимущество.

Плохо было то, что Сохадзе, а возможно и Рогожцев, установили связь между ним и Эльвирой.

– Не грызи кулак, – проговорила Эльвира. Степаненко словно очнулся – так глубоко задумался.

– Я заметила, когда думаешь, ты закусываешь сгиб большого пальца на правой руке, – сказала Эльвира и потянула его за рукав. – Уходим, здесь так скучно…

На улице стал накрапывать дождь. Асфальт заблестел и вечерние огни отражались на нем маслянистыми пятнами. Некоторое время Степаненко и Эльвира стояли под козырьком гостиницы, делая вид, что они пережидают дождь. На самом деле Степаненко зорко высматривал, нет ли за ними слежки. Сложность состояла в том, что вокруг было слишком много людей, машин, кругом царила суета. В каждой из шикарных иномарок перед гостиницей могли сидеть люди, которым было велено не спускать глаз с него и с Эльвиры.

– Примем меры предосторожности, – сказал Степаненко. – Я пойду первым. Ты иди по улице, я тебя подберу.

Он сбежал с парапета и благополучно добрался до припаркованной на другой стороне улицы машины. С трудом вывел из сутолоки различных авто свою «Ауди» на проезжую часть дороги. Отъехал, подобрал Эльвиру. Когда выбрались на центральную улицу, Максим заметил, что одна встречная машина повернула и поехала за ними.

– Ага, вот они, сволочи, – пробормотал он. – В «Опеле»…

Эльвиру немного развезло и она не совсем понимала грозящую им обоим опасность. Впрочем, опасность нависла только над Максимом. Он свернул в переулок, резко развернулся, чтобы посмотреть – кто в «Опеле», ехавшем за ними. Оказалось – двое. Ничем не примечательные лица. Они среагировали на его маневр по-своему – прижались к обочине.

Степаненко выехал на центральную улицу, прибавил газу, но неожиданно сбоку появился все тот же «Опель».

– По рации ведут, – пробормотал он. – Кто-то есть еще…

Но высмотреть, кто же еще преследователь, не удавалось. Волна мощных джипов с блестящими дугами дополнительных бамперов катила по городу – то развозилось по домам набанкето-вавшееся начальство. Какое им дело до какой-то крашеной иномарочки?

Степаненко стал лавировать среди попутных машин, надеясь сбить преследователей с толку. Этим самым он вызывал неудовольствие водителей на дороге. Они были готовы стереть наглеца, подрезавшего им перед самым носом дорогу, с лица земли. «Опель» тоже маневрировал, но не совсем уверенно. Потом он отстал, остановившись возле какого-то учреждения, – у ворот стоял милицейский наряд.

Это было уже хуже – против милиции Максиму тягаться не с руки. Его быстро вычислят в городе, задержат, устроят проверку документов.

Степаненко пристроился за каким-то грузовичком и доехал до выезда из Арсеньевска. Подъезжая к посту ГАИ, Степаненко заметил там двое «Жигулей» с белыми полосками и группу людей – милиционеров и людей в штатском.

«Ага, это точно по мою душеньку…» – подумал он и повернул машину обратно, прибавил скорость. В боковое зеркальце увидел, что обе машины, тоже прибавляя скорость, помчались за ним.

Эльвира поняла: происходит что-то нехорошее. Как бы угадав ее мысли, Максим пытался успокоить ее:

– Ничего особенного, просто проверка документов. Постараемся оторваться от них. Ты не волнуйся, откинь сиденье и не высовывайся.

Но Эльвира видела, что сам он волнуется, и это волнение передалось и ей.

Максим по въезде в город свернул на боковую улицу, но там была такая непролазная грязь, что машина еле-еле выбралась из нее. Степаненко сумел проскочить, а одна из машин преследователей завязла. Другая объехала ее и почти вплотную приблизилась к машине Степаненко.

Эльвира стала подсказывать дорогу, поминутно хватаясь за правую руку Максима. Через какой-то проезд они выехали на асфальт, помчались на самой большой скорости. Вот снова главная улица. Максим опять повел машину по направлению к посту ГАИ, надеясь прорваться. Ведь там нет теперь милицейских «Жигулей».

Дождь к этому времени усилился. Перед самым постом Степаненко выжал газ до упора. Дежурившие милиционеры в страхе отскочили с проезжей части.

– Ну теперь предстоят гоночки! – крикнул Степаненко, возбужденный происходящим. В зеркало заднего вида он определил, что уже не две, а несколько машин мчатся следом. К погоне присоединился уже знакомый «Опель». Вот он вырвался вперед и стал обходить Максима. Черт, движок у него не то что у его колымаги.

Преследователь, высунувшись из машины, размахивает пистолетом, жестами приказывает остановиться. Нет, фигушки!

Милицейские «Жигули» включили мигалки и сирены. Ага, вот и настоящая погоня!

Степаненко сбросил скорость, резко развернул свою машину, выехал на встречную полосу. Он буквально прошмыгнул мимо преследовавших его машин и помчался обратно в город. Эльвира с побледневшим от страха лицом вцепилась в переднюю панель.

– Опустись! Спрячься! – крикнул Максим, хотя в этом не было большой надобности – стекла в автомобиле были хорошо затонированы.

Вот опять пост ГАИ. Не ожидавшие возвращения уходящей от преследования машины постовые ГАИ только успели взмахнуть своими жезлами, приказывая остановиться. Но Степаненко и не подумал. На бешеной скорости он обогнал две или три машины, ползущие возле поста предписанные знаком сорок кэмэ.

Возвращение в город имело свой смысл – вряд ли в населенном пункте милиционеры станут стрелять по колесам.

Руки Максима слились с рулем машины. Ему невозможно даже оглянуться на женщину. Надо смотреть только вперед, только вперед. Она набралась смелости, закричала:

– Сворачивай сразу за постом ГАИ. Там есть железнодорожный мост.

Что Эльвира имела в виду, указывая ему дорогу, Степаненко не совсем понял, но за постом ГАИ свернул.

Железнодорожный мост над улицей приближается с молниеносной быстротой. И вдруг раздались выстрелы: один, другой, третий.

«Все-таки выстрелили», – мелькнула мысль. Машину занесло резко вправо, видимо, пробили заднее колесо. С разгона машина пробила хлипкий заборчик, пролетела несколько метров сквозь кусты крыжовника, молодого вишняка и на метр-пол-тора поднялась на железнодорожный откос.

– Убегай! – закричал Максим, едва открыв покореженные дверцы машины.

– А ты? – ив глазах Эльвиры застыл смертельный ужас.

– Убегай, я их тут задержу. Нас ни в коем случае не должны «застукать» вместе, понимаешь?!

Она заколебалась.

– Приказываю, убегай! Иначе возьмут обоих! Ты хоть это понимаешь?

Она бросилась в заросли вишняка, перебралась в чей-то огородик, оттуда попала в переулок, потом горбатенькой уличкой выбралась на главную улицу. Не торопясь, чтобы не привлекать внимания прохожих, пошла дальше. Шла, а сердце полнилось тревогой: как же он там, ее новый герой?!

Степаненко в этот момент бежал в сторону, противоположную той, куда убежала Эльвира. Темнота и дождь помогли ему. За ним никто и не гнался. Пока его преследователи обыскивали машину, он успел уйти достаточно далеко.

Дождь так и не перестал, но в разорванных тучах появилась ущербная красноватая луна. Совсем рядом была железная дорога. Следовательно, по направлению к центру города будет вокзал. Выйти к нему?

Степаненко был уверен, что на вокзале его поджидают молодчики Сохадзе, да и милиция за устроенные гонки уже разыскивает его. Как хорошо, что он сменил номера на поддельные! Что же, прощай «Ауди»!

Куда сейчас идти? К деду? Но стоит ли тревожить старика, когда можно пойти к Эльвире. Тем более, что папка осталась у нее.

Степаненко прошел к фонарному столбу и, убедившись, что кругом никого, осмотрел себя. Да, старенький смокинг Шмакова придется выбросить. Его не сдашь в чистку.

К центру города Степаненко шел крадучись, иногда затаивался в тени деревьев или хоронясь в переулки. Несколько раз навстречу попадалась патрульная машина местной милиции. Его явно разыскивали.

Трижды в кармане звонил сотовый телефон, но Степаненко не отзывался. Скорее всего, это на связь выходил Сохадзе. Но к чему разговоры, если его разыскивают?

Вот и знакомая улица. Свет в квартире. Значит, Эльвира дома. Слава богу, ее не задержали. Но она может быть не одна?!

Степаненко заглянул во двор. Ничего подозрительного. Чужих машин вроде бы нет. Вот стукнула дверь подъезда. Кто-то из жильцов вышел прогулять собаку. Похоже, на лестнице никого нет.

Степаненко решил выждать, чтобы убедиться в безопасности. Ничто не нарушало покоя двора. Из глубины двора вернулся жилец с собакой. Степаненко достал сотовый телефон и набрал нужный номер.

Трубку подняла Эльвира.

Как она обрадовалась, услышав его голос!

– Приходи, – сказала она. – Они сюда ни за что не сунутся!

Майор быстро зашагал к подъезду, но, когда он уже поднимался по лестнице, вдруг почувствовал: не должен он этого делать. Обязательно угодит в неприятность. Но так ведь и бывает: волею случая влипаешь в самую нелепую историю, из которой трудно выбраться. Эльвира, конечно, любила его со страстью поздней любви. И эта страсть горячила ответное чувство. Степаненко тоже был не мальчик, но она смогла зацепить его тем, что ее любовь проявлялась не в словах, а на деле… Она жертвовала многим ради него… Вдобавок она крепко запуталась в жизни и надеялась, что только очень решительный мужчина сможет вырвать ее из тенет судьбы… Роль этого решительного мужчины отводилась ему, майору ФСБ

Максиму Степаненко. Он нажал кнопку звонка. Дверь тут же открылась, а когда захлопнулась, она бросилась к нему и обхватила шею обеими руками. Он тоже обнял ее.

Боже! Ничего подобного раньше Степаненко не чувствовал! Что за женщина! Их губы слились в поцелуе. Казалось, этот поцелуй длился бесконечно.

Степаненко подумал, что мог бы не приходить сюда, но если он уже пришел, сдерживать себя не имело смысла.

– А я думала, что нам конец… В тот момент, перед постом ГАИ, где ты заложил опасный вираж. Казалось, мы уже врежемся… Ты классно водишь!

– Не совсем. Знаешь, неопытный велосипедист может упасть только от того, что представит себе собственное падение… Поэтому я никогда не представляю собственных неудач.

Степаненко сквозь шум дождя выразительно услышал: к дому подъехала машина. Мотор урчал по-особенному, глухо и мощно. Такие моторы, не в одну сотню лошадиных сил, стоят только на очень дорогих и скоростных иномарках. Вероятнее всего это был джип.

Но вывода из этих слуховых наблюдений Степаненко не сделал. Поглощенный Эльвирой, он стал раздевать свою, как считал, женщину, прямо в прихожей. Но тут в дверь вдруг раздался такой стук, что оба отпрянули друг от друга.

«Ну теперь-то я, кажется, в самом деле влип», – подумал Степаненко.

Эльвира приложила палец к губам, поманила Степаненко, и они вышли на цыпочках из прихожей.

– Я не собираюсь открывать дверь кому бы то ни было, – едва слышно прошептала Эльвира. – Но если это муж, то это называется – приплыли. П… подкрался незаметно.

Она прислушалась, ожидая услышать звяканье ключей. Степаненко распрямил плечи и шагнул в прихожую. Она ухватила его за шею, пригнула голову.

– Тихо, умоляю тебя. Это кто-то чужой. Я его выпровожу без лишнего шума.

Она подошла на цыпочках к входной двери и посмотрела в глазок. Раздался повторный стук, затем звонок. Эльвира махнула рукой в сторону кухни. Максим, особо не таясь, прошел на кухню. Он оставил дверь полуоткрытой, вытащил пистолет и тихо загнал патрон в патронник. Теперь он был готов ко всему и корил себя за то, что оказался не в силах преодолеть чары этой сногсшибательной в прямом смысле этого слова женщины и попал от этого в положение «любовника в шкафу».

– Это ты, Влад?! – спросила Эльвира вполголоса.

– Ты одна? – раздался приглушенный голос из-за двери.

«Сохадзе! – догадался Степаненко. – Владислав Сохадзе, черт бы его побрал…»

– Да, я одна… – ответила женщина. – Уходи, уже поздно.

Послышался оглушительный удар в дверь.

– Что тебе нужно от меня? – почти истерично спросила Эльвира.

Щелкнул замок. Послышалась возня, крик, сильный удар чего-то металлического, затем по шумному дыханию Степаненко определил, что незваный гость ввалился в прихожую. Выглянув в щель, Максим определил, что несмотря на худобу, Сохадзе был довольно крепкого телосложения. Он стоял спиной к кухне и его широкие плечи заслоняли свет лампочки.

«Он один или со своими бойцами? Да и его одной ей не выпроводить…»

Эльвира, отвлекая внимание от кухни, прошла из прихожей в зал. Теперь Максим мог только слышать их разговор.

– Чего тебе надо? – требовательным тоном повторила вопрос Эльвира.

– Просто давно не виделись, – проговорил мужчина. – Ты хорошо выглядишь. Все та же курочка в моем вкусе. Ладно, слушай. Ты в курсе, что Губермана укокошили, да?

– Я ничего не знаю и знать не хочу.

Голос Эльвиры дрожал.

– Но он твой знакомый, что-то ты быстро его забыла.

– Он знакомый моего мужа, и только.

– Да, конечно, престижно иметь в любовницах жену руководителя местного ФСБ.

– Это не правда! – воскликнула Эльвира. – Он иногда приходил в ресторан, это правда, но я…

– Ладно, что это за петушок был с тобой на фуршете?

– Один знакомый…

– Знакомый? Ах, сука, ты, сука…

Раздался звук пощечины, затем Эльвира вскрикнула, послышался грохот.

– Умоляю тебя, Влад… – сквозь плач произнесла Эльвира. – Уходи…

– Где он сейчас, этот ханурик?

– Не знаю… В гостинице.

– В гостинице его нет. Мои люди гонялись по всему городу за ним. Ментов подключили. Ушел из-под носа…

Что-то щелкнуло. Наподобие ножа-выкидухи. Степаненко понял, что пришло его время выходить на сцену.

Он рванул на себя дверь, вскочил в зал. Мужчина, обрезав ножом телефонный шнур и уперев колено в грудь лежащей Эльвиры, закручивает шнур на ее шее. Пытался он ее задушить или только приступал к допросу с пристрастием – неизвестно. Степаненко как тигр с разгону набросился на негодяя. Он въехал стволом пистолета в ухо бандита, а затем сильнейшим ударом кулака снизу вверх опрокинул насильника на пол. Эльвира уже хрипела, раздирая ногтями шею, пытаясь освободиться от душившей ее удавки. Степаненко схватил телефонный шнур, стал разматывать его. Тем временем ночной визитер завозился на полу, приходя в себя. Степаненко схватил рядом стоящий стул и со всего размаху обрушил его на голову бандита.

Хотя стул разлетелся вдребезги, душитель умудрился лягнуть Максима в пах и, к несчастью, его удар оказался метким. Степаненко охнул и согнулся пополам. Несколько секунд заминки дали возможность насильнику вскочить на ноги, сгруппироваться и влепить майору ФСБ боковой удар в ухо.

Голова зазвенела. Степаненко едва не опрокинулся навзничь, однако, взмахнув руками, сохранил равновесие. Мелькнула мысль: «У него есть пистолет!» А что он у этой двуногой скотины был, Степаненко не сомневался. Максим изо всех сил двинул ногой по рукам бандита. Но выстрел все же грохнул. Пуля ушла в потолок. Сверху посыпалась мелкая известка. Степаненко прыгнул на бандита, ухватил за правую, вооруженную руку, одновременно выкручивая ее, перевалил негодяя через себя и когда он оказался на полу, зажатым в руке пистолетом Степаненко рубанул негодяя наискосок по шее. Тот сразу обмяк и завалился набок, уткнувшись лицом в пол. Со всего размаху Степаненко всадил носок ботинка в живот поверженного бандита. Тот скрючился. Шумно дыша, Степаненко вырвал пистолет из его руки. Затем нагнулся к Эльвире, которая лежала рядом. Она все еще, со стонами и хрипом, боролась с телефонным шнуром, беспорядочно путаясь в нем. Степаненко выпутал ее из витков шнура, отшвырнул его от себя.

– Я же говорила, я же говорила, что он убьет меня… – с хрипом произнесла она трясущимися белыми и разбухшими, как отваренные макароны, губами.

– Успокойся, самое страшное позади.

Она с трудом поднялась и, увидев своего обидчика скрюченным на полу, схватила обломок стула – кусок ножки с прогнутой спинкой – и стала отделывать мужчину, молотя по чем попало, впрочем, метя все больше в голову.

– Негодяй, подонок, скотина, мразь…