Текст книги "Русское братство"

Автор книги: Николай Чергинец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Глава XLII. Побег

В палату Степаненко вернулся совершенно другим человеком. Внешне, разумеется, это никак не проявилось. Он остался тем же – молчаливым и замкнутым. Но теперь, наблюдая за поведением своих потенциальных убийц, он с трудом сдерживался, чтобы злорадно не улыбаться.

Как эти двое ублюдков замыслили убить его? Задушить ли голыми руками, зарезать ли ножом? Проломить ли голову металлическим прутом? Или же у них на вооружении маленький шприц с ядом?

Внутренне ликуя, Степаненко вытянулся на койке. Ему казалось, что пистолет приятно прижимается к ноге. Даже если с затеей побега ничего не выйдет, свою жизнь он дешево не отдаст. Удивительное превращение делает с человеком огнестрельное оружие!

События развивались своим чередом. Ближе к обеду в санчасти появился Никита Аркадьевич Репьев. С утра Степаненко почти не обратил на него внимания. Это был низенький, плюгавенький очкарик с выдающейся вперед нижней челюстью. Когда разговаривал, смущался. Этакий тип застенчивого негодяя. Как такой врач лечит людей, Степаненко не представлял. Возможно, он и не лечит. Слушает пациентов своим ледяным фонендоскопом, потом объявляет им свои диагнозы: «У вас, мой дорогой, отличнейший туберкулез» или же «У вас рак легких, батенька, прямо замечательнейший рак легких!» А может, он сидит себе где-нибудь в бункере, где расположен рентгеновский аппарат и разглядывает скелеты красивых женщин.

Насколько этот ханыга с медицинским дипломом замешан в деле? Куплен? Сколько, интересно, ему пообещали? Отхватит куш, ничем не рискуя. Он не мог знать, что замещающая его на должности тюремного врача фельдшер однажды потеряла ключ от сейфа. А потом ключ нашелся и она, чтобы подстраховаться, сделала дубликат.

В санчасть торопливо вошло несколько сотрудников СИЗО. Они явно спешили.

– Подъем, на выход, – раздалась команда. – Быстро, залежались!

Больные, подготовленные к отправке, беспомощно зашевелились. Двое из них, совсем доходяги, не могли самостоятельно передвигаться. Уже по тому, что краснорожим типам доверили носить лежачих туберкулезников, можно было догадаться, что они подставные.

Во дворе СИЗО, сразу на выходе всем приказали сесть на землю. Подъехал автомобиль с зарешеченными окнами – автозак. Контролеры приказали грузить больных, потом велели забираться внутрь автозака всем остальным. Репьев с документами тоже взобрался в фургон, просмотрел личные дела, уточнил фамилии. Некоторые из туберкулезников были настолько слабы, что едва могли говорить.

– Пока доедем, кончитесь, – грубо пошутил Репьев и вышел наружу. Дверь со стуком захлопнулась, щелкнул замок.

«Итак, теперь можно ожидать всего, – подумал Степаненко. – Теперь я один на один с этими откормленными верзилами…»

Мотор машины загудел, фургон колыхнулся. Степаненко приник к закрашенному и забранному решеткой окну. Через узенькую царапину на белой краске увидел: мелькнули автоматчики, послышался ленивый брех овчарок. Машина подпрыгнула на выбоине в воротах.

– Поехали, – потер руки один из подставных, придавая лицу одновременно хитрое и вместе с тем благодушное выражение.

Когда ехали по городу, Степаненко был абсолютно спокоен – в черте города насильники вряд ли осмелятся наброситься на него. Но когда мотор загудел сильнее и монотоннее, а это означало, что машина выбралась из города на трассу, почувствовал, как напрягся всем телом и непроизвольно опустил к ноге, где было оружие, руку.

«Спокойнее, – уговаривал он себя. – Не подавай виду… Продолжай вводить их в заблуждение своим безразличием ко всему…»

Но тем не менее он невольно все чаще и чаще посматривал на опасных попутчиков.

Проехали минут двадцать. Негодяи всматривались в белое окно, пытаясь узнать местность.

«Надо быть готовым к отражению нападения в любой момент, – крутилось в голове. – Сценарий, который известен Елене Анатольевне, они могли переиграть десять раз… Набросятся, удушат… И глазом не успеешь моргнуть…

Наконец шум двигателя стал тише и машина остановилась. Врач отомкнул дверь кузова и, дурашливо гыгыкая, произнес:

– Мальчики налево, девочки направо!

Степаненко первым выбрался наружу, так как сидел ближе к выходу. Репьев и водитель демонстративно перешли дорогу и углубились в лес на противоположной стороне.

Степаненко, прихрамывая, направился в редкие придорожные кусты.

– Подожди нас, эй, ты! – послышалось вслед, но Степаненко устремился что было сил прочь.

– Смотри, он делает ноги! – раздался возглас.

– Да куда он денется, хромоножка! Далеко не уйдет.

Степаненко и не собирался уходить далеко. Теперь главное – незаметно для киллеров вооружиться. Но они быстрым шагом шли за Степаненко, настигая его. Зайдя за густую ель, Максим отодрал пластырь, передернул затвор.

«Убийцы, негодяи, – проносилось в голове. – Вас бы судить, сволочей, и казнить прилюдно, на главной площади города, как делалось это раньше…»

В нем было столько ненависти, что он решил убить этих двоих сразу, как только они появятся.

Первым шел блондин. Он в поисках своей жертвы стал обходить ель и почти наткнулся на Максима.

– Он здесь! – крикнул убийца, радуясь, захлебываясь вдруг обильно набежавшей слюной. В его руках блеснул узкий длинный нож с крепкой костяной рукояткой. – Обойди елку с другой стороны! – крикнул он напарнику. – Он – наш!

Степаненко, не вскидывая пистолет, направляя его снизу вверх, выстрелил негодяю в грудь.

Второй подонок, от прозвучавшего как гром с ясного неба выстрела ошалело шарахнулся в сторону, успел заскочить за соседний ореховый куст, но повалился, зацепившись за корягу, вновь вскочил, чтобы задать стрекача, и опять упал. Он был похож на зайца, который мечется в тесном кругу, окруженный ватагой удачливых охотников. Степаненко выстрелил через ореховый куст.

Выстрел грохнул с раскатившимся во все стороны эхом. Брюнет упал, скорчился, громко заскулил. Степаненко выстрелил еще раз, чтобы это скуление быстрее прекратилось. Но бандит взвыл громче, взревел, словно раненый зверь, заорал во все горло. И только звук очередного выстрела прервал этот нечеловеческий рев.

«Два трупа! – мелькнуло в голове. – Двойное убийство…»

Степаненко нагнулся над первом трупом. В широко раскрытых глазах застыл вселенский ужас. Крохотный ручеек крови сполз с округлого подбородка.

Степаненко попробовал вырвать из руки убитого нож. Мертвая хватка. Пришлось отгибать палец за пальцем. Нож показался ему очень красивым.

«Подарю Евстигнееву… Он коллекционирует…»

Возле второго трупа стоял тошнотворный запах крови и почему-то мочи. Пули всех трех выстрелов попали в бандита. Две из них в грудь, одна в пах… Потому-то и пахло свежей мочой, хотя негодяй был уже мертв.

Степаненко повернулся и медленно пошел между деревьев. Он шел наугад, не ориентируясь. Ему было все равно куда идти.

Лишь через три часа Олег Евстигнеев обнаружил майора ФСБ на берегу лесной речки. Степаненко сидел по топляке, опустив ступни в ледяную воду и горько рыдал. Рядом на обомшелом камне лежали пистолет и нож с белой костяной ручкой…

Несколько суток Степаненко отлеживался на квартире у Евстигнеева. Потом настоял на том, чтобы Олег отвез его домой, на собственную квартиру. Евстигнеев ни на минуту не покидал его одного. Еще через день в квартире раздался телефонный звонок. Олег поднял трубку, сказал только одно слово: «Дома» и подал трубку Максиму.

– Тебя, начальство…

– Степаненко слушает, – хриплым, не своим голосом проговорил Максим.

– А, объявился, герой, твою мать, – раздался спокойный голос начальника управления. – Сам заявление напишешь или как?

– Я напишу рапорт…

– Нахрен он кому нужен, твой рапорт. После того, как твоя рожа появилась на экране…

– Товарищ полковник…

– Я уже тебе не товарищ и не полковник… Впрочем, давай как положено, напиши и рапорт… Так скорее будет. Можешь сразу в суд подать за незаконное увольнение… У нас вроде демократия, чего уж там. Добивайся правды в высших инстанциях, раструби о своем промахе во всех газетах… Нынче это модно – чуть что, сразу права качать.

– Пока вы не выслушали моих объяснений…

– Эх, Максим, Максим, тебе цены не было, – со вздохом прервал его полковник, – и что тебе вздумалось в самодельщину броситься? Попала шлея под хвост – и нет работника. Тебе еще Саша Зданович фитиль вставит. Ему журналисты проходу из-за твоей так называемой пресс-конференции не дают…

Степаненко бросил трубку и с трудом доковылял до дивана.

– Ты не бери в голову, – бурчал Евстигнеев. – Ну и уволят. Ну и что? Льготы потерял? Выслугу? Хрен с ними, с льготами… Ладно, я сяду за компьютер, а ты диктуй свой рапорт…

– Куда я теперь? – с трудом выговорил Степаненко. – Все шло как по маслу… Боролся против сект, дело с масонами раскрутил, с убийством Каталова. А сколько более мелких, казалось бы, ничего не значащих дел… Был на хорошем счету… И что теперь? Хорошо, если скажут подавать в отставку?! Нет, вышвырнут, как щенка…

– Мы еще поборемся, – заявил Евстигнеев. – Статья о Рогожцеве готова… Осталось уточнить кое-какие детали… Нельзя сидеть и ждать, когда тебя завалят дерьмом выше головы.

На следующий день Степаненко передал свой многостраничный рапорт начальнику, повернулся, чтобы идти, но услышал негромкое:

– Куда ты?

Степаненко остановился. Полковник указал ему на стул:

– Садись.

Степаненко уселся. Начальник, поправив очки, взял его рапорт, прошелся по кабинету, остановился возле окна, под которым на низеньком столике стоял какой-то аппарат.

– Ты знаешь, что это за штукенция? – спросил он, осторожно касаясь аппарата.

Степаненко увидел под столом пластиковый контейнер с белым порошком.

– Уничтожитель бумаг?

– Да, его еще называют убийцей ненужных бумаг…

Начальник снял с рапорта скрепку, сунул листы в раскрытый зев аппарата.

– «Пэйпа монстр». Пятый уровень секретности: за минуту семьдесят листов мелет на муку.

Степаненко не видел, как палец начальника коснулся кнопки. Раздалось жужжание. За несколько секунд его рапорт превратился в кучку раздробленной целлюлозы.

– А теперь пошли.

Они шли по длинному, мрачному коридору. Ноги мягко уходили в глубокий ворс красных, с цветами по краям, дорожек. Судя по узору, ковровым дорожкам было лет сорок. Но они выглядели как новенькие. В коридор не попадал прямой солнечный свет, по нему редко ходили.

Справа и слева линейно-точно тянулись желтые полированные панели и двери. Максим заметил: полковник косится, не пропуская взглядом ни одного номера комнат, словно дверь, возле которой мог остановиться полковник, могла выскочить из всякого порядка и очутиться перед ним нежданно. Но тут на дверях вовсе исчезли номера – на одной, другой, третьей – полковник невольно замедлил шаги.

Вдруг на очередной двери Максим увидел отсвечивающее золото большой надписи под стеклом. Полковник замедлил шаг.

Степаненко прочитал надпись от слова к слову: это был кабинет одного из замов директора ФСБ, генерала…

Немолодой секретарь, увидев полковника, поднялся и пошел в кабинет. Сразу же вернулся и повел рукой на открытую дверь:

– Пройдите.

Степаненко вошел один – полковник остался в приемной. Кабинет был мягко освещен. Торцом к письменному столу тянулся другой – накрытый зеленым сукном, по сторонам обставленный стульями.

Хозяин кабинета сидел в обычной позе наклонившегося над бумагами человека. Он плотен и кряжист. Не ответил, когда Степаненко поздоровался, но через секунду, не отрываясь от бумаг, словно застуженным, хрипловатым голосом утвердительно произнес:

– Запутали все, – и это как бы заменило приветствие и даже с отзвуком извинения. – А разгребать все равно придется…

Еще через секунду он поднял голову. Его глубокие маленькие глаза через весь кабинет деловито оглядели стоявшего в дверях Степаненко.

– Садись поближе, майор, – показал он напротив себя на первый из стульев, выстроенных вдоль зеленого стола.

Пока Степаненко проходил комнату, выдвигал стул, усаживался, он осматривал его, слегка пожевывая губами. Потом снова начал читать бумаги, будто забыв о вошедшем.

– Так, годков двенадцать у тебя стаж-то, – выговорил он неожиданно, не то спрашивая, не то удивляясь.

– Да, – подтвердил Степаненко.

– Большой стаж, – сказал генерал. – Ну давай, выкладывай…

Оба теперь глядели друг на друга, точно в равной мере от каждого зависело приступить к делу, но каждый предпочитал не начинать.

Взгляд заместителя директора ФСБ был взыскательно-пристален. Нижняя часть лица, будто не подчинялась сильному черепу, одутловатая, плывучая, смягчала облик, и главным в нем были подвижные губы, четкой, как у артиста, модуляцией, пояснявшие речь.

– Большой стаж, – повторил он. – Беречь надо такой стаж. Уметь надо дорожить.

Он потер пальцами ухо, словцо оно онемело, что-то брезгливое изобразили его поднявшиеся к носу губы, он недовольно стал листать бумаги, уже совсем не глядя на то, что листает.

– Вот, рассматриваю дело, в которое затесалось твое имя. Расскажешь, как оно затесалось? Для того велел тебя вызвать.

Он замолчал.

Степаненко хотел спросить, в чем состоит дело, но его сдержало чувство странной невозможности так же просто сказать заместителю «ты», как говорил он. Обратиться же к нему на «вы» значило бы поставить себя вне обычая доверия, от которого он сам не счел нужным отказываться. В председательском «ты» был заключен именно обычай. Это казалось Максиму несомненным, иначе «ты» было бы не товарищеским, грубым, а Степаненко был прямо назван товарищем.

– Мы десять лет проводили операцию по за-пудриванию американцам мозгов. И вот, когда они клюнули, клюнули основательно, появляется российский Джеймс Бонд из управления борьбы с сектами, вмешивается в тончайший, годами тянущийся процесс и едва не губит все дело.

Степаненко навострил уши.

– Твой друг Алеша жив, здоров, кушает калифорнийские цитрусы и по утрам купается в личном бассейне… Не знаю, с дельфинами или с молодыми американскими девками…

У Максима пересохло горло.

– Он что, в Америке?

– Что-то ты вдруг осип, как молодой петушок?! – пробасил заместитель директора ФСБ. – Колешку мы ввели в дело на последней стадии. Ты, собственно, помог нам в этом. И арсеньевские бандюги тоже. Теперь проекту «Эльбрус-3» суж-дена долгая жизнь в Силиконовой долине на деньги американских налогоплательщиков.

Степаненко прокашлялся, гмыкнул, очищая голос, но спросить ему было не о чем. Он чувствовал себя последним идиотом.

Генерал снисходительно улыбнулся.

– Мы уже получили кое-какие данные. И в случае удачного развития событий, прежде чем технология изготовления суперпроцессора ляжет на стол какому-нибудь ихнему Билу Гейтсу или директору ЦРУ, она окажется вот здесь, – генерал похлопал по столу. – Теперь-то ты понял, что зря полез в бутылку?!

Вместо ответа послышался тяжелый вздох.

– Ты не расстраивайся, Максим, – сказал генерал. – Я по-человечески понимаю тебя. За друга старался… Молодец. Хотел бы я, чтобы у меня был такой друг, настоящий брат. Не зря, видимо, одна из твоих агентурных кличек Русский брат. Приятное совпадение. Поздравляю… По глазам вижу, – вдруг сказал генерал. – Что ты ни черта не понимаешь, да?

Степаненко сдержанно кивнул.

– Ну что тут понимать?! Подстроено все, я имею в виду убийство Колешки. Наши антропологи подобрали подходящий труп. Жену убедили засвидетельствовать смерть мужа. Что еще?

– А Шмаков? А папки?! – едва не вскричал от нетерпения Степаненко.

– Шмакова мы убрали. Он уже на Дальнем Востоке… Папки? Мы думали: заполучив одну в собственные руки, ты успокоишься. Ан нет… К сожалению, Сохадзе ушел. Прозевали. Ему за жену Шмакова пришлось бы ответить. Так он в Чечню подался… Ты вот убийц искал, перепугал их всех в Арсеньевске. Я имею в виду Ро-гожцева… А ларчик просто открывался… Понимаешь…

Генерал некоторое время молчал.

– Ну а тюрьма твоя? – вздохнул он. – Это уже ты по собственному почину. Извинений не будет. Ни извинений, ни медалей за геройство. Минус на плюс дает ноль! Ты ведь кого-то там подстрелил? Ну все, иди, служи дальше.

Степаненко поднялся. Генерал тоже.

– Дальше, – сказал он. – Уйми Евстигнеева. Нет, нет, пусть статью об Арсеньевске напечатает, мы тут не против. И об Арсеньевске, и о Рогожцеве. Пусть. От этого ни вреда, ни толку не будет. Но никакого последующего рыпанья. Рогожцев пока нам нужен…

Степаненко почувствовал: во рту набежала слюна, но горло было сухим, как пустая перечница.

– А теперь вот подпишите, майор Степаненко, – генерал перешел на сухой, официальный тон, – эту бумажечку. Двадцать пять лет чтобы рот на замке, поняли?! Все, вы свободны…

Максим был уже возле дверей, когда генерал окликнул его:

– Не удивляйся, если Алеша брякнет тебе из Штатов.

Через сутки Максим попросил Евстигнеева отвезти его домой.

– Не опасно? – с тревогой в голосе спросил он.

– Нет. – Максим неожиданно улыбнулся. – Ведь у меня есть ты, мой настоящий друг.

Прошла неделя. Однажды вечером раздался телефонный звонок. Максим поднял трубку и узнал голос Колешки.

– Я дал тягу… – просто сказал Алексей.

– Зачем же ты звонишь? – сухо спросил Максим.

– Не знаю… Скорее всего, стыдно. Иру не бросай… С нее все и началось… Она сказала, что больше не может и уходит от меня. Я решил уйти первым.

– Алексей, ты… – Степаненко задыхался от гнева, с трудом подыскивал подходящие слова. – Ты п…! – наконец выругался он. – П… дважды. Первый раз ты поступил нечестно, когда отобрал Иру у меня, второй раз – когда ее возвратил. Больше никогда мне не звони.

Степаненко бросил трубку, неподвижно застыл.

Любопытный голубь, царапая коготками оцинкованную жесть подоконника, заглядывал в окно. Больше месяца Максим не жил дома, птица привыкла к пустой комнате.

На полу стояла раскрытая спортивная сумка, на столе – билет до Махачкалы.

На днях начальник управления вызвал Максима к себе. Он сообщил, что в горах Чечни у ваххабитов застрял гражданин США, некто Юджин Грин. Его похититель, некто Сайгидпаша Торкаев, он же Владислав Сохадзе, прислал в посольство США черный мизинец. В следующий раз, если не будут выплачены два миллиона, обещал вслед за пальцем прислать ухо американца.

– Мы оказываем тебе доверие, – проговорил полковник. – Ты знаешь, с какой стороны подходить к сектантам. А ваххабиты, они и есть сектанты. Вытащишь американца – полностью вернешь расположение начальства…

Об авторе

Николай Иванович Чергинец

генерал-лейтенант внутренней службы, писатель, член Совета Республики Национального собрания Республики Беларусь 1, 2 и 3 созывов. Кандидат юридических наук.

С 1981 года по 1984 год – начальник Управления уголовного розыска МВД БССР.

С 1984 года по 1987 год служил в Афганистане. С 1987 по 1993 год – начальник управления внутренних дел на транспорте МВД Беларуси.

С 1997 года по 2008 год – член Президиума Совета Республики

Национального собрания Республики Беларусь. Председатель Союза писателей Беларуси.