Текст книги "Прощайте, любимые"

Автор книги: Николай Горулев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Студенты притихли. Но они уже знали, что танки с черно-белыми крестами можно остановить, и пусть они не очень-то пугают, стреляя из пушек в белый свет, как в копейку. «Привыкли к легкой жизни», – злорадно подумал Сергей, но в это время за его спиной раздался взрыв. Сергей упал на дно окопа, а когда поднялся, увидел – часть танков подвернула в густой ольшаник, а один, обойдя противотанковый ров, шел прямо на их траншею.

– Связки гранат! – раздался громкий голос Валентина. – Подготовить связки гранат!

А танк приближался, лязгая гусеницами, стреляя из пушки, видно, по позициям артиллеристов, но стоило кому-нибудь из ополченцев подняться над бруствером, как танк бил пулеметными очередями. Кто-то, кажется из первокурсников, побоялся подпустить его поближе и вскочил, чтобы метнуть связку гранат. Прогремела очередь, и, не выпустив из рук связки, парень рухнул в свою стрелковую ячейку. А через мгновение в ней прогремел оглушительный взрыв...

Сергей уже слышал, как подрагивали стенки его окопа. После трагической неудачи первокурсника никто не мог решиться на единоборство с танком. И когда казалось, что он навалится всей своей тяжестью на Сергея он метнул, не поднимаясь, на звук гусениц одну за другой две бутылки с жидкостью и упал на дно окопа.

– Горит, горит! – раздался над траншеей чей-то истошный крик.

Сергей приподнялся и увидел, как пламя от башни растекалось все ниже и ниже. Он стоял совсем рядом, ошалело вращая орудийной башней. Сергей для верности бросил под гусеницу связку. А потом выскакивали танкисты, и студенты открыли такую пальбу, словно перед ними было не три мишени, а по меньшей мере батальон. Стреляли от сознания побежденного страха. От боли первой утраты товарища, от неутоленного желания мстить.

Наконец наступила тишина. Удивительная, мертвая, до звона в ушах. Обе стороны ждали дальнейшего развития событий. Поскольку наши молчали, гитлеровцы решили, что дело сделано и остается закрепить достигнутый успех. Так, по крайней мере, подумал Сергей, когда увидел на шоссе командирскую машину, а за нею грузовики, в которых, как на параде, сидели автоматчики.

Сергей услышал позади какое-то движение. Кто-то бежал к нему по ходу сообщения. Сергей обернулся и обомлел от радости – пригибаясь, по траншее бежала Вера. Была она в солдатской гимнастерке, белой косынке с красным крестом, с тяжелой сумкой на боку. Сергей руками загородил ей проход, и Вера буквально упала ему на грудь.

– Ты?!

– Я.

– Какими судьбами?

– Потом. Раненые есть?

– Не знаю. Один убит... На кусочки... А может, и без кусочков.

– Я побежала дальше.

– Давай...

Машины ехали по шоссе как ни в чем не бывало. Наши молчали. И вдруг, как-то разом со всех сторон, заговорили пулеметы, даже два ручных дегтяревских со студенческих позиций. Ударили осколочными орудия. Командирская машина сразу задымила, автоматчиков с грузовиков как ветром сдуло. Они стали растекаться по полю, оставляя убитых и раненых, отстреливаясь на ходу. Но автоматный огонь был беспорядочный, а наши били с яростной точностью.

Сколько прошло времени с момента бомбардировки переднего края, никто не знал. Только когда снова наступило затишье, Сергей, увидел, что солнце перевалило на другую половину дня. И, несмотря на это, оно палило нещадно, как может палить в начале июля. Сергей обессилено опустился на дно окопа и прислонился к его песчаной стене. Только на этот раз песок не казался ему таким сухим – рубашка под пиджаком прилипла к телу, мокрая от пота, который струился по шее, бежал за воротник. Сергей закрыл глаза и глубоко вздохнул. Первый бой в его жизни казался каким-то кошмарным сном. Все было неестественно, как во сне, причудливо и невероятно. И эти танки, и машины, и суетящиеся по полю фигуры мышиного цвета – все это казалось вымышленным, ненастоящим, пришедшим из страшной сказки. Но вот упал сраженный пулей, и взорвался на собственных гранатах первокурсник. Звонко кричал Валентин (и откуда у него взялся такой пронзительный голос!), и, наконец, появилась Вера, живая, настоящая. При воспоминании о Вере он открыл глаза, хотел приподняться и пойти по ходу сообщения, но не мог пошевелиться. Усталостью, словно свинцом, были налиты руки и ноги, ныло от ударов приклада плечо, и стенки окопа плыли перед глазами...

И вдруг на этой стене, чудом удерживаясь под тонкими струйками сыпучего песка, повисла маленькая серая юркая ящерица. Сергей недолюбливал ящериц и в лесу, бывая за ягодами или грибами, смотрел на них с отвращением. Сейчас это маленькое юркое животное было ему симпатично, потому что пришло из другого, наверное, спокойного мира природы, которому наплевать на все наши человеческие дела.

Вот ящерица остановилась на стене, повернула головку и посмотрела на Сергея быстрыми испуганными глазками.

– А я думал, ты ничего не боишься... – устало проговорил Сергей.

Услышав голос Сергея, ящерица прыгнула выше, почти на бруствер, оглянулась еще раз и исчезла.

– Пропадешь там, глупая... – сказал вслед ящерице Сергей и вдруг увидел, как из хода сообщения появилось лицо Эдика – все в грязных подтеках, потом лицо Ивана и Федора. Они смотрели на Сергея, прислонившегося к стенке окопа, и улыбались.

– Вы бы умылись, перед тем как идти в гости, – пошутил Сергей.

Ребята без слов бросились к нему, стали его обнимать, щипать, потом все четверо, как в детстве, навалились друг на друга, словно желая убедиться в том, что они живы, что они снова вместе, что первое и самое страшное – уже позади. Потом они сидели на дне окопа и передавали друг другу один, оставшийся у Эдика, окурок, чтобы хоть раз затянуться табачным дымом...

– Как же это ты? – спросил Федор Сергея. – Набрался терпения, выждал момент, а потом раз... и поджег.

– Я лежал ни жив ни мертв, – признался Эдик. – А потом слышу, кто-то как заорет от радости...

– Это я со страху поджег, – устало сказал Сергей. – Подумал, задавит ведь, а я беззащитный. – Одним словом, герой, – заключил Эдик.

– Ты ему стихи посвяти, – съязвил Иван.

– Идите вы все знаете куда?... – спокойно, но твердо сказал Сергей.

Хлопцы улыбнулись.

– Не обижайся. Молодец, конечно, что там говорить. Но я думаю, что это цветочки, а ягодки будут впереди. Я как рассуждаю? – продолжал Иван. – Они, по старой привычке, хотели взять на испуг, а тут осечка.

Шумно дыша, по ходу сообщения вбежала Вера и, подхватив сумку с красным крестом на руки, плюхнулась на дно окопа.

– Мушкетерчики, любимые, какие вы все молодцы! – воскликнула она, и глаза ее заблестели.

– А чего ж тебе реветь хочется? – спросил Иван. – Валентина убило... шальной пулей...

Сергей почему-то вспомнил его необыкновенно звонкий голос (и откуда только взялся такой у него!) и не поверил, что больше его не услышит.

В окоп протиснулся Устин Адамович, снял фуражку, вытер вспотевшую лысину.

– Ну, чего притихли? Ничего не поделаешь – война... – Он повертел фуражку в руках, смахнул пыль с околыша. – Ты не обижайся на меня, Петрович, за тот разговор на валу, а сегодня ты молодец...

– Не надо, Устин Адамович.

– Надо, Сергей, надо. Чем они брали до сих пор? Мифом о своей непобедимости. Чуть ли не без боя захватывали одну страну за другой. И на нас этот миф действовал, чего греха таить. – Иначе они на границе уже захлебнулись бы. А тут им снарядом в морду да по бокам, а ты поллитровку на башню. Горят, оказывается, их танки, горят. Вот что важно. После тебя и другой не побоится. Так что для отряда нашего это здорово.

Все смотрели на Сергея, а он как-то виновато улыбнулся и попросил:

– Только не делайте из меня героя. Пожалуйста. Из-за дальней опушки снова послышался рев моторов.

Сразу трудно было угадать – танковых или авиационных. Но Устин Адамович скомандовал:

– По местам!

– Я с тобою, – сказала Вера и взяла Сергея за рукав. Сергей приподнялся над бруствером и увидел – из-за леса появились самолеты, было их не больше, чем первый раз. Откуда-то слева застучали зенитки. Самолеты набрали высоту и, выстроившись в цепочку по одному, начали пикировать на передний край. И снова рев моторов и грохот взрывов, треск пушек и пулеметов заставили Сергея упасть на дно окопа. Но в этот раз они были вдвоем, и Сергей слышал рядом прерывистое дыхание Веры. Каждый раз, когда земля вздрагивала от взрыва и сверху осыпались комья земли, Вера повторяла, как молитву:

– Сволочи, сволочи, сволочи...

Вдруг по спине ударило чем-то теплым и тяжелым, и Сергей почувствовал, что задыхается от земли и песка, которых почему-то стало так много, что под их тяжестью Сергей не мог пошевелиться. Он хотел позвать Веру, но перед глазами поплыл розовый, а потом багровый туман...

И кажется Сергею, будто темным предгрозовым утром идет он в школу по железнодорожным путям. С грохотом проносятся товарные и пассажирские поезда, а станция большая, путей много, и пока их перейдешь, опоздаешь в школу. А гроза уже близко, совсем рядом гремят раскаты грома. Сергей знает, что недалеко от школы – угольный склад и паровозы направляются туда на заправку. Сергей вскакивает на подножку и едет. Громыхает на стыках паровоз, все ближе и ближе место, где он обычно соскакивает. Он прыгает и чувствует, как паровоз тянет его за собой. По шпалам, по песку насыпи. Он не может сообразить, как это вдруг паровоз подцепил его, и хочет крикнуть, позвать на помощь, а голос пропал. Песок скрипит под зубами...

– Сереженька, очнись... Сережа, очнись... – услышал он знакомый Верин голос и открыл глаза.

Вера, вся в земле и песке, без косынки, с распущенными волосами, совала под нос ему какую-то бутылочку, от которой до слез кололо в носу.

– Ты жив, Сереженька, жив?

– Кажется... – с трудом проговорил Сергей и инстинктивно пошевелил пальцами рук и ног. – Жив.

– Вера! Вера! – слышался из траншеи истошный крик.

– Ну, слава богу, – торопливо проговорила Вера. – Я побежала. Раненых – тьма... – Вера, полусогнувшись, исчезла по ходу сообщения, а издали все звали ее, Сергей попытался встать, но почувствовал острую боль в левом плече. Набухла влажная рубашка. Сергей захотел поправить ее. Он расстегнул ворот и просунул под рубашку правую руку.

Это был не пот, а кровь.

– Вот сволочи... – повторил любимое слово Веры Сергей. – Ранили-таки...

– Мушкетеры! – вдруг услышал он голос Федора. – Давайте ко мне. Раскурим одну на троих.

Сергей решил, что если он пришел в себя от какой-то бутылочки, то рана не так серьезна и навестить ребят надо обязательно. Он привстал и снова поплыл в розовом, а потом багровом тумане.

– Сергей! – как будто слышал он голос Ивана, но откликнуться уже не было сил...

Очнулся он оттого, что услышал басовитый голос отца и взволнованный, слегка дрожащий голос Веры.

– Я не знаю, – говорила Вера, – как там было под Бородино в двенадцатом году, но что началось после бомбежки на Буйничском поле – настоящий кромешный ад. Они опять пустили на нас танки. И опять артиллеристы были молодцами. Я уж думала – подавят нас всех. Нет, снова подожгли десятка полтора, а остальные отступили.

– Все-таки отступили? – радостно переспросил отец.

– Отступили... – повторила Вера. – А потом началось нечто невероятное. Они, наверное, решили, что осталось еще немного и наши войска будут сломлены. Помните, как в «Чапаеве» капелевцы шли в психическую атаку? Они ее повторили точь-в-точь. В колоннах с развернутыми знаменами двинулись по Бобруйскому шоссе. Наши их подпустили поближе да как ударили из пулеметов и винтовок... Не вышла у них психическая.

– Тяжело вам, – вздохнул отец.

– Мы бы пропали, если бы не туляки.

– Если б им в помощь танки да самолеты, – мечтательно сказал отец и позвал: – Даша! Мы тут основательно проголодались.

– Я тоже... – сказал Сергей.

– Сережа! – Вера подскочила к его кровати. – Очнулся?

– Голова кружится...

– Крови ты много потерял. И как это я второпях не заметила? Откопала тебя, а ты живой. И потом не сказал ничего.

– А я сам не знал, – слабо улыбнулся Сергей и тревожно спросил: – Почему мы дома?

– Госпиталь переполнен. Я считала, что у родителей будет не хуже.

– Правильно... – пробасил отец, присаживаясь у постели. – Даша! Сережа хочет тебя видеть... – позвал он мать.

Сергей в знак благодарности положил свою руку на широкую, покрытую узловатыми венами руку отца. Мать почти вбежала в комнату и сразу запричитала:

– Сыночек мой, кровиночка моя! И почему ты такой невезучий?

– Ты ошибаешься, мама, – спокойно сказал Сергей. – Все как раз наоборот.

– Ты ж второй раз при смерти... – сказала мать, вытирая слезы.

Она и не думала обидеть Веру, но Сергей почувствовал, что упоминание о том довоенном злополучном вечере по-прежнему бросает на Веру ненужную тень.

– Пока мы вместе, – сказал Сергей и взял Веру за руку, – мы не пропадем, мама. Кстати, – добавил он, и голос его дрогнул. – Все было некогда сказать вам, что Вера – моя жена.

Отец от неожиданности ничего не нашелся сказать, только понимающе и одобрительно качал головой. Мать подошла к Вере, обняла ее, и они обе расплакались.

– Вот те раз, – с усилием улыбнулся Сергей. – Вместо того чтобы радоваться, вы ревете.

– И правда, мать, подавай-ка лучше на стол. – Отец открыл буфет, достал бутылку вина, – По маленькой возьмем назло врагам и на радость молодым.

– Какая уж тут радость, – вздохнула мать, ставя на стол тарелки и кастрюлю. – Не знаю, доживем ли мы до нее.

– Доживем, мама. – Сергей подумал и продолжал: тут нас винтовки да бутылки с горючей смесью, а они против нас с танками да самолетами ничего сделать не могут. А как только главное командование подбросит... побегут они назад в свою Германию.

– Смотри как бы не побежали, – усмехнулась Вера. – Не будем спорить, – отец налил рюмку. – Кто-то же там, наверху, ломает голову, как исправить положение, а я предлагаю выпить за молодежь.

– Такой свадьбы не припомню. Молодой лежит раненый, невеста на позиции торопится, – заметила мать.

– Я не тороплюсь. – Вера взяла рюмку для Сергея, а потом для себя. – Нас пока отвели в город. На пополнение.

– А с ребятами что?

– Не волнуйся, целы твои ребята, обещали наведаться.

– Тогда, может, повременим с рюмкой?

– Как хочешь...

Со двора позвонили.

– Вот, наверное, и они... – улыбнулась Вера, но в комнату вошли мать и девушка в хорошо подогнанной форме военного врача.

– Вот сюда, пожалуйста, – пригласила ее мать. – Вот это и есть Сергей, по фамилии Петрович.

– Здравствуйте, – сказала всем девушка и поставила свой саквояж возле кровати, на которой лежал Сергей. – Я из госпиталя. Эдик приказал мне утром быть здесь. Меня зовут Маша.

Маша быстро сообщила все, что можно было сообщить при первой встрече, словно боялась, что ей будут долго задавать вопросы. Сергей сразу узнал девушку, но не хотел в этом признаваться и лежал молча. Ему было приятно, что у него такие друзья, а у друзей такие подруги.

– Вы могилевская? – спросил отец.

– Я почти ваша соседка. Мой дом за нефтебазой.

– Что вы говорите? – удивился отец. – Так вы, наверное, моя ученица?

– Нет, я училась в 16-й, но вас хорошо знаю, – весело щебетала Маша. – Здесь, в железнодорожном поселке, мы все друг друга хорошо знаем.

Вера с любопытством и даже с каким-то обожанием рассматривала Машу и, кажется, завидовала ей. Маша деловито распорядилась дать ей горячую воду, полотенце, заставила Веру помочь ей повернуть Сергея на правый бок. Быстро и ловко сняла повязку, по ходу бросив замечание, что сделана она неопытными руками, и также быстро и ловко, наложив новую, облегченно вздохнула:

– Я думала, будет хуже. Эдик рассказывал такие страхи. А это просто глубокая царапина от осколка. Рана легкая и, как говорят, до свадьбы заживет...

– А у нас как раз сегодня свадьба, – кивнул отец на рюмки. – Вот давайте и отпразднуем.

– Сережа хотел подождать ребят, – напомнила Вера.

– А вы их не ждите, – сказала Маша. – Ребята не придут. Они выехали на базу снабжения куда-то под Чаусы за боеприпасами и оружием. Эдик с Федором заскочили ко мне на полуторке.

– Значит, без них? – спросил Сергей.

– Без них, Сережа, – ответила Маша и взяла рюмку. – Так вы серьезно, ребята, – она посмотрела на Веру и Сергея, – или разыгрываете?

– Вполне серьезно, – сказал Сергей.

Маша выпила и, поморщившись, схватилась за закуску:

– А я все-таки не верю.

– Почему? – Вера подняла на нее большие глаза.

– Мне всегда казалось, что война – не время для свадеб.

– Я вас понимаю, Маша, – сказал отец и налил еще по рюмке. – Свадьба в нашем представлении – торжество с многочисленными гостями и бесконечным весельем. С обильной выпивкой и закуской. А свадьба в селе? Это праздник на целую неделю, в котором принимают участие все жители деревни от мала до велика. Ну, а если просто два человека, которые любят друг друга, хотят быть вместе не тайком, а чтобы об этом знали их близкие, родные?

– Да, конечно... – сказала Маша и задумалась. – А ваши родные знают? – спросила она вдруг Веру.

– Нет.

– Почему?

– Во-первых, это было неожиданно для меня самой, а во-вторых... – губы Веры дрогнули, она закрыла лицо руками, облокотилась на край стола и заплакала, вздрагивая всем телом.

Сергей встревоженно приподнялся на локте:

– Вера, что случилось?

Вера не отвечала. Она по-прежнему нервно вздрагивала, не открывая лица. Маша положила ей руку на плечо:

– Ну успокойся. У тебя дома несчастье? – Сволочи... – сказала Вера, – сволочи. В ту ночь, когда ребята ушли на Бобруйское шоссе, они бомбили город. Я дежурила в горкоме комсомола. И вдруг вижу – горит Дубровенка. Сердце мое екнуло. Отец у меня парализованный, из дому не выходит... Прибежала, а на месте моего дома глубоченная воронка. И никого кругом нет. А потом соседи сказали, что мать с сестренкой хотели вывезти отца на коляске, да не успели...

Наступило тягостное молчание. Только теперь Сергей понял, почему появилась в окопах Вера. Он смотрел на нее и удивлялся. Сколько мужества надо было иметь, чтобы не расслабиться, не утонуть в своем горе, а найти силы для мести, для рискованной работы под огнем противника.

Отец встал и незаметно убрал со стола бутылку – неуместной показалась она ему. Маша открыла и снова закрыла саквояж, ища предлога, чтобы встать и уйти. И тут нашелся отец. Он решил перевести разговор в другое русло:

– Вот вы, Маша, человек военный и знаете больше нашего...

– Какой я военный, – виновато улыбнулась Маша. – Я даже еще ни одного фашиста не убила.

– Это не обязательно. Но вы ведь располагаете сведениями, что будет с Могилевом, с нами, в конце концов?

– Трудно сказать. – Маша снова задумалась. – Обстановка сложная... Видя, что в лоб Могилев не взять, гитлеровцы решили его обойти. Им удалось прорвать нашу оборону и форсировать Днепр у Шклова и Быхова. Говорят, они намерены замкнуть кольцо в Чаусах. Не буду утверждать, что это именно так. Но раненые рассказывают.

– Значит, они перешли Днепр? – встревожился Сергей.

– В двух местах, – подтвердила Маша. – Вот все, что я могу сказать.

– Мы сейчас же должны идти в институт, Вера. Там очень нужны люди... – Сергей хотел приподняться, но Маша удержала его на кровати.

– Полежите несколько дней. Еще успеете, Это я вам обещаю...

Глава пятнадцатая
В КОЛЬЦЕ

Приказ городского штаба народного ополчения был коротким – с базы снабжения под Чаусами доставить две машины оружия и боеприпасов. Полуторку вел Федор – пригодилась летняя практика в родном колхозе, – а машину ЗИС шофер с труболитейного – боец народного ополчения.

Рядом с Федором сидел представитель облвоенкомата – старший лейтенант атлетического сложения. В кабине ЗИСа рядом с шофером были Иван и Эдик.

В вечерних сумерках проехали по Луполовскому мосту. У перил стояли бочки с мазутом и бензином.

– Неужели придется жечь? – спросил Федор.

– На всякий случай, – ответил старший лейтенант.

Улица на Луполове была пустынна. Но стоило только свернуть на Чаусы, как Федор увидел шлях, забитый повозками, машинами, людьми. Вся эта лавина двигалась, пользуясь темнотой, на восток, и прибавить газу не было никакой возможности.

Федор пристроился в хвост потоку. Дорога была настолько разбита, что колеса по ступицы увязали в сыпучем песке. Мотор гудел надрывно, словно жаловался кому-то на эту дорогу, на эти повозки и машины, которые неизвестно почему медленно ползли вперед, словно на ощупь пробираясь по нехоженому незнакомому пути.

Старший лейтенант начал нервничать:

– Так мы и до утра не доберемся, а ведь нам еще возвращаться!

– Поищем объезда? – предложил Федор.

– Попробуй, дорогой, – взмолился старший лейтенант. – Полковник Воеводин расстреляет, если не выполним приказа.

– Так уж и расстреляет, – проворчал Федор и поправил съехавшую самозарядную винтовку, что лежала между старшим лейтенантом и им, упираясь прикладом в дно кабины.

– Запросто! – воскликнул старший лейтенант. – Ему как коменданту Могилева говорят – сдашь город противнику – расстреляем. А он это самое обещает нам. При слабом свете покрытых синькою фар Федор заметил поворот на проселочную дорогу.

– Поедем? – кивнул он старшему лейтенанту,

– Давай, может, обгоним.

Федор крутнул баранкой и чуть не наехал на людей, которые с котомками тащились вдоль обочины.

– Куда тебя черт несет! – крикнула какая-то женщина.

– По делам, бабуся, по делам! – ответил ей Федор и начал сворачивать на проселок.

– Какая я тебе бабуся, выродок ты этакий...

– В темноте не видно! – засмеялся Федор. Он нажал на газ, и машина, словно сбросив с себя непосильный груз тяжелой дороги, рванулась вперед. Федор оглянулся – повернул и ЗИС. Не поспели проехать метров двести – впереди замаячила фигура красноармейца с белым фанерным щитом в руках.

– Стой, – заорал красноармеец. – Стой, тебе говорят. Ты что, в летчики хочешь записаться?

Федор остановился:

– Почему в летчики?

– А потому что взлетишь в небо со своей таратайкой. Не видишь? – махнул он белым фанерным щитом. – Заминировано. Повертай назад.

Из кабины выскочил старший лейтенант.

– Куда это повертай, когда нам срочно, понимаешь, срочно надо в Чаусы.

– А что я сделаю, товарищ командир, – оправдывался красноармеец, – когда был такой приказ. Он ведь прет по оршанскому шоссе со стороны Шклова.

– А по полю объехать твои мины нельзя?

– Нельзя, товарищ командир. Тут, понимаете, танкоопасное направление. Так что лучше повертайте.

Старший лейтенант сел в кабину, сочно выругался.

– Что ж, повертай, дорогой.

Федор начал разворачиваться, а красноармеец все бегал кругом и кричал:

– Осторожно! Стой! Дальше колесами нельзя!

ЗИСу было еще труднее, но он первым выехал к шляху и уступил дорогу полуторке. Теперь надо было пристраиваться к колонне, но никто не хотел подождать, потесниться, чтобы машины, выехавшие из проселка, могли влиться в общий поток. Старший лейтенант, обозленный неудачей на проселке, вскочил на подножку и, выхватил пистолет, выстрелил вверх.

– Стой! Дорогу машинам со срочным заданием! Огромный газогенератор, груженный неизвестно чем, притормозил. Из кабины высунулась лохматая голова шофера.

– Знаем твое задание! Драпаешь вместе со всеми? Федор поспешил занять место в колонне. Старший лейтенант с силой захлопнул дверцу и снова сочно выругался.

– Ты видишь? Не верят! И неудивительно – все неудержимо, как снежный ком с горы, катится на восток. А где остановка? В Москве или на Урале? Я б на месте главного командования всех, кто только может держать оружие, остановил бы на дорогах да в окопы. Больше толку было бы.

– Оружия не хватает, – заметил Федор. – Мы ведь за ним едем.

– А где оно подевалось, черт возьми! – гремел заведенный старший лейтенант. – Неужели нельзя было наклепать его вдоволь. Столько заводов по России!

Федор не поддержал разговора. Он внимательно смотрел на дорогу, над которой иногда вспыхивали ракеты – и тут не обходилось без сигнальщиков. Старший лейтенант, вспыливший на проселке, скоро успокоился. Он тоже стал смотреть вперед. Усталые веки его опускались на глаза, и он спохватывался, вытирая лицо руками, словно желал смахнуть непрошеную дрему.

У переправы через маленький, но заболоченный ручей образовалась пробка. Небольшой бревенчатый мостик был сломан, машины и повозки ехали вброд и размесили маленькое болотце так, что машины утопали по самые кузова. Тогда все, кто находился поблизости, подставляли плечи и буквально выносили машины на руках. Ожидая, пока впереди идущая машина преодолеет брод, Федор остановился. В этот момент к ним подошли двое в комсоставских фуражках, плащ-палатках, с карабинами, висящими на плечах дулом вниз.

Один из них вскочил на подножку, осветил фонариком старшего лейтенанта и строго спросил:

– Куда следуете?

– Куда надо, – так же строго бросил старший лейтенант. – Патруль НКВД. Ваши документы!

Старший лейтенант молча расстегнул карман гимнастерки, предъявил предписание полковника Воеводина.

– Понятно, – сказал военный с фонариком, возвратил предписание старшему лейтенанту. И в тот момент, когда тот застегивал карман гимнастерки, военный с фонариком выстрелил в него из парабеллума. Федор отчетливо увидел парабеллум – ему показывали такой на Буйничном поле, подобранный у фашистского офицера.

Все это произошло так быстро и так неожиданно, что Федор в первое мгновение растерялся. Он посмотрел на осунувшегося старшего лейтенанта, который не успел произнести ни единого слова, и, схватив свою самозарядку, выскочил из кабины и бросился к ЗИСу. Оттуда уже бежали Иван и Эдик.

– Старшего лейтенанта убили!

– Кто?

– Переодетые диверсанты.

Втроем они бросились через ручей, утопая в грязи, выскочили туда, где собралось побольше людей – гражданских и раненых красноармейцев, способных передвигаться.

– Среди нас диверсанты! – громко крикнул Федор. – На них плащ-палатки.

– Диверсанты! Диверсанты! – понеслось по дороге. Где-то впереди и в стороне раздались выстрелы, и люди снова принялись толкать буксующие грузовики.

Федор сказал ребятам: – Пошли к машинам.

– Что будем делать без старшего лейтенанта?

– Ехать, – ответил Федор, – не он, так другие должны выполнить приказ.

Подошли к полуторке. Иван стал на подножку.

– Где у него документы?

– В гимнастерке... – Федор влез в кабину и снова поставил у ног свою самозарядку.

Иван расстегнул гимнастерку, достал предписание полковника Воеводина и положил себе в пиджак.

– Будут спрашивать – покажу.

– Но ты ведь не старший лейтенант?

– Какая разница. Главное, куда следуют машины.

– А как же быть с ним? – Федор кивнул на старшего лейтенанта.

– Не выбросишь среди ночи. Человек ведь, – глухо сказал Иван. – Придется везти, а там видно будет.

– Ты потерпи, Федя, – заметил Эдик.

– Конечно, – недовольно согласился Федор. – Попробовали бы вы сами ехать с мертвым по этой дороге...

Но хлопцы уже не слышали. Они поспешили к своему ЗИСу. Федор посидел еще немного и, видя, что дорога впереди освобождается, завел мотор. Он чувствовал прилив безысходной злости, оттого что так неожиданно погиб этот незнакомый старший лейтенант, что им не удалось даже напасть на след диверсантов, что они так медленно добираются до базы снабжения.

Федор нажал на газ. Машина взвыла и со стоном рванулась через болотце. Ее качнуло вправо, влево, потом подбросило вверх, и вот она снова в песчаной колее, глубокой и вязкой.

Во время толчков тело старшего лейтенанта сползло на плечо Федору. Федор с трудом отодвинул его на место, как живого, и от этого прикосновения ему вдруг захотелось поговорить с этим, ушедшим из жизни человеком, как с живым.

– Вот видите, как все получилось, – говорил Федор, не глядя в сторону старшего лейтенанта. – А вы боялись, что вас расстреляет полковник Воеводин за невыполнение приказа. А у вас, наверное, жена и дети в Могилеве. А может, они успели уехать куда-нибудь на восток? Все равно они ждут отца и волнуются. Не говоря уже, конечно, о жене. Вон у меня есть одна хорошая знакомая, даже любимая моя, Катюша, так она до сих пор помнит своего погибшего мужа и будет помнить всю жизнь. Вот какие дела...

Колея стала мельче, машина пошла легче. Федор посмотрел на старшего лейтенанта – он, казалось, слушал и дремал.

– Вы, конечно, не знаете Кати, – продолжал Федор. – И я сегодня могу признаться, что не знаю ее. То мне кажется, что она без меня тоскует, что наши встречи приносят ей радость, то, наоборот, я вдруг чувствую себя лишним и ненужным человеком. У вас, наверное, не бывало такого. А у меня сложно. Не знаю теперь, что с ней и как. Там проходит фронт. Выживет ли она с ребенком в этом аду?

На востоке начало алеть. Наступал рассвет, а до базы снабжения было еще далеко. Рассвет – это вольная воля для истребителей и желтобрюхих бомбардировщиков. Что будет на этой запруженной дороге с рассветом?

Вскоре колонна остановилась. Впереди послышалась винтовочная и пулеметная стрельба. Побежавший туда Иван принес известие – наши части завязали бои с фашистскими мотоциклистами. Откуда они взялись? Слух о мотоциклистах облетел всю дорогу. Люди бросились прочь – в перелески, луга, в заросли хлебного поля. Федор, Иван, Эдик и шофер с ЗИСа собрались у полуторки. В отсутствие старшего лейтенанта Иван взял командование на себя.

– Говорят, влево по проселку можно еще проехать в сторону Чаус. Попробуем?

Они вынесли из кабины тело старшего лейтенанта. Оно застыло в сидячем положении и не разгибалось. Ребята посадили его у дороги спиной к дереву и сняли шапки.

– Простите, что так получилось, – сказал Федор. – Хоронить некогда.

Они обогнули остановившиеся на дороге машины и вскоре выехали на узенький проселок. Был он какой-то заброшенный, ненаезженный. На колее успела вырасти молодая трава. Но зато он был совершенно свободен, и хлопцы гнали как только могли.

За треском и грохотом кузова Федор не услышал выстрелов, и только посыпавшееся лобовое стекло вовремя предупредило об опасности. Федор изо всей силы нажал на тормоза.

Полуторку занесло в сторону. Они с Иваном вывалились из кабины в густую зрелую рожь, что поднималась вдоль дороги.

Федор услышал из ближайшего перелеска очереди крупнокалиберного пулемета. Он увидел, как неуправляемый ЗИС с ходу налетел на полуторку. Раздался взрыв.

– Эдик! Эдик! – истошным голосом закричал Иван. – Эдик!

Кто-то тяжело бежал во ржи. Хлопцы вскинули винтовки.

– Что вы орете? – спросил, запыхавшись, Эдик. – Опередили нас, гады.

– Ты что, ранен? – спросил Иван, увидев на шее и лице Эдика кровавые пятна.

– Как будто нет... – ответил Эдик и на всякий случай попробовал руки и плечи.

– Пятно у тебя на лице, – заметил Иван.

– Это не моя кровь. Шофера. Убили первой очередью...

Выстрелы из перелеска начали приближаться. Ребята увидели, как, подминая под себя спелую рожь, на дорогу осторожно выползла танкетка с черными крестами. За чей еще одна и еще.

– Придется отходить на Могилев, – проворчал Иван.