Текст книги "Челомей"

Автор книги: Николай Бодрихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 39 страниц)

Семья

Нинель Васильевна была предельно преданным мужу человеком, «солнечной женщиной», прикладывавшей все силы, чтобы обустроить его «внутренний быт», при этом заботясь и о его внешнем облике, а Владимир Николаевич, прошу простить за тавтологический оттенок, был очень видным человеком, всегда готовым выступить и отстоять своё предложение или решение перед кем угодно. Большинство мемуаристов подчёркивают безукоризненный внешний вид Челомея, прекрасно сипящий, без единого изъяна костюм, накрахмаленные рубашки, подобранные в тон сверкающие ботинки. О том же свидетельствуют кадры кинохроники и фотографии. Никто из мемуаристов, даже злопыхателей, а их было немало, не посмел бросить в отношении его внешнего вица ни малейшего камешка. В этом несомненная заслуга Нинель Васильевны. Конечно, Челомей почти всегда имел достаточно средств и возможностей, чтобы покупать себе хорошую одежду, но содержать её в безупречном виде при его загрузке могла только любящая женщина. Учитывая, что прислуги в доме Челомеев почти никогда не было (редкие исключения составляли уборщицы, изредка появлявшиеся в его доме в последние годы), своей презентабельностью он был обязан исключительно Нинель Васильевне.

Генеральный директор, генеральный конструктор НПО машиностроения А.Г. Леонов вспоминает, как однажды на совещании В.Н. Челомей неожиданно спросил одного из своих заместителей: «А вот ты что по дому делаешь?» Тот ответил, что ничего, совершенно нет свободного времени. На что Владимир Николаевич заметил: «А я по воскресеньям квартиру пылесошу».

Нинель Васильевна взяла на себя все заботы по дому, по даче, по воспитанию детей, пользуясь помощью свекрови – Евгении Фоминичны. В семье Челомеев выросли двое детей: Сергей Владимирович, 1952-го, и Евгения Владимировна, 1957 года рождения. Дети выросли, получили хорошее образование, вырастили своих детей.

Когда автор этих строк впервые услышал имя Нинель, его несколько смутило «французское» звучание, но оказалось, что это лишь от недостатка знаний. Женское имя Нинель, как объясняют словари, – неологизм советского периода, образованный путём обратного прочтения фамилии основателя Советского государства В.И. Ленина. Нинель – одно из наиболее употребимых и закрепившихся женских имён с «идеологическим звучанием».

Нинель Васильевна была очень любящим человеком. «Это удивительная женщина, всецело посвятившая свою жизнь Владимиру Николаевичу и создавшая такие условия для его творчества, какие, как мне кажется, не смог бы создать никто другой, – вспоминала секретарь В.Н. Челомея З.С. Усова. – Огромна роль, которую Нинель Васильевна сыграла в выдающихся успехах своего мужа. Человеческая гармония, существовавшая в семье, распространялась, конечно, и на взаимоотношения с детьми, которые всегда были для Владимира Николаевича совершенно неотъемлемой частью его жизни. Ну а рассказы Челомея о внуках пересказать я не смогу, они неповторимы» |50].

Владимир Николаевич, как ни банально это звучит, очень любил и жену, и детей. Особенно он отличал дочь. «Моя Женька – это чёрт в юбке», – не раз с усмешкой говорил он близким знакомым.

Внучка Владимира Николаевича Анастасия Владимировна вспоминает: «Запомнились наши прогулки с дедушкой по лесу на даче, езда на автомобиле, он очень любил прокатиться “с ветерком”, это качество, видимо, передалось и мне».

В семейном кругу, к огорчению домашних, Владимир Николаевич бывал нечасто. Крупные оборонные программы, которые он вёл, требовали его постоянного присутствия в залах КБ, на полигонах, в лабораториях, на заводах, в филиалах, на многочисленных совещаниях и встречах, проводившихся по всей стране – от Северодвинска до Сочи, от кабинета генерального секретаря до палубы противолодочного корабля, в воинских частях и на верфях, в «присутственных» коридорах и в исследовательских институтах.

В более ранние годы Владимир Николаевич с удовольствием занимался спортом. По свидетельству дочери Евгении Владимировны, дома, рядом со столом, стоял им лично сконструированный силовой тренажёр, позволявший выполнять различные упражнения на выносливость и силу – с регулировкой нагрузки, на гибкость – с регулировкой амплитуды… К сожалению, следов этого устройства не осталось, а ведь наверняка он был сделан со свойственным Челомею нестандартным взглядом на вещи и, как следствие, оригинальностью.

На его домашнем рабочем столе постоянно присутствовала табличка с философской, по сути, цитатой из «Циркуляра морского объединённого комитета» № 15 от 29 ноября 1910 года:

«Никакая инструкция не может перечислить всех обязанностей должностного лица, предусмотреть все отдельные случаи и дать вперёд соответствующие указания, а потому господа инженеры должны проявить инициативу и, руководствуясь знаниями своей специальности и пользой дела, прилагать все усилия для оправдания своего назначения».

Он терпеть не мог банальных, избитых фраз. Речь его всегда была образна, метафорична, впечатляюща. Тоже касалось и его лекций. В отличие от других, весьма известных и титулованных лекторов, даже таких, как С.П. Королёв и С.А. Лавочкин, его лекции всегда были точны и, несмотря на всю сложность подаваемого материала, имели глубокую собственную драматургию, позволяющую подчеркнуть главное в затронутой теме, подвести слушателя к самостоятельной оценке этого самого главного, оценить его взаимосвязь с окружающими факторами.

Проблемы со здоровьем начались у Челомея, когда ему не было и пятидесяти. Колоссальная нагрузка, которую он на себя принял, борьба, которую он постоянно вёл, отсутствие режима требовали огромных нервных затрат. Он, как человек самолюбивый и щепетильный, это скрывал. Хотя присутствие таблеток на столе, чаще небрежно прикрываемых листом бумаги, не укрывалось от внимательных глаз ближайших сподвижников. Для нас сегодня, когда мы знаем Челомея как Генерального конструктора, дважды героя и лауреата высших премий страны, руководителя одной из самых блестящих конструкторских организаций, творца выдающихся систем и элементов вооружений, его образ предстаёт в ореоле признания и славы, а ведь так стало лишь спустя несколько лет после его смерти.

При жизни всё было гораздо сложнее: и непонимание руководства, и естественное сопротивление окружавших его людей, коллег, и прямое противодействие, связанное как с предвзятым отношением к избранным им темам, так и с элементарной завистью, которая не только водила рукой некоторых мемуаристов, но и навязывала решения, противоречащие избранному пути, тормозила развитие избранных идей… Всё это, совершенно естественно, отразилось на его здоровье: уже в 43 года у Челомея случился первый инфаркт.

Первые ракетчики вообще, подобно великим поэтам, не отличались долголетием: слишком много сил оставили они на своём тернистом пути, самой своей жизнью заплатив за находки и открытия, за сверхчеловеческое напряжение сил. В этом их отличие, скажем, от авиаконструкторов, чей путь тоже не был устлан розами: А.Н. Туполев прожил 84 года, А.С. Яковлев и С.В. Ильюшин – по 83, П.О. Сухой – 80, О.К. Антонов – 78… Генеральный конструктор ракетно-космических систем С.П. Королёв умер, едва справив 59-летие; пришедший в ракетостроение из авиации С.А. Лавочкин также не дожил до 60, М.К. Янгель умер в день своего 60-летия, А.Я. Березняк скончался на 62-м году, В.Н. Челомей прожил 70, Вернер фон Браун – 65… «…Их ягоды ядовитые, грозди их горькие…» (Второзаконие, 32:32).

Находясь дома, он нередко играл на фортепьяно… Смело пускался в сложнейшие пассажи. Это умение было воспитано у него с ранних лет.

Он легко и вдохновенно исполнял Чайковского, Рахманинова, Листа, Шопена… Многие из слышавших игру Владимира Николаевича называли его виртуозом.

Любовь к музыке он сумел привить дочери, которая в детстве, на радость родителям, была принята в музыкальную школу при Московской консерватории, выказывала безусловные успехи в игре на фортепьяно, приносила грамоты, дипломы и превосходные отзывы от музыкальных педагогов. Владимир Николаевич внимательно следил за её успехами, переживал за неё.

Несомненен был и интерес Владимира Николаевича к живописи. С 1950-х годов он поддерживал дружеские отношения с народным художником СССР с 1986 года, мастером пейзажа Борисом Валентиновичем Щербаковым. Был лично знаком с художниками А.И. Локтионовым, Ю.И. Пименовым, И.В. Радоманом… Б.В. Щербаков с супругой присутствовали на праздновании свадьбы дочери Владимира Николаевича на даче в Жуковке. Тёплые отношения сложились у Владимира Николаевича со скульптором В.А. Сониным, создавшим его бюст у главного входа в МВТУ им. Н.Э. Баумана, а позднее, увы, и памятник на Новодевичьем кладбище.

Другим увлечением Владимира Николаевича, в духе времени, были шахматы. С огромным удовольствием, что случилось лишь два-три раза, он играл с гроссмейстерами, внимательно следил за встречами за звание чемпиона мира, разыгрывал известные партии, урывками решал многоходовки. Библиотека книг по шахматам, оставшаяся в его доме, – лучшее тому подтверждение.

Б.Н. Натаров вспоминал, что Владимир Николаевич иногда, как принято говорить – в минуту отдыха, имел привычку, сидя на стуле, поймать равновесие на его задних ножках и балансировать какое-то время. Или, в чём также проявлялся характер прирождённого специалиста в теории колебаний, удерживать на пальце установленную вертикально длинную, полутораметровую и достаточно тяжёлую деревянную или пластиковую указку. Вспоминают также, что на своём выступающем «волевом» подбородке, слегка подняв лицо кверху, он без труда удерживал бильярдный кий.

Первое телевизионное интервью с участием В.Н. Челомея было показано 15 апреля 1978 года в телепрограмме «Наше обозрение». Вёл интервью интереснейший человек и выдающийся советский журналист Ю.А. Летунов (1926–1984), работавший тогда политическим обозревателем Центрального телевидения СССР, бывший автором и ведущим общественно-политического еженедельника «Наше обозрение».

Ю.А. Летунова называют создателем круглосуточной радиостанции «Маяк» и телевизионной информационно-аналитической программы «Время». Интересно, что в июле-августе 1965 года он проходил медицинское обследование в Институте медико-биологических проблем Министерства здравоохранения СССР в рамках подготовки полёта в космос журналиста (совместно с Я.К. Головановым из «Комсомольской правды» и полковником М.Ф. Ребровым из «Красной звезды»). В 1966 году он должен был пройти повторное обследование, однако после смерти С.П. Королёва программа развития не получила.

Интервью получилось очень интересным, достаточно продолжительным, ёмким и лишь ограниченный объём книги не позволяет привести его полностью. Предложим вниманию читателя начало телевизионного интервью от 15 апреля, во многом задающего его тон:

«Ю.А. Летунов. На этой неделе мне довелось встретиться с очень интересным человеком – академиком В.Н. Челомеем. В.Н. Челомей – дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий. Беседа наша записана на киноплёнку.

– Владимир Николаевич, я очень тщательно готовился к встрече с вами, прочитал много книг по механике, ваши статьи – и ничего не понял. Не потому, что они плохо написаны, а просто потому, что это очень сложно.

И потом я себя успокоил, найдя такой афоризм, что есть такая наука, доступная всем, – следовать за мыслями интересного собеседника.

Вы – академик, попробуйте, пожалуйста, сейчас несколько отвлечься от сложных вопросов вашей точной науки и упростить какие-то понятия.

Мне рассказали – это мой первый вопрос, – что у известного авиационного конструктора Сикорского в кабинете висит его изречение: “По законам физики муха не должна летать”. Вот интересно, что вы усматриваете в этом парадоксе?

В.Н. Челомей. Юрий Александрович, я должен был бы подготовиться в неменьшей степени, чем вы, но обстоятельства сложились так, что я почти экспромтом попадаю на нашу встречу. Но тем не менее вопрос, который вы поставили, интересен, и я в значительной степени к нему готов. Должен наперёд сказать, что выступление моё на телевидении – впервые в моей жизни, и поэтому, естественно, будет сопровождаться некоторыми неловкостями, но я постараюсь, чтобы этих неловкостей было поменьше.

О Сикорском, человеке большой науки и большого творчества, об умном человеке. Сикорский в 1908 году одним из первых, если не самый первый, пытался построить вертолёт. А в 1908 году – я думаю, что со мной согласятся, – не было даже элементарной теории прямого крыла.

Естественно, он имел оппонентов среди представителей так называемой чистой науки – теоретиков, которые говорили: “Позвольте, с крылом не ясно, а тут же нарушаются наши привычные представления о современных законах физики, механики, инженерного искусства”.

Что нужно было сделать Сикорскому? Ему нужно было разъяснять им, но это было очень долго. Он придумал блестящий пример! Муха в то время действительно не летала по существовавшим законам – и не могла летать.

С такой эмблемой можно было спорить в любой аудитории. Прийти и сказать: “Но, ведь муха-то не летает по теории, что же вы от меня хотите, чтобы я вам дал теорию? Я лучше вам дам готовый вертолёт”. И сделал такой вертолёт. Много он построил, и этот девиз, по-видимому, сопровождал его всю жизнь. Это девиз – не смущаться перед тем, что пока нет науки, которая нужна, чтобы теоретически определить те конфигурации, формы, принципы, которые, чувствуется, уже созрели в технике.

И я думаю, что тогда ведь муха не могла никак отвечать законам физики потому, что крыло-то работало в прямом потоке, спокойном, а крыло у мухи-то вибрировало. А теория вибрационного крыла и не мыслилась, если угодно – её и сейчас в должной степени нет, а вертолёт работает.

Ю. А Летунов. Вы заговорили о поиске. Меня очень привлекает академик Павлов, его отношение к науке, к сотрудникам, к людям. Есть любопытное воспоминание о том, что, встречаясь с новым сотрудником, человеком, который хотел работать с ним, он спрашивал: “Сколько времени вы можете работать, как у вас с жильём, какая семья, что вас может отвлекать?” Как вы к этому относитесь?

В.Н. Челомей. В высшей степени правильные вопросы были у Павлова, в высшей степени правильные, потому что без этих вопросов и ясного ответа на эти вопросы человеку трудновато жить.

Все военачальники знают, что перед любым сражением солдат должен быть одет тепло, накормлен, обут и не должен очень беспокоиться о своём доме, по крайней мере, вести иметь должные. И тогда он настоящий боец.

А наука похожа на сражение, только сражение бескровное, сражение с неясными проблемами природы, с освоением новых физических явлений в жизни. Это – то же сражение, в котором есть цель, есть преграда, и встречается человек, который хочет проникнуть в эту цель. Этот человек должен быть как следует оснащён».

В этом интервью Ю.А. Летунов задал В.Н. Челомею десяток вопросов, на которые получил честные, порой философские ответы. В заключение своего интервью В.Н. Челомей сказал:

«Я очень люблю людей, которые умеют предвидеть. Вот это особое качество человека, который, глядя на обстановку дела – техническую, математическую, физическую, – может сказать: “Из этого дела выйдет полезная большая работа, и, видимо, очертания этой работы могут принять такой-то и такой-то вид”.

Удивительное качество, редкое качество! Надо его развивать. Я бы хотел пожелать нашей молодёжи в этом отношении максимального успеха. Во многих случаях я не понимал – в чём дело, но считал в своей деятельности, что должно выйти – и получалось!»

Первая биографическая справка о Челомее появилась, видимо, в короткой, на шесть строк, статье, помещённой в 10-м томе 3-го издания Малой советской энциклопедии, вышедшем в 1960 году. В статье он был назван «учёным в области механики». В сентябре 1978 года появился 29-й том 30-томной Большой советской энциклопедии, где была помещена более развёрнутая заметка о нашем герое: «Челомей Владимир Николаевич (р. 17 (30).6.1914, Седлец), советский учёный в области механики и процессов управления, академик АН СССР (1962; член-корр. 1958), дважды Герой Социалистического Труда (1959, 1963)… С 1944 гл. конструктор, с 1959 генеральный конструктор авиац. техники. Под руководством Ч. создан ряд важнейших объектов ракетной, космической и авиационной техники. С 1952 профессор Московского высшего технического училища им. Н.Э. Баумана. Основные труды по конструкции и динамике машин, теории колебаний, динамической устойчивости упругих систем, теории сервомеханизмов…» [14]. Текст статьи для энциклопедии по просьбе её редакционного совета написал А.В. Хромушкин.

За границей Владимир Николаевич бывал, по-видимому, лишь трижды. Первый раз в составе высокой технической делегации – в оккупированной Германии в 1946 году; второй раз – в Англии 9–19 сентября 1959 года; третий раз – во Франции в июне 1961 года. Оба последних визита носили наименование «спец. командировок».

Счастливые официальные события помнят большинство людей – собственную свадьбу, свадьбы товарищей и родственников, юбилеи, рождение детей, внуков, их свадьбы…

На свадьбе сына Сергея Владимир Николаевич быть не смог, очередные испытания задержали его на полигоне.

На свадьбе дочери Евгении 16 июля 1977 года, которую праздновали на даче, он присутствовал, удивляя многочисленных гостей своей очевидной грустью. Подобно большинству отцов, живущих со своими детьми, ему было жаль уходящую от него дочь, в глубине души ему хотелось, чтобы она всегда оставалась с ним.

Свадьба дочери была не особенно многочисленной – около сорока человек, но её почтил присутствием председатель Совета министров СССР А.Н. Косыгин.

Владимир Николаевич трезво оценивал характеры своих детей. Товарищи слышали от него и грустное философское замечание: «Эх, как бы Сергею да характер Евгении!»

Б.Н. Натаров вспоминал, как в его присутствии В.Н. Челомей подсказал тему диссертации сыну. Сидя за столом, покрытым большим толстым стеклом, он вдруг, подогнув кисть, вертикально поставил на стекло средний палец, с усилием продвинув кисть от себя, так что конец пальца, упёртый в стекло, прошёл заданный путь несколькими рывками, спросил:

– А ты можешь объяснить, почему так получается?

– Думаю, что да, – после некоторого раздумья ответил сын.

– Ну, вот тебе и тема, – заключил Владимир Николаевич. По специальному разрешению Владимир Николаевич приобрёл тёмно-красный автомобиль «мерседес», продаваемый одним из посольств. Он искренне любил эту машину, восхищался изящными техническими решениями немецких инженеров, заложенными в неё.

«Однажды, при въезде в гараж, он ударил “мерседес” о стенку и помял радиатор. Вызвав меня и шофёра А. Фонарёва, он послал нас на ремонтную станцию, – вспоминает Г.Я. Глоба. – Нас там встретили радушно, быстро заменили повреждённый радиатор, не взяли ни копейки денег и сказали, что для них большая честь, что у них обслуживаются такие люди».

Жил он в заветном и любимом им московском районе – у Патриарших прудов, сменил здесь три квартиры. Последняя, та, в которую он однажды не вернулся, находилась на Малой Бронной, 38. Напомним, что само название – Патриаршие пруды, архаично: ведь трёх прудов давно нет (о том, что их было три говорит название Трёхпрудного переулка), остался один, достаточно крупный, почти квадратный, площадью ровно в один гектар, расположившийся между Малой Бронной, Большим и Малым Патриаршими, а также Ермолаевским переулками.

Это место издавна было избрано «пишущей братией»: здесь, в гостях у поэта Ивана Дмитриева, бывали Пушкин и Жуковский, Гоголь и Карамзин, Вяземский и Веневитинов. На соседней Спиридоновке жил Евгений Баратынский, а в Трёхпрудном переулке родилась Марина Цветаева. Во дворе дома 12 по Малой Бронной мальчишкой жил Владимир Маяковский, переехавший в Москву после смерти отца, именно здесь, на Патриарших прудах, познакомились Сергей Есенин и Айседора Дункан, свою единственную московскую зиму провёл Александр Блок, совсем рядом, на Малой Бронной, жил и Максимилиан Волошин.

На многолюдный и популярный у москвичей каток, устроенный Российским гимназическим обществом, приводил своих дочек Лев Толстой. Здесь же в отчаянии искал Китти герой «Анны Карениной» Левин. Гуляя по аллее, заслушивался соловьиными трелями другой Толстой – Алексей Николаевич. Ну и трагикомичное начало знаменитого романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» добавило Патриаршим прудам популярности. От одних имён бывавших здесь поэтов становится жарко…

С Ермолаевского переулка смотрит на Патриаршие пруды «дом со львами* – «дом шести генералов», построенный в 1944 году в стиле неоклассицизма, в духе богатой городской усадьбы.

Владимир Николаевич любил прогуливаться вокруг здешнего пруда. Владимир Поляченко, один из его ближайших учеников, вспоминает, что в заключение «домашних» встреч Челомей неизменно выводил его на прогулку вокруг пруда.

Об этих прогулках вспоминают и дочь академика Евгения Владимировна («о знакомых до шажка прогулках»), и внучка Анастасия Сергеевна, и лётчик-космонавт Юрий Николаевич Глазков, и учёный, доктор технических наук, профессор Александр Григорьевич: Григорянц.

Ещё одной причиной любви к Патриаршим прудам можно считать умение Челомея ловко кататься на беговых коньках – «норвегах», техника владения которыми требует большего внимания и точности, чем другими, о чём с удивлением вспоминают несколько мемуаристов.

Относительно своего отдыха Владимир Николаевич был очень избирателен и консервативен; в молодости он несколько раз с удовольствием ездил в Крым, но затем, когда его сердечные проблемы стали очевидны, навсегда избрал для себя санаторий «Рижское взморье» в Юрмале, рекомендованный при заболеваниях сердечно-сосудистой системы. Супруга Нинель Васильевна всегда была с ним солидарна: забота о здоровье мужа была для неё первоочередной. Методы лечения применялись здесь самые распространённые – минимум дорогих установок и дефицитных средств: хвойные и минеральные ванны, так называемые гальваногрязи, массаж, эзокеритовые и парафиновые аппликации, магнитотерапия, ультразвуковое лечение, ингаляции. Насколько помнит дочь, Евгения Владимировна, он приезжал сюда все последние 15–17 лет.

Любил Владимир Николаевич и поездки в Полтаву, Киев, Харьков, Севастополь, Одессу. Так, в 1968 году он приехал по делам в Харьков и выкроил несколько часов, чтобы повезти в Полтаву супругу Нинель Васильевну: показать город своей юности, познакомить с С.Н. Данилевской, с друзьями детства. А на следующий год – в год смерти А.С. Данилевского – в Полтаве снесли дом А.В. Гоголь по Келинекскому проспекту.

Неплохо играл Челомей и в бильярд, порой удивляя партнёров точнейшими ударами, хотя, чтобы стать сильным бильярдистом, ему, естественно, не хватало практики.

«Генеральный конструктор Челомей, сделав пару ударов, мог вдруг увлечься обсуждением тонкостей механики упругих соударений», – вспоминает С.Н. Хрущёв [150].

«Мне довелось несколько раз играть в бильярд с Челомеем, – рассказывает профессор А.Г. Григорянц, – запомнилось его восхищение сложными – с подкруткой, ложащимися в цель ударами и готовность точно, вплоть до составления уравнений, теоретически обосновать законы соударений».

В домашней обстановке он любил посмотреть хороший фильм. На даче у него был установлен проектор и повешен экран. По разрешению министра культуры Г.Я. Глоба ездил в Госфильмофонд СССР в Белые Столбы и привозил Владимиру Николаевичу лучшие фильмы, которые он просматривал у себя на даче.

Товарищеские отношения связывали его с несколькими крупными учёными: В.С. Авдуевским, Н.Н. Боголюбовым,

A. А. Дородницыным, М.В. Келдышем, Л.И. Седовым, с ректором МВТУ Г.А. Николаевым; с министрами П.С. Плешаковым, Н.В. Талызиным, с несколькими соратниками – B. М. Барышевьш, В.А. Модестовым, В.В. Сачковым; число новых друзей, не связанных с ним по работе, исчерпывалось лишь несколькими фамилиями – А.Г. Григорянц, Д.М. Гвишиани. Да, да, тот самый Гвишиани, зять А.Н. Косыгина. Его супруга, Людмила Алексеевна, оставила о Владимире Николаевиче тёплые, хотя и краткие воспоминания, из которых ясно, что они дружили, встречаясь по несколько раз в год, более десяти лет [23].