Текст книги "Как это будет (СИ)"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава восемнадцатая
Отель Эрмитаж

Милюков так и не соизволил непосредственно познакомиться с представителем нового поколения россов (видимо, удовлетворился рассказом Белозерского), зато президент Франции в очередной раз пригласил спортивную чету: на этот раз в Шамони, на горнолыжный курорт. Сергей подозревал, что подлинным инициатором приглашения был Жан Лебрен, не теряющий надежды совратить Анжелу Бертье. Вот и посмотрим, как глубоко завязли коготки девы в обаятельной ауре Сержа Костэна….

Надо сказать, полным «чайником» в горных спусках Сергей не был, хотя предпочитал кататься на сноуборде. Лыжи тоже освоил на минимуме, но на борде в Крылатском мальчишкой просто летал. Только разве могут сделать здесь и сейчас хорошую «доску»? А может могут? Хотя бы сносную? Ясенево-еловую основу достать не проблема, стальные канты и резиновые прокладки тоже, а ламинатные слои можно сделать из обыкновенной фанеры. Вот скользяк из полиэтилена сейчас ни за какие деньги не достанешь: промышленность его еще не производит! Но что, если подбить доску шелком? Давно известный скользящий материал. Только его желательно наклеивать на мягкую подстилку типа войлока. Будет быстро изнашиваться? Значит, надо иметь запасные покрытия. Во всяком случае стоит попробовать – тем более что до поездки на курорт еще есть две недели.

Эти две недели Костин крутился как электровеник. Были задействованы мастера-краснодеревщики, истрачено немало денег, но результат его порадовал: получилась почти стандартная доска. Только как она поедет по снегу? Его, кстати, уже и в Париже достаточно: по крайней мере, на западном склоне Булонского леса. Чем тебе не Крылатское? Нашлась в том лесу и достаточно широкая просека, спускающаяся к Сене. Серега вышел из машины, вдел ботинки в крепления, поелозил на доске (а ведь скользит и крутится!) и плавно поехал вниз, вспоминая подзабытую технику. Вот одна петля (слушается доска, режут снег канты!), вторая, а вот и скорость уже приличная. Да этот борд практически не отличается от обычного! Эх, красота! Тут он вовремя тормознулся (не хватало еще от реки пешком назад топать!), взвалил доску на плечи и пошел вверх, широко улыбаясь.

В этот раз Серж и Анжела рисковать не стали и поехали на курорт как все люди: поездом (через Женеву). Впрочем, французские и швейцарские погранцы были предельно вежливы и проблем путешествующим не доставили. Первым объектом, увиденным ими по выходе с поезда, стал грандиозный скально-снежный Монблан, который в вагонное окно никак не влезал. Обернувшись в другую сторону, они увидели живописный городок, широко раскинувший коттеджи, шале и целые дворцы на склонах и взгорках речной долины.

– Как же здесь разыскать шале Эрмитаж, где поселился президент с домочадцами? – спросил в пространство Серж.

– О, мсье! – нарисовался как чертик из коробочки верзила в живописной «дохе». – Я мигом домчу вас туда! Всего за пять франков. Садитесь в мой боб и чемоданы складывайте.

– Ты собрался сам толкать эти сани? – спросила Анжела.

– А что такого? Дело привычное. Только в конце придется поупираться: там подъем пойдет.

– А что у них за название странное: боб?

– Так их английский турист придумал, но здесь, в Альпах: соединил доской двое санок в одни и катал свою кампанию с гор. А чтобы санки быстрее ехали на пологих участках, их раскачивали из стороны в сторону.

– Wobble по-английски, – вспомнил слово Сергей. – А вы, значит, его в «боб» переделали….

– Вы только на свет появились что ли? – удивился абориген. – Бобслей включен в программу зимних Олимпийских игр и впервые был как раз у нас, в Шамони! Победили абсолютные новички из второй команды Швейцарии: их сани были шире и вели себя на трассе устойчивее. А первая швейцарская команда перевернулась!

– Никто не погиб? – спросил Сергей.

– Нет! Только поушибались все! Наши же пентюхи четвертыми остались…

Шале оказалось в километре от вокзала, на приличном взгорке, но Антуан (Сергей узнал на всякий случай его имя) хорошо разогнался и остановился естественным образом как раз перед входом. Почти сразу из дверей отеля вышли два ливрейных, взяли чемоданы (доску, упакованную в меховой мешок, Сергей ухватил сам) и привели гостей к стойке портье: высокого, седовласого, корректного.

– Мсье Костен, мадмуазель Бертье? Добро пожаловать в шале Эрмитаж, – приветствовал он. – Мсье президент только что спрашивал о вас. Вот ключи от ваших номеров. Они на третьем этаже. Ужин у нас в восемь.

– Мы будем жить раздельно? – удивленно спросила Анжела, не отходя от стойки, и вдруг захлопала в ладоши. – Как романтично! Для пущего эффекта я буду делать вид, что забыла, куда положила ключ, и тебе, мон шер, придется пробираться ко мне по балконам!

Сергей же подумал, что это происки Жана Лебрена и точно: даже номера их оказались в разных концах коридора!

За ужином собрались все постояльцы отеля и было их теперь десять: Рауль привез с собой девушку по имени Милена. Альбер Лебрен, верный себе, живо поинтересовался о жизненных перипетиях Сержа и Анжелы. Сергей пытался отвечать коротко (были на Лазурном берегу, но не повезло с погодой; познакомились с представителями русской диаспоры…), только Анжела, как всегда, вмешалась и сказала:

– Я чуть было не стала княгиней Монако!

Все застыли с полуоткрытыми ртами. Первым ожил Жан Лебрен и спросил:

– Вы познакомились с Луи Гримальди? И он сделал Вам предложение?

– Так и было! У него во дворце.

Вот старый сластена! – ожила Маргарита Лебрен. – Мало ему было скандала с алжирской актрисой и удочерения ее дочери Шарлотты! Мало других актрис из французских театров! Но те хоть взрослые уже дамы. А теперь его на молоденьких потянуло!

– И как Вы его отфутболили? – спросил президент.

– Просто сбежала. Хотя это было не так уж просто, но Серж все сделал: запрыгнул на второй этаж, взял за горло слугу и тот привел его в комнату, где князь запер меня «подумать». Как будто я могла в самом деле выйти замуж за старика! Дело было ночью, и мы умчались на машине.

– Вот это приключение! – восхитилась с ноткой иронии Бернадетт. – Ты, Жан, вряд ли смог бы умыкнуть меня из дворца Гримальди. Я там была: он похож на крепость.

– Я придумал бы какой-то другой способ твоего освобождения, дорогая.

– Без всякой романтики, – кисло сказала жена. – Это и ужасно.

– А что за знакомство с русскими произошло у Вас, Серж? – спросил президент.

– Милюков захотел узнать о мировоззрении нового поколения русских людей и прислал ко мне своего журналиста. Я честно рассказал, что советская молодежь не мыслит себе жизни без социализма и зарубежных беглецов ни во что не ставит. После чего мы выпили бутылку коньяка и заплакали над своей горькой судьбой.

– Особенно горькая она у Вас, Серж, – заулыбался Жан Фрейсселинар.

– Не скажи, зять, – поморщился Альбер Лебрен. – В своей стране Серж мог стать при своих талантах весьма заметным человеком. Впрочем, я гарантирую: если Вы приложите усилия, мсье Костен, то и во Франции политическая карьера станет для Вас возможной. Только очень желательно получить диплом одного из наших высших учебных заведений. Вы ведь почти закончили Московский университет?

– Перешел на последний, пятый курс на филологическом факультете.

– Филологическом? Великолепно, то, что надо! Я могу попросить устроить Вам неофициальный экзамен в Сорбонне, и если его преподаватели сочтут Ваши знания приемлемыми, то последний курс Вы сможете окончить именно в ней. Вас это, надеюсь, устроит?

Сергей вознес руки горе, потом прижал их к груди и склонил голову. Все, в том числе президент, рассмеялись.

Глава девятнадцатая
Показательные выступления Сержа

Назавтра все отправились к подъемнику с лыжами – даже президент (впрочем, Маргарет осталась в отеле).

– А где же Ваши лыжи, Серж? – спросила Мари.

– Я буду кататься на этой доске, – заявил вконец экзотический молодой человек. – А потом поучу кататься на ней Анжелу – пока с палкой.

– На доске? С горы? Сидя что ли?

– Там все увидите. Будет интересно.

Вышли на очень пологом склоне, предназначенном для новичков.

– Мы не очень-то лихие лыжники, – сказала Мари. – Нам проще кататься здесь, а папе совсем ни к чему рисковать. Только наши мужья ворчат и рвутся на более крутые склоны. Ну, показывайте, мсье Костен, что у Вас за волшебная доска….

И он показал, выписывая все более прихотливые петли на субгоризонтальном участке склона и выпрыгивая с вращениями вверх с небольшого трамплинчика. А потом поддался на провокацию Жана Лебрена и помчал вместе с ним вниз, вниз и ниже, к самой долине Арве – поражая всех встречных-поперечных горнолыжников и просто гуляющих. Съехали к подножью они почти одновременно (Лебрен все же на десяток метров впереди), а возвращались на подъемнике молча и даже полуотвернувшись друг от друга.

Наверху Сергей протянул доску Анжеле и предложил ее поучить. Она почему-то забоялась, зато Мари потянула вверх руку:

– Я! Меня поучите, Серж! А лыжи я отдам Анжеле: она сказала, что они ей привычнее.

– Я бы тоже не отказался проехать на этой доске, – сказал, улыбаясь, Альбер.

– В очередь, мсье и медам, в очередь, – проявил строгость Серж. – И кстати пока разминайтесь, мсье президент, без этого ничего у Вас не получится.

Вернулись в отель к обеду, раззадоренные новыми возможностями и голодные. Во время десерта Костин рассказал, наконец, как устроена доска и что это изобретение одного гениального еврея, попавшего под репрессии. Потом все пошли отдыхать от активного отдыха – кроме Сергея, которого президент попросил уделить ему время.

– Я так и не знаю, что Вы рассказали генералу Гамелену, – сказал он наедине. – Поделитесь, юноша.

– Как так? – даже воскликнул негромко попаданец. – Он Вам не доложил? Я написал подробную записку: во-первых, о новых видах вооружения немцев, а во-вторых, об их планах нападения на Францию….

И начался его рассказ о возрожденном и модифицированном плане Шлиффена….

Когда он достучался в номер к Анжеле, заспанная подруга удивилась:

– Вы два часа с ним говорили! Интересно о чем?

– В основном как не допустить, чтобы французские красотки попали в лапы сексуально озабоченных бошей!

– Это ты сексуально озабоченный сейчас! Вон как брюки оттопырились!

– Ты не представляешь, как сногсшибательно выглядишь в этой короткой ночнушке!

И, смачно шлепнув деву по заднице, поволок ее к постели.

– Не-ет! – вывернулась она. – Марш сначала под душ, смой пахучий пот!

Вечером Жан Лебрен позвал после ужина молодежь в танцевальный зал.

– Ну, какая мы молодежь, – пыталась вразумить его Бернадетт. – Нам уже далеко за тридцать. Там место Сержу с Анжелой да Раулю с Миленой.

– Ну уж нет, – возмутился Жан. – Я сердцем до сих пор молод, да и тело просится в пляс. Могу танцевать хоть до утра! Ты со мной?

– Я – жена, – вздохнула Бернадетт. – Вроде нитки, вдетой в иголку, то есть в неугомонного тебя. Впрочем, может и я вспомню что-то танцевальное из своей юности….

Место оказалось в Шамони популярное, собравшее человек двести. Музыка то гремела фокстротами и свингами, а то изнывала танговыми мелодиями. Человек-иголка уже через танец опроверг тезис о нитке и ухватился за талию Анжелы. Та бросила мгновенный взгляд на Сержа и покорилась на время судьбе. Серж как истый джентльмен тотчас пригласил Бернадетт (играли свинг) и спросил:

– Вы в юности что-то такое танцевали?

– Напоминает чарльстон.

– Тогда порядок, – заключил молодой нахал (ему уже доводилось несколько раз танцевать свинг) и, взяв даму за руки, стал подергивать ее на себя и выплясывать вокруг кренделя. Бернадетт быстро освоилась, а в конце танца уже хохотала, оказываясь то на плечах молодца, то на его спине, а то в кратких, но внятных объятьях. Потом было танго с ней же, вальс-бостон (Бернадетт полностью доверилась танцевальному инстинкту партнера), но к следующему танцу возле них оказалась Мари и сказала:

– Хватит тебе млеть, невестка, встань в очередь. Вы ведь не против, Серж, потанцевать со мной?

– Как скажете, милые дамы. Я, конечно, с Бернадетт почти сроднился….

– А теперь пора попробовать сделать то же самое со мной. Что там, фокстрот? Черт с ним, идем!

После трех танцев еще и с Миленой к Сержу подскочила Анжела и зашипела рассерженной кошкой:

– Я там с индюком этим борюсь, а ты, значит, всех девок этих к рукам прибираешь? Изволь танцевать отныне только со мной!

– А теперь, медам и мсье, прозвучит заключительный танец! – вдруг раздался голос пианиста. – Всем вам завтра предстоит покорять склоны Монблана – значит, надо успеть выспаться. Итак, самое знойное танго последних лет: «Рио Рита»!

Танцевать кинулись, конечно, все, жарко прильнув друг к другу, но Анжела такими объятьями явно пресытилась.

– Всю истискал меня, всю! – гневно говорила она в танце Сержу. – Каждый танец я хотела ему отказать, но вспоминала о тебе и соглашалась. Для тебя так важны эти встречи с президентом! В прошлый раз он сделал тебя гражданином Франции, а в этот – практически выпускником Сорбонны! Но этот Жан прямо сказал мне, что данное приглашение организовал он «для того, чтобы вновь увидеть Ваши глаза, Анжела, и дивную фигуру!». И тянет руки к моей заднице, тянет! А ты тем временем тискал его сушеную Бернадетт! Я все видела! И Мари эта на твоих руках висла, и Милена туда же, млеть вздумала! Я тебя сегодня из своей комнаты не выпущу: вдруг какая из этих дур решится на романтическое свидание с душкой Сержем!

Глава двадцатая
О неприятностях

Следующий день опять катались по склонам и у Мари стали получаться основные движения сноубордиста (с уморительными извивами талии в попытке удержать равновесие). После обеда Анжела утянула Сержа на склон снова и стала учиться ездить на доске сама. Падала постоянно, но вела себя как Ванька-встанька.

– Упорная ты девушка, – любовно оглаживал ее мил-друг. – Верю, что в борьбе с доской победа будет за тобой. Успеешь ли вот только? Нас вроде бы на неделю пригласили? А тут еще Мари учить надо….

В конце обещанной недели Лебрен-сын зазвал ту же «молодежь» в Женеву – походить по уникальным швейцарским магазинам, поглазеть на город, посидеть в цивильном ресторане среди светских людей, а не поддатой туристической братии. Соответственно, предполагалось там переночевать в отеле, а вечером другого дня погрузиться в поезд в Шамони и ехать уже в Париж. Анжела принарядилась, Серж покорился всеобщей дури и вот они уже в Женеве – знаменитом городе, славу которому обеспечили французские эмигранты-гугеноты 16 века: именно они создали знаменитую систему швейцарских банков, а также стали производить классные часы. Погода, впрочем, выдалась ненастной и полюбоваться красотами города толком не удалось. Зато шопинг получился удачным, и коллекция Анжелы пополнилась несколькими платьями, бельем экстра-класса и миленькими часиками-медальоном.

После обеда в те времена соблюдался тихий час, но Анжела с Сержем намеревались превратить его в буйный. Вдруг в номер Костена (а поселили их опять в два номера – нечего жить в грехе, заключайте браки!) постучал Жан Фрейсселинар и позвал Сержа на экскурсию во Дворец Наций с присловьем:

– Понимаете, Серж, мне не с кем туда пойти: жена, видите ли, утомилась, а Жан очень далек от политики. Но когда еще выдастся такой случай? Ведь там, что ни говори, решаются судьбы мира!

Сергею страшно захотелось послать этого мудака на три буквы, но он малость подумал и вдруг согласился: радости любви от него никуда не убегут, а зятя президента хорошо бы заиметь в приятелях. Сзади тихо зашипела Анжела, но Сергей извинительно развел перед ней руки, одел пальто и вышел в коридор.

Экскурсия их длилась часа три (Жан впечатлился, Сергей нет), а разговоры с Фрейсселинаром укрепили подозрения Костина в ограниченности данного субъекта. Впрочем, человек это был, несомненно, порядочный. Каково же было изумление Сержа, когда портье, глядя стеклянными глазами, сказал при входе, что его спутница выехала из отеля час назад!

– Она уехала одна? С ней что-то случилось? – стал задавать вопросы любитель экскурсий.

– Одна. Была, кажется, в расстроенных чувствах.

– Вот идиотка! – пробормотал Сергей и пошел собирать свой невеликий чемодан.

Поезд до Шамони отправлялся лишь в семь вечера и был в этот день последним. Полтора часа Сергей болтался в районе вокзала, кляня свою взбалмошную спутницу, потом успокоился и ехал уже без чувств. Вот только в шале «Эрмитаж» мадмуазель Бертье вечером в глаза не видели!

– Она разве не приехала?

– Нет, мсье.

Сергей не поленился и сбегал в комнату Анжелы, ткнулся в запертую дверь, заставил ее открыть и не нашел следов беглянки. «А в Женеве я в ее номер не сходил! – пришла запоздалая мысль. – Что за галиматья вокруг нее и меня творится?». Появилась мысль нанять автомобиль и ехать назад в Женеву, но озарила новая: «А вдруг моя дура поехала в Париж? С нее станется…». Новых мыслей у него не появилось и тогда он велел подать поздний ужин к себе в номер – не желая объясняться с Альбером Лебреном и его женой. Потом кое-как уснул.

Утром (часов в десять) из Женевы пришел поезд и привез всех экскурсантов, включая и Анжелу! Серж, грозно сверкая глазами, пришел к ней в номер и спросил:

– Что все это означает?

– Это я у тебя хотела спросить! – парировала Анжела. – Портье сказал, что ты вошел с улицы, через десять минут появился с чемоданом, выписался из отеля и исчез. Как это так?

– Портье? Так это он виновник фантасмагории?! Мне он сказал, что ты выписалась час назад. Я поехал в Шамони следом за тобой, последним поездом….

– А-а… – протянула Анжела. – Пожалуй, портье просто подкупили. Наверно, я сделаю сейчас глупость, но и молчать не могу: эту интригу наверняка придумал Лебрен-сын. Он постучал ко мне в номер, когда я была вне себя от злости, узнав о твоем исчезновении, и стал говорить что-то в утешение, потом вдруг перешел к словам любви. Я его слушала-слушала, удивляясь тому, как он при своей настырности жалок и решила вдруг поддаться. Не из-за подъема чувств, а вообразив, что это будет дальновидно. Ну и злость на тебя во мне была….

– И? – спросил Сергей, давя в себе волну ревности.

– Я почувствовала себя подобием проститутки, у которой секс есть, а удовольствия нет. Он вскоре кончил, но стал быстро говорить, что сейчас восстановится, сейчас, сейчас… Восстановился, опять стал меня терзать и мне пришлось имитировать оргазм – иначе бы этот паук не отстал.

– Это все?

– Миленький! Не говори со мной так: у меня заныло сердце!

При этих словах из глаз Анжелы побежали слезы, а Сергей почувствовал себя таким негодяем, чурбаном и карьеристом, что вдруг обхватил неверную обеими руками и стал зацеловывать следы этих слез. Они от этого побежали пуще, и Анжела зарыдала в голос.

Весь день Жан Лебрен поглядывал на Сергея при встречах победительно, но хотя бы молчал. На Анжелу он пытался смотреть пылко, но она упорно от него отворачивалась и пыл этот сменился недоумением. Впрочем, к вечеру он успокоился и выглядел как средней руки промышленник, получивший некоторую прибыль. Альбер Лебрен после памятного разговора с Сержем смотрел эти дни на него испытующе, а в этот последний вечер вновь пригласил к себе.

– Мое впечатление о Вас, Серж, по-существу не меняется, а только усиливается. Вы очень правильный и совестливый молодой человек – несмотря на некоторое стремление к роскоши. Я рад, что способствую Вашему росту. После нового года рекомендую походить на подготовительные курсы, существующие при Сорбонне: это позволит Вам понять требования французских преподавателей к уровню знаний студентов. А тот самый экзамен мы устроим в мае-июне, когда Вы почувствуете себя готовым. Устраивает Вас этот график?

– Вполне, мсье президент.

– Ну и прекрасно. А что касается Вашей обеспокоенности о военных намерениях Германии, я ее вполне разделяю. План Шлиффена в прошлую войну почти удался. Мы едва-едва успели перебросить на это направление свои войска. Использовали для этого самые экзотические средства передвижения – даже такси! Вы слышали об этом казусе?

– Слышал. Его приводят в Советской России как пример судорожно-интуитивного командования.

– Мон Дью! Впрочем, хорошо то, что хорошо кончается. Мы в конце концов победили – несмотря на предательство Советской России.

– У нас в университете был очень своеобразный преподаватель истории, – решил поумничать Сергей, – который с большим уважением относился к умным представителям англичан и часто их цитировал. Мне запомнился особенно один по фамилии Паркинсон, который сформулировал три закона. Первый: работа, как бы незначительна она не была, занимает все время, на нее отпущенное….

– Хм… А ведь это верно, пожалуй, – хохотнул президент. – Человек почему-то тянет время, не желая сдать работу раньше срока. А второй закон?

– Он гласит: расходы обязательно растут вместе с доходами.

– И это верно! Яркий пример: семья сына. Он зарабатывает все больше, но всегда канючит у меня деньги! Ну а третий?

– Любой рост приводит к усложненности, в которой развитие глохнет.

– Вот тут я затрудняюсь с примером….

– Паркинсон взял в качестве примера кабинет министров и счел, что минимально в нем должно быть 5 членов: четыре специалиста по вопросам финансов, обороны, иностранных дел и юстиции и один неспециалист, который и становится премьером.

– Чуть смешно, но похоже.

– На практике в кабинете часто бывает 7 или 9 членов – будто бы потому, что реальных сфер деятельности у кабинета больше. Паркинсон решил иначе: в первом случает 3 деятеля будут вершить политику, 2 – поставлять им информацию, 1 – напоминать о финансах. Ну а премьеру в этом раскладе можно быть свободным художником и всеми ими манипулировать. Или коллекционировать любовниц и живопись.

– Занятно.

– В 9-членном кабинете семеро будут заниматься тем же, а двое будут обычно молчать. Как ни странно, именно такое количество является оптимальным – в 7-членном кабинете дела идут обычно хуже.

– А если взять 8 членов?

– У Паркинсона спросили про то же, и он напомнил, что такое число министров было только при Карле Стюарте 1-м – и он закончил свои дни под топором палача.

– Очень интересно. Но в современных правительствах число министров значительно больше.

– Это и беда. За введение новых членов в кабинет обычно ратуют политические группировки. Если их не ввести, то за пределами кабинета эти люди будут сильно вредить правительству. Но будучи введенными и не имея значительных постов, новые члены чрезмерно активничают, с ними приходится постоянно советоваться, на что уходит лишнее время. К тому же о секретности приходится забыть: внедренцы постоянно передают за пределы кабинета обо всех важных, хоть и секретных решениях. Если же число членов кабинета переваливает через 20, то срабатывает закон Гегеля о переходе количества в качество….

– Это как?

– Пять полезных членов собираются келейно и решают все важные дела. Проведение общих заседаний становится пустой тратой времени. Зато внешние группировки довольны: практически у каждой есть свой представитель в правительстве. В такой ситуации число министров может вырасти до 40 и даже более, но толку от них все меньше и меньше.

– Очень интересный господин этот мистер Паркинсон. Никаких ссылок на его публикации ваш преподаватель не давал?

– Нет, только устные.

– Ничего, я попрошу своих аналитиков порыться в английских источниках, и они его разыщут.

– Ой! Я забыл сказать еще о дополнительном законе Паркинсона, который гласит: – Если у Вас случилась неприятность и причины ее не устранены, то она обязательно повторится.

– А это куда приложить? – задумался президент.

– К тому самому плану Шлиффена, – прямо сказал Сергей. – Это будет всем неприятностям неприятность!