Текст книги "Новая прошивка императора (СИ)"

Автор книги: Николай Бутримовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Глава V

Доклад министра иностранных дел Алексея Борисовича Лобанова-Ростовского в присутствии Витте о предстоящем заключении союзного договора с Китаем[1] пришлось слушать после первого завтрака в сильно «уставшем» от вчерашнего возлияния состоянии. Хорошо ещё, что князь не стал мне ничего выговаривать о произошедшем – то ли я смог хорошо сыграть, и никто из высочайших гостей не обиделся, или он просто меня пожалел.

Для того чтобы хоть как-то держаться, я приказал подать крепкого чаю, и разговор проходил в неформальной обстановке.

Удалось выяснить множество интересных моментов, обдумывание которых в последующие дни принесли далее немало как хлопот, так и выгод… Оказалось, что Китай уже успел проиграть войну Японии, причём случилось это ещё в прошлом году.

Нет, про то, что такая война была, я знал. Но полагал, что случится это событие одновременно с американо-испанской – году этак в тысяча восемьсот девятьсот восьмом! Хотя в целом познания мои на этот счёт были невелики.

Про несчастливую для ослабшего в данный исторический момент Китая войну я знал ровно три вещи: во-первых, слышал, что японцы захватили у китайцев броненосец, который затем участвовал в сражении с крейсером «Варяг»[2].

Во-вторых, где-то читал, что те же зловредные японцы по результатам войны отжали себе Ляодунский полуостров, но потом в тему впряглись великие державы и отобрали трофей обратно. Ну и после этого Россия сразу же взяла этот самый полуостров в аренду, оскорбив таким образом, островных дикарей и создав себе геморройный, требующий обороны удалённый анклав[3].

И в-третьих, вроде как Германия отжала у Китая какой-то порт сразу после войны, и именно поэтому Китай пошёл на сближение с Россией и подписание договора[4].

Имея подобный багаж «знаний», да ещё и мучимый похмельем, я пришёл в малую гостиную Александрининского дворца, заряженным не только писяриком смирновской водки, но и бурлящими в голове идеями изменений условий союзного договора – ну на кой нам ляд этот Ляодун? Всё одно просрём!

В общем, находясь навеселе, я страстно желал вставить фитиля Витте и Лобанову-Ростовскому. Однако чуть не случилось наоборот, будь я менее осторожен – то фитиль вставили бы мне!

Как оказалось, планируемый к заключению союзный договор вовсе не предполагал аренду Ляодунского полуострова, а касался лишь взаимных обязательств о ведении боевых действий против Японии в случае, если эти островные макаки снова попробуют напасть на Китай. А когда я осторожно прозондировал Витте на предмет его соображений о приобретении будущего Порт-Артура, то он и вовсе высказался крайне отрицательно.

Оказывается, что Витте считал приоритетным максимально быстрое завершение строительства Великого Сибирского Пути, а всякие затеи с приобретением незамерзающих южных портов он полагал вредными авантюрами! Услышав такое, я аж протрезвел и предложил отдельно обсудить вопросы ускорения строительства железной дороги во Владивосток. После чего словил на себе странный взгляд от нового председателя кабинета министров[5].

Впрочем, Витте в долгу не остался: глава правительства вывалил на меня в раздражённом тоне свои соображения о том, что, кроме развития Владивостока, нам совершенно необходимо заняться созданием морского порта на Мурмане, и что следовало бы перераспределить финансовые вложения, делаемые в строительство порта в Либаве…

Услышав последнее, я аж закашлялся – лихорадочно думая про себя:

«А где вы все такие умные были в прошлый раз?..»

Постепенно наш разговор перешёл на общие темы внешнеполитической обстановки, и вот здесь прозвучали слова Лобанова-Ростовского о растущем напряжении между Испанией и САСШ и намёках испанского посланника о возможном посредничестве России в разрешении намечающегося кризиса.

К этому моменту я уже выпил три кружки чая с лимоном и, услышав знакомую тему, оживился. Ну ещё бы – кто не в курсе про первый опыт «американских подстав» для оправдания военной агрессии и вооружённой защиты «демократических ценностей»? Война между Испанией и САСШ началась со взрыва американского броненосца в порту Гаваны[6]. Изюминкой на торте было то, что в момент катастрофы на корабле были лишь негры. И ни одного белого господина!

Итак, услышав министра иностранных дел, я ожил. А ожив – почувствовал необоримое желание погреть руки на будущей войне и заодно немного подпортить вкус победы нашим добрым соседям по планете!

Доклад закончился полным одобрением действий Лобанова и Витте с моей стороны. Странно, да? Казалось бы, я должен был менять ситуацию, заставлять «местных хроноаборигенов» действовать по новым, передовым планам… Однако договор действительно был разумным – и ничего в нём менять не требовалось.

Когда министры оставили меня одного, появилась возможность спокойно обдумать услышанное. Перед Россией в полный рост стояла проблема развития Дальнего Востока. В прошлый раз её попытались решить за счёт приобретения незамерзающего порта на Ляодунском полуострове – кончилось сие плохо.

Но пока эти решения не были приняты, и даже более того, меня сильно удивило, что человек, на которого вешали всех собак и обвиняли в махинациях при освоении Порт-Артура и Дальнего, выступает противником этой авантюры. Более того, Витте, оказывается, высказывает вполне дельные предложения насчёт прекращения строительства военного порта в запертой Балтике.

Разговор этот меня сильно удивил, и даже где-то обрадовал – ведь ранее я полагал, что в руководстве империи процветают авантюристические взгляды на внешнюю политику, однако всё оказалось совсем не так. Безусловно, что-то в ближайшие годы должно было произойти… Изменилось же отношение к вопросам экспансии на Дальнем Востоке?

Ну да ладно, у меня собственная авантюра начала рождаться!

Будущая Испано-американская война… Американцы желали обеспечить господство в Атлантике и Тихом океане за счёт ослабевшей Испании – понятное и естественное в их положении желание. Насколько я себе представлял: Куба позволяла контролировать подходы к будущему Панамскому каналу, А Филиппины были удачно расположены в Тихом океане. В настоящий момент САСШ не являлись противником России, по крайней мере открытым противником… И портить с ними отношения из-за давно загнанной под шконку Испании смысла не было…

Однако у меня прямо-таки чесались руки слегка подгадить «соседям»… Желание это было иррационально, а значит, вредно – поэтому я стал думать о том, какую выгоду можно было с предстоящих событий получить…

Немного посидев за столом, глядя в потолок, а после, подышав жарким воздухом у распахнутого окна, вызвал секретаря. Самостоятельно писать письма я не пытался – и даже представить себе не мог, что когда-либо смогу это сделать… Поэтому указания для князя Лобанова-Ростовского пришлось диктовать.

* * *

Алексей Борисович! Прошу в возможно короткий срок подготовить для меня записку о состоянии наших взаимоотношений с Испанией.

Николай.

* * *

Когда Танеев протянул лист бумаги мне на подпись, я сначала замешкался, а затем старательно вывел росчерк императора, благо, что уже немного успел потренироваться в одиночестве хотя бы в этом…

А подумать об ускорении строительства железной дороги до Владивостока и о прекращении работ в Либаве не успел, так как на перенесённый с вечера доклад явился военный министр Ванновский[7], а вслед за ним незапланированного приёма попросил Трепов.

А ещё Танеев передал записку от Мама́, которая вновь приглашала Никки на второй завтрак…

– Твою дивизию… – тихо выругался я, понимая, что новая порция нервического общения с «семейством» неизбежна.

К Ванновскому у меня пока вопросов не было, точнее они были, но я решил не торопиться. Пётр Семёнович оказался импозантным, похожим на профессора, седым старичком, и даже борода его была довольно приличной. В отличие от той, что украшала дварфа-переростка Горемыкина. В прошлую нашу встречу он благоразумно не вмешивался в скандальное увольнение Дурново и Горемыкина, да и я к нему не приглядывался – не до того было.

А вот сейчас, маскируясь видом задумчивым и загадочным, с интересом его разглядывал. Мне ничего не было известно об этом человеке, очевидно, что Ванновский достался Никки в наследство от отца, но чем сей военный себя проявил – мне было неведомо. Знаю только, что до него вроде бы имелся реформатор Милютин, а после позорно сливший войну с джапами Куропаткин.

«Ну что же, придётся как-то вникать…»

Ванновский быстро зачитал сводку по армии, на которую я не особо-то и обратил внимания, поскольку она была мне непонятна: куча фамилий, назначения, отставки, информация по летним военным лагерям… А после доклада министр спросил распоряжений насчёт сегодняшнего парада на Ходынском поле.

«Опять эта Ходынка проклятая… Они там по костям ходить собрались что ли?..»

– Пётр Семёнович, мероприятие следует пока отменить, лучше проведите молебен. А парад ещё будет, но попозже. Передайте в войска моё благоволение и надежду, что мы скоро увидимся.

– Ваше величество, насколько переносим? Как долго мне держать войска в готовности?

– Ну да, парад не бой, каждую минуту к нему быть готовым невозможно, – хмыкнул я.

– Совершенно верно, ваше величество!

– Давайте-ка пока на неделю или две, Пётр Семёнович.

– Слушаюсь, ваше величество!

– А скажите, Пётр Семёнович, что вы думаете про строительство крепости в Либаве?

Ванновский странно, немного с опаской посмотрел на меня, словно ожидая, что я немедленно превращусь в упыря или японца-анимешника… Ха-ха-ха… А затем осторожно ответил:

– Ваше величество! Когда я работал в комиссии по выбору места строительства нового военного порта, то неоднократно высказывал мнение, что Либава расположена на уязвимом ландшафте. Однако решение принято, и я, как человек военный, должен исполнять приказы и всемерно помогать морякам с обустройством.

«Гхм… Вот ведь жук… И да, и нет…»

– Я подумываю о том, чтобы ещё раз вернуться к этому вопросу. Что скажете?

– Согласен, что будет нелишним всё тщательно взвесить, – Ванновский начал отвечать уклончиво, но затем разговорился. – Многие армейские начальники указывают на сложность сухопутной обороны будущей крепости, так как к западу от неё находятся господствующие высоты. Кроме того, пути снабжения Либавы по суше также крайне уязвимы – от Петербурга Либаву отделяют несколько полноводных рек, и, соответственно, дорога идёт по мостам. С этой точки зрения и рекомендовали в своё время выбрать Балтийский порт.

Когда военный министр откланялся, я уже думал не о переносе парада, а о поднятой сразу несколькими людьми проблеме с крепостью и портом. Название Либавы мне ни о чём не говорило – на слуху были геройские крепости Осовец, Брест и позорно сданная со всем имуществом и огромным гарнизоном Новогеоргиевская[8]… Из военных портов мне были известны Таллин, Гельсингфорс и Моонзунд.

А про Либаву эту – ничего!

Сразу возникало поле для кучи предположений – возможно, на Никки, так же как и на меня, насели сразу после коронации, и он отменил стройку? Или Либаву сдали ещё быстрее, чем Новогеоргиевск? Флот вывели, войска отступили?

«И кстати, где она расположена? Надо бы карту хорошую раздобыть…»

Карту попросить не успел, появился следующий посетитель.

Нет, Дмитрия Фёдоровича Трепова я не приглашал. Он сам, хе-хе, пришёл, отобрал личное время у царя, которое можно было бы с толком потратить на общение с…

«Короче: молодец Трепов, спас меня… Ха-ха-ха!..»

– Доброе утро, Дмитрий Фёдорович. Вы очень кстати, хотел кое-что показать, – я развернул перед ним выпуск Русских ведомостей.

– Здравствуйте, ваше величество! Мы конфисковали этот тираж.

– Да, я в курсе…

– Дмитрий Фёдорович, необходимо вернуть всё обратно.

– Но зачем, ваше величество? Это ведь умаление императорской чести. Да и нечего возвращать уже – изъятое уничтожено. Сожгли в печи.

– Речь не про конфискованные газеты. Конфиденциально доведите до господина Гиляровского и его редактора, что произошла ошибка. И новый тираж арестовываться не будет. Мне нужен шум и небольшой скандал, а умаления чести в данном деле я не усматриваю. Оно произошло ранее. Вам понятно?

– Да, ваше величество. Сегодня же мой доверенный человек встретится с ними и передаст записку.

– Вот и славно. Но я вижу в ваших глазах сомнение. Поступим-ка мы с вами по-суворовски, Дмитрий Фёдорович. Каждый солдат должен знать свой манёвр. Вы согласны?

– Конечно, ваше величество. Я ваш верный солдат!

– Солдат императора? Звучит… Есть в этом определении честь… – задумчиво потянул я и, вновь перейдя на деловой тон, продолжил. – Я планирую снять с должности Сергея Александровича, он безусловно виновен. Да, его вина не прямая, великий князь не может и не должен следить за каждой мелочью. Однако он выбрал никчёмных исполнителей. Поэтому мне нужен небольшой скандал. Так будет проще.

– Я всё понял, государь, – кивнул Трепов. – И насчёт виновных… Я зашёл, чтобы доложить о том, что начал проводить расследование этого прискорбного инцидента. К делу подключился министр юстиции Николай Валерианович Муравьёв[9]. И я, признаться, рассчитывал на его профессионализм. Но теперь мне стал понятен требуемый манёвр, – Трепов позволил себе улыбнуться. – Около Муравьёва вертится Джунковский, адъютант Сергея Александровича. Вряд ли дело пойдёт успешно.

– Согласен, наших целей мы можем и не достичь. Есть ли у вас варианты?

– Мне поступило предложение от её императорского величества Марии Фёдоровны. Она просит поручить расследование графу Палену[10].

– Гхм… – задумался я, – Дмитрий Фёдорович, а вы именно за этим попросились на доклад.

– Да, ваше величество. Я решил, что вам необходимо знать о намерениях её императорского величества в столь щекотливом вопросе.

«Значит, Трепов решил проявить верность? Это радует…»

– А вы сами что думаете?

– Граф Пален известен своим тщательным подходом к делу.

Пришлось взять паузу на размышление… Фамилия Джунковского[11] мне была известна – вроде бы этот деятель служил в охранке и как-то был связан с революционными играми в двойных агентов, а позже служил советской власти. Однако сейчас он был ещё явно молод и состоял при «дяде Серёже» в адъютантах. Ладно, пока Джунковский не игрок, лишь руки. А кто у нас в игре? Мама́? Ну а что? Мне не были известны придворные расклады, однако на вполне могла иметь желание «подвинуть» Сержа Саныча. Мотив? Да любой: начиная от её трактовки заботы о Никки и кончая какими-то личными счётами.

«Да и вообще, где-то я читал, что Мария Фёдоровна чуть ли не государством управляла за спиной мужа…»

– Знаете что, Дмитрий Фёдорович, пожалуй, соглашусь с кандидатурой графа Палена. Он и впрямь вызывает у меня доверие. А как обстоят дела в целом? В Москве? В Петербурге?

– Согласно поступающим докладам – всё спокойно, ваше величество. Общество с пониманием восприняло известия об отставке Дурново и Горемыкина. В Московских гостиных с долей определённого восторга обсуждают опалу и даже возможный арест. Нам удалось выяснить, что слухи пошли от лакеев, которые находились в малой гостиной.

Услышав последнее, я широко улыбнулся и молодецки расправил усы – несмотря на то, что заросли на лице меня изрядно подбешивали, иногда можно было удобно, вот этак проявить свои чувства.

– Прекрасно, Дмитрий Фёдорович. Всё идёт согласно моим задумкам. Народу нужен царь-надёжа, не так ли?

Трепов на секунду завис, а затем понимающе покачал головой:

– Мне всё ясно, ваше величество, – он позволил себе хмыкнуть и продолжил. – Далее. Согласно докладу Охранного отделения, политических волнений или каких-либо иных акций, включая террористические, ожидать не стоит. Последняя ячейка в Москве была ликвидирована на днях. Арестовано 35 человек, ведётся следствие.

– Да, я помню…

Конечно же, я не помнил – вся память прежнего Никки была утеряна, однако я слышал, что прямо перед коронацией поймали некоего Распутина, который хотел взорвать царя. Собственно говоря, это и запомнилось из-за говорящей фамилии, а раскрыта эта террористическая группа была благодаря внедрённому агенту – женщине.

– Там, кажется, проявила себя молодая особа?

– Всё верно, ваше величество. Добровольно вызвавшаяся молодая патриотка Зоя Кернгросс[12], только прошу вас…

– Конечно я буду молчать, у неё есть оперативный псевдоним?

– Агент Михеев, ваше величество.

– Хмм… Дмитрий Фёдрович, необходимо наградить агента Михеева, где он сейчас? Я желаю сделать это лично!

– Агент Михеев продолжает выполнять задание, он… Хмм… в тюрьме, вместе с остальными заговорщиками.

– Ну что же… Тогда сделаем это чуть позже.

Примечания

[1] Союзный договор между Российской империей и империей Цин был подписан в Москве 22 мая 1896 года, от России подписывали Алексей Борисович Лобанов-Ростовский и Сергей Юльевич Витте, с китайской стороны прибывший на коронацию Николая II чрезвычайный посол Ли Хунчжан. Стороны обязывались начать совместные военные действия против Японии, в случае нападения на Китай или Корею, а также в соответствии с этим договором Китай предоставил России право на строительство Китайско-Восточной железной дороги.

[2] Главный герой ошибается. Захваченный японцами китайский броненосец Чжэньюань (или на японский лад Чин-Иен) не участвовал в сражении с Варягом.

[3] Ляодунский полуостров, включая города Люйшунь (Порт-Артур) и Далянь (Дальний) были взяты в аренду согласно Русско-Китайской конвенции 1898 года, т.е. наш герой опять всё немного перепутал.

[4] Бухта Цзяо-Чжоу захвачена Германией в ноябре 1897 года, т.е. к моменту описываемых событий этого ещё не случилось.

[5] Николай II, в свою бытность цесаревичем отвечал за строительство Великого Сибирского Пути (нынешнего Транссиба) и, конечно же, он должен был быть в курсе всех текущих планов. Вот Витте и удивился.

[6] Броненосный крейсер Мэн (или Мэйн) загадочно взорвался в Гаванской бухте. Инцидент послужил поводом к началу Американо-Испанской войны, в результате которой САСШ отжали себе Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины.

[7] В реальной истории доклады Лобанова и Ванновского, как раз и состоялись в описываемое утро 21 мая. Таким образом, пьянка главного героя сдвинула временную шкалу событий на своё место.

[8] Новогеоргиевская крепость (Модлин). Расположена западнее Варшавы, построена французами на месте старых шведских укреплений у слияния рек Висла и Нарев. В 1830 году переименована в Новогеоргиевск. После четырёх дней осады в 1915 году, комендант генерал Н. П. Бобырь перебежал к немцам и сдал крепость. Последствия были чудовищны! В плен попали 83000 человек гарнизона, в том числе 23 генерала и 2100 офицеров! Также немцам достались 1200 орудий и более миллиона снарядов.

[9] Николай Валерианович Муравьёв (27.09.1850 – 14.12.1908), министр юстиции и генерал-прокурор. Был близок к великому князю Сергею Александровичу.

[10] Константин Иванович Пален, государственный деятель, отличился во время гуманитарной миссии в Крыму в период военных действий, был министром юстиции в период царствования Александра II. Ко времени романа имел придворный чин обер-камергера и являлся членом Государственного совета, на коронации Николая II был назначен верховным маршалом. В реальной истории расследование Ходынской катастрофы сначала проводилось Н. В. Муравьёвым, но ни к чему не привело. Тогда вдовствующая императрица Мария Фёдоровна (Мам а Николая II) настояла на назначении Палена (в дневнике Николая II даже упомянута семейная разборка по этому поводу, что, учитывая обычное содержимое дневника, уже само по себе замечательное явление). Константин Иванович, будучи членом Государственного совета, уже имел немалый опыт работы именно во всякого рода комиссиях, и юридическое прошлое во время службы в министерстве юстиции. Пален смог установить виновность великого князя Сергея Александровича, но в итоге дело было замято на высшем уровне, а стрелочником (хотя безусловно виновным) пошёл начальник московской полиции. Последнего, впрочем, не обидели – ушёл в отставку с пенсией.

[11] Владимир Фёдорович Джунковский (07.09.1865 – 21.02.1937), известный государственный деятель времён обоих революций. Служил адъютантом у великого князя Сергея Александровича, после убийства последнего эсерами был назначен сначала московским вице-губернатором, затем губернатором. Занимался борьбой с пьянством, обустройством чайных лавок с читальнями, народными домами, где кормили, лечили и обучали беднейшие слои населения. Во время революции 1905 года лично беседовал с арестованными восставшими, проявлял к ним определённое сочувствие, некоторых освобождал. Активно занимался развитием Москвы и различной общественной деятельностью. В 1913 году стал начальником Отдельного корпуса жандармов, провёл ряд либеральных реформ в деятельности этой организации. В 1915 году оказался замешан в «пред февральском мягком перевороте» (мой термин), попытке Прогрессивного блока Государственной думы установить т. н. «ответственное правительство» (т.е. правительство, назначаемое не императором, а Думой). Был снят с должности и отправлен на фронт, где и встретил Февральскую революцию. Пользовался уважением солдатских комитетов. После Октябрьской революции Джунковский несколько раз арестовывался, но его отпускали: имеются сведения, что он принимал участие в операции «Трест». Был расстрелян в 1937 году в возрасте 72-х лет. В общем, выводы о нём делайте сами.

[12] В реальности молодую (23 года) агентессу звали Зинаида Гернгросс, но я поменял имя авторским произволом. Она много лет проработала «под прикрытием» среди эсеров. Жила за границей в эмигрантской среде, в итоге была разоблачена, чудом осталась в живых, после чего успела посидеть в германской тюрьме во время Первой мировой войны, затем её следы теряются. В общем, она мне представляется этакой «Иглой» из фильма Статский советник, но со знаком иной полярности (да, я согласен, что Чхартишвили мудак, но художественный образ уже создан и получил свою жизнь).