Текст книги "Новая прошивка императора (СИ)"

Автор книги: Николай Бутримовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

«Грёбаный Экибастуз… Ники же по-любому с ними на европейских языках общался…»

– Ваше величество?.. – повторил вопрос министр иностранных дел.

– Да, действительно. Нужно будет встретиться перед их отбытием в Петербург.

Сделав над собой усилие и благодарно кивнув Лобанову-Ростовскому, я посмотрел на Танеева и спросил:

– Кстати, как выполняется моё распоряжение об отъезде монаршей семьи и гостей?

– Э-э-э, подготовка ведётся, но… Мне бы хотелось об этом поговорить.

«Понятно, Романовы болт клали на своего царя… Плохо, придётся реализовывать план Б…»

– Завтра утром я выезжаю на богомолье по подмосковным монастырям. Вернусь к вечеру, и тогда, пожалуй, проведём встречу. – наконец ответил я министру.

А затем успел окликнуть выходящего из гостиной Столыпина:

– Пётр Аркадьевич! Задержитесь буквально на пять минут!

– Конечно, Ваше величество.

– Пётр Аркадьевич…

Я намеревался быстро, вдогонку дать ему ещё одно поручение и посвятить определённое время «своим дядьям» Михайловичам. Которые смотрели на встречу с министрами и мгновенно произошедшие изменения в правительстве с открытыми ртами. Я время от времени переглядывался да подмигивал – как бы всем своим видом показывая, что мы обсудим происшедшее позже.

И, надо сказать, им это нравилось. Было ясно, что оба «вменяемых Романовых» в предвкушении стоят и ждут дальнейшего разговора. Однако мой план летел ко всем чертям…

Я не успел закончить свою просьбу к Столыпину…

Лобанов-Ростовский вновь завладел моим вниманием, причём сделал это грубо, на грани хамства, перебив меня.

«Интересно, это здесь в порядке вещей? Так разговаривать с Никки?..»

Оказалось, что нет. Просто министр иностранных дел оказался довольно-таки ответственным человеком.

– Ваше Величество, хочу напомнить, что на двадцать второе мая запланирован к подписанию союзный договор с Китайской империей, и я бы хотел ещё раз представить вам все статьи.

– Ах да, – мне пришлось импровизировать, немало удивляясь услышанному. – Мы же против этих зловредных японцев дружить собрались.

На самом деле я и знать не знал про такой договор, однако догадаться было нетрудно, да и тема была, безо всяких сомнений, важная.

– Готов заслушать ваш доклад завтра вечером, – ответил я спустя некоторое время. – И пожалуй вам стоит прибыть вместе с Сергеем Юльевичем.

– Непременно, ваше величество. Сергей Юльевич принимает в этом деле самое непосредственное участие.

«Ещё бы не принимал… Сколько он там на Ляодунском полуострове заработал, интересно?.. Но не в коня корм пошёл… Ничего, ещё исправим ситуацию…»

И только мы взаимно раскланялись с Лобановым-Ростовским, как, вдобавок к находящимся в приёмной незапланированным церемониймейстерам, в Александрининский дворец заявился весь цвет «августейшей семьи».

В занимаемую нами малую гостиную, заглянул конвоец и доложил, что встречи со мной добивается Её Величество Мария Фёдоровна и великие князья Алексей, Сергей и Владимир Александровичи.

Не успел служивый повернуться обратно к двери, а высочайшее семейство уже ворвалось в гостиную.

– Никки, как ты можешь так себя вести? Ветрено, словно ребёнок. Наговорил нам ужасных вещей и уехал! А мне пришлось разыскивать тебя! С утра ты так странно себя вёл, что всех нас перепугал. Мы волнуемся за твоё самочувствие! И надеемся, что сейчас, к вечеру, ты всё-таки успокоился, – набросилась на меня Мам а. — То, что случилось, конечно, трагедия… Но всё-таки… Мы занимаемся очень важными вещами: коронация – наиглавнейшее из государственных мероприятий. Что бы сказал твой отец, Никки?

– Мама́, я знаю, – притворно вздохнул я. – Но, к сожалению, это вынужденное решение. Ещё раз подтверждаю свою высочайшую волю! И я прошу вас её выполнить. Мам а, дорогие мои дядюшки, мне нужна ваша поддержка. Вы знаете, как мне было тяжело потерять отца… А сейчас, когда я вступаю в наследство этого великого человека, происходит это… Я прошу вас перебраться в Петербург, забрать с собой всех наиболее важных гостей. Москва не должна видеть продолжение праздников! В ближайшую неделю я планирую заниматься духовными делами и помогать страждущим. А затем воссоединюсь с вами!

– Но, Ники! Мы вполне можем решить все вопросы, не погружая тебя так глубоко в эти дела, – в голосе Мама́звучало неподдельное сочувствие, однако она, как, впрочем, и сопровождающие её великие князья, нет-нет, да бросали любопытные взгляды в Михайловичей. Ну что ж, я доволен, и надеюсь, что между этими группировками усилится рознь.

Пускай грызут друг друга!

– Мама́! Дорогие дядюшки! Прошу вас принять мои мотивы, я не изменю объявленного решения. Поймите – как я отношусь к тому, что произошло. То, что для вас, возможно, является хоть и прискорбным, но всё же частным событием, для меня не так. Во время коронации, в момент, когда судьба моя и всей нашей фамилии, когда судьба всей России определяется на ближайшие десятилетия. И в то время, когда я переживаю такие волнительные, трудные минуты, происходящие от судьбоносности этих дней… – я прервался и посмотрел на присоединившуюся к семейной делегации Аликс. – Когда я переживаю коронацию вместе со своей любимой супругой, испытывая трудный, но торжественный духовный опыт… Прямо во время дипломатических переговоров с нашим ближайшим союзником Францией. Когда мы приглашаем к себе множество высокопоставленных иностранных гостей и даже принцев… Прямо здесь, в Москве, по недомыслию какого-то мелкого чиновника… Происходит подобная трагедия.

Мне не хватило запала, и я замолчал, но молчали и Романовы – явно смятённые, они давали мне возможность закончить. Наконец, я выдохнул:

– Это позор! – а затем продолжил уже нормальным тоном. – Дядя Сергей, а ты знаешь, что министр внутренних дел пытался твоим именем прикрыть нерадение своё и своих подчинённых? Мне пришлось снять его с должности… Наши чиновники! Мой отец называл их крапивным семенем! Они прикрываются нами, прикрывают промахи, выставляют нас людьми чёрствыми и некомпетентными! Это недопустимо! То, что произошло, я расцениваю как оскорбление государства, оскорбление августейшей фамилии и оскорбление меня лично!

Воздуха опять не хватило… Сделал паузу, но «родственнички» молчали, ждали, что будет дальше:

«Офигевают, наверное, ведь Ананас разбушевался!.. Царскосельский суслик вышел на тропу войны!..»

– Да уж, никогда такого не было и опять… – ехидно шепнул Бимбо.

– Вот именно! То, что произошло – необходимо исправлять. Мам а, я не желаю долгие годы своего будущего царствия постоянно оглядываться на произошедшее! И регулярно слушать, как мне вспоминают сгинувших православных людей, скорбь и пролитую кровь. Я не желаю оставаться в истории с прозвищем: «Николай Кровавый». Вы меня поняли? – я размашисто перекрестился.

– Ники, по-моему, ты сгущаешь краски, – сказала мне Мария Фёдоровна.

– Может и так, но это моё решение, я прошу поддержать меня…

Далее последовал бурный диалог, в котором князья и императрица выражали различные мнения. Меня сразу же поддержали Михайловичи и Сергей Александрович, который был глубоко уязвлён тем, что Горемыкин пытался прикрыть его именем своё нерадение.

Хотя, конечно, Сергей Александрович также был замазан по уши, однако кто из великих князей когда признавался в собственных ошибках? Даже перед самим собой? Вот я и пытался разыграть эту карту в своих целях.

И мне это удалось!

Вечер незапланированных визитов закончился тем, что ко мне примчался крайне неприятный и странный персонаж – Константин Петрович Победоносцев[2]. На мой непросвещённый взгляд, который сформировался из сведений от самых разных источников, этот господин был одним из виновных в будущей трагедии 1905–1917 годов.

Откуда я сделал такой вывод? Извольте – именно он воспитывал Николая, именно Константин Петрович влиял на назначения министров в первые годы его правления. И именно он, словно обезумевший, пытался заморозить ситуацию в стране.

«Как это можно трактовать?..»

Константин Петрович вовсе не был идиотом, но опытный государственный муж, уважаемый правовед, обер-прокурор синода словно ослеп! Он не хотел видеть, что происходит в мире, не понимал, что ведущие государства Европы и Соединённые Штаты Америки рвутся к колониальному господству.

И рвутся не на штыках серой скотинки, а на техническом превосходстве! Наши западные друзья создают у себя мощную промышленность, которая завалит их пулемётами, аэропланами, автомобилями, взрывчатыми веществами, отравляющими газами, и много чем ещё…

Впрочем, в России тоже это всё было, но, как метко сказал император Александр II, словно в зоопарке – по одной штуке… И на мой взгляд именно господин Победоносцев был значимой фигурой среди тех деятелей, кто уверенно привёл нашу страну к катастрофе.

Примечания

[1] Известны воспоминания великого князя Александра Михайловича (оперативный псевдоним Сандро), в которых сообщал, что для Никки высшим авторитетом являлся отец Александр III, и он выбирал министров по принципу наибольшего соответствия «идеалам прошлого», а не текущим задачам. Впрочем, на мой взгляд, такая практика после событий 1905 года прекратилась.

[2] Константин Петрович Победоносцев, обер-прокурор Священного синода и близкий к Николаю II человек. Начинал свою деятельность с преподавания юридических наук, придерживался либеральных взглядов. Однако со временем перешёл на ультраконсервативные позиции. С 1861 года становится учителем Николая Александровича, сына Александра II, затем учит и Александра Александровича (впоследствии ставшим Александром III), и со временем становится наставником ещё одного Николая Александровича (будущего Николая II). После убийства Александра II стал одним из идеологов контрреформ Александра III. Трагедия нашей страны ещё и в том, что такие, без сомнения, достойные люди, как К. П. Победоносцев, раз за разом, словно слепли, желая законсервировать Россию – будто она существовала в вакууме.

Друзья! Лайки и комментарии бодрят автора!

И пока следующая прода варится, предлагаю почитать историю про попаданца в будущее/reader/264522/2381990.

Глава IV

Когда конвоец объявил о желании Константина Петровича немедленно со мной встретиться, то сперва я захотел просто избавиться от неприятного типа и отправить для начала обер-прокурора в Питер. А уже впоследствии, когда мне удастся набрать собственный вес и авторитет, то попросту выслать его куда-нибудь в имение доживать свой век[1].

Пускай там создаёт сельскую школу и возится с крестьянскими детьми – пару десятков, ну, может быть, сотню выучит, но не более того…

Однако, будучи распалённым спором со «своей семьёй», я подумал, что рано ещё списывать Константина Петровича, пожалуй, сначала нужно попытаться его применить в мирных целях… Использую-ка я Победоносцева в том качестве, в котором сей правовед действует на государственной службе, он же у нас руководитель Священного синода, или как там называется эта должность.

– Придётся ещё немного поскучать, – картинно вздохнул я, обращаясь к Аликс, и вновь подмигнул Михайловичам.

В некотором роде я даже обрадовался появлению этого мутного товарища. И изрядно удивился, поскольку ожидал этакого посконного типа с бородищей до пупа, а Константин Петрович смог меня поразить своим стильным видом. В гостиную энергично вбежал безбородый человек – из всей растительности на лице он лишь имел небольшие седые бакенбарды.

«Ну что же, по крайней мере, внешне бесить не будет…»

Победоносцев заохал, и чуть ли не запричитал о случившемся и о моём состоянии. Ну а я, не будь дураком, попросил его о помощи – выказал желание посетить в ближайшую неделю несколько подмосковных религиозных центров. И, конечно, пригласил Константина Петровича с собой!

И эта благолепная сцена духовного единения учителя и ученика окончательно успокоила августейшее семейство.

Думаю, что они воспримут нынешнюю ситуацию как временный, мимолётный каприз. И надеюсь, что просто поедут в Питер, чтобы продолжить там обычное время препровождения, не переживая особо за мою здешнюю кампанию…

Пусть едут на свои балы и хрустят французскими булками в Питере… Пока я выстраиваю в Москве новую вертикаль власти.

Победоносцев ожидаемо проявил ко мне участие и согласился, наш разговор с острых тем перешёл к обсуждению маршрутов. В чём также приняли активное участие и прочие имевшиеся в гостиной члены августейшей фамилии… Минут тридцать пришлось потратить на выяснение, какие монастыри и церкви будем посещать, с кем из известных духовных лиц необходимо встретиться и так далее…

Августейшие персоны стали потихоньку отбывать по своим делам. А разговор кончился к моему удовольствию – Мама́согласилась с необходимостью возвращения в Питер.

Наконец-то этот тяжёлый день подходил к концу… Я планировал завершить его разговором с Михайловичами и небольшой прогулкой по прилегающему к дворцу парку, однако в гостиную начали ломиться церемониймейстеры.

Возиться ещё и с ними совершенно не хотелось, поэтому поручил их заботы секретарю. В конце концов – царь я или не царь?

– Александр Сергеевич, прошу вас обсудить деловые вопросы без меня. Все решения уже приняты, – сказал я Танееву. – Вы же полностью в курсе всех дел.

– Слушаюсь, ваше величество.

С Михайловичами я беседовал уже наедине, отправив Аликс собраться к прогулке, а Танеева заниматься оставшимися гостями.

– Ты нас удивил, Никки, – заметил старший Бимбо. – И, как мне кажется, планируешь ещё что-то, что приведёт в изумление многих.

– Не похоже на тебя, – добавил Сандро. – Однако я рад.

– Знаете, я и сам удивляюсь, – мне пришлось только развести руками. – Случившееся меня уязвило, заставило задуматься. На коронацию потрачены огромные деньги! И такой конфуз из-за лености и нерадения. Да и последствия…

– Никки, когда я тебе говорил… О французских королях, о крови тысяч твоих подданных. Ты услышал? – спросил Николай Михайлович[2].

– Услышал. Да и сам, признаться, думал… У меня нет желания остаться в истории с прозвищем «Кровавый». Случившегося не вернуть, но мы можем хотя бы ограничить торжества. Поеду на богомолье в ближайшие неделю-две.

– Думаешь, что это оценят? – фыркнул Александр Михайлович.

– Что бы сейчас мы ни сделали, измерять сие будут через десять или пятнадцать лет, когда в империи начнётся кризис, – спокойно ответил я.

– Что? – переспросил Александр Михайлович.

– Мне пришлось на многое взглянуть под иным углом, и теперь я вижу, что нас ждут в будущем испытаний.

– Никки, это ты от молитв стал таким мнительным? – поднял бровь Александр Михайлович.

– Всё может быть, Сандро… Но точно понимаю, теперь задумываться больше стал. Если просто взять весы, да положить на одну их чашу весь промышленный потенциал огромной России и промышленность Германии, скажем? Что перевесит? А ведь это основной соперник на континенте, да не один, а с союзниками…

– Так на нашей стороне Франция? – отметил Николай Михайлович.

– Твоя любимая, – тихо хохотнул Сандро.

– Я не верю в то, что французы положат за нас свою жизнь. Наоборот – да. Подобное в нашем национальном характере, но не в их, – парировал я. – России необходимо меняться, становиться сильнее. В конце концов, именно этим вопросом был озабочен мой отец, нужно только отмести всякую налипшую шелуху…

– Их твоих уст это звучит как минимум непривычно, – сказал Александр Михайлович. – Да, ты всегда следовал заветам отца… Но трактовал их несколько… – Сандро покрутил в воздухе пальцем, как бы подыскивая точное слово, и помог ему:

– В охранительском смысле?

– Верно, точнее не скажешь! Однако, помимо прочего, батюшка твой полагал, что нам следует действовать против пруссаков в наступательной манере. Да взять ту же Либаву… А ты полагаешь, что мы можем не сдюжить. Что же случилось?

– Говорю же, задумался… А что там с Либавой?

– Как будто ты не знаешь? Или не хочешь знать? – фыркнул Сандро.

– Может и не хотел, но это было неделю назад, – пожал плечами я.

– Есть более разумные применения затратам на эту крепость.

– Гхм…

Мне ничего не было известно про оную Либаву, и поэтому пришлось взять паузу. Вместе с тем, даже из названия было очевидно, что это где-то Прибалтике, если вообще не в Польше, а значит, вскорости Россия имеет все шансы потерять все тамошние вложения[3]. Из этих прикидок следовал логичный вывод – стоит прислушаться к словам Сандро, тем более что он…

«Стоп!.. Вспомнил!..» – Александр Михайлович был моряком и даже подавал Никки записку с проектом усиления военного флота на Дальнем Востоке[4]. – «Интересно, что с ней стало? Хотя чего здесь гадать? Судя по его ехидному настрою в отношении Либавы: вместо востока деньги пошли на запад…»

– Возможно, нам стоит ещё раз изучить твои предложения? – наконец сказал я. – Подумаю, через неделю вернёмся к вопросу… Да и вообще – я собираюсь и далее вносить изменения в порядок управления государством, и мне желательна поддержка от вас обоих. Прошу подумать об этом.

Когда я вышел из гостиной, намереваясь прогуляться, на пути попался Столыпин. Сначала непонимающе посмотрел на него, пытаясь сообразить, почему он до сих пор не уехал…

«Ах ты ж, точно, эти августейшие упыри всю кровь выпили… Совсем забыл!..»

– Пётр Аркадьевич, у меня для вас личная просьба. Просьба, как к другу и как придворному.

– Ваше величество?

– В неофициальной обстановке разрешаю вам обращаться ко мне «государь».

– Слушаюсь, государь!

– Я прошу вас лично заняться пострадавшими. Разобраться и вникнуть в их нужды и чаяния, решить мелкие бытовые затруднения. Также прошу вас заняться сиротами и родственниками погибших.

– Завтра же займусь, государь!

Зачем я это поручил Столыпину? Ну, во-первых, я намеревался сбежать из Москвы, пока отсюда не свалит основная часть гостей, а, во-вторых, пусть будущий глава правительства пройдёт практику человеколюбия… Глядишь, меньше вешать будет, а больше участия проявлять…

Прогулка с Александрой Фёдоровной также не принесла успокоения – да она и не могла этого сделать, поскольку я ещё только вживался в роль царя. Будучи испытывающим нешуточное напряжение (которое было не одним лишь психическим, но и телесным, доставшимся от настоящего Никки), мне оставалось только загадочно молчать и отделываться общими фразами. Однако к ночи мне повезло – получилось сослаться на усталость и лечь одному…

Спалось плохо – сквозь сон ощущал, как внутри меня тяжело ворочается нечто чужеродное, бесконечно несчастное.

Утром нового дня на меня навалились нервические последствия напряжённого разговора с Мам а и прочими великими князьями. Незапланированная встреча далась мне дорого – приходилось каждое слово подбирать, контролировать себя… Это было крайне тяжело.

А ещё и Аликс постоянно рядом! Что тоже не добавляет душевного спокойствия… Ведь тело Ники реагирует на неё вполне однозначно, а вот мой разум, наоборот – «вполне неоднозначно»!

Утром я отправил Михайловичам приватную записку, в которой говорил о желании встретиться в ближайшие день-два и, соответственно, просил не уезжать в Питер, а затихариться в каком-нибудь имении. В Москве их оставлять представлялось нецелесообразным – кто знает, как поведут себя остальные Романовы? Вдруг тоже решат подождать с отъездом… Позже стало известно, что Сандро и Бимбо не подвели – чётко, раньше всех собрались и выехали из Москвы.

Каждое своё действие я ощущал, словно шаг по тонкому льду над бездонной пропастью!

За первым завтраком, на котором подавали чай, кофе, хлеб с ветчиной и калачи, я был тих и задумчив… Мне было непонятно, о чём говорить с щебечущей Аликс – ситуация была сложнейшая. Ведь, по сути, её муж мёртв, а она общается со вселившимся в тело Никки умертвием…

Осознав эту оригинальную и пугающую мысль, я передёрнул плечами…

Аликс, конечно, видела, что происходит нечто странное, но, не понимая сути, по-своему пыталась меня развлечь. А я сидел и думал… Буквально вчера вечером узнал, что у нас, то есть у прежнего Никки и Аликс, уже родилась первая дочь Ольга…

«Аликс…» – тело царя, моё тело, до сих пор реагировало на близость мощными всплесками гормонов, а вот я, пожалуй, что нет. Хотя она достаточно красива… Но стоило мне подумать о генах…

Мне претила идея обречь возможных будущих детей или внуков на проблемы с наследственной гемофилией. Размышляя над этим, я смотрел на ничего не подозревающую, щебечущую Александру Фёдоровну. Мне было не известно, когда наука откроет причины этой болезни, но очевидно, что сейчас вопрос не изучен. Скорее всего, в конце XIX века про гены или знают ничтожно мало, или вовсе ничего.

Сам я не особо разбирался в вопросе, помнил, что в двадцатые или в тридцатые годы в СССР разгорелся спор между разными школами генетиков, разрешённый уголовным методом[5]. Видимо, к тому времени уже что-то да знали, но сейчас ещё даже не XX век…

Наука в этом вопросе не помощник… К окончательному выводу я не пришёл, но в целом никаких детей от Аликс более не хотелось. Конечно, государю вроде как полагается наследник – но лучше не иметь никакого сына, чем такой, как несчастный Алексей. Да сколько он прожил бы, если бы не было расстрельного подвала? На школьном уроке биологии учительница говорила, что больные гемофилией более 25–30 лет не живут… Так и то это было через сто лет, от текущего момента…

В общем, завтрак прошёл как-то спутанно – Аликс пыталась меня растормошить, а я всё больше отмалчивался или отделывался общими фразами.

А затем была поездка в Чудов монастырь, как мне удалось разузнать, это посещение было запланировано заранее, и должны были мы там пробыть всего-то пару часов. Однако мне удалось изменить расписание и затянуть посещение – в этом святом месте оказалось гораздо спокойнее.

И не приходилось подбирать каждое слово.

В Москву вернулись к вечеру, как раз ко времени встречи с принцами и последующему докладу Лобанова-Ростовского. По дороге я снова делал скучный вид и беседовал на душеспасительные темы с Победоносцевым. С ним, конечно, тоже было опасно – всё-таки Николая он знал с детства и практически являлся членом семьи. Отчего, по-видимому, и оказывал такое сильное влияние в первые годы царствования. Но я продумал разговор загодя и начал с того, что сделал вброс про Ходынскую трагедию…

Константин Петрович словно этого ждал и немедленно удивил меня… Ведь я полагал, что есть предел охранительской глупости, а оказалось, что нет:

– Николай Александрович, вам не стоит так беспокоиться на сей счёт: отмолим. Да и по правде сказать – народа ведь никто не давил, он сам давился. А публичное признание ошибок членов императорской фамилии – это умаление самого монархического принципа[6]…

В общем, как-то доехали. Аликс, правда, совсем заскучала и, похоже, начала на меня обижаться. Но здесь я был бессилен, да и, по совести говоря, подумывал, что неплохо бы и её отправить в Петербург.

Очень уж мне хотелось вздохнуть свободнее – да оказалось, что рано радовался. Танеев сообщил, что мои «августейшие родственники» и не думали никуда уезжать. Более того – Мама́заявила, что Никки переживает нервический припадок и ему требуется поддержка семьи.

«Грёбаный Экибастуз…» – выругался я про себя, слушая новости.

Впрочем, я не унывал, поскольку успел начать подготовку к вечернему приёму, и уже принял изрядное количество коньяка, отличного, надо заметить, коньяка!

А далее секретарь также доложил, что, несмотря на некоторое самоуправство, остальные мои распоряжения выполняются – праздничные мероприятия отменены или перенесены на неопределённый срок, а члены императорской фамилии внезапно занялись благотворительностью и вспомоществованиями пострадавшим и их родственникам[7].

«Ну хоть что-то…» – мысленно прокомментировал я. – «Хотя, с другой стороны, вполне даже неплохо получилось. Эх-х, ещё бы с ними не контачить…»

Позже стало известно, что особенно на ниве благотворительности отличился великий князь Сергей Александрович[8] – то ли его совесть заела, то ли уязвлённым себя почувствовал после моей провокации с Горемыкиным.

– Есть ли ещё новости?

– Как же не быть – Москва бурлит, словно улей, все обсуждают происходящее. Поговаривают, что вы на виновников Ходынской трагедии опалу собираетесь наложить. Скандальные подробности обновления правительства стали широко известны, хоть и в несколько искажённом виде. Кроме того, журналист Гиляровский опубликовал в Русских ведомостях скандальную статью о давке. Полиция арестовала весь тираж из того числа газет, что не успели распродать.

– Однако, – хмыкнул я. – А для меня экземпляр найдётся?

Торжественный ужин с принцами и затесавшимися среди них несколькими великими князьями прошёл более-менее хорошо… Ну как «хорошо» – по крайней мере, мне так показалось…

Я появился на ужине весьма и весьма подшофе, и с ходу заявил удивлённым моим состоянием гостям, что, как русский государь, имею желание разговаривать на языке родных осин. Общество стало обсуждать заявленное. А я с удивлением понял, что частично понимаю, о чём они говорят – с трудом, плохо, не совсем точно, но всё же… Английские, французские и немецкие фразы сплетались в моём похмельном разуме в странные узлы, а затем расплетались, и я понимал смысл услышанного.

Несмотря на опьянение, я старался держать себя в руках – ведь это и был мой план, как избежать серьёзных разговоров с иностранцами. Продолжая стремительно накидываться, пытался сохранить возможность рассуждать и делать выводы – пускай они потом покажутся мне смешными.

«Откуда это? Память Никки?..» – пытался думать над новой загадкой я. – «Или я всё-таки знал их в прошлой жизни?..»

Остальные подробности вечера я помнил плохо, однако всё обошлось без эксцессов… На первом экстравагантном заявлении о русских обычаях я не остановился – ужин начался с водки и трёх тостов подряд… Ну а дальше мне оставалось только поддакивать да улыбаться… Что, судя по всему, я проделывал на автопилоте…

Естественно, что доклад о соглашении с Китаем не состоялся, ибо к завершению ужина окружающую действительность я воспринимал крайне фрагментарно, а все мои внутренние силы были направлены на сосредоточение и осознание собственного положения. Попросту говоря – пытался не спалиться по пьяни!

Частично пришёл в себя ночью, когда ужасно захотелось пить. А когда в темноте нашёл графин и выдул пару стаканов воды, то с ужасом подумал:

«А с кем я сплю… Неужели?..» – приглядевшись к постели, понял, что повезло, обошлось. – «Видимо, Аликс не пожелала с убуханным телом рядом находиться…»

Затем я повторно заснул…

В тяжёлом похмельном сне опять ворочалось нечто страшное и неподъёмное, раз за разом мне казалось, что вот-вот – и Никки вернётся, стряхнёт с себя путы и снова станет хозяином положения… Несколько раз просыпался и засыпал, наблюдая вариации одной и той же картины.

А под утро приснилось другое:

Сначала мой мотоцикл раз за разом пытался проскочить мимо тупой морды самосвала, затем я старался предотвратить наезд на кирпич – стоял рядом и размахивал руками, подавая знаки самому себе, но тщетно. Раз за разом колесо под углом налетало на препятствие, и меня подбрасывало в воздух. Приходилось бессильно опустить руки и многократно наблюдать эту картину с обочины…

А когда утром меня разбудил камердинер Трупп, то в голове рассеивался ещё очередной странный морок, в котором повторялась одна и та же фраза: «Проклятый Карфаген!».

– Чтоб я ещё раз столько выпил, Алексей Егорович, – пробурчал я слуге, в ответ на пожелание доброго утра.

Примечания

[1] Николай II самодержец, и главный герой может отправить Победносцева в отставку в любой момент, однако он не имеет памяти Никки, не понимает раскаладов среди политических группировок и, соответственно, опасается последствий необдуманных действий.

[2] Перефразирование слов Николая Михайловича, которые он в реале говорил царю (если его брат, Александр Михайлович, не приврал в своих воспоминаниях).

[3] Либава – военно-морская база и сухопутная крепость в опасной близости от русско-германской границы; строилась в период с 1890 по 1907 год. Решение о создании принималось исходя из «странной» доктрины агрессивных наступательных действий русского флота против Германии. На возведение порта и крепости были потрачены огромные суммы, часть из которых была расхищена. Вероятно, в этих неблаговидных делах принимали участие великие князья Алексей Александрович (тот, который генерал-адмирал и «семь пудов августейшего мяса») и Михаил Николаевич (генерал-фельдцейхмейстер). Во всех последующих войнах и потрясениях на западном направлении Либава быстро захватывалась врагами и использовалась против России. К примеру, сейчас там базируются части НАТО.

[4] В марте 1895 года (т.е. примерно за год до описываемых событий) великий князь Александр Михайлович подавал Николаю доклад о развитии флота. Проект не был принят, и Сандро вышел в отставку. Среди прочего предлагалось прекратить развитие большой базы флота в Либаве.

[5] Речь о Николае Ивановиче Вавилове и Трофиме Денисовиче Лысенко.

[6] К. П. Победоносцев действительно так говорил.

[7] Справедливости ради нужно отметить, что в реальной истории сам император и его родственники предприняли немало усилий для помощи пострадавшим в давке и близким погибших. Таким образом, главный герой не сильно-то и повлиял на настроения и действия членов августейшей фамилии в этом вопросе, возможно, лишь немного ускорил события.

[8] В реальной истории великий князь Сергей Александрович построил на свои средства приют для сирот Ходынской катастрофы.

Напоминаю, что лайки сами себя не поставят, а срач в комментах не заведётся) Следующая прода примерно через неделю.

А пока предлагаю почитать историю про попаданца на другую планету/reader/341991/3138059.