Текст книги "Пришлые и ушлые (СИ)"
Автор книги: Николай Берг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
27.
Минуту эльфийка молчала, потом шикнула на шуршащую чем‑то в углу Экку, просто так, на всякий случай, и задумчиво спросила тяжело дышащего пациента:
– Ллос не моя богиня. Я – жрица Эйлистири.
– Где сейчас Эйлистири! От ее храма камня на камне не осталось! (тут толстяк вдруг замолчал, видимо решив не говорить очевидные вещи вроде того, что богиня без храма – такая же нищая и бесправная беженка, как и Галяэль, потом перевел дух и продолжил как ни в чем ни бывало) – А без божественной помощи против Ллос соваться… Нам она не по зубам… Тем более тех, кто идет в жертву держат при ее святилище, куда попасть весьма не просто. Там – между нами говоря – и просто стражи полным – полно. И – увы – очень хорошо натасканной стражи. Для воинов дроу дежурство при тюрьме храма – честь. Высокая честь! Дальше‑то их не пускают, только разве в виде очередного мяса на заклание.
Галяэль промолчала. Ей показалась, что статуэтка Эйлистири повеяла теплом, и словно бы в сумке мерно забилось живое сердце. Это было очень странное и незнакомое ощущение.
– То есть ты бы за это дело не взялся бы? – спросила она трактирщика.
– Не хотелось бы. Только деваться мне некуда – неожиданно заявил толстяк.
– Да? Это почему? – опередила с вопросом ушастая Экка.
– Хотя бы потому, что хочется выздороветь – не очень убедительно ответил раненый.
– Странно. Я уверена, что у тебя есть тут свои лекаря и шаманы. Или кто у людей лечит ранения и яды? – спросила эльфийка. Ответ пациента не внес ясности, а илитиири не любила иметь дело с теми, чьи намерения были ей непонятны. Разные пациенты встречаются, очень разные и эльфийский лозунг 'держи ухо востро!' не раз себя оправдывал.
– Меня и так уже ищут. И я не уверен, что только по поводу небольших разногласий с мэтрами–коллекционерами. Надо сказать, что жертвы до ритуала сначала потрошатся – им моют мозги.
– Так, как это делают орки с рабами? – всерьез испугалась лекарка. Ей было известно, что это такое – промывка мозгов. Даже доводилось видеть несколько раз таких несчастных. Вроде бы пустячок полежать несколько дней с запрокинутой головой в которую через ноздри заливают тонкими струйками холодную воду, а в итоге получается из разумного существа совершенно безвольный овощ, годный только на тупую несложную работу и понимающий только самые простые команды, отданные при этом обязательно громким голосом. Представить своего мужа в качестве такого живого зомби было нестерпимо больно. Галяэль не удержалась и ахнула, потом устыдилась странно посмотревшей на нее Экки, и собралась с духом.
– Нет. Не знаю, правда, лучше это или хуже. Для Ллос жертва вкуснее. Если она мучается, все понимая. Но при этом ваши соплеменники обязательно вытряхивают из мозга жертвы всю ее память. В смысле – его память. Дроу это умеют. Просматривать чужую память.
– Тогда почему меня не задержали? – эти же меня видели!
– Не знаю. Темняки любят поиграть с добычей, как кошка с мышкой. Но вот в чем я уверен, так это в том, что у нас ничего не осталось, думаю, что драконью чешую и наши вещички – что поценнее у троллей уже забрали – печально сказал толстяк.
– Но это совсем ни в какие ворота не лезет! Это же какое‑то… я даже не знаю…
– Беззаконие! – ляпнула Экка.
– Закон тут есть. Это то. Что хотят Верхние Бабы – в три приема просветил своих собеседниц трактирщик.
– Лихо! – только и смогла сказать Галяэль.
– За вас некому вступиться. За меня… За меня сейчас – тоже. Никто даже не почешется, если нас будут резать прилюдно. Ну, разумеется, если резать будут дроу. Особенно храмовой стражи воины. Хотя и городская стража тоже сгодится.
– Но ты же говорил, что темная эльфийка – неприкосновенна!
– Говорил. Неприкосновенна. Для людей, орков и прочей шушеры. Для других дроу – еще как прикосновенна, особенно если за ней нет силы. Например, клана, который сможет отомстить – и отомстить серьезно, чтобы потери оказались просто неприемлемы. Кто за вас будет мстить? Кроме Экки, да будут ее годы долгими, как борода гномского старейшины.
– То есть все так плохо? – как то жалобно сказала эльфийка.
– Даже еще хуже. Город сложная взаимоувязанная система. Налаженный годами механизм. Как гномские часы. Как мельница. И нам не повезло – мы в эту систему не вошли как надо. То есть вошли и попали в жернова. Одиночкам тут плохо и трудно. Особенно неосторожным одиночкам. Впрочем, может быть все не так и плохо, как я говорю – немного воодушевившись, сказал трактирщик.
– Правда? – хором отозвались и хозяйка и служанка.
– Конечно. Может быть, командир и не сидит сейчас в клетке для жертв, а, например, просто скоропостижно скончался.
– Тьфу! – отозвалась Экка.
– Для командира это было бы не самым худшим вариантом – уверенно заявил трактирщик.
– Тогда зачем мне тебя лечить? – хмуро спросила Галяэль.
– А что вам еще остается. Пока я для вас единственный помощник в этой крысиной норе. Впридачу у меня есть знакомец, который, в общем, неплохо знает и паучьи норы и может изрядно помочь.
– Тот самый Ухорез? – подняла бровь лекарка, вспомнив упомянутое при ней имя.
– Не все ли равно, госпожа. Побеги из тюрьмы были. Три. За четыре сотни лет.
– Звучит воодушевляюще – усмехнулась грустно илитиири.
– И тем не менее – шанс есть. Но для этого мне надо ходить. И не только под себя. Не сочтите за казарменный юмор – пояснил толстяк.
В другой раз эльфийка не замедлила бы дать нахалу отповедь. Но сейчас промолчала, прислушиваясь к тому, как себя ведет в ее сумке спрятанная в красивом но маленьком пристанище душа богини. Или сама богиня? Галяэль не очень хорошо понимала – есть ли у богини душа. Потому старалась не слишком задумываться над такими сложностями теологии. Только не понятно было – это знак свыше или к бедам жрицы никакого отношения не имеет, мало ли у богинь причуд.
– Больно уж благородно звучит! – заявила вместо молчащей хозяйки Экка.
Толстяк шумно вздохнул.
Потом старательно подбирая слова начал говорить:
– В одиночку ничего не добьешься. Большую прибыль может дать только совместная работа. Если она на доверии – тогда не надо тратить массу сил и времени на контроль и проверки. В жизни всякое бывает – и удачи и провалы. А свою шайку – ну или звезду – надо беречь, проверенные люди дорогого стоят. Сейчас не повезло – ну так зато повезло выжить в Долине и оттуда ноги унести. Значит – живы будем – выкарабкаемся. Еще попируем!
Экка, внимательно слушавшая ответ, кивнула и перекувыркнулась через голову. Сидевшая на скрипучем колченогом стуле лекарка успела только немного удивиться такому поведению служанки, как и ее сбило с рассыпавшегося на куски сидения. Падая, она успела заметить, что входная дверь в лачугу грохнулась плашмя на пол, в комнатушке словно прошел маленький смерч, подняв столбом пыль и всякий мусор. Это было более чем странно, и еще страньше было то, что упав на грязный пол, Галяэль не могла двинуть ни рукой ни ногой, только немножко получалось смотреть вправо–влево. И сказать ничего тоже не выходило. Судя по тишине – а уж Экка обязательно должна была возмущенно завопить – то ли эльфийка оглохла, то ли тут не обошлось без магии. Легкий озноб, покрывший кожу гусиными пупырышками, говорил, что да – это магия. Незнакомая, непонятная и неприятная магия.
Тут же пришлось убедиться, что не оглохла все‑таки – в комнату бесшумно сквозь проем выломанной двери скользнули три силуэта. Последний, обернувшись в проем внятно и грозно сказал на квенья:
– Квартальный, свободен! Язык на привязь, а то отрежу, рапорт будешь писать не раньше, чем завтра. Все, убирайся и своих людей забери. И чтобы – ни гугу!
Проморгавшись от сыпавшейся на лицо пыли, лекарка сумела оценить ситуацию.
Плохую ситуацию, чего уж там.
В комнате явно патруэль дроу в таком же составе, что ей довелось видеть на улице – маг, двое воинов. Все – мужчины. Но это не тот патруэль, что она видела, хотя одеты вроде и так же, но лица другие, это для людей и орков все илитиири на одно лицо – темнокожее и красноглазое, а сами дроу отлично друг друга отличают. Значит тут отиралось несколько поисковых команд, одной вот повезло. Красиво взяли, без сучка и задоринки, пикнуть не дали. И не пошевелиться.
– Я же говорил, что сами справимся – немного нервно и чуточку хвастливо сказал маг–недоучка. Видно было, что гордость его просто распирает.
– Кто ж спорил? – весело отозвался один из воинов, быстро и умело осматривая левую часть комнаты, в то время как второй так же уверенно проверил правую и чулан.
– Чисто – сказал из чулана второй воин.
– Чисто – отозвался первый. Вылезший из чулана аккуратно и бережно снимал со своих доспехов и шлема обрывки паутины. Маг помог ему, после чего с максимальным почтением паутина была возвращена в чулан. Второй, тот, что весельчак, мазнул взглядом по лежащей эльфийке и встал так, чтобы видеть и вход и всех троих поверженных.
– Так–так–так, это мы очень удачно зашли! – заявил маг и от его слов эльфийку передернуло. Как‑то очень уж пошло это все прозвучало и такое неприкрытое торжество и какое‑то нехорошее веселье было в этой, в общем‑то ходовой фразочке. Впрочем, на физиономиях спутников мага было тоже очень гадкое выражение. В этот момент почему‑то вспомнилась рожа того покойного светлого эльфа, что сейчас наверное несет службу в рядах мертвого войска нового хозяина Долины Мертвых Цветов.
Голову было не повернуть, но краешком глаза лекариня увидела свою голую коленку, когда упала, платье задралось, и сейчас она лежала в самом непристойном виде. И сделать ничего нельзя. Воздух вокруг словно сгустился и не пошевелиться никак. Не паралич, мышцы и нервы работают. Но никакое напряжение не позволяет шевельнутся.
Даже пальцами не пошевелить, только глаза двигаются.
– Определенно мы удачно зашли! – продолжал ликовать маг.
Вся троица умело и быстро обыскивала комнату, при этом не переставая контролировать обстановку. Видно было, что ученые и умелые. Маг не забыл поставить на вход пару ловушек и сигналов – эти заклинания Галяэль знала и потому сумела понять, что он там возится.
– Так–так–так, а это что? – опять ж как‑то очень гнусно обрадовался маг, потрошивший лекарскую сумку и вытянувший оттуда и странное оружие пришлых и статуэтку танцующей эльфийки.
– Очень интересно! – отозвался первый воин, с большим интересом разглядывая и то и другое.
– У меня находка не хуже – отозвался второй, показывая приятелям взятый у Экки грисс
29.
Некоторое время, которое для Галяэль тянулось мучительно долго и показалось просто часами, хотя конечно прошло всего несколько минут, патруэльные стражи разглядывали восхищенно трофеи, напоминая при этом не свирепых и умелых мужчин, а маленьких детишек в лавке игрушек. Лежа на полу, в растрепанном и неприличном виде, недопустимом для любой порядочной илитиири, да еще под взглядами троих незнакомых дроу, лекариня физически страдала, вдвойне – оттого, что все рухнуло. Это – конец. Самый настоящий конец всему. Всей жизни. Даже мелькнула мысль – может быть, было лучше остаться в долине, в виде думающего зомби, или как назвать мертвяка, сохранившего свой разум… Даже заскрипеть зубами не получалось, полная обездвиженность, как ни напрягай мышцы.
Оторвавшись на минутку от восторженного обсуждения наград за успешную победу, маг–ученик липким взглядом не торопясь мазнул по обнаженному телу распластанной женщины и, хохотнув, сказал:
– Спорю, что она сумеет себе оторвать пару костных выступов!
– Принимаю! Она не настолько сильна, чтобы у нее это получилось.
– Пять серебрушек?
– Я в доле! – вмешался третий.
– Поднимаю!
– Эй, эй, только без твоих штучек! Магия тут – спору конец, ты в прогаре! – встревожился воин–спорщик.
– Я правила знаю – обиженно надулся маг.
– Вот и отлично – весело кивнул третий.
– И калечить нельзя, ты это тоже помни, третьего дня приказ читали про дураков из 18 патруэля, так что имей в виду! – напомнил второй воин
– Да что вы дуете мне в задницу! Не первый выход! Всех сдадим в лучшем и надлежащем виде!
– Кстати толстый вроде как дохнуть собрался – тревожно заметил один из воинов.
– Это я сейчас поправлю – покладисто заметил маг, потер ладони, разогреваясь перед заклинаниями и подойдя к постели с раненым, достаточно умело провел пассы лечения, восстановления крови и заживления ран. Лекарка не могла не признать, что этот, хоть и мужчина, а понимает в магическом ремесле лечения весьма неплохо.
– Шорг Невинный взгляд, он же Бархатные глазки у меня не помрет, он у меня прибудет в Подземелье Справедливости целеньким и крепеньким. Что молчишь, жирная тварь? Ответить не можешь? Конечно, не можешь. Ничего, у Искателей Справедливости будешь птичкой петь, там вашу крысиную людскую породу любят. Потрошить. Ладно, куда красотку положим? На полу грязно и жестко, а тут вся постель в кровище.
– Чистоплюй, право. И не жестко на полу, она вон какая подстилочка. Мягонькая.
– Ну, мы же не орки и не людишки. Должна же быть культура, в конце‑то концов! Даже среди мужчин! Особенно – военных! С концами!
Двое остальных заржали. Словно шутник отмочил невесть что смешное. Наверное, это было куском из какого‑то неизвестного эльфийке анекдота. Сердце у нее сжалось от тоски и ужаса, потому как воин тряхнул покрывало с постели раненого, одним махом расстелил его на свободном куске пола, перед этим носком сапога заботливо и старательно откинув в сторону обломки стула и всякий прочий мусор, потом переглянулся с магом.
– Сталактит, сталагмит, озеро?
– Три серебрушки – и я начинаю?
– А не пойдет, не люблю после тебя купаться!
– Если по три на каждого? – ехидно спросил веселый воин.
– Нет, тогда играем, дорого.
Галяэль замерла, не понимая, что они там делают, то есть понимая – для чего, но, не понимая – что. Так страшно ей не было даже в Долине, там все‑таки можно было бороться за себя, хоть и понимая, что силы противостоят невиданно более мощные, а это состояние бессилия сковывало мозг ужасом беспросветным. И отвращение, и брезгливость и тоска безысходная…
Оба воина ругнулись, горделивый маг, чуть ли не облизываясь, подошел к лежащей навзничь женщине, оглядел ее похабным сальным взглядом и позвал своих сослуживцев:
– Помогите ее расположить как надо!
– Разложить, разложить. Умничаешь все, умственность разводишь, ученость ходячая – хохотнул воин, цепко схватив эльфийку за щиколотки. Ее подняли и понесли. Положили.
Галяэль даже молиться не могла, все оцепенело в ней. Только чувствовала спиной и затылком всякие неровности пола, которые не скрыло покрывало. Выигравший первенство в этом гнусном состязании ученик магической школы, не торопясь, смакуя каждую секунду, подошел поближе, словно бескостной теплой рукой даже почти нежно провел по бедрам лежащей перед ним. Только вот глаза у него были никак не соответствующие этой вроде бы нежной ласке, содрогнулась Галяэль, встретившись с глазами мага. Явно не без сноровки патруэль порасстегивал застежки и ремешки эльфийской одежды сначала у женщины, потом у себя, наглядно показав, что его мужское естество готово в дело. Видно было, что он гордится своим органом. Но его спутники смотрели не на него.
– Недурная титяндра! – заметил из непросматриваемой зоны воин.
– Это да. Не рожала еще! – довольно отозвался выигравший.
– Ну, начнет сейчас тесто месить – отозвался воин.
– Любит он это дело – согласился второй.
Покряхтывая от удовольствия, ученик пристроился между раскинутых ножек эльфийки, действительно больно схватил ее за груди. Судя по звукам – воины сели на пол, беда для эльфийки обещала быть долгой.
Маг вдруг отжался на вытянутых руках, оргиастически блаженно изогнул спину, оскалился на все свои зубы и запрокинул голову.
– Но он же еще не вошел? – удивилась как‑то отстраненно эльфийка. Ей казалось, что все это не с ней, не может быть, чтобы было с ней!
Насильник плашмя грузно, словно бурдюк с водой, рухнул на жертву.
– Да он же не дышит! – опять же словно о чем‑то постороннем подумала Галяэль. Повернуть голову она не могла, потому не видела, что происходит сбоку, только прошуршала солома под чьими‑то сапогами. Потом хозяин сапогов не спеша вошел в просматриваемую зону. Третий воин патруэля, тот, который был самым незаметным. Не обращая внимания на неестественную замершую парочку, он прошел, не теряя времени к постели с толстяком.
– Ухорез тебя ждет. Поэтому сейчас буду снимать заклы, а ты уж будь любезен не веди себя глупо – сказал он лежащему. Пассы руками он делал совершенно незнакомые, но толстяк скоро зашевелился, попытался что‑то сказать.
– Не спеши чесать языком, еще некоторое время язык будет не слушаться тебя. Идти сможешь сам? – спросил воин.
Трактирщик неуверенно встал на ноги, его шатнуло сначала в одну, потом в другую сторону. Он попытался сделать шаг, но вынужден был шлепнуться на постель. Печально пожал плечами.
– Давай старайся – жестко сказал эльф. Только сейчас Галяэль заметила у него в руках грисс. С лезвия медленно падали темные шарики капель.
Трактирщик, тихо застонав, снова поднялся. Сжав зубы, шагнул, перекосился лицом, скрипнул зубами, шагнул еще раз. Постоял, приходя в себя и с трудом удерживая равновесие. Потом сделал еще шаг.
– Тащить тебя некому – не сможешь идти – попадешь в Справедливость. Так что хоть обосрись, а через несколько минут – идти будешь – непреклонно заявил воин. Его непреклонная жесткость странно не вязалась с юным и свежим личиком.
С деловым видом эльф шагнул туда, где безмолвно валялась Экка, но тут толстяк возмущенно и испуганно замычал, замахал руками – ну, насколько его култыхание можно было назвать 'маханием руками'.
– Что? – остановился эльф.
– Снчала хзяку! Элфку сначла! – роняя слюну, выдавил трактирщик. Видно было, что ему трудно было раскрыть рот, а теперь так же трудно закрыть.
Воин дернул плечом, но спорить не стал. Подошел к растерзанной эльфийке, совершенно не обращая внимания на ее прелести стащил с нее мертвого мага и проделал те же пассы, что и над толстяком.
Немного очумевшая от всего происходящего Галяэль чуть не застонала, когда все тело оказалось словно онемевшим и теперь по нему понеслись мурашки. Когда такое получается с рукой или ногой – и то неприятно, а тут все конечности и туловище туда же!
– Сейчас будем уходить отсюда. Быстро уходить. Чем быстрее соберешься – тем лучше – словно гвозди в стенку вбил эльф. Галяэль попыталась встать хотя бы на четвереньки, не смогла. Постаралась перевернуться на бок. Почти получилось.
– Кда? – через силу пошевелился язык во рту.
– А туда. Где безопаснее – отозвался воин. Шурша своими доспехами присел над Экой.
– Я уж думал тебе стрелу в затылок пустить – раздался откуда‑то сверху странно знакомый голосок.
Воин моментально переместился, прикрываясь тушей Шорга. Трактирщик запыхтел, залопотал:
– Сн! Сн!
Это почему‑то сразу успокоило эльфа и он усмехнулся, не вылезая, впрочем, из‑за укрытия. Наверху что‑то щелкнуло, зашуршало.
– Не ширежуй, кучедасик, иса каяя марковня! – отозвался голосок и с чердака ловко и гибко спрыгнул тот самый наглый юнец–полукровка. В руках у него был самострел, не эльфийский, а скорее человеческого производства, а может и орочьего даже. Мощная штуковина.
– Не ожидал. Почему‑то думал, что у тебя лук будет. А ты вон – с арбалетом! – наконец вышел из‑за толстяка воин. Теперь он улыбался во весь рот.
– Так бы ты мне и дал бы тетиву натянуть! Запрыгал бы по комнате, что твой мяч, поди попади! – невесело осклабился полукровка.
– Пожалуй – кивнул веселый воин.
– Есть у дроу слабость – все время забывают вверх смотреть – ответно скаля зубы, заметил юнец. Галяэль завозилась, стараясь непослушными руками привести в порядок одежду, но получалось это крайне неудачно – вот натянула платье на коленку – и в декольте вывалилась остроконечная грудка. Трепыхнулась прикрыть сосок – платье свалилось, открывая бедро, гм, до пояса.
Проклятый полукровка и не подумал отвести глаза, пялился с видом знатока. Это взбесило лекариню. Но сделать она ничего не могла – просто очень быстро убедилась, что все магические способности так же онемели. Как и язык. Как все тело. Хорошее заклинание, надо бы узнать и выучить, пригодится – отстраненно подумала Галяэль, воюя с одеждой и мимолетно допуская совершенно кощунственные мысли, вроде такой, что в чем‑то простоватая одежонка людей даже и лучше бывает. Не всегда – но вот сейчас как раз было бы легче.
– Кто ты? – наконец удалось ей хоть что‑то сделать – хотя бы и спросить.
Воин усмехнулся, отвесил изысканнейший до полного шутовства глубокий поклон и сказал:
– Всетотжея к вашим услугам!
30.
Что‑то странное показалось ошарашенной эльфийке в этом необычном имени, но растрепанные чувства и очумелое состояние не позволили додумать возникшие огрызки мыслей. Просто отметила, что вроде как знакомо это имя или еще что‑то, но самого эльфа она видела точно впервые, память на лица у нее была превосходной. Но сейчас было вовсе не до этого.
Перво–наперво, ей, как любой женщине, было просто жизненно необходимо привести себя в надлежащий вид, тем более в присутствии низших.
Единственный, кто никак не обращал на лежащую лекарку пошлого внимания, был толстяк, так неожиданно хорошо известный местной городской охране, а то и тайной страже. Он, морщась и кусая губы, шагал и шагал по свободному пятачку, шатаясь и охая. Но упорно превозмогал свою слабость и последствия парализующей магии илитиири. И Галяэль показалось, что у него с каждым шагом получается все лучше и лучше.
Воин, приведя в чувство Экку, вернулся к эльфийке, небрежно одернул на ней платье, и равнодушно сказав:
– Пошевеливайтесь, надо расходиться – повернулся к полуэльфу.
– Сколько у нас времени – перестав наконец скалить зубы, спросил юнец. Он довольно споро, собирал всякие шмотки в комнате.
– Мало. Если кто что заподозрит – так и совсем нету – поморщился дроу.
– Ясно. Как пойдем?
– Двумя парами. Я с Шоргом, ты с эльфиней – как о решенном, сказал воин.
– Ты про гоблинку забыл.
– А ну да, с вами потащится. Ты собирай, что взять надо.
– Доспехи берем?
– А как хочешь. Мне они без надобности. Кошельки я уже забрал.
Юнец не стал терять времени зря, а быстро вытряхнул из доспехов и одежды оба трупа, сноровисто расстегивая ремешки, развязывая завязки и словно горох – луская пуговицами.
– Вот делать тебе больше нечего, балбесу – фыркнул воин, глядя как юнец, не без натуги уложил мертвецов в неприличную позу, которую никак нельзя было назвать двусмысленной.
– Пусть позлятся. Дроу, когда бесятся, от злости разум теряют.
– Ну да, зато и искать будут со всем рвением.
– Ладно, все собрал?
– Да, в общем. Сейчас еще вот эти шмотки заберу.
– Тогда пошли.
Сказать это оказалось легче, чем выполнить. Залезть на чердак для оглушенных вяжущими заклинаниями оказалось очень непросто, особенно трудно пришлось с толстяком. Лестницы‑то не оказалось, а с поставленного на стол стула подтянуть свою тушу ему не выходило. Пришлось перекидывать через балку веревку и спускать с чердака в виде противовеса тяжеленный короб с песком, каковой по городскому уложению обязан был иметь против пожара каждый домохозяин, и каковой наконец‑то пригодился, хоть и иначе.
С грехом пополам пробрались по запутанному лабиринту этого чердака, потом чердака соседнего дома, спустились на какие‑то темные задворки, заваленные всяким хламом, там обеспокоенный чем‑то воин поспешно наложил новые обличия – и Галяэль не без удивления увидела, как толстый Шорг превратился в не менее толстую человеческую бабищу. Сынок заботливо напялил на отца громадных размеров грязное платье, накинул на папашу очень потрепанный платок бурых цветов и толстяк теперь стал вылитой базарной торговкой. Экка получила себе облик весьма некрасивой человеческой девчонки, немытой и конопатой впридачу, и соответствующее платьишко, себя Галяэль видеть не могла, но судя по тряпкам, которые ей подал с ироничным поклоном воин со странным именем, она тоже стала человеческой самкой из нижних слоев городской бедноты. Ношеные тряпки даже в руки брать было неприятно, но выбирать не приходилось. Утешало только то, что воин и юнец после переодевания и быстрой работы воина над новым обликом оказались кошмарного вида нищими старушенциями самого гадкого облика.
– Кинжальчик мой любезный верни! – заявила конопатая замарашка голосом Экки.
– Потом – неожиданным мужским баритоном ответила ей ветхая старуха.
Вторая старушенция захихикала, но харя ее осталась совершенно недвижимой.
– Не хочу тут магией светиться, делаю только накладные рожи, ничего другого, потому не разговаривать. Не корчить гримас. Не привлекать внимание! Идти тихо, спокойно. Мы с Блуднем прикрываем. Все, тронулись – и воин отодвинул в сторону широкую трухлявую доску забора. Толстуха со стоном протиснулась боком, Галяэль попыталась скользнуть легко, но не получилось. А еле волочившая ноги Экка и вовсе шлепнулась, зацепившись за перекладину.
Проулок был грязным и пустым, только на углу сидел в луже и мычал что‑то невразумительно пьяный оборванец. Ловкие старухи просочились сквозь дыру и заковыляли впереди. Шагах в десяти, немного слишком уж уверенно, не по старушачьи.. Остальные, охая и хромая на обе ноги поплелись следом. На то, чтобы просто переставлять ноги, уходили все силы, и потому эльфийка не смогла бы потом рассказать, где и как они шли.
А шли долго и какими– то кривыми улочками и переулками, пару раз спускались. Пару раз взбирались куда‑то по узеньким ветхим лестницам. Прохожие совершенно не обращали внимания на затрапезных путников, благо большая часть из них были одеты так же и выглядели схоже. Раз попался городской стражник, да еще вроде вдали мелькнул спешивший куда‑то патруэль дроу, но далеко – и пути были в разные стороны.
Когда Галяэль уже с ног валилась, наконец‑то шедшие впереди старухи шмыгнули в дверцу–калитку, трое шедших следом последовали примеру и оказались в чистеньком маленьком дворике. Опрятная такая бедность – вот что первым делом пришло в голову эльфийке, когда она со стоном села прямо на землю. Толстуха рядом просто свалилась плашмя. Ее лицо сползло, словно ставшая жидкой маска, и теперь рядом с лекаркой лежал одетый в нелепый бабий наряд Шорг. Трактирщик был в полуобморочном состоянии, бледно–серый с бескровными губами.
Старуха, меняя свою физиономию на смазливую мордашку Блудня кинулась к лежащему, приподняла голову.
– Кинжальчик верни – проскрипела неугомонная Экка. Эльфийка хотела было цыкнуть на служанку, но сил не было на это вовсе.
– Придется еще поднапрячься – безжалостно заявил воин, уже стянувший с себя тряпки старухиного наряда.
– Сил нету вовсе – отголоском, тенью голоса просипел толстяк.
Галяэль хотела кивнуть, но не получилось.
– И все‑таки придется. Сам не хуже меня знаешь – хвосты надо рубить.
– Ох – жалобно проскрипел трактирщик.
Идти сразу не получилось, около часа приходили в себя, с помощью воина и юнца заползя в дом, потом чуточку отлежались, хлебнули вязкого настоя из черной бутылочки, которую воин достал, словно великую драгоценность – и почувствовали себя немного лучше. Теперь с другого конца переулка вылезла помятая компания из четырех похмеьных мужиков–забулдыг и одного пацана, который верно пытался отвести одного из пропойц видимо домой. Зрелище, верно, такое привычное для этих мест, что никто и взглядом не удостоил, а подобные компашки навстречу попались дважды. Трактиров и кабаков тут действительно было много.
Играть не понадобилось – Шорга и эльфийку действительно шатало, вот Экка неожиданно быстро оправилась от заклинания и потому оживала на глазах. Куда и как шли теперь, Галяэль вообще не поняла, все силы были – не упасть.
Упала она уже только тогда, когда воин сел на лавку в мрачноватой, заброшенного вида комнатушке и сказал:
– Дошли! Теперь можно в себя приходить! Если я все правильно понимаю – здесь они нас не найдут точно!
Спрашивать сил не было, поэтому Галяэль только посмотрела вопросительно.
– Тут вчера уже прочесали. И район считается нехорошим, без серьезной силы сюда обычно не лезут. Ну и вообще – обрезал воин, который уже не выглядел таким веселым.
– Вам надо отлежаться день–другой и уносить ноги – серьезно сказал и юнец.
– Нет! – смогла выговорить лекарка.
– Это еще почему?
– Пока жив мой муж, я его не брошу – с трудом ворочая языком, ответила эльфийка.
Юнец с воином переглянулись.
– Ну да, разумеется – пожал плечами дроу. Хотя видно было, что он сильно удивился. Впрочем, у полуэльфа тоже что‑то этакое – и вроде уважительное – в глазах мелькнуло.
– Ночь отдыхаете, приходите в себя. Завтра я к вам приду, и пойдем отсюда подальше – заявил, как об уже решенном воин и вышел вон. Хлопнул дверью.
А юнец помог добраться до лежанки своему отцу, потом сделал то же для эльфийки, которая от усталости даже не поняла – то ли он деликатно это делал, то ли все‑таки пощупал где хотел. Не до того было. Уснула, как провалилась, всю ночь клубились какие‑то кошмары, но когда открыла глаза, ничего не могла вспомнить.
Утром явился вчерашний воин, правда уже в виде вполне себе среднего торговца, неприметненько так одетый.
И Галяэль сама себе удивилась, твердо отказавшись бежать. Что ей так стукнуло – и сама бы объяснить не смогла, но вот так убежать – не было никаких сил. Как если бы предложили руку отрезать или ногу просто так. Не могла – и все тут. Хотя вроде бы и не так давно была замужем и не сложно снова найти себе мужа и все такое, да и не свойственно так для илитиири, но – не могла. Как в стену уперлась.
Воин удивленно поднял бровки. Сидел, ждал объяснений.
– Пока не пойму. Что мужу ничем помочь не смогу – никуда я не пойду. И будь, что будет – отрывисто и не очень связно пояснила она.
– Так его любишь? – спросил из‑за спины толстяк.
– Я не хочу об этом говорить. Считайте, как хотите.
– Шорг? – перевел взгляд воин.
– Я, пожалуй. Тоже останусь – прохрипел трактирщик в два приема.
– Ты‑то с какой стати?
– Слабый я, не перенесу дальнего перехода. А на ближнем все равно не спрятаться. И вообще – соломинку проще всего спрятать в стоге сене.
– Соломинка, как же… Что ж, ваш выбор. Слово?
– Слово сказано. Ладно, погляжу, что можно будет сделать – протянул раздумчиво воин.
– Ты говорил про Ухореза – напомнила эльфийка.
– Не думал, что запомнишь – усмехнулся воин.
Встал, потянулся, качнул в стороны головой разминая мышцы шеи и не говоря ничего вышел. Дверью на этот раз не хлопал и был словно бы задумчив.
Кстати сынище напомнил еще про одно ружье на стене – куда – то делись те рабы, которые сломались. Их реабилитировать – замонаешься, психологи нужны и психотерапевты. Трудно–нудно, с другой стороны – вообще‑то клану надо бы это дело раскачивать – потребность явно будет и реклама опять же хорошая.
