Текст книги "Меч князя Буй-тура (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

По научению ли Святослава или без оного, но Твердила вскоре пал в одной их схваток, коих было множество в те дни между княжескими дружинниками и новгородцами-бузатерами. А супруга князя, Елена Аеповна, мать Олега и Елены-Милославы, после рождения Олега ставшая вдруг бесплодной, поплакав и приготовившись идти в монастырь, уступила ложе пока что новой наложнице Марии.

Красотой ли своей русалочной околдовала вдовая красавица князя или еще чем взяла, трудно сказать, но вскоре он заговорил о женитьбе на ней. Епископ Нифонт, поддерживая возмущающихся родственников убитого Твердилы, воспротивился их венчанию. Но Святослав не расстроился: призвав к себе своего попа Спиридона, приказал обвенчать их. И услужливый поп, несмотря на запрет святителя, обвенчал их в церкви святого Николая Угодника.

Так Мария Петриловна в свои семнадцать лет стала княгиней, а княжич Олег после скорой смерти в монастыре родной матушки, которую он, по правде сказать, почти не помнил по малости лет, стал ее пасынком.

Отношения между Олегом и Марией Петриловной поначалу были, как и полагается отношениями сына к матери. Но со временем разница в четырнадцать лет, существовавшая между ними и определявшая старшинство, стала сглаживаться. Потому уже к 1150 году по рождеству Христову, когда Олегу перевалило за семнадцать лет, а мачехе – за тридцать, и при этом Олег ростом обогнал ее на целую голову, он в ней уже не видел «матушку».

Зато, возможно, неожиданно для самого себя, стал замечать красивую женку, подолгу заглядываясь на нее, заставляя княгиню то стеснительно краснеть и задумываться, то лукаво улыбаться, искрясь изумрудным взором. Возможно, Святослав Ольгович что-то почувствовал в этих переменах, так как Олег вскоре оказался женатым на дочери Юрия Владимировича Суздальского Елене.

Княгиня же Мария Петриловна вскоре вновь стала непраздна, да и одарила Святослава вторым сыном, а Олега – братиком Игорем. А еще через два с небольшим года появился и Всеволод – третий сын Святослава Ольговича Северского и второй брат Олега Святославича.

Однако тут, несмотря на то, что Елена Юрьевна, будучи худосочной и болезненной, одарить Олега их собственным дитятей долго не могла – Бог, видно, того не желал – Олег Святославич с прежним юношеским задором, а, возможно, чего греха таить, и вожделением, на мачеху уже не поглядывал. Поостыл, посолиднел. Но относился к ней с почтением – княгиня же, супруга родителя…

В 1158 году, во время замятни с дядей Изяславом Давыдовичем, боровшимся с Мономашичами за киевский престол, Олег Святославич был направлен отцом в порубежный с Дикой Степью Курск, на удел. Приходилось не только властвовать, но и оберегать стольный град свой и прочие города да веси, входившие в Курское княжество. Оберегать как от половецких набегов, так и от посягательств недругов родителя. А таковых на Святой Руси, к сожалению, также хватало. Взять, к примеру, того же Изяслава Давыдовича – того и жди подвоха. Коли не сам, так его супротивники…

Кроме того, приходилось и самому курскую дружину в Степь водить – полон русский освобождать, да и добычей, чего греха таить, подразжиться. Все тогда так жили…

За всем этим детские чувства к княгине, как к матери, давно прошли, ушло на нет и ее возрастное превосходство, но уважение к ней, как супруге отца, осталось. Поэтому Олег Святославич, князь курский, которому шел тридцать второй год, и старался сдержать все нарастающее раздражение. А как было не раздражаться: он – давно князь, государь в своем уделе, женат, собственных деток имеет, а с ним какими-то загадками да увещеваниями говорят. Что за игра в кошки-мышки?.. Не кроется ли тут какая-либо поруха его княжеской чести и доблести…

– Что – серьезно? – повторил Олег. – В чем дело, матушка-княгиня? – тут же с недоумением переспросил он. – Чем это я провинился перед батюшкой или перед тобой, что увещеваешь. Не успел передохнуть – а дорога, скажу тебе, была не скатерть: метели так снегом занесли, что на конях едва пробрались – как ты тут с упреками, намеками да недоговорками какими-то…

– А я, Олег, свет-Святославич, речь к тому веду, что ждала тебя с большим воинством, – смерив пасынка чуть ли не гневным взглядом, стала говорить теперь без обиняков черниговская княгиня. – Чтобы отчий престол за тобой да братьями твоими меньшими оставить, – пояснила она с укоризной. – Теперь, надо думать, понятно?..

– Теперь понятно, – потянулся пятерней десницы к макушке слегка озадаченный курский князь. – Теперь-то все понятно, – повторил он, протягивая как в песне слова.

– То-то же, – оживилась княгиня. – А разве тебе мой посыльный не сказал, чтобы дружину вел? Да как можно большую…

– Что-то, припоминается, говорил. Да, видно, я так был расстроен вестью о кончине батюшки, что в толк всего не взял. Понял лишь одно – надо поспешать. Вот и поспешил, даже супругу не взял. Отдельно теперь с санным обозом да еще малой частью курской дружины плетется.

– Теперь ты знаешь все, – молвила княгиня. – Как думаешь защищать град и стол от Всеволодовичей? Они первыми за столом княжеским потянутся. Впрочем, и другие, возможно, найдутся – Черниговское княжество одно из лучших на Святой Руси. Всяк им хочет пользоваться. Битве, надо полагать, быть долгой и суровой…

– От всех прочих, – нахмурился Олег, став вдруг так схожим с покойным батюшкой в минуты гнева, что Мария Петриловна невольно отшатнулась от него, – град стану защищать до последнего дыхания. А с большой ли, с малой ли дружиной – то без разницы… Но вот с братьями Всеволодовичами ратоборствовать да кровь проливать даже из-за черниговского стола не буду. Непростительный грех – родную кровь проливать! К тому же они, если быть честным перед самим собой и перед Богом, больше прав на этот стол имеют, чем я. Да, да, – поспешил он подкрепить слова короткими утверждениями, видя, как меняется в лице вдовая княгиня. – Отец их, Всеволод Ольгович, постарше батюшки нашего был и град Чернигов за собой держал, пока великим князем, государем всей земли Русской не стал. Так-то…

– Ишь ты, подишь ты!.. – Совсем как простолюдинка подбоченилась княгиня, вновь обретя уверенность в собственной правоте и обдав Олега Святославича холодным пламенем своих очей. – Какие мы честные да богобоязненные! Забыл разве, как сам Всеволод Ольгович дядю своего Ярослава этого стола лишил? А?!

– Не забыл. Только Бог ему судья, княгиня. С двоюродными братьями ратоборствовать не стану. Не стану виновником в пролитии братской крови. А вот если Святослав Всеволодович, как самый старший в нашем роду Ольговичей, узнав, что стол уже занят, смирится с тем и не позарится на него, то престолу этому я буду рад. Чего греха скрывать: Чернигов и Черниговское княжество – лакомый кусок для многих. И для меня тоже. Но только без крови, – повторил он твердо. – Без крови и братоубийства! Так батюшка при жизни нам всем завещал. Буду верен его завету. Не пролью братской крови…

– Эх, ты… благородный рыцарь короля Артура, – покачала презрительно княгиня главой, неизвестно откуда прознавшая о Круглом Столе короля Артура и его рыцарях – разве что из сказов вечно всезнающих седовласых гусляров русских. – Ну, проявляй, проявляй благородство… Сам останешься без стола и братьев его лишишь! Спасибо ведь никто не скажет…

– Все в руках Господних, – отозвался тихо Олег, также слышавший о короле англосаксов Артуре и доблестных рыцарях Круглого Стола в далекой Англии, а потому и не удивившийся реплике княгини. Впрочем, и не столь далекой стороны-страны, раз князь Владимир Мономах – похититель великого киевского престола у их деда Олега Святославича – был женат на дочери английского короля Гарольда Гите. – Но говорю: братской крови не пролью. Греха на душу не возьму!

– Заладил: грех да грех… – серчала княгиня. – А я тебе скажу, хоть грех, по русской присказке, и не уложишь в орех, только все грешны… Лишь один Бог без греха.

Олег промолчал, так как дальше пререкаться с мачехой не хотелось, и молча удалился в опочивальню покойного батюшки, чтобы поразмыслить наедине.

Игорь и Всеволод в разговоре не участвовали – не доросли еще до столь важных дел. Но когда услышали от матушки о слове Олега Святославича, опечалились – не хотелось лишаться града Чернигова, к которому уже привыкли, считая своим родным городом. Однако Олегу ни слова, ни полслова противного не сказали. Знали: теперь старший брат – им в место отца. А отцу не перечат…

Не успел пройти и день после прибытия в Чернигов Олега Курского, не успели курские и черниговские ратные люди занять отведенные им места на стенах детинца, как под стены града пришли дружины Всеволодовичей. Куда большие числом, чем приведенная Олегом: видимо, по градам и весям собирали, оттого и задержались. Однако на приступ с ходу не пошли, стрел из луков в сторону града не пускали, пороков и нарядов для метания по стенам града камней не подвозили, а, гомоня, даже порой перебраниваясь меж собой, но беззлобно, чтобы, по-видимому, таким пустячком согреться, стали станом в поле напротив главных врат. Потом, выпрягши лошадей, из санного обоза образовали что-то подобное небольшой крепостицы. Это, чтобы не быть застигнутыми врасплох при неожиданной вылазке черниговцев.

Укрепленный стан из дровней в зимнюю пору и дрог в летнюю – обычный порядок русских ратей при походе и осаде городов противника. Нередко такие укрепления за их подвижность называли перекати-поле или гуляй-поле. Возможно, сравнивая со степной травой того же названия, в осеннюю и зимнюю малоснежную пору кочующей, оторвавшись от своих корней, с места на место по степным просторам. За ней и упрятались, расставив шатры и разведя костры для обогрева ратников и варева снеди.

– Хотят взять измором, – понаблюдав вместе с Олегом и воеводой за действиями Всеволодовичей и их дружин через бойницу воротной башни, поделилась вслух догадкой княгиня. – Только шиш что у них выйдет: запасов в граде не то что до весны, до лета красного хватит…

– Или поджидают новых воев… – предположил осторожно воевода Ратибор, только что расставивший последних воев по всей городской стене.

От быстрой ходьбы и груза лет дышал тяжело, с продыхом. Усы и борода подернуты инеем. Каждое слово сопровождается облачком пара.

– Поднакопят сил, подвезут пороков, чтобы бить по стенам, – да и пойдут на слом! Тогда держись – людишек-то маловато!..

Воевода хотел было добавить еще, что следовало бы, пока северские вои после немалого перехода уставшие и плохо уряженные, сделать вылазку из града да напасть на них самим, но, ведая о настрое курского князя уладить дело миром, сдержал себя, ограничившись тем, что уже молвил.

– Нет, не пойдут, – заметил мрачно Олег Святославич. – Не с руки им град зимой жечь, если стола желают. Не нужны им головешки горелые да горожане мертвые после слома – им стол нужен и народ черный, тягловый. Пожалуй, переговоры вот-вот начнут…

Теперь облачка пара заметались у его лица. Хоть за толстыми стенами башни и не так ветрено, как вне их, в чистом поле, но студено также.

– А пусть начинают, – подхватила княгиня. – Мы их с радостью поведем… Точнее, ты, князь Олег Святославич, поведешь, – тут же поправила себя она, как бы подчеркивая тем самым первенство и главенство курского князя. – На холоде день, другой простоят, ноги руки поморозят, глядишь, домой в тепло поманит… Холод, как и голод, не мать и даже не тетка… Вон как студит, – зябко поеживаясь, кивнула главой на клубы пара, – слово не успеешь молвить – на лету в изморозь превращается…

Если князь Олег и воевода Ратибор были в боевой справе, прикрываемой сверху добротными шубами, чтобы железо не так холодило тело, и в меховых шапках-треухах вместо шеломов, то княгиня – в своей обычной зимней одежде и темном теплом плате, надежно укрывавшем ее главу и шею.

– Пусть начинают, – соглашаясь с княгиней, продолжил князь Олег. – Лучше вести речи, чем молчать во время сечи. Мы не супостаты, чтобы лить кровь брата.

«Ишь ты, как замысловато Олег речь молвил, – усмехнулась про себя с долей грусти, а то и скрытого негодования, княгиня. – Поди, не хуже гусляра Бояна, обитавшего когда-то при черниговском князе Святославе и сыне его Олеге… Ему бы не князем быть, а гусляром… не с мечом у пояса хаживать, а с гуслями, раз пролития крови боится».

– Во-первых, нам есть, что сказать Святославу Всеволодовичу, – продолжал между тем Олег, – по правам на черниговский стол: ведь посадил меня на него сам батюшка. Если бы он желал видеть на нем Всеволодовича, то призвал бы его… А раз не призвал, то стол по праву мой… Во-вторых, ты, княгиня, права: холод хоть и не тать, но живот может отнять. Тут шатры да костры вряд ли спасут. Недаром черный люд бает, что во Власьевские морозы из очей одни слезы. Пока Власий зиме рог сшибет, зима многих хладом зашибет.

«Боян, чистый Боян, – вновь усмехнулась про себя княгиня. – Вон как бает…Ему бы не баять, а дружину да люд городской к сечи готовить… Эх, горе, а не князь – крови ишь боится. Всеволодовичи, чай, не убоятся… С другой стороны – и не трус, – тут же поправляла она себя справедливости ради. – Был бы трус, то куда бы ни шло… Не трус же. Лет пять тому назад с малой дружиной орду хана Сунтуза разбил, зарубив в честном поединке и самого хана. Говорят, и орда была немалой, да и хан воин был отменный… Не трус, нет, не трус, – размышляла княгиня. – Скорее глупец. Да, – пришла она к заключению, – не трус, а глупец».

Однако Всеволодовичи проливать кровь тоже не спешили. Старшой, Святослав Всеволодович, помотавшись со стрыем, ныне покойным Святославом Ольговичем, после смерти собственного батюшки по чужим весям да градам, еще помнил, как горек хлеб изгоя и как переменчиво воинское счастье. Посему не торопился. Управившись со станом, перекоротав первую ночь в шатре, куда были принесены жаровни с углями, утром следующего дня приказал призвать к себе бирюча, чтобы тот, подойдя ближе к стенам града, прокричал о вызове князя Олега на переговоры.

Бирюч наказ выполнил. Из града ответили, что князь Олег Святославич будет думать со боярами.

– Решили кота за хвост потянуть, – усмехнулся Святослав Всеволодович, обращаясь к брату Ярославу после полученного ответа. – Пусть тянут. Времени у нас достаточно, спешить нам некуда…

– Времени много, – отозвался Ярослав без особого восторга, поеживаясь от холода, пробравшегося в шатер и пробиравшего до костей, – а стужи, брат, еще больше. А вдруг завьюжит да морозы ударят… Тогда как? Не пропадем ли в поле?..

Ярослав был почти ровесник Олегу Курскому, всего лишь несколькими годами млаже. А вот моложе своего брата Святослава был на целых семь лет. Если Святослав Всеволодович за свой век успел побывать не в одной сечи, познав как хмельную радость побед, так и горечь поражений, то Ярослав, прячась за спину брата, многого избежал. Он не был неженкой, но и безрассудным сорвиголовой не бывал. В сечи не стремился, зато хитростью и лукавством был не обделен. Если что и объединяло обоих Всеволодовичей, то дородность тела, доставшаяся от отца, большие, слегка на выкате, черные очи, да нос с горбинкой. Про таких, как Ярослав, говаривали: «нос с горбинкой – душа с хитринкой».

– Бог не выдаст – свинья не съест, – последовал ответ Святослава. – Ты не помнишь – тогда еще совсем мальцом был – а мы со стрыем Святославом Ольговичем, царство ему небесное, – перекрестился небрежно, – не в такой холод да мороз по лесам от Изяслава Мстиславича, моего вуя, скрывались. Ничего – выдюжили, как видишь! А эта зима той не чета, да и на убыль уже идет… Выдюжим! Главное, что Олег сечи не жаждет… А не будет сечи – воинов можно по избам смердов на постой определить, чтобы не мерзли попусту. А за градом малой дружиной надзирать, меняя ее почаще. Так-то.

– Откуда ведаешь, что сечи не будет? Неужели сорока на хвосте принесла? – Был недоверчив Ярослав.

– Сорока не сорока… но догадываюсь, – не стал вдаваться в подробности Святослав Всеволодович.

Сколь долго тянулись бы переговоры, сколь долго Святослав Всеволодович с братом осаждали бы град, не идя на приступ, а Олег Курский бы отсиживался за стенами града, не выходя в поле, трудно сказать. Но случай или же Божий помысел ускорил дело. Наконец-то из Курска прибыл обоз с княгиней Олега, Еленой Юрьевной, о котором князь курский за хлопотами как-то подзабыл. Обоз прибыл и, конечно же, угодил прямо в руки Всеволодовичам, точнее, в руки его ратников, следивших за тем, чтобы ни из города никто не ушел, ни в город не вошел.

Всеволодовичи, пленив Елену Юрьевну, как и стоило ожидать, не замедлили уведомить о том Олега через своих глашатаев. Мало того, плененную княгиню Елену черниговцам да курчанам на обозрение представили: полюбуйтесь, мол, княгинюшкой Олеговой.

– Что станем делать? – Собрал Олег совет. – Негоже моей супружнице быть в полоне. Срамно…

– Знамо, негоже, – согласились все, кроме разве что вдовой княгини.

– И как быть?.. – задал Олег Святославич очередной вопрос думцам.

Но те промолчали: никому не хотелось брякнуть что-нибудь невпопад. Мялись, хмуро переглядывались, не решались, надеясь, что кто-то другой и молвит слово.

– А что с ней станется, – первой отозвалась, нарушив молчание, княгиня Мария Петриловна. – Ну, подержат, подержат да и отпустят… Не обесчестят же. Мало ли подобного на Руси прежде бывало?..

Что и говорить, примеров хватало, и Олег о них знал. Однако они не успокаивали, и он молвил раздраженно:

– Может, и не обесчестят, но мне-то каково? Мне-то каково?… Стыд и срам… К тому же непраздна княгиня-то…

– Ну, не менять же женку на княжеский стол, – держалась своего Мария Петриловна при молчании воеводы и епископа Антония, приглашенных на думу. – Продолжим переговоры, поторгуемся…

– Поторгуемся… – поперечил-передразнил черниговскую княгиню курский князь, словно забыв, что они не вдвоем, а на думе. – Не дай Бог с тобой такое вот… Тогда тоже бы – поторгуемся… или как?

– И, мила-а-й, – усмехнулась Мария Петриловна покровительственно, словно не князю, а младню, – куда как хуже бывало. Помнится, в Новгороде буйном с батюшкой твоим, моим мужем, и под стрелами бывать приходилось, и из монастыря из-под стражи бежать… И по землице ужом ползти, и на комоне скакать. Но, как видишь, жива… Можешь потрогать, если не веришь! – Явно подтрунивала она над князем-пасынком. – Потому сказ мой таков: не дрейфь, тяни переговоры. Удача – баба норовистая: то ликом улыбнется, то задом повернется… Сегодня она подмигнула Всеволодовичам – те радуются, а завтра, глядишь, и нам моргнет – и мы порадуемся.

– Пока что-то все Всеволодовичам подмаргивает, – мрачно констатировал Олег. – А переговоры, что ни говори, вести надо. Только кому?..

– А направь, князь, меня послом, – вставил слово святитель Антоний. – Так поведу дело, что Всеволодовичи и супругу твою освободят, и от стола черниговского откажутся. Где надо – к совести взову, где надо – о любви братской напомню, а где надо – и божьей карой припугну…

– А по сану ли тебе такое, преподобный отче? – разгладил морщины лика своего Олег. – Виданное ли дело духовным да в мирские дела…

– По сану и по чину. Мирить мирян – первая заповедь всех отцов Христовой церкви, – раскраснелся ликом Антоний, даже засопел пуще прежнего; видать, от усердия. – Сам блаженный Феодосий Печерский быть примиренцем у князей не считал зазорным. А мы лишь по стопам его пойдем. Да и в бытность которы между твоим батюшкой, царство ему Небесное, – перекрестился святитель, – и великим князем Изяславом Мстиславичем, ныне также покойным, – вновь перекрестился он, – духовные отцы не единожды выступали послами и примирителями.

– Тогда, как говорится, с Богом!

– С Богом! – напутствовала Антония и княгиня. – И пусть Всевышний не оставит нас своим попечением.

Знать бы им, что Антоний не только супругу Олега из плена не освободит, не только переговоры в пользу князя Олега не поведет, но и сам, переметнувшись на сторону Всеволодовичей, станет их еще больше подталкивать на противостояние. А еще, что печальнее, призовет к себе весь черниговский клир, чтобы горожане, оставшись без священников, зароптали да и откачнулись от князя Олега. Знать бы… Да не дано простым смертным в будущее заглядывать!

И пришлось князю Олегу не затягивать переговоры, а и ускорять их, идя на все новые и новые уступки двоюродным братьям. Вот и оказался он, в конце концов, без черниговского стола, довольствуясь только новгород-северским да курским.

Пообещали Всеволодовичи ему выделить для Игоря и Всеволода уделы из земли Черниговской, однако, овладев черниговским престолом, сразу же «забыли» про все свои обещания. Недаром же на Руси говорится: «Как ног у змеи, так концов у обмана не найти».

Пришлось Олегу, теперь уже князю северскому, нарезать уделы меньшим братьям из своего княжества: Игорю – Путивль, а Всеволоду – Курск порубежный на Семи-реке да Трубчевск среди лесов на Десне.

Что и осталось от тех переговоров с Всеволодовичами у Святославичей, так это глухая обида на них да еще меч у Всеволода, подаренный ему «на радостях» Святославом Всеволодовичем. Меч, конечно, подарок знатный, но не придется он по душе Всеволоду и будет долго праздно висеть на одной из стен Трубчевского детинца, являя собой напоминание не только о смерти батюшки, но и о слабости человеческого духа перед жаждой власти, жадностью и алчностью.