Текст книги "Меч князя Буй-тура (СИ)"

Автор книги: Николай Пахомов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Половцы, мастера лучного боя, попытались поджечь стену и избы посадского люда с помощью горящей пакли на наконечниках стрел, чтобы вызвать пожары и панику. Но защитники успевали вовремя гасить пламя водой в самом зародыше, не позволяя заняться огненному смерчу.

Запасы воды пополняли ночной порой, спускаясь по тайному поземному ходу к «Святому колодцу», открытому, по слухам, еще отроком Феодосием, будущим игуменом Печерским, у подошвы белокаменного склона холма со стороны Тускура. И за это благодеяние не раз благодарили своего первого святого, прося в кратких своих молитвах заступничества.

Не раз половецкие батыры-смельчаки, подскакав к стене, встав на лошадиные крупы, кошками цеплялись за верхушки бревен, пытаясь перелезть через стену. Их чем попало били по рукам. Если мечом, то, оставшись без кисти, они падали назад, на головы своих же соплеменников, если палицей или просто дубиной, то падали уже с раздробленной рукой. Их кололи копьями и сулицами, ошпаривали варом из деревянных бадей, молотили цепами, как по осени снопы жита в ригах да овинах.

Некоторым все же удавалось перемахнуть через стену, и тогда завязывался бой уже по эту сторону. Большинство таких отчаянных степняков безжалостно убивали, но некоторых брали в плен и отводили, связав накрепко руки, по указанию княгини в узилище. Все понимали: нужны пленные половцы, чтобы произвести обмен. Потому не роптали.

Порой казалось, что все, не удержат уставшие защитники тот или иной участок стены – слишком большие потери, а ворог бросает все новые и новые лавы. Но тут, в последний момент, прибывал запас – отряд княжича Святослава. И опытные гридни, действуя мечами и копьями, восстанавливали пошатнувшееся положение. Это воевода Любомир, отслеживая ратную обстановку, вовремя замечал опасность и направлял в место прорыва летучий резерв.

Ворог, не добившись успеха в дневных нападениях, ночами предпочитал отдыхать, набираться сил. Располагались половцы у кромки леса и на таком расстоянии, чтобы стрелы, выпущенные из града, не могли достать. Отдыхали прямо на земле у костров. Благо, что ночи были сухие и теплые.

А вот защитникам града приходилось большей частью бодрствовать, спать же – дорывками и по очереди. Иначе можно было оказаться захваченными коварным врагом врасплох. Ибо Бог, как сказывают бывалые люди, на стороне бдящих, а не спящих.

– А не совершить ли нам вылазку, пользуясь тьмой ночной, да и потревожить ворога, – заметив такую закономерность в поведении половцев, предложил посадник Яровит.

– Мысль хорошая, но не до конца верная, – отметил воевода. – Вылазка – дело полезное, но через врата воев не пустишь – можно не успеть запереть их перед врагом… Да и завалены они бревнами да дровнями с телегами… Значит, придется спускать через стену. Но много ли спустишь?.. И как им возвратиться – половцы ведь не дурни, в единый миг сообразят – и отрежут от стен. Погибнут вои…

Воевода Любомир так и не оклемался до конца от прежних ран, которые, несмотря на старания костоправа Якимши, неотступно находившегося при нем, временами вновь кровоточили, заставляя Любомира морщиться и, остановившись, переводить дыхание.

– Да, не подумал… – сконфузился посадник: княгиня Ольга была при сем разговоре и внимательно слушала обоих. – А ты что предлагаешь? – тут же продолжил он. – Ведь сам говоришь, что мысль дельная…

– А я предлагаю послать гонца в Ратск к тамошнему посаднику – половцы, надо полагать, до града того, стоящего за лесами, еще не дошли – да и попросить его десятка три-четыре молодцов, владеющих луками и мечами, лесом к нам направить. Пусть они и шугнут ворога на утренней зорьке, когда сон особо сладок.

– Добре, добре, – одобрила такое решение Любомира княгиня. – А есть ли такой смышленый отрок? Я бы и Святослава своего послала, да он-то дорог и тропок не знает… еще заблудится да в руки к поганым угодит, – добавила она с сожалением.

– Парочку смельчаков из охотников найдем, – заверили княгиню посадник и воевода почти в один голос.

Только Яровит довольно громко и отчетливо, а Любомир – тихо, едва слышно: сказывалась хворь.

– Загвоздка в том, согласится ли ратский посадник Мирослав воев на это дело дать?.. – высказал вслед за тем сомнение Любомир. – Не попридержит ли для себя? В такое время каждый вой на счеты.

– Не придержит, – опровергла сомнения воеводы княгиня. – Я с молодцем грамотку посаднику пошлю. Мыслю, прочтя грамотку, мне не откажет в малом.

– Так тому и быть, – решили уже вместе.

Княгиня, видя, как стойко переносит свою телесную немощь воевода, стараясь хоть чем-то быть полезным ей и граду, еще подумала: «Как хорошо, что Любомир, хоть и хворый, и израненный, но присутствует… Без него, без его опыта воеводы, куда как труднее было бы мне и всем защитникам града. Даже тому же посаднику…»

На следующую ночь, ближе к утру, когда Заря-Заряница только начинает выводить под уздцы из небесной конюшни золотогривого коня Световита, среди вражеского стана начался переполох.

«Действует княжеская грамотка», – отметил с внутренним удовлетворением воевода Любомир данное обстоятельство, обходя стену и проверяя, не сморил ли сон усталых ратников.

Вскоре лязг оружия и крики половцев также внезапно прекратились, как и начались – ратские вои, сделав свое дело, укрылись в лесной глуши до следующей вылазки.

День прошел как обычно: половцы пытались найти слабые места в обороне града, сыпали стрелами с горящей паклей, курчане отвечали пальбой из самострелов, отгоняя самых шустрых степняков от стен, тушили занимающиеся очаги пламени.

Но вот наступила ночь, прервавшая перестрелку. А под утро, когда сон особо сладок, как ни осторожничали половцы, повторилось все снова – внезапный переполох в их стане, крики и суматошное метание теней на фоне бивуачных костров, лязг оружия и… внезапная тишина.

– Молодцы ратчане: десятков пять-шесть степного воинства вывели вылазкой своей из строя, – ставил в известность об успехах соседей воевода Любомир княгиню Ольгу Глебовну. – Хорошая подмога.

Целую седмицу, семь долгих дней и ночей курчане мужественно отбивали половецкие лавы, идущие на слом то в конном строю с арканами и веревочными лестницами, набрасываемыми на скаку на заостренные вершины бревен стены, то в пешем – с лестницами. И обязательно под непрерывный, словно осенний дождь, поток стрел.

Ряды защитников таяли, но и у нападавших сил не пребывало, а заметно убывало. Вместе с силами у половцев убывал и азарт разбойников-добытчиков. У разбойников как – наскоком сильны. А получат по зубам, так и поползут в кусты раны зализывать. Ночные же вылазки неуловимых ратских воев также подтачивали охоту продолжения дальнейшей осады.

Видя свое бессилие, половцы вымещали злобу на Прикурской слободке, сжигая избы черного люда и смердов. Пылали и вотчины курских бояр да детей боярских, ушедших с Всеволодом. Они, обезлюдевшие, покинутые своими хозяевами, домочадцами и челядью, стояли на отшибе, вне детинца и посада, и были легкой добычей для степняков.

Время от времени, половецкие ханы отводили орды от стен града и высылали переговорщиков. Те, гарцуя на конях и явно красуясь, требовали подготовить откупную дань, открыть врата и впустить ханских воинов на отдых, обещая быть милостивыми к храбрым курчанам: «Никого не тронем, не обидим».

«Прямо как в нашей побасенке про лису с ледяной избушкой и зайца с лубяной, – наполнялись иронией очи воеводы. – Впусти, а он не только самого выгонит, но и дух из нутра вышибет. Нет уж, шалишь, степняк, нас, старых воробьев, на мякине не проведешь». – И отвечал, высказывая волю всех курчан:

– Сумеете войти, взяв град на копье, – все ваше будет. А так – не обессудьте: даже ногаты не получите, не то, что гривны.

Впрочем, нашелся среди защитников града и такой человечишка, который было клюнул на наживку половецких ханов, даже, по слухам, грамотку им со стрелой послал, прося себе привилегии за способствование им в занятии града. И кто бы вы думали это был? Да торговый гость Улеб. Не верил Улеб со своей торговой душонкой, что смерды да посадский черный люд удержат град. Мыслил не только о своем спасении, но и о барыше.

Когда княгине донесли о замыслах Улеба, искавшего себе сторонников среди курских защитников, то она, покрывшись краской гнева, сверкнув очами, кратко приказала посаднику Яровиту и городскому тиуну Твердислову, отвечавшему за порядок в граде и судившему горожан за малые провинности и внутренние склоки:

– Взять нечестивца и на княжий суд. Я еще не забыла его поганые речи перед нашествием половцев об отсутствии князя. Пусть узнает на собственной шкуре, что князь есть.

Ее отроки и взяли Улеба, и притащили связанного пред княжий терем.

– Почто? – вопил изменщик, надеясь на то, что о его черных замыслах еще неизвестно.

– За измену, – гневно ответствовала княгиня. – За гнусную измену.

– За лукавство и измену, – повторили за ней с брезгливой гримасой посадник Яровит, давно недолюбливавший прижимистого купчину, и старейшина над торговыми гостями града Ярема Мошна, братенич прежнего курского посадника Власа Мошны. А Яровит еще добавил:

– Я считал, Улеб, что ты скуп, а не глуп. Но, вижу, ошибался: ты, Улеб, и скуп, и глуп, и… слеп.

– За то, что ссылался с ворогами, – молвил еще не окрепшим голосом и княжич Святослав Всеволодович, оставивший по указанию матушки на время свой резервный отряд. Молвил прямо с коня, не спешиваясь. Молвил по подсказке матушки, ибо сам всех тонкостей этого дела не ведал. Знал же одно: раз матушка так говорит, значит, так надо.

– Оговор, клевета завистников, – верещал зайцем, попавшим в зубы охотничьей собаки, Улеб. – Где видоки, где послухи?

– Есть и видоки и послухи, – ответила на то сурово княгиня. – Но в виду того, что враг стоит у стен града, обойдемся и без их присутствия. Пусть град оберегают. Что надо и кому надо, они уже сказали…

– Вы не вправе меня судить без князя, – сменил тактику защиты Улеб. – Только один князь может…

– А вот и князь, – с усмешкой указала дланью на Святослава княгиня. – Так что суд вершим в соответствии с Русской правдой Ярослава Мудрого и сынов его.

– Да, я на месте, – подтвердил княжич Святослав важно. – И вершу суд.

– Что полагается изменнику? – обращаясь к тиуну, спросила княгиня.

– Смерть, – не моргнув глазом, отозвался борадач-тиун. – А его дом – на поток и разорение.

– Смерть, – повторил княжич, которому не терпелось поскорее закончить этот суд, чтобы, не мешкая, отправиться к своим воинам.

– Женка, детки у него имеются? – поинтересовалась княгиня у посадника, желая хоть что-то оставить из имущества осужденного вдове и детям.

– За наживой не успел обзавестись, – ответил тот.

– Тогда отрубить ему главу, да и выбросить поганое тело без погребения к половцам, его друзьям, – тут же распорядилась княгиня жестко. – Чего откладывать в долгий ларец… Не то дело и не то время, чтобы с исполнением тянуть…

Решение княжеского суда было исполнено в тот же час. Дом и все имущество казненного Улеба, в соответствии с Русской Правдой, отошло князю.

«Пригодится для выкупа наших полоняников, – решила Ольга Глебовна практично. – С паршивой овцы хоть шерсти клок…»

Скорый суд над трусоватым и жадноватым торговым гостем Улебом тут же стал известен защитникам града, отбив всякую охоту у колеблющихся прислушиваться к словам половецких ханов.

«Крутенька наша княгинюшка», – размышляли они опасливо.

«Так татю и надо», – приветствовали скорую расправу над изменником остальные.

И уже о сдаче града никто не помышлял.

Град Курск, истекая кровью своих защитников, борясь с пожарами и бессонницей, продолжал отбиваться от наседавших половецких орд.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

С момента обнаружения происшествия в музее пошел четвертый день…

Следователь прокуратуры Центрального округа города, куда, в соответствии с требованиями УПК РФ, были направлены материалы проверки, младший советник юстиции Жуков Иван Иванович, называемый в своих кругах Ван Ванычем, принял дело по разбою, возбужденное его коллегой, к своему производству. Приняв, дал отделению уголовного розыска первого отдела милиции отдельное поручение на установление подозреваемых. И бросил его в сейф – подальше от глаз.

– Пусть попылится да вылежится…

Потерпевший Петров по-прежнему находился в коматозном состоянии, наблюдался врачами в реанимационном отделении, поэтому проводить с ним какие-либо следственные действия было невозможно. Что мог сделать прокурорский следак еще, так это назначить судебно-криминальные экспертизы, в том числе дактилоскопические по обнаруженным в ходе осмотра места происшествия отпечаткам пальцев да баллистическую и судебно-биологические. А еще допросить свидетелей – того же Склярика да его коллег-музейщиков. Но они, кроме того, что уже сказали операм, ничего нового следователю добавить не могли. Так к чему же ломать копья… К тому же других дел хватало, причем с обвиняемыми.

Сама по себе работа следствия шла, но раскрытие преступления следственным путем, считай, с места не сдвинулось. Сплошные знаки вопроса и неизвестные величины. В органах следствия так: нет от оперов «сырья», нет и «продукции» на «гора».

– Как продвигается раскрытие музейного дела? – идя к себе в кабинет на следующий день после обретенных, наконец, с помощью оперативника седьмого отдела Косьминина зацепок и столкнувшись по пути туда с начальником уголовного розыска Ветровым, поинтересовался Реутов. – Прослушивание телефонов определившихся фигурантов установили? Есть что-нибудь?

Хотя уголовное дело, как и положено, расследовалось прокуратурой, оперативное же сопровождение его, в соответствии с Законом Российской Федерации «Об оперативно-розыскной деятельности», осуществлялось силами милиции, точнее, силами уголовного розыска. Однако с санкции суда.

Заполучив расшифровку телефонных переговоров потерпевшего Петрова, выйдя на его довольно частых визави, оперативники решили их пока не «выдергивать», а понаблюдать за ними, точнее за их телефонными переговорами с помощью подслушивающей техники, чтобы иметь перед задержанием хоть что-то более весомое кроме догадок и подозрений. И прослушивание должно было начаться еще в понедельник.

– Еще нет, – не стал юлить Ветров, хотя прекрасно понимал, какая за этим, соответственно, последует реакция начальника криминальной милиции. – Успели только взять санкции. То судья, который должен был их дать, был занят, то его секретарь, которая должна была постановление напечатать, куда-то отлучалась… Словом, то то, то се… а тут уж и конец рабочего дня, – стал объяснять он довольно путано причину задержки. – Это только в современных телесериалах о несуществующей в природе «ФЭС», о фантоме «Литейный» и им подобным все делается с лету да с маху. Раз-раз – и в дамках!.. А в реальной жизни пойди, попробуй! Столько бюрократических крючков да проволочек, что с ума сойдешь, пока обойдешь… Россия – одним словом! И этим все сказано.

– Знаешь, майор, плохому танцору всегда что-то мешает. Так и вам… «то то, то се», – с нескрываемым сарказмом передразнил подчиненного Реутов, холодно блеснув сталью серых глаз. – Тебя бы, уважаемый, на мое место – да на ковер к начальнику УВД города… Я бы тогда посмотрел, как ты бы задергался!.. Там, – поднял указательный палец, – не со мной препираться. Там… Да что говорить попусту… Надо шевелиться!

– А мы, товарищ майор, и так шевелимся, – огрызнулся Ветров, как любой нормальный человек, не любивший начальственных окриков и нагоняев.

Начальник уголовного розыска мог, конечно, сказать, что в его отделении не только этот разбой, но и добрых десятка два преступлений подобной или чуть меньшей тяжести, остаются пока нераскрытыми, требующими к себе внимания и действия. Причем немалого. Мог, но делать этого не стал. Понимал, что начальник КМ не хуже его знает об этом. Так чего же зря сотрясать воздух да рвать нервы себе и другим. Нецелесообразно и глупо!

– Мы постараемся, – уже более покладисто добавил он. – Я прослежу, чтобы сегодня же все телефоны по этому разбою были взяты на прослушку.

– Проследи, – смягчил тон Реутов. – И напомни, откуда пришел первый сигнал в дежурную часть о происшествии в музее. Дежурный не отфиксировал ли в своем черновом журнале что-либо?..

– Да утром от научного сотрудника… Склярика, – тут же отозвался Ветров, прекрасно помнивший откуда и от кого поступило сообщение. – А что?

– Видишь ли, у меня вдруг возникло смутное подозрение или… ощущение… наитие – как угодно можно назвать это чувство, вплоть до маниакального – что кто-то из постоянных абонентов Петрова еще до звонка Склярика мог позвонить и в дежурную часть о происшествии… хотя бы по «ноль два».

– Ну, это было бы супер… – сразу же «врубился» начальник розыска в «наитие» шефа.

– А чем черт не шутит, когда Бог спит, – подмигнул коллеге Реутов.

– Проверю.

– Проверь.

Проверить поступивший звонок не составило труда, стоило спуститься лишь на первый этаж да зайти в дежурную часть и пролистать журнал, а также связаться с дежурной частью областного УВД, где на компьютере автоматически фиксировались все звонки по «02». Оперативный дежурный действительно пометил в своем черновом журнале, что ночью, около 2 часов 10 минут, был звонок неизвестного, пытавшегося что-то сообщить. Но он не был отслежен компьютером, так как тут же оборвался. Возможно, звонили не по сотовой связи и не со стационара, а с какого-нибудь телефона-автомата. Или же с мобильника, но с «левой» симкартой.

– Не зафиксировано номера, – кратко, не вдаваясь в подробности, доложил Ветров начальнику КМ по внутренней связи.

– Жаль, – отозвался тот. – Мне почему-то казалось, что кто-то должен был позвонить нам еще до Склярика. Но, видно, интуиция на сей раз подвела. – И добавил: – Работайте.

«А мы и так работаем, без понуканий», – машинально отреагировал Ветров, правда, мысленно, и направился к операм, чтобы… понукать уже их. Так уж устроен этот мир, что постоянно кто-то кого-то понукает, понуждает, подталкивает, подгоняет, подхлестывает, озадачивает.

Этот рабочий день в отделе милиции номер один обещал быть бурным… Впрочем, как и все другие дни.

– Что-то ты после разговора с подружкой невесела?.. И вчера, и сегодня… – поинтересовался Любимов у Санечки. – Прямо сама на себя стала не похожа – нет ни прежней девичьей удали, ни задора. Даже макияж… и тот как-то поблек… Вот и дым сигаретный, – указал движением головы и глаз, – пускаешь не колечками, как раньше, весело, играючи, а как вулкан рассерженный попыхиваешь – целыми клубами. Случилось ли что?..

– Да ничего не случилось, – последовал односложный ответ сквозь едва раскрывшиеся губы Санечки, показушно поморщившейся от беспардонной бестактности коллеги. – Просто нет настроения. Бывает же… Можно подумать, что у тебя на душе только соловьи поют да бабочки порхают…

– Бывает, – согласился Любимов, не очень-то поверив в искренность соседки, смолившей сигарету за сигаретой. – Хандра… Порой так нахлынет, что хоть в петлю лезь. И это не то, и то не это… Потом, смотришь, отпустило. И вновь солнышко в душе и безоблачность в мыслях! А знаешь ли ты, друг Горацио, – шутливо переменил Любимов пол собеседницы, – какое самое лучшее лекарство от хандры и паршивого настроения в наш просвещенный век?

Санечка, возможно, и знала, но промолчала, так как себя с шекспировским героем не ассоциировала. Но это не смутило Любимова, и он с прежней бесшабашностью продолжил:

– Сто пятьдесят грамм коньяка и защищенный секс. Все напряжение, всю хандру как рукой снимет…

– Не с тобой ли? – Иронически поджала напомаженные губки Санечка.

– Можно и со мной. Чем не герой-любовник?! – Легонько стукнул кулаком себя в грудь обозреватель криминальных новостей. – Как говорится и пишется, «старый конь борозды не испортит….» А того, что написано пером, не вырубить и топором. Не так ли?..

– Но и глубоко не вспашет, – последовала краткая ехидная реплика Санечки.

– А это как сказать, как сказать… Все познается на личном опыте и в сравнении, – ухмыльнулся плотоядно Тимур. – Попробуй – и сравнишь.

– Считай, что уже развеселил, – повернулась, колыхнув грудью, полным фасадом к визави соседка Любимова. И вымученно улыбнулась. – Чем пустые байки о водке и сексе плести…

– …Не о водке, а о коньяке! – Поднял Любимов указательный палец правой руки восклицательным знаком, перебив соседку. – О коньяке, сударыня. О коньяке!

– …Пусть о коньяке, – не стала та спорить. – Но, тем не менее, прежде чем, повторяю, пустые байки вещать, лучше бы рассказал, как идет расследование по делу в музее. Это, по крайней мере, куда полезней и занимательнее пустого зубоскальства и сорочьей трескотни молодящегося франтоватого журналиста. Извини, но от трепа твоего башка раскалывается, – картинно показала руками, как раскалывается ее голова. И не дав Любимову ответить. Продолжила: – Надеюсь, что ты связь с ментовкой и музеем не прерываешь, держишь, так сказать, пальцы на пульсе… Или ошибаюсь, и эта тема тебе уже неинтересна?..

Она, поставив знак вопроса в последней реплике, замолчала, но настороженно-заинтересованного взгляда от лица Любимова не отвела.

– Почему же неинтересна… – не стал тянуть с ответом Любимов, – еще как интересна. Только новенького, если верить начальнику криминальной милиции Реутову, пока нет. Но еще, как говорится не вечер. Всего лишь пятый день пошел…

– Ты думаешь, этот… как его…

– …Реутов.

– …да, Реутов… будет с тобой откровенничать? Карты раскрывать?.. Держи карман шире! Наверно затихорится так, что слово клещами не вырвешь… – забросила очередной «крючок» Санечка. – У них вечно все секретно да таинственно… словно и вправду являются носителями государственных секретов. Привыкли туман подпускать…

– Откровенничать, конечно, не станет, – не стал пикироваться Любимов, хорошо знавший скрытный характер большинства оперов, – но кое-какой информацией не для широкого круга поделится. Мы с ним о том парой фраз перекинулись, – как опытный картежник, на всякий случай блефонул он.

Конечно, Реутов ни на какую сделку с ним об информировании не подвязывался – все это было чистой воды импровизацией Любимова, к которой довольно часто прибегают и журналисты, и оперативные сотрудники милиции, норовя выдать желаемой за действительное. И не только желая выдать, но и убедить в том своего оппонента. Самое большее, что посулил начальник криминальной милиции Любимову, так это то, что при завершении расследования дела и направлении его в суд, если, конечно, повезет, сообщить некоторые подробности.

Будь Санечка в нормальном душевном состоянии, она, скорее всего, без труда бы раскусила уловку коллеги. Но не в этот раз.

– А что за человек этот… Реутов? – как бы продолжая прежний разговор, лишь немного изменив его внешнее направление, спросила Санечка как бы между прочим.

– Александра, ты, помнится, вроде бы, милиционерами не очень интересовалась… Еще вчера говорила… как бы покороче выразиться… что «менты – козлы» и недочеловеки. А ныне с чего интерес? – Подмигнул заговорчески Любимов. – Неужели так хандра подействовала?..

– Да так, к слову пришлось… – не поднимая глаз на собеседника, обронила Санечка. Впрочем, тут же напористо, даже с некой долей агрессии, мол, была не была, добавила: – Может быть, я закадрить с ним решила. По твоему же совету, кстати, чтоб хандру да мигрень разогнать… Так сказать, для увеличения личной коллекции любовников. Журналисты – были, педагоги – были, врачи – были, помнится, даже местные бизнесмен и депутат – и те были… Так почему же не поиметь мента для коллекции!

– Мысль, коллега, неплохая, только вряд ли осуществимая, – улыбнулся на это Любимов со значением взрослого, потешающегося над потугами младенца.

– Почему? – Бросила мимолетный взгляд на собеседника Санечка.

– Да слух был: не сворачивает он «налево». Все прямо хаживает… в супружескую постель. До сих пор верен своей «единственной и неповторимой». Такая верность, как слышал, даже насмешки со стороны коллег вызывает, правда, заочно, – импровизировал Любимов, на самом деле не зная ни грамма о личной жизни майора Реутова.

– В жизнь не поверю, чтобы мент, да еще какой-никакой начальник, и не таскался за чужими юбками?.. – преувеличенно поразилась Санечка, став сразу похожей на прежнюю – бесшабашную, дерзковатую, развязную, куклястую, так нравившуюся Любимову. – Таких в ментуре попросту не бывает. Там, как поговаривают, одни жеребчики работают.

– Может быть, может быть… – вновь не стал опровергать общее мнение, сложившееся у определенной части населения, о «ментах-жеребчиках» Любимов. – Только не Реутов. Кремень мужик.

– Да что ты говоришь?! – Сделала наигранно-удивленное личико Санечка. – Вот познакомь – и увидим…. Дня не устоит… Все свои морально-нравственные принципы, если таковые и имелись, позабудет.

«Вряд ли только из-за своих сексуальных фантазий ты хочешь познакомиться с начальником КМ, – решил Любимов, пристально вглядываясь в коллегу. – Тут кроется что-то совсем иное. И это иное, как мне видится, прямо связано с недавним визитом к тебе подружки Танечки. Но что именно, пока в толк не возьму». Однако вслух произнес совсем другое, неопределенное, с одной стороны вроде бы подающее некую надежду, и в то же время горящее, что рассчитывать на обещанное вряд ли стоит:

– Будем посмотреть, как любят повторять сотрудники милиции. Будем посмотреть…

– Ты уж «посмотри», – одарила многозначительной улыбкой коллегу Санечка. – Я в долгу не останусь…

– И с чего бы быть столь повышенному интересу к простому российскому милиционеру со стороны представителя четвертой власти, освещающей молодежную политику в области? – с напускной игривостью поинтересовался Любимов, пристально всматриваясь в личико соседки. – Может, сама надумала какую статейку на тему криминала тискнуть? Хочешь кусок хлеба у бедного обозревателя криминальных новостей отобрать? И не стыдно, коллега? – довольно театрально дурачился Тимур.

Та отвела взгляд и, жеманно пожав плечиками, как бы вскользь, обронила:

– Может быть… А может я вот прониклась христианской жалостью к судьбе подстрелянного милиционера. Все же верующая, ни какая-нибудь атеистка… Как, кстати, он? Не околел ли в больнице? Или на поправку уже пошел?

Несмотря на то, что вопросы ею были заданы как бы вскользь, без какого-либо определенного умысла, тем не менее, они требовали соответствующей реакции.

– Нет, не околел, – последовал ответ Тимура. – По-прежнему находится в БСМП на Глинище в реанимации…

– А что врачи?

– А что врачи? – вопросом на вопрос отозвался Любимов. – Врачи ничего…

– В смысле, что говорят: скоро ли пойдет на поправку? – уточнила свой вопрос Санечка с легким раздражением в голосе: вот, мол, недотепа, простейших слов не понимает.

– А врачи, коллега, как и милиционеры, свою тайну берегут. Те – следственную, эти – медицинскую. У всех свои тайны, – с едва уловимым намеком философски заметил Любимов. – У всех свои…

– Это понятно. Ну, а все же… хотя бы в общих чертах… есть ли надежда?..

– Надежда, Санечка, как известно, умирает последней. А потому, друг мой сердечный, надежда всегда есть… даже у меня по отношению к твоей благосклонности в делах… э-э… интимного характера.

– Несерьезный ты человек, Любимов, – полушутя, полусерьезно сделала Санечка замечание собеседнику. Даже тонюсеньким указательным пальчиком кокетливо погрозила – Несерьезный. Ему о деле, а он – о теле…

Потом, словно вспомнив что-то важное, прекратив беседу, быстренько засобиралась, завозилась с дамской сумочкой, перебирая и перетряхивая в ней дамские побрякушки, и упорхнула из корреспондентской клетки, оставив вместо себя стойкий запах духов.

«Темнит, темнит, подруга, – проводил взглядом ее Любимов. – Точно темнит. А почему, с какого перепугу?.. Непонятно… Вот то-то и оно».

Неизвестно, сколько бы еще размышлял над странным поведением соседки «по коммуналке» Любимов, если бы его не отвлек звонок служебного телефона. Звонил начальник криминальной милиции первого отдела милиции Реутов.

«Легок на помине, – мысленно отметил Любимов данное обстоятельство, лишь только услышал голос абонента. – Мы только что о нем вспоминали… И вот на тебе – собственной персоной… в трубке телефона, – схохмил экспромтом. – Точно по поговорке: «Не успел черта вспомнить, а он уже объявился».

Меж тем, Реутов, представившись и поздоровавшись, прежде чем перейти к сути разговора, как обычно дежурно поинтересовался здоровьем.

– Ничего, – отозвался Любимов. – Вашими молитвами живы, здоровы, чего же и вам желаем…

– И это радует, – донесла мембрана до ушей Любимова ответную «радость» начальника КМ. – Впрочем, как сам понимаешь, я не о здоровье звоню…

Последовала небольшая пауза, так как Любимов, выжидая, не пожелал поинтересоваться истинной причиной звонка, а его абонент, по-видимому, размышлял, как ладнее приступить к сути дела.

– А звоню я к тебе, господин корреспондент, по поводу разбоя в музее: нет ли какой информации по твоим журналистским каналам?.. В дополнение к нашим, так сказать…

– Пока нет, – не стал темнить Любимов. – Но еще не вечер… может, что и появится… какая-нибудь птичка певчая в клювике принесет… – добавил со значением, прикинувшись этаким бодрячком-оптимистом.

– Жаль, жаль… – был разочарован майор… на другом конце провода – Подумалось как-то ненароком, что ты что-нибудь уже раскопал, проводя собственное журналистское расследование и не имея наших процессуальных препон…

– Нет, пока не раскопал, – честно признался Тимур Любимов. – Зато только что говорил с коллегой на эту тему. И тебя вспоминали…

– Как понимаю, недобрым словом, – постарался угадать начальник криминальной милиции, невидимо саркастически усмехнувшись.

– Ну, зачем же так… – попытался разубедить Любимов своего телефонного собеседника. Впрочем, не очень напористо.

– Да вас, журналистов, крючкотворов и бумажных душ – не в обиду будет сказано – хлебом не корми, но дай пройтись по ментам поганым… – пояснил свою позицию Реутов. – Впрочем, спорить не будем. А хочешь, – произнес с явной ухмылкой, – я попытаюсь угадать, с кем ты беседовал о деле и обо мне, естественно?

– Ну, если только с трех раз, – перевел все в шутку Любимов.

– Могу и с одного, – не воспользовался форой начальник КМ.

– Давай, угадывай, – совсем как известный ведущий в телепрограмме «Угадай мелодию», милостиво разрешил Любимов, проникаясь вкусом игры. – Угадывай, а мы «будем посмотреть», как любят повторять у вас в конторе.

– А говорили вы, господин журналист, с коллегой по имени Александра. Не так ли?

Теперь на противоположном конце телефонного провода вместо прежнего самодовольного хмыканья раздался смешок.

– Откуда?.. – удивился Любимов. – Откуда тебе известно? Не «жучки» ли ваши пресловутые?..