Текст книги "Чайки возвращаются к берегу. Книга 2"

Автор книги: Николай Асанов

Соавторы: Юрий Стуритис
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 23 страниц)

– Меня обменивают! Вы слышите?

Оказалось, что Пауэрса вызывали в полдень в канцелярию.

– Когда же вас обменяют? – спросил Петерсон.

– Ох, еще не скоро! Тут столько формальностей! Но почему вас, Петерсон, не обменяли? Или англичанам все равно, кто работает на них?

– Бросьте вспоминать об англичанах! Да и зачем им меня обменивать? Ведь я принял советское подданство, как только мы присоединились в сороковом году к России. Значит, я советский по паспорту.

– Боже мой, но когда же, когда! – воскликнул американец. – Ведь я теперь не смогу ни спать, ни есть!

Но он поужинал. И спать лег даже раньше Петерсона. А Петерсон невольно задумался над тем, как нелепо сложилась его жизнь.

…Ему было двадцать два года, когда он, студент второго курса института, оказался на оккупированной территории. Он стал бравым «двинским соколом», двадцати пяти лет женился, но немцы забрали всех «двинских соколов» в латышский легион, и жена осталась в Риге. А потом от Шяуляя Петерсон отступал в сторону косы Пиллау, а Рига осталась далеко-далеко…

Прошло пятнадцать лет с тех пор, как он написал своей жене первое письмо, написал из тюрьмы, и женщина откликнулась. Он попросил ее увидеться с ним, и она приехала. Он помнит, как однажды двери в его камеру приоткрылись и дежурный конвоир сказал:

– На свидание!

Ей исполнилось тридцать пять. Она была по-прежнему свежа, моложава для своего возраста. Сам он был измотан и изнурен. Но он сразу узнал ее, как будто они виделись только вчера. А она протянула к нему руки, узнавая и не узнавая.

Позже, когда они прощались, она сказала:

– Я буду ждать!

– Но пойми, мне еще сидеть и сидеть!

– Ты придешь домой. Наш дом будет там, где живу я.

И ни одного слова о том, о чем он сам боялся рассказывать. Ни одного слова. Единственно, о чем она спросила:

– Ты бежал с немцами?

– Да.

– Сколько ты еще просидишь?

Тогда ему оставалось отбывать наказание еще семь лет.

…Прошло две недели. Пауэрса никуда не вызывали. Он думал: «Забыли!»

Но однажды за ним пришли. Вернулся он только вечером. И еще в двери сказал Петерсону:

– Меня обменивают на Абеля!

Петерсон припомнил знаменитый процесс Абеля. Вся Америка взволновалась тогда: русские выкрали государственные тайны.

Опять шли дни за днями, а Пауэрс продолжал ждать. Он снова взялся за свой ковер.

Однажды, как обычно, дежурный выкрикнул:

– На прогулку!

Вышли вместе. Прошли в сопровождении конвоира на внутренний дворик. Сделали несколько кругов, и вдруг раздалось:

– Пауэрса – в канцелярию! Петерсон, переведите!

– Мне можно сопровождать Пауэрса?

– Да, можно!

Петерсон перевел Пауэрсу приказ. Конвоир провел их в канцелярию.

Переводчика долго не было. Петерсон переводил документы, на которых Пауэрс расписывался. Когда появился переводчик, конвоир принес из камеры личные вещи Пауэрса, и тот переоделся в темный костюм, повязал на белоснежной рубашке галстук.

Он пожал Петерсону руку, поцеловался с ним, затем сказал переводчику:

– Передайте начальнику тюрьмы, что я дарю Петерсону свою библиотечку и костюм, в котором приехал сюда после суда…

Петерсон попросил разрешения вернуться на фабрику. Его проводили в цех.

…Дни шли за днями, и ничто не менялось в жизни Петерсона. Он прочитал в «Известиях» коротенькую благодарность семейства Абеля за возвращение отца и мужа и понял: «Обмен состоялся!»

Как-то он заканчивал окраску гардероба, когда к нему подошел конвоир и сказал:

– В канцелярию!

В канцелярии находились прокурор области, довольно часто навещавший тюрьму, и полковник Балодис.

– Поздравляю вас, Петерсон, с досрочным освобождением!

И вдруг Петерсон вспомнил, как подкосились ноги у Пауэрса, и присел на услужливо пододвинутый стул.

Но он нашел силы подняться.

Полковник Балодис прочитал ходатайство республиканского КГБ в Президиум Верховного Совета СССР, в котором говорилось о том, что осужденный Петерсон, нелегально заброшенный английской разведкой в Советский Союз, передавший около четырехсот радиограмм в Англию, на самом деле не принес существенного вреда Советскому Союзу, так как передавал одну только дезинформацию, подготовленную чекистами, а находясь в заключении, проявил себя с положительной стороны, осуждает свое прошлое и намерен в случае освобождения из-под стражи честно работать… Прямо говоря, Петерсон, больше ничего не слышал…

И вот документы оформлены, деньги за длительную работу на фабрике получены, книги и костюм Пауэрса уложены, и полковник Балодис говорит:

– Что же, Петерсон, билеты у меня. Поехали?

ЭПИЛОГ

Викторс Вэтра приехал по делам Союза художников в Москву.

Официальные дела были закончены в первой половине дня, и Викторс Вэтра был свободен до завтрашнего дня.

Он вышел из Союза художников на улицу и пошел бесцельно, любуясь летней Москвой. Деревья заслоняли улицу от солнца, медленно проходили женщины, позволяя любоваться собой, не спеша проезжали машины; этот июньский день был создан для радости и веселья.

Внезапно взгляд Вэтры упал на афишную круглую будку. «Посетите английскую выставку!» – было написано там. Ниже еще один плакат: «Неужели вы еще не были на английской выставке?!» Вэтра улыбнулся вызывающе раскрашенному плакату и вспомнил: об английской выставке писали в газетах, говорили по радио. Когда он вернется домой, Анна и дочь обрушатся на него: почему он не побывал на этой выставке?

Он остановил такси и поехал в Сокольники.

Огромный парк заполнили гуляющие. В трех светлых зданиях из стекла и алюминия были размещены основные экспозиции английской выставки. Вэтра встал в очередь. Девушки-англичанки в национальных костюмах Шотландии и Ирландии улыбнулись высокому господину в светлом спортивном костюме, подарили значок выставки. Вэтра прошел в залы.

Слева, при входе, размещалась выставка художников-абстракционистов. Здесь было пусто. Вэтра медленно прошел по залу.

Нет, эти художники мало интересовали его. Около часа он бродил из зала в зал, разглядывая, но не очень вникая в новинки техники.

Внезапно внимание Вэтры привлек взгляд одной из женщин-стендисток, экскурсоводов, которая очень уж внимательно всматривалась в него. Но когда Вэтра сделал шаг навстречу ей, она исчезла за стендом.

«Кто это? – подумал Вэтра. Было что-то знакомое в этой женщине, хотя видел он ее лишь мгновение. – Может быть, это Нора? Но что делать ей, сотруднице «Норда», в отделе готового платья на английской национальной выставке?»

Вэтра медленно спустился на второй этаж, прошел в конец выставочного зала. Здесь англичане весьма изобретательно устроили для посетителей-малышей стенд детской игрушки.

К потолку на невидимых резиновых тросиках были прикреплены красочно оформленные обезьяны, собачки, кошки, рыбы, крабы и, конечно, традиционные львы. Все животные были в натуральную величину.

Невидимое устройство на потолке приводило рыб и животных в движение. Они прыгали, кувыркались, плясали, вызывая смех не только у детей, но и у взрослых. Вэтра внезапно тоже вошел в игру, как будто ему было не пятьдесят лет, а всего лишь пять…

И тут вновь Вэтра увидел высокую женщину с мальчишеской прической, в элегантном костюме, со значком гида выставки на отвороте лацкана.

Женщина как будто наблюдала за ним. Но едва он взглянул на нее, она повернулась и ушла…

Нет! Конечно, нет!.. Английская секретная служба не может направить Нору в качестве гида английской выставки в Советский Союз!

Вэтра вышел из детского павильона, достал проспект выставки. Чем еще удивят англичане?

И вдруг за спиной он услышал женский голос:

– Мистер Казимир?

Не было сомнения, вопрос обращен к нему. Как поступить, что ответить? Он сделал два шага вперед, резко повернулся и спросил:

– Простите, вы ко мне обратились?

Перед ним стояла Нора.

– Вы уже уходите?

– Нет, я собираюсь посмотреть, как шотландцы пасут своих овец!

– Ну, Казимир, неужели вас интересует даже это? Когда вы были у нас, я могла бы дать вам более обширную информацию по этому вопросу.

– Увы, пришлось изучать более серьезные проблемы!

Они стояли лицом к лицу, и Вэтра мог внимательно разглядеть ее. Конечно, косметика делала свое: у Норы почти нет морщин на лице. Ему недавно исполнилось пятьдесят, а Норе, должно быть, под сорок? Костюм у нее идеальный, ни одной морщинки, ни одной складочки… И безукоризненная прическа! Он не выдержал, сказал:

– Великолепно уложены волосы, Нора!

– О, я причесываюсь у того же парикмахера, что укладывает волосы королеве… – И тут же грустно добавила: – Когда женщину перестают любить, тогда мужчины говорят о ее прическе…

Они медленно пошли к демонстрационному полю. Вэтра спросил:

– Если у вас есть время, проводите меня на эту пастушью демонстрацию?

Она кивнула.

Вэтра искоса посмотрел на Нору. Он достал из внутреннего кармана пиджака сигареты «Ява» и предложил Норе. Нора обменялась с ним сигаретами: предложила ему «Лаки страйк». Вэтра пошутил:

– Я бы на месте английских разведчиков курил «Пал-мол», что значит – всякая всячина, а «Лаки страйк», что значит удачный удар, приберег бы для следующего раза!

– Но вы должны были заметить, что операцию «Янтарное море» прекратили мы! – с вызовом сказала Нора.

Они вошли в маленькое кафе поблизости от выставки.

Вэтра видел, как она бросала настороженные взгляды по сторонам. Не увидят ли их вместе? И что могут подумать сотрудники?

Вэтра тихо сказал:

– Нора, если вы просто гид на выставке, если у вас нет других поручений отдела «Норд», я могу гарантировать вам безопасное пребывание в Москве…

– Да, дорогой Казимир, я просто гид. Но я не хочу пользоваться услугами Комитета безопасности, даже если вы и можете их оказать. – Она посмотрела в глаза Вэтре и с грустью сказала: – А вот что я могу сказать своим шефам? Я скажу им, что встретила в Москве только вернувшегося из Сибири «викинга», которому, как неоднократно замечало мое начальство, я уделяла несколько больше внимания, нежели отводилось мне по роду выполняемой в отделе работы…

– Мне трудно судить, как вам лучше это сделать! – мягко сказал Вэтра.

– Ладно, как говорите вы, русские!

Она подняла рюмку, выпила ее до половины, как будто смакуя коньяк, потом допила и протянула Вэтре. Тот молча налил снова.

Голос ее стал мягче, глаза ярче.

Впрочем, все это длилось минуту-две. Голос Норы окреп, она говорила так же негромко, но суше, каждое ее слово отделялось краткими паузами. Она спросила:

– Как вы, богатый человек, чьи корабли все еще плавают по морям, могли пойти на службу к большевикам?

– Я служу своей Родине, Нора. Когда возникла мысль послать меня в Лондон, мне не надо было выдумывать легенду. Я действительно был судовладельцем, бывшим, конечно, мне не надо было лишь говорить о том, что начал свою работу советского разведчика еще в годы войны, что мои друзья – Будрис, Граф, Кох и другие – офицеры советской контрразведки. Если вы помните, Нора, я никогда ничем не предал своих друзей, я всегда говорил: во имя моей Родины! А Родиной мы все называем Советскую Латвию!

– А ведь мы думали, что вы арестованы и пребываете где-то в Сибири…

– Как видите, нет. Я удостоен звания кавалера боевого Красного Знамени.

– Почему же я не вижу столь высокой награды на лацкане вашего пиджака? – язвительно спросила Нора.

– Ну, вы тоже не носите наград на лацкане вашего жакета. А нам до определенного времени по понятным причинам приходится быть «неудачными» художниками, водителями такси и кохами, хранить свои регалии где-то в ящике письменного стола…

– Если уж говорить начистоту, то в операции «Янтарное море» нас подвели те самые подонки, от которых наша разведка никак не очистится. Имею в виду Силайса, Ребане, Жакявичуса и их предводителя «посла Латвии в Лондоне» Карла Зариньша…

Нора отпила глоток кофе, вытащила сигарету из пачки и прикурила от газовой зажигалки. Пламя вспыхнуло так сильно, что чуть не опалило ей ресницы. Сигарету она курила так, словно после длительной жажды пила воду. Вэтра попросил официантку принести мороженого, кофе и еще коньяку.

Он молча наблюдал за Норой. Она сбила указательным пальцем пепел с сигареты, и Вэтра сразу почувствовал – настроение ее изменилось. Теперь перед ним снова была разведчица. Даже интонации переменились: стали холоднее. Она сказала:

– Знаете, Казимир, в нашей работе ошибаются в двух случаях. Первый из них – когда мы недооцениваем противника. Второй – когда мы переоцениваем его возможности! Мы недооценили возможности латышских чекистов. В этом главная причина провала… Но имейте в виду, мистер Казимир, – она подчеркнула слово «мистер», – наши схватки еще не кончились! Может быть, придет и мой черед улыбаться.

Она выпила рюмку и поднялась. Вэтра встал, чтобы проводить ее. Но она остановила его рукой:

– Достаточно того, что я бросилась вдогонку за вами. Вам провожать меня ни к чему. Благодарю вас. Будьте счастливы!

На следующий день Вэтра позвонил на выставку. Его несколько раз отсылали из отдела в отдел, пока какой-то мрачный сотрудник, поинтересовавшись, кто говорит, и узнав, что интересуется коллега по службе мисс Норы, сообщил:

– Сегодня утром мисс Нора Бредфилд вылетела в Англию…