Текст книги "Загадка архива"

Автор книги: Николае Штефэнеску

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Как «чай» может помочь разрешить загадку

В тот вечер у капитана Эмиля Буня было немало хлопот. Во-первых, нужно было постричься. Во-вторых, побриться. В третьих, купить себе галстук. В-четвёртых, заставить мадам Иоану погладить его новый костюм. Ведь он идёт на чай с Аной и не может поставить её в смешное положение!

Сказано – сделано. Полежав час на кушетке с закрытыми глазами, Эмиль приступил к выполнению этих сложных операций.

Первым человеком, которого поразила внезапная страсть Эмиля к элегантности, была Иоана.

– Но ведь этот костюм вы не надевали с Нового года…

Эмиль не ответил. Он отсчитывал деньги на галстук.

– Господи, благослови! – перекрестилась Иоана, включая утюг. – Конец света, не иначе!

– Я иду на свадьбу, – выходя, бросил ей Эмиль.

– Я тебя едва узнала! – сказала ему Ана вместо приветствия.

– Ну уж… – скромно пробормотал Эмиль.

Но и у Аны в тот вечер были такие же «проблемы». Она наконец взяла из кооператива «Искусство моды» костюм, побывала в парикмахерской, сделала маникюр. Ведь она тоже шла на свой первый чай с Эмилем! Девушка казалась взволнованной. Может быть, потому, что это она его пригласила… Эмиль молча любовался ею.

– Ну, пошли? – сказала Ана.

– Нужно что-нибудь купить. Не можем же мы заявиться к людям с пустыми руками…

– Согласна! Но заплатим наполовину!

– Что купим? Пирожных?

– Пирожных? – засмеялась Ана. – Ведь мы не на детский праздник идём! Купим джин. Он и вкусный и дешёвый по сравнению с другими крепкими напитками.

Ана должна понять, что теперь они не могут платить наполовину: ведь они идут не на обед, а на вечеринку, а в таких случаях, с тех пор как свет стоит, покупки всегда делают мужчины.

Чтобы убедить её в этом, Эмиль построил целую теорию. Впрочем, Ана особенно и не протестовала. Она сама думала, что её предложение может обидеть Эмиля. Но он увлёкся и продолжал развивать свою теорию, приводя бесчисленные примеры из древней и новой истории.

Друзьям Аны было от двадцати пяти до сорока лет. Почти все они окончили юридический факультет. Бывшие студенты, двое младших преподавателей. Каждый из них работал по специальности. Один был прокурором в Александрии, второй – адвокатом в Бухаресте, третья – судьёй в Снагове. Эмиль чувствовал себя, как среди своих.

Все умели танцевать современные танцы, рассказывать анекдоты, петь.

«В годы моего студенчества… – думал Эмиль – А ведь эти “годы” были всего лишь восемь лет тому назад… в то время было гораздо больше строгости, и в одежде и в танцах…»

Эмиль тоже танцевал. С Аной, конечно! Он не проявил никакого внимания к девушке, которая, как ему показалось, смотрела на него с излишней настойчивостью. «Вероятно, её поразил мой интеллигентный вид!» – пошутил он про себя.

Хозяин – весёлый парень, длинный, как волейболист – не меньше метра девяносто – был приветлив, уделял всем равное внимание, заботился о том, чтобы гостям было хорошо; ему помогала девушка лет двадцати пяти, которая вела себя, как хозяйка.

Друзья без конца подшучивали над ним, громко кричали: Павел! Павел!

– Павел, подлей джину!

– Павел, кофе сварил?

– Павел, что-то ты сегодня грустный!

И все над чем-то смеялись.

Танцуя танго, Эмиль спросил об этом у Аны.

– Почему вы смеётесь, называя его Павлом?

– Потому что так называл его наш преподаватель судебной медицины!

– А по-настоящему, как его имя? – поинтересовался Эмиль.

– Ну… в паспорте он Павел, но все, конечно, зовут его просто Пауль, – объяснила Ана.

Эмиль продолжал танец, но вдруг потерял к нему всякий интерес. Сейчас, вдруг, он обнаружил ту «деталь», которую искал все эти дни, «деталь», которая была способна связать все данные следствия воедино, логически оправдать цепь его интуитивных предположений и подсказать – как бы «между прочим» – искомый ответ.

Всё вдруг показалось ему ясным, как день, настолько ясным, что он и сам удивлялся, как не понимал этого до сих пор.

Ана заметила, что во время старинного аргентинского танго настроение её партнёра резко изменилось.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего! – попытался он скрыть своё волнение.

«Прежде всего, я не имею права уйти и испортить ей вечер. Нужно остаться до конца. И не следует ничего говорить Ане».

Хотя мысль об открытии его не оставляла, Эмиль был на высоте. Он пил, пел, танцевал. Ведь впервые в жизни они с Аной были так близко!

Ушли они в четыре часа утра.

Майор Николау сердится!

Эмиль Буня проснулся поздно; голова у него была тяжёлой после бурно проведённой ночи. Ему хотелось ещё полежать, и он, впервые в жизни, попросил кофе в постель.

Мадам Иоана, безмерно поражённая, сварила ему кофе.

– Глядите-ка! – ворчала она так, чтобы её слышал Эмиль: – Глаженый костюм, парикмахерская, а теперь вот… заболел. Вместо того чтобы найти себе девушку, остепениться…

Наконец, Эмиль решился встать. Его ждали дела! Он принял душ, выбрился так чисто, словно собирался на собственную свадьбу, и вызвал свою «спецгруппу», то есть Ану.

Но перед этим у него была небольшая «беседа» с майором Николау.

Он застал его, как всегда, среди папок, только что извлечённых из архива по просьбе многочисленных коллег. Эмиль вошёл, послушно, как примерный ученик, произнёс «добрый день» и ждал, когда Николау к нему обратится. Но майор продолжал своё дело, словно и не замечая, что кто-то проник в его крепость. Эмиль сидел тихо, не желая тревожить хозяина.

Наконец, майор поднял голову, внимательно посмотрел на Эмиля и сказал.

– А, добрый день! Ну, что будем делать? Когда обнаружим убийцу Беллы Кони?

– Я думаю, через несколько дней…

– Значит, продвинулся? – в его голосе прозвучал интерес, который он явно не хотел показать.

– Хм… – промычал Эмиль. – Это как посмотреть… Прежде всего, я хотел спросить, нет ли у вас каких-нибудь материалов об Илие Аиоаней.

– А это ещё кто такой? – майор Николау сделал вид, что и представления не имеет об этом человеке.

– Муж Флорики Аиоаней, которая удочерила Дойну Коман.

– Погоди, погоди! Дойна Коман, Флорика Аиоаней, Илие Аиоаней… Да ты что, дорогой, думаешь, что у меня здесь домовая книга? Откуда мне их всех знать? Давай подумаем не спеша… Флорика Аиоаней… хм… это имя я где-то слышал… Ах, да, конечно… Такая славная старушка… По-моему, несколько дней тому назад я дал тебе о ней сведения… А теперь ты хочешь узнать про её мужа… Ты думаешь, что это он убийца? Вполне возможно… Только, по-моему он просто не успел сделать этого… Ведь он погиб на фронте… В Чехословакии… Да, да… Я думаю, что ты узнаешь о нём в Ассоциации борцов-антифашистов. Я больше ничего не знаю… Ей богу, не знаю… Чего ты так на меня уставился? Раз я говорю, что не знаю, значит – не знаю!

– Можно мне ещё что-то спросить? – кротко, как ученик, желающий заслужить расположение учителя, произнёс Эмиль.

– Можно.

– Видите ли вы какую-нибудь связь между делом о краже браслета и смертью актрисы?

– Вижу! Я одинаково сильно запылился, разыскивая материалы и по тому и но другому делу. Если в этом может состоять интересующая тебя связь – пожалуйста, я её вижу!

Майор остановился и снова внимательно посмотрел на Эмиля. Казалось, он спрашивал, зачем ему понадобилось «откапывать мёртвых» и искать разгадку тайны, которая больше никого не интересует. Наконец, он решился продолжать:

– Ладно… Я нахожусь здесь, чтобы выполнять свои обязанности. Вот я их и выполняю… Но – не больше того!

В его голосе прозвучал упрёк? Эмиль предпочёл не придавать этому значения.

– Всё же, если хочешь, я тебе отвечу: связь я вижу! Однако, может быть, я ошибаюсь… Поэтому я тебе ничего и не сказал… Тем более что я здесь не для того, чтобы решать ваши загадки, а для того, чтобы помогать вам в расследованиях.

Эмиль заметил, что майор вдруг перешёл на множественное число.

Касается этот его гнев всех вообще или относится только к нему? Если так, значит, он сердит на Эмиля, потому что он обращается к своим сотрудникам на «вы», лишь когда сердится. Но за что он рассердился? – спросил себя Эмиль.

– Есть ещё вопросы? – сухо спросил майор.

– Нет… Спасибо, – кротко ответил Эмиль и добавил:

– Разрешите идти?

– Вы свободны! – не глядя на него, отрезал майор. Эмиль вышел из крепости Николау, смеясь про себя.

Значит, майор рассердился на него! «Вы свободны!» «Ладно, – подумал Эмиль, – у меня тоже есть для вас сюрприз!» Охваченный внезапным весельем, он быстро, шагая через две ступеньки, поднимался к себе в кабинет. Но это его утомило и, прежде чем открыть дверь, он остановился передохнуть.

В кабинете его ждала Ана.

– У нас много дела, – сказал Эмиль и повелительно добавил: – Записывай: 1. Доставишь мне данные о некоем Илие Аиоаней. Ты найдёшь их в Ассоциации борцов-антифашистов. Я приготовил письмо с просьбой, чтобы тебе помогли это сделать; 2. Найдёшь предлог и нанесёшь ещё один визит Флорике Аиоаней, чтобы посмотреть…

Эмиль резко остановился.

– Нет… туда пойду я… Я хочу убедиться своими глазами… Значит, 3. Хм… третьего не надо…

– Можно мне задать вам один вопрос, товарищ начальник? – спросила Ана с тем серьёзным выражением, которое появлялось у неё каждый раз, когда Эмиль говорил с ней, как с подчинённой.

– Можно! – коротко ответил Эмиль, вспоминая такой же краткий ответ Николау.

– Зачем нам данные об Илие Аиоаней? Вы предполагаете, что ему известно всё о смерти актрисы?

– Это не имеет никакого значения! – убеждённо воскликнул Эмиль. – Ведь известны случаи, когда виновный умирал раньше жертвы! – с таинственным видом пояснил он свои слова.

Ана отправилась выполнять приказ капитана Эмиля Буня.

Эмиль между тем нанёс короткий визит Флорике Аиоаней. Хотя он решил вести себя как можно естественнее, что-то его стесняло. Положение ещё осложнилось тем, что вместо старухи дверь открыла Дойна.

Она узнала Эмиля.

– Разрешите? – спросил он.

Дойна впустила его и закрыла дверь.

– Пожалуйста.

– Мне хотелось бы… хотелось бы… То есть, в связи с обменом… – заикался Эмиль. Наконец он нашёлся: – Ваша мама обещала мне поинтересоваться, нет ли в этом доме свободных квартир…

– Извините, но я об этом ничего не знаю… А мамы нет дома… Она пошла получать пенсию… – сказала Дойна.

– Хм… хорошо, извините! Спасибо… извините… я ещё зайду… конечно, если не помешаю…

– Нет, пожалуйста… раз вы договорились с мамой! – Дойна с удивлением глядела ему вслед.

Эмиль сбежал по ступенькам бегом. Того, что он искал, на стене холла не оказалось. Он приходил, чтобы ещё раз взглянуть на ту фотографию, где муж старухи был снят на площади в Праге вместе с группой своих боевых товарищей. Но фотографии там больше не было!

Вместо того, чтобы огорчить Эмиля, это его развеселило. «Значит, я был прав! – подумал он. – Если она убрала фотографию, значит, это был он!»

После трёх дней дополнительных разысканий, во время которых он особенно интересовался мужем Флорики Аиоаней и ещё несколькими чрезвычайно важными, как он заявил Ане, вещами, наступил наконец великий день.

Все люди, так или иначе причастные к «делу Беллы Кони», были приглашены на этот вечер в Главное управление милиции. Эмиль оформил для всех пропуска и позвонил по телефону. И лишь капитану Орнару, который позвонил ему сам, спрашивая, что означает это приглашение, он сказал, что тот может не приходить – если ему не хочется или если он плохо себя чувствует.

У капитана милиции

Оказалось, что кабинет Эмиля был слишком мал для того, чтобы вместить всех приглашённых. Это стало заметно, когда Ана и Эмиль начали вносить в него стулья.

– Мы здесь задохнёмся! Давайте пойдём в другое место.

Ровно в восемь часов вечера все были в сборе.

Эмилю пришлось просить специального разрешения, чтобы созвать их в такой час.

– Да что такое? – спросил его начальник. – До восьми часов ты занят? На пирушку их приглашаешь, что ли?

– Нет… – смутился Эмиль. – Но…

– Ну а как, убийцу нашёл? – спросил начальник.

– Почти, – ответил Эмиль.

– Почти! Это ещё что за слово?

В конце концов ему всё же разрешили собрать людей в восемь часов вечера. Все горели нетерпением узнать разгадку этой старой тайны. Единственным неудобством мог быть спектакль Сырбу. Но спектакля в тот вечер не было.

– Нет, дорогая! – сказал он Ане, которая позвонила ему по этому случаю.

– Значит, вы придёте?

– А что я буду там делать, дорогая?

– Увидите своих… старых знакомых! – сказала Ана.

– Нет, я не могу, дорогая! Сегодня я должен совершить преступление!

– И всё-таки, – придёте?

– Ну хорошо, приду! С милицией лучше не ссориться. Тем более что скоро мне придётся сдавать экзамен на получение водительских прав.

– Желаю вам успеха! – засмеялась Ана. – Но знайте, что друзей и таких важных людей, как вы, мы заставляем сдавать экзамен по два-три раза – для того, чтобы уберечь их от несчастных случаев!

– Значит, вы превратили меня в феномен природы, дорогая?! Но скажите, дорогая, не обнаружили ли вы: убийца – это как раз я и есть?!

– Вам лучше знать, – ответила Ана.

Первым явился умирающий от любопытства Серджиу Орнару. Он приехал на своей развалине – «джипе», прошедшем не меньше двухсот тысяч километров, который стоил ему меньше, чем моторная лодка.

– С меня и такого довольно! – говаривал Орнару. – Ездить на окрестные озёра…

Затем появились супруги Нягу. Явно обеспокоенные, они старались поймать взгляд Эмиля, который делал всё, чтобы этого не случилось. Явился и бывший депутат, скандаля, что его потревожили. Эмиль напомнил ему, что, если он хочет, то может уйти, потому что его присутствие, по сути, не обязательно.

– Как это – уйти? – возмутился бывший депутат. – Я двадцать лет жду этой минуты!

«Двадцать лет… Почему?»

Актёр вошёл со стихами на устах:

 
…Но и всепобеждающее время
стереть ту рану не смогло, что в сердце
несчастного вонзилось…
 

– Бонжур, дорогие!

Филип Косма обменялся с Михэйляну, который пришёл ровно в восемь, одним единственным взглядом. Эмилю показалось, что бывший следователь нервничает. Трудно было представить себе такое о Михэйляну!

Не хватало лишь Пападата. Елену Фаркаш вызвали в последний момент, без приглашения. Теперь она шепталась с Аной. Наверняка о париках.

Каждый входящий смотрел на большой календарь, висящий на стене: 14 июня. Некоторые были взволнованы, другие обеспокоены…

Во всяком случае, каждый реагировал но-своему. Этого можно было ожидать: 14 июня было важной датой в жизни каждого из них. Пауль Михэйляну посмотрел на календарь, кажется, внимательнее других. И даже пару раз повернулся, чтобы взглянуть ещё раз. Это тоже было естественно: дата 14 июня знаменовала конец его карьеры следователя с блестящим будущим!

– Товарищи! – начал Эмиль. – Сегодня исполняется ровно двадцать лет с того дня, когда вы все попали в довольно-таки неприятную историю, которая…

Ана переводила взгляд с одного на другого.

Она знала, что за этим последует. Сначала Эмиль не хотел открывать ей мысль, пришедшую ему на «чае» в доме «Павла»:

– Извини, но я хочу преподнести тебе сюрприз, – сказал он. – Кстати, эту мысль мне подсказали твои размышления о людях «с деньгами» и «с душой» – и об их отношении к шантажу со стороны артистки.

– Тогда идея – моя, и я не позволяю тебе ею пользоваться!

По правде говоря, Эмиль просто «играл». Не мог же он оставить Ану в неведении, не объяснив ей своей затеи и результатов последних розысков.

И вот теперь Ана внимательно следила за реакцией каждого гостя на слова Эмиля.

Прежде всего, должны были быть выяснены обстоятельства кражи браслета. Поэтому вызвали и Елену Фаркаш – чтобы дать ей удовлетворение, публично объявив её невиновной.

В разговорах Аны и Эмиля вопрос о виновности Нягу совершенно прояснился. Две фразы, обронённые допрашиваемыми, позволили сделать окончательный вывод:

«Этот любовник камеристки!» – сказала Елена Фаркаш.

«Из дому вышел электрик из “Альхамбры”», – заявил бывший капитан Серджиу Орнару.

А супруги Нягу во что бы то ни стало хотели уверить Эмиля, что они познакомились во время следствия по делу о смерти артистки…

Ана смотрела на Ирину Добреску-Нягу. Бывшая камеристка тихо плакала.

Ирина хорошо помнила свой разговор с Нягу в тот день, когда она нашла госпожу мёртвой. Ночью они и в самом деле были вместе, в комнате служанки, находившейся в мансарде. Поэтому и не слышали выстрела. Ирина даже не была уверена, что выстрел произошёл в то время, когда Нягу ещё находился у неё.

Она слышала, как приехала Белла Кони, потому что держала окно, выходившее на двор, открытым. Она сделала это нарочно, чтобы знать, когда приедет госпожа и чтобы та не застала её с Нягу. Разумеется, свет был выключен.

Услышав шум машины, остановившейся перед домом, Ирина подошла к окошку и осторожно выглянула во двор. Она видела, как Белла Кони попрощалась с капитаном и вошла во двор. Когда она начала подниматься по ступенькам, что вели к главному входу, от стены отделилась тень и приблизилась к артистке. Ирина её узнала.

«Один её привёз, другой ждёт!» – тихо сказала она Нягу, который лежал, растянувшись, на её кровати.

Утром, найдя свою хозяйку мёртвой и позвонив сначала Орнару, затем врачу и в полицию, она вызвала по телефону Нягу, который снимал комнату в частном доме.

– Госпожа покончила самоубийством! – прошептала Ирина в трубку.

Нягу, ещё не опомнившийся ото сна, несколько секунд молчал.

– Ты ничего не знаешь, ничего не слышала! – заявил он ей. – Больше мне не звони. Встретимся вечером…

Но Ирине не удалось уйти в тот вечер: было много дел, много беготни. Друзья артистки, занимавшиеся её похоронами, посылали её с разными поручениями. Между тем, в вечерней газете кто-то высказал предположение, что здесь может быть и преступление. На следующий день, с самого утра, почти все газеты приводили данные и детали, доказывавшие существование «неизвестного», находившегося в тот час в доме. Газеты писали и о двух кофейных чашечках.

Лишь под вечер следующего дня Ирина встретилась с электриком.

– Что будем делать? – испуганно спросила она его.

– Ничего! – ответил Нягу. – Мы не должны быть замешаны в эту историю. Не стоит связываться с полицией, даже в качестве свидетелей…

– Но почему? Ведь мы… ведь нам нечего скрывать! То, что мы были вместе? Ну и что?

– Никогда нельзя предусмотреть всего. Узнают, что я был в доме, и всё запутается… Ещё, чего доброго, «он» ускользнёт, а я попаду в кутузку… Ведь бедняк всегда неправ…

Ирина не согласилась с ним. Она хотела во всём признаться и выдать «неизвестного», посетившего в ту ночь её хозяйку. Ведь она различила во дворе его силуэт.

– Во-первых, ты всё равно не сможешь ничего доказать… Во-вторых, может быть, тебе это показалось. Ведь было темно!

– Мне не могло показаться… я слишком хорошо его знаю!

– Это неизвестно… может быть, всё же ты ошиблась. А я, когда уходил, встретил у ворот этого забулдыгу, Орнару. Откуда ты знаешь, что это был не он?

– Я пойду в полицию и скажу, кто был в доме!

– Ты с ума сошла! Суёшься, куда не просят!

Ирина настаивала, и тогда, чтобы заставить её замолчать, Нягу признался, что «в минуту умопомрачения» он и в самом деле украл браслет. И если сейчас, когда начнётся следствие по поводу смерти артистки, узнают, что он был в её доме, станет ясно, что они знакомы уже давно и оба попадут в переделку. Ирина тогда много плакала, но наконец простила Нягу за «минуту умопомрачения», тем более что он признался, что, преследуемый страхом и мучимый угрызениями совести, выбросил браслет в канал.

Так всё произошло на самом деле. Но Ирина молчала. Не было никакого смысла поправлять Эмиля. Ведь, по сути, вина существовала. Её и её мужа.

Поэтому она и не пыталась оправдываться.

Нягу сидел, низко опустив голову, а бывшая костюмерша торжествующе оглядывалась.

В этот момент дверь открылась, и в кабинет, в сопровождении майора Николау, вошёл высокий мужчина средних лет. Оба были в штатском. Эмиль резко остановился, но мужчина сделал ему знак продолжать. Это был его начальник, полковник. Закрыв за собой дверь, вошедшие остановились возле неё, с любопытством глядя на странное сборище.

Эмиль продолжал:

– К тому же, в ночь преступления Нягу находился в доме Беллы Кони. Тот, кто вышел в ту ночь из дому, тот «неизвестный», который был опознан каким-то гулякой и о котором писали все газеты, был электрик Нягу.

Все головы повернулись к бывшему электрику театра «Альхамбра» – с упрёком, с ужасом. Люди обвиняли его в смерти актрисы.

– Нет, – поспешно продолжал Эмиль, заметив впечатление, которое его слова произвели на присутствующих. – Нет. Нягу и Ирина Добреску не виноваты в убийстве. Их вина заключается в том, что они видели второго «неизвестного». И промолчали.

Полковник и Николау внимательно слушали. Майор обменялся с Аной заговорщическим взглядом.

– Почему вы этого не сказали? – удивлённо воскликнул бывший депутат Джелу Ионеску.

– Теперь это не имеет никакого значения! – поспешил прервать его Эмиль, желая чтобы имя «неизвестного» осталось в тайне. Кстати, – продолжал он, – я вызвал вас сегодня, чтобы сообщить, что все пятеро, заподозренные в преступлении, в нём не виновны. Правда, побудительная причина была у всех, правда, никто из вас не смог представить удовлетворительного алиби, но правда и то, что ни один из вас не совершил этого преступления. В результате следствия, предпринятого в виду прекращения дела, вы объявляетесь вне всяких подозрений.

Ана знала, что за этим последует. Эмиль не позволит говорить никому, и прежде всего Нягу.

Впрочем, в этом не было никакой нужды. Никому больше не хотелось рыться в прошлом. Послышался лишь голос актёра:

– Слыхал, дорогой? А я-то двадцать лет был уверен, что убийца я!

Никто не засмеялся. Каждый знал, что мог быть убийцей Беллы Кони.

Однако Ана знала и то, что последует за этим. Сейчас все уйдут, и Эмиль задержит, для последнего разговора, одного Пауля Михэйляну.

Она услышала шёпот Орнару:

– Мы ждём вас в воскресенье. На сарамуру!

Все вышли. Кроме Михэйляну и «следователей» в комнате остались лишь полковник и майор, по-прежнему стоявшие на ногах. Только теперь они перешли в другой конец кабинета, к окну.

– Кофе? – предложил Эмиль, но Михэйляну отрицательно покачал головой.

Несколько мгновений все молчали, глядя на бывшего следователя. Он тоже смотрел на них. С грустной-грустной улыбкой.

Наконец Эмиль прервал молчание:

– Когда вы познакомились с Илие Аиоаней, мужем Флорики Аиоаней?

Ана знала; ведь она собирала материал!

Идея, возникшая у Эмиля в тот вечер, когда он услышал, что имя хозяина было Пауль, восходила к фразе, которую произнесла дочь Дины Коман:

– Я купила подарок дяде, ведь скоро день его ангела!

И старуха, поспешившая прервать её… А самым близким праздником был день святого Павла!

Может быть, дядя Дойны – Пауль Михэйляну?

Возможно…

– Проверим! – предложил Эмиль.

Ещё задолго до того, как они приступили к отысканию связи между Паулем Михэйляну и мужем женщины, удочеривший Дойну Коман, в своих спорах Ана и Эмиль пришли к следующему выводу:

Михэйляну сильно затягивал следствие по делу о краже браслета. Причина: он влюбился в Беллу Кони. Если бы не так, он наверняка уже давно уличил бы Нягу. Но следователь потерял голову. Влюбившись в танцовщицу, он затягивал следствие, устраивал бесконечные допросы, по сути, ничуть не интересуясь делом. Его единственным желанием было как можно дольше оставаться рядом с Беллой. О браслете и воре он уже и не думал! Дело о краже браслета кончилось связью между Беллой Кони и следователем Паулем Михэйляну.

То, что никто не убивал Беллу Кони, Эмилю стало ясно после «чая» у приятеля Аны.

Дойна Коман-Аиоаней купила подарок «для дяди». Этим дядей мог быть кто угодно. Но был ещё ряд неясных данных; связанные предположением Эмиля, они выстраивались наконец в стройном порядке:

– Фраза из показания Ирины Добреску относительно человека, находившегося в доме артистки: «Вам лучше знать!» – сказала она Михэйляну. Что это могло значить?

«Вам лучше знать, потому что там были вы!»

– Две чашечки кофе. Артистка Белла Кони никогда не заходила на кухню. Пауль Михэйляну, большой любитель кофе – в чём Эмиль имел возможность убедиться в Брази – сварил, в вечер смерти любимой женщины, две чашечки кофе – для неё и для себя.

Говоря о Пападате, Ирина отводила глаза. Её колебания свидетельствовали о том, что она «проговорилась», а потом решила исправить положение, сославшись на грека.

Её никак не устраивало, чтобы было произнесено имя Михэйляну: ведь в таком случае речь зашла бы о её возлюбленном.

– Впечатление Эмиля, что он видел где-то эти глаза, было связано с его посещением дома Флорики Аиоаней; и шло оно от фотографии, висевшей на стене: среди солдат, сфотографировавшихся на площади в Праге, были муж старухи и Пауль Михэйляну. Отсюда – впечатление Эмиля при первой встрече со следователем: «Я его где-то видел». Тогда он подумал, что это результат знакомства с фотографиями, напечатанными в газетах. Но была ещё и эта фотография. С тем же лицом, на котором почти не видно глаз.

Разыскания показали, что Пауль Михэйляну сражался плечом к плечу с Илие Аиоаней, который умер у него на руках, от ранения. Вернувшись домой, он узнал, что сын Илие Аиоаней тоже погиб на фронте и стал заботиться о жене своего бывшего сослуживца, и товарища по оружию. Он привёз Флорику Аиоаней к себе домой, и она стала чем-то вроде его сестры или матери. Ей же он поручил и дочь актрисы, в смерти которой он чувствовал себя в какой-то мере виноватым.

Он помогал им деньгами, посоветовал старухе удочерить девочку, чтобы она не носила имя Дины Коман, в своё время наделавшее столько шума. И наконец, через какое-то время, когда казалось, что больше нет никакой опасности, сблизился с обеими женщинами и назвался дядей Дойны. Он заботился о том, чтобы у этой девушки, которую любил, вероятно, как дочь, было всё необходимое.

– «Кольт 32».

Кольты были введены в стране в момент реорганизации полиции по английскому образцу, как показал Орнару. Следователью Паулю Михэйляну выдали это оружие.

– При встрече Эмиля с бывшим следователем Пауль Михэйляну, единственный, не употребил обычное выражение «дело Беллы Кони», хотя, быть может, был единственным, кто должен был употребить его, если учесть его роль в этом деле.

Пауль Михэйляну сказал: «Смерть Дины Коман».

Он назвал её по имени, не используя её сценического псевдонима.

Это, конечно, была второстепенная улика, а может быть даже и не улика, но, связанный со всеми остальными, этот факт показывал, что Пауль Михэйляну был не сторонним наблюдателем, а близким артистке человеком, который мог называть её лишь её настоящим именем.

Теперь Ана слушала, как Михэйляну ровным, тихим голосом излагал обстоятельства дела.

Уже с первого же заданного ему вопроса: «Когда вы познакомились с Илие Аиоаней?» – Михэйляну понял, что скрывать истину бесполезно, так как Эмиль Буня знает всё.

– Я любил Дину Коман. Но образ жизни артистки был мне чужд. Мне хотелось иметь семью… Я предложил Дине сохранить ребёнка и выйти за меня замуж. Она не хотела и слышать. Попросила меня помочь ей найти доктора…

– Она шантажировала вас? – спросил Эмиль.

Пауль Михэйляну молча взглянул на него. И после долгой паузы ответил:

– Нет!

Но было ясно, что Дина Коман его шантажировала. Не уверенный в искреннем расположении к себе окружающих, Пауль Михэйляну не хотел упоминать всуе имя усопшей.

Он продолжал:

– Под вечер того дня я позвонил Дине и сказал, что зайду к ней поговорить. Я решил не сдаваться и убедить её отказаться от жизни, которую она вела до тех пор. Незаметно для меня, она вынула из моего кармана револьвер и пригрозила, что, если я не помогу ей избавиться от «обузы», которая испортит ей карьеру, она застрелится…

Ана словно видела эту сцену: Дина с револьвером в руке, Михэйляну знает, что револьвер заряжен, он хочет помешать ей сделать глупость. Но он не знает этого мира! И, вероятно, не подозревает, что в этот момент Дина Коман – не Дина Коман, а Белла Кони, играющая сцену…

Он хочет отнять у неё револьвер. Следует небольшая схватка.

«Лёгкая царапина на правой руке» – отметит позднее судебно-медицинская экспертиза.

Револьвер разряжается.

Это «Кольт 32»…

Наступило молчание.

Эмиль Буня и забыл, что майор Николау и полковник всё ещё находятся в комнате. Теперь он увидел их и виновато улыбнулся. Почему виновато? Михэйляну посмотрел на Эмиля вопросительно. «Значит, теперь остаётся сказать всем, что Дина застрелилась сама… по слабости?»

Ана бросила взгляд на календарь. То же сделали:

И полковник…

И Николау…

И Михэйляну…

И Эмиль…

14 июня!

Единственным, кто ещё сидел в кресле, был Пауль Михэйляну. Его взгляд переходил от Аны к Эмилю, от Эмиля к тому высокому мужчине и потом к майору Николау…

– Я предлагаю идти! – сказал Эмиль, получив согласие выразившееся во взгляде начальника.

У Эмиля не было причин для «угрызений совести»: Михэйляну искупил свою вину, которая заключалась в том, что он не донёс на Дину Коман, которая покончила самоубийством, играя в жизни, как на сцене. Но как он может оправдаться перед всеми замешанными лицами, которых целые двадцать лет преследовал кошмар? «Убийца – один из нас. Кто же это?» На первый взгляд, все они спокойно занимались своим делом. Но Эмиль и Ана с первого же слова поняли, как мучился в глубине души каждый из них.

Михэйляну не женился и посвятил всю свою жизнь заботе о дочери любимой женщины. Кроме этого, он постарался так всё запутать чтобы никто и никогда не мог быть обвинён в этом «преступлении», потому что тогда ему пришлось бы сказать правду.

Они начали спускаться по ступенькам. Николау взял Эмиля под руку.

– А я-то думал, что ты гонишься за запоздалой славой! Вот ведь как… Он остановился на полуслове, явно смущённый.

«Ага! Снова единственное число, – подумал Эмиль. – Значит, вот в чём было дело»!

– Честно говоря, на Михэйляну я не подумал, – продолжал майор Николау другим тоном.

– Тогда зачем вы выписали имя Флорики Аиоаней… да ещё заглавными буквами?

– Хм… вначале я думал, что это не может быть простым совпадением… что, может быть, «кто-то» заставил эту женщину позаботиться о Дойне Коман и это мог быть только убийца или человек, хорошо знавший обо всём происшедшем.

– А зачем вы послали мне досье о краже браслета? – снова спросил Эмиль.

– Это – да! По двум причинам, и я вижу, что ты подхватил их на лету. Первое: чтобы ты заметил, что Михэйляну страшно затянул следствие. Второе: чтобы занялся электриком Нягу…

– Значит, если бы вы раньше сообщили мне свои подозрения, я мог бы скорее найти решение, – в голосе Эмиля прозвучал такой упрёк, что ему мог позавидовать сам Джордже Сырбу.

Ана и Михэйляну уже спустились и ждали Эмиля с Николау.

Ане хотелось заговорить с бывшим следователем, но она боялась начать. Тот помог девушке, во-время поддержав её.

– У меня такое впечатление, что Дойна знает…