Текст книги "Высоцкий. Спасибо, что живой."

Автор книги: Никита Высоцкий

Соавторы: Рашид Тугушев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

–    Помнишь, я рассказывал?

Он начал наносить удары воображаемому больному.

Паша перехватил его руку, шепнул на ухо:

–    За карманы держись. Это Восток.

Но Нефедова уже невозможно было остановить – при виде изобилия ножей у него разбежались глаза.

–    А есть еще, побольше? – не успокаивался он.

–    Есть! – хохотнул Паша. – Только это сабля называется.

На Высоцкого надели халат и тюбетейку. Рядом, как по команде, выросло еще несколько торговцев халатами, и каждый предлагал купить у него.

–    Этот бэри, в нем нэ жарко будэт.

–    Сколько?

–    Дэсять рублэй.

–    Десять—за два, – показал пальцами Володя.

Татьяна ехала на ослике, держа в руках купленный только что кумган.

–    Зачем ты это купила? Это же все новодел, – разглядывая кумган, авторитетно заявил подошедший Паша. – Они просто кидают все это в навоз недели на две, вот он и зеленеет. – Он потер стенку кумгана пальцами. – Вот—вся зелень на руках остается.

Высоцкий, в халате и тюбетейке, задержался около продавца музыкальных инструментов. Татьяна спешилась и вместе с ослом тоже отправилась разглядывать барабаны и струнные.

–    Один палка, два струна, – прокомментировал Паша.

Продавец играл на чем-то, похожем на скрипку, не национальную мелодию, а «Старинную французскую песенку» Чайковского. Его слушали и приценивались иностранцы, сгрудившиеся неподалеку.

Татьяна попробовала ударить в большой барабан. Звук получился неожиданно гулким. Ослик покосился на Таню, захрипел и, задрав морду, издал пронзительный крик, напоминающий хохот. От неожиданности Татьяна подпрыгнула, взвизгнула, обняла и чуть не расцеловала осла.

Подлетел возбужденный Кулагин:

–    Есть то, что надо, но я чего-то не пойму...

Володя, Татьяна и дедушка с осликом отправились вслед за Севой, вокруг которого уже кружил коршуном продавец ковров.

–    Вэревкой завязать?

–    А чего так дорого?

–    Ти хороший чэловэк – двэсти пятьдэсят отдам.

Володя раскатал ковер и внимательно осмотрел. Ковер был большой, три на четыре, малиновый. Неожиданно Володя взял Кулагина под руку и повел прочь.

–    Володь, я же этот хотел! – вырывался Кулагин.

Не обращая внимания, Володя остановился возле другого торговца и начал кричать, постепенно добавляя в речь узбекский акцент:

–    Вот, сматри! Ничего говорить не буду, сам видишь! Лючше нет, бери и уходи!

Продавец с веревкой в руках, уже нашедший как будто покупателя в лице Севы, расстроился:

–    Э-э! Ви кто такой? Ви откудэва?

–    Ми? А ми из колхоза «Зэлений луч»! – не унимался Володя. – Слихали? Э-э! Всэ иди сюда. Бэри мой ковра—всю жизнь мэнэ поминить будэшь...

Люди вокруг останавливались. Они смотрели на странного «торговца» в халате и тюбетейке, но совсем не похожего на местных.

–    А это сколько стоит? – решил подыграть ему Сева.

–    Сто рубелей, и часы свой давай снимай!

Продавец с веревкой, ничего не понимая, взмолился:

–    Э-э! Алла!

–    На нэго нэ смотри даже. – Володя поймал кураж. – Двэсти пьятьдэсят дашь мэнэ – три забирай!

Продавец оторопел.

–    Он обманивает тэбе, – он схватил Севу за рукав, – это нэ твоя ковра!

–    Это нэ мой ковра?! А чей?! ТЪой?!

–    Его.

Человек с веревкой указал на растерянного конкурента, чьими коврами теперь «торговал» Высоцкий.

–    Щаз куплю – мое будэт! Сколько, брат, за все?

Растерявшийся узбек поскреб голову – он не

ожидал такого предложения – и начал в уме прикидывать.

–    Бэри, пока я нэ пэрэдумал... – продолжил игру Володя.

Первый продавец, с веревкой, потянул Севу к своему товару.

–    Ето сумагцедщий какой-то! Идем, двэсти отдам!..

–    Сто восемьдесят! – начал торговаться Сева.

–    Э-э-э!

–    Давай?

–    Э-э-э! Шайтан!

–    Давай? – Сева решил закончить торговлю. – А то у него возьму!

–Хай, ладнэ! – сдался продавец и покосился на улыбающегося Володю, стоящего в окружении толпы зевак. – Эх! Шайтан!

Все наблюдавшие за этой сценой продавцы и зеваки дружно захохотали и захлопали.

* * *

По пешеходному мосту от рынка шествовал ослик, на котором лежал свернутый в трубочку ковер и связанные за углы подушки. За ослом двигалась вся уставшая от жары компания: Нефедов с огромным ножом, Леонидов с кумганом и арбузом, Татьяна в платке-юбке, Кулагин с большим керамическим блюдом и еще какой-то мелочью.

–    Что мрачный такой? Не понравилось? – обняв Пашу, спросил Володя.

–    Да у меня касса вся с собой! Чего я с вами поперся?

Володя пощупал сверток, закрепленный на поясе Леонидова:

–    Эх, знать бы! Мы бы развернулись!..

–    Володь, у тебя номер большой, давай тебе все свалим?..

К полудню жара раскалила асфальт, в котором вязли каблуки Татьяны. Процессия остановилась около фонтана. Там резвились детишки, брызгали друг на друга водой. Татьяна опустила руки в струю и, перекрыв ее случайно, облила детвору. Дети заверещали и в ответ направили струю на Таню. Тут уж все принялись поливать друг друга без разбора.

Досталось всем, и только Паша успел отскочить, отряхивая джинсовую французскую рубаху. Радостно смеясь, Таня залезла по колено в фонтан. Она размахивала руками, отгоняя детей, бросившихся за ней в воду. Поднялся дикий шум и крик. Улыбаясь, смотрел Володя на эту картину. По его лицу стекали капли воды, словно слезы.

* * *

На окраине Бухары у обочины трассы, ведущей в аэропорт, стояли две служебные «Волги». Изредка мимо в обе стороны проносились автобусы и грузовики. Михалыч и Серый пиджак, отойдя от машины метров на тридцать, негромко беседовали. Изнывающие от жары оперативники наблюдали за ними из машины.

–...Я тебе не помощник, – продолжал разговор Михалыч. – Свою работу я сделал. Исраилов – сдрейфил. Шум в республике, бабаи все вдруг на концерты потянулись, фамот наготовили, подарков... В общем, мне сказано – никаких действий. Я человек подневольный, разбирайся с Исраиловым.

–    Витя, говорю тебе то, чего говорить нельзя. На Политбюро утвердили предолимпийскую программу. Ты понимаешь уровень?

–    Так и хорошо. Я-то тут при чем?

–    Ты – ни при чем! Я – при чем! Я ответственный, чтобы Высоцкий не просто участвовал, а так, как нужно, участвовал! Вот скажи, ты, когда с Ивлевой работал, не думал, что через нее можно на него давить?

–    Думал.

–    Ну так я только предлагаю довести до ума то, что ты начал. В долгу не останусь. Под тобой качается серьезно. Обещаю—помогу. На узбека твоего найдем как воздействовать.

–    Что ты хочешь, чтоб я сделал?

–    Задержи Ивлеву в рамках дела, которое ведешь.

–    Нет. Давай-ка пиши запрос. Мы документы передадим – и разбирайся в Москве.

–    Москва—гнилое место. У него куча знакомых, звонки, шум... Да и ее действия—на твоей территории. Пусть Владимир Семенович дорабатывает концерты. Бабаи пусть хоть на руках его носят, а перед отъездом – снимешь ее с самолета. И всё.

Главадевятнадцатая
«ДОИГРАЛИСЬ»

В номере Володя сорвал с себя потную рубашку и упал на диван.

–    Ой, жара невыносимая. Давай поспим пару часов, я поставлю будильник, – устало обронила Татьяна, раздеваясь на ходу.

Она поставила будильник на три часа и, перешагнув через свернутый ковер, едва не споткнулась о медный кувшин – все покупки лежали на полу в большой комнате.

–    Я в душ.

Володя включил телевизор. Сел в кресло, взял гитару и начал тихо перебирать струны. Монотонная узбекская речь из телевизора сливалась с шумом воды из ванной. Где-то в соседнем дворе скрипели детские качели, и детский высокий голос заунывно, как плач муэдзина, что-то напевал.

Лай собаки растворился в скрипе качелей. В ванной что-то напевала Татьяна... Дверь ванной, рассохшаяся от жары, вдруг напомнила древнюю фреску.

* * *

Резко зазвонил телефон. Дремавший Кулагин вскочил с кровати и поднял трубку.

–    Париж? Да, конечно, соединяйте. – Держа трубку возле уха, он недоуменно посмотрел на Нефедова. – Откуда она знает телефон?

–    Твои дали. Откуда еще? – зевнул Толик.

–    Да, здравствуй... – заговорил Кулагин в трубку. —.. .А как ты?.. Володя? Да все в порядке! Мы на рынок ходили... Да что ты... все хорошо! Я его только что... Да почему?.. Ну хочешь, я схожу к ним... То есть... ну... у него... номер на другом этаже. Подожди. Да я клянусь тебе, у него все... Ладно! Я бегу! Он тебе перезвонит, успокойся, прошу тебя! Бегу!

Он натянул джинсы и, застегиваясь на ходу, выбежал в коридор.

Нефедов неодобрительно глянул в сторону не закрытой Севой двери.

–    Ну люди... Зачем бегать-то? Телефон же есть! – Он тяжело приподнялся и дотянулся до аппарата. Набрал местный номер, послушал гудки.

* * *

В номере люкс надрывался телефон.

–    Володя, возьми! – крикнула Татьяна из ванной.

Телефон продолжал трезвонить, когда Татьяна вышла из ванной с обмотанной полотенцем головой и подняла трубку.

–    Алле.

В этот момент входная дверь с треском распахнулась и влетел испуганный Кулагин. Они с Татьяной одновременно заметили Володю, лежащего на полу в беспомощной позе. Татьяна завизжала, прижав к груди телефонную трубку.

–    Что там? Говори! Алле! Дебилы! – слышался из трубки голос Нефедова.

Спотыкаясь о брошенные на полу кувшины, заметался по номеру Кулагин. Татьяна кричала, приподняв голову Высоцкого...

Кулагин побежал в ванную и тотчас появился опять, неся в дрожащих горстях воду. Налетел на свернутый в трубку ковер, разлил воду и опять побежал в ванную...

Заскочил полуголый Нефедов с чемоданчиком в руке. Высыпал все содержимое на ковер, нашел пузырек с нашатырем, сунул Высоцкому под нос, стал бить его по щекам...

Кулагин брызнул воды Володе на лицо, принялся растирать ему уши и щеки...

Татьяна поднимала и опускала Володе руки, хлопала по щекам в надежде привести его в чувство.

–    Ты меня слышишь? Володя? Не пугай меня...

–    Давай положим его вот так.

Кулагин и Нефедов развернули тело Высоцкого, немного раскатали новый ковер и уложили на него Володю, головой на валик. Кулагин закрыл пальцами глаза.

–    Чем тут пахнет?

–   Нашатырь. – Нефедов тоже зажмурил глаза. —Танюха, вытирай, разлился – дышать невозможно.

Татьяна сорвала с головы полотенце и протерла пол.

–    Замой водой... – еле слышно пискнул Сева.

Татьяна побежала в ванную, а Нефедов отстранил

Кулагина, пытающегося делать искусственное дыхание Высоцкому.

–    Дай я ему челюсти разожму.

Он нажал где-то под горлом, и рот у Высоцкого раскрылся.

–    Может, он язык проглотил?

Нефедов залез пальцами в рот.

–    Теперь давай!

Кулагин снова попробовал вдохнуть в Высоцкого воздух. Сам Нефедов двумя руками надавил на грудную клетку.

В номер без стука зашел Леонидов.

–    Чего у вас тут за бардак? Где Володя? Почему дверь нараспашку?

Заметив лежащее тело, еще раз оглядел всех:

–    Вы чего наделали?

–   Ты мне мешаешь!—прошипел Нефедов. Теперь он искал нужный препарат, роняя ампулы и разбрасывая упаковки таблеток.

Вымывая нашатырный спирт и задыхаясь от слез, Татьяна причитала:

–    Все же было хорошо... Хорошо...

–    И что мне прикажете делать? Отменять концерты? – повысил тон Паша.

–    Ты не понял... Он... Он... – Сева задохнулся.

–    Если он мне завтра на концерт не выйдет, я деньги заберу – ив Москву. Сами разбирайтесь! Я свою работу выполнил.—Паша с недоумением посмотрел, как Нефедов бьет в грудь Володю, пытаясь вернуть его к жизни. – Он... чего? Того, что ли?.. Он живой? Вова!

Леонидов бросился к Высоцкому и столкнулся с Нефедовым лбами. Тот отшвырнул его:

–    Пульса нет.

Паша застыл, сидя на полу.

* * *

На коммутаторе гостиницы переглянулись двое растерянных оперативников, оба в наушниках.

–    Звони Михалычу.

–    Лучше скорую вызовем.

–    Сначала Михалычу!

Второй спешно принялся накручивать номер.

* * *

Облокотившись о капот «Волги», Михалыч и Серый пиджак дружески прощались. Машины стояли на стоянке недалеко от рынка. Подчиненные Михалыча загружали в багажник ящики с фруктами, провожая в дорогу дорогого гостя.

–    Буду держать тебя в курсе. А вот провожать не поеду.

–    И не надо.

Серый протянул Михалычу руку.

Из кабины «Волги» послышался зуммер телефона.

–    Ответь, я подожду, – кивнул Серый.

Через открытое окно Михалыч просунулся в салон и поднял трубку:

–    Слушаю. Что?! А вы где были? Еду!

Михалыч распрямился, несколько секунд молча смотрел в глаза Серому пиджаку, а потом как-то буднично сказал:

–    Он умер.

–    Поехали.

Они моментально забрались в машину.

–    Так ты же...

–    Ты же... мы же... что же... где же... Поехали!

Машина сорвалась с места.

Сотрудники Михалыча в растерянности проводили ее взглядом, но, спохватившись, тут же пустились следом.

Две «Волги» неслись по улицам тихого городка, разрезая поток машин и пугая прохожих воющей сиреной.

–    Хочешь совет? Сбавь скорость и сирену выключи. Давай-ка прикинем, что делать, – заговорил Серый. Он опомнился первым.

–    Доедем – прикинем.

–    Плохо, что ты знал про его состояние, а мер не принял. Сейчас чего гнать-то? Езжай спокойно.

–    Я – спокоен! – Михалыч не сбавил скорость и не выключил сирену. Снял трубку. – Исраилова! Срочно! Бехтеев. Товарищ генерал, у нас проблемы. Я не тяну. Он умер. Я еду... – Трубка ответила короткими гудками. —Ах, сука! – отнесся к отсутствующему Исраилову Михалыч.

–    Давай-ка я во вторую машину пересяду, – предложил Серый.

–    Давай.

Михалыч резко тормознул, остановилась и задняя машина.

–    Ну, чего ты, иди.

–    Не психуй, все уже случилось, – нарочито медленно говорил Серый. – Кстати, для тебя – не худший вариант. Да и для меня. Я свяжусь с Москвой, посоветуюсь. А ты сделай так, чтоб поменьше людей знало. Москвичей изолируй, тело тихонечко вывези из гостиницы.

–    Вылезай.

–    Вылезу, не спеши.

Серый открыл дверцу, но выходить не спешил.

–    Вскрытия не допусти ни в коем случае.

–    Почему?

–    Если выяснится, что он помер от «лекарств», которые Ивлева привезла, тебе кранты.

–    Почему? Я, что ли, их привез?

–    Ты все знал и не изъял. Значит, взял ответственность на себя. Приедешь в гостиницу – первым делом найди «лекарства» и забери. Бумаги потом подчистишь. Но главное – чтобы никто пока ничего не знал.

Пиджак вышел и пересел в заднюю машину. Михалыч секунду тупо смотрел перед собой, затем снял телефонную трубку.

–    Второй, слушай внимательно: заблокировать гостиницу, отключить телефоны. Я буду через пятнадцать минут. Найди какую-нибудь машину... тело вывезти.

Второй взял рацию и распорядился:

–    Бархин! Перекрыть вход-выход из гостиницы. Служебный тоже. Никого – ни туда, ни сюда! Всё! Быстро.

* * *

Из рафика выскочили несколько человек и бросились к гостинице. Остановили и насильно затолкали внутрь выходившую из гостиницы парочку. Один из подбежавших остался дежурить у двери.

Несколько секунд – и приказ Михалыча был выполнен. Оставался транспорт для тела. Бархин побежал на дорогу «голосовать».

*    * *

Промокнув ваткой место, куда только что сделал укол, Нефедов откинул в сторону шприц.

–    Это все – мертвому припарка. Не поможет... Нет пульса... Пульса нет...

–    Делай что-нибудь! – взмолился Леонидов.

–    «Что-нибудь, что-нибудь»... Надо запустить сердце. Как? Ничего нет... Иногда помогают пощечины, иногда реаниматоры кричат, трясут больного. – Вдруг Нефедов завопил на ухо Высоцкому: – А-а-а! Володя!

Леонидов с перепугу тоже завопил:

–    А-а-а!

–    Севка, давай воду, побольше. Вот сюда. – Нефедов указал на валяющийся на полу кумган. – Окатить его надо! – Взгляд Нефедова, мечущийся по комнате, упал на настольную лампу. Секунду подумав, он схватил ее и выдернул из нее электрошнур. Зубами стал зачищать провода. Поняв, что он хочет сделать, Татьяна бросилась к нему.

–    Ты убьешь его! – Она пыталась вырвать провод у Нефедова.

–    Заткнись!.. Убери ее, Павел!

Леонидов оттащил бьющуюся в истерике Татьяну в сторону и уставился на Нефедова. Тот пластырем приклеил один оголенный провод к груди Высоцкого. Держась за другой, попытался включить провод в розетку, но не достал. Тогда он вцепился в ковер с лежащим на нем Высоцким и подтянул его ближе к розетке.

–    А ну-ка отошли все!

Вставив штепсель, прикоснулся оголенным концом к груди Высоцкого и сразу же отдернул руку. Эффекта не последовало. Он решил повторить. Вдруг из-за спины Нефедова Кулагин окатил тело водой. Послышался резкий треск разряда, экран телевизора погас, Нефедов отлетел метра на два и упал.

–    Ты чуть не убил меня, скотина! – заорал он.

–    Ты сам сказал – «окати»!

–    Это же электричество, баран!

Нефедов на всякий случай выдернул уже безопасный провод из розетки. Затем трясущимися руками нащупал у Высоцкого пульс. Поискал на другой руке, на шее. Выдохнул и обмяк.

–    Нет... Все. Володя умер. Доигрались.

Нефедов приоткрыл Володины веки, чтобы рассмотреть зрачки.

–    Володя! Володечка!.. Нет, он не умер... – Татьяна вглядывалась в лицо Володи, пытаясь отыскать хоть какие-то признаки жизни.

–    У него нет пульса, – устало повторил Нефедов.

–    Нет. Не умер, – твердила Таня. – Нет.

–    Ничего нельзя сделать.

–    Сделай ему укол.

–    Не поможет... Я уже делал. Никакой реакции...

–    Сделай ему укол. Сделай... – монотонно повторяла она.

Нефедов отошел в сторону, взъерошил волосы и забормотал, обращаясь в никуда:

–    Все... Конец. Смерть наступила в четырнадцать сорок три. Присутствуют: я – Нефедов Анатолий Иванович, Кулагин Всеволод Иосифович, Татьяна Ивлева... А где Фридман? Ладно, достаточно и нас. Вскрытие можно не производить. Сердечная недостаточность. Запустить сердце не удалось. Скорая ехала слишком долго... А, да, мы же не вызывали. Все... Все.

Нефедов замолчал.

Повисла гнетущая тишина. Был слышен лишь скрип качелей где-то на улице да гул сверлящего небо самолета.

Татьяна целовала Володино лицо, прижимала к себе.

Нефедов заорал, срывая голос:

–    Оставь его! Что ты его тискаешь?! Он давно умер! Умер! Кого вы обманываете?! Всё! Отмучился! Всё! Конец!

Он затих, продолжая потирать виски и раскачиваться, словно хасид на молитве.

–    Сделай же хоть что-нибудь! – сквозь слезы выдавил Сева.

–    Что-нибудь? Клизму могу поставить. Тебе, дубина, неуч!

И вдруг Татьяна спокойно, как ни в чем не бывало, игриво и уверенно заговорила с Володей.

–    Володя! Не пугай, хватит! – Она даже улыбнулась. – Володя, я сейчас буду тебя щекотать, а ну вставай!

У нее началась истерика. Слезы душили ее, но она пыталась смеяться. Сева зажал ей рот ладонью.

–    Толя, ты же врач! – взорвался Всеволод, но Нефедов горько покачал головой:

–    Какой я врач. Я – фельдшер, Сева!..

* * *

В гостиницу попытался зайти Фридман – с арбузом, но его грубо оттолкнули оперативники.

–    Нельзя! Через час войдете. Спецмероприятие.

Фридман чуть было не попал под колеса подъезжающего грузовика «Продукты». Арбуз упал и с треском разлетелся на кусочки...

Глава двадцатая
ЖАЛОСТЬ

–    Чудес не бывает... Медицина – это не волшебство! – бормотал, раскачиваясь, Нефедов.

Татьяна повернулась и залепила ему пощечину.

–    Возьми себя в руки! Прекрати качаться! – Она ударила его еще раз, потом еще и еще. – Тряпка! Бери шприц!

Нефедов растерянно посмотрел на Татьяну, потом еле слышно прошептал:

–    У меня есть адреналин...

Его движения вдруг стали экономными, быстрыми – профессиональными. Он метнулся к саквояжу, вынул нужную упаковку ампул. Втянул раствор в шприц и наклонился к простертому на ковре Володе.

* * *

Солнце! Какое яркое солнце! Это потому что весна... и снег сияет, и вода талая... а рядом Люся, какая она молодая! Почему я ее вижу? Ее здесь не должно быть. Почему снег? А Люся смотрит куда-то вперед и говорит, говорит, говорит...

–    Я не могу смотреть на счетчик. Лучше б я на электричке за ними слетала. Да они любят поезд. Я им эклеры на Казанском покупаю всегда. Ой! Я на счетчик смотреть не могу. А еще же обратно...

Володя увидел, как перескочили цифры—восемь рублей шестьдесят две копейки. Он едет на такси с Люсей за детьми в сад. Это станция Отдых в Подмосковье, здесь вэтэошный детский сад—пятидневка. Значит, пятница. А год? Какой год? Шестьдесят седьмой? Или позже? Нет. Позже не может быть. Старая «Волга»—такая же, как в Бухаре, едет по раскисшей весенней колее. Вдруг заговорил водитель:

–    А вас никто и не заставлял.

Зачем он оглянулся?

Водитель оглянулся, на миг потеряв бдительность, и машина попала в огромную лужу. Они увязли рядом с вышкой ЛЭП. До поселка оставалось метров пятьсот.

–    Приехали, блин! На дорогу смотреть надо.

–    Где вы здесь дорогу видели?

Водитель сделал попытку выбраться задним ходом, но машина засела намертво.

Володя посмотрел на свои руки, подвигал пальцами, натянул вязаные рукава серого свитера на белые манжеты сорочки. «Как давно я так не одевался. А что за пальто? Ну да... Я же его свистнул в костюмерной на „ Ленфильме“...»

Люся заплакала. Шофер стал материться.

–    Еще раз... При моей жене... В ухо дам! – Язык онемел и не шевелился во рту. Губы не размыкались, но Володя ясно слышал свой голос. Услышал его и водитель, он обернулся, хотел было ответить, но осекся.

–    Люсь! Сколько отсюда до садика?

–    Пешком – минут пять.

–    Марш за детьми. А мы пока здесь...

«Надо что-то сделать... любое движение, первый шаг...

В детстве у меня был трюк, который никто не мог повторить. Я завязывал глаза и шел через широкую улицу с машинами и автобусами. Расчет простой – увидев на дороге мальчишку, идущего с завязанными глазами, водители обязательно остановятся. Я шел и слушал, а потом срывал повязку с глаз и бежал от шоферов и прохожих. Это тоже могло кончиться плохо – милицией или затрещинами, и мне было жутко и весело, но главным было ощущение немыслимой скорости и собственной силы. В этом трюке только один секрет: надо сделать первый шаг на проезжую часть, и страх исчезнет. И сейчас нужно начать. Сделать первый шаг!»

Володя шагнул и сразу оказался по щиколотку в холодной воде. Руки перестали быть ватными.

Вытащил Люсю на руках из машины и поставил на сухое место.

–    Беги, а то они волнуются, наверное. Плачут.

Люся припустила к поселку, а Володя начал собирать сучья, ломать кусты. Водитель заглушил двигатель, но помогать не торопился, только, приоткрыв окно, посоветовал:

–    Вон заборы, видишь? Может, оторвешь пару досок?

Володя сунул все, что удалось собрать, под колеса, уперся в задний бампер машины и крикнул водителю:

–    Заводи! Давай!

Вместе с фонтанами воды из-под колес вылетели деревяшки. Машина чуть сдвинулась, но не вперед, а вбок.

–    А ну, давай враскачку! Вперед-назад, вперед-назад.

–    Я так сцепление сожгу. Иди поищи кого-нибудь.

–    Враскачку давай, я сказал. А то оставлю тебя здесь одного куковать.

Водитель повиновался. Некоторое время они буксовали. Володя вымок до костей, но не сдавался. Он что-то совал под колеса, снова упирался, пару раз даже упал в лужу Его усилиями машина подплыла к краю лужи, но здесь было еще глубже. Володя уже выбился из сил. Тяжело дыша, он обтер лицо рукой и поднял глаза.

Метрах в десяти от него стояла Люся с двумя детьми. Младшего она держала на руках, старшего за руку. Она плакала. Володя вышел из лужи и аккуратно, чтобы не испачкать, поцеловал детей.

–    Лапик! Что за слезы? Ты не веришь, что я ее вытащу?

–    Папа! Ты испачкался... – Аркаша ткнул пальцем в прилипший к плечу Володи кусок грязи.

–    Это ерунда. Высохнет, и грязь сама отвалится.

–    Папа! Мы успеем в цирк?

–    Володечка, поехали на электричке. Отдадим, сколько начинало, если он жлоб такой. —Люся обратилась к таксисту: – Вы можете выйти помочь?..

–    Да ни за какие деньги!

–    Папа! Давай дадим ему в морду! – предложил младший, Никита.

–    Молчи уж! – невольно улыбнулась Люся.

Вдруг Володю осенило. Он даже хлопнул себя по лбу ладонью.

–    Слушать меня! Все в машину!

Он схватил в охапку детей и усадил их на заднее сиденье. Потом вернулся, поднял Люсю на руки.

–    Ты же пустую ее сдвинуть не можешь...

–    Люсик! У тебя родители—ученые, – справляясь с дыханием, ответил Володя. —Ты со Стругацкими дружишь. Чем больше масса, тем больше трение. Берись за шею. Ты, да два кабанчика наших, да этот друг... – кивнул он на водителя. – Сейчас все будет.

Он усадил ее рядом с детьми.

–    Давай!

Машина, словно воющая баба, надрывалась, визжала, проглатывая комья грязи и обдавая Володю с ног до головы ржавой жижей.

На заднем стекле, словно на старой фотографии, красовались два детских испуганных лица Аркадия и Никиты.

Увидев, что колесо вот-вот зацепится за замерзшую кочку, Володя быстро скинул с себя ленфильмовское пальтишко и сунул его под колесо. Оставшись в протертом свитере, он еще раз подлез под кузов. Для большего упора встал на колени, оказавшись по пояс в грязи.

–    Ну! Давай! Еще! Дава-а-ай!!!

...И, словно делая толчок штанги, буквально приподнял машину. Двигатель издал пронзительный визг, из-под колеса полетело пережеванное пальтишко... «Волга», как обезумевшая лошадь, вырвалась из ямы и резко затормозила на островке сухой земли.

Дети скакали на заднем сиденье, размахивая руками. По губам можно угадать отдельные фразы:

–    Папа сильный!

–    Папа молодец! Ура!

Люся радостно кричала:

–    Володя! Иди к нам! Возвращайся!

Володя стоял по колено в луже, радостно глядя на «Волгу», от которой шел пар, как от загнанной лошади.

«Ну вот и все!»

Машина долго и протяжно засигналила.

«Какой длинный сигнал! Это звонит будильник – его Таня поставила перед тем, как идти в душ».

Володя увидел здесь же, на пустыре возле станции Отдых, Таню, Пашу, склонившегося над ним Толика и Севу. Таня плакала. Ему стало безумно их жаль.

«Это было! Я просто вспомнил. Жалость. Мы говорили потом о жалости. Я сказал Люсе, что сдвинул машину потому, что стало жалко ее и детей. И Люся тоже заплакала—как сейчас Таня».

Жалость стала невыносимой, до боли в груди и шее. Страшно светило солнце, и гремел в ушах будильник. Володя невероятным усилием поднял веки. Он сидел на полу весь мокрый, в разорванной рубашке.

Он улыбнулся Тане и спросил:

–    Я что, плохо себя вел?

Нефедов, сидевший спиной к Володе, повернулся и отсутствующим взглядом посмотрел на него. Затем разочарованно отвернулся и повернулся вновь. Он едва коснулся Володиного плеча и прошептал:

–    Володя, лежи, не разговаривай, тебе надо полежать спокойно.

Татьяна сквозь слезы улыбнулась:

–    Как ты себя чувствуешь?

–    Нормально...

* * *

Не выключая двигатель, Михалыч выскочил из машины, вбежал в холл гостиницы. Навстречу ему уже спешил Кибиров.

–    Ты и вы все – за мной! – Михалыч влетел на второй этаж. За спиной дежурной по этажу он сорвал шторы с окна, скомкал их и сунул Кибирову: – Завернем тело.

Сотрудники едва поспевали за Михалычем. 207, 209, 211 – мелькали номера на дверях. Здесь. Михалыч остановился, выдохнул и резко открыл дверь. Посредине комнаты на малиновом ковре сидел Высоцкий. Вокруг него стояли Леонидов, Нефедов, Кулагин и Ивлева. Почувствовав на себе взгляд, Высоцкий поднял глаза на Михалыча. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

–    У вас дверь открыта, – то ли сказал, то ли подумал Михалыч. Он вышел и сам закрыл дверь.

Семь человек, каждый на голову выше Михалыча, выжидательно смотрели на него. Михалыч через силу улыбнулся:

–    Ну что... похоронная команда, отбой!

Ребята растерялись. Они ждали чего-то другого.

–    Он живой! Разблокировать гостиницу! Телефоны включить! Бегом отсюда!

Оперативники затопали по коридору к лифту. Михалыч закурил и направился вслед за ними. Ему хотелось вернуться в люкс к Высоцкому он даже остановился, но передумал. И так достаточно глупостей успел сегодня сделать.

* * *

–    Ну и напугал ты нас! – нарушил молчание Сева.

–    Простите, ребята... жара...

Володя попытался встать.

–    Нет, сиди, тебе нельзя сейчас...

–    Да все нормально! Толя. Я... я в порядке.

Отстранив обескураженных друзей, Володя спокойно поднялся и отправился в ванную.

–    Что со светом? – донеслось из ванной.

Леонидов угрюмо пробурчал:

–    Ладно. Пойду тоже обольюсь... Вы тут присмотрите за ним...

* * *

В полной темноте Володя достал сигарету, щелкнул зажигалкой. Закурил. Посмотрел на себя в зеркало.

Живой.

* * *

Павел вошел в свой номер. Открыл дверь в ванную, включил свет, опустил голову в раковину и запустил холодную воду. Вдруг очень громко заработал телевизор. Паша вздрогнул, ударился о кран и с мокрой головой выскочил в комнату. В кресле, спиной к окну, сидел крепкий лысоватый мужчина в старомодном костюме и галстуке. По телевизору показывали концерт узбекского фольклорного коллектива. На столе лежала коробка «ZЕВО-ZEВО» с Володиным «лекарством».

–    Вытирайтесь. Я подожду, – не отрываясь от телевизора, спокойно распорядился незнакомец.

–    А вы, простите, кто? Н-ну хорошо...

Паша вернулся в ванную, нервно вытер голову полотенцем, посмотрел на себя в зеркало, слегка пригладил взъерошенные волосы и вернулся в комнату...

–    Я что-то не пойму... Вы как сюда?.. То есть вам чего?.. – забормотал он.

Михалыч пропустил вопросы мимо ушей. Не спеша заговорил:

–    Думаю, ваш товарищ работать сейчас не может, а без него и вы все здесь не нужны. Поэтому собирайтесь. Через час поезжайте на Карла Маркса, четырнадцать. Это кассы. Там будет бронь на фамилию Леонидов. Завтра есть рейс Бухара-Москва в девять утра. За билетами съездите сейчас. Ну вот... А коробочку я, с вашего позволения... В самолет с ней никак.

И Михалыч направился в коридор, прихватив коробку.

–    Что делать? Надо же что-то делать... – нерешительно заговорил Кулагин. Он осторожно подошел к двери в ванную и постучал.

–    Володя, ты как там?

Дверь открылась. Вышел Володя – мокрый, в полотенце.

–    Я здесь, Сева. Ну и бардак у нас! Чего сидим, надо собираться. О, ковер-то пригодился! Давай мы его скатаем. А это все в узел попробуем. Влезет в машину?

–    Смотря в какую, – озадаченно произнес Нефедов, оглядывая разбросанные на полу вещи.

–    Можно все, кроме Леньки и Толика, в одну. А во вторую – их и вещи. Хорошо поместимся.

Володе никто не помогал. Все просто смотрели, как он ворочает ковер.

–    А куда поедем? – спросил Сева.

–    В Фергану, по-моему.

–    Ты сможешь работать?

–    А почему нет?

Побагровев, Сева неожиданно заорал:

–Да потому, что ты сейчас лежал мертвый! У тебя сердце остановилось! Так не бывает! Ты был мертвый! Слышишь меня?! Не смей курить! Ляг, поспи, мы хоть в себя придем.

Он обхватил Володю сзади и потащил его к кровати.

–    Да не кричи, я лягу, – отозвался Высоцкий. – Ты бы тоже успокоился. Умылся, что ли.

В номер без стука вошел Леонидов. Стараясь ни на кого не смотреть, пробубнил:

–    Давайте паспорта, я за билетами. Завтра утром рейс.

–    Куда? – не понял Володя.

–    В Москву, вот куда. Отмена – и Фергана, и Ташкент, и Навои. Давайте паспорта, еще гостиницу придется продлевать.