Текст книги "Ковыль-трава на Куликовом поле"

Автор книги: Никита Хотинский

И все же русское войско сдержало первый страшный натиск ордынцев.

Первый удар был смягчен стойкостью сторожевого и передового полков, которые были смяты, но все же оградили главный фронт. Под Великим князем убили одного коня, затем другого. Изнемогая под ударами, он отступил к Большому полку. Напряжение битвы нарастало. Мамай пытался прорвать центр русского войска. «И был шум и гром великий от треска копий и ударов мечей, так что нельзя было в этот горестный час оглядеть никак это свирепое побоище. Ибо в один только час, в мгновение ока, сколько тысяч погибло душ человеческих, созданий божьих!»[157]157
  Сказания и повести… С. 190.


[Закрыть]

Открытое пространство Поля не могло вместить всех сошедшихся сюда воинов. Задние ряды напирали на передние. «И погибали не только от оружия, но и многие сами себя убивали, и под копытами конскими умирали, и задыхались от великой тесноты…»[158]158
  Там же. С. 168.


[Закрыть]

Нет ли противоречия в письменных источниках, где, с одной стороны, говорится, что поле битвы было «чистое и велико очень», а с другой – о великой тесноте во время сражения? Думается, что никакой ошибки здесь нет. Открытые участки Поля шириной в несколько километров, безусловно, можно оценить как «великие». Вместе с тем на отдельных участках Поля, в местах главных ударов, были сосредоточены огромные массы людей, что вызывало тесноту и давку.

В седьмом часу (около 12 часов 30 минут) еще твердо стоят русские полки, но уже «от сановитых мужей мнози побиени суть, богатыри же русскыа и воеводы, и удалые люди, аки древа дубравнаа, клонятся к земле под коньские копыта»[159]159
  Там же. С. 44.


[Закрыть]. Ударные группы ордынцев прорвались сквозь Большой полк. Они дважды подсекали черный великокняжеский стяг и убили стоявшего под ним Михаила Бренка. Сам Дмитрий Иванович, получив многочисленные удары, не в силах был больше биться. Он «склонился с побоища» и с трудом дошел до ближайшей дубравы.

К восьмому часу (около 13 часов 30 минут), изнемогая под натиском ордынцев, все еще удерживает позиции Большой полк. Князь Глеб Брянский и воевода Тимофей Васильевич здесь «храбрии и сильнии зело крепце бишеся и не даюсче татаром одолевати». На правом крыле князь Андрей Ольгердович не раз бросал свой полк в контратаку и ордынцев «многих избил, но не смеяше вдаль гнатися, видя большой полк недвижусчийся и яко вся сила татарская паде на средину и лежи, хотяху разорвати»[160]160
  Татищев В. Н. Указ. соч. С. 146.


[Закрыть].

Попытка прорвать центр русского войска на широком участке не удалась. Завязнув в глубоко эшелонированных построениях Большого полка, Мамай переносит главный удар на левое крыло русского войска. Здесь стояли храбрые белозерские дружины. С самого севера земли Русской пришли они на Куликово поле и все полегли в этот час, но отступив ни шагу.

Ордынцам все же удалось прорвать левый фланг русского войска. Дрогнули молодые новобранцы московского ополчения, которые, вероятно, стояли на стыке Большого полка и полка Левой руки. Некоторые из них не выдержали страшного напряжения битвы и начали отступать. В образовавшуюся брешь Мамай сразу бросил свои последние конные резервы.

Тогда Дмитрий Ольгердович с резервом «вступи на то место, где оторвался левый полк, и нападе с северяны и псковичи па большой полк татарский»[161]161
  Там же.


[Закрыть]. Этот маневр на время укрепил левый фланг русского войска. Но он продолжал прогибаться и местами разрываться под ударами все новых волн ордынской конницы. В этот момент русские были прижаты к крутому откосу Непрядвы.

Кое-где ордынцам удалось, видимо, сбросить их в реку и, преследуя, перейти на ее левый берег. Найденные здесь стрелы-срезни подтверждают такое предположение. В этом случае становится ясным свидетельство «Сказания» о том, что после битвы трупы татар были найдены по обеим сторонам Непрядвы.

К девятому часу (около 14 часов 30 минут) единого фронта на левом фланге русских уже не существовало. «И было видно, как в одном месте русский за татарином гонится, а в другом – татарин русского настигает. Смешалось все и перепуталось…» – свидетельствует автор «Сказания о Мамаевом побоище». Чаша весов все больше склонялась в пользу Орды. Мамай уже торжествовал победу и ждал скорого о ней известия. Но весть пришла иная: о неизвестно откуда появившихся свежих силах русских, решивших исход сражения в их пользу.

Солнце понемногу стало клониться к закату. Шел уже четвертый, час непрерывной битвы. За трагическими событиями на левом фланге русских с волнением следили дозорные Засадного полка, затаившегося в Зеленой дубраве. Здесь в течение всей битвы скрывался отборный полк, численностью около семи тысяч. Это был последний резерв русского войска, прикрывавший к тому же огромный обоз и донские переправы. Контуры Зеленой дубравы, остатки которой были вырублены в XIX веке, восстановлены теперь почвоведами. В северной части верховьев балки Смолки они обнаружили «пятно» серых лесных почв площадью около 30 гектаров, которое, вероятно, соответствует этому лесному массиву.

…Слезы застилали взор воинов Засадного полка. Побелевшие от напряжения руки сжимали мечи и с трудом сдерживали свежих лошадей. Застоявшиеся кони как бы чувствовали порыв своих седоков, рвавшихся в Поле, где гибли их друзья и товарищи. Особое нетерпение проявлял князь Владимир Андреевич. Поддавшись первому импульсу, он хотел сразу броситься на помощь своим. Но многоопытный воин Дмитрий Боброк чувствовал, что время еще не приспело. Нужно было хранить силу и ждать, когда ордынцы и их кони совсем измотаются в общей битве.

Зеленую дубраву нельзя представлять в виде какой-то глухой лесной чащобы. Она, как и большинство дубрав на Куликовом поле, была редкостойной, хотя кустарники по ее опушкам могли хорошо маскировать крупное воинское соединение. Часть конницы располагалась, вероятно, в залесенных ответвлениях балки Смолки.

Засадный полк, по всей вероятности, имел дозоры и лазутчиков, выдвинутых в Поле. Они сообщали о ходе битвы, когда фронт переместился в северном направлении и из Зеленой дубравы уже не было видно сражающихся. Иначе как князь Владимир и Дмитрий Боброк смогли бы определить то мгновение боя, когда надо было ввести в битву свой полк?

Итак, пробил звездный час Руси! Случилось это на девятом часу после восхода солнца (в 14 часов 30 минут). «Ветер южный потянул из-за спины нам… и солнце стало сзади», – свидетельствует очевидец[162]162
  Cказания и повести… С. 169.


[Закрыть], участник засады. До этого времени отмечалось, что русским трудно было сражаться потому, что солнце и ветер были им в лицо. Солнце действительно в разгар сражения должно было светить «в лицо» русским воинам, обращенным в южном направлении. Затем ориентировка велась из Засадного полка, который по мере прорыва татар на север поворачивался в том же направлении. При этом солнце, естественно, оказалось позади наблюдателей. Примерно также обстояло дело и с ветром, который в течение всего сражения дул в северном направлении. Изменилось лишь направление взгляда воинов в засаде, смотревших вначале на юг (встречный ветер), а затем на север (попутный ветер).

Еще одна интересная деталь. Письменные источники указывают, что князь Владимир Андреевич и Дмитрий Боброк ударили по ордынцам «с правой руки». «Задонщина» сообщает: «И нукнув князь Володимир Андреевич с правыя руки на поганого Мамая…» Иногда слово «нукнул» неверно переводится, как «громко кликнул клич»[163]163
  Там же. С. 135.


[Закрыть]. В действительности, по В. Далю, «нукнул» означает понукать лошадь. Удар «с правой руки» оценивается некоторыми историками как указание на расположение Засадного полка не на левом, а на правом фланге русского войска. А при такой ситуации битва должна была бы происходить на левом берегу Непрядвы. Слабость такой позиции становится очевидной, если мы отнесем удар «с правой руки» не по отношению ко всему русскому фронту, а только к Засадному полку. Этот полк имел собственный фронт, ориентированный в конце сражения на запад, а его удар был нанесен направо, в северном направлении.

Вырвавшись из Зеленой дубравы, русские воины «словно соколы испытанные сорвались с золотых колодок… на ту великую татарскую силу; а стяги их направлены твердым воеводою Дмитрием Волынцем, и были они как лютые волки на овечье стадо нападать и стали поганых татар сечь немилосердно»[164]164
  Там же. С. 169.


[Закрыть]. Неожиданный удар ошеломил уже торжествовавших ордынцев. Паника охватила сначала их правый фланг, а затем перекинулась на все войско. И побежали татары дорогами «неуготованными» и многие были побиты, так как не было у них сил сопротивляться, ибо «кони их на побоище истомились».

Ордынцы, по свидетельству Киприановской редакции «Сказания», воскликнули: «Увы нам! Увы нам! Христиане превзошли нас мудростью, лучших и удалых князей и воевод сохранили они в тайне, свежие силы против нас уготовили. Наши же руки ослабели, и плечи устали, и колени оцепенели, и кони наши очень устали, и оружие наше выпало из рук»[165]165
  Там же. С. 191.


[Закрыть].

Большая часть ордынцев бросилась бежать на юг, в спасительные степные просторы. Те из них, кто успел пересесть на запасных свежих коней, быстро ушли от погони: «…бо кони под ними бяху, яко не быша в бою»[166]166
  Там же. С, 123.


[Закрыть]. Остальных русские воины гнали до Красивой Мечи и «множество татар истопиша». Другая часть ордынцев, прорвавшаяся во время боя к Непрядве, попала в смертельный мешок и, видимо, полностью была уничтожена. Письменные источники свидетельствуют: «Одне толпы бежали за Непрядву, множество татар потонуло в реке; другие бежали в направлении к реке Красивой Мечи»[167]167
  Сиповский В. 500 лет назад. Куликовская битва. СПб., 1880. С. 15.


[Закрыть].

Избиение ордынцев на самой Непрядве автор «Сказания» объясняет чудесной помощью святых мучеников Бориса и Глеба. Для подтверждения этой мысли он наивно отмечает, что здесь русские полки не проходили[168]168
  Сказания и повести… С. 99–100.


[Закрыть]. Здесь мы явно имеем дело с религиозно-идеологическим искажением вполне реального события. Как было показано, русские и преследовавшие их татары во время прорыва левого фланга не только побывали на Непрядве, по и, возможно, переходили на ее левый берег.

Вечерело. Клубившаяся над Полем пыль медленно оседала, покрывая как бы саваном мертвых и живых. Со всех сторон неслись стопы и крики. Князь Владимир Андреевич, вновь укрепив великокняжеский стяг, стал созывать оставшихся в живых воинов. Начались поиски Великого князя Дмитрия Ивановича. Многие свидетельствовали, что видели его сражающимся во время битвы. «И разсыпашася все всюду и начаша искати». Два простых воина – Федор Зов и Федор Холопов – нашли Великого князя в дубраве под «новосрубленной» березой, «едва дышащим», «аки мертв». Другие списки «Сказания» этих бойцов называют иначе – Федор Сабур и Григорий Халопищев.

Здесь нам опять указан точный ориентир – лес. Вероятно, выбираясь из гущи битвы, Дмитрий Иванович, находившийся в центре, стремился уйти на правый фланг русского войска. Возможно, что он остался в дубраве балки Нижний Дубик, где и сейчас существует лесной массив. Интересно и указание на поврежденное, вероятно в пылу битвы, дерево. Если бы эти небольшие, но характерные детали не соответствовали реальным фактам, то не было бы никакой причины придумывать их летописцам.

Доспехи Великого князя были все иссечены, но сам он остался цел и невредим. Появление живого Дмитрия Ивановича вызвало всеобщее ликование. Зазвучали сигнальные трубы, и со всего Поля к нему стали стекаться оставшиеся в живых воины. «И уже вечеру позду бывшу, он же, забыв болезнь свою, посла всюду искати приатель своих язвенных, да некако без помосчи изомрут»[169]169
  Татищев В. Н. Указ. соч. С. 148.


[Закрыть].

Восемь дней «на костях»

аутро Дмитрий Иванович, «отдохнув от труда своего и от поту своего и от болезни своих утешився… все воинство сладкими словесы возвесели, похвали и возвеличи их» славную победу над Ордой. С оставшимися в живых князьями и воеводами он объехал Куликово поле. И увидели они горы трупов, «как копны, лежащие», и было то зрелище «страшное и ужасное очень». И наехали они на место, где «лежаху в купе восмь князей белозерских убиенных. Бе же сии мужествени и крепки зело, яко нарочитне и славнии удалци, и яко един единого ради умре»[170]170
  Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 68.


[Закрыть].

Вблизи их лежал «паче всех» любимый Великим князем Михаил Андреевич Бренко и множество князей и бояр Большого полка, «лежаще избиенных». Тут же увидел Дмитрий Иванович побитыми Семена Медика и своего воеводу Тимофея Волуевича. В другом месте они наткнулись на тело Александра Пересвета – инока Троицкого монастыря. Здесь Дмитрий Иванович назвал его «начальником победы»[171]171
  Там же. С. 68.


[Закрыть]. Встретив Дмитрия Боброка, он вспомнил об испытании военных примет в ночь перед битвой: «Воистину, Дмитрий, не лжива примета твоя, подобает тебе всегда воеводою быть»[172]172
  Там же. С. 171.


[Закрыть].

Потрясенный зрелищем «побоища», Великий князь просил сосчитать всех князей, бояр и служивых людей, павших и оставшихся в живых. И подсчитали 40 тысяч живых и 20 тысяч «избиени и язвени быша»[173]173
  Татищев В. Н. История Российская. Т. V. М.; Л., 1965. С. 149.


[Закрыть]. Такие оценки, приведенные в летописных материалах В. Н. Татищева, близко совпадают с современными подсчетами ученых. В различных списках «Сказания о Мамаевом побоище» приводятся явно преувеличенные цифры участвовавших и погибших в сражении воинов. И все же сражение с участием с обеих сторон около 150 тысяч бойцов, из которых треть полегла на Поле, по средневековым меркам, было действительно грандиозным.

Древние письменные источники донесли до нас далеко не полный перечень павших героев Куликовской битвы, «их же имена суть сиа» (Некоторые из перечисленных воинов (отмечено*), по мнению историков, погибли в битве с татарами на реке Воже в 1378 году. Но, как указывает М. А. Салмина в статье ««Летописная повесть» о Куликовской битве и «Задонщина»» («Слово о полку Игореке и памятники Куликовского цикла». М. – Л., 1966. С. 370), многие имена павших бойцов (отмечено**) входят в список убитых в Куликовской битве, сохранившийся в составе пергаменного Синодика, хранящегося в Государственном Историческом музее. Древняя часть Синодика датируется XIV–XV веками, что указывает на ее историческую достоверность.):

князь Федор Романович Белозерский**

князь Иван, ого сын **

князь Федор Семенович Белозерский

князь Иван Михайлович

князь Мстислав, его брат

князь Дмитрий Монастырев

воевода Микула Васильевич **

воевода Тимофей Васильевич (Волуевич) **

Семен Михайлович **

Михаиле Иванов, сын Окинфовича **

воевода Андрей Саркизович

воевода Михаил Бренко **

Иван Александрович

Андрей Шуба

воевода Лев Иванович **

Семен Мелик **

Тарас Шатнев

Дмитрий Мининич *

инок Александр Пересвет

Григорий Капустин

и другие; их так много, что никто не перечтет, так как «число их выше моего разумения», – говорит автор «Сказания».

Раненые в тот же день – 9 сентября – были отправлены домой на телегах[174]174
  Там же.


[Закрыть]. Два дня еще стоял Дмитрий Иванович «на костях» – на поле брани, усеянном трупами, хоронил погибших. Затем, «мало отступя», стоял еще четыре дня, считая оставшихся в живых и деля добычу, взятую в татарском стане.

Трудно установить, где точно первоначально располагался на Куликовом поле Великий князь после сражения и куда переместился он в дальнейшем. Можно предположить, что русские войска после битвы отошли ближе к Дону и Непрядве. Название реки Нспрядвы все чаще упоминается в конце рассказов о Куликовской битве. Есть указание, что тела погибших воинов были свезены на берег Дона, где они лежали, как «сенные стога».

 
И восемь дней жизнь и смерть делили,
Считая страшный итог,
А горы тел, свозимых к Дону,
Росли, как сенной стог.
 
 
И не было сил схоронить всех по чести.
Нет сил разделить тела,
И часто друга с недругом сцепленных
Земля как единое приняла.
 

Реальность захоронения части павших героев сражения не подлежит сомнению.

При захоронении воинов Великий князь со всем воинством громким голосом провозгласили «им вечную память с плачем и со слезами многими». Склонив голову перед свежими могилами воинов, Дмитрий Иванович сказал вещие слова: «Да будет вечная память всем вам, братья и друзья, православные христиане, пострадавшие за православную веру и за все христианство между Доном и Мечей. Это место суждено вам богом! Простите меня и благословите в этом веке и в будущем и помолитесь за нас, ибо вы увенчаны нетленными венцами от Христа бога»[175]175
  Сказания и повести… С. 194.


[Закрыть].

Несмотря на все эти и другие ясные свидетельства, могилы русских воинов на Куликовом поле до сих пор не обнаружены. Эти поиски могут осложниться следующими обстоятельствами. Надо учитывать, что значительная часть оставшихся в живых русских воинов была ранена, и пришлось в первую очередь заботиться об их спасении. В такой драматической обстановке трудно было осуществить захоронение в одной огромной могиле (которую пытались найти на Поле) многих тысяч павших бойцов. Ведь для их перевозки с Поля потребовались бы колоссальные физические усилия и несметное количество обозных телег, большинство которых должно было сразу после битвы отправиться домой с ранеными.

Кроме того, письменные источники ясно сообщают, что схоронили, «сколько смогли и успели – о прочих же бог весть». Дмитрий Иванович призывал каждого схоронить лишь близких. И дальше прямо говорится, что многие павшие воины остались непогребенными, и этим был взят «грех на душу», который искупается лишь победой над Ордой[176]176
  Там же. С. 69.


[Закрыть].

Следует отметить, что до сих пор серьезных поисков могил русских воинов на Куликовом поле не проводилось. Перед 600-летним юбилеем археологи в спешке – в течение десяти дней – провели раскопки в районе церкви Рождества Богородицы и поспешили объявить это место неперспективным. Был раскопан курган на Смолке и еще некоторые выборочные участки Куликова поля, но эти поиски оказались безуспешными. Необходимо провести планомерные и основательные археологические раскопки.

В частности, надо обратить внимание на так называемый «Полибинский могильник», расположенный у юго-восточной окраины Куликова поля, недалеко от села Полибино. Здесь среди ровных сельскохозяйственных полей четко видны два оконтуренных невысоким валом и примыкающих друг к другу квадрата. В этом месте в юбилейные дни Куликовской битвы проходили торжественные поминальные молебны.

И наконец, если предположить, что могил было много и они были рассеяны по Полю, то останки воинов могли не сохраниться, если могилы не были достаточно глубокими. Грунт во многих местах Куликова поля довольно плотный, и у ослабевших воинов вряд ли были силы копать его на необходимую глубину. По-видимому, во многих случаях тела погибших предавались земле символически – покрывались небольшим ее слоем. Если это так, то останки должны были истлеть и не сохраниться до наших дней. Дальнейшие поиски позволят подтвердить или опровергнуть эти догадки. Во всяком случае надо иметь в виду, что еще более 150 лет назад С. Д. Нечаев справедливо заметил, что «князья и простые воины не могли здесь долго оставаться, чтобы ознаменовать место погребения значительными насыпями»[177]177
  Нечаев С. Отечественные известия // Московский телеграф. Ч. I. 1825. № 4. С. 380.


[Закрыть].

Восемь дней стоял Дмитрий Иванович «на костях» на поле Куликовом. Пришло время возвращаться домой, в родные города и села, защищенные от нашествия Мамая. И сказал Великий князь: «Поедем братья в свою землю Залесскую, к славному граду Москве, вернемся в свои вотчины и дедины: честь мы себе добыли и славного имени[178]178
  Сказания и повести… С. 172.


[Закрыть].

Почему, отправляясь домой, Дмитрий Иванович говорил о «Залесской земле»? Ведь Москва в ту пору находилась в лесном краю. Дело в том, что «Залесской землей» называлось Владимирское ополье – обширный, малооблесенный край с плодородными черноземновидными почвами, образующимися обычно в степных условиях. Эти места, как уже отмечалось, были издавна заселены русскими земледельцами. Здесь в XII веке образовалось самое богатое и мощное княжество Северо-Восточной Руси – Владимиро-Суздальское. Тот, кто владел престолом во Владимире, считался Великим князем всей Северо-Восточной Руси.

После нашествия Батыя между русскими князьями шла постоянная междоусобная борьба за получение права на княжение во Владимиро-Суздальской земле. В эпоху Куликовской битвы этим правом владел Дмитрий Иванович. Несмотря на перемещение центра политической и общественной жизни в Москву, он продолжал рассматривать Владимиро-Суздальскую землю как главную «вотчину и дедину» Северо-Восточной Руси.

Радость и плач великие

ойска переправились через Дон и пошли по рязанской земле, где в страхе метался Олег Рязанский, ожидавший великую кару за свою измену. В конце концов он бежал к своему незадачливому союзнику Ягайле, на границу Литвы, и там стал ожидать дальнейших событий. Но Дмитрий Иванович был настроен миролюбиво: он не стал «воевать» рязанскую землю, и так достаточно истерзанную бесконечными набегами Орды. Встретив посольство рязанских бояр, Великий князь отпустил их с миром и прикачал своим воинам не делать никакого зла в этом княжестве. Однако, истины ради, приходится сказать, что отдельные группы рязанцев нападали на обескровленное русское войско.

На рязанской земле некоторые полки отделились от основного войска и пошли в свои княжества прямым путем. 21 сентября русская рать пришла в Коломну. Передохнув здесь четыре дня, оно по первым заморозкам двинулось дальше. В Москву русское войско вступило 28 сентября. Здесь победителей, «одолевших нечистивого и гордого Мамая», ожидала восторженная встреча. Весть о победе давно уже достигла кремлевских стен, распространилась но всем русским княжествам и ушла в иноземные пределы. Слава, что «Русь Великая одолела рать татарску на поле Куликовом», разнеслась до Дуная, Рима, Царьграда и других отдаленных мест.

И дивились москвичи великому множеству захваченных у Орды коней, верблюдов, волов, овец и оружию ее и товарам «без числа много». По случаю победы была отслужена торжественная обедня в Успенском соборе Московского Кремля. Щедро одарив всех воинов, Дмитрий Иванович распустил их, «и разыдошась каждо восвояси». Съездив на один день в Троицкий монастырь к Сергию Радонежскому, Великий князь «возвратися во град Москву, почив от многих трудов и великих болезней»[179]179
  Татищев В. Н. История Российская. Т. V. М.; Л., 1965. С. 150.


[Закрыть].

Но кроме всеобщей радости был и плач великий по погибшим. Марья, жена Микулы Васильевича, плакала поутру на забралах стен Московских. Жена Тимофея Волуевича – Федосья – тоже рыдала. Жены воевод Андрея Саркизовича (Марья) и Михаила Ивановича (Аксинья) на рассвете причитали: «Вот уже для нас обеих солнце померкло в славном городе Москве, двигались к нам с быстрого Дона горестные вести, неся великую беду: повержены наши удальцы с борзых коней на суженом месте, на поле Куликовом, на речке Непрядве»[180]180
  Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 135.


[Закрыть].

Общую тревогу передают слова летописца: «…оскуде бо отнюдь вся земля Руская воеводами и слугами и всем воинство, и о сем велии страх бысть по всей земле Рустей»[181]181
  Никоновская летопись // Полн. собр. русских летописей. Т. XI. С. 69.


[Закрыть]. Эти настроения имели серьезные основания: уже через два года на ослабевшую Русь напал хан Синей Орды Тохтамыш, который к этому времени захватил власть в Орде. Появившиеся из-за Волги орды Тохтамыша разбили войско Мамая, который «с великой яростью» готовил новый поход на Москву. После поражения Мамай бежал к Черному морю, в Кафу, и был там убит.

На этот раз ордынский хан действовал решительно. Он стремительно, «изгоном» ринулся на Русь. Быстро летели конные орды Тохтамыша на Москву. Рязанский князь Олег, встретив Тохтамыша у границ своего княжества, пошел и на этот раз на явное предательство. Отводя от себя угрозу, Олег Рязанский провел ордынцев по краю своего княжества. Он показал им пути и броды через Оку и дал проводников «многи, а великому князю ни вести даде»[182]182
  Татищев В. Н. Указ. соч. С. 152.


[Закрыть].

Нельзя сказать, что Дмитрий Иванович проявил полную беспечность перед лицом явно ожидавшегося нового вторжения ордынцев, жаждавших реванша за поражение на Куликовом поле. Сразу после победоносной битвы он собрал всех русских князей, которые «учиниша межи собой любовь и закляшася всии друг под другом ничего не искати, татаром не клеветати и на Русь не наводити, и асче на кого будет беда от татар, всем, за едино стоят»[183]183
  Там же. С. 151.


[Закрыть].

Слишком поздно получил роковую весть Дмитрий Иванович. С опозданием разослал он новый призыв о сборе общерусского войска в Коломне. Мобилизационный аппарат еще разобщенной Северо-Восточной Руси в ту пору не был совершенным и действовал медленно. В Коломне Великий князь увидел, что «сила его мала» и он не сможет противостоять Орде.

Минуя Москву, Дмитрий Иванович отошел в Переславль-Залесский, а оттуда через Ростов в Кострому. Ему удалось собрать лишь две тысячи пеших и конных воинов. В Москву он послал приказ не сдавать Тохтамышу город. Тем временем здесь назревал мятеж. Одни жители хотели бежать из города, другие – «во граде сидеть». Началась распря: «…восташа злии человецы друг на друга, сотвориша разбой и грабеж велий»[184]184
  Там же. С. 152–154.


[Закрыть]. Тех, кто пытался бежать, грабили и избивали. Город был закрыт, и из него никого не выпускали.

Вскоре прибыл в Москву литовский князь Остей, внук Ольгерда. Он укрепил город, навел в нем относительный порядок и приготовился к осаде. Были сожжены все посады и вырублены все деревья вокруг кремлевских стен. Так обычно в то время делалось, чтобы лишить осаждающих подручного материала для штурмовых отрядов.

23 августа к Кремлю подошли орды Тохтамыша числом около 30 тысяч всадников. Князь Остей с москвичами и множеством сошедшихся со всей округи людей деятельно готовился к отпору. Но не все проявили твердость духа: некоторые «безумнии, упившеся, возлезши на град, ругахусь татаром, плююще и укоряюще их»[185]185
  Там же. С. 154.


[Закрыть]. Началась перестрелка, во время которой московский суконник Адам с Фроловских ворот пустил стрелу из самострела и убил одного видного полководца Тохтамыша. Разъяренные ордынцы бросились на штурм, но были отбиты.

Каменные кремлевские стены, оснащенные самострелами и даже пушками, способны были выдержать длительную осаду. Ордынцы это хорошо понимали и пошли на хитрость. Хан Тохтамыш обольстил осажденных «лживыми словесы и лживым миром». Он клялся им «своим законом бесурманским, яко ни рукой кого коснется, но токмо возмет тое, еже ему с честию принесут»[186]186
  Там же. С. 155.


[Закрыть]. Князь Остей и воеводы, зная коварный нрав ордынцев, не доверяли этим посулам. Они просили горожан ждать помощи от Великого князя и его брата Владимира Андреевича, указывая, что у хана не так уж много сил.

Но часть толпы не слушала их и силой заставила открыть кремлевские ворота. Последствия были ужасны. Остея заманили в татарский полк и сразу убили. Ордынцы вошли в город, заняли все крепости «и нача вся граждне без милости сещи». 26 августа Москва была полностью разорена и опустошена.

После взятия Москвы орды Тохтамыша рассеялись в разные стороны, убивая и грабя на своем пути. Но на этот раз они уже не чувствовали себя полными хозяевами и опасались далеко углубляться в русские княжества. И все же во время этого набега пали многие города: Владимир, Переславль-Залесский, Юрьев-Польский, Звенигород, Можайск, Боровск, Руза и Дмитров. Уцелевшие горожане и поселяне скрылись в лесных дебрях и болотных топях. Часть жителей Переславля спаслась на лодках на Плещеевом озере.

Но недолго бесчинствовали на этот раз ордынцы. В районе Волоколамска на них неожиданно напал князь Владимир Андреевич с семитысячным полком. Татары побежали и сообщили Тохтамышу о силе русской. Хан, помня урок Куликовской битвы, быстро обратился вспять и стал поспешно уходить на юг. По пути он, несмотря на предательство Олега Рязанского, опустошил его княжество и ушел в половецкие степи.

Таким образом, ордынцы стали опасаться открытого столкновения с общерусским войском и начали действовать с большей хитростью и осторожностью. Они всячески старались разжечь междоусобную борьбу русских князей.

Тохтамыш передал ярлык на великое княжение владимирское престарелому нижегородскому князю Дмитрию Константиновичу. Активно добивался этого же права и поехавший в Орду тверской князь Михаил – давний соперник Дмитрия Ивановича. Все это подрывало роль Москвы как центра консолидации Русского государства.

В такой сложной политической обстановке Дмитрий Иванович принужден был действовать более гибко и осмотрительно. Посоветовавшись со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем, он направляет в Орду своего старшего сына Василия. Несмотря на молодость, Василию Дмитриевичу удалось убедить Тохтамыша вернуть его отцу ярлык на великое княжение во Владимире.

Тяжелое бремя дани – хотя и в меньшем объеме, чем требовал Мамай, – снова легло на Русь.

Означает ли это, что плоды Куликовской битвы были полностью утрачены? Ни в коем случае! Главное доказательство – грандиозный план Мамая полностью поработить Русь не был осуществлен ни им, ни последующими властителями Орды. Напротив, центростремительные силы объединения русских княжеств вокруг Москвы с этого времени все более крепли. Татарские набеги продолжались еще многие годы, но они имели уже эпизодический характер и не угрожали самому существованию формировавшегося государства.

Русь после Куликовской битвы укрепилась верой в свои национальные силы, что сыграло важную роль в ее окончательной победе над Ордой. С этого времени русские перестали смотреть на Орду как на непреодолимую силу, как на неизбежное и вечное наказание бога за грехи. Великий князь Дмитрий Иванович возглавил поколение людей, преодолевших синдром страшного нашествия Батыя. Да и ордынцы после Куликовской битвы перестали смотреть на русских, как на безответных рабов и данников.

На Куликовом поле был сокрушен сильный и многоопытный противник. Напрасно некоторые современные писатели недооценивают способности Мамая, изображая его как «жалкого авантюриста», пытавшегося остановить «колесо истории». Не следует забывать, что принижение побежденного принижает заслугу победителей.

Куликовская битва существенно обогатила русское войско военно-стратегическим опытом крупных сражений. Выявилась, например, важная роль постоянной разведки местности и намерений противника. Хорошо зарекомендовало себя глубокое эшелонированное построение войска с учетом рельефа и других особенностей местности. Но самым новым словом военного искусства явилось выделение крупного стратегического резерва, в который было выделено более десяти процентов всего войска. Решающая роль подобных резервов проявлялась во всей последующей военной истории нашей страны.

На Куликовом поле, как и на других грядущих полях сражений, русское войско проявило свои типичные, черты: терпение, способность выдерживать неимоверные тяготы, беречь силы и наносить удары по уже измотанному, обессиленному врагу. Так было и в Отечественной войне 1812 года. Так было и в Великой Отечественной войне, в решающих битвах под Москвой, под Сталинградом.

Русское войско на Куликовом поле «явилось однородным по национальному составу, что обеспечивало внутреннее единство и высокие боевые качества»[187]187
  Каргалов В. В. Конец ордынского ига. М., 1984. С. 43.


[Закрыть]. Иногда это мнение оспаривается. Без всяких письменных свидетельств, например, в состав ордынских полков включаются русские «вольные люди», бродники, будущие «казаки», а также отряды литовцев[188]188
  Чивилихин В. Память. М., 1983. С. 701–702.


[Закрыть]. С другой стороны, оказывается, что поволжские монголы, ушедшие от хана Узбека на Русь, якобы «стали ядром московских ратей, разгромивших Мамая на Куликовом поле»[189]189
  Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера земли. Вып. 1. Л., 1979. С. 229.


[Закрыть]. Присутствие в составе русского войска на Куликовом поле нескольких сот или даже – что менее вероятно – тысяч «иноплеменных» представителей не может затушевать национальный характер победы русских. Вместе с тем надо отчетливо сознавать, что эта славная страница русской истории стала неотъемлемой частью истории всего нашего многонационального государства.