Текст книги "Ковыль-трава на Куликовом поле"

Автор книги: Никита Хотинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

На это обычно возражают следующее: поскольку биологическая компонента человека стабильна, а социальная – развивается стремительно, то последняя полностью подчиняет себе первую. Однако вряд ли можно говорить о полной консервативности биологии Homo sapiens с момента его появления около 40 тысяч лет назад только на основе постоянства строения костной системы. С другой стороны, несомненная замедленность биологического развития может как раз являться важным тормозящим фактором, определяющим некоторые стороны социальной сферы.

Нельзя сказать, что наука уже овладела рычагами, способными разрешить это противоречие, выражающееся в накоплении груза мутаций, врожденных аномалий, генетических болезней, психофизиологических расстройств и т. д. «В настоящее время уже ясно, что попытки до предела «социологизировать» и, так сказать, «онаучить» жизнь потерпели неудачу. Человек как мыслящее и чувствующее существо еще раз доказал, насколько он сложнее тех сциентистских ограниченных представлений о нем, которые когда-либо создавались в прошлом, существуют в настоящем и, наверное, будут создаваться в будущем»[90]90
  Фролов И. Т. Перспективы человека. М., 1983. С. 292.


[Закрыть].

Важнейшая функция всех жизненных форм на Земле заключается в стремлении к продолжению себя в потомстве. Этот всеобщий биологический закон, определяющий непрерывность существования видов, относится и к человеческому обществу. Реализация этой задачи в биологическом плане связана прежде всего с воспроизводством потомства, питанием родителей и подрастающего поколения. Для этого человеку всегда была необходима определенная территория Земли, откуда он черпал природные ресурсы главным образом для производства материальных благ.

Для кочевников-скотоводов, как уже говорилось, такая территория должна была быть гораздо большей по сравнению с территорией племен и народов, развивавших иные типы хозяйства. Это обстоятельство оказывало определенное влияние на социальную структуру кочевого общества. Все это вело к политической нестабильности в степной зоне и к «выплескивавшимся» за ее пределы нашествиям.

Конечно, не нужно впадать в крайность, биологизируя процессы, имеющие ярко выраженную социальную окраску. По этому пути идут те, кто пытается сравнить прослеживаемые в истории подъемы и спады в развитии отдельных народов с эволюцией индивидуального живого организма, ограниченной схемой «рождение – расцвет – плодоношение – смерть». Так рассуждал, например, знаменитый арабский писатель, историк и мыслитель Ибн Хальдун (1332–1406) – современник эпохи Куликовской битвы. «Государства, как и люди, – писал он, – имеют собственную жизнь. Они развиваются, достигают зрелого возраста, а потом начинают идти к упадку. Эти превращения совершаются не по произволу людей, а по объективным причинам. Каждое государство несет в себе неизбежные причины своего развития и падения»[91]91
  Григорян С. Н. Средневековая философия пародов Ближнего Востока и Среднего Востока. М., 1966. С. 341.


[Закрыть].

В конце XVII века наш великий соотечественник – писатель, поэт и историк Н. М. Карамзин, путешествуя по Западной Европе, писал по этому поводу следующее: «Наблюдайте движения природы, читайте историю народов в Сирии, в Египте, в Греции – и скажите, чего ожидать невозможно? Все возвышается или упадает: народы земные подобны цветам весенним; они увядают в свое время – придет странник, который удивлялся некогда красоте их; придет на то место, где цвели они… и печальный мох представится глазам его… Одно утешает меня – то, что с падением народов не упадает весь род человеческий: одни уступают место другим, и если запустеет Европа, то в середине Африки или в Канаде процветут новые политические объединения, процветут наука, искусство и художества»[92]92
  Карамзин Н. М. Письма русского путешественника. Т. 1. Л., 1984. С. 299.


[Закрыть].

В дальнейшем Н. Я. Данилевский вывел особый «закон», по которому «ход развития культурно-исторических типов похож на многолетние однополые растения, у которых период роста неопределенно продолжителен, но период цветения и плодоношения относительно краток и истощает раз навсегда их жизненную силу». «Для римского мира этот период расцвета составляет 400 лет, для Греции – 600 лет, для евреев от времени Самуила до Ездры и последних пророков – от 500 до 600 лет и т. д.»[93]93
  Данилевский Н. Я. Россия и Европа. СПб., 1888. С. 96.


[Закрыть]. В последнее время эти цифры, определяющие якобы периоды подъемов и спадов в развитии отдельных народов и их объединений, были удвоены и «округлены» до 1200 лет[94]94
  Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли: Автореф. дис. д-ра геогр. наук. Л., 1973.


[Закрыть].

Обсуждение этой проблемы может увести нас в сторону от основной темы книги. Поэтому ограничимся лишь одним замечанием. Расцвет былых племен и народов должен определяться не по физиологической мощи людей и их объединений, а по их вкладу в развитие цивилизации, в мировую культуру, в поиск новых, прогрессивных форм развития человечества. Абсурдно считать, что монголо-татарские, фашистские нашествия относятся к периодам расцвета породивших их государств.

Подведем итог затянувшемуся рассказу о причинах миграций кочевников-скотоводов. Несмотря на всю условность выделения чистых типов миграций степняков (имевших часто смешанный характер), можно все же попытаться подразделить их на хозяйственные, спасительные и агрессивные[95]95
  Подробнее о различных типах и стадиях кочевания степняков см.: Плетнева С. А. Кочевники средневековья. М., 1982.


[Закрыть].

Хозяйственные перемещения имели главным образом социальную основу, так как определялись особенностями экономики кочевников, находившихся в постоянном движении в поисках пастбищ. Такие передвижения скотоводов не выходили, как правило, за пределы степной зоны.

Спасительные миграции определялись экологическими кризисами, возникавшими в степях в связи с засухами и падением биологической продуктивности пастбищ. Гонимые бескормицей кочевники в этом случае иногда уходили за пределы привычной для них степной зоны.

Агрессивные миграции имели в основном социальные корни, они не могут быть объяснены ни хозяйственными нуждами, ни экологическими причинами. Орды воинственных кочевников в этих случаях выходили далеко за пределы степной зоны. В дальнейшем большая их часть должна была вернуться в степи, так как иначе они должны были бы изменить тип своего хозяйства, к чему кочевники еще не были подготовлены.

К этому третьему типу миграций, несомненно, относятся нашествия монголо-татарских орд Чингис-хана, Батыя и Мамая.

Русь перед битвой

трашная туча батыевских орд ушла так же внезапно, как и появилась. Трудно даже представить степень разорения и опустошения земли Русской. В руинах и пепелищах лежали многие города и веси. Оставшееся в живых население скрывалось в лесных и болотных дебрях.

Епископ Владимирский Серапион писал в 1270 году: «Се уже к 40 лет приближаеть томление и мука, и дане тяжькыя на ны не перестануть, глади, морове живот наших; и всласть хлеба нашего изъести не можем… Кровь и отец и братья нашея, аки вода многа землю напои… мьножаища же братья и чада наши в плен ведени быша; села наша лядиною поростоша»[96]96
  Кочин Г. Е. Сельское хозяйство на Руси конца XIII – начала XVI в. М.; Л., 1965. С. 91–92.


[Закрыть].

Созданной неимоверными усилиями земледельцев Северо-Восточной Руси системе сельского хозяйства был нанесен страшный удар. Перед монголо-татарским нашествием этот район (благодаря переходу от подсечно-огневой системы земледелия к паровой и трехпольной) находился в стадии хозяйственного расцвета[97]97
  Там же. С. 91.


[Закрыть]. Особую роль играло испокон веков мало облесенное Владимирско-Суздальское ополье с его черноземовидными плодородными землями. Уже в XII веке этот район отличался от окружающих лесных территорий высоким уровнем пашенного земледелия, пришедшего на смену менее рентабельному подсечному, или лядинному, огневому земледелию.

В XII–XIII веках это ополье, пишет Г. Е. Кочин в книге «Сельское хозяйство на Руси конца XIII – начала XIV в.», было житницей северо-востока Руси. Наиболее важными районами интенсивного развития полевого пашенного земледелия здесь были Юрьево Поле и Углече Поле. Благодаря эффективному сельскому хозяйству в этих плодородных районах возникли древнейшие и богатейшие города Северо-Восточной Руси: Ростов, Суздаль, а затем Владимир, Переславль-Залесский, Углич, Юрьев-Польский. Характерно, что большинство этих городов возникало не на больших водных путях, а вдали от них: в центре и по периферии плодородных ополей[98]98
  Тихомиров М. Н, Древнерусские города. М., 1946.


[Закрыть]. «Появление и рост в XII и в начале XIII в. новых городов – Москвы, Твери, Звенигорода, Клипа, Костромы, Дмитрова, Галича, Нижнего Новгорода и многих других – явилось результатом роста численности населения в районах их возникновения и экономического процветания этих районов»[99]99
  Кочин Г. Е. Указ. соч. С. 91.


[Закрыть].

Таким образом, ополья Ростово-Суздальской земли сыграли выдающуюся роль в русской истории. Они явились «ядром Северо-Восточной Руси, в котором, судя по археологическим памятникам, в домонгольское время наблюдается наибольшая концентрация населения и где сложилась значительная часть ресурсов, позволивших освоить весь Северо-Восток и в конечном итоге сыгравших определенную роль в формировании демографического ядра Московской Руси»[100]100
  Лапшин В. А. Система расселения в центральном районе Ростово-Суздальской земли X–XIII вв. и природный фактор // Человек и окружающая среда в древности и средневековье. М., 1985. С. 101–102.


[Закрыть].

Многоплановая система экономики Древней Руси, сочетавшей земледелие, придомное скотоводство, бортничество, охоту, рыболовство и т. д., была хорошо приспособлена к развитию в различных типах ландшафтов. В этом отношении она резко отличалась от более однородного кочевого скотоводства, жестко привязанного к степной зоне. Владея большим спектром различных хозяйственных навыков, крестьяне Древней Руси с успехом осваивали и плодородные земли киевской лесостепи, и рязанские дубравы, и новгородские смешанные леса, и таежные дебри Белозёрья.

Наибольший хозяйственно-культурный эффект достигался не в однородных – степных или лесных – ландшафтах, а в контактной лесостепной зоне. Здесь соотношение тепла и влаги максимально сбалансировано, что определяет высокую биологическую продуктивность растительного и животного мира лесостепи. Зоологам и ботаникам это явление известно под названием «пограничного эффекта».

Только монголо-татарское нашествие не позволило Руси укрепиться в своих плодородных лесостепных районах и «шагнуть» в степь. С утратой богатейшей житницы – киевской лесостепи роль Владимирского ополья как зерновой базы Северо-Востока существенно возросла. Этот район привлек особо пристальное внимание завоевателей-кочевников.

Надежда, что после нашествия Батыя монголо-татары исчезли совсем, не оправдалась. Вскоре они вернулись на опустошенные русские земли и наложили на нее страшное ярмо – непомерную дань, высасывавшую на протяжении многих десятилетий все соки из плодов народного труда. В 1242 году большинство уцелевших русских князей были вызваны в ставку Батыя, где вынуждены были признать свою полную зависимость от Орды. С этого времени они по существу лишались политической независимости и должны были своим верноподданническим поведением добиваться татарского ярлыка – права на княжение, оговариваемого обязанностью выплаты огромной дани.

В 1246 году Батый попытался организовать систему сбора дани на Руси. Она выплачивалась деньгами, чаще мехами, а иногда и людьми, угоняемыми в рабство. Вот как писал об этом Плано Карпини: «В бытность нашу в Руссии был прислан туда один Саррацин, как говорили, из партии Куйюк-хана и Бату, и этот наместник у всякого человека, имевшего трех сыновей, брал одного… вместе с тем он уводил всех мужчин, не имевших жен, и точно так же поступал с женщинами, не имевшими законных мужей, а равным образом выселял он и бедных, которые снискивали себе пропитание нищенством. Остальных же, согласно своему обычаю, пересчитывал, приказывая, чтобы каждый, как малый, так и большой, даже однодневный младенец, или бедный, или богатый, платили такую дань, именно чтобы он давал одну шкуру белого медведя, одного черного бобра, одного черного соболя… И всякий, кто не даст этого, должен быть отведен к Татарам и обращен в их раба»[101]101
  За Землю Русскую. М., 1983. С. 456.


[Закрыть]. Эта страшная система обескровливания Руси была упрочена при хане Мункэ. В 1253 году он распорядился произвести «исчисление народу» на русских землях для поголовного охвата населения поборами. Переписи населения, бесчинства оккупантов, экономический гнет – все это вызывало всеобщее возмущение русского народа, выливавшееся часто в восстания.

Русь не была окончательно сломлена. Многие города и земли еще сохраняли свои военные и экономические силы. Князь Даниил Романович Галицко-Волынский оказывал сопротивление ордынцам в Южной Руси. При первой возможности, используя междоусобицы ханов в Орде, русские князья прекращали или задерживали выплату дани.

Ростово-Суздальские земли превратились в опорный район присутствия ордынских надсмотрщиков, сборщиков дани в Северо-Восточной Руси. Избегая леса, они охотно селились на опольях, где чувствовали себя в большей безопасности. Крупная ордынская колония возникла в Ростове Великом. Она вызывала ненависть местных жителей, которые восставали и изгоняли пришельцев из города.

«В лето 1262 избавил бог людей Ростовской земли от лютого томления басурманского и вложил ярость в сердца христианам, не могли дольше терпеть насилия поганых. И созвонили вече, и выгнали басурман из Ростова, из Владимира, из Суздаля и из Ярославля. Ибо те басурмане откупали дань у татар и оттого творили людям великую пагубу. Люди христианские попадали в рабство в резах. И басурмане уводили многие души христианские в разные земли»[102]102
  Восстание против татар на Ростовской земле в 1262 году // Там же. С. 460.


[Закрыть].

Но сил у ослабевшей, раздробленной Руси было все же еще мало. Отдельные разобщенные восстания и бунты подавлялись карательными набегами кочевников, опустошавших вновь огромные районы. Но эти жертвы не были напрасными.

«России определено было высокое предназначение… – писал А. С. Пушкин. – Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего востока». Этот факт извращается в европейских журналах, замечает он, «но Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна»[103]103
  Пушкин А. С. Соч.: В 1 т. М., 1984. С. 537.


[Закрыть]. Невольно напрашивается аналогия с нашим временем, когда западные буржуазные журналисты и историки искажают и преуменьшают решающий вклад СССР в разгром фашистской Германии.

«XIII век был веком громадного напряжения сил всего русского народа. В то время как среднерусские княжества задыхались под игом Орды, на северо-западе на новгородские и псковские земли постоянно нападали немцы, шведы, датчане и литовцы. Эта борьба, длившаяся целое столетие, достигла наибольшего напряжения в первые годы после Батыева нашествия»[104]104
  Дмитриев Л. А. Литературная история памятников Куликовского цикла // Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 461.


[Закрыть]. Битвы на этом фронте Руси, как хорошо известно, ознаменовались блестящими победами русского войска под водительством Александра Невского. В битве на Неве в 1240 году его полки одержали убедительную победу над шведами. Через два года на льду Чудского озера он наголову разгромил ливонских рыцарей, надолго охладив их пыл продвижения на восток.

Мудрый политик, Александр Невский отчетливо сознавал невозможность успешной борьбы Руси в то время со всеми обступившими ее врагами. Трезво оценивая соотношение сил, он ясно понимал невозможность открытой конфронтации ослабевшей Руси с могущественной Ордой и старался вести по отношению к ней примирительную политику, хотя бы частично ограждавшую Русь от нашествий. Эта политика принесла определенные плоды: по свидетельству историков, «в 40-х годах XIII века на Русь не было совершено ни одного похода татар». Однако отношения с Ордой никогда не были равноправными и мирными. «До середины XIV в. на земли Северо-Восточной и Юго-Западной Руси было совершено более 20 военных нападений золотоордынцев»[105]105
  Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды. М., 1985. С. 180, 31.


[Закрыть].

Александр Невский никогда не был организатором системы якобы равноправного «симбиоза Руси с Ордой», что пытались доказать некоторые дореволюционные и современные историки. Корни идеи о возникновении чуть ли не взаимовыгодного союза Руси с Ордой прослеживаются еще в работах Н. Я. Данилевского. «Татарские набеги были тяжелы и опустошительны, но татарская власть была легка, – считает он. – Вся эта буря прошла бы даже, может быть, бесследно (как бы без постоянного вреда, так и без постоянной пользы)». Даже дань объявлялась Н. Я. Данилевским относительным благом, позволившим «внести более строгие формы народной зависимости по отношению к государству, которое после монголо-татарского ига продолжено московскими князьями, а затем и царями»[106]106
  Данилевский Н. Я. Россия и Европа. СПб., 1888. С. 277–278.


[Закрыть].

Эту идею развил Л. Н. Гумилев. По его мнению, «две кампании, выигранные в 1237–1238 и 1240 гг., не намного уменьшили русский военный потенциал»[107]107
  Гумилев Л. Н. С точки зрения Клио // Дружба народов. 1977. № 2. С. 328–329.


[Закрыть]. Таким образом, небывалые по масштабам и жестокости нашествия Батыя объявляются всего лишь заурядными военными кампаниями. Вполне приемлемый «симбиоз» Великороссии с Золотой Ордой, по Л. Н. Гумилеву, осуществлялся вплоть до 1312 года, когда царевич Узбек «объявил ислам государственной религией, обязательной для всех его кочевых подданных»[108]108
  Там же. С. 259.


[Закрыть]. До этого времени порядок, установленный на Руси во второй половине XIII века, хотя и был «далек от идеала», но в целом якобы являлся вполне приемлемым. Критику идей Л. П. Гумилева дал Б. А. Рыбаков. Он отметил оторванность подобных дедуктивных «озарений» от исторических материалов, и в частности от летописных источников[109]109
  Рыбаков Б. А. О преодолении самообмана // Из истории Древней Руси. М., 1984. С. 132–139.


[Закрыть].

Особо важно подчеркнуть, что последствия нашествий Батыя и последующих кровавых набегов Орды трагическим образом сказались не только на современниках этих событий, но и на жизни многих последующих поколений русского народа. Это была глубокая, долго не заживавшая не только физическая, но и морально-психологическая травма. Она иссушала душу народа.

Но Л. Н. Гумилев был прав, когда обратил внимание на усилившуюся угрозу Руси после принятия Золотой Ордой в 1312 году единой религии – ислама. Монгольские племена, как известно, придерживались шаманизма, длительное время остававшегося господствующей формой их вероисповедания. В отношении других религиозных традиций они отличались – до поры до времени – веротерпимостью и гибкостью. Ордынские ханы своими ярлыками определяли права и преимущества русского духовенства, стараясь расположить его в свою пользу. Ярлыки запрещали нарушать права духовенства, которое судилось своим, независимым судом, было свободно от податей. Крестьяне, жившие на церковных и монастырских землях, освобождались от дани и других повинностей. Подобные льготы привлекали сюда многих переселенцев. Число восстановленных и вновь построенных монастырей резко увеличилось в XIV веке.

«Духовенство, пощаженное удивительной сметливостью татар, одно – в течение двух мрачных столетий – питало бледные искры византийской образованности. В безмолвии монастырей иноки вели беспрерывную летопись… Но внутренняя жизнь порабощенного народа не развивалась. Татары не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля»[110]110
  Пушкин А. С. Указ. соч. С. 537–538.


[Закрыть].

Объединение разноплеменной массы кочевников под флагом единой религиозной идеологии призвано было придать кочевникам новую силу. С этого времени Русь действительно находилась под угрозой не только экономического, но и духовного порабощения. Но центробежные процессы феодальной разобщенности оказались более могущественными. Затяжные политические и династические кризисы начали подтачивать и разрушать, казалось бы, незыблемый ордынский монолит. Такие кризисы особенно обострились в Орде после смерти Менгу-Тимура в 1281 году.

При малейшем ослаблении монголо-татарского гнета русский земледелец быстро набирал силу. Несмотря на все страшные невзгоды, утраты, он упорным трудом создавал материальную основу для освобождения. Специалисты по древнерусскому земледелию свидетельствуют, что к концу XIV века Русь не только восстановила свое сельское хозяйство, но и шагнула вперед. Это произошло благодаря применению эффективных методов хозяйствования: полному отказу от подсеки и «повсеместному применению полевого пашенного земледелия»[111]111
  Кочин Г. Е. Указ. соч. С. 98.


[Закрыть].

В кромешной мгле, окутавшей Россию со времени нашествии Батыя, забрезжил рассвет. Навстречу ему шли объединенные полки Северо-Восточной Руси под водительством Великого князя московского Дмитрия Ивановича на Куликово поле. Они бросили вызов монголо-татарскому владычеству и готовились вступить в открытый бой с Ордой.

К Дону Великому

же в начале лета 1380 года до Руси стали доходить слухи о предстоящем нашествии Мамая, который к тому времени захватил власть в Золотой Орде и кочевал где-то в заволжских степях. Собрав старейшин, он стал расспрашивать их о старых деяниях Батыя. Выслушав старейшин, Мамай «разъярился» – летопись рисует его как высокомерного и крайне неуравновешенного человека – и «вознесеся гордостию свыше Батыя»[112]112
  Татищев И. Н. История Российская. Т. V. М.; Л., 1965. С. 139.


[Закрыть].

Его планы нового нашествия имели еще более зловещий характер. Он намеревался осуществить не просто набег с целью грабежа и увеличения размеров дани, а полностью захватить и окончательно поработить русские княжества: «…какие города наилучше понравяться нам – тут и осядем, и Русью завладеем»[113]113
  Сказания и повести о Куликовской битве. Л., 1982. С. 150.


[Закрыть]. Особую ярость вызывала у Мамая Москва, ставшая к тому времени центром объединения русских сил против Орды. Растущую мощь этих сил продемонстрировал Великий московский князь Дмитрий Иванович. Всего два года назад (в 1378 году) на реке Воже (правый приток Оки) он разбил крупный монголо-татарский отряд. В этом бою были убиты некоторые военачальники Мамая.

Дмитрий Иванович был молод: только через месяц после Куликовской битвы ему исполнилось 30 лет. Письменные источники, несмотря на этикетный характер описания видных деятелей средневековья, доносят до нас живой образ Великого князя московского. Он высок, дороден, темноволос, с окладистой бородой и большими умными глазами. Дмитрий Иванович часто прислушивается к мнению соратников, но в ответственные моменты действует решительно и самостоятельно.

«Молодость (умер 39 лет), с 11 лет на боевом коне, четырехсторонняя борьба с Тверью, Литвой, Рязанью и Ордой, наполненное шумом и тревогой его 30-летнее княжество, и более всего великое побоище на Дону, положили на него яркий отблеск». Такую характеристику дает Дмитрию Донскому историк В. О. Ключевский. (Сочинения. Т. II. Курс Русской истории. Ч. 2. М., 1957. С. 145).

Перейдя Волгу, Мамай со своими ордами вторгся в восточноевропейские степи. Он дошел до Дона и стал кочевать где-то в районе его левого притока – реки Воронеж, намереваясь ближе к осени идти на Русь. Обычно считают, что он выжидал время для объединения своих сил с войсками литовского князя Ягайла и Олега Рязанского. Но гордый Мамай считал, что способен самостоятельно, без помощи союзников, осуществить свои планы. В этом случае вся слава и добыча досталась бы ему одному.

Главная причина задержки нашествия – иная. Мамай ждал осени, когда русские земледельцы соберут урожай. Его приказ гласил: «Пусть не пашет ни один из вас хлеба, будьте готовы на русские хлеба»[114]114
  Там же.


[Закрыть]. Это высказывание Мамая отмечено лишь в одной – Основной редакции «Сказания о Мамаевом побоище». Его следовало бы, по логике некоторых исследователей, определяющих достоверность сообщения по многократности его повторения в различных списках «Сказания», считать поздней, не соответствующей действительности вставкой. Ведь широко распространено мнение, что ордынские кочевники почти не занимались земледелием.

Но вот совсем недавно при раскопках золотоордынских городищ Актобе и Сарайчик (Гурьевская область) в культурном слое XIV века ботаники обнаружили пыльцу пшеницы, овса, ячменя и проса[115]115
  Абрамова Т. Л., Турманина В. П. Палеогеографическая обстановка Северного Прикаспия в последнем тысячелетии // Палеогеография Каспийского и Аральского морей в кайнозое. Ч. 1 М., 1983. С. 65.


[Закрыть]. Эти находки наряду с некоторыми письменными данными, несомненно, свидетельствуют о выращивании хлебов в местах более или менее постоянных поселений кочевников этого времени. Приведенный пример показывает, с каким вниманием следует относиться к текстам «Сказания», объявляемым иногда поздним и не вполне достоверным изложением событий эпохи Куликовской битвы.

Узнав о надвигавшейся грозе, Великий князь Дмитрий Иванович сразу принял меры по укреплению Москвы, Коломны, Серпухова и других городов[116]116
  Татищев В. Н. Указ. соч. С. 141.


[Закрыть]. Москва становится организационным центром подготовки отпора новому нашествию. Вскоре сюда прибывают многие ближайшие князья и воеводы. Среди них первым был будущий герой Куликовской битвы, двоюродный брат Дмитрия Ивановича храбрый и энергичный князь Владимир Андреевич.

Церковь советует Дмитрию Ивановичу задобрить Мамая, удовлетворив его требование о непомерном увеличении дани: «…сколько можешь собрать золота и серебра, пошли ему и укроти его ярость»[117]117
  Сказания и повести… С. 179.


[Закрыть]. В Орду направляется многоопытный посол Захарий Тютчев. Еще в пути он узнает о заговоре против Москвы (между Мамаем, Ягайла Литовским[118]118
  В польской исторической и научно-популярной литературе имя этого Великого литовского князя пишется и произносится несколько иначе: Ягелло.


[Закрыть] и Олегом Рязанским) и сообщает об этом Дмитрию Ивановичу. Зловещее известие о возможном объединении противников не сломило Великого князя, хотя он «впал в великую скорбь и печаль», особенно из-за измены рязанского князя.

Сразу были разосланы гонцы по всем русским землям «собирать всех людей в войско». Первый призыв («да готовы будут против татар») был послан, вероятно, еще в июне, после встречи Дмитрия Ивановича с ближайшими князьями и воеводами на пиру у воеводы Микулы Васильевича. К этому времени были получены точные сведения о неизбежности нашествия Мамая на Русь. Сбор общерусского воинства был назначен в Коломне, по одним источникам на 11 июля[119]119
  Татищев В. Н. Указ. соч. С. 142.


[Закрыть], по другим – на 31 июля[120]120
  Сказания и повести… С. 180.


[Закрыть].

Высылается в степь первая разведка – сторожевая застава – во главе с испытанными, закаленными в битвах витязями: Родионом Ржевским, Андреем Волосатым, Василием Тупиком, Яковом Ослябятевым и другими. Главная их задача: добыть языка для выяснения ближайших намерений Мамая. Дозор направился к Тихой, или Быстрой, Сосне – правому притоку Дона. Отсюда до кочевий Мамая в районе устья реки Воронеж оставалось «рукой подать» – около 120 километров. Позднее именно через Тихую Сосну двинулись на Куликово поле ордынские полчища. Здесь проходили какие-то старые дороги, по которым степняки совершали частые набеги на русские земли. Запись в «Книге большому чертежу» (XVII век) свидетельствует: «А ниже Луковца пала в Сосну река Хвощна, от Ливен верст в пол 30 (т. е. 25 километров. – Н. X.); а на усть Хвощны брод на Сосне, ходят татаровя на Русь»[121]121
  Книга большому чертежу. М.; Л., 1950. С. 81.


[Закрыть].

Крепко надеялся Дмитрий Иванович на первую дозорную стражу. Каждый день с нетерпением ожидали ее возвращения. Но степь как бы поглотила витязей, и не было от них вестей. Тревога росла, и вслед был послан второй сторожевой отряд – Климент Полянин, Иван Святослав, Григорий Судок и другие – с приказом быстро выяснить обстановку и немедленно вернуться.

Вскоре долгожданные известия были получены. Второй сторожевой отряд встретил в пути возвращающихся первых разведчиков, которые вели с собой ордынского языка. Пленный поведал, что Мамай непременно двинется на Русь. Но он не торопится, поджидая Ягайла Литовского и Олега Рязанского, а также осени, когда «возрастут плоды земные».

Нервное напряжение немного спало. Получив важную временную передышку, Дмитрий Иванович энергично занялся делами консолидации общерусского войска. Был разослан новый приказ о сборе в Коломне 15 августа, где каждому полку будет назначен воевода.

…И заклубились пылью дороги вокруг Москвы под мерной поступью воинов, стекавшихся сюда из различных княжеств земли Русской. Особое восхищение москвичей вызвали блестяще снаряженные доблестные белозерские полки со своими князьями: Федором Семеновичем, Семеном Михайловичем, Андреем Кемским, Глебом Каргапольским и другими. Все они сложат свои головы на Куликовом поле, ни шагу не отступив на самом решающем и страшном участке сражения. Подошли дружины ярославских князей: Андрея Ярославского и Романа Прозоровского, Льва Курбского, Дмитрия Ростовского. К ним присоединились и устюжские полки и другие войска со своими князьями и воеводами.

18 августа Дмитрий Иванович побывал в Троицком монастыре и получил благословение на битву с Ордой от его основателя – игумена Сергия Радонежского. Этот старец своей подвижнической жизнью, бескорыстием и мудростью снискал огромный авторитет среди различных слоев населения. Он играл видную роль в общественной и духовной жизни Руси. По просьбе Великого князя Сергий посылает с ним на битву двух своих иноков – Пересвета и Ослебю – бывших воинов, «полки умеюща рядити» и способных «к воинственному делу и наряду»[122]122
  Татищев В. Н. Указ. соч. С. 142.


[Закрыть].

27 августа войско вышло из Москвы в Коломну по трем дорогам, «ибо нельзя было вместиться на одной». На следующий день в Коломне состоялся общевойсковой смотр, на котором каждому полку был назначен воевода. Выйдя из Коломны, русские войска дошли до устья реки Лопасни (приток Оки) и остановились, «перехватывая вести» об ордынцах.

Здесь к Дмитрию Ивановичу присоединился его воевода Тимофей Васильевич с большим дополнительным войском из Москвы. Оставив его у Лопасни ожидать пехоту и другие отставшие дружины, Великий князь сделал свой первый шаг навстречу врагу. Он переправился через Оку – главный южный оборонительный рубеж Руси против кочевников, так называемый Берег. «Бороня Русь», Дмитрий Иванович уже стоял на Берегу в 1373, 1376, 1378 годах[123]123
  Мавродин В. В. Куликовская битва. М., 1980. С. 33.


[Закрыть]. Своим решительным ходом он разрушил единство противостоящего ему «триумвирата», приведя в замешательство Ягайла Литовского и Олега Рязанского. Вклинившись между ними, Дмитрий Иванович разъединил этих своих противников, так как осложнил возможность их переговоров и совместных действий.

Первого сентября Великий московский князь пришел на место, именуемое Березуй, примерно в 25–30 километрах от Дона. Здесь к нему присоединились литовские князья, перешедшие еще раньше на сторону Москвы. Это были братья и противники Ягайла: Андрей Ольгердович Полоцкий с псковским войском и Дмитрий Ольгердович с переславскими дружинами. Объединение сил общерусского воинства, которому предстояло выйти на Куликово поле, было завершено.

В разведку к верховьям Дона, навстречу ордынским заставам, был отправлен еще один сторожевой отряд, В его состав вошли лучшие витязи: Семен Мелик, Игнатий Креня, Фома Тынина, Петр Горский, Карп Олексин, Петруша Чуриков и многие другие удалые всадники.

Пятого сентября разведка вернулась с новым языком – знатным ордынцем. Пленный рассказал, что Мамай с бесчисленными ордами стоит на Кузьмине гати, не спеша поджидает союзников и ничего не знает о приближении русского войска.

Чтобы добыть столь важного свидетеля, дозорному отряду, несомненно, пришлось переправиться через Дон и познакомиться с местностью в районе Куликова поля. Ведя постоянную разведку, русское командование всегда было хорошо осведомлено о расположении и намерениях противника. Часть сведений они могли, вероятно, получить от своих земляков, живших в ту пору в долинах Непрядвы и Дона.

Трудно, невозможно представить, что все эти рассказы о сторожевых дозорах являются вымыслом или поздней интерпретацией «былинных» слухов, дошедших якобы до авторов «Сказания» спустя более чем век после Куликовской битвы. Я не вижу причин, которые могли бы побудить летописцев измышлять имена участников сражения. От этих вошедших в историю имен мы не вправе отказываться.