Текст книги "Навсегда моя (СИ)"
Автор книги: Ники Сью
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Глава 14 – Даша
Далее происходит что-то больше напоминающее фильм с плохим финалом или момент экшена: переполненная передозом эмоций, я сперва в панике кричу, а потом хватаю полотенце, благо нахожу его быстро на ощупь, и начинаю им махать в разные стороны Оно короткое и если уж не обезвредит незваного гостя, то хотя бы даст мне фору в несколько секунд, чтобы продумать следующий шаг.
Правда, свет довольно быстро приходит в норму и в этот момент, полотенце касается лица того, кто нагло ворвался в душевую.
– Твою! – прикрикивает Гордеев. – С ума сошла, Даша?
Я перестаю махать, раскрыв пошире глаза, и в недоумении разглядываю Глеба, который трет рукой щеку.
– Что ты тут делаешь? – раздраженно повышаю голос. Взгляд у Глеба всего на короткое мгновение скользит по моему телу, опускается ниже к бедрам и у меня все вспыхивает. Аж дыхание перехватывает, до такого его взгляд, кажется, непроницаем и в то же время обжигающе горячим. Мы одновременно сглатываем и в какой-то степени смущаемся, уж я точно.
И только когда он отводит взгляд в сторону, до меня доходит, что надо бы прикрыться. Черт! Просто безумие! Стыдоба какая!
– Извращенец! – взвигиваю и беру халат с вешалки. Быстро накидываю его на себя, обвязавшись вокруг талии ремешком, а затем хватаю Глеба за локоть и пытаюсь вытолкнуть из ванной.
– Что ты делаешь? – бурчит он, но все-таки поддается и идет к выходу.
– Совсем уже? Зачем врываешься в мою ванную? У тебя что пунктик?
– Ага, – хмурится он. – Обожаю смотреть на тебя без одежды. Ты не знала? – на последней фразе голос Гордеева даже приобретает веселые нотки, что вообще не вяжется с его манерой общений. И я по второму кругу смущаюсь, кожа вспыхивает в тех местах, куда еще минутой ранее был направлен взгляд Глеба. Маленькие участки, будто медленно плавятся, соприкасаясь с огнем.
Какая-то ненормальная реакция.
– На свою девушку смотри! – рычу я, толкая Гордеева в комнату. И как только его нога пересекает порог, резко захлопываю дверь. Господи! Безумие! Просто ужас! Второй раз! И как мы раньше умудрялись проходить мимо и не замечать друг друга, а теперь буквально постоянно попадаем в нелепые ситуации, вернее в них попадаю я.
Щеки горят пунцовым пламенем, да и в целом, меня потряхивает. Хотя лучше уж Глеб, чем Артем, от первого я как минимум знаю чего ожидать. Второй же настолько непредсказуем, что находится с ним жутковато.
– А что ты орала-то? – вдруг раздается с той стороны голос Гордеева.
На несколько секунд я теряюсь… Зачем он спрашивает? Неужели пришел, услышав мой вопль? С другой стороны, ведь в спальне кто-то разгуливал еще до моего крика.
– А ты зачем бродил по моей комнате?
– Вопросом на вопрос отвечать не хорошо, – совсем по-детски заявляет Глеб. И я неожиданно облегченно выдыхаю, нет, злость никуда не делась, но мне стало легче от того, что Гордеев повел себя не как самый отстойный человек в мире, обрадовавшись чужому несчастью. А наоборот – ворвался в душ, потому что переживал. Может, я и раздражаю его, однако есть ощущение, что в беде в трудный момент Глеб не оставит. Наверное… В этой жизни сложно быть в чем-то уверенным. Особенно в членах моей семьи, если уж нас так вообще назвать можно.
– Свет погас, – отвечаю нехотя. – Вот я и закричала. А ты зачем пришел?
– Свет погас, – копирует мой тон он. – Вот я и пришел.
– Ты пришел раньше, я слышала шаги.
Какое-то время Глеб молчит, а меня наоборот распирает узнать, зачем он тут. Сколько себя помню, Гордеев никогда не врывался в мою спальню – она его не интересовала. Он мог войти, только если дверь открыта и то, скорее позлорадствовать, кинуть дурацкую грубую шутку, а не поинтересоваться о моих делах.
Ожидание правды меня добивает, поэтому я дергаю ручку и выхожу из ванной комнаты. Оглядываюсь, облизнув влажные губы, вот только Глеба нет.
– Придурок! – шепчу себе под нос и даже выскакиваю в коридор, надеясь, еще поймать его, узнать ответы. Происходящее слишком не вяжется с образом моего приемного брата, хотя вполне возможно, я просто раньше многого не замечала. Моя зацикленность на балете не позволяла иметь какие-то еще интересы: друзья, хобби, парень и все в таком ключе было недоступно. Я почти не знаю Глеба, как и он меня. Мы с ним больше незнакомцы, предпочитающие воевать, нежели друзья, решившие стать врагами.
Возвращаюсь к себе. Закрываю дверь на замок, и забрав из ванной телефон, плюхаюсь на кровать. Не знаю, зачем включаю мобильный. Он активно вибрирует, оповещая о звонках, которые не смогли совершиться, а потом на меня сыпется поток сообщений от Артема. Одно я по дурости открываю, не заходя в мессенджер, и тихо ахаю от его содержания:
“Даша, с тобой все в порядке? Я вернулся, искал тебя, где ты!”
Зубы сводит от злости, кажется, у кое-кого проблемы с головой или с чем там еще могут быть проблемы, когда ты сперва бросаешь девушку неизвестно где, а через какое-то время: “ой, я переживал”. Это мир явно сошел с ума.
Артем меня еще заваливает входящими и сообщениями, в конце концов, не выдержав, я отправляю ему короткое:
“Я в порядке” и отключаю звук на мобильном. День итак выдался тяжелым, надо отдохнуть.
***
Когда я прихожу в универ, то первым делом рассказываю Кристине про события вчерашнего вечера. Не то чтобы она наседает, но вопросы задает. Мне тоже в целом поделиться охота, раньше я никогда и ни с кем подобным не делилась, советов не просила, хотя, может, и надо было.
– Он больной! – заключает Крис.
– Ну… странный это точно, – киваю я.
– Нет, ты только подумай! – дальше Ивлева договорить не успевает, она так засматривается на меня, что ненароком врезается в непонятно откуда вывернувшего Руслана. Вид у него грозный, взгляд суровый, по скулам бегают желваки. Парень даже не соизволил сказать ей ни слова, молча обошел дугой и двинулся прямо.
– Эй! – кричит ему в спину Крис. – Извиняться не учили.
Вместо ответа он показывает ей средний палец, а потом сворачивает в другой коридор, скрываясь от наших глаз.
– Вот же, – рычит подруга. – Прямо не универ, а кладезь мудаков.
– Не говори… – шепчу я, отчего-то оторопев при виде Глеба. Вернее, не просто его одного, он идет в компании с той блондинкой: слегка приобнимает ее, что-то шепчет на ухо, а она смеется противным заливистым голоском. Меня аж передергивает при виде их. И так обидно становится, до противного скрежета под ребрами.
Скрещиваю руки на груди, будто так смогу отгородится от нарастающей бури внутри. Пытаюсь отвести взгляд, да только глаза так и тянутся обратно.
– Не понимаю, что парни находят в таких девушках, – неосознанно произношу вслух я.
– Доступность? – предполагает Крис, и только теперь до меня доходит, что я не только подумала про эту бойкую парочку, но и сказала. – Пойдем, – тянет Ивлева за руку.
Кое-как заставляю себя отвернуться, и мы даже доходим до воздушного перехода, ведущего на факультет туризма, как до нас снова доносится проклятый смех. Кажется, я его запомню на всю жизнь, уж больно звонкий. Ненароком оглядываюсь, хотя ругаю себя, и вижу там Глеба с этой девушкой. Они идут следом, но у меня вдруг складывается ощущение, что Гордеев не особо-то и веселый. Нет, он вроде скупо улыбается, да только словно не по-настоящему.
Эти двое останавливаются у стенда с информацией, блондинка встает на носочки и целует Глеба в щеку. Потом ее губы проделывают маленькую дорожку выше к уху Гордеева, и на этом я даю себе стоп – отворачиваюсь.
Желудок стягивает узлом, будто кто-то с кулака попал в область солнечного сплетения. Черт! Мы ведь с ним не так близки, чтобы меня подобное задевало.
– Даша, привет! – и словно мало мне одного представления, как передо мной совершенно неожиданно вырастает Артем, заодно перехватывает спектр внимания. Хотя я уже не знаю, что хуже, а что лучше… Видеть Нестерова особого удовольствия не доставляет, наоборот, я даже внутренне напрягаюсь, страх сковывает горло.
Крис поглядывает на меня, ожидая реакции. Тогда я подхватываю ее под локоть и тяну за собой, делая вид, что Артема не вижу. Правда, когда мы проходим мимо него, он едва слышно цокает, видимо злится, и тут же настигает меня. Хватает за руку, резко разворачивает и говорит безотказным тоном:
– Отойдем.
Глава 15 – Даша
– Нет, – строго говорю, а сама зачем-то поглядываю на Гордеева. Выражение лица у него такое непроницаемое, холодное, хотя до этого было другим – более спокойным.
– Я виноват, – наседает Артем, тогда как слушать его мне совсем не хочется.
– У тебя с головой проблемы, – влезает Крис, и теперь уже она подхватывает меня за руку, уводя прочь. Мы идем быстро, не оглядываемся, но позади нас звучат тяжелые шаги, словно наваждение какое-то. Сворачиваем на одном повороте, затем на другом, и чудом нам навстречу идет куратор.
Кристина здоровается с Лидией, молодой брюнеткой, и начинает что-то активно у нее спрашивать. Я же боковым зрением замечаю, как Нестеров замедляется. Он выжидает минуты две-три, но видимо поняв, что в этом нет смысла, разочарованно уходит.
Слава богу… Интересно, он вообще оставит меня в покое или нет?!
На экономику в итоге приходим с опозданием. Педагог нам ничего не говорит, конечно, все-таки взрослые и отчитывать нас никто уже не будет, однако смотрит с явным недовольством.
– Надеюсь, на зачете это не отразится, – шепчет Крис, наклонившись ко мне.
– Я тоже.
– Этот твой Артем… у меня аж мороз по коже. Слушай, может в полицию на него заявить? – предлагает подруга. – Или… родителям пожаловаться? Папе, например.
Болезненный ком в горле не дает сделать глубокий вдох. Мне следует привыкнуть, что в жизни нужно рассчитывать только на себя, но почему-то каждый раз такие моменты остро режут по сердцу.
На реплику Ивлевой не отвечаю, делаю вид, что сконцентрировалась на лекции, а у самой в голове та еще каша. Снова почему-то мыслями возвращаюсь к балету, не сказать, что я особо скучаю по сцене, скорее, по ощущению нужности. Ведь пока я была там, парила словно лебедь и получала восторженные аплодисменты, все было другим. И цвета вокруг были другие. Я видела мир, будто радугу – разноцветным и ярким. Теперь же все кажется серым и блеклым. В том числе, я сама.
После пар мы с Крис прощаемся, мне надо идти на репетицию с Глебом, а ей в бассейн. Ивлева приобнимает меня и говорит настолько заботливо короткую реплику:
– Если что, звони! Я приду на помощь! – ее слова настолько греют душу, что я в ответ улыбаюсь.
Правда, приподнятое настроение длиться недолго. В актовом зале все снова портится из-за Глеба. Уже на входе вижу его с той блондинкой, они о чем-то говорят, потом незнакомка психует и, недовольно задрав носик, уходит. А когда проносится мимо меня, еще и плечом задевает, явно специально, я аж едва умудряюсь устоять на ногах. Оглядываюсь на нее и получаю ядовитое:
– Что надо?
Правда, ответа моего она не ждет, хмыкает и с грохотом хлопает дверью, покидая аудиторию. Интересно, что между ними произошло? С другой стороны, мне нет дела до этого павлина.
Скидываю рюкзак с плеч, вытаскиваю чешки, чтобы было удобнее танцевать, надеваю их и поднимаюсь на сцену. Президента студсовета еще нет, зато есть возможность осмотреться, надо бы размяться, но в присутствии одного Гордеева не хочется как-то. Да и в целом, переодеться в лосины неплохо, только где – вопрос.
– Артемка, я смотрю, никак не отлипнет от тебя, – язвит Глеб, затем еще так громко и с раздражением выдыхает, что мне кажется – он ревнует. Ну правда! Если ему все равно, чего привязался к этому Артему? С другой стороны, странно, что Глеб вообще может подобное испытывать ко мне. Глупость какая-то.
– Как и от тебя твоя… как ее кстати?
– Нина, – отвечает он без особого энтузиазма и тоже поднимается на сцену.
Мы стоим с ним с разных сторон, собственно, как и в жизни – между нами огромная пропасть. Ни семья, ни друзья и даже ни товарищи. Я не знаю, как нас описать.
– Скажи честно, зачем тебе это? – скрещиваю руки на груди и смотрю на него, ожидая услышать если не правду, то хотя бы что-то приближенное.
– Что это?
– Танец. Ты ведь ненавидишь сцену, – после этой реплики выражение лица Гордеева меняется, становится более жестким. Он будто вспоминает то, о чем мечтает навсегда забыть, будто этот кадр прошлого его коробит, как старая гниющая рана.
– Арс попросил, – Глеб отворачивается, затем подходит к краю сцены и садится на нее, свесив ноги.
– Такие жертвы ради друга… – язвлю я.
– А ты? – он кидает на меня разгоряченный взгляд через плечо, в котором так и читается: “Спустись на землю, Дашка. Сцена никогда не будет твоей жизнью”. И это задевает, отзывается ноющей болью в груди. Хотя… в детстве я вроде не мечтала стать звездой балета. Мне хотелось просто иметь семью, друзей и ходить по выходным в кино или в библиотеку.
Не дождавшись ответной реплики, Глеб вновь начинает говорить:
– Такие жертвы ради какого-то парня, хотя, может, ты уже и танцевать забыла как, – его фраза – вызов. Сказал бы кто другой, я бы плюнула и пошла дальше, но Гордеев вечно меня подначивает. Пытается задвинуть. Указать на место где-то в самом низу. А я как маленький ребенок из раза раз встаю и доказываю ему обратное. Мне отчего-то хочется быть выше в его глазах, показать, что я достойна большего.
Подхожу к колонке, включаю ее и даю команду Алисе, поставить Lindsey Stirling – Underground. Когда-то мы ставили под нее номер еще в балетном училище в качестве самодеятельности.
Выхожу в центр, делаю вдох: смотреть в пустой зал, так непривычно… В воспоминаниях мелькают мои выступления, аплодисменты, похвала. Теперь все в прошлом.
Поворачиваюсь и вижу, как Глеб поднимается и встает тоже в центре, но чуть поодаль от меня. Музыка начинает разливаться вокруг, ноты проникают в самую душу, и я взмахиваю руками, словно птица, которая готова взлететь.
Что-то резко меняется, стоит мне только сделать первый шаг. Дыхание перехватывает, учащается пульс. Закрываю глаза, вокруг ничего: только я и музыка. Пальцы, как струны, натянуты, провожу ими по воздуху, рисуя узоры.
Это не балет… Это просто танец. Это не искусство. Это просто ответ Глебу. Обещаю себе.
Замечаю, что взгляд Глеба меняется после каждого моего движения. И вот он снова как в тот день: горячий, пылкий, словно вспыхнувший уголек. Мне кажется, будто поток его энергии касается моих пальцев и связывает нас какой-то невидимой нитью. Надо отвернуться, прекратить, но ни я, ни видимо он не можем перестать смотреть друг на друга.
Воздух вокруг нас становится насыщенно горячим. Он такой разряженный, что дышать невероятно тяжело. Но я продолжаю танцевать, двигаться по сцене кругами вокруг Глеба, словно он – мой эпицентр. А потом неожиданно для самой себя вдруг делаю шаг вперед, приближаясь к нему, и что-то происходит – моя нога дает сбой. Как и раньше на репетициях. Тело подводит. Я понимаю, что сейчас позорно упаду, но Глеб не замечает моего фиаско или же пытается сделать все, чтобы мы оба этого не заметили.
Его ладонь неожиданно касается моей талии и резко притягивает к себе. Как и в тот день. Я смотрю в его распахнутые глаза и отказываюсь понимать, что между нами в который раз происходит. Он не смеется, не кидает злобую реплику. Зато мое тело трепещет, словно по нему проходят маленькие электромагнитные токи.
Пауза затягивается, мы оба не двигаемся и непрерывно смотрит друг на друга. Мир вокруг кто-то поставил на паузу, даже музыки не слышно.
– Ты… – шепчет он, притом настолько нежно у него выходит, что я замираю в томительном ожидании. Прошлые обиды моментально стираются, когда он вдруг поддается навстречу, так словно Глеб хочет меня поцеловать.
Неосознанно закрываю глаза и…
Глава 16 – Даша
Тут дверь в актовый зал распахивается. Входит Женя и еще какие-то ребята, заставив нас отринуть друг от друга.
– У! – присвистывают на фоне, и я вспыхиваю от стыда! Хотя… от стыда ли? Точно ли это то самое чувство?
Сердце бухает в груди. Пульс шалит, и мне явно требуется доза свежего холодного воздуха.
– Вы уже начали? – спрашивает Женя, явно приняв происходящее за репетицию. Что ж, так даже лучше.
– Я… мне нужно переодеться, – дрожащим от волнения голосом сообщаю и тут же устремляюсь в зал, чтобы взять рюкзак. Меня так потряхивает, словно нас застали за чем-то непристойным и интимным. С другой стороны, мы ведь еда не поцеловались. Почему-то я уверена, что Гордеев тянулся ко мне, может неосознанно, под вспышкой каких-то эмоций, но он точно планировал дотронуться до моих губ.
– Да, конечно, вот там гримерка, – она показывает куда пройти, и я практически срываюсь с места, в надежде, что через пару минут отпустит. Но прежде чем выскочить из зала, зачем-то оглядываюсь и ловлю на себе взгляд Глеба. Он смотрел мне вслед?
***
Возвращаюсь минут через десять и стараюсь на Глеба не смотреть. Он сидит в расслабленной позе на стуле, со скучающим видом наблюдая за репетицией. И даже когда я подхожу ближе, не переводит взгляд, словно нарочно не замечая. Собственно, так даже лучше, не придется лишний раз о чем-то думать, накручивать себя. Я и так еле-еле успокоилась, отдышалась.
Женька, наш президент, заметив меня, подходит ближе. Она оглядывает нас, прикусив задумчиво губу, затем начинает говорить.
– У меня есть номер, но сама я не смогу поставить танец. Честно сказать, я думала, что договорюсь с девочкой из “Алиты”, группы по танцам, но она неожиданно встала в позу и отказалась.
– Небось, Нестеров постарался, – комментирует вслух Глеб. Я тут же корю себя, что создала проблем постороннему человеку. Не надо было соглашаться танцевать с Гордеевым, в конце концов, ничего хорошего из этого не выйдет.
– Не знаю, – пожимает она плечами. – Но танец надо как-то поставить и…
– Не переживай, – перебиваю ее. – У меня балетное образование, и повторить танец или поставить что-то под музыку смогу без проблем.
– Ты… балерина? – у Женьки глаза на лоб от удивления лезут.
– Бывшая, – не пропускает момент с колкостью Гордеев. И почему он такой? Ведь еще пару минут назад мне казалось, что в его глазах зажигаются звезды, когда я для него танцевала.
– Почему бывшая? – вполне серьезно озадачивается Женя.
– Любовь-морковь превыше сцены, – с нескрываемым раздражением выплевывает Глеб. Не будь он моим заклятым врагом, я бы точно списала все на ревность.
– Травма, – говорю, игнорируя выпады Гордеева. – Но уже прошло три месяца, я хорошо себя чувствую.
– Травма? Ого! А ты точно будешь в порядке?
– Конечно, я ведь уже… – на этом месте осекаюсь, вспоминаю тот разговор в раздевалке, и что меня, ясное дело, никто нигде не ждет. Сердце сжимается, словно иглой кольнули в открытую рану, но я не подаю виду, как обычно, собственно. – Уже были репетиции. Давай, я посмотрю номер.
– Ой, ну здорово! – Женька радостно хлопает в ладони и оставляет мне мобильный.
Я несколько раз просматриваю кусок из видео, танец достаточно легкий, никаких акробатических движений, такое повторить сможет даже ребенок. А мужская партия вообще элементарная – стоишь себе и тупо смотришь на партнершу, иногда протягивая ей руку и отходя в сторону.
– Нужно изобразить любовь, – говорит Женя. – Только безответную.
Почему-то ее фраза вызывает у меня тяжелый вздох. Да и Глеб как-то странно поглядывает, хотя до этого делал вид, что меня тут не существует.
– Они не могут быть вместе, потому что из разных стран, не понимают язык друг друга и у них разные религии, – объясняет Женя. – В танце мы должны показать это ощущение безнадеги, когда очень хочется, но желание исполнить невозможно.
– А они в конце будут вместе? – зачем-то уточняю я.
– А разве люди могут быть вместе, когда все против них? – в этот раз Глеб говорит без яда в голосе. Наоборот, он будто потускнел и из-за чего-то расстроился.
– Будут, – улыбается Женька. – Потому что изучение языков объединяет мир! – в конце она хлопает радостно в ладони.
– Какая банальщина, – хмыкает Гордеев.
– Зато красивая банальщина, – возражает президент.
Они еще препираются минут десять, пока я смотрю танец. Повторить его легко, но мне вдруг хочется добавить чего-то своего, оживить некоторые уж больно банальные движения.
– Попробуем? – протянув мобильный обратно, я перевожу взгляд на сцену. – Хотя бы первые секунд пятнадцать, чтобы понять, получится у нас или нет.
– Ух ты! Так быстро? Гор, иди, пожалуйста, на сцену. Будем пробовать!
Он поджимает губы, правда не возмущается и молча поднимается первым. Снова встает в центре, пока ребята включают музыку Макса Фрая – Breach the Line. Засовывает руки в карманы и выглядит таким напряженным, будто экзамен собрался сдавать, а не танцевать.
Поднимаюсь следом, и как только звучит первый музыкальный такт, начинаю движение. Ноги касаются пола, делая легкие прыжки, но это далеко от того, что зрители могут видеть в балете. Взмахиваю руками и раскрываю их, словно лепестки цветка. Обхожу Глеба, слегка покачивая бедрами и проводя вдоль тела руками, иногда изображая тоску, а иногда горячую обиду. Он смотрит на меня так неотрывно и в какой-то момент размыкает губы, словно хочет что-то сказать, но в итоге отводит взгляд в сторону. Как обычного, ничего нового.
Хотя меня почему-то задевает, что Гордеев отвернулся. В конце концов, это не наше желание быть здесь, а постановочный номер.
– Ты должен смотреть на меня, – шепчу как-то уж больно требовательно, неожиданно для самой себя. В балетном училище нас учили, танец – это стопроцентная концентрация и отлынивать не получится. Если он так рвался на сцену, пусть отрабатывает.
Глеб вновь возвращает взгляд ко мне и вдруг делает шаг навстречу. Еще один. И вот нас уже разделяет слишком маленькое расстояние. В постановке не было таких движений. Я отступаю, пытаясь вернуться к исходному варианту, но он словно хищник делает еще более стремительные шаги, пока не подхватывает меня за руку. Его большой палец скользит вверх к линии запястья, так игриво и в то же время нежно, словно мы с ним влюбленная пара, а не враги с детских лет. Тело пробивает разряд маленьких электротоков, пульс предательски учащается.
Резко выдернув руку, а это приходится как раз на припев, я закручиваюсь, словно вихрь, покоряющий пространство вокруг него. Затем, сделав импровизационный переход, растягиваюсь в арабеске*, тяну руку к Глебу, подобно тому, что хочу дотронуться до его щеки, но тут же убираю ее и отдаляюсь. Выполняю серию фуэте, делая быстрые повороты, и стремясь увеличить дистанцию между нами. При этом мой взгляд всегда направлен на него, а его на меня. Мы будто реально связаны какой-то невидимой нитью.
И я совру, если скажу, что мое сердце не трепещет от происходящего. Что дыхание не перехватывает, в надежде танцевать еще и еще. Я не помню, когда мне так нравилось для кого-то танцевать. Когда кто-то настолько неотрывно смотрел, но не оценивал каждый шаг, а просто наслаждался. А ведь он реально наслаждается, раньше я не замечала подобного в Глебе.
Наверное, это и становится фатальной ошибкой моего очередного падения.
– Даша! – тут же реагирует Гордеев. Я поднимаю голову и вижу то, чего, наверное, не должна видеть. Он делает шаг и вроде хочет подойти ко мне, помочь, но не подходит. Тело его так напряжено, одна рука сжимается в кулак, а по скулам бегают желваки.
– Дашенька, ты как? – а это уже Женька. Именно она помогает мне подняться, а не Глеб, хотя то, как он позвал меня, с какой интонацией произнес, говорит о том, что Гордеев переживал. Даже если он сейчас стоит с непроницаемой миной, минутой ранее маска с его лица пала.
Он врет… Он врет мне, что ему все равно на меня. Почему-то теперь я уверена в этом.
– Встать сможешь? – Женя перебивает ход моих мыслей.
– Да, нормально, –поднимаюсь, но дальше репетицию мы не продолжаем. Меня отпускают, со словами: “На сегодня все”.
Иду в раздевалку, слегка хромая. И пока переодеваюсь, думаю про Глеба и про то, что хочу с ним поговорить: рассказать про Артема, про балетную труппу, про то, что в детстве никогда не хотела быть балериной. Мне вдруг хочется столько всего ему сказать, до невозможного. Правда, не знаю, как начну разговор, но это дело десятое.
Закончив переодеваться, собираю вещи и выхожу в коридор. Подхожу к актовому залу, планируя со всеми попрощаться, приоткрываю дверь, однако не вхожу, меня останавливает женский голос. Ненавижу подслушивать, но тут ничего не могу с собой поделать, так и манит узнать подробности.
– Глеб, я все вижу, тоже же не слепая! – выпаливает блондинка, подружка Гордеева. В маленькую щелку замечаю, как она льнет к нему, водит носом вдоль его подбородка, словно хочет поцеловать. Смотреть на них настолько невыносимо, что меня начинает подташнивать. Неужели мне все показалось? Неужели Гордеев не тянулся ко мне, и в реальности он хочет быть со своей подругой?.. Кажется, я окончательно запуталась в происходящем.
– У меня от тебя уже голова болит, Нин, – Глеб отвечает с таким пренебрежением, будто девушка его достала. И руки на талию не кладет, и голову отворачивает, всем видом явно демонстрируя, что близость ему не интересна.
– А у меня от тебя, но я же все делаю для нас, а ты…
– Нин, хватит, давай на сегодня закончим этот пустой разговор.
Я уже планирую уйти, все-таки подслушивать нехорошо, как Нина начинает говорить обо мне.
– Гор, это все из-за той девчонки, которая с тобой танцует? Скажи честно, – она отходит от него, скрестив руки на груди, и смотрит с такой жгучей ревностью, будто готова разорвать и Глеба, и меня, если попаду под руку. – Она тебе нравится?
Пару секунд он молчит. Грудь его быстро поднимается и опускается, от тяжелых и резких вдохов.
– Что? – наконец, прикрикивает Гордеев.
– Ты никогда не участвовал ни в какой самодеятельности, а тут посрался с этим парнем, как его, Артем, кажется, пропустил свою любимую пару по философии. Она тебе нравится, да?
Я сглатываю и на автомате дотрагиваюсь до щёк, они полыхают от смущения. Нина озвучивает вслух то, о чем я даже подумать боюсь. Ведь тут нет никакой логики. Человек с детства травил меня, желал худшего, а тут вдруг симпатия? У него там биполярочка, что ли?! Хотя… может и у меня она? Я ведь тоже отзываюсь на его необычные знаки внимания.
– Что ты несешь, Королева? Иди, проспись, – довольно резко отвечает он ей, даже меня, его слова задевают.
– Гор, ты думаешь, мы тут все с луны упали?
– Да не нравится она мне! – еще громче произносит Глеб. Притом с такой злостью, что у него аж желваки по скулам бегать начинают.
– Тогда…
– Ты видела ее? – продолжает Гордеев. – Кожа да кости, и танцует ужасно. И вообще! Я себя еще уважаю! – на этой фразе Глеб отворачивается, и я резко прячусь, надеясь остаться незамеченной.
Прижимаюсь спиной к стене, в то время как сердце бешено колотит о грудную клетку. Никогда не думала, что слова Гордеева могут ранить подобно острым иглам. Я и не мечтала ему нравиться, он меня в этом ключе не интересует и не интересовал. Однако все равно задевает. И вот эта фраза: “Я себя еще уважаю”, звучит на повторе в голове, словно молот, который разбивает хрупкую душу.
– Я себя тоже уважаю, – шепчу трясущимися губами, отчего-то едва сдерживая слезы. – И надеюсь, что однажды мы перестанем пересекаться с тобой, Гор. Обещаю себе, я как можно скорее вычеркну тебя из своей жизни.
