Текст книги "Ночь упавшей звезды (СИ)"

Автор книги: Ника Ракитина

Соавторы: Наталия Медянская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Ну так что, ляжем спать? – завозилась Талька, очевидно, стараясь поделикатнее отвоевать место на нарах.

Я вздохнула. Воспоминание растаяло. Вернулась боль. Я хмуро устроилась с краю, на боку, морщась от резанувшей нос вони гнилой соломы. Одежда и волосы давно высохли, но меня знобило.

– Эй... – донеслось до меня озабоченное. – Вам холодно?... Мгла, плащ я тоже потеряла.

– Х-холодно? Нет... – я закрыла глаза, шепча, как молитву: – Одрин, приснись мне снова, пожалуйста...

– Тебе совсем плохо? – легкая рука легла мне на плечо. – А... а что за Одрин?

– Нет, мне хорошо... Тише... Как ты думаешь, за нами следят?

Элвилиночка осторожно поднялась, похромала к двери и приложила ухо к заслонке:

– Вроде тихо, а что?

Я, помогая себе зубами, отодрала лоскут от рубашки – все равно она в клочья, лишней прорехи никто и не заметит. Сунула палец в повязку, стиснув зубы, сцарапала струп. Руны, начерченные кровью, растекались, но, думаю, меня сумеют понять. А, хуже не будет! Я вытащила из-за пазухи манок и тихонько свистнула. Пестрая красавица-летавка появилась в воздухе посреди камеры и, недовольно запищав, уселась мне на плечо.

Привязав лоскут к лапке, я задумалась, к кому же ее отправлять... Одрин мертв... я, точно наяву, увидела его светлые волосы, узкое лицо с серыми глазами, в темноте отливающими серебром и... птичка исчезла. А я тихо заплакала, привалившись к сырой стене.

– О... а... – Талька жалобно всхлипнула и, подойдя ко мне, молча приобняла одной рукой. Ее грязная рубашка неожиданно ярко и свежо пахла хвоей.

– Они... его убили... – громко всхлипывая, я уткнулась девушке в плечо. – Куда она тогда... полетела?..

– Летавки не ошибаются, – девушка ободряюще погладила мое плечо. – Тебя как зовут?

– Триллве, – неожиданно для себя ответила я.

– О, как красиво... – элвилиночка устроилась рядом и посмотрела в потолок, словно ожидала увидеть там звезды. – А я – Сандра-Талька Цмин эйп Лаариваль, старший подмастерье-менестрель, – с гордостью отрекомендовалась она, взъерошив рыжую макушку. – Можно просто: Талька-Веретено.

– Приятно познакомиться. Действительно, приятно, – улыбнулась я. Прозвище "Веретено" ей было в самый раз, и запомнить проще, чем все эти "Сандра-Талька и так далее".

– И мне приятно, м-м... А откуда у вас это, – Талька потянулась и дотронулась до печатки на моем пальце. – Это же... мевретта, да?

– Это... ты их видишь?! А... ну да... ты ведь элвилин... Да, это его. Торус меня сдал, так что можно не скрывать, – я вытерла кровь, ползущую с прокушенной губы. – Его нет, Талька. Совсем... Его утром... на дороге убили... Только во сне... остался...

– Мевретт Мадре? – осторожно спросила рыжая и, нагнувшись, начала осторожно закатывать штанину весьма потрепанных коричневых брюк. – Но куда тогда полетела летавка?

– К нему... Не знаю... Ему размозжили голову, я видела, – жестко сказала я, чтобы не тешить себя напрасной надеждой. Вытерла слезы. – И... давай лучше подумаем, как нам отсюда выбраться.

Талька помолчала, в задумчивости кусая губы, потом нахмурилась:

– Да уж... ты видела рожу легата? Если выбираться, то как можно скорее. Пока его немного сдерживает Олав, но боюсь, что это ненадолго. Знаешь, какой Торус злыдень – она криво ухмыльнулась и начала рассматривать свое распухшее, лилово-синего цвета колено. – Уж можешь поверить моему горькому опыту...

– Догадываюсь, – посочувствовала я. Это относилось и к злодейству Торуса, и к тому, что Тальку хватали ордальоны. – А как выбираться? Не думаю, чтобы мы за день успели сделать подкоп. И подкупить тюремщиков тоже нечем.

– Вряд ли я смогу бежать, – печально сообщила Талька. Она, точно маленький ребенок, сложила губы в трубочку и с разных сторон старательно подула себе на ногу. Потом выпрямилась, рукой откинула упавшие на глаза рыжие волосы и вскинула на меня зеленые глазищи: – А ты знаешь что? Ближе к ночи позови охранника и скажи ему, что готова все рассказать про элвилин. В это время дознавателей в тюрьме нет. И тебя поведут в прецепторию, пока ты не передумала говорить. А по пути сбежишь.

– Знаешь что, – протянула я, – я тебя тут не оставлю. Торус тогда на тебе оторвется и запытает насмерть. Он и так отцу простить не сможет, что тот не с его матерью, а со мной... был... – я пальцем легко погладила обручальное кольцо. – Нет, мы придумаем другое. Или вместе тут останемся.

Я откинулась к холодной стене, закинув руки за голову, и закрыла глаза.

– Вот уж удумала, еще чего! – фыркнула девушка, локтем легонько пихнув меня в бок. – Не дури. Как я сбегу с таким коленом? В прошлый раз мне просто повезло.

– Я тоже на одной ноге не сильно сумею упрыгать. И своих бросать не приучена. Все. В этот раз повезет двоим, – непримиримо отрезала я и задумалась. – Между прочим... ты сюда странным образом попала, через этот, как его... дольмен, да? А обратно так не получится?

– Не-а... Это портал у мастера сломался... – не слишком уверенно объяснила она, – сиречь дольмен. А то бы я была уже в Дальнолесье, вместе с отцом... – рыжая тяжело вздохнула. – Интересно, он-то где...

– Не знаю... – Талькин отец действительно мог быть где угодно: в военном лагере, или в Твиллеге, или уже вести нам на выручку доблестные элвилинские полки. Ой, нет, только не это! И я вернулась к куда менее опасной проблеме:

– А... этот портал... его как делают? Он у твоего мастера откуда?

Девушка задумчиво нахмурилась и слегка удивленно глянула на меня:

– Вот странно... он мне никогда об этом не рассказывал. Ну... – она наклонилась вперед и подперла голову руками, – его не делают, наверное... а если делали, то жутко давно. Или находили. Такое место, где пространство ломается... ну, вроде бы... Точно у магов надо спрашивать... – Талька пожала плечами и окинула взглядом камеру. – Но тут-то портала нет!

– Хорошо, не делают. Но почему он открылся именно здесь? – продолжала настойчиво выспрашивать я. – И еще... вот тут окон нет, дымохода тоже... и продухов... Откуда летавка взялась посреди камеры? Может, все-таки что-то такое есть? Только я не чувствую? Но я не элвилин и не маг... А ты... ну попробуй, поищи!

Девушка нехотя встала и, прихрамывая, медленно пошла вдоль стен, размышляя на ходу:

– Летавки перелетают куда угодно – на то они и летавки... А почему открылся здесь, не знаю, – рыжая задумчиво потянула себя за ухо. – Может быть... потому что категорически не имел права распахнуться в защищенном от магии остроге? – выдала Талька на одном дыхании и захихикала.

– Вообще-то, дольмены открываются только в определенное место, – тянула она. – Ты их когда-нибудь видела? Такие каменные круги со ступенями и стоячими валунами. То есть, ты входишь на один круг, и бац – выходишь на другой. Или выпадаешь, как повезет. А еще и такие есть, с которыми не угадаешь, куда выкинет. Выплюнул тебя – а второго дольмена и нет; а значит, обратно ты вернуться не сумеешь. Ужас, да? Вообще-то я в этом понимаю мало, магия порталов такая сложная, что и волшебник не всякий открыть его справится, только самый-самый.

Завершив лекцию о дольменах и обход камеры, Талька присела рядом, вздохнула:

– Ничего я не почувствовала... И потом, даже, если бы и была возможность вернуться назад, мне туда нельзя... Меня выкинуло из Вениссы, из тамошней Школы изящных искусств мастера Орландо. И сейчас там полно ордальонов, – она нахмурилась и сжала кулаки.

– Жалко... – я разочарованно вздохнула. Хотя, и не особо верила в удачу. Дольмен посреди тюремной камеры – это как-то уж слишком. – Тогда поспим, что ли? Все равно ничего толкового в голову не приходит...

Я прилегла с краешку на нары, повернулась на бок, сунула под щеку ладонь. Странный день... то засыпаю, то просыпаюсь. Может, духота виновна, может, рана... да и не спала всю ночь.

– Ага, поспим... – донеслось до меня сквозь сон. – Мгла! Ты куда?!

И чего кричит? Странно... Сама же поспать согласилась.

Глава 17.

Твиллег

В лазарете стояла сонная, звенящая полуденная тишина. Солнечные зайчики переливались в распахнутых от жары окнах, играли на выстроившихся рядком склянках Звингарда, мягко щекотали лицо спящей поверх заправленной белоснежным льном постели зеленоволосой девочки. Темулли поморщи-лась во сне, всхлипнула, завозилась, закрываясь локотком. Жалобно пробормотала: «Мама...» и, вздрогнув, проснулась. Резко села, помотав головой, и, сонно моргая, огляделась. Большая комната была пуста, очевидно, лекарь отбыл на помощь беженцам, которых, как недавно просветил подругу Люб, определили в пустующую деревеньку в нескольких милях от замка. Поселение это в свое время было оставлено форангами под напором буйно разраставшегося элвилинского Леса, и будущему старосте его, похоже, предстояла куча работы по возрождению деревни и укреплению морального духа ее новых жителей.

Темулли на мгновение стало неловко – вот ведь как, она, сама того не желая, заснула, а Звингард пожалел, не стал будить ее и тащить с собой. А может, просто не успел? Или... – девочка внезапно охнула, стукнула себя ладошкой по лбу и летавкой порскнула с кровати. Схватила валявшуюся на скамье холщовую сумочку на длинном ремне, смела в нее со стола несколько приготовленных ле-карем бутылочек и с топотом выскочила в коридор.

Путь до покоев мевретта Мадре она преодолела почти со скоростью все той же летавки и, вле-тев в спальню, недоуменно замерла на пороге. В помещении никого не было, огонь в камине давно по-гас, а в воздухе стоял странный, сладковатый запах – будто кто-то неумелый готовил сахарную карамель, явно переборщив с ванилью, а потом еще умудрился все это прижечь.

Те-мулли углядела растекшуюся по мраморному полу янтарную лужицу, двумя пальцами подняла валявшийся рядом пустой флакончик и сморщилась. Вблизи запах оказался еще резче и противнее. Она отшвырнула липкую бутылочку, вытерла руки о штанины и, еще раз оглядевшись, внезапно оробела. Подпрыгнув несколько раз, убедилась, что высоченная мевреттская кровать пуста. На всякий случай заглянула под нее, осторожно приподнимая рукой небрежно свисающие шитые золотом покрывала, чихнула, испуганно всматриваясь в тень, и облегченно вздохнула. Никаких ужасов под кроватью не оказалось, и девочка, пройдя через кабинет, выглянула в коридор.

Где-то совсем рядом заскрипела приоткрытая сквозняком дверь, и Тему на цыпочках пошла на звук. Войдя в библиотеку, остановилась и, тихо ойкнув, зажала ладошкой рот. В дальнем конце зала, на полу возле распахнутого настежь книжного шкафа лежал, свернувшись калачиком, мевретт Мадре. Рядом с ним сидел огромный дымчатый кот. Он громко мурлыкал, перебирая передними лапами по локтю Одрина, и выразительно глядел на девочку золотистыми глазищами на умной морде. Темулли, как завороженная, пошла к шкафам, по дороге споткнулась о валявшийся на полу здоровенный фолиант, переплетенный темной кожей, а когда снова подняла глаза – котище исчез, словно просто растворился в воздухе. Зеленоволосая тихо присела возле неподвижного мевретта и подрагивающей рукой коснулась замотанного бинтами затылка.

– Наверное, вам нужно сменить повязку, – Темка положила на пол сумку с лекарствами, отчаянно надеясь, что Мадре отзовется. Одрин вздрогнул, подняв голову и, встретившись взглядом с испуганными девчоночьими глазами, медленно сел, ухватившись одной рукой за скрипнувшую дверцу шкафа.

– Ты... что здесь делаешь?

– Вас уложить? – спросила Тему, и такая недетская тоска вдруг промелькнула в глубине ее серых глаз, что мевретту стало не по себе. Он вдруг как-то сразу понял, что девочка чувствует себя очень одинокой, а все эти глупые выходки с воровством лука и распитием меда скрывают пустоту, которую она носит внутри.

– Нет, не нужно... – Мадре облокотился спиной о стену и откинул назад голову, закрыв глаза. – Там слишком пусто... И еще... это чудовище может заявиться... – он болезненно поморщился, вспоминая пронзительный голос Исы. – А что Сианн, уехал? Не видала?

– Уехал... кажется... Вместе с другом...

Зеленоволосая подвинулась поближе и робко прижалась к Мадре.

– Что с тобой? – мевретт, удивленно скосившись, обнял девочку рукой.

– Ничего... просто... Я спала, а мама... она мне приснилась... – сбивчиво пробормотала Темулли и крепко зажмурилась, словно ожидая, что Одрин снова начнет ее отчитывать.

– Погоди, – мевретт обеспокоено оглядел сжавшуюся в комочек Тему и тихо спросил: – Ты что, действительно меня боишься?

– Угу, – кивнула девочка, все так же крепко зажмурившись. – И за вас тоже боюсь.

– За меня? – Мадре удивленно поднял брови. – Так, давай по порядку. Для начала... расскажи, чего именно ты боишься... может, не все так страшно, как кажется?

Он замолчал, задыхаясь, точно не говорил, а бежал.

Девочка нахмурилась:

– Нет! Мне не кажется! Все точно очень страшно и противно.

Если бы не сидела, она бы топнула ногой.

– Темулли, я мевретт, помнишь? Если все так серьезно, тем более рассказывай. Я ведь помочь тебе хочу, – Мадре с удивлением отметил про себя, что голова его прояснилась; боль, хотя и не ушла, но ощутимо притихла, да и головокружение почти совсем пропало. Он почему-то вспомнил упругие лапы кота, его тихое урчание, и машинально протянул свободную руку, чтобы коснуться мягкой шерсти. Кота рядом не оказалось, и мевретт, мимоходом удивившись, снова обратился к девочке:

– Ну, так как?

В библиотеку осторожно просунулась вихрастая голова Люба, поморгала и сморщила конопатый нос. Потом рыженький просочился в дверь целиком и нерешительно замер, топчась на одном месте, шумно пыхтя и глядя жалобными глазами в сторону подружки. Не дождавшись от нее ответа, мальчик вздохнул и чинно опустился на розовый диванчик у входа.

Тему недовольно зыркнула в сторону Люба и демонстративно уткнулась носом в грудь Мадре:

– Нет, нет, – трагическим шепотом произнесла она. – Просто... мне немного одиноко. Не обращайте внимания. Мне никто не поможет...

Одрин слегка нахмурился – слова девочки показались ему смутно знакомыми, – а потом насилу удержался, чтобы не фыркнуть. Темулли дословно цитировала мадам Розамунду – героиню "Яшмовой орхидеи Мерриана", не так давно принявшей героическую смерть в камине библиотеки. Созданном, похоже, как раз для таких случаев.

Мадре вздохнул, посетовал, что поздновато сжег эту гадость, и погладил девочку по голове:

– Тему, я думаю, что Люб проникся, так что давай уже по существу.

Зеленая голова согласно колыхнулась на мевреттской груди, и до Мадре донеслось глухое: "Мама"...

– Понимаю, ты скучаешь по маме, – Одрин перевел взгляд на фолиант, валявшийся неподалеку и раскрытый на той самой странице со старинной гравюрой. Элвилин переглотнул и подумал, что тоже очень скучает.

– Угу... – всхлипнула девочка уже без капли рисовки. – Мне очень плохо без нее. Теперь меня все только используют...

– Тему, не говори ты так! – это уже не выдержал верный Люб и, сорвавшись с места, стрелой пролетел по библиотеке. Споткнулся о злосчастную Книгу, брякнулся на пол и, проехав последний ярд по мраморному полу на четвереньках, затормозил рядом с подружкой.

– Это правда! – Темка подняла на друга зареванное лицо. – Правда, и все.

– Ну и кто же посмел использовать тебя, свободную вольнолюбивую элвилин? – подначил девочку Одрин. – Я всегда думал, что ты отважная и никому не позволишь так обращаться с собой...

Зеленоволосая повернула к нему возмущенное личико, отпрянула и уселась, обхватив руками колени. Скривилась:

– Я... там мама.

Мевретт, попытавшись удержать ее, потерял равновесие, резко оперся на руку и, сжав зубы, невнятно процедил:

– Где "там"? Что с твоей мамой? Я думал, она умерла...

– Вам плохо? – встрепенулась Темулли, поспешно вытирая слезы рукавом.

– Нет, ничего, сейчас пройдет, – Одрин поморщился и вымученно улыбнулся: – Давай, рассказывай, где твоя мама? В тюрьме?

– Не скажу, – упрямо буркнула Тему и стала сосредоточенно ковырять масляное пятно на манжете. – У вас и без меня забот полно... Триллве, война...

– Темулли... – Люб с несчастным видом сглотнул и осторожно потянул девочку за рукав: – Я... Расскажи. Я сделаю для тебя всё.

– Нет. Не могу, – мужественно уперлась Тему.

Мадре осторожно пожал плечами и смиренно кивнул:

– Ну, не хочешь – не говори... Люб, будь добр, подтяни сюда во-он ту Книгу.

Мальчик, пыхтя, передал Одрину лежавший на полу фолиант и принялся с некоей долей осуждения наблюдать, как мевретт невозмутимо погружается в чтение. К слову, глубоко погрузиться Мадре не удалось, потому как незнакомые руны категорически не желали складываться в слова.

– Почему же не можешь? Ну, Темка... – рыжий продолжал жалобно взывать к подруге: – Ты что, не веришь мне?

– Верю. Просто ты ничего один не сможешь. А если кому-то расскажешь, то они все равно не смогут, а... – Темулли обиженно посмотрела на Одрина, – а меня повесят.

– Хм... – задумчиво протянул мевретт, не спеша листая страницы. – И кто же это, интересно, будет тебя вешать, а, Тему? Лично в мои планы на ближайшую неделю казни юных дев не входили... Знаешь что? – он отложил в сторону Книгу и повернулся к девочке. – Давай я тебе сейчас расскажу, как все было на самом деле, а ты, если что, меня поправишь.

Зеленоволосая недоверчиво фыркнула:

– Ну, вам-то откуда знать?

– А я догадался. Знаешь, какой я мудрый? Целых две с половиной тысячи лет живу на свете. Твою маму схватили, так? И попросили тебя и папу идти в Дальнолесье. А тебя лично заставили делать что-то такое, о чем ты боишься рассказать, верно?

Девочка осторожно кивнула, а Одрин продолжил, положив руку ей на плечо:

– Но ты не бойся. Я ведь твой друг, а друзьям можно довериться. Вон, и Люб – тоже твой друг. А целых два друга – это великая сила, знаешь ли... Такая сила и реки повернуть может.

Тут мевретт вспомнил о затоплении Нор-Гейта и слегка смешался.

Темулли же некоторое время смотрела на Мадре большими глазами, а потом разрыдалась, ткнувшись лбом ему в колени.

– Не плачь, Тему, – Одрин вздохнул и порывисто притянул девочку к себе. – Ты знаешь, где находится твоя мама?

– В Сатвере... Только... – зеленоволосая, не поднимая головы, наощупь достала из поясной сумочки сложенную вчетверо бумагу и дрожащей рукой протянула мевретту. – Я же теперь предатель...

– Что это? Письмо? – Одрин удивленно покрутил в руках изрядно измочаленный листок. Ухмыльнулся, представив судьбу, приведшую его к такому печальному состоянию, и начал не спеша читать.

– Кстати, Тему, у тебя вот руна "гис" не в ту сторону смотрит, – он постучал пальцем по бумаге.

– Угу... – страдальчески согласилась Темулли, лба от его коленей, впрочем, не отрывая.

– Я полагаю, что ответа от тебя пришлось дожидаться долго... – Одрин, послюнявив палец, безуспешно попытался прилепить обратно отмочаленный уголок. – Кому ты должна была это отправить? И куда?

– Летавкой в Сатвер. Давнему в черном.

– Что за Давний в черном? – нахмурился Мадре. – Можешь его описать?

Темулли наконец подняла голову и вытерла ладошкой покрасневшие глаза.

– Могу. Высокий, худой, волосы седые... Я плохо рассмотрела, потому что боялась, и было темно. И еще – у него такой серп, – девочка с трудом сглотнула и поводила пальцем по своему плечу, – красный на белом.

Люб поерзал, нахмурился и снова потянул подругу за рукав:

– Скажи... Это было твое первое письмо?

На его сморщенной мордашке явно читалась желание верить, что Давние ни о чем не знают. Что это письмо – единственное, и других не отправлялось.

Девочка молча кивнула и начала смущенно теребить зеленую косу.

– Ну, так значит всё в порядке! Чего тут волноваться? – конопатый облегченно вздохнул и разулыбался, ткнув пальцем в бумагу, которую все еще держал Мадре. – Письмо – вот оно. Никто никому не доносил!..

Одрин вынырнул из задумчивости и повернулся к девочке:

– А ты знаешь, где именно в Сатвере находится твоя мама? Как ее зовут? И еще, опиши, пожалуйста, как она выглядит.

– Она красивая, – вздохнула Тему и, словно солнечный луч, по заплаканному лицу ее промелькнула улыбка. – Волосы зеленые, как у меня. И коса до пояса. Зовут Бригида. А находится в тюрьме... Туда еще нужно спускаться по лестнице, – Темулли снова помрачнела и заговорила медленно, словно постепенно вспоминая подробности страшной картины. – Все время вниз и вниз, а стены под рукой холодные и сырые... И еще там дышать тяжело, потому что давит. Вот сюда, – девочка прижала к груди сжатый добела кулачок.

Одрин уставился на пылинки, кружащие в пропитанном светом воздухе.

Сатверская тюрьма. Значит, все пути сейчас ведут туда. Комтур Олав Эйнар – ведь, похоже, что именно его описала Темулли; собственный сын Торус, – с кем еще им предстоит встретиться? И какой итог будет у этой встречи? Какова нынче цена свободы и любви?

Мевретт ухватился рукой за угрожающе скрипнувший шкаф и осторожно поднялся. Держась за плечо споро подскочившего Люба, добрел до окна и, толкнув, распахнул рамы настежь. Подняв руку к груди, потянул за серебряную цепочку на шее. Звенья холодной змейкой побежали по коже, и он вспомнил, что манок оставил Триллве.

– Люб... – Мадре повернулся к мальчику. – А у тебя есть летавка?

– Ну... – протянул Люб, а потом решительно кивнул. – Меня отцовская знает, если нужно.

– Нужно, – мевретт сжал худенькое мальчишеское плечо. – Нужно будет отправить письмо мевретту Сианну. Тему, – Одрин повернулся к девочке и кивнул в противоположный угол библиотеки, – там на столе бумага и карандаш. Принеси, пожалуйста, мне идти долго.

Девочка вскочила и, закинув зеленую косицу за спину, побежала за письменным прибором.

– Господин мевретт, а хуже не будет? Я боюсь! – донесся с другого конца комнаты ее пронзительный голосок.

Одрин разом обрадовался и поморщился тому, что Тему постепенно приходит в себя, и крикнул в ответ:

– Не бойся!

А потом буркнул себе под нос:

– Хуже уже просто быть не может...

Вздохнул и посмотрел на Люба:

– Ты хорошо Сианна помнишь? Я имею в виду, внешний вид?

– Высокий, черноволосый, зеленоглазый, рядом всё время таскается этот... Себастьян Лери, – вытянувшись в струнку, отчеканил рыжий. Мевретт удовлетворенно кивнул и, пристроившись на подоконнике, начал набрасывать Алиелору записку с описанием матери Темулли. Просил осторожно выведать, жива ли. Хотя, откровенно говоря, сам сильно в этом сомневался. Он через плечо покосился на мордашку Тему, освещенную надеждой, и вздохнул, мысленно пообещав в случае чего взять девочку под свою опеку. Следом написал элвилинской разведке в Сатвере, повторив приказ, и повернулся к Любу:

– Зови свою птицу...

– Ага... – рыжий подскочил к окну и, высунувшись, высоко и коротко свистнул. Через секунду весьма упитанная пестрая летавка уже переступала лапками по его голове. Пичуга важно раздувала перышки, глубокомысленно чирикала и вообще делала вид, что всю жизнь провела в этом патлатом гнезде.

Темулли заулыбалась и почесала птице горлышко.

Одрин тоже поднес руку к Любовой макушке. Летавка неодобрительно покосилась на мевретта, подумала, и, переваливаясь, важно перешла ему на предплечье. Мадре приладил письмо к лапке и передал птицу в руки хозяину:

– Давай, отпускай. Только хорошенько представь себе мевретта Сианна, – Одрин строго посмотрел на мальчика и добавил: – И волосы у него до плеч, смотри, не перепутай.

– Да помню я... – недоуменно пожал плечами Люб и, зажмурившись, подкинул летавку в воздух.

Тему посмотрела вслед исчезнувшей птице, вздохнула и потянула старшего элвилин за серебристый рукав:

– А он ее спасет? – спросила она. – Маму? Он сможет?

– Во всяком случае, он постарается сделать все возможное, – тихо сказал мевретт, глядя в пронзительно синее небо и положив ладонь на голову девочке: – Лучше него все равно ни у кого не получится...

– Всё будет хорошо, – убежденно кивнул Люб, тоже глядя в синеву. – Обязательно. Иначе просто нечестно...

Они постояли еще немного, щурясь от солнца, вдыхая напоенный хвойным запахом воздух и слушая негромкий шепот Дальнолесья. Глубоко в чаще кукушка начала отсчитывать чью-то судьбу, и Одрин, развернувшись, осторожно уселся на полу под окном. Темулли сползла по стеночке рядом и улыбнулась ему сквозь набежавшие слезы.

– Все будет хорошо... – эхом повторила она.

– Слушай, Тему, – Мадре устало потер глаза, – а ты знаешь, где у Звингарда находятся его особенные зелья?

– Ага. В крайнем шкафу, на самой верхней полке, – задумчиво проговорила она и хихикнула. – Там у него настойка корня валерианы, флаконов восемь. Только ключ он прячет.

– Да? – удивился мевретт, – интересно, а зачем она ему в таких количествах? Хотя... – Мадре вспомнил, кто нынче выступает в качестве помощника лекаря, и решил, что восемь флаконов – это еще маловато.

– Нет, валериана – это не совсем то, – покачал головой Мадре. – А он случайно не говорил, нет ли у него какого-нибудь особенно мощного эликсира? Чтобы силы вернулись?

– Не-а... – помотала зеленой головой Темулли, – мне он ничего такого не рассказывал. Хотя, – она авторитетно подняла палец, – я точно знаю, что для этого нужно пить бульон, гулять и..

– Тему! – простонал мевретт. – Ну некогда мне гулять. Мне очень нужно попасть в Сатвер. И как можно скорее. Слушай... – он немного виновато посмотрел на девочку: – А может, Ису ограбить? Ну, Колдунью-с-Болота? У нее же наверняка должно что-то такое быть. Насколько я помню, в Леден-Вер была огромная алхимическая лаборатория.

– То есть, вы нам предлагаете теперь вместо луков начинать таскать зелья, – понимающе кивнул Люб, вылавливая из воздуха летавку с ответом Сианна, что он все понял и все сделает.

Одрин возмущенно фыркнул, но потом, улыбнувшись, пожал плечами и стал привязывать к ножке пестрой второе письмо. Выпустил упитанную птичку в окно.

– Ну, получается, что вроде так... – возвратился он к теме разговора, – и потом, со мной вы это весьма ловко провернули.

Тему зарделась от удовольствия, и закивала:

– Ладно. Сделаем, не беспокойтесь. Только, – она скосила серые глазищи на Одрина, – чур, вы меня возьмете с собой.

Мевретт неопределенно хмыкнул и серьезно сказал:

– Понимаешь, взял бы, да вот тут одна загвоздка... Велит в отъезде почитай четыре дня, Сианн сегодня уехал, я уеду. Идринн все-таки, как ни крути, слабая женщина, должен же кто-то будет приглядеть за замком? Ну и соответственно за Колдуньей с Болота – как бы она тут чего не учинила. Думаю, что у вас с Любом это выйдет лучше всех... – Мадре опустил голову, пряча улыбку. – Вы вообще, талантливые.

– Смеетесь, ага, – надулась Темулли.

– Ну и что... Зато дело говорит, – Люб, похоже, вдохновился открывающимися перспективами и радостно потер руки. – Приглядим. Обязательно... О! Мы ее перевоспитаем, – он мечтательно поднял глаза к лепнине на потолке, – она нам будет сказки на ночь рассказывать.

– Э-э-э! Не переборщите, – Одрин с сомнением оглядел горевшее вдохновенным огнем лицо рыжего. – Сказки – это, пожалуй, лишнее...

Внезапно опять накатила волна боли, перед глазами медленно двинулись в плаванье книжные шкафы, а в горло метнулась горечь.

– Идите... попробуйте выяснить, где Иса прячет зелья... – мевретт запрокинул голову к стене, закрывая глаза и чувствуя, что стремительно проваливается в глубокий тяжелый сон.

Дети тихонько встали и Люб, утянув с дивана розовую шелковую подушку, осторожно подложил ее под затылок Мадре. Тему с сомнением оглядела бледное лицо спящего. Хотела, было, что-то сказать, но мальчик решительно потянул подругу к двери, сильно сжав тонкую ладошку.

– Да пошли уже, пусть отдохнет, – он протиснулся наружу и придержал для подружки тяжелую дубовую створку. Повторил присловье отца: – Крепкий сон, как ничто другое, ставит на ноги.

– Угу-угу, – недовольно пробурчала Тему, исподлобья оглядывая пустой коридор, в котором стояла непривычная тишина. – Но когда вернемся, я ему сделаю компресс.

Рыжий фыркнул и потащил девочку к винтовой лестнице, обнесенной ажурными чугунными перилами.

– Клаудиа с кухни мне тут недавно жалилась, что Колдунья заказала какой-то умопомрачительный обед из пяти блюд и десерта и велела подать в оранжерею, – сообщил мальчик, на ходу обернувшись через плечо. – Представляешь, заливное из мускула гребешка, яки-тори, сабджи и еще какой-то ужас, я еле запомнил...

– Да не топай ты так, – дернула его за руку зеленоволосая, – аж гудит все вокруг. Ну, как она услышит, рассердится?

– Пфэ, она по-любому злиться будет, – легкомысленно бросил Люб и толкнул украшенную витражом дверь оранжереи. Дети влетели внутрь и ошеломленно застыли на пороге. Исследуя Твиллег вдоль и поперек, они не раз захаживали сюда, очень уж Темулли приглянулись огромные анютины глазки. Но в этот раз помещение показалось незнакомым. В первую очередь их встретил запах. Не обычный для просторной оранжереи нежный аромат цветов и зелени, а резкая, шибающая в нос сладость с примесью ванили и меда. Следом – поразило огромное, сооруженное прямо на полу и блистающее шитым золотом ложе. По всей постели были разбросаны пестрые шелковые подушки, а в самой середине в непринужденной позе возлежала Иса Анфуанетта эйп Леденваль и задумчиво созерцала прозрачный потолок оранжереи. Колдунья неспешно курила кальян, сосуд которого, стоявший на низкой скамеечке, был инкрустирован янтарем, а чубук сиял позолотой. Дама повернула голову к двери и, сонно прищурившись, оглядела Люба и Тему. Взгляд ее задержался на девочке, Иса нахмурилась, будто что-то припоминая, и резко села:

– Что-то случилось с мевреттом Мадре? Ему стало хуже?

Тему подумала, что хорошо было бы сейчас услать Колдунью куда подальше и спокойно покопаться в ее вещах. Она собралась, было, уже наврать с три короба, что Одрин срочно требует Ису к себе, дабы попрощаться, но вовремя сообразила, что такого мевретт ей уж точно не простит.

– Нет-нет, все хорошо, – девочка как можно шире улыбнулась и восхищенно распахнула глаза: – Как здесь красиво...

– А мы тут вот... – помялся Люб, – цветы полить... Нас мэтр Звингард прислал.

– Передайте этому недоучке, – едко сказала Иса, вытаскивая шпильки из высокой прически и с облегчением встряхивая головой, – что пока я здесь, то оранжерея становится моими личными покоями.

Ее густые черные волосы тяжелыми волнами рассыпались по плечам, и Колдунья вытащила из-под подушки перламутровый гребень.

– Нравится? – она покосилась на глядевшую во все глаза Темулли и усмехнулась. – Это с Побережья. Есть там умельцы по жемчугам, да раковинам.

– А можно посмотреть поближе? – робко спросила девочка и сделала несколько неуверенных шагов в сторону золотого ложа.

– Смотри, – милостиво разрешила Колдунья и похлопала по ярко-алой шелковой подушке, приглашая Тему присесть рядом.

Люб же, видя, что дамы не на шутку увлеклись сугубо женскими штучками, заскучал и, заложив руки за спину, пошел прогуляться вдоль куртины с тимьяном. Он задумчиво оглядывал созревшие коробочки и напряженно гадал, а привезла ли вообще Колдунья с собой хоть какие-то зелья. Внезапно взгляд его уперся в лежавшую на мраморном полу одинокую розу такого темного густого оттенка, что цветок казался почти черным. Мальчик покосился в сторону Исы, вспомнил, что теперь он тоже отвечает за замок и, прокашлявшись, негромко сказал: