Текст книги "Дело о физруке-привидении"

Автор книги: Ника Ракитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– По-моему, тогда они явно перевыполнили обязательства… – сонным голосом пробормотал Максим.

Его растолкали и заставили бежать в садок для привидения. Но самые упорные поиски ничего не дали: одинокая туфля исчезла бесследно.

– Устраняют свидетелей, – произнес Максим хрипло.

Катька подалась назад:

– Тю… Каких свидетелей?

– Сначала туфлю, потом нас, – обрадовал ее Данила.

Катька скривила губки бантиком: ну, это уж вы зарапортовались, граждане.

– Сле-дить, – Симрик подпер ладонями опадающую голову. – Сейчас же… следить…

Даник взглянул на его мучения и вызвался первым заступить на дежурство. А заодно и втолковать Катерине, чтобы про документ она не болтала и в «Коней» вступать не пробовала. Девица пожала плечами:

– Я вам что, Геночка? Это он – добровольная лошадь.

Препираться, они знали, Катька могла до посинения. Поэтому, не оставляя ей никаких шансов, Даник просто нырнул в бурьян.

Слежка – дело скучное. Чем дольше сидишь в каких-либо кустиках, наблюдая, тем больше на сон тянет. Даже с утра. Технический арсенал… х-ха! Руки-ноги отекают. Комары грызутся, как ненормальные. А после радиации они не только вечно голодные, но и злые, словно питбультерьеры. И даже если знать, что кусает тебя не комар, а комариха, то ведь кусает все равно! А активно чесаться нельзя: объект, за которым ведется наблюдение, может заметить. И проблемы деликатного свойства возникают… А преступницы (в ранг которых возвели на всякий случай и Ленку) вели себя, как назло, идеально. В связях, порочащих их, замечены не были. По ночам корпус не покидали. Ну разве что по этим… проблемам деликатного свойства. К заброшенному бараку и ловчей ямке не ходили. Анделы! Симрик резво перескакал на другую сторону дуба. К объекту N 0 подходила Жанна Юрьевна, и появлялся шанс узнать что-нибудь новенькое. Но, видимо, сегодня был не его, Макса, день: весь разговор напоминал плохой пересказ мексиканского сериала – «Она мне сказала, что он ей сказал, что она ему сказала.» И только под конец удалось услышать нечто действительно интересное. Разговор касался ночных посиделок Жабочки с воздыхателем, имя коего она пропустила (подумаешь, и так оба отряда знали, что это физрук!).

– Открываю один глаз – идет Терминатор, – с явным осуждением произнесла Жанна. – Ладно, проходит время. Открываю второй глаз – идет Терминатор.

Ленка уже вздернулась, как лошадь при звуке боевой трубы.

– Открываю третий глаз… Тьфу…

– Что, он так всю ночь и шастал?

– Не всю, – Жанночка надулась и вздохнула. – Только когда мы целовались.

– По-моему, он по уши влюблен в Киру, – Даник медленно возил веником по столовскому полу. Пол от этого чище не становился. – А целуется с Жабочкой. Не понимаю.

Максим почесал затылок:

– Ну, есть такой тип мужчин. Ужасно благородных. Они никому не могут отказать. И еще у них чувство долга. Они из-за этого делают все, чего им не хочется. Поступают в нелюбимый институт, мучаются на нелюбимой работе, женятся на нелюбимых женах.

Даник сглотнул:

– Если женятся, то она еще не жена.

– Так будет. Главное, что нелюбимая.

– И откуда ты все это знаешь? – вздохнул Даник.

– Читаю. К сожалению, мой личный опыт еще не настолько развит, но со временем…

Даник с остервенением набросился на пол, бурча под нос: "Кажется, я Катьку понимаю…"

Глава 5.

1.

Луна скрылась за тучи, а следом за ней, гадко подмигнув, погас фонарь. Еще и заскрипел, покачиваясь на кронштейне. Катьке сделалось сыро и неуютно. Она вышла из-за дуба и постаралась свистнуть. Потом нашарила под ногами горсть мелких камешков, сыпанула в стекло. Сыщики не появлялись.

– У-у, засони! – Катька, забыв из-за возмущения про страх, вскарабкалась на фундамент и потянулась к форточке, и вдруг кто-то сзади схватил ее за руку:

– Т-ты что тут делаешь?!

Вместе со свистящим шепотом обдал ее гадкий запах парфюм. Ее едва не стошнило, и вместо вопля получился задушенный стон. Падение в обморок иногда приносит плоды. Катька повалила злодея, а сама падать раздумала и помчалась в темноту. Сзади раздавались сопение и тяжелый топот. Ноги сами понесли Катьку знакомой дорожкой, а когда луна решила на какое-то мгновение посветить, Катька поняла, куда мчится не в силах затормозить. Мимо барака к прогалу с привидением!! Дыхание пресеклось, но ноги не желали останавливаться, вот уже сосны, туман…

– А-а!!

С диким воплем Катька споткнулась о край собственной ямы и с размаху грохнулась на песок.

– Почему… ты меня… не разбудил?!.. – паузы нужны были Даньке, чтобы в очередной раз встряхнуть кровать Макса вместе со всем содержимым. По домику гуляли широкие, горячие солнечные лучи, было часов восемь утра.

– А что, должен был? – продирая глаза, спросил Макс и схватился за край кровати.

– Катька нас сожрет, – сообщил Даник злым шепотом, потому как проснувшиеся мальчишки, бросив стелиться и одеваться, во все глаза пялились на них.

– Дети! – Ленка ворвалась в помещение. – Быстро, быстро вставаем, тьфу, то есть, встаем! На зарядку! Дежурные! Кто дежурные?!

– Мы… – вызвав бурный прилив благодарности на мордочке Ринальдо, посвятился Максим.

Ленка потерла голову. С утра она плохо соображала, а потому проглотила ложь. А у мальчишек появился шанс переговорить в одиночестве, пусть себе со шваброй и веником в руках. Хотя о чем тут говорить? Проспали.

Катька не появилась на завтраке. Обеспокоенный Даник поймал Виолку, допивающую какао. Он ей очень нравился, но сам подошел и заговорил впервые. От нервов Виолка покраснела, упустила стакан и так подтолкнула очки, что Данику пришлось их ловить.

– Ой, спасибо. Извини, – девочка смотрела на него телячьим, ко всему готовым взглядом.

– Катька где?

– В корпусе, – возвращаясь на грешную землю, сказала Виолка. – Кто-то фонарь выкрутил. Она пошла в туалет и упала. И теперь болит голова и колено. Жанночка ее в медпункт пихает, а она не идет.

– Я бы тоже не пошел, – вспомнив Ируську, сказал Даник. – Пошли.

– А куда? – Виолка расплывалась, как масло на солнышке, почти теряя способность соображать. – Я ей… ах, да, она завтрака не хочет. Но я возьму батон и какао, только стакана подожду.

– Ну, жди.

Мрачный, как туча, Даник выбежал из столовой.

Во втором отряде мыли пол. Очкастая веснушчатая девчонка, напевая, согнувшись в три погибели, возила мокрой тряпкой и орала на тех, кто пробовал войти. Даник пошел сквозь нее, как сквозь распахнутые ворота.

– Тапки сыми!

Он совершенно механически снял сандалии и, держа их в руках, двинулся по мокрым разводам. Катька лежала, отвернувшись к окну, с головой укрывшись одеялом. Сверху на ней сидела, умываясь, крыска Золотко. Даник поставил сандалии на тумбочку.

– Катька!

Молчание.

– Катька!

– Подлый трус, предатель! – глухо донеслось из-под одеяла. В двери любопытствующим памятником заглянула дежурная, Даник зыркнул на нее испепеляюще.

– Кать, что случилось?

Она рывком распрямилась, сбросив крысу:

– Что случилось? Меня чуть не убили, а он спрашивает!

– Кто?

– А я что, видела? – Катька поняла, что заговорила, когда собиралась гневно молчать, и опять нырнула в одеяло. Даник сидел и сопел на краешке постели. Ему было очень стыдно. И любопытно тоже.

– Катька, – осторожно начал он. – Хочешь, я на колени стану? Или клумбу у Ростиславыча обдеру?

Катька повозилась под одеялом:

– Хочу.

С Виолкой Даник столкнулся в дверях. Какао расплескалось, а бутерброд классически упал маслом вниз, вызвав ярость дежурной и крыскину радость.

– Ножницы давай, – рявкнул Даник.

– Маникюрные подойдут? – Виолка глядела с обожанием. А потом ринулась в косметичку. На кровать посыпались тюбики туши, губной помады, заколки, тени и бантики.

– Вот!

– Все, я пошел.

– Чего это он? – спросила Виолка в пространство. А Катька выбралась из кровати и со стонами начала одеваться.

– Тебе лежать надо, – произнесла подружка неуверенно.

– Ща! Пропустить такую корриду!

Протоптавшись по свежевымытому полу, хромая и постанывая, она понеслась к жилищу начальника. До Виолки, кажется, только сейчас стала доходить прелесть ситуации. Она ахнула, схватила с тумбочки Данькины сандалеты и босиком, как была, ринулась догонять Катюшу. Дежурная заголосила ей вслед, повертела пальцем у виска и заперлась в корпусе изнутри.

Роман Ростиславыч жил в оштукатуренной пристроечке за бараком первого отряда, жил скромненько, и единственной достопримечательностью (зато какой!) была необъятная, потрясающе красивая клумба в стиле ХVIII века перед его жилищем – с узорами из цветов: бордюр маттиол и незабудок, выше бархатистые разноцветные анютины глазки, а на самой маковке пышный пионовый веник в венце белых лилий. Девичья мечта! Именно на эту клумбу шел покушаться Даник с Виолкиными ножницами. Виолка прямо запищала от ужаса, но была утащена Катькой за ствол могучего клена, росшего на углу барака, откуда прекрасно виднелись и клумба, и раскрытое начальственное окно.

Роман Ростиславыч сидел в комнатке с пожарным инспектором, мирно обсуждая над кильками и огуречным салатиком комплектность пожарных щитов, когда Даник, неся впереди себя маникюрные ножницы, плюхнулся животом на подоконник и хамски заявил:

– Роман Ростиславович, я ваши цветы красть буду.

– Что, что он там делает?! – голосила, бегая позади клена, Виолка. Свисающие с окна ноги Даника ее ужасно нервировали. Катька в последний момент успевала поймать и подружку, и ее очки, и не выпустить из-за ствола. Даник, на взгляд Виолки, и висел подозрительно, и ногами дергал подозрительно, и вообще все это ей ужасно не нравилось.

Как ни странно, чувства Виолки полностью совпали с чувствами пожарного инспектора. Он уронил кильку в салатик, дикими глазами взглянул на острые ножницы в Данькиной руке и вышел покурить.

– Очень пгиятно, молодой человек, что вы почтили меня визитом, – произнес, улыбаясь глазами, Ростиславыч, – но не могли бы вы войти через двегь?

Даник покраснел, извинился и задом сполз на землю. Обойдя домик, он, все так же с ножницами в руках, стал тщательно вытирать о решетку на порожке босые ноги. Инспектор оценил эти ноги, ножницы – и едва не проглотил сигарету, навсегда проникнувшись подвигом учителей. Молоко, памятники за вредность!.. А еще в инспекторе развилось чувство, что этот мальчик… маньяк?.. его нарочно преследует. Натравили…

– Уже покурили? – удивился Ростиславыч, видя, как инспектор задом вваливается в комнатку и залезает поглубже, чтобы между ним и ножницами был хотя бы стол!

– Д-да. Уж-же.

– Он его поймал? – нервничала Виолка. – Ой, что там? Да отпусти ты меня!

Вырываться по-настоящему мешала Данькина обувь. А тут еще Виолка поняла, что сама забыла обуться, и прямо-таки пришла в ужас. А в домике начальник пытался добраться до истины. Но Даник, решительно высказавшись единожды, далее молчал, как партизан.

– Хорошо, – вздохнул Ростиславыч, оглядывая его босые ноги. – Кстати, тебе не холодно?

Кахновский судорожно помотал головой.

– Тогда выстгижи пионы, они никогда мне не нгавились. И пагу лилий.

Ростиславыч подмигнул. (Пожарный инспектор решил, что это нервное.) Счастливый Даник дернулся к окну, но начальник бережно подпихнул его в другую сторону. Так и случилось, что где-то на полпути между его апартаментами и обиталищем девчонок встретились обутая Виолка с чужими сандалиями в руках, хромающая и злющая Катька и утопающий в пионах раскаянный кавалер. И столкнулись – потому что за благоухающей розовато-белой охапищей дороги юноша никак не видел. После этого Катька могла начинать хромать уже на обе ноги сразу.

– Надо холод приложить! – Виолка наконец уронила чужое имущество и заметалась между фонтанчиком и лежащим в корпусе полотенцем. Полотенце перевесило – и Катька наконец перевела дыхание. Даник сунул ей в руку цветы – решительно, как швабру или меч (кому что нравится).

– Помоги, – сказала Катька сквозь зубы. – Она хорошая, но я ее больше не перенесу.

И тут Данила, поднатужась, поднял девчонку на руки. Кто-то восторженно засвистел за спиной. А Виолка так и осталась стоять с мокрым полотенцем у куста акации. Не судьба.

Максим глотал очередной печатный текст и к их появлению сперва отнесся равнодушно. После взглянул на красного от натуги сопящего Даника, на Катьку с пионами и хмыкнул. Уклонился от удара цветочным веником и раскрыл тетрадь.

– Итак, что мы имеем? – риторически поинтересовался он.

– Двух дрыхнущих идиотов.

Максим пропустил Катькину инсинуацию и торжественно поднял палец:

– Мы имеем живого преступника. К тому же, преступника нервничающего. А значит, совершающего ошибки!

– Первую он уже совершил, – пробормотал Даник. – Оставил ее в живых.

– Он старался, – Катька отряхнула руки, доломав о Даника букет. – Я не виновата, что ему не повезло.

– Зато теперь ты его знаешь, – сказал Максим. – И он может постараться еще раз, чтобы ты никому ничего не успела рассказать. Так что поторопись.

Катька повела плечиками и, небрежно потянувшись, сняла с уха Даника повисший пион:

– А я ничего не видела.

Они с возмущением взглянули на Катьку. Быть так близко, можно сказать, рядом с разгадкой – и ничего не увидеть?!

– Жаль, что он этого не знает, – с насмешкой посочувствовал Даник, – убивать раздумал бы.

– Возможно, это не входило в его намерения, – утешил Максим.

– Зато в мои – скоро войдет, – Даник демонстративно отряхнул с рубашки остатки зелени. – Так-таки ничего и не видела?

– Не-а, – вздохнула Катька. – Он подкрался сзади, фонарь не горел.

– Мужчина или женщина?

– Мужчина, кажется. Я чуть не сдохла.

– Здорово бы облегчила чью-то жизнь.

Катька вскочила и со стоном опять повалилась в траву. И, вроде, даже не слишком притворялась.

– Покажи, – Максим подступил к ее коленям.

– Нафиг! Я упала в собственную яму. А он топотал, как стадо мамонтов!

Хорошо, что мальчишки не стали ей сочувствовать – она бы им глаза повыцарапывала. Попасться этому негодяю, этому кретину! Убегать, как дура – и в свою же ловушку! В общем, верха идиотизма она достигла этой ночью, дальше некуда. И Даник… столб ползучий!..

– Может, хоть что-то ты помнишь? Руку? – он ведь тебя схватил? Примерный рост? Ну!..

Максим глядел на девчонку с ничем не оправданной надеждой. И даже такая идиотка, как она, обязана была поднапрячься и выдать хоть что-то из примет преступника. Катька безнадежно помотала головой.

– Может, он еще раз нападет. Днем. Я тогда запомню… Постараюсь…

– Ну хоть что-то, особые приметы. Почему ты считаешь, что он мужчина?

– Вонял он, – вдруг озарилась Катька. – Думала, умру на месте.

Они кинулись к ней:

– Чем?

Катерина напрягла извилины. Беда с этими запахами. Что-то вертится на языке, а сказать… Одеколон? Крем для бритья? Дезодорант? Этот, как его, "Старый вонючка".

– Носками, – выдохнул Даник безнадежно.

Максим быстро стал заносить информацию в тетрадь.

– Сможешь идентифицировать запах, если встретишь?

Катька лыпнула очами.

– Ну, узнаешь?

– Мне что, ходить по всему лагерю и нюхать? Носки – не буду, – отрезала она.

Оказалось, такой жертвы от нее они не смели и требовать. Даже готовы были посвятиться и, раз уж она не могла ходить – быстро, по крайней мере – переводить к ней все достаточно крупное мужское население на предмет обнюхивания. Катька это представила и застонала:

– Я вам что, ньюф Боря?!

– А кстати, – сообразил Максим, – ты в чем ночью была? Запахи медленно выветриваются, особенно гнусные. Одежда может еще пахнуть. Тогда мы втрое скорей обнюхаем… то есть, того… Или Борю попросим.

– Ну пожалуйста, – протянула Катька. – Может, еще и пахнут. Свитер и джинсы. В шкафчике.

– Вот что, вставай, – привязался Максим. – Мы должны тебя охранять. А то пока мы ходим…

Это вдохнуло в Катьку новые силы. Она поднялась, опираясь на дружеские плечи, и поковыляла в сторону корпуса.

… В течение дня под разными предлогами к Катьке приводили наиболее перспективные экземпляры на предмет обнюхивания. Перед этим детективы даже слегка поспорили. Максим считал, что приводить надо только тех, кто воняет интенсивно, а Даник полагал, что и не пахнущих совсем. Максим, чрезвычайно чувствительный к запахам, ехидно заметил, что таких вовсе не бывает. Данику пришлось уточнять. Он имел ввиду людей, не пахнущих парфюмерией. Именно эта группа казалась ему наиболее подозрительной, так как путем упорного мытья уничтожила все улики. Катька гнусно захохотала. Она сказала, такую гадость уничтожить сразу невозможно. Даже если помыться тщательно четыре раза, да нет, сутки просидеть в бане, обтираясь мочалкой и веником. И если б она не злилась на спящих олухов, то учуяла бы эту вонь с расстояние в три, нет, в четыре метра. И, видимо, ветер нес ее в другую сторону. Максим не выдержал и попытался пространно пояснить, что веник в бане нужен совсем не для этого. А Даник намекнул, что, возможно, у Катьки насморк. Короче, скандал разгорелся нешуточный. Поскольку начали подтягиваться любопытные, пришлось срочно приходить к соглашению. Консенсус состоял в том, что юноши как следуют вынюхают одежду, в которой Катька бегала ночью, и будут тащить к ней всех, чей запах окажется мало-мальски похож. Титанический труд (если учесть, что некоторые пахнущие личности были габаритами раза в два больше сыщиков, взятых вместе, и сопротивлялись). Под конец дня Даник высунул язык на плечо и сказал, что кем-кем, а дипломатом он ни за что не станет. Ни-ког-да!

– А у тебя неплохо получалось, – ухмыльнулся Максим.

Конечно, даже действуя по списку, они могли кого-то пропустить, и стоило подключить к расследованию Борю, но Борю Ростиславыч им не дал. Борю накануне малыши обкормили конфетами, и пес тоскливо маялся под деревом возле начальского домика, необщительный и голодный. Исходящий же из их личных усилий вывод оказался убийственным. Они даже сперва подумали, что что-то не так, и пробовали заставить Катьку перенюхать. Потому что наиболее интенсивно неопределенной гадостью пахла воспитательница Жанна Юрьевна.

– Уж этого я никак не могла от нее ожидать! – едва не плача, выкрикнула Катька.

– И размерами соответствует, – подвел неутешительный итог Максим. Да, назвать Жанну стройняшечкой не рискнул бы даже слепой.

– Такая тихонькая! – не утишалась Катька. – Крысы боится! А сама! Мадам Вонь!

– Вонг, – поправил Максим, вызывая очередной взрыв Катькиного гнева – в этот раз на свою голову. Даник вклинился между, спасая его от страшной смерти в Катькиных когтях. Друг спас друга.

– Вероятно, – Максим по привычке поскреб голову, – преступница не она. А ловила тебя в воспитательных целях. Чтобы дети по ночам не шастали.

– Сам ты…

– Неся ответственность за твою жизнь и здоровье.

Даник взглянул на залепленные пластырем Катькины колени. Максим развел дланями.

– Она же дрыхла! – Катька забыла про болезнь и вскочила.

– Могла притворяться. Воспитатели коварны.

Катька даже сплюнула в сердцах:

– "Преступник нервничает!" Я тут мучаюсь, нюхаю всех…

– А может, она просто обтерлась о преступника. Знаешь, как запахи переходят?

– Ага. Обнималась и целовалась. И он подговорил ее меня ловить.

Знала бы Катька, произнося эти слова, что почти наткнулась на истину!

– Можем еще раз крест попробовать, – пожалев ее, сказал Максим.

Даник опять посмотрел на Катьку:

– Не сегодня.

2.

– Ни за что! – сказала Жанна Юрьевна и хлюпнула носом. Ленка скоренько подсунула ей платок.

– Ни за что! – повторила Жанночка, заламывая руки, как в мыльном сериале, и Ленка на всякий случай отодвинулась. Жанночка вообще взяла за привычку жаловаться Ленке на все неприятности и искать у нее совета и спасения. А грядущая неприятность могла превзойти все, что доселе происходило. Чувства Елены Тимофеевны были двойственны: с одной стороны Жанночка со своими проблемами успела достать, но, с другой стороны, ожидалась грандиозная сплетня, и это – интересно. Поэтому Ленка отказалась от желания сделать вид, что ужасно занята. И даже побудила Жанночку излить душу. Юрьевна это дело умела и любила. И таким образом, после всех лирических отступлений стало понятно, что напарница Жанны Машенька уезжает на выходные. И не в Гомель, а в свою деревню. И, значит, за один день никак не управится. А воспитатель – он тоже человек и в отдыхе тоже нуждается, потому Ростиславыч разрешил Машеньке гулять все положенные государством три дня. А она, Жанночка, остается одна одинешенька. То есть, не так. Подменного воспитателя ей дают. А она не хочет. Вернее, хочет, но не может. Она боится.

Дойдя до этого места, Жанночка готова была взрыдать по новой. Ленка вытащила второй платочек.

– Санёк! – окликнула она пробегающее дитя. – Одолжи у Терминатора платочки, сколько есть!

– Столько не надо, – хлюпнула Жанночка и вытерла покрасневший нос. – О Господи, я ужасно выгляжу!

К чести Жанночки, это вызвало не очередной слезопад, а прилив бурной деятельности. В него была вовлечена и Ленка, и личности, шугающиеся с Жанночкиной дороги. В корпусе энергичным рывком была извлечена из-под кровати пухлая сумища, а из тумбочки и шкафа полетели на кровать разных размеров и достоинств косметички. Ленкины глаза расширились – это было видно даже под очками.

С воплем "Какая прелесть!" она набросилась на Жанночкино добро. А Жанночка Юрьевна занялась собой. Она чувствовала, что в природном виде не сможет появиться даже перед младенцем.

– А дальше? – возвратилась к делу Ленка, искоса наблюдая за припудриванием носика. – О, такого лака у меня нет.

– Я же сказала, – совершенно равнодушным голосом произнесла Жанночка, – я ее боюсь. Я даже ночью с ним целоваться боюсь, все оглядываюсь. Вдруг она из куста выскочит?

– Уже выскакивала? – заинтересовалась Ленка.

– Нет. Но может!

Ленка потрясла щедро накрашенными ногтями, чтобы быстрее сохли:

– А собственно, кто выскочит?

– Как?! – Жанночка даже выронила колпачок от тюбика с тушью и полезла за ним под кровать.

– Левее, – командовала Ленка, – левее. О, вот! Ты мне не говорила.

– А я думала, говорила, – сопящая Жанночка вылезла с колпачком в руках и стала причесывать волосы. – Ты знаешь, что мы с Геной встречаемся.

Ленка знала. Она даже помнила, как влюбленным мешал Терминатор – завидовал, не иначе. У Елены Тимофеевны порой зарождались подозрения, что про Жанночкины дела она знает больше, чем про собственные.

– А эта фурия… этот банный лист… Может, коричневая лучше?

– Что? – поразилась Ленка. – Коричневая фурия?

– Да нет же! – Жанночка удивилась ее бестолковости. – Помада!

– Контурный карандаш, – безапелляционно рявкнула Ленка. – А помада – светлее. Так кто эта фурия?

После получасовых стараний Жанна выглядела, как фотомодель, и вопрос с фурией тоже выяснился. На лагерь такая была одна. Ируська. И, разумеется, не нашла ничего лучшего, как прицепиться к ее, Жанночкиному, Генаше. А он такой нежный и ранимый, никак не может ребенка отшлепать. И если в третьем, Ленкином отряде, гоняясь за Генашей, Ируська всего лишь раскокала окно, то что она сделает за три дня со вторым и с ней, Жанночкой, лично… страшно про это подумать. А ведь завтра с утра Генаша приступает к своим обязанностям подменного воспитателя. Или она останется совсем одна. С этими девицами и крысой!

– Крысу я у тебя не возьму, – фыркнула Ленка. – Крысы противные. Этот хво-ост!

И они обе так ясно вообразили себе голый крысиный хвост!.. – прямо ой. Ленка бросила наводить на веки зеленые в крапинку, в тон лаку, тени:

– Могу поменяться на Тер… Игорька.

– Нет уж! – пырхнула Жанна. Полезла в не исследованную доселе косметичку и вдруг охнула и побелела под тональным кремом.

– Сюда кто-то лазил, – шепотом сообщила она.

Ленка очами души узрела грозовую зловещую ночь. Громовые раскаты, заунывный волчий вой. И мирно сопящую под двумя одеялами Жанночку. Тихо растворилась дверь… нет, все-таки окно, и озаренный сполохом силуэт перенес через подоконник кроссовки 42-го размера… Вот он приближается, нависает… над тумбочкой. И сует внутрь волосатую руку. На этом Ленку заколодило. Она никак не могла решить, возможно ли разглядеть такие детали при голубой короткой вспышке. Следственный эксперимент исключался – по причине отсутствия ночных (и даже дневных) гроз и волосатой руки.

А Юрьевна уже успела вытряхнуть на кровать груду дамской мелочи, полдесятка ярких флакончиков: лак для волос, дезодоранты, шампунь и духи в вычурной упаковке. Этой упаковкой она сейчас с возмущением и трясла.

– Я их… я их по праздникам… для Геночки… а этот! Кто-о?!

– А ты устрой ловушку для воров, – фыркнула Ленка, прочищая уши. – Чернила или гадость какую-нибудь. Пусть вляпается. Крыску у Катьки своей попроси.

– В мою косметичку? – выкрикнула Жанна трагически. – Нет!

Катька явилась на полдник распираемая энтузиазмом, как кошка чужой сметаной, даже забыла, что должна хромать и томно постанывать. И как только мальчишки, давясь, выхлебали сок, схватила их за руки и повлекла в растущие перед столовой акации. Максим едва успел подхватить свои пряники.

– Чего я зна-аю… – сказала Катька.

– У Жанночки духи ополовинили, – прожевывая пряник, оповестил Максим. – Поллагеря знает.

Катька, как ни странно, сиять меньше не стала. Сощурила глазищи:

– Одного вы не знаете. Духи эти уникальные, Жанночкин папа за ними чуть не в Париж ездил, и других таких нет!

И видя, что особого эффекта сообщение не вызвало, стала выкладывать, что духи это концентрированные, поэтому брать надо капелюшечку. И на Жанночке они вроде не так уж воняют, даже приятно, а вот похититель этого не знал, потому и смердел, как… – тут Катька слегка застряла, пытаясь подобрать сравнение. Потом бросила и продолжила. По ее словам, в духах этих содержатся специальные такие вещества, фе-фе…

– Феромоны, – подсказал Максим.

Да, правильно. И если ими пользуешься, то все окружающие мужчины немедленно начинают в тебя влюбляться.

– А женщины? – спросил Даник.

Нет, для этого нужны другие фе-фе, ну, эти самые. Стоп, остановил ее Максим. И стал поочередно записывать вытекающие из сообщения Катьки версии.

1. Кто-то очень мечтал досадить Жанночке. Тогда почему он не вылил всю бутылку?

Катька сказала, что никто про уникальность этих духов, как их, «Дезире» ("Дизаэ", поправил Даник, по английски «Желание». Катька легкомысленно тряхнула хвостом, подумаешь, велика разница), в общем, Жанночка никому про это не говорила, а то все бабы сбежались бы выпрашивать. Только сейчас в нервах проболталась.

Тем не менее Максим от первой версии отказываться не торопился. Во-первых, Жанночка и раньше могла проболтаться, а потом забыть. А во-вторых, может, духи эти злодею попались случайно, и ему было все равно, что проливать – лишь бы жертва пострадала.

– Кому это выгодно? – задал Максим классический вопрос.

Подумали и решили, что только Ируське. Она похищает духи, обливает ими кого-то, чтобы на нее не подумали, а потом подсовывает флакон на место. Максим поморщился, выходило слишком сложно. Да и кто добровольно позволит облить себя такой гадостью? Он бы лично Ируську на месте убил.

– Так может, и убил? – спросил Даник с тайной надеждой.

Нет, Ируську видели на полднике, вполне живая бегала. Если принять версию с Ируськой, то тогда облитый неизвестный – трус и жуткий пацифист. Ируську отбросили, а про других врагов Жанночки ничего известно не было.

2. Некто узнала про феромоны и возжаждала, чтобы ее немедленно полюбили все мужчины лагеря. Или один конкретный, к примеру, физрук. Тут опять вернулись к Ируське, а она и так надоела, поэтому данную версию отложили тоже.

3. Жанночка сама все устроила. И только делает вид, что ограблена. Из загадочных соображений. Ради Генаши? А зачем?

4. Кто-то обожает экспериментировать, для чего тайно и похитил Жанночкины духи. Первые, которые попались. Интересно, эксперимент удался? И в чем состоял? В загонянии Катьки в яму?

5. Кто-то их просто и банально спер. Понравились. Вкус у него извращенный.

6. Некто знал, что Жанночка обожает эти духи, и решил выдать себя за нее. Для чего? Из мести? (на горизонте опять замаячила Ируська). Или хотел, чтобы приняли за другого, все равно кого? Тогда почему взял Жанночкины духи? Млел от их запаха? Тогда это Генаша. И про духи он знал. Но обливаться тайно резону не было – Жанночка и так бы позволила. И вообще, "нет, дорогой, это только для женщин", – промурлыкала Катерина.

Она настаивала, что напал на нее мужчина (Ируське ее свалить даже при помощи духов сил бы не хватило), что он залез в темноте в вожатскую и вылил на себя первое, что подвернулось под руку. А потом решил расправиться с Катькой, боясь, что она его узнает. Он же не знал, что она не знала, что это он. И женщина такую глупость не учинила бы – столько вылить. Даже при отсутствии чувства меры и жесточайшем насморке. Набрызгала бы чуть-чуть за ушами и на запястья. И Жанночка ничего бы не заметила. Хоть весь созыв лазь и пользуйся. Конечно, корпус на ночь запирают, но окна-то открыты!

– А девчонки не могли? – спросил Максим.

– Ты что! Они сами возмущаются. И я еще раз говорю…

– Значит, все-таки преступник, – вздохнул Даник, мечтавший перестать стеречь Катьку и передохнуть. Не бодигардом же он в лагерь приехал!

– Это кто-то свой, – размышлял вслух Максим, – кто-то, кто хотя бы раз видел, где лежит Жанночкина косметика, и, возможно, кто-то, мечтающий о крепкой мужской любви.

Тут пробило и Даника, и Катьку. Они захлебывались и катались по траве.

– Ага! И за ним уже два дня гоняются мальчишки, чтобы броситься на шею?

Макс обиделся и покраснел. А потом вычеркнул из списка возможных похитителей Генашу, Ленку и Киру: у этих с личной жизнью все было в порядке.

– Машеньку тоже вычеркивай, – посоветовала Катька. – У нее жених в деревне.

Максим подумал и вычеркнул.

– Вот что, – надувшись, сказал он. – Мы должны поставить себя на место преступника. Если он хотел сделать гадость Жанночке – это одно, а если подстерегал нас или Катьку… Мы думаем на Жанночку, а он спокойно обделывает свои дела. Прекрасное алиби!

– Если не попадешься на краже.

– Не попался же. А заловили – мог сказать, что зашел по делу.

– Ночью?

Максим хлопнул ресницами:

– А в самом деле, отчего мы решили, что он заходил ночью?!

– А еще он мог попросить взять духи кого-нибудь другого, – мечтательно закатывая глаза, вещала Катька. – Смертельно влюбленную в него девушку. Она теперь ни за что не признается!

Даник хмыкнул:

– Да что ты! Ни одна из вас не может сохранять тайну больше двух минут.

Глава 6.

1.

– Меня сегодня убьют, – Виолка глядела на подругу совершенно круглыми, испуганными глазами. Плечи ее поникли, руки опустились – с нее сейчас можно было ваять аллегорию отчаянья. Катерина лихорадочно стала вспоминать, не делилась ли с Виолкой сведениями о преступнике. Выходило – не делилась. Работали сыщики в тайне, матерьялы следствия прятали в дупло с ужом: в общем, никакого риска для окружающих. Разве что сама Виолка наступила преступнику на любимую мозоль.