Текст книги "Дело о физруке-привидении"

Автор книги: Ника Ракитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

– Ты не джентльмен, – вздохнул Ванечка.

– Ты… – ответствовал Генаша.

Если в парламентских выражениях, то "оставь меня, старуха, я в печали". Непарламентских физрук не произнес: все и так читалось по лицу.

– Страдает! – Ванечка с размаху плюхнулся на кровать. – Он страдает! Когда я с ними на кладбище застрял, я разве страдал?

Он мечтательно закатил глаза.

– А когда мы воду доставали… Песня!

Случай этот Ванюша мог вспоминать не переставая. Их долго носило с Кирой и Ленкой по жаре в окружающих лесах и наконец вынесло к заброшенному лесничеству. Все трое изнемогали от жажды, а воды, стало быть, не было. И тут… колодец! Посреди зеленеющей громадной поляны стоял деревянный сруб, а внутри, как убедился Ванечка, откинув прогнившую крышку, была вода. На этом Господне чудо себя исчерпало. Так как вода была глубоко очень. А при колодце не имелось ни ворота, ни журавля. Возможно, лесники просто закидывали вниз ведро на веревке, чтобы никто их водой не пользовался. Обыскав прилегающие к колодцу лопухи и крапиву, разбавленные какой-то фиолетовой порослью (что-то посевное, для кормления коров: то ли люпин, то ли вика – за жаждой название в упор не вспоминалось), все время расширяя круги, они услышали торжествующий вопль Ленки. Ленка потрясала алюминиевой слегка дырявой кастрюлей. В кармане у Киры отыскался бинт. Далее сцена была какой-то дичайшей модификацией свидания Гришки с Мариной Мнишек у фонтана. Сопровождаемый криками Ленки:

– Осторожней спускайте, осторожнее! – Ваня трясущимися руками вытравливал бинт. Кастрюля билась о сруб изнутри, сбивая бороды мха. Оставалось надеяться, что она не отвяжется и бинт выдержит. Выдержал. Правда, три четверти воды вылилось наружу, пока кастрюлю подымали. И ладно бы через дырки в дне… Не успела кастрюля, брызжа фонтанчиками, выползти на божий свет, как к ней припали все трое (благо, фонтанчиков хватало, даже случились лишние, так что после водопоя они были не только упившиеся, но и мокрые). Взять воды впрок оказалось не в чем. И уже после следующего получаса шатания по лесу они жаждали не меньше, чем прежде. Даже раздумывали, не повернуть ли к колодцу снова. Но тут Ваня, осененный догадкой, вылетел на близлежащее шоссе. Он подпрыгивал, маша руками, и таки тормознул проезжающий мотоцикл.

– Воды!!..

Вероятно, стон и вправду вышел душераздирающим. Или впечатлили Ленка с Кирой, угрожающе глядевшие с обочины. Бедный дядька швырнул Ванечке бутыль газировки и, подняв мотоцикл на дыбы, укатил на заднем колесе. Вернее, двух, так как мотоцикл был с «галошей». Ну, с коляской, уточнил музыкант.

А они всю дорогу до лагеря наслаждались. Ну бывают добрые люди на свете!

Генаша к последним не относился. Он лег в кровать и отвернулся к стене. А то бы точно Ванечку убил. А возможно, именно в этом заключалась истинная доброта. Что не убил. Иногда Ванечка был очень полезен.

Вот и сейчас он до половины высунулся в окно и сообщил подбежавшей Ируське:

– А его нет.

Ируська подпрыгнула, пытаясь разглядеть комнату. Она знала, что иногда взрослые врут маленьким детям, хотя утверждают, что врать нехорошо. Музрук комнату собой загораживал. Тогда Ируська вскарабкалась на фундамент, посмотрела с нехорошим прищуром:

– А там кто?

– Тело, – сказал Ванечка, заботливо укрывая друга одеялом.

– Чье тело? – продолжала допытываться Ируська.

– Мертвое тело.

– А-а, – ангельское личико сморщилось. – А Гена где?

– Ушел.

– Куда?

– Туда, – Иван Владимирович неопределенно указал рукой в пространство. Место это являло собой густые заросли крапивы у забора.

– Зачем?

– Затем! – сказал Ваня веско и ссадил дитя с окна.

Он чувствовал, что пора переходить к решительным действиям.

И поэтому в самом начале тихого часа, покинув с баяном под мышкой Змеиную Горку, очутился возле корпуса, где жила Кира.

Тихий час – очень полезное для воспитателей время. Немного бурное в начале и в конце, но в середине… Существует мнение, что тихий час взрослые выдумали специально. И только потом стали оправдывать тем, что детская нервная система нуждается в отдыхе. Ща! Это их воспитательская система нуждается, что бы там ни говорили и ни писали высоколобые ученые мужи от валеологии. Так что тихий час – это здорово. Можно многое. Можно почитать. Можно поболтать. Можно позагорать и выкупаться, наплевав на границы лягушатника. Можно покурить в свое удовольствие тому, кто курит, не озираясь нервно, нет ли рядом детишек и начальства. Можно сбегать в соседнюю деревеньку за пивом. Вообще многое можно: когда удастся детей уложить.

Иван Владимирович растянул меха баяна. Результат был немедленным и положительным:

– Спятил?! – Кира показалась, как сказочная княжна в окне терема. – И так их спать не загонишь, а ты…

Ваня сел на травку, глядя снизу вверх невинными глазами:

– Песню про лес спеть?

– Сперва шарманку свою убери, – сказала Кира.

Музрук послушно отодвинул баян.

– Ну, пой. Только шепотом.

– В поле стоит дерево, – умильно глядя на Валькиру, затянул Ванечка, – а за деревом – дерево.

А за ним еще дерево.

А за деревом – куст.

А за кустом – дерево.

А за ним еще дерево.

А за деревом…

– Куст! – отрезала Валькира.

– Нет. Еще дерево. А потом два куста сразу.

– Все?

– Нет, не все, – сказал Иван Владимирович отважно. – Сколько ты будешь человека мучить?

– И многих ты уже замучила? – высовываясь рядом с Кирой, поинтересовалась Елена Тимофеевна.

– Если он о Терминаторе, то долго.

Нет, признаваться в любви в таких условиях было совершенно невозможно. Особенно, если признаешься не за себя.

– Я серенаду петь пришел, – сказал Ванечка с укоризной. – А ты мне мешаешь.

Воспитательницы переглянулись.

– Моя королева! Вторую неделю,

как я безнадежно влюблен… – язвительно изрекла Ленка.

За спиною у нее зашебуршились дети. А Ванечка поразился тому, как же точно Ленка обрисовала ситуацию. Даже время угадала!

– А почему днем? – сведя брови, спросила Кира.

– Так ночью ж игра. Я ж не варвар какой.

Дети отчетливо встали на уши. И, не слушая дальнейших объяснений, Елена Тимофеевна захлопнула окно.

– Не знаю, как кто… – скривилась она, когда мальчишки были успокоены. – Мне серенадов не посвящают. А вот проблема у нас. Простынь не хватает.

– Простыней, – поправила Кира задумчиво.

Елена Тимофеевна пожала плечами:

– Мне это без разницы. Но вот постелянша… она нам голову отгрызет.

2.

Вокруг огороженного веревками ристалища топталась придоспешенная охрана. Это чтобы азартные зрители в процессе не лезли под мечи. Зрители расселись на травке подрастающими назад рядами и нервничали. Пялились на поставленные по обе стороны палатки для участников. Томились. Заранее пробовали угадать победителя. Между ними бродил с фотоаппаратом воспитатель Вадимчик. Прицеливался. Прибежало и заняло отведенные стулья начальство. И наконец запела труба.

Все ждали, что появятся рыцари. Счас же! Сперва величавым шагом к проходу, оставленному в веревках, протопали лабуси из первого отряда, шепотом отсчитывая шаги. На могучих плечах провисала ковровая дорожка. Стелилась она со вкусом и немалым знанием дела, тем более, что в затылок дышали Ринальдо и Валерка, которым доверили нести трон. Ну, не совсем трон, а стул с высокой спинкой, увенчанной фанерной короной. Слегка перепихиваясь, юноши влачили его под белы рученьки… вернее, ноженьки. Тренировались они долго, потому оставалась надежда, что ножки эти не повредят окружающим. Наконец трон был установлен, и носители отерли трудовой пот со лба. Сразу после этого опять прозвучала труба и на дорожку выпорхнули "благородные дамы" с шарфиками наперевес. Слегка спотыкаясь в кринолинах из натянутых на обручи простыней, краснея и хихикая, они заняли место по обе стороны трона, чтобы в надлежащее время обвязать шарфиками своих избранников, идущих на битву: моральная, так сказать, опора. Шарфики, ленты и цветочки в их прическах колыхались под свежим ветерком. Катька, уклонившись от сомнительной чести изображать даму, цвела и распускалась среди окруживших ее мальчишек первого отряда, отпуская колкие характеристики. Девчонки этого же отряда шипели за их спинами.

Турнир двинулся своим чередом. Почти так, как описано в великом произведении великого шотландского писателя, только без лошадей и копий, и венец победителя был не из золота, а из всяких лохматых травок. И наделся слегка набекрень, задевая оттопыренное, красное от смущения и гордости ухо. Честь выбирать королеву любви и красоты повергла юношу в шок. Под аплодисменты и радостные крики, поняв, что живым не уйти, он увенчал первую подвернувшуюся даму (даме пришлось довольно низко нагнуться) и немедля сбежал. Его не воротил даже мешок с шоколадными конфетами, приз от администрации, которым, призывая, потрясал Ростиславыч.

Некоторое время пыль ристалища месили две «стенки» – изо всех сил взаимно запихивая противника в пятый угол.

Отстрелялись лучники. Несколько стрел со смягченными наконечниками ну совершенно случайно угодили в зрителей, каждый раз вызывая взрыв "народного энтузиазизма". Ростиславыч накормил конфетами (теми, что не успел втихую оприходовать Боря) чемпионов и прекрасных дам. После чего люди отправились ужинать. Потому что именно после ужина должно было начаться самое главное – Игра.

Называлась игра "Костры и ливни".

Еще в полудник Ростиславыч пересел за стол Киры со своим киселем и спросил, глядя на нее с благоговением:

– Что такое игра, объясните еще раз, пожалуйста, Валькира Дмитрьна. Это как «Зарница», только в средневековье?

Тут же к столу подскакала раздатчица и вывалила целую гору пряников: вот она, польза близких контактов с начальством. Воспитательница на «Валькиру» не обиделась – приятно, когда тебя считают девой-воительницей, почти родственницей Одина, и роман Марии Семеновой Кира просто обожала. А уж про игры могла рассказывать бесконечно. Ленка Тимофеевна, чтобы не ляпнуть чего, поспешно вгрызлась в пряник. В процессе подтянулся подталкиваемый Ванечкой Генаша с хвостом из Ируськи (Ируська требовала, чтобы ее на игре сделали несчастной драконьей пленницей, которую придет и спасет доблестный рыцарь. Кто должен быть рыцарем, сомнений не вызывало. Музрук не выдержал и рявкнул, что Ируське подходит одна единственная роль – этот самый дракон.).

– … на два сектора: полигон и мертвятник, – вещала Кира, подливая себе киселя из протянутого кем-то чайника. – Если игра ведется с перерывами, то выделяют отдельно лагерь для личных вещей, ночлега и психологической реабилитации.

– Какой ужас! – пробегая, вскричала Любочка.

Валькира пожала плечами. Почему-то при слове «игра» ей чаще всего вспоминались теплые воскресенья, желтые листья на фоне яркого осеннего неба, прозрачность веток и перестук деревянных мечей. Игра – это неограниченная возможность быть самим собой. Сбросить маску, не подстраиваться под обстоятельства, жить полно так, как больше нигде… ведь в игре даже смерти можно не бояться. И если прохожий шарахается от людей с деревянными мечами – это проблемы прохожего. Почему он от пьяниц так не шарахается? Привык?

– Но почему "Костры и ливни"? – допытывался Роман Ростиславович.

Валькира улыбнулась:

– Это просто. Один из парней, что ходил к нам в клуб, устроился сторожем в детский садик. Длинное, совершенно темное здание, только изредка в стеклах отражается фонарный свет. Он на него смотрел и думал, как здорово сделать ночную игрушку: когда в окнах движутся свечные огоньки и рыцари фехтуют на плоской крыше…

– Если с философской точки зрения, – прибавил Ванечка, – то главная цель… Э, ребенок, отойди! – рявкнул он на Кекса, пробующего подслушивать. – Сверх, эта, задача – чтобы и Костры знания, и Ливни чувств поняли, что лишь объединившись, они могут пережить Ночь. А не поймут – так пусть просто поразвлекаются.

– Я так и не понял, – навис над столом Вадимчик, – а роль надо учить?

Нет, ну за две планерки и пол дня «загруза» не врубиться? Валькира обратила гневный взор на Гену: твоя идея – сам меня и выпутывай. И Генаша объяснил проникновенно, что ролевая игра – не театр (в большинстве случаев) и слова учить не надо. Мастера задают абрис эпохи, граничные условия, а внутри этих условий игроки вольны творить сами – и словами, и поступками.

– Вот только анахронизмов не надо, – открыла рот Ленка. – Кирка за анахронизмы мяукать заставляла.

– И что?

– Мяукали.

Стихийный разговор обрастал людьми. Как-то незаметно на столе убывали пряники. Но последний штрих внесла Жанночка. Исподлобья обозрела Киру и Генашу и истерически крикнула:

– Пожар!

Народ повскакал, опрокинув кисель.

– Дети пожар устроят. И нас водой обольют.

– Деточка, – Ростиславыч вытер вспотевший лоб, – мне в моем возрасте так пугаться вредно.

– Мы фонарики сделали, из консервных банок, – заметил Иван Владимирович. – Кругом не только идиоты.

Юрьевна побагровела.

– Жанночка, там, за столовой, склад пластиковых бутылок, – нежно поддержала Елена Тимофеевна. – Надо еще брызгалок понаделать.

Кира задумчиво поводила пальцем по кисельной лужице, вскинула взгляд. Мальчишки из ее отряда как раз доканчивали дежурство. А Максим, забыв про недотертый столик, смотрел на нее, и его уши медленно становились малиновыми.

– Симрик, тебе чего? – спросила воспитательница удивленно.

Ребенок отшатнулся, с грохотом снеся с соседнего стола опрокинутый кверху ножками стул.

– Э-э, ничего, – Даник Кахновский кое-как умудрился и вернуть на место стул, и уволочь приятеля.

– Чего ты лез? – бесцеремонно рявкнул он на выходе из столовой.

– Я… я только… в общем, если один человек признается второму в любви, а третий знает, что первый – преступник, то должен ли он второму об этом говорить?

… На закате над лагерем протяжно и звонко пропела труба, и, повинуясь этому знаку, вспыхнул на Змеиной Горке Костер, а с пожарной бочки возле третьего отряда сняли крышку, превратив ее в щит, а бочку – в волшебный Источник. В этот же миг экспедитор Володя, исполнявший и обязанности электрика, нажал на рубильник, и свет погас, заставив лагерь окунуться в совсем другие, влажные и духовитые сумерки незнакомого мира. Отчаянно заливались в росистой траве кузнечики, пахло рекой и сеном, надвинулось на таинственные сосновые, дубовые, березовые кроны бесконечное небо, и узоры свечек, скользящие среди темных домиков, казались спустившимися к земле звездами. Брызнула по листьям вода, простучали шаги, в отдалении засмеялись, и звонко откликнулось на смех эхо.

3.

– Мне все ясно, – сказал Максим, задвигая поглубже в малинник горящие фонарики, и задумчиво уставился в облака. Катька с Даником переглянулись. Официально числились они в команде «костров», почему и должны были таскать с собой огонь, как символ души. Конечно, проще было бы завершить расследование, носясь по лагерю бесхозной нечистью, но Симрик решил пойти на жертвы: сегодня свет мог очень и очень пригодиться.

– Ну и…

– Если вы пообещаете меня не перебивать…

Катька хищно изогнула пальцы:

– Нет, я его исцарапаю!

А Даник плюхнулся на землю и подпер подбородок ладонью:

– Ну слушаем, слушаем.

– Так вот. Как вы помните, первым актом марлезонского балета было явление Бритого Кекса. Может быть, он действительно чего-то испугался, но уж внимание к себе точно привлек и в лучах славы грелся не один день. ("И в карамельках", – тихо пробурчала Катька. Макс сделал вид, что не услышал.) Стало быть, в его интересах было поддерживать версию с привидением. Это раз. Многие в «Чайку» приезжают не впервые, и все всегда делятся страшными историями. Происходящими если не с ними, то, желательно, с их знакомыми и лучше здесь, на месте. Про умершего физрука они могли слыхать и совместить два и два. А тут еще и мы со своим расследованием.

– Жуть, – произнесла Катька удовлетворенно.

– Это два, – загнул палец Максим. – Факт третий: педагоги – тоже люди. Правда, здесь мы натолкнулись на ложный след. Это когда Валькира "устав ведьм" посеяла.

– Это они с Ленкой развлекались для удовольствия, – уточнил Даник. – Кстати, иностранное слово там было «ковен» – ведьмовская организация.

– Ага, спасибо. Из факта третьего, – Максим внушительно поднял палец, – вытекает желание одного известного нам человека поставить себе на службу эту суету. Кстати, мысль мы ему подали сами. Помните, когда он в акациях подслушивал? И он весьма умело подливал масло в огонь. Не корысти ради, а чтобы доказать себе и другим…

– Кто он? – не вынесла Катька. Глаза ее сверкали.

– Тот, кто на тебя напал, тот, кто облился Жанночкиными духами, в общем, тот, на кого мы могли подумать в последнюю очередь.

– Кто?!! – проорала Катька. – Убью!

– Тебя убьет, – пояснил другу Даник.

– Я назову это имя позже. Тем более, что оно не главное. Этот м-м… мужчина только помог усугубить замешательство и помешал настоящему преступнику добраться до клада.

На него уставились, как пораженные громом. А Максим довольно улыбнулся и произнес слегка укоряюще:

– Я же вам говорил, что читать полезно.

– Сдавайтесь!

Вот этого только не хватало. Пока они почти мирно обсуждали в кустах свои проблемы, трое гнусных врагов подобрались вплотную и намеревались взять их в плен! "Тс-с!" – шепнула и без того злющая Катька и выпуталась из малины.

– Не буду, – сообщила она. Гордо выпрямилась, сложив на груди руки, перед «ливнями». Только бы коллеги все не испортили, сразу кидаясь на помощь. С тремя она, Катька, прекрасно справится.

– Какие люди! – произнес предводитель, окидывая девчонку наглым взглядом. – Объявляю тебя нашей пленницей. Пойдешь с нами.

– Не пойду.

– Тогда мы тебя оглушим.

Катька презрительно пожала плечами:

– Пжалста. Все равно нести придется.

– Взять ее!

Подчиненные замотали головами: они Катьку знали.

– Взять, я приказываю! – предводитель наставил брызгалку на своих же бойцов. Катька прыгнула, стукнула его по плечу:

– Оглушен!

Придержала, закрываясь от струй воды его телом: падать в траву, как требовали правила, он сразу не решился. Она же мо-окрая! Воины, от неожиданности и возмущения исчерпав свой боевой (и жизненный) запас воды, горемычно поплелись в мертвятник. Данила с Максимом выскочили тоже, связали и обыскали Катькину жертву и положили ее на дорожке – пусть подбирают.

– Вот так тебе обижать девушек! – заявила Катерина в назидание. И сыщики вернулись в джунгли.

– Знаете, кого бы, на месте милиции, я стал подозревать в первую очередь?

– Кого? – спросил Даник.

– Нас. Увиливаем от мероприятий, ведем подозрительные разговоры, крутимся в подозрительных местах, собирались совершить попытку взлома… Вот я и подумал…

Даник с Катькой насторожился, готовясь к очередной сенсации.

– И тогда я подумал, – Максим ожесточенно поскреб затылок, – я вдруг подумал, что он ведет себя совсем наоборот.

– Ага, озарило свыше, – совсем уж обозленной Катьке припомнился символ одной ЧГКашной команды. Назывался он «Инсайт» (по-русски вроде бы "озарение") и представлял собой нечто среднее между молотком и кувалдой. Симрику здорово повезло, что этого «инсайта» не было у Катьки под рукой.

– Знаете, если бы он себя проявил, я бы меньше мучился. А он не проявлял. Он не делал ничего такого, чтобы на него можно было выйти. Но судьба и происки Т…

Макс вовремя прикусил язык.

Собственно, зря старался. Потому что как раз в этот миг, заглушая его, огласил окрестности пронизывающий, морозящий до костей волчий вопль. Не вой – именно вопль. Похоже, получивший роль здорово старался, но в жизни с волками не сталкивался, а поэтому голосил в меру сил и личной фантазии. Боевые действия на территории на какое-то время приостановились. Еще бы! Физрук Гена уронил немного ржавый ключ и долго искал его в мокрой траве. Он знал, что в сценарии волка нет. Еще Генаша знал, что в игре случается мастерский произвол, и волк откуда ни возьмись появляется. Но и его слегка застало врасплох. Не кстати вылезла луна…

– Луна есть? – поинтересовалась Кира мрачно.

– Ну…

– А если есть луна, тогда будет и оборотень. Волей мастера. Ринальдо! – завопила она, стоя на крылечке.

Подскакал озабоченный сверх меры Ринальдо.

– Пока ты труп, – сообщила ему ласково Кира, – поработаешь оборотнем. Надевай.

Ринальдо взглянул на меховой намордник:

– А… нужно?

– Нужно.

Кира сунула ему в руку два деревянных кинжала:

– Вот твои зубы, ядовитые. Коснулся, считай, готов. Завалишь кого – вой от радости. Погромче! – напутственно проорала она вслед. Ветошок неторопясь всходил над ребристой шиферной крышей.

– О-о, воет! – радостно вскричала через пять минут Ленка. Еще через минуту в мертвятнике появился сопящий от злости Вадимчик.

– Убили? – Елена Тимофеевна подавилась слюной: Вадимчик был вождь «ливней» и один из самых сильных бойцов.

Воспитатель плюхнулся на крылечко. Все было ясно.

– Кто? – занервничала Ленка, мысленно сравнивая габариты Вадимчика и Ринальдо. – Оборотень?

Вадимчик покаянно уронил голову.

Прискакал Ринальдо, чудно светя фонарем под глазом. Он все еще подвывал и был очень доволен: не каждому удается даже через самовынос сложить такого могучего бойца.

– Может, я очень занудно рассказываю?

– Нет, что ты, – произнесла Катька с милой улыбкой людоедки. – Мы тебя очень внимательно слушаем.

– Факты говорили одно, а письменный источник – другое. Психологический портрет не складывался. Не совпадал. Я думал, крыша поедет. А потом вдруг понял, что это два разных человека.

– Понимаем, – со скорбью в голосе пробормотала Катька.

– И они могли бы работать в паре. Один всех на себя отвлекает, а второй обделывает темные дела. И в… ну там, в письменном источнике, их было двое.

– С двоими нам не справиться, – задумчиво произнес Даник.

– И не надо! – радостно сообщил Максим.

Ему не удалось договорить и на этот раз. Пришлось заползти еще глубже. Катька запуталась в колючках волосами, и Даник едва успел зажать ей рот. Через минуту по смутным огонькам фонариков стало ясно, что это свои. Отряд вел Иван Владимирович.

Еще через минуту оказалось, что за «кострами» гонится не поймешь кто. Музрук отдал приказ. Отряд сомкнул снятые с противопожарных бочек щиты. Лохматое существо приближалось, кроссовками время от времени взрывая дерн.

– Ты кто? – спросил Ванечка.

– Я? Я – кот сэра Генриха. Дайте мне колбаски!

Прикрываясь щитами и держа строй, отряд сделал шаг назад. Сухо хрустнули ветки.

– Колбаски хочу! – возгласил леший сварливым голосом. И тоже шагнул – вперед.

Иван Владимирович понял, что отступать некуда: позади малина.

– Копья, – скомандовал он.

Над щитами высунулись, почти упершись «котику» в грудь, две ручки от граблей, с оголовья оздобленные поролоновыми нашлепками.

– Иди, иди, киса. Отсюда!

Кот обозлился. Еще раз душераздирающе потребовал колбасы и полез на рожон.

Дальнейшему не верили ни он, ни латники, ни троица сыщиков в кустах. Несмотря даже на то, что котик повис на копьях и действительно был переброшен через строй прямо в хрустнувшие малину и кленики у забора, почти им на головы. Ветки спружинили, коту, кроме пары царапин, ничего не было; а вот отряду «костров», получившему противника в тыл, пришлось спасаться бегством.

– Кошмар, – прокомментировал Максим, окапываясь под ветками. – Еще ни одно следствие не проводилось в такой жуткой обстановке. Все куда-то носятся, топочут… Ладно. Я рассуждал так. Положим, их действительно двое. Тогда один бузит, чтобы все бегали вокруг, как сумасшедшие, а второй тихонько пакостит совсем в другом месте. Как раз на ум пришло старинное кладбище возле столовой. А вдруг он там копается? И что-нибудь уже выкопал. Во, опять побежали, – Симрик прервался, ведя головой на звук. – Но… Моему логическому построению противоречили два пункта. Нет, даже три. Во-первых, на том кладбище никто не копался. Во-вторых, составленный нами психологический портрет занудного неудачника не соответствовал ни одному из лиц, описанных в документе, – он лениво отвел залетевшую в их заросли стрелу, – а в-третьих, там ясно указывалось, что предмет, который этот неизвестный жаждет вернуть, сокрыт в месте наибольшей напряженности событий.

– В бараке, – перевел Даник поспешно.

– Именно! – Максим воздел стрелу, посмотрел на нее с диким видом и кинул в малину.

– Клад! – подпрыгнула Катька, заставив шарахнуться подбирающуюся из сумерек команду. Вцепившись в свои брызгалки, их обошли на значительном удалении. – А что там? А какой… а?

– Не голоси. Макс…

Максим надулся и спрятал лицо в колени, всем своим видом показывая, что больше ни слова не произнесет. Но не выдержал и снова заговорил – так его распирала тайна и желание с кем-то поделиться своими безупречными выводами.

– Конечно, можно предположить, что внимание к… этому месту они привлекали нарочно, по принципу пастуха, кричащего про волков. Но это противоречит бритве Оккама. ("Убью", – прошептала Катька про себя.) А вот если взять за основу то, что два независимо и по разным причинам действующих человека в пространстве совпали случайно… И что один другому страшно мешал…

– Убил бы да не мучился, – бросила Катька.

– Он не мог, он интеллигент.

– Тогда еще убьет.

От перспективы так и веяло нежной лаской. Мальчишки переглянулись. Очень хотелось Катьку задушить.

– Половину лагеря убивать придется, – пробурчал Даник.

– Так вот, сидя тогда… – тут Макс спохватился, что не намерен посвящать Катьку в эту часть своей биографии. – Короче, я знаю, где спрятано, что спрятано и то, что мы его сегодня возьмем. С поличным. Потому что он наконец перестал таиться и придумал ход, который позволяет ему оказаться в нужном месте, не привлекая к себе ни внимания, ни подозрений. Но кто он, я вам сейчас не скажу. Подумайте сами, – и он даже показал Катерине язык.

Оказалось, что они устроились в эпицентре игры. Все время рядом проносились какие-то воинственные личности, кто-то дрался, таился, вел торговлю и напрыгивал на противника. Для следствия это было утомительно, но для Катькиной писательской карьеры… она даже выползла из зарослей, чтобы лучше видеть. Светила луна, и от отдельно стоящих сосен падали густые черные тени, а трава между ними сияла тусклым серебром. На полянке совещался отряд «ливней». Катьку почуяли.

– О, человек!

– Не, это дерево!

– Проверим?

В ее сторону шагнули, однозначно наставляя брызгалки и мечи. Спас Катерину чей-то вопль. Оказалось, одному из воинов захотелось присесть перевязать шнурки. Как раз рядом и пенек сыскался подходящий. Воин почти присел – и получил мечом в спину… вот такие они, пеньки эти… С ожившей флорой кинулись разбираться, и сыщики уволокли упирающуюся напарницу прочь. Катька возмущалась молча, но действенно: ей бы дрын в руки – и все враги, сколько есть, пали бы на месте.

– Хорошо бы найти уголок поспокойнее, – тосковал Симрик, – и там нормально поговорить…

– Поспокойнее – это мертвятник. Но мне туда не хочется.

– Время! Притомится народ, начнет засыпать – он и отправится!

– "Имя, сестра, имя!"

– Сами увидите. А то вдруг я не на того думаю.

– Горе пришло на наши земли!

Симрик подпрыгнул, разроняв половину содержимого своих рук и карманов. Катька с Даником дружно посветили: перед их убежищем стояла завернутая в простыню Аллочка Максимова с чулком, нет, целлофановым пакетиком на голове. Она смутилась, сняла пакетик, но, понуждаемая чувством долга, еще раз пискнула, заглядывая в малинник:

– Горе пришло на наши земли… ой, на ваши.

И Максим, и Катька с Даником со вчерашней ночи уже привыкли к людям в простынях и испугались не слишком.

– Кыш, кыш, – замахал Симрик рукой. – Ты нас демаскируешь.

– Так я должна. Горе пришло!..

– На наши земли, – сказали сыщики хором. – Мы поняли уже. Ты кто?

– Привидение. Я всем должна говорить… то есть, кричать, что горе…

Даник, шипя, выпутался из колючих зарослей, приобнял Аллу за плечики и легко развернул:

– А вон те, возле нашего домика, еще не знают, что оно пришло.

(Там как раз загнездились "ливни".)

– Правда? – даже в темноте было ясно, что Аллочка краснеет.

– Иди и им скажи. Они обрадуются.

– Правда? А то меня все прогоняют.

– Еще бы… – роясь в траве под кустами, начал Макс. Даник показал ему кулак.

Аллочка побежала, развевая простыней. Это было жутковатое зрелище.

– Все, горе точно пришло на их земли, – хихикнула Катька, слыша завывания Аллочки впереди.

– И что ты там все ищешь? – она ловко нырнула в крапиву и ногой вытолкнула перекрученную грязную тетрадку: – Она? Та гадость, с которой ты все время удалялся на пленэр? Ну, тогда я знаю. Именно ее Ируська свистнула.

Симрик медленно подобрал дневник и отвисшую челюсть.

А Катерина ковала железо, не отходя от кассы.

– Ты давай, не томи. А то я и второго, тьфу, первого вычислю, и тебе нечем будет хвастаться.

– Посмотри, – ухмыльнулся Даник. – Как она о тебе заботится!..

– И не томлю.

Максим посопел. Разгладил на колене свое сокровище.

– Он знал, что мы ведем расследование. И решил нас запугать сначала. Чтобы потом гордиться.

– Кто – он?

– Да он… блин… ой. Терминатор! Он подготовился, даже ук… хм, одолжил у Жанночки духи. Вот только проснуться никак не мог. А когда наконец собрал волю и в ожидании нас таился под окошком, не проснулись мы.

Катька собиралась сказать что-то. Но Максим воззвал:

– А знаешь? Ты ему фингал поставила. И он из комнаты не вылезал. И еще с вечера считался выходным. А мы увлеклись вынюхиванием и его пропустили. Не ждали от Терминатора пакости.

Катька покаянно вздохнула:

– Трудно принимать всерьез Терминатора.

– А кстати, пора бы нанести ему визит, – плотоядно ощерился Даник. – Сколько он нам крови попортил…

Максим сожалеюще развел руками.

– А теперь больше не будет.

– Не темни, – вцепилась Катька в Симрика. – Сначала портил, а теперь нет? Почему?

– Он дома сидит. Как солнце зашло, так и сидит. И не выйдет. До утра.

Катька уронила в траву фонарик.

– Но почему?!

Симрик втянул воздух и отчаянно выпалил:

– Он вчера, ночью, встретил привидение!

4.

Три тени осторожно прокрались под стеной. Им была знакома здесь каждая выбоинка, каждый кустик малины, да что там кустик, каждая колючка на нем.

– Тише, – прошипел Даник. – Здесь… Раз, два…

Он бережно отогнул и придержал доску, заранее оторванную снизу, а сверху оставленную болтаться на гвозде. Навстречу шибанул запах пыли и плесени.

– Не копайся! – зашипела изнутри Катька. Симрик пыхтел, как застрявший в тоннеле паровоз, упрекал Даника: ведь просил же две доски отодрать.

Внутри барака было темно и тихо, лежал на гнилом полу проникающий в щели между досками на окнах лунный свет, сквознячок гонял пыльные катыши, колебал паутину. Пустота, тлен, какие-то старые плакаты и рухлядь, таинственно выглядящая в колеблющихся огоньках свечей… Катька наткнулась на "девочку с баллистической ракетой" и испуганно отпрянула. Девочка не пошевелилась.

– Куда? – шепотом спросил Даник.