Текст книги "Смертельные друзья"
Автор книги: Ник Коулридж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)
Часть 2
17
Одиннадцать часов воевала Джоанна Прэтчетт, чтобы вызволить меня из камеры. Прошло еще семь, прежде чем мне позволили покинуть полицейский участок. Все равно, когда она оказалась рядом, я уже чувствовал себя по-другому.
– Господи, Кит, – воскликнула она, когда мы наконец вышли на летнее солнышко. – Я считала тебя своим самым респектабельным клиентом! Я взяла тебя для разнообразия, чтобы отдохнуть от своих подопечных из доков.
Я рассмеялся и поймал себя на том, что еще недавно мне казалось, что я уже никогда не смогу даже улыбнуться. Здорово было снова видеть Джоанну! Она выглядела довольно непрезентабельно – в джинсах и задрипанном пиджачке, – но когда схватилась с Барретом, сразу стало понятно, что ей палец в рот не клади.
– Два варианта, – безапелляционно заявила она, – либо вы предъявляете моему клиенту обвинение, либо отпускаете. И поскольку для меня несомненно, что вы не в состоянии сделать первое, следовательно, немедленно должны сделать второе.
Я попросил Джоанну позвонить Салли и сообщить ей, что не смогу прийти за Кэзи. Ей пришлось несладко, но она блестяще выполнила задание, уговорив Салли перенести мой визит на воскресенье. Мне самому такого результата нипочем бы не добиться.
– Ты не сказала…
– Что ты теперь тюремная пташка? Нет, конечно. Я сказала, что к тебе в квартиру вломились грабители, а я женщина-полицейский.
– Спасибо, Джоанна. И отдельное спасибо за то, что договорилась насчет Кэзи. Надеюсь, меня до тех пор опять не арестуют.
– Будем надеяться. Рассчитывай на меня. Даже если мне придется для этого вытащить из постели министра внутренних дел.
– Кстати, мне надо было заранее тебя предупредить. Я уже не работаю в издательстве. Меня вчера выкинули. Так что присылай счет непосредственно мне.
– Даже не думай, – прикрикнула Джоанна. – Я сдеру денежки с Фулгера по полной программе. И еще тебе причитается выходное пособие.
– Об этом ничего не было сказано.
Джоанна сделала квадратные глаза.
– Ну, ребята, вы совсем зажрались! Даже последний гастарбайтер-киприот из доков лучше знает свои права, чем ты. Так что этим мы первым делом в понедельник с утречка и займемся. Буду тебя ждать у себя в офисе.
Баррет и Кроу возобновили допрос и терзали меня еще три часа, но на этот раз в присутствии Джоанны, так что я чувствовал себя гораздо уверенней.
Их вопросы опять касались моих сексуальных домогательств, доходящих до насилия. Спрашивали, не было ли у меня других связей после развода с Салли, и выражали удивление, что ничего такого не было.
– Вы серьезно хотите нас уверить в том, что мужчина в вашем возрасте и при вашем состоянии здоровья способен воздерживаться на протяжении долгих недель? – интересовался Баррет.
Джоанна, до той минуты хранившая молчание, взорвалась:
– Лично я уверена, старший инспектор, что вы тоже на это способны.
Баррет явно смутился:
– Видите ли, мисс Прэтчетт, я женатый человек и отец двоих детей.
– Вот и я о том же, – ядовито заметила Джоанна.
Во время допроса Баррет упомянул, что у них есть ордер на обыск моей квартиры, и спросил, не буду ли я возражать, если они произведут его в мое отсутствие, воспользовавшись моими ключами.
– Иначе нам придется взломать дверь, – предупредил он.
В четыре утра Баррет вновь вызвал нас в комнату для допросов.
– Кончено, – шепнула мне Джоанна. – Вот увидишь, сейчас тебя выпустят.
Баррет и Кроу выжидательно молчали.
– Прошу вас объяснить вот это, – сказал Баррет. – Мы нашли их у вас дома.
Он выложил на стол ключи от квартиры Анны. Те самые, которые я взял на Харрингтон-гарденз.
– Что я должен объяснять?
– Каким образом эти ключи попали к вам.
– Это ключи Анны, которые она хранила у меня на всякий случай. Она мне доверяла.
Баррет скептически посмотрел на меня.
– Не странно ли, что она держала запасные ключи в доме человека, который живет чуть ли на другом конце города?
– Я уже говорил – мы были друзьями.
– Вообще-то это очень удобно. Можно приходить и уходить в любое время. Очень упрощает дело.
– Не кажется ли вам, – вмешалась Джоанна, – что пора поставить точку? Ответьте прямо: вы отпускаете моего клиента или нет?
Баррет неторопливо обернулся к ней.
– В настоящий момент мы не предъявляем обвинения.
– Спасибо, – ответила Джоанна. – Значит, он может идти.
– Пока да. Он может идти.
– Спасибо, старший инспектор. Распорядитесь, пожалуйста, вернуть мистеру Престону его личные вещи. Я думаю, ему не терпится вернуться домой и принять ванну.
* * *
Первое, что я сделал, придя домой, сбросил всю одежду в кучу прямо на пол в кухне. И голым пошел в ванную, чтобы принять душ.
На диване что-то зашевелилось.
– Кто там? – прохрипел я, и Сузи, завернутая в одеяло, привстала с дивана.
– Кит!
Не знаю, что больше ее поразило – то, что она увидела меня голым, или то, что вообще наконец меня увидела.
– Я сбежал из застенка, – я продолжал свой путь к ванной. – Точнее, меня выпустили.
– Я так переволновалась, – крикнула мне вслед Сузи, когда я открывал краны. – Я всю ночь не спала, все ждала, когда же ты вернешься. Я пробовала звонить в полицию, но они мне ничего не сказали. И вообще рычали на меня, как звери.
– На меня тоже рычали, – крикнул я в ответ, перекрывая шум воды.
– Невероятно. И мы еще содержим их как честные налогоплательщики.
Через десять минут я, надев купальный халат, наполнил два стакана – виски для себя и вино для Сузи. – Да, знаете, полицейские сюда явились после обеда. Перевернули все вверх дном. Я несколько часов наводила порядок. А потом прикорнула.
– Нам надо обо всем поговорить, – сказал я. – Только не здесь. Где-нибудь в другом месте.
– Вы подозреваете, что нас… – Сузи не закончила, прижав палец к губам.
– Вполне вероятно. Кто-то за мной шпионит, это очевидно. Так что лучше подстраховаться.
Я переоделся, и мы вышли на улицу, зашли в лавку на углу возле Баттерси Парк-роуд. Мы взяли ветчину, арбуз, помидоры и кусок зрелого камамбера, французский батон и со всем этим направились в парк. Было шесть часов, и в парке было еще полно народа, наслаждающегося предзакатным солнышком. На газонах играли в крикет, американские студенты играли в софтбол, а сосредоточенные пожилые джентльмены запускали аэропланы. Кое-где трава либо выгорела под солнцем, либо была вытоптана игроками. Облысевшие газоны покрылись едкой лондонской пылью. Вся эта картина, освещенная мягкими солнечными лучами, казалась такой мирной, такой привычно английской, и трудно было поверить, что всего пару часов назад я оправдывался в том, что я не убийца.
Мы выбрали тихое местечко под раскидистой сосной и разложили на салфетке еду.
– Знаешь, Сузи, что меня больше всего пугает? За мной кто-то охотится, а я даже не знаю, кто это. В полиции мне прямо сказали, что пользуются информацией, которую получают от человека, близкого ко мне. Поверь, это не игра воображения. Кто-то решил меня подставить.
– Кто же это может быть?
– Мы все время упираемся в одних и тех же людей. Микки или Бруно. Они вместе ушли с моих проводов, между прочим. Очень может быть, что они работают в тандеме.
– Но какой смысл? Если уж на то пошло, Бруно должен бы прижать Микки, а не вас. Он же редактор, который пропустил статью Анны про Анастасию.
– Видимо, Микки сумел вывернуться. Я говорил тебе, что он просил Бруно поговорить без свидетелей, когда мы совершали обход владений.
– Но к чему такое злопамятство? Бруно уже отомстил всем: Анна Грант убита, вы уволены. Не хватит ли? Зачем же вас с лица земли стирать?
– Чтобы разделаться со мной навсегда, так я понимаю. Чтобы быть уверенным в этом. Чтобы я уже никогда не смог вернуться к своей работе. Даже если полицейские не смогут меня засадить, все равно мне никогда не смыть пятна подозреваемого в убийстве. Легко могу себе представить, как Гомбрич лично извещает каждого потенциального нанимателя о том, что меня тягали в участок и допрашивали как единственного подозреваемого. С него станется. И кто после этого захочет иметь со мной дело? Безработных журналистов с безупречной репутацией пруд пруди. Есть из кого выбирать. Кроме того, он добавит для колеру и то, что меня обвиняли в насилии против женщин. А в наши дни это почище убийства. Мне теперь вообще никуда не сунуться. Где найти работу, чтобы рядом не было женщин? И ни одна не захочет работать вместе с потенциальным насильником. Всего один телефонный звонок: «Могу сообщить вам по секрету, что у Кита Престона проблемы с женским полом. Если он не может трахнуть женщину, он ее убивает». Больше никаких объяснений не потребуется.
– Неужели Бруно и Гомбрич настолько мстительны?
– Я рассказывал тебе свою мюнхенскую одиссею. Помнишь, как они разделались с Ником Груэном и с тем парнем, который сдуру подцепил Анастасию? Чем я лучше их?
Сузи лежала на спине, подставив лицо теплым лучам.
– Эти люди, – медленно произнесла она, – те, о которых пишут в журналах, те, которые должны вызывать восхищение читателей, при ближайшем знакомстве оборачиваются отвратительными скотами.
– Не всегда. Но часто. Я думаю, их делает такими безудержное стремление к успеху. Чтобы достичь своей цели, они забывают обо всем.
– А мне казалось, они вызывают вашу симпатию. Вы с ними обедаете, ужинаете. Дружите.
– Избавь нас, боже, от друзей, а с врагами мы сами справимся. Слыхала эту поговорку? Ты, в общем-то, права. Я слишком много времени провожу с людьми, которые не стоят уважения. Но это часть моей работы. Было частью моей работы. Теперь я в них не нуждаюсь. И они – голову дам на отсечение – тоже теперь и слышать обо мне не захотят. Безработный я им не нужен. А уж когда Гомбрич раззвонит по всему свету, какой я опасный преступник, я стану самым одиноким человеком во всем городе.
– И что вы думаете предпринять?
– А что мне, собственно, остается? Очень немного. Уеду, наверное. Может, найдется в мире кто-нибудь, кто не поверит, что я кровавый маньяк. Ой, Сузи, я так чертовски устал, что мне ни одна мысль в голову не лезет. Вот куплю самый дешевый билет на какой-нибудь остров в Тихом океане и поселюсь в хижине на океанском берегу. На полгодика, скажем. Иногда я грезил об этом, сидя за столом в офисе. Я даже подсчитал – я смогу прожить на два фунта в день.
– Извините, Кит, но через неделю вам станет скучно до смерти. Сколько можно мерить шагами пляж?!
– Ну да, и еще Кэзи. Невозможно еженедельно летать с другого конца земного шара на встречу с дочкой. Черт, я нахлебался под завязку. С того момента, как мы напечатали эту статью, я ни секунды не знал покоя. Это моя вина. И поделом мне – не надо было связываться с таким дерьмом, как Бруно Фулгер. Люди верят в могущество прессы, а на самом деле пресса абсолютно бессильна. Конечно, какое-нибудь грандиозное скандальное открытие в «Файнэншл таймс» может сделать погоду. Но не тот род журналистики, которым занималась Анна. Лучшее, что она может сделать, это изменить мнение нескольких тысяч читателей о какой-нибудь знаменитости. Но не надолго. Только до появления другой статьи. Сколько человек вспомнят, что Анна написала про Бруно и Анастасию? А ведь это было всего пару недель назад. Ни хрена нам не удалось сделать. Бруно опять на коне. Да нет, даже так: он выиграл, он теперь владеет журналом, который вызвал у него на несколько минут чесотку. А я остался не у дел. А Анна мертва. Бруно Фулгер торжествует на всех фронтах. Смеется над нами вместе с Гомбричем. Они знают, что я провел ночь за решеткой. И сейчас сидят в ресторане, отмечают это событие. Качают головами, вспоминая идиота Кита Престона, который осмелился задрать ногу на всемогущего Бруно Фулгера. Над же быть таким безмозглым щенком!
– Если вы закончили монолог, можно мне вставить несколько слов между строк? – сказала Сузи.
– Прости, я завелся.
– Да, слегка. И жалеть себя – это вам не идет. Не ваш стиль. Теперь, когда вы больше мне не начальник, я могу это сказать. Бессмысленно злиться на Бруно Фулгера. Если он убил Анну, докажите это. Это единственный способ обелить ваше имя. Выясните, как он сделал это.
– Легко сказать! А как это сделать? Мы все время ходим кругами и попадаем в тупик.
– Вы сможете. Вспомните, как мы выслеживали Микки с его дружком, чтобы выяснить, заклеена ли у него рука пластырем.
– И это мне не удалось, вот что я помню. Он держал руку в кармане.
– Но мы раскрыли тайну статьи об Анне в «Санди таймс». Если бы мы не следили за ними, мы бы не узнали, что Микки – близкий дружок Колин Бернс.
– Это ничего не доказывает.
– Господи, Кит, что за пораженческие настроения! Думайте! Должны же остаться какие-то улики. Бруно, Микки, убийство Анны, история с вами. Это все взаимосвязано.
Я лег на траву, закрыл глаза и ничего не ответил Сузи. Вдалеке послышался рев полицейских сирен, извещающих публику, что парк скоро закроется.
– Я скажу тебе, что я намерен сделать. Завтра я не буду делать ровным счетом ничего, только гулять с Кэзи. Потом, в понедельник утром, я примусь за дело. Хватит пустых сожалений. Всю свою энергию я брошу на то, чтобы очистить свое имя от грязи. У меня назначена встреча с Джоанной, мы обсудим вопрос о выходном пособии, кроме этого, никаких дел у меня нет. У меня в распоряжении целый свободный месяц. И я потрачу его с пользой. Если через месяц я не получу никаких результатов, начну сначала. Если, конечно, меня не заберут в каталажку.
Мы шли назад по проезду Принца Уэльского в сгустившихся сумерках, и теперь у нас была цель. Я всегда чувствую себя человеком, когда у меня есть план действий.
У моста Сузи остановила такси, и я проводил машину глазами, пока она не затерялась на набережной. Я начал скучать о Сузи прежде, чем она скрылась из глаз.
* * *
Салли сидела в саду, читала воскресные газеты, а Кэзи раскладывала на лужайке пластмассовые приборы для пикника.
– Папа приехал, папа приехал, – запела она, увидев меня. – Иди, садись сюда, на коврик, папа, у нас будет пикник.
– Мм, как здорово выглядит, – причмокнул я. – Это пирог с вареньем? Можно кусочек?
– Папа, ну что ты! Это же понарошку. Он несъедобный! – Она укоризненно вздохнула. – Мама, а папа думает, это взаправдашный пирог, он хотел его съесть!
Подошла Салли и поцеловала меня в щеку.
– Мне очень жаль, Кит, что ты потерял работу. Я знаю, что она для тебя значила.
– Ты уже слышала? Вот уж воистину, хорошая новость лежит, а плохая бежит.
– В газетах напечатано. Я прочла.
Я взял у нее из рук «Санди таймс» и увидел фотографию Говарда Тренча в деловом отделе. Он позировал в холле Парк-плейс, поднял большие пальцы в знак победы на фоне стенда с нашими журналами. Статья шла под шапкой: «Тренч сменяет Престона в результате кадровой перетряски». Далее было написано: «Вчера журналистский мир был потрясен новостью о том, что место 39-летнего Кита Престона на посту управляющего самого авторитетного британского издательского дома занял 52-летний Говард Тренч. Теперь он курирует «Кутюр», «Стиль» и «Светскую жизнь». Эксперт по маркетингу Тренч, ранее занимавший место управляющего конкурирующей компании «Инкорпорейтид периодиклз», был назначен лично новым владельцем Бруно Фулгером, немецким промышленником-миллиардером, который в пятницу выкупил эти издания у американского магната, занимающегося выпуском одноразовой тары и парковочным бизнесом Барни Уайсса за 140 миллионов долларов. Наш аналитик в области средств массовой информации комментирует: «Появление на Парк-плейс Говарда Тренча задаст новые темпы развития маркетинговой стратегии, которая в последнее время отставала от темпов «Инкорпорейтид». Тренч привносит свежий подход и новое мышление. Вчера вечером Тренч сказал корреспонденту «Санди таймс»: «Предстоит большая работа, и я с оптимизмом смотрю на этот новый вызов. Издания, которыми я буду заниматься, являются брэндами мирового класса, обладающими огромным потенциалом для маркетинговой инициативы и развития. Надеюсь, что в течение ближайших месяцев смогу предложить рекламодателям и читателям тотально интегрированный пакет коммуникаций». Кит Престон, – писалось далее в статье, – покинул компанию и, по-видимому, займется частным бизнесом».
Итак, мне отводили роль частного предпринимателя. Надеюсь, Бруно Фулгер понимал, что главный интерес моего предпринимательства представлял он сам.
– Когда это произошло, Кит? – спросила Салли. В ее голосе звучало искреннее участие.
– В пятницу. В пятницу вечером.
– Это было для тебя неожиданностью?
– Абсолютной. Пришел новый хозяин, и через считаные часы меня выперли. Мне, наверное, надо тебя предупредить, что мне трудно сейчас предсказать, как будут обстоять дела с материальным положением. То есть я, конечно, буду платить за дом сколько смогу, но, пока не найду новую работу, с этим будет непросто. Салли взяла меня за руку.
– Меня не это волнует, Кит. Я о тебе беспокоюсь. Ты, наверное, ужасно себя чувствуешь?!
– Как ни странно, не так уж плохо. Во всяком случае, сейчас. Может быть, шок еще не прошел. Все так стремительно произошло…
– Отдохни. Тебе нужен отдых.
– Все почему-то считают, что мне требуется отдых.
– Это в самом деле так. Послушай, не хочу навязываться, но тем не менее есть один коттедж в Хэмпшире, ты можешь там пожить, если хочешь. Он все равно пустует. Если задумаешь выбраться из Лондона, ключ лежит под камнем у черного входа. Вот, возьми – я нарисовала план, как туда добраться.
– Это что – дом Пола, что ли?
– Он в нем не живет. Это деревенский домик, в двух милях от дома Пола. Он собирается сдать его в аренду, но сначала нужно сделать ремонт.
Я взял листок и положил его в кошелек. Я не спешил немедленно стать жильцом Пола, но не хотел отвергать предложение Салли. Аргумент, прозвучавший по телефону из Нью-Йорка, был еще слишком свеж в моей памяти.
– По крайней мере, теперь тебе не придется встречаться с этими типами? – спросила Салли.
– Вероятно, так.
– Уже кое-что.
Мне всегда казалось, что наш разрыв с Салли во многом произошел из-за того, что нам часто приходилось посещать бизнес-обеды. Салли они были ненавистны. Она считала их слишком длинными, а людей, которые их организовывали, – лживыми и лицемерными. Она предпочитала оставаться дома с Кэзи. Мало-помалу она начала отождествлять скуку этих обедов с собственным мужем, который таскал ее за собой.
– Выпьешь что-нибудь? – спросила Салли.
– Ты ли это предлагаешь? – Впервые после того, как я покинул наш дом, Салли предлагала мне выпить.
Она принесла лакированную бамбуковую корзинку для бутылок со специальными отделениями для стаканов.
– Боже, – воскликнул я, – откуда такая красота?
– Откуда-то с Дальнего Востока. Претенциозная штука, но забавная.
– А что, в доме, куда ты меня посылаешь, много таких забавных штучек?
– Не дразни меня, – ответила Салли. – Это всего-навсего корзина, в которой удобно держать бутылки. Ничего больше.
Солнце вышло из-за туч и осветило сад и дома за ним. Я обратил внимание на то, что лужайка приведена в идеальный порядок. Цвели лиловые люпины, которые я посадил шесть лет назад, когда Салли была беременна. Над ними кружились белые бабочки-капустницы.
– Ты, наверное, не удивишься тому, что я скажу. Пол сделал мне предложение.
– Салли! Я так рад! Прекрасная новость. – Я подошел к Салли, сидевшей в плетеном кресле-качалке, и поцеловал ее. – Надеюсь, ты будешь счастлива с ним.
Мы оба чувствовали себя неловко. Семь лет назад в средневековой церкви в Болье неподалеку от дома матери Салли в Нью-Форесте мы дали торжественный обет быть вместе в болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас. А теперь вот я поздравляю ее с новым мужем, хотя официально наш брак еще не расторгнут.
– Когда? – спросил я.
– Что – когда? Дата свадьбы зависит от тебя, от того, насколько быстро мы получим развод. А если ты имеешь в виду, когда он предложил мне выйти за него замуж, так это случилось в четверг. В тот день, когда он вернулся из Гонконга. – Он уже подарил тебе кольцо?
Салли зарделась.
– Да. Вот оно.
Она сунула руку в карман и достала огромный кроваво-оранжеватый рубин, окруженный крупными искусственными жемчужинами, оправленный в золото. Я про себя отметил две вещи: дорого и уродливо.
– Пол сделал его на заказ в Сингапуре. По собственному чертежу.
Интересно, какое из двух обручальных колец больше нравится Салли. Может быть, то, что я выбрал для нее в ювелирном магазине «Лаки Плаза», пришлось ей не по вкусу, и наш брак был обречен с самого начала. Во всяком случае, оно совсем не было похоже на сингапурское. Но откуда мне было знать ее вкус? Женитьба была для нас просто очередным естественным шагом в развитии наших отношений. Мы встречались уже более года, оба были в достаточно зрелом возрасте, а Салли оказалась первой женщиной, которую я мог всерьез рассматривать в качестве возможной жены. Привлекательная без вульгарности, уравновешенная, любящая детей, она была именно той девушкой, на которых женятся. Не предложи я ей руку и сердце, очень скоро нашелся бы другой претендент. Поэтому я пригласил ее во французский ресторан и без затей предложил выйти за меня замуж. В результате мы стали такой же супружеской парой, как и все наши друзья.
– А Кэзи в курсе? – спросил я.
– Нет, я тебе первому сказала. Даже моя мама еще ничего не знает. Кит, тебе может показаться странной эта идея, и ты можешь отказаться, но мы подумали, что лучше тебе самому сказать об этом Кэзи. Мне кажется, так будет менее болезненно и более естественно. Как будто это наше общее решение, обычное семейное дело.
Себе на удивление, я легко согласился выполнить эту миссию, и мы пошли к машине Салли, чтобы взять оттуда детское сиденье и перенести в мою. Я вспомнил, что «БМВ» мне придется вернуть компании. Машина мне не принадлежала.
Мы переехали мост и остановились возле итальянского ресторана на Кингс-роуд, где привечали детей. Заказали спагетти, хлебные палочки и кока-колу.
– Кэзи, – заговорил я, тщательно выбрав момент. – Кэзи, ты ведь знаешь Пола, маминого друга?
Кэзи замерла и неожиданно посерьезнела. Несмотря на предпринятые мной усилия девочка каким-то шестым чувством поняла, что я собираюсь сообщить ей нечто серьезное.
– Тебе нравится Пол? – выпалил я.
Она подумала, прежде чем ответить.
– Да, он мне нравится, папа. Он обычно очень милый, но иногда делается грубый. Например, по утрам, когда я поднимаюсь наверх в мамину спальню, а он уже там, и тогда мамочка говорит: «Уходи, Кэзи, еще слишком рано», а Пол говорит: «Да-да, слишком рано, иди сейчас же в постель».
– Понятно.
– А еще Пол сказал, ты знаешь, у нас маленький телевизор в кухне, его мама смотрит, когда гладит белье, так вот Пол сказал: «Давайте поставим маленький телевизор в комнату Кэзи». Теперь по утрам я могу включать его сама и смотреть «Пауэр рейнджерс», пока большая стрелка не покажет двенадцать, а маленькая восемь. Тогда мне разрешают пойти в мамину спальню».
– А что ты скажешь, Кэзи, если дядя Пол и мама поженятся?
– Они не могут пожениться, – засмеялась Кэзи. – Вы же с мамой уже поженились!
– Видишь ли, мы вот подумываем, не разжениться ли нам, и тогда мама сможет выйти замуж за Пола.
– Но… она не может. Потому что ты-то не женишься ни на ком. И будешь один.
– Знаю, лапа. Но, может, я когда-нибудь тоже женюсь на ком-нибудь другом.
– Хорошо, папа. Давай мы с тобой поженимся.
– Вряд ли это возможно. Папы не могут жениться на своих дочках.
– Не понимаю почему. Тогда бы ты пришел к нам домой и мы бы опять жили вместе. Мы бы жили в моей комнате, а Пол пускай живет в маминой. Плохо разве?
