Текст книги "Смертельные друзья"
Автор книги: Ник Коулридж
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 27 страниц)
– И на что ты их потратила?
– На поездку по Европе. Во время этого путешествия произошла одна смешная вещь. Я ехала поездом из Рима во Флоренцию, и у меня не оказалось с собой ничего почитать. Напротив, на сиденье, валялся итальянский журнал, я взяла его. Листаю, смотрю – фотография Эрскина Грира. Я раньше его никогда не видела, понятия не имела, как он выглядит. На картинке он был изображен на вечеринке с той женщиной, которая пишет в «Стиль жизни», Минни Васс. Не помню, сколько я просидела, уставясь на эту проклятую фотографию. Я была зачарована – надо же, увидеть человека, который, по сути дела, оплатил мое путешествие. Он сыграл роковую роль в жизни нашей семьи, и тем не менее благодаря ему я попала в Европу.
А во Флоренции произошла еще одна странная вещь. Я осмотрела галерею Уфицци и сидела в пиццерии в сквере, пила кофе. Вдруг подъезжает огромный белый автомобиль с открытым верхом, и из него выходит мужчина с девушкой-китаянкой. Это был Эрскин, никакого сомнения. Они вошли в ресторан пообедать.
Я не знала, что делать. Мама всегда говорила, что, если увидит его когда-нибудь, даст ему пощечину. Она бы непременно так и поступила, она считает его убийцей отца. И я подумала, что мне следует сделать это за нее. В то же время он меня заинтриговал. Он выглядел так шикарно, когда выходил из машины. И китаянка была прелестна. Стыдно признаться, имея в виду то, что он сделал по отношению к моему отцу, но я почувствовала гордость за то, что у меня такой крестный. Не забывайте, что мне было всего восемнадцать и Эрскин Грир был единственной значительной персоной, с которой я была как-то связана.
– И что же ты сделала? Влепила пощечину или подошла и поздоровалась?
– Второе. К сожалению. Я крутилась около ресторана часа два. Швейцар начал поглядывать на меня с подозрением. Неудивительно: девица, которая месяц не мыла голову, с рюкзаком за плечами. Наконец они вышли из ресторана. Они смеялись. Когда я подошла, Эрскин удивленно вскинул на меня глаза – ему в голову не могло прийти вступать в разговор с такой швалью.
Я сказала, кто я такая, что я дочь Джеральда Форбса, и не успела добавить больше ничего, как он обнял меня и воскликнул: «Моя пропавшая крестница!» Он был само обаяние. Спросил, где я остановилась, и сказал, что они вечером улетают в Рим, иначе он обязательно пригласил бы меня пообедать.
Они оба были так внимательны, так участливы. Эрскин повел меня в бар, заставил выпить беллини – персиковый сок с шампанским, я раньше никогда не пробовала. Мы мило болтали, и вдруг у меня перед глазами встала мама, как бы она сейчас на меня посмотрела! Шампанское ударило мне в голову, я осмелела и сказала: «А вы хоть знаете, что из-за вас умер мой отец?»
– А он что?
– И глазом не моргнул. Посмотрел на меня и сказал: «Сюзанна, твой отец был замечательным человеком, тебе повезло с ним. Но я деловой человек, а твой отец им не был. На мне лежит огромная ответственность, я должен обеспечить процветание фирме. И люди, которые работают у меня, должны мне в этом помогать. Если они не могут или не хотят – а в случае с твоим отцом, я думаю, было первое, – я должен с ними расстаться. Все ясно и просто. Я не надеюсь, что ты меня поймешь или простишь, но факт остается фактом: твой отец не годился для этой работы. И ему пришлось уйти. Ничего лично против него я не имел. И мое отношение к нему не изменилось. А теперь, – закончил он, – если ты допила, я хочу сделать тебе подарок. Что-нибудь полезное для путешествия. Пару туфель или новую сумку. Флоренция знаменита кожаными изделиями.
– И вы пошли в магазин?
– Нет. Я разрыдалась. Не могу объяснить, что я чувствовала в тот момент. Если бы Эрскин Грир сказала, что мой отец – неудачник и его следовало уволить… Но он был так убедителен… Я почувствовала себя предательницей, распивающей шампанское с виновником смерти моего отца, который к тому же кажется мне таким симпатичным. Я разрыдалась и выскочила на улицу. Меня пытались остановить в дверях, какая-то женщина, думала, видно, что я удираю, не заплатив. Но я оттолкнула ее и в слезах побежала в гостиницу. Теперь вы все знаете.
– И больше вы не виделись?
– Нет, никогда. Хотя нет, кажется, он как-то что-то мне прислал. На мое совершеннолетие я получила конверт на домашний адрес. Он не был подписан. Внутри лежали десять пятидесятифунтовых банкнот. Никакой записки. Не знаю, кто еще, кроме Эрскина Грира, мог бы прислать мне деньги.
– И что ты с ними сделала? Сожгла?
– Ну зачем же?! Я их потратила. Вы плохой отгадчик.
Обратный путь мы проделали в молчании. Странно, мы с Сузи проработали бок о бок три года, а я так мало о ней знал. Внешне она была безмятежной, а на самом деле скрывала свои беды глубоко в сердце. Впрочем, то же самое можно сказать и обо мне. Я не хотел, чтобы обо мне знали больше, чем я хочу. Мой отец провел свою жизнь, пытаясь свести концы с концами, и искал удачи по всему свету. Лаос, Бруней, он побывал всюду, где мог понадобиться квалифицированный специалист-биохимик. Иногда он тащил за собой всю семью, иногда мы оставались в Англии, в каком-нибудь арендованном домишке, ожидая денежных поступлений. В конце концов брак моих родителей дал трещину. Это было неизбежно. У меня даже возникла мысль, что отец нарочно принимал самые негодящие предложения, чтобы испытать на прочность семейные узы, прекрасно зная, что рано или поздно они все-таки порвутся.
Когда мы въехали в черту города, голова Сузи покоилась у меня на плече. То ли она спала, то ли просто таким образом выражала мне доверие. Ее волосы пахли детским шампунем и еще чем-то незнакомым. Это был какой-то старомодный цветочный запах, не похожий на те нефтехимические спреи, которые мы рекламируем в журналах.
Мы въехали на Кембридж-стрит, я подрулил к ее дому и шепнул:
– Сузи?
– Ммм, – сонно отозвалась она.
– Приехали.
Она потерлась лицом о мою щеку.
– Просыпайся, Сузи, – тихо сказал я.
Она открыла глаза. Я остановил машину под фонарем, чтобы видеть ее лицо. Она смотрела на меня немножко рассеянно, но в глазах ее читался вопрос.
– Поднимешься? – спросила она.
– Поздно уже, – ответил я. – Завтра надо будет пораньше встать, чтобы караулить Микки.
– Я хочу, чтобы ты остался сегодня. – Она поцеловала меня в щеку. – Останься, пожалуйста.
Я обнял ее.
– Не могу, Сузи. Просто не могу, поверь. Через несколько дней, ладно? Но не сейчас. После Анны и всего прочего…
– Я так и знала, что из-за Анны, – с грустью сказала Сузи. – Я знала, что у меня нет никаких шансов.
– Прости, Сузи. Если бы Анны не было… – я не закончил.
– Не надо извиняться. Да, конечно, я не Анна. Но не понимаю, почему нельзя остаться. Прости, я разболталась!
В ее голосе зазвенели слезы.
– Это ты меня прости, Сузи.
Я открыл дверцу, вышел и помог ей выйти. Потом мы долго стояли у двери, пока Сузи шарила в сумочке, ища ключи.
– Ну и дурой же я себя выставила, – сказала она.
– Нет, неправда. Ты расстроена, вот и все. Не переживай.
– Ну тогда ладно, – сказала она. – Не буду переживать. – У нее дрожали губы. – Глупо было с моей стороны на что-то надеяться.
Я дружески поцеловал ее в щеку, и она проскользнула в дверь.
* * *
– Если он еще через полчаса не появится, покончим с этим и пойдем есть пиццу.
Было уже десять минут второго, а мы припарковались в верхнем конце Ноттингем-стрит в десять. Сузи была права насчет того, что ее машина вряд ли вызовет подозрения. За три часа никто не обратил на нас внимания. В ногах у нас валялась кипа воскресных газет. Сузи читала вслух статью из «Ньюс оф зе уорлд» о том, как справляться с проблемами.
– А меня проблемы взбадривают, – беспечно заметила она, – поддерживают баланс.
После вчерашнего она избегала смотреть мне в глаза.
Квартира Микки находилась на Мэрилибоун Хай-стрит, но вход в нее был со стороны Ноттингем-стрит. Номера квартир четко выделялись на стеклянной табличке над подъездом: 96–136. Микки жил в номере 116. В доме пять этажей, значит, по восемь квартир на каждом этаже, стало быть, квартира Микки находится на втором. По занавескам на окнах определить ее было невозможно.
Сначала мы решили позвонить ему из автомата, интересно, снимет кто-нибудь трубку или нет. Но, немного поразмыслив, я решил отказаться от этой идеи, чтобы никоим образом не насторожить Микки. Если он имеет отношение к убийству Анны, то наверняка занервничает.
Итак, мы сидели, наблюдая за подъездом, и вздрагивали каждый раз, когда открывалась дверь. В четверть одиннадцатого из дома выплыли две пожилые дамы в шляпках, видимо, они направлялись в церковь. В одиннадцать появилось семейство арабов – женщины в длинных платьях, мужчины в костюмах. Они долго стояли у дверей, прежде чем войти внутрь. В одиннадцать пятнадцать Сузи пошла купить что-нибудь из еды и возвратилась с шаурмой и питой, завернутыми в промасленную бумагу. Через минуту запах масла, казалось, пропитал всю машину. Потом Сузи вставила в магнитофон кассету, и мы слушали одну и ту же музыку, пока не одурели.
– А другого ничего нет? – спросил я, не выдержав.
Она пошарила в перчаточном отделении, забитом пустыми коробками из-под аудиокассет.
– Наверное, где-нибудь под сиденьем валяются. Эта машина – просто черная дыра какая-то, кассеты как сквозь землю проваливаются.
– Знаешь, что, у меня с собой кассета из автоответчика Анны. – На мне был тот самый пиджак, в котором я ходил на Хэррингтон-гарденз. – Не возражаешь, если мы ее послушаем? Я там не все разобрал, мне хотелось бы еще разок прокрутить.
Мы поставили кассету. Сначала Ким из художественного отдела «Мира мужчин» просила Анну перезвонить.
Когда зазвучал голос Эрскина Грира, Сузи скривилась.
– Господи, какой галантный! «Если вы забудете драгоценности, я куплю их вам на месте». Он что – ее любовник? – Сузи вспыхнула. – Извини, я брякнула, не подумав.
Мы прослушали угрожающее послание Рудольфа Гомбрича, серию моих встревоженных звонков, и наконец, от Питера: «Привет, киска. Я тут на курорте, сутки буду отдыхать. История начинает быть прямо-таки зажигательной, интересно, как дела у тебя».
– Ничего не понимаю, – сказал я, – кто такой этот Питер?
– Похоже, что журналист, – сказала Сузи. – У Анны были знакомые репортеры в «горячих точках»? Судя по качеству звука, он звонил откуда-то из Камбоджи.
Питер оставил еще одно послание. «Сейчас у нас четыре часа пополудни, значит, у тебя семь…»
– Камбоджа исключается, – сказал я. – Это должно быть где-то на другом конце шарика.
«…я все еще на месте, – продолжал Питер. – И останусь здесь до утра. Позвони мне вечерком, как только придешь, не обращай внимания на время. Пока, киска».
– Если во времени три часа разницы, значит, он звонил откуда-то на два часа ближе Нью-Йорка. Разница во времени между Нью-Йорком и Лондоном пять часов. А три – это Гренландия, что ли, – с сомнением протянул я.
– Или Ньюфаундленд, – сказала Сузи. – Как раз будет три. Или Южная Америка. Аргентина, например. Уругвай или Бразилия. Видишь, какой прогресс, мы уже исключили полмира.
– С Питером будет сложнее, – сказал я. – Этих Питеров на свете несколько миллионов.
Вот только сколько из них могли бы называть Анну киской?
– Однако ожидание становится утомительным, – заметила Сузи. – Может, Микки до понедельника не собирается выходить из дому? Я с голоду умираю.
И тут дверь отворилась и вышли двое мужчин.
Это были они.
Они находились в ста ярдах от нас, на другой стороне улицы, и направлялись к Мэрилибоун Хай-стрит.
– Никаких телодвижений, – скомандовал я. – Главное, не смотри на них. Сделай вид, что читаешь газету.
Микки шел на полшага впереди своего лысого дружка и почти целиком загораживал его, так что я не мог разглядеть интересовавшую меня руку.
Они пришли мимо, не заметив нас, и свернули за угол на Хай-стрит.
Сузи нажала на газ, и мы поехали за ними, но, увы, их след простыл. На улице было три пешехода, ни один из них не был похож на Микки Райса.
– Давай остановимся здесь и подождем. Не могли же они испариться!
Через минуту они вышли из газетного киоска с кипой газет в руках. Точнее, газеты были в руках у Микки. Лысый бык держал руки в карманах кожаной куртки. Мы пропустили их вперед ярдов на сто и потихоньку двинулись следом.
На углу Блэндфорд-стрит они повернули направо, но и на этот раз мы потеряли их из виду.
По обеим сторонам Блэндфорд-стрит расположилась масса ресторанов и итальянских закусочных.
– Припарковаться или дальше ехать? – спросила Сузи.
– Давай дальше. Только потихоньку. Может быть, удастся разглядеть, куда они зашли.
Это оказалось нетрудно. Они сидели за столиком у окна в ресторане «Стивен Булл», получившем свое название в честь знаменитого шеф-повара, я знал это по ресторанным репортажам в нашем журнале.
За столом их было трое, Микки сидел в центре. Слева от Микки сидел лысый, справа – Колин Бернс, издатель «Санди таймс».
* * *
Сузи отвезла меня домой, и остаток дня я провел в тщетных попытках заняться работой. На следующей неделе мне предстояла серия встреч с журналистами, а потом с редакторами и издателями, и мне надо было составить отчет о том, как мы выглядели в борьбе с нашими конкурентами.
В последнее время у нас наметилась тенденция к взаимному восхищению. Мы обозревали страницу за страницей каждого из номеров, с удовольствием отмечая свои достижения: вот, смотрите, эта кинозвезда отказалась дать интервью «Городским сплетням», а нам – пожалуйста! В таком вот духе.
Потом мы концентрировались на анализе продукции конкурентов, тщательно изучая их обложки, статьи, материалы о стиле. Тут мы давали себе волю, наслаждаясь уничтожением противника.
«Невероятно, – восклицал кто-нибудь из редакторов. – Интервью с Кортни Лав! Мы давали его полгода назад!» или «Не понимаю, какой смысл сейчас писать о Рейфе Файнсе. Его фильм выйдет в прокат только через пару месяцев».
Я в этих посиделках исполнял роль адвоката дьявола, безжалостно вскрывая собственные недостатки и промахи и отмечая удачи конкурентов.
Мой первый редактор, большой мастер философских афоризмов о журнальной деятельности, любил вспоминать известную фразу: «Успех всегда имеет родителей, а поражение – сирота». «Когда все в порядке, – говаривал он, – деньги льются к тебе рекой. Спонсоры и рекламодатели встают в очередь, чтобы тебя облагодетельствовать. Но едва запахнет жареным, их всех как ветром сдует. И каждый сваливает с больной головы на здоровую. Редактор обвиняет директора по сбыту. Тот – идиота, который удосужился поместить на обложку тухлую личность. Издатель говорит, что не может содержать кучу бездельников, опусы которых никто не желает читать, и грозит массовыми увольнениями. Как правило, все шишки валятся на художественного редактора. Он более безобиден, чем главный редактор. Но вот что я скажу: если дела идут плохо, бессмысленно красить фасад».
В конце концов я разработал свою систему анализа закономерностей успеха. Ничего особо мудреного в ней нет, просто сделал кое-какие выводы из собственного горького опыта.
Я, значит, поступаю так. Сначала беру две соперничающие рубрики, нашу и конкурентов. Составляю длинный список из примерно пятнадцати основных материалов, соответственно, наших и их. Потом расставляю оценки по пятибалльной системе. Что объективно предпочтут наши читатели? Пятерка означает, что они зацепятся за материал прямо у прилавка и немедленно прочитают. Четверка – хороший, интригующий материал. Ну и так далее, вплоть до единицы, которую выставляю за материал, который будут читать лишь в безвыходной ситуации, скажем, на авиарейсе «Москва – Тегеран», чтобы убить время, когда ничего другого под рукой не окажется. Далее я анализирую более тонкую материю. Дело в том, что отношение читателя к журналу не столь прямолинейно, как иногда думают. Это как в супружестве. Человек выбирает журнал потому, что он является зеркалом его самого. Однако с годами на горизонте даже самого благонадежного брака откуда ни возьмись появляется некая юная особа: сексуальная, пикантная, в окружении новых друзей. Читатель ощущает смутное чувство вины. Его притягивает юная соблазнительница. Но как поступит жена? Нарумянит щеки и обтянется лайкрой? Или станет терпеливо ждать, когда изменник вернется с повинной домой?
Лучше всего не давать ему возможности уйти налево. Журналы, которые нравятся мне более всего, всегда отличаются разумным поведением; это подразумевает, что через два номера на третий «жена» сшибает мужа с ног, открывая ему дверь совершенно голой.
Битый час я сравнивал «Стиль жизни» с «Шармом». Где лучше комментарий о ванных комнатах? Иногда эта работа бывает чрезвычайно захватывающей. Потом я проанализировал «Светскую жизнь» и «Городские сплетни». В последнем номере Микки поместил шестиполосный материал о голландской королевской семье и очерк об известных любовницах монарших особ. «Городские сплетни» поместил эксклюзивные фотографии новых домов Джонни Деппа и Кейт Мосс в Манхэттене плюс статью о двадцати любимых танцевальных партнершах Салмона Рушди. Счет в пользу «Городских сплетен», вынужден был признать я.
Зазвенел телефон. В трубке раздался немолодой хрипловатый женский голос. Я не сразу узнал Бриджет Грант, мать Анны.
– Извините за звонок, – сказала она, – простите, что беспокою вас в выходной.
– Очень рад вас слышать, – успокоил я ее. – Хорошо, что вы позвонили. Я как раз собирался вам написать. Викарий, по-моему, очень хорошо говорил на похоронах Анны.
– Как раз об Анне я и хотела поговорить, – сказала миссис Грант. – Вы кое-что сказали мне, выходя из церкви. Не знаю, это была просто дань вежливости, или вы в самом деле считает, что она была исключительно талантливой.
– Я говорил чистую правду.
– Может быть, вы сочтете мое предложение неуместным, но мне хотелось бы учредить в память о ней премию. Я пока что не продумала детали, это только спонтанная идея. Я имею в виду ежегодную премию для молодых журналистов, которые работают в той же области, что и Анна. В том, конечно, случае, если вы одобряете саму идею.
– Я полностью согласен с вами, – ответил я. – Мне бы хотелось обдумать ваше предложение. Но сама идея кажется мне замечательной и бесспорной. Премия Анны Грант. Для авторов литературного портрета. И знаете, что, – добавил я, – я поговорю с нашим хозяином, Барни Уайссом, он, возможно, возьмет на себя функции учредителя фонда. Если вы не возражаете.
– Я так далеко не заглядывала, – ответила миссис Грант. – Это было бы чрезвычайно благородно с его стороны. Для начала я только хотела посоветоваться с вами и, если вы не против, спросить у вас совета, какие шаги нужно сделать в первую очередь. Пока что я сказала об этом лишь еще одному человеку, Питеру.
– Питеру?
– Ну да, моему сыну Питеру. Брату Анны. Он живет в Бразилии. Он, к сожалению, не смог прилететь на похороны, слишком далеко ему до аэропорта.
Вот одна тайна и раскрылась. Я почувствовал облегчение. «Киской» называл Анну ее брат Питер.
– Знаете, – сказал я, – мне бы хотелось обговорить это и с Питером, если вы не против. Анна часто о нем вспоминала. Она его очень уважала.
– Рада слышать, – с легким удивлением отозвалась миссис Грант. – Они вообще-то не очень ладили. Питер гораздо серьезнее Анны. Он упрекал ее за то, что она пишет всякую ерунду, и это ее обижало. Знаете ведь, как ответственно Анна относилась к журналистике. Но мне приятно слышать, что она уважительно говорила о Питере. Наверное, с годами она стала находить то, чем занимается Питер, все более важным. На Рождество, когда Питер приезжал сюда, они оба сошлись во мнении, что, в принципе, делают одно и то же дело, только каждый по-своему, каждый в своей области. – Бриджет Грант дала мне номер телефона Питера, который находился в каком-то Ривер Моко Лодже, это восемьсот километров от Манауса. – Питер проводит там половину своего времени, – сказала она. – Остальное время он где-то в лесах. Но вы можете оставить ему послание на автоответчике. Он обязательно перезвонит вам.
Я записал номер и спросил:
– Нет ли, кстати, новостей из полиции? Есть ли версии насчет убийцы?
Бриджет ответила не сразу, как будто взвешивала свои слова, прежде чем поделиться со мной.
– Старший инспектор несколько раз звонил, но, насколько я могла понять, они недалеко продвинулись в расследовании. Задавали мне вопросы о друзьях Анны, в том числе и о вас. Я ответила, что я всего-навсего ее старая мать и от меня в этом плане мало толку.
Она помолчала и потом со значением продолжила:
– Старший инспектор особенно интересовался мужчинами, пытался выяснить, не было ли у кого-нибудь повода для ревности.
Не хотела ли она предостеречь меня?
– Он выдвинул предположение, что между ней и им возникла ссора, которая закончилась так трагически. Насколько я могу судить, полиция считает, что Анну убил не чужой, а кто-то хорошо ее знавший.
Мы попрощались, и я немножко постоял у окна, глядя на реку, которая мирно несла свои воды. За последние недели уровень воды упал. Обычно в это время года лодки, причаленные к тому берегу, утопали в грязи.
Итак, полиция подозревала кого-то из близких друзей Анны. Наверное, в прошлом их было немало, мне не хотелось об этом думать. Впрочем, одного, если верить Микки Райсу, я знал, это фотограф Симон Берио. Кто еще? Эрскин Грир? Это зависит от того, как понимать термин «близкий друг».
Я набрал номер, который дала мне Бриджет Грант, и после долгого ожидания отозвался чей-то далекий голос.
– Могу я попросить Питера Гранта? – Мой голос эхом отдавался в трубке.
– Питера сейчас нет на базе. Он вернется в среду или четверг. Желаете оставить информацию для него?
– Передайте, что звонил Кит Престон, – крикнул я в трубку. – Ничего существенного. Просто передайте, что я звонил и перезвоню на следующей неделе.
* * *
Часов в восемь раздался еще один звонок. Я выругался. Моя мама всегда говорила, что неприлично названивать людям в воскресный вечер, и это суждение я полностью разделял.
– Мистер Престон? – Голос был мужской, с выраженным северным акцентом. – С вами говорит сержант Кроу.
– Добрый вечер, – отозвался я. – Есть новости?
– Не могли бы вы подъехать к нам в участок, сэр?
– Что, прямо сейчас?
– Если вас не затруднит. Суперинтендант Баррет желает встретиться с вами.
– Что ж, о'кей. Надеюсь, это не займет много времени? Куда ехать?
– Полицейский участок номер два, Челси, Лукан-плейс, – сказал сержант Кроу. – Вход с угла. Когда прибудете, попросите дежурного сообщить мне, сержанту Кроу, в главном управлении. Я подойду и провожу вас.
– Понял. Буду через полчаса.
– Если хотите, мы можем прислать патрульную машину.
– Спасибо, я доберусь сам.
Честно говоря, мне совсем не улыбалось промчаться по городу на бело-оранжевой «Панде» с ревущей сиреной.
Я натянул джинсы, рубашку, пиджак, повязал галстук и с явным неудовольствием отправился в путь. Я планировал провести вечер за пиццей где-нибудь в тихом местечке, а потом посидеть у телевизора. Мне предстояла довольно напряженная неделя, и совсем не мешало немного отдохнуть. Хорошо бы побыстрей отделаться и вернуться домой к вечернему фильму.
Я обогнул Слоун-авеню и Дрейкот-авеню в поисках места для парковки. Рестораны и пабы были полны под завязку, тротуары запружены припаркованными машинами. Я решил, что вполне извинительно будет оставить «БМВ» перед подъездом участка, куда меня пригласили.
Сержант Кроу встретил меня, как и обещал, и представился по всей форме.
– Что входит в вашу компетенцию, сержант?
– Да все, – ответил он. – Кроме шуток, я занимаюсь процедурной стороной расследования под началом старшего инспектора Баррета.
Он провел меня по коридору к лестнице. Мы миновали столовую самообслуживания, заполненную полицейскими, которые ели омлет и жареную картошку, длинный ряд кабинетов со стеклянными стенами. Через каждые двадцать шагов нас встречала пожарная конторка или плакат, призывающий идти на службу в полицию. «Интересно, на кого рассчитаны эти призывы», – подумалось мне. Чем дальше мы углублялись в дебри участка, тем явственней чувствовал я какую-то неясную вину, как бывало в школе, когда меня вызывали к директору.
Сержант Кроу был коренастым темноволосым крепышом лет сорока с небольшим, очень загорелый.
– В отпуске были? – спросил я.
Я не был уверен, что по протоколу мне дозволяется задавать личные вопросы офицеру полиции, но он отреагировал вполне дружелюбно.
– На Корфу, – ответил он. – На десять дней ездил с детьми.
– Понравилось?
– Хватило бы и недели, если честно, – сказал он. – Дети в таком возрасте… – и закончил: – Вот мы и пришли.
Он ввел меня в комнату, где стояли четыре стола с тремя мощными компьютерами, за которыми сидели женщины, кофеваркой и бачком с водой, оснащенном пластиковыми стаканчиками.
Дальний угол комнаты был огорожен. Там, сидя спиной к подчиненным, расположился старший инспектор Баррет.
Он предложил мне чаю, который сам заварил, опустив в стакан с горячей водой мешочек и помешав ложечкой коричневую жидкость.
– Вам надо еще один стаканчик взять, а то обожжетесь, – сказал он.
– Как много людей у вас работают в воскресный вечер, – сказал я. – Производит впечатление.
– Не уверен, что они уже заканчивают, – ответил Баррет, любезно улыбнувшись. – Хотя переработки у нас приветствуются. Очень важно, чтобы они успели обработать полученные данные на компьютерах. Допросы знакомых и родственников Анны Грант.
– Похоже, очень мощные машины, – заметил я. Наверное, я завел этот разговор, потому что чувствовал себя не в своей тарелке. Я в компьютерах не очень-то разбираюсь.
– Да, это правда. Но обычные для такого рода расследований. Мы называем их «ХОЛМС» – штука, вполне адекватная дедуктивному методу. Но знаете, как говорят о компьютерах? Что в него вложишь, то и получишь.
Когда я впервые увидел старшего инспектора Баррета в квартире Анны в тот день, когда обнаружили ее труп, он не произвел на меня большого впечатления. Все эти полицейские слились в моей памяти в одну неразличимую массу. Сейчас я разглядел его как следует. Лет ему я бы дал примерно тридцать семь, что свидетельствовало о довольно успешной карьере, хотя, говорят, теперь это в порядке вещей. Не обязательно дожить до пятидесяти, чтобы обнаружить профессиональный уровень. Хотя у меня не так уж много знакомых в этой сфере. Баррет выглядел довольно тренированным, умным и компетентным. Если бы мы встретились где-нибудь в нейтральном месте, я мог бы предположить, что он преподает географию в каком-нибудь университете и на досуге прыгает с тарзанкой.
Стараясь не разлить чай, я уселся перед ним в кресло.
– Курите? – Он предложил мне сигарету. Я отрицательно качнул головой. – Не возражаете, если я закурю?
– Ради бога!
За спиной Баррета к пробковой доске была пришпилена фотография миловидной рыжеволосой женщины и троих ребятишек. Мальчиков. Примерно девяти, семи и пяти лет. Все с такими же рыжими головками.
– Позвольте приступить к делу, мистер Престон, – начал он. – Спасибо, что приехали к нам в воскресный вечер. Знаю, что вы человек занятой и цените досуг. Но мне хотелось бы поговорить – без протокола – о мисс Грант. Подчеркиваю, это неофициальная беседа. Абсолютно неформальная. Мы вас не доставили, а лишь пригласили, – улыбнулся он.
– Конечно, я понимаю, – улыбнулся я в ответ. Хотя меня царапнула фраза: «Мы вас не доставили». Надеюсь, что так.
– Скажите, что вы думаете об Анне Грант, – попросил он. – Не задумываясь, сразу, что придет в голову.
– Ну что ж, – начал я. – Я познакомился с Анной четыре года назад. На матче по поло, в Виндзорском парке. Этот матч спонсировала одна наша рекламная фирма, и они пригласили человек двести на ленч на открытом воздухе. Анна оказалась со мной за одним столом.
– И каково было ваше первое впечатление?
– Она была очень привлекательна и обаятельна. Я слышал о ней и раньше, читал ее тексты. Она сотрудничала с несколькими газетами, и я всегда отмечал ее материалы.
– Ваши чувства были взаимными?
– Что вы имеете в виду? Я сам не пишу, так что Анна не имела возможности оценить мои способности.
– Нет, я имею в виду общее впечатление: вы находили ее привлекательной и обаятельной…
Вопрос поставил меня в тупик.
– Сомневаюсь. День был суматошный, я устал и вряд ли производил такое впечатление.
– А когда вы опять встретились с Анной?
– Не скоро. Месяцев через пять-шесть. Ее статьи становились все лучше и лучше, так что, когда подвернулась работа для нее у нас в «Светской жизни», я порекомендовал редактору обратиться к ней.
– И каково было мнение редактора?
– Прекрасное. Помню, мы вместе брали ее на работу. В баре отеля «Стаффорд».
– У вас не было ощущения, что ваши мотивы были довольно зыбкими?
– Простите, не вполне уловил смысл вопроса.
– Попробую сказать иначе. Насколько я понимаю, вы предложили ей довольно ответственную работу.
– Безусловно. Это предполагает очень высокий уровень профессионализма. В еженедельном издании требуется выдавать от шестнадцати до двадцати ударных материалов в год плюс несколько мелких статей.
– И, наверное, это место соблазнительно для многих профессионалов?
– Даже очень.
Черт подери, куда же он клонит?
– Извините, мистер Престон, – сказал старший инспектор, – но, если эта работа представляет повышенный интерес для многих суперпрофессионалов, почему вы взяли ее даже без испытательного срока? Я хочу сказать, не было ли у вас каких-то иных мотивов?
– Вы спрашиваете, почему мы наняли Анну? Потому что она талантлива. Очень просто.
Старший инспектор Баррет сделал пометки в блокноте. Его жест напомнил мне о визите к врачу, когда, сидя у его стола, следишь за тем, что он пишет в истории болезни.
– Вы сказали «талантлива». – Он произнес это слово так, будто оно звучало как-то подозрительно, и ему стоило определенного труда его выговорить. – Талант ведь непросто распознать, не правда ли? Это субъективное суждение. Особенно в вашей области, насколько я представляю.
– Иногда да, конечно. Но в случае Анны Грант все было очевидно. Есть два качества, по которым можно судить о способностях журналиста. Точнее, три. Он должен уметь выбрать тему, хотя иногда темы предлагает редактор, но Анна всегда делала это сама. Далее – что чрезвычайно важно, – надо уметь склонить людей на интервью. И, наконец, самое важное – следует обладать врожденным даром оживлять своего персонажа на бумаге. Анна превосходно умела все это.
– Что касается последнего пункта, умения живо писать, вы действительно относите Анну Грант к категории незаурядных журналистов?
– Определенно.
– Я спрашиваю потому, что мне пришлось слышать нечто прямо противоположное. Как раз совершенно обратное мнение прозвучало во время опроса одного из людей вашего круга. Было сказано, что за нее часто приходилось все переписывать.
