Текст книги "Смерть Банни Манро"

Автор книги: Ник Кейв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 16

Банни кажется, что боковым зрением он видит, как на огромном плазменном телеэкране, который стоит в дальнем углу гостиной в маленьком коттедже в Ньюхейвене, показывают новую запись камеры видеонаблюдения из супермаркета: Рогатый Убийца со своими фирменными вилами опять сеет панику среди покупателей. Впрочем, до конца Банни в этом не уверен, потому что на экран падает клин вечернего солнечного света и стирает изображение. И все же он чувствует исходящее от лишенных цвета пикселей ставшее таким знакомым ощущение страха – Банни узнает полные ужаса крики толпы и на секунду задумывается о том, насколько близко к Брайтону, интересно, подобрался этот хренов ублюдок, и в то же самое время он обращается к Памеле Стоукс.

– Мы предлагаем линию средств по уходу за кожей, обеспечивающих наивысшую степень эффективности и демонстрирующих исключительные результаты, потому что при создании их рецептур учитывается не только вековой опыт дерматологических исследований, но и забота о том, чтобы наши продукты доставляли клиенту высочайшее чувственное наслаждение.

Банни думает о том, что Памела Стоукс выглядит так, будто вышла из эротических фантазий Пуделя, в которых девушки забрасывают друг друга мороженым. На ней кроваво-красный топ с лямкой вокруг шеи, плотно облегающий увеличенные до космических размеров груди, и черная джинсовая юбка, на бедрах украшенная орнаментом из зеленых блесток. Брови у Памелы Стоукс тонкие и безупречно изогнутые, глаза – бездонные озера опыта и выражение лица такое, что можно сразу понять: она в этой жизни повидала всякого. На левой щеке у нее крохотный V-образный шрам, как будто бы ее клюнула маленькая птичка.

– Что у вас с носом? – спрашивает она.

– Лучше и не спрашивайте, – отвечает Банни и дотрагивается до торчащих из ноздрей тампонов – пропитанной кровью туалетной бумаги. – Скажу только, что мой противник выглядит куда хуже. У меня-то по крайней мере нос остался. И Банни машет рукой, как бы прося избавить его от дальнейших расспросов на этот счет. Он чуть продвигается вперед в кресле и снова возвращается к работе.

– Наша линия средств работает в гармоничном тандеме с естественными ритмами кожи, помогая ей защищаться от признаков преждевременного старения и предоставляя невиданные ранее преимущества, о которых кожа может только мечтать…

– В этой вашей “Вечности Лимитед” всех зовут именами забавных зверушек? – Памела указывает люминесцентно-розовым ногтем на логотип, изображенный на чемоданчике с образцами.

– Что? – не понимает Банни.

– Это ведь он сказал вам, где я живу, да? – Памела заглядывает Банни прямо в глаза.

– Ну…

– Как там его звали?

– Эм-м… Пудель, – отвечает Банни, откручивая колпачок с миниатюрного тюбика крема для рук. Он вздыхает. Ну что за чертов день. У этих баб что, у всех дружно начались критические дни?

– И что же он обо мне рассказывал? – спрашивает Памела.

– Рассказывал, что вы – в высшей степени сговорчивый клиент.

– Правда? – вскидывает Памела брови, и взгляд Банни затуманивается при виде драматического, полного раскаяния вздоха, который вырывается из ее груди после того, как легкие утомленно наполняются воздухом.

– А еще он сказал, что вы крайне обходительны, – добавляет Банни, – и щедры.

Банни замечает на каминной полке огромного нежно-голубого зайца, упакованного в целлофан, но не успевает обдумать это поразительное совпадение, как Памела, с таким видом, будто ее вынудили принять неприятное и неудачное решение, откидывается на спинку дивана и говорит:

– Расскажите мне еще про лосьон для рук.

– Ну так вот, Памела, этот питательный увлажняющий лосьон, чье действие направлено на борьбу со старением, делает кожу мягкой и отшелушивает клетки ее верхнего слоя, высвобождая… Памела засовывает руки под юбку и, слегка преподняв бедра, стаскивает с себя трусики. Трусики оказываются белыми и бессодержательными, как снежинка.

– …Эм-м… более молодой слой кожи. Кроме того, лосьон обладает расслабляющим ароматом… Памела задирает юбку и раздвигает ноги.

– … который вселяет чувство… комфорта и… спокойствия, – говорит Банни и замечает резную маску из черных волосков, которой прикрыта вагина Памелы, – ему кажется, что у нее на лобке вырезаны не то череп и кости, не то что-то еще. Банни на мгновение закрывает глаза и представляет себе вагину Авриль Лавинь, и по щекам у него текут слезы.

– Что-нибудь не так? – спрашивает Памела.

– День выдался тяжелый, – отвечает Банни и вытирает лицо тыльной стороной ладони.

– У меня есть предчувствие относительно вас, – говорит она вполне миролюбивым голосом.

– Да?

– Думаю, все станет намного хуже.

– Я знаю, – кивает он и вдруг в самом деле отчетливо это осознает. – Это-то меня и пугает. Памела подталкивает бедра еще ближе к нему.

– Вам нравятся вагины, Банни? Раздается мягкий всасывающий звук – это губы Банни раскрываются от изумления. Он чувствует, как на бешеной кинематографической скорости отматываются назад годы.

– Да, – отвечает он.

– Очень?

– Я их просто обожаю. С души Банни спадает тяжелый душевный груз – жизнь стремительно раскручивается в обратную сторону.

– Обожаете всем сердцем?

– Обожаю больше всего на свете. Больше, чем саму жизнь. Памела снова меняет положение бедер.

– А моя щелка вам нравится? – спрашивает она и окунает длинный извивающийся палец себе во влагалище.

– Да. Она ужасно мне нравится, – отвечает Банни тихо и без прикрас. Памела немного хмурится.

– Вы ведь не станете мне лгать, правда, Банни? – спрашивает она, и ее левая рука вращается у входа во влагалище подобно розовой морской звезде с ампутированным лучом. – Ни за что. Говорю правду, только правду и ничего кроме правды. Провалиться мне на этом месте! Памела вынимает палец, и он весь так и сверкает, когда она подзывает им Банни к себе. – Ну так возьми же ее, – доносится откуда-то из глубины ее груди. Банни соскальзывает с кресла, падает на четвереньки и ползет по ковру ее аккуратненького домика неловко и неуверенно, будто младенец, – в кулаке зажат тюбик крема, в трусах – чертова ракета, а позади – шлейф из расплесканных слез.

Квазар – это далекий объект, расположенный за пределами нашей галактики, который на фотографиях очень похож на звезду, но в его спектре есть красное смещение, которое бывает только у сильно отдаленных от нас космических тел. Отличительные черты квазаров – это их чрезвычайно компактная структура и то, что они удаляются от Земли со скоростью, близкой к скорости света. Банни-младший думает о том, что квазары – самые яркие объекты во Вселенной, и подтягивает колени к груди. Мальчику кажется, что, если он будет все время сидеть здесь, в “пунто” на Мичинг-роуд, мама в конце концов его найдет – и стоит ему об этом подумать, как в воздухе слышится движение и до него доносится запах маминого крема для рук. Банни-младший ощущает у себя на лбу легкое прикосновение ее руки, чувствует, как она проводит по его профилю указательным пальцем: сначала по лбу, потом между сонных глаз, вдоль носа, а на губах палец замирает, и это похоже на мамин поцелуй. Банни-младший слышит голос – то ли его собственный, то ли мамин, он не уверен, чей именно, – и голос этот говорит: “Самый… яркий… объект… во… Вселенной… это… ты”, и воздух мягко обхватывает его со всех сторон.

– Столица Китая? Банни-младший просыпается от запаха крема для рук и удаляющегося трепета маминых пальцев. Отец сидит рядом, он тяжело дышит и весь будто кипит: пиджака на нем нет, рубашка расстегнута, а всегда опрятно залакированная челка бешено раскидана по всей голове. В уголках его губ собралась белая пена, нос похож на маленький раздавленный помидор, а глаза искрятся дикой радостью. Банни-младший садится ровнее и хватается за воздух у себя перед лицом. – Мамочка? – произносит он. – Мама? – Чего? – не понимает Банни. Мальчик трет сонные глаза кулаками, чтобы проснуться. – Пекин, – говорит он. Банни изображает указательными пальцами две победные пушки.

– А Монголии? Мальчик открывает и закрывает коробочки памяти, но он еще слишком сонный, и ответ находится не сразу.

– Ну же! Время пошло! – подбадривает его Банни, неистово расчесывая перед зеркалом волосы.

– Улан-Батор, – наконец отвечает мальчик. – А раньше – Урга. Банни перестает причесываться и почему-то изображает монстра Франкеншейна, а потом делает вид, как будто у него из ушей бьет током.

– Улан-Ба… как? – радостно выкрикивает он.

– Улан-Батор, пап, – отвечает Банни-младший. Банни громко и заразительно хохочет, бьет себя по бедрам, наклоняется к сыну, хватает его за голову и в довершение ударяет по макушке костяшками пальцев.

– Мой сын – чертов гений! Да тебя по телеку надо показывать! – орет Банни, поворачивает ключ в замке зажигания и выруливает на дорогу. Его встречает рев сигнальных гудков.

– Черт возьми, – восклицает он, ухватившись за ширинку. – Как же приятно снова двинуться в путь!

– Ты в этот раз что-то долго, пап, – говорит мальчик.

– Что?

– Тебя очень долго не было. Банни сворачивает на Брайтон-роуд.

– Да, понимаю, но, если ты хочешь путешествовать вместе со мной, главное, чему тебе надо научиться, это терпение. Это первый и основополагающий закон продавца, Банни. Терпение. Банни дает полный газ и обгоняет темно-красную бетономешалку.

– Это как у чертовых зулусских воинов в Африке или где там, – говорит он.

– В Натале, – говорит мальчик.

– Что?

– Это в ЮАР.

– Да, и хрен бы с ним, неважно. Важно то, что если зулусскому воину надо пронзить копьем антилопу, или зебру, или кого-нибудь такого, он не станет нестись через кусты, топая сапогами, и надеяться, что антилопа останется стоять, где стояла. Правильно? Ему понадобится проявить то, что в нашей профессии называется хитрость. Хитрость и…

– Терпение, – завершает фразу отца Банни-младший и сжимает губы в улыбку. Банни принимается кулаком отбивать у себя на груди торжественный марш, и его лицо приобретает сосредоточенное выражение.

– Ты становишься со своей добычей одним целым… Приближаешься к ней очень медленно, крадучись, и потом… Хрясь!.. Вонзаешь копье прямо ей в сердце! Для пущего драматического эффекта Банни ударяет по приборной доске, после чего поворачивается к мальчику.

– Ну чего ты все время болтаешь ногами?

– Ты забыл галстук, пап. Банни подносит руку к горлу.

– Вот черт, – растерянно произносит он.

– Ты его оставил в том последнем доме, – говорит мальчик. Банни игриво толкает сына в плечо.

– Да ладно тебе, Кролик, покажи мне хоть одного зулусского воина, который носил бы чертов галстук! “Пунто” движется вдоль берега на запад, и мальчик наблюдает за тем, как солнце, опускаясь за горизонт, окрашивает море сначала в золотисто-желтый, потом в золотисто-розовый, а потом в какой-то неземной синий цвет.

– Ты не хочешь за ним вернуться?

– Вот уж нет, у меня этих галстуков целый хренов чемодан!

– Его тебе мама подарила, – говорит Банни-младший. Банни чешет в затылке и поворачивается к сыну.

– Слушай, сынок, это серьезное дело. Очень серьезное и важное. Это один из тех моментов в жизни, когда тебе нужно послушать меня внимательно и, хоть ты и маленький, постараться это себе уяснить. В профессии продавца есть еще один закон, о котором я тебе пока не говорил. И этот закон – вообще самое главное, что есть в нашей профессии. Он даже главнее, чем закон о терпении. Любой уважающий себя продавец скажет тебе то же самое. Ну так как, хочешь узнать, что это за закон?

– Хочу, пап.

– Перестань болтать ногами, и тогда я тебе расскажу.

– Ладно, пап.

– Никогда не возвращайся. Понятно? Никогда, ни за что в жизни не возвращайся. Хочешь знать почему?

– Да, – говорит Банни-младший, и тут по всему побережью зажигаются фонари, и мальчику кажется, что в этом есть что-то мистическое и грандиозное. Банни с самым серьезным видом смотрит на сына.

– Они могут отменить заказ.

– Правда? – удивляется мальчик.

– Уж можешь мне поверить, такое случается, – говорит Банни. – Ясно?

– Ясно, пап, – и они улыбаются друг другу. Банни зажигает фары, и мимо проносится рекламный щит – обнаженная по пояс Кейт Мосс в джинсах “кельвин кляйн”, и Банни вспоминает один разговор, который вышел как-то у них с Пуделем и Джеффри в “Фитильке”. Пудель не переставая закидывался текилами, сосал лимон и лизал подмышку сидящей рядом девушки.

– Знаете, – наконец прервался он. – Если ляжки тоже учитываются, то для меня в женщине главное – это ноги. Джеффри восседал напротив подобно Тутанхамону, или Будде, или кому-то еще вроде этого. Он обхватил руками свои собственные внушительных размеров груди и сказал:

– Ну, а для меня – сиськи. Потом они оба посмотрели на Банни, и тот сделал вид, что размышляет, хотя на самом деле в этом не было никакой необходимости. – Для меня – вагина, – сказал он, и оба его товарища притихли и молча закивали, соглашаясь. Банни любит Кейт Мосс, считает, что она клевая, он мысленно избавляется от “кельвин кляйнов”, барабанит по гудку и думает: “Я вернулся, мать вашу!” – Я знаю, где она купила этот галстук, если ты вдруг захочешь купить такой же, – говорит Банни-младший. Банни звонко хлопает руками по рулю и оглядывается по сторонам. – Закрой глаза. Ну же, давай, закрой глаза и не открывай, пока я не скажу. Мальчик кладет руки на колени и закрывает глаза. “Пунто” резко сворачивает с дороги, подъезжает к придорожному “Макдоналдсу” и со скрежетом останавливается. – Открывай, – говорит Банни, и мальчик слышит в голосе отца какую-то бешеную дрожь. Свет от гигантского логотипа “Макдоналдса” освещает лицо ребенка, покрывая его золотом, и Банни видит в глазах сына по маленькой желтой букве “М”. Он распахивает дверь “пунто” и стремительно вырывается наружу, где понемногу темнеет – начинается вечер. – Ну, классный у тебя папа? – рявкает он.

Глава 17

Банни сидит в “Макдоналдсе” с дефибриллированным стояком, вызванным тем фактом, что на кассирше под ее красно-желтой формой больше практически ничего нет. К ее груди прикреплена табличка с надписью “Эмили”, она то и дело посматривает в сторону Банни огромными пустыми глазами и вертится как сумасшедшая. На голове у нее черный залакированный начес в форме пчелиного улья, на лбу – вереница содранных прыщей, а между ног – вагина. Банни кажется, что она похожа на Кейт Мосс, только ниже ростом, полнее и уродливее. Он вгрызается в бигмак и оборачивается к сыну.

– Обожаю “макдоналдсы”, мать их!

Он твердо знает (можно подумать, будто это вырезано у него на костях), что трахнуть Эмили-кассиршу не составило бы для него никакого труда – хотя он с грустью осознает, что существует проблема времени, проблема места (впрочем, ему уже не раз доводилось засаживать официанткам в женском туалете), и к тому же напротив него вообще-то сидит его собственный девятилетний сын, который болтает ногами, улыбается своей придурочной улыбкой и играет с пластмассовой фигуркой Дарта Вейдера, бесплатно прилагавшейся к “хэппи-милу”.

– Я тоже, – отзывается Банни-младший.

Банни опять вгрызается в бигмак и понимает то, что понимают все, кто разбирается в подобного рода вещах: поглощение этого бутерброда с его вялой булочкой, рыхлым мясом, расплавленным сыром, тоненькими ломтиками маринованного огурца и, конечно, особым солоноватым соусом, похоже на вылизывание щелки ничуть не меньше, чем само вылизывание щелки. Банни как-то сказал об этом Пуделю за обедом в “Фитильке”, но Пудель, самозваный сексолог и половой гигант, не согласился с Банни и заявил, что карпаччо из тунца куда больше похоже на вагину, чем бигмак, и спор у них затянулся на несколько часов, с каждой кружкой пива становясь все менее дружественным. Кончилось все тем, что Джеффри, проявив свою обычную почти божественную мудрость, рассудил дело так: есть бигмак все равно что вылизывать щелку толстухи, а карпаччо из тунца – то же, что щелка худышки, на этом они и порешили. Банни тыльной стороной ладони стирает струйку особого соуса, стекающего по его подбородку, и облизывает губы, а Эмиликассирша бросает на него очередной взгляд и почесывает прыщи на лбу. Банни так и видит, как соски у нее под рубашкой твердеют, и это производит на него такой неизгладимый эффект, что он даже не сразу замечает, что сын задал ему вопрос.

– Что с тобой, пап?

Банни размышлял над тем, что, если бы Эмили-кассирша взяла десятиминутный перерыв и спустилась в туалет, а он бы быстренько купил Кролику еще одну колу, или спрайт, или что-нибудь такое, то – кто знает? – кто не рискует, тот не пьет шампанского, как говорят люди его профессии. Банни принимается передавать Эмили тайные знаки – едва заметно подергивает скулой в направлении туалета для посетителей, слегка выпячивает глазные яблоки и снова слышит взволнованный тоненький голос сына.

– Пап?

Очень не хотелось бы, чтобы Банни-младший запорол все дело, поэтому Банни шепчет, не раскрывая рта.

– Не дергайся, Кролик, сиди смирно.

А потом, не отрывая взгляда от официантки, произносит вслух – голосом репликанта или кого-то вроде того:

– Купить тебе еще колы или, там, спрайта?

– М-м, – говорит Банни-младший, и в этот момент менеджер, гребаный подросток с брэкетами на зубах и табличкой на груди, на которой написано “Эшли”, подходит к Банни и просит его покинуть помещение. Кожа на лице Эшли отливает в буквальном смысле зеленью и обильно присыпана угрями размером с кружочки конфетти. А на его фирменном галстуке красуются жирные пятна.

– Я часто сюда прихожу, я ваш постоянный клиент! – возмущается Банни.

– Да… э-м-м… Ну да, я знаю, – мямлит Эшли-менеджер. Снаружи, под золотыми арками, Банни открывает дверь “пунто” и плюхается на водительское сиденье. Мальчик усаживается рядом.

– Ненавижу “макдоналдсы”, мать их, – говорит Банни. Банни-младшему хочется спросить отца, почему им пришлось уходить из “Макдоналдса” в такой спешке, но где-то в самых глубоких пещерах его сознания, ворочаясь как ужасное впавшее в спячку животное, уже сам по себе начинает складываться ответ.

– Что мы теперь будем делать, пап? – спрашивает мальчик шепотом. Банни включает зажигание, и машина неохотно и сварливо заводится. Он выруливает с парковки “Макдоналдса” и вливается в ночное движение прибрежного шоссе, а мимо проносятся одна за другой притаившиеся в темноте машины.

– Теперь мы поедем как можно дальше от этого гребаного места, – отвечает он. Мальчик широко зевает и вздрагивает от усталости.

– Мы сейчас домой, пап?

– Господи боже, конечно, нет! – отвечает Банни, поглядывая в зеркало заднего вида. – Мы же отправились в путь!

– А что мы будем делать, пап?

– Ты, я и Дарт Вейдер остановимся на ночлег в гостинице! Банни снова смотрит в зеркало – убедиться, что за ними не гонится полиция, не воет сирена, не мигает голубая лампочка. Но сзади ничего нет – только сомнамбулическое ночное движение еле ползущих машин. Впрочем, на всякий случай Банни все-таки сворачивает с прибрежной трассы и укрывается в одной из боковых улочек. Меньше всего на свете ему сейчас хочется быть арестованным за нарушение норм общественного порядка. Вот это было бы дерьмово. Банни смотрит на сына и видит, что тот почему-то совсем уж придурочно улыбается.

– Правда, пап? – восклицает Банни-младший. – В гостинице?

– Ага, в гостинице! И знаешь, чем мы займемся, когда туда попадем? Кирпичики желтого света скользят по лицу мальчика, его глаза округлились и искрятся от волнения, и Банни с глубочайшим благоговением договаривает:

– Обслуживанием Номеров!

– А что такое обслуживание номеров, пап?

– Господи боже, Кролик, ты знаешь, как называется столица Монголии, и не знаешь, что такое обслуживание номеров?

Банни уже пожизненно отлучили от трех “макдоналдсов” и одного “бургер-кинга”, а из kfc на Вестерн-роуд вышвырнули с такой силой, что он сломал себе два ребра. И это в субботний денек, средь бела дня. За ним числится и еще четыре обвинения в нарушении общественного порядка на территории графства Суссекс.

– Обслуживание номеров – это когда ты лежишь на кровати в гостиничном номере, закрываешь глаза и придумываешь, чего бы такого тебе сейчас хотелось – причем выбирать можно вообще из всего, что только есть на свете, а потом ты звонишь на ресепшн и просишь, чтобы тебе это доставили, и через некоторое время какой-нибудь бездельник в бабочке тебе это приносит.

– Все, что угодно, пап? – спрашивает мальчик, вертя в руках Дарта Вейдера и думая о том, что вообще-то пока ему, похоже, совершенно не о чем беспокоиться.

– Бутерброды, чашку чая, рыбу с картошкой, бутылку вина…Эм-м… сигареты… массаж… да все что угодно. И вот еще что, Кролик… “Пунто” проезжает мимо мрачной фигуры человека с татуированными руками, который занят сменой заднего колеса на темно-красной бетономешалке (с огромным словом “dudman”, выведенным кремовой краской над лобовым стеклом), припаркованной в кармане у дороги. Банни-младший испуганно провожает его глазами, заметив, что “дворники” на бетономешалке с бешеной скоростью мотаются туда-сюда, хотя никакого дождя нет.

– Когда приедем в гостиницу, я покажу тебе самую странную вещь на земле! Мальчик поднимает глаза на отца.

– И что это такое, пап? Банни закатывает глаза.

– А если я говорю “самую странную вещь на земле”, значит, это просто убойно-ненормальная штуковина!

– Ну что это, пап? – снова спрашивает Баннимладший, борясь с зевотой.

– Ну просто инопланетная вещь!

– Па-ап!

– Ну то есть, я хочу сказать, это просто какие-то свиньи в космосе!

– Па-а-ап! – смеется мальчик. Банни перестраивается на соседнюю полосу, изображает на лице благоговейный ужас и для пущего драматического эффекта наклоняется поближе к Банни.

– Самые малюсенькие гребаные мыльца на свете!

– Мыльца? – переспрашивает Банни-младший.

– Да. Меньше спичечного коробка!

– Правда? – восхищается мальчик и сжимает губы в улыбке.

– И каждое завернуто в отдельную бумажку, – прибавляет Банни. Лицо Банни-младшего заливается золотым светом, потом блекнет, а потом снова начинает сиять и некоторое время вот так меняет цвета. Потом мальчик вытягивает вперед руку и большим и указательным пальцем показывает размер спичечного коробка.

– Правда? Вот такие? – изумленно произносит он.

– Что? – не понимает Банни.

– Мыльца.

– Меньше. Банни оставляет между большим и указательным пальцем расстояние не больше полутора дюймов и наклоняется к самому уху сына.

– Они просто крошечные, – шепчет он. В соленом морском воздухе Банни-младший чувствует запах рыбы. С темной поверхности воды поднимается белый, как привидение, туман и обволакивает “пунто”. Мальчик размахивает пластмассовой фигуркой.

– Мыло для Дарта Вейдера, – объявляет он. Банни включает дальний свет.

– Точно, Кролик.