Текст книги "Смерть Банни Манро"

Автор книги: Ник Кейв

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

Банни-младший сидит в “пунто” и наблюдает за маленькой жужелицей, севшей на лобовое стекло. Мальчик занимает выгодное положение внутри машины, откуда удобно любоваться черным драгоценным камнем брюшка жука, ползущего по стеклу. Баннимладший восхищается его непостижимым медноватым блеском и удивляется, как такое обыкновенное существо может быть настолько прекрасным. Он достает из кармана черный маркер и, надавливая им на стекло, повторяет петляющую траекторию жужелицы. Ему интересно узнать, есть ли в этой траектории какой-нибудь порядок или система. Банни-младший любит жуков – всегда любил и никогда не изменит своего отношения к ним. Когда он был поменьше, у него была коробочка из-под сигарет, полная мертвых жуков, и теперь он пытается вспомнить, куда ее подевал. И каких только жуков там не было – и стафилины пахучие, и птеростихи, и рыжие листоеды, и жукивертячки, и жужелицы вроде этой, и жуки-навозники, и жуки-пожарники, и жуки-могильщики, и огнецветки, и рогачи, и его любимый – жук-носорог. Жук-носорог – самое сильное существо в мире, у него на голове три рога, и он может поднимать тяжести в 850 раз больше собственного веса. Если бы человек был способен на такое, он бы с легкостью поднимал 65 тонн. Банни-младший тихонько повторяет названия всех насекомых, которых знает, и в то же время продолжает водить маркером за самым обыкновенным жуком в мире – теперь уже очевидно, что никакой системы в его перемещениях нет и участок стекла, на котором мальчик их зарисовывает, становится похож на внешнюю поверхность увеличивающегося на глазах человеческого мозга. Банни-младший думает о том, что отлично справляется с работой штурмана – он здорово разбирается в картах и дает отцу четкие указания, и тот – а ведь ему не так уж просто угодить, если ты не в самой лучшей форме, – говорит, что у него все получается как надо. И все-таки в глубине души Баннимладшего беспокоит вопрос – а что он, собственно, тут делает? Почему весь день напролет сидит в машине и прогуливает школу? “Обучаюсь профессии”, – пытается предположить он.

Воздух приобретает коралловый оттенок, по небу развешены облака леденцового цвета, похожие на рваные флаги, солнце падает за дома, и Банни-младший слышит, как разводят свою вечернюю суету скворцы. Отец обещал, что на сегодня это будет последний клиент, а жужелица все ползет и ползет своей беспорядочной и бесцельной дорогой, и перед его воспаленными глазами, обрамленными засохшей корочкой век, гигантский черный мозг становится все больше.

– Восстанавливающий крем с лепестками розы обладает прямо-таки чудодейственной укрепляющей силой, – говорит Банни. Он сидит на обитом ситцем диванчике в гостиной скромного, но опрятного дома в Овингдине. Он ужасно устал, буквально выбился из сил и вдобавок ко всему испытывает мистический страх. Ему начинает казаться, что, как только он берется за работу, внутри и вокруг него происходит нечто такое, что совершенно ему неподвластно. Он чувствует себя так, будто играет “третий труп слева” в чьем-то чужом кино, в котором все разговаривают на несинхронизированном марсианском языке, а субтитры – на монгольском или на каком-то еще таком. Банни становится все труднее разобраться в том, кто же тут первый “труп слева”. Утренний оптимизм сменился трезвой оценкой положения: Банни, если говорить кратко, по уши в дерьме. К тому же не так-то просто свыкнуться с мыслью о том, что его жена (и это весьма вероятно) наблюдает за ним из мира мертвых, и поэтому ему следует как минимум стараться вести себя прилично. А это практически невозможно, потому что сидящая перед ним женщина – некая мисс Шарлотта Парновар – оказывается абсолютной, прожженной блудницей и посылает ему настолько мощные и недвусмысленные сигналы, что Банни начинает казаться, будто он видит искры, мечущиеся туда-сюда между ними. Банни, надо заметить, всегда считал себя чемпионом среди проводников электричества, и сейчас, пока он втирает лосьон в электростатические руки Шарлотты, в его зебровых трусах начинает вздыматься шпиль, или, там, воздухораспределитель, или молниеотвод.

– Этот крем, богатый коллагеном и эластином, способен увеличить содержание влаги в коже на двести процентов, – говорит Банни.

– Да что вы? – с придыханием произносит Шарлотта. У нее непривычно высокий лоб, который (и в этом есть что-то сексуальное) лишен какого бы то ни было выражения, вот только прямо посередине расположилась странная сухая киста, похожая на белую ракушку. Верхняя губа Шарлотты покрыта еле заметным пушком, а жесткие, убитые перекисью волосы убраны назад и прикреплены к затылку металлической заколкой. Сделано это с такой ожесточенностью, что ее чуть насмешливые глаза растянуты в стороны. Шарлотта сидит напротив Банни на таком же ситцевом диванчике. На ней свободные шортики и розовая хлопковая майка, туго натянутая на большой подушкообразной груди. На шее у Шарлотты висит серебряная цепочка с крошечным кулоном со стразами, и кулон этот кажется сверкающим сокровищем, выброшенным на коралловый риф. На дальней стене висит рама с кадром из какогото вест-эндского мюзикла, а на противоположной стене – репродукция автопортрета Фриды Кало: художница одета в цыганский наряд и держит в руках маленькую коричневую обезьянку. На самодельном журнальном столике из прессованного кирпича и дымчатого оргстекла лежит чемоданчик Банни с образцами, а рядом стоит совершенно неуместная здесь ваза с выдохшейся ароматической смесью сухих цветов. Банни выдавливает еще немного лосьона в ладони Шарлотте, после чего растирает их и подергивает ее за пальцы. – Его уникальные заживляющие свойства проникают глубоко в кожу, от чего ваши руки становятся мягкими и… буквально купаются в блаженстве, – говорит он и видит (если совсем слегка наклониться вбок) сквозь приоткрытую штанину шортов Шарлотты, как мышца на внутренней стороне ее бедра подпрыгивает и сокращается. Пальцы у Шарлотты тонкие, сильные и хорошо смазанные, и, сжимая и разжимая их, Банни думает о том, что ее вагина совсем близко – стоит только протянуть руку. – Это… э-м-м… просто удивительно, – говорит он. – Не сомневаюсь, – отвечает Шарлотта. В ее голосе слышны суперсексуальные мужские нотки, и Банни на секунду впадает в панику, но вскоре понимает, что это глупо: будь она лесбиянкой, она бы не сидела тут с ним и не позволяла ему проделывать все эти штуки с ее руками, поэтому он успокаивается, вдавливает большой палец ей в ладонь и медленными круговыми движениями втирает крем в кожу.

– Проводились тесты, – говорит Банни и делает упор на последнем слове, удлиняя его и смягчая.

– Какие такие тесты? – спрашивает Шарлотта, повторяя его интонацию и как будто бы слегка над ним посмеиваясь.

– Научные, – поясняет Банни.

– М-м-м… – восхищается Шарлотта, и Банни замечает в уголке ее рта неявную и немного язвительную улыбку.

– Да. С запястьями этот крем тоже творит чудеса, – говорит он, перемещая ладони выше и ощущая под пальцами твердые рифленые мышцы ее предплечий. Шарлотта закрывает глаза.

– М-м-м… – снова говорит она.

– Какая женщина, – едва слышно произносит Банни.

– Что вы сказали? Банни кивает на репродукцию портрета Фриды Кало, которая взирает на них из-под одной, странным образом сросшейся брови ничего не выражающими глазами.

– На картине, – объясняет Банни.

Но успевает отметить оттенок снисхождения в улыбке клиентки.

– А, Фрида Кало, – отзывается Шарлотта. – Да, она прекрасна, это правда. Кажется, этот автопортрет был написан в сороковые годы. Банни кажется, что по пальцам Шарлотты к нему в ладони перекатывается волна напряжения – и движется дальше по костям, в нижний отдел позвоночника. В голове его роится множество игривых слов, которые можно было бы сейчас произнести, но почему-то он выбирает вот такие:

– А что, щипчиков тогда еще не было? Черты Шарлотты будто бы резко смещаются к центру, отчего ее лицо становится угловатым и приобретает суровое выражение.

– Прошу прощения, – говорит она. – В каком смысле? Банни прижимает палец ко лбу и уже сейчас начинает понимать, что дело рушится на глазах, и он опять потерял контроль над происходящим.

– Монобровь, – говорит он и сразу же об этом сожалеет.

– Что?! – изумляется Шарлотта.

– Ну, глядя на такие брови, невольно задумываешься о том, как же выглядели ее ноги, – говорит Банни прежде, чем успевает одуматься.

– Простите. Я не понимаю, о чем вы, – говорит Шарлотта, отнимает у Банни свою ладонь и смотрит на него с нескрываемым недоверием.

– Неудивительно, что обезьянка так к ней привязалась, – говорит Банни и пытается заткнуть себе рот кулаком. Шарлотта наклоняется вперед и смотрит Банни прямо в глаза. – Не знаю, имеет ли смысл вам об этом рассказывать, но Фрида Кало пережила страшную катастрофу, после которой на всю жизнь осталась калекой. Кажется, ее сбил грузовик – если, конечно, вам это интересно! Банни берет полотенце и стирает остатки увлажняющего средства со своих рук. Он понимает, что больше не владеет ситуацией, и ему кажется, что фразы сами слетают с губ, будто бы кто-то другой за него заполняет словами белые облачка, нарисованные рядом с его головой, – кто-то, кто испытывает нездоровую страсть к катастрофам. – Да что вы говорите? Честно говоря, я нахожу эту картину несколько депрессивной. Но я ведь тут не специалист. Хотя, если предположить, что она рисовала это ногой… Отсюда Банни без особых усилий плавно возвращается к работе: – Кстати, у меня есть потрясающий бальзам, настоящий рай для пальчиков ног… Мисс… Можно, я буду называть вас Шарлотта? Шарлотта смотрит на Банни, наклонив голову набок – как будто бы пытается разобрать беспорядочные каракули ребенка.

– А меня вы можете звать Банни, – говорит Банни и помахивает руками над головой, изображая уши кролика. Из горла Шарлотты вырывается низкое неприятное фырканье, и она принимается ковырять кисту на лбу.

– Это такая шутка, да? – спрашивает она. И хотя все говорит против этого, Банни вдруг чувствует, что, возможно, ему все-таки удастся исправить ситуацию.

– Нет, Шарлотта, – говорит он. – Это истинная правда.

– Я думала, такое имя дают только…

– Кроликам? Шарлотта смягчается и помимо собственной воли улыбается.

– Да, – кивает она. – Кроликам. Банни видит, как суперподтянутая мышца на бедре Шарлотты сокращается, и кажется, он даже видит, как из штанин ее розовых спортивных шортов вырываются в вихрях счастливого озона золотые искры любви. Приободренный, Банни наклоняется вперед и игриво шевелит бровями.

– А вы знаете, Шарлотта, что говорят о кроликах? – многозначительно спрашивает он.

– Нет, не знаю. И что же о них говорят?

– Ну… Они… Э-м-м… Ну, вы наверняка знаете…

– Нет, я не знаю, – говорит Шарлотта и вдруг добавляет нечто такое, из-за чего ситуация снова выскальзывает из пальцев Банни, будто ниточка улетевшего от ребенка воздушного шарика.

– И что, женщины действительно ведутся на этот трюк? – спрашивает она. Шарлотта помахивает руками у себя над головой, изображая Банни, и его нутро пронзает обида.

– Вы даже не представляете как! – отвечает он и, не подумав, подмигивает. Шарлота звонко хохочет.

– Мне показалось, или вы мне подмигнули? – спрашивает она. Банни думает: “Неужели правда подмигнул?” – и чувствует, как смех Шарлотты ногтями дерет его по позвоночнику.

– Может, подмигнул, – говорит он. – А может, в глаз что-то попало. “Что за черт? – думает он. – Что за черт?!” Шарлотта заходится от смеха, закрывает рот руками, а потом показывает пальцем на Банни и кричит:

– От вас просто с ума можно сойти!

– Да, мне говорили, – кивает Банни.

– Откуда вы такой вылезли – из смоляных ям?

– Из каких ям?

– Вас же надо забальзамировать и повесить на шею табличку: “допотопный”.

– Я протестую, – возмущается Банни. – Я крайне серьезно отношусь к личной гигиене. Но не успевает он договорить, как чувствует, что от его подмышек доносится слабый запах пота, какой обычно царит в ночлежках.

– Да нет, не потный, а допотопный. Как птица дронт.

– Стоп-стоп-стоп, полегче, – говорит Банни, с оскорбленным трепетом смотрит на Шарлотту, и ее черты у него на глазах вулканизируются: сухие светлые волосы становятся похожи на стальной шлем, а глаза приобретают металлический блеск, суровый и воинственный.

– Вы просто смешны, – говорит Шарлотта.

– Послушайте, я всего лишь пытаюсь делать свою работу.

– Смешной человечек, на которого больно смотреть, – не унимается она.

– Да что же это такое! Господи боже! – Банни спешно сгребает в чемоданчик образцы. Его лицо накрывает тень – он подавлен и унижен. – Господи боже, – повторяет он себе под нос. Тут выражение лица Шарлотты снова меняется, и безо всякого предупреждения она кладет мягкие, жирные от крема пальцы на руку Банни.

– Простите меня, мистер Манро, – говорит она, весьма правдоподобно изображая искреннюю тревогу. – Я перегнула палку. Сделала вам больно. Это было очень некрасиво, простите. Банни чувствует внезапное и нестерпимое давление в области мочевого пузыря. Он поднимает руку и машет ею, будто отгоняя дальнейшие комментарии Шарлотты.

– Да нет, все в порядке, – говорит он. – Вот только мне нужно воспользоваться вашей уборной.

– Что? – переспрашивает Шарлотта.

– Да, – говорит Банни. – Я с самого утра в дороге, моча скоро из ушей польется! Шарлотта взвизгивает от смеха, и под правым глазом Банни дергается нерв.

– О боже, ну вы и экземпляр! Вниз по коридору, – говорит она и тычет пальцем в направлении уборной. Банни быстро шагает по коридору, и смех Шарлотты преследует его до самой двери туалета. Он разгневан и испытывает по отношению к клиентке не лучшие чувства и в то же время почти не удивляется, когда у него перед глазами возникает пульсирующий образ ее искрящейся вагины. Он в бешенстве врывается в уборную, пробирается сквозь ширинку и выпускает струю мочи с такой мощью, что даже костям лица становится больно. Его лоб покрывается потом, и начес лежит теперь обмякший и неживой, словно сбитое машиной животное. Из гостиной доносится очередной раскат хохота, и Банни растягивает зубы в звериный оскал.

– Чертова сука, – проговаривает он и мочится на коврик Шарлотты. Потом он мочится на ее лиловые стены и полочку с журналами, на полотенце для рук, а под конец с большой помпой приподнимается на цыпочки и мочится на электрическую зубную щетку, которая стоит в стакане рядом с умывальником. Потом Банни застегивает молнию на штанах, открывает дверь и вываливается обратно в коридор, исполненный новой, не знающей преград целеустремленности.

– Ну так как, будете что-нибудь покупать или нет?

– В вашем голосе слышится враждебность, мистер Манро, – говорит Шарлотта, поднимаясь с дивана и поворачивая голову вправо и влево, чтобы снять скопившееся в суставах напряжение. Банни отмечает ее высокий рост и широкие плечи, а еще видит, что похожий на ракушку фурункул у нее на лбу как будто бы преобразовался в небольшой бивень, или рог, или чтото еще вроде этого.

– Ну, с нами, чертовыми дронтами, это временами случается, – говорит Банни, и уголки его глаз подергиваются. Шарлотта твердо встает на ноги, благодушно сжимает руки перед грудью и говорит так, как будто сообщает простой и неопровержимый факт:

– Хочу вас оповестить, мистер Манро, что у меня черный пояс по тэквондо.

– Да что вы? – восхищается Банни. – Ну так я только что обоссал вам ванную.

– Что? – переспрашивает Шарлотта и подходит на шаг ближе.

– Да-да. Стены, ковер, журналы “Hello”.

– Что?!

– И вашу гребаную зубную щетку! – подытоживает Банни, демонстрируя ровные белые зубы. Неожиданно и без долгих разговоров Шарлотта начинает подпрыгивать на подушечках ступней, а ее мускулистые руки расслабленно болтаются по бокам. Ошалевшего Банни тут же вгоняет в транс кулон со стразами, подпрыгивающий на своей уютной розовой подушке, будто ребенок на батуте. Банни замечает, что на Шарлотте нет лифчика и что ее соски буквально на глазах напрягаются и проступают сквозь тонкий хлопок футболки, твердые, злобные и необычайно длинные. В это невозможно поверить, но Банни видит, как от них отлетает что-то вроде крошечных нарисованных искорок, и тогда ему кажется – на несколько блаженных секунд, – что, может быть (ну, ведь чего не бывает?), еще не все потеряно. Он чувствует, как его член с ревом просыпается. А Шарлотта Парновар тем временем делает шаг вперед и одним-единственным коротким кроличьим толчком разбивает Банни нос. Отчетливо слышен хруст, над Банни вспыхивает суперновая звезда света, затем – гейзер крови, и Банни переваливается спиной через ситцевый диванчик и приземляется оглушенной грудой на полу у входной двери. – Хай! – выкрикивает Шарлотта. Из носа Банни, забрызгивая галстук, фонтаном хлещет кровь, рот самопроизвольно раскрывается, и Банни, словно рыба, пытается глотать воздух. Как в замедленной съемке, он роняет голову на грудь и наблюдает за тем, как яркая струйка крови стекает ему в ладони. – Твою мать! – произносит он негромко, но с самой что ни на есть искренней яростью. Шарлотта продолжает подпрыгивать, размахивая твердыми, как кость, сосками.

– Основные принципы тэквондо – это уравновешенность, доброжелательность и терпимость. Советую и вам как-нибудь попробовать, мистер Кролик.

Банни, корчась от боли, поднимается на ноги и указывает на нее дрожащим пальцем. – Чокнутая хренова шлюха, – говорит он. – Больная… долбанутая… уродина…

При этих его словах Шарлотта Парновар широко улыбается, поворачивается и слегка отводит в сторону бедро.

Банни-младший смотрит на часы и гадает, почему же папы так долго нет. Он оглядывается на небольшой загородный дом, в который вошел Банни, и видит (но не слышит), как распахивается дверь и его отец вылетает задом наперед, прижав руки к туловищу, будто им выстрелили из пушки. Мальчик видит, как отец обрушивается на садовую дорожку и лежит на ней. Он видит (но не слышит), как дверь дома захлопывается. А потом – прежде, чем он успевает подумать, что делать, – дверь снова открывается, из нее вылетает чемоданчик с образцами и приблизительно повторяет траекторию полета своего владельца, после чего взрывается на дорожке, разбрасывая груз из крошечных бутылочек и пакетиков по всклокоченной лужайке.

Мальчик видит, как отец поднимает голову, перекатывается на живот, встает на четвереньки и яростно сгребает рассыпанные образцы, заталкивая их в чемоданчик. А потом безуспешно пытается его закрыть. Затем он встает, прижимая чемоданчик к груди, но время, которое требуется ему для выполнения такого сравнительно несложного действия, растягивается настолько, что мальчика это пугает. Он смотрит, как отец, спотыкаясь, идет по дорожке, вытаскивает из кармана штанов носовой платок и прижимает его к носу, который, кажется, основательно залит кровью. Потом дверца “пунто” распахивается, и Банни со сдавленным стоном обваливается на водительское сиденье. Банни-младший смотрит на него полными ужаса глазами, но потом его неожиданно и нестерпимо пробирает смех: безумное лицо малинового цвета, носовой платок, искореженный чемоданчик с образцами. Тут мальчик видит, что папин галстук с кроликами забрызган кровью, и смех тут же улетучивается – Банни-младшего накрывает холодной волной печали. Он трет лоб тыльной стороной ладони и бешено перебирает ногами – он сам толком не может понять почему. – Пап, – говорит он и показывает на галстук. – Лучше не спрашивай, – говорит Банни и зашвыривает чемоданчик с образцами на заднее сиденье, в полете чемоданчик снова раскрывается, и его содержимое рассыпается по всей машине. Банни тщетно пытается снова сгрести образцы в кучу и произносит слово “черт” так, чтобы не оставалось никаких сомнений в том, что это самое ужасное слово на свете.

– Черт! – ревет он. А потом смотрит на себя в зеркало заднего вида и уже в буквальном смысле слова орет во весь голос:

– Эта жирная лесбиянка сломала мне чертов нос!

– Пап, – повторяет мальчик и тычет пальцем в галстук. Тут Банни замечает, что внутреннюю сторону лобового стекла украшает странный замысловатый клубок, нарисованный черным маркером. Он, словно завороженный, не может отвести от клубка глаз.

– А это еще что за хрень, – произносит он, но голос раздается откуда-то издалека и звучит так, будто Банни трудно дышать. Тут его ослабевшее тело обретает вдруг какую-то наркотическую легкость, и Банни, будто загипнотизированный, проваливается глубоко в спинку кресла. Из его ноздри разматывается свежая ленточка крови.

– Что это за хрень… – повторяет он. В этот момент Банни-младший понимает, почему папин галстук так сильно его расстроил, и он начинает думать о жуках-носорогах и о том, что они принадлежат к семейству пластинчатоусых, и что самцы используют свои рога в брачных сражениях против других самцов, и что это одни из самых крупных жуков во всем чертовом мире.

– Подними-ка бумажку вон там, на полу, – говорит Банни спустя некоторое время. Банни-младшему кажется, что папа разговаривает голосом робота, или киборга, или кого-то вроде этого.

– Мы теперь домой, пап? – спрашивает мальчик.

– Бумажку подними, а? Мальчик наклоняется и поднимает скомканный листок бумаги.

– Вот, пап, – говорит он.

– Прочти, что там, – командует Банни. Банни-младший с преувеличенным усердием разглаживает бумажку, положив ее себе на колено, и затем с осознанием собственной значимости читает:

– Памела Стоукс, Мичинг-роуд, Ньюхейвен, – и смотрит на отца, растянув губы в своей зафиксированной, идиотически милой улыбке. Банни дотягивается до бардачка, вытягивает оттуда салфетку, скручивает из нее два тампона и заталкивает себе в нос, потом рукавом пиджака трет черные линии клубка на лобовом стекле, но вскоре бросает это дело и смотрит на мальчика.

– Ну? – говорит он.

– Что “ну”, пап? – спрашивает Банни-младший.

– Ну, ты у нас штурман, мать твою, или нет? Банни-младший открывает карту.

– Ньюхейвен – хорошее место, пап? Банни крутит тампоны в ноздрях, пытается отряхнуть заляпанный кровью галстук, приглаживает волосы и изображает пальцами что-то очень странное – мальчик не знает что.

– Кролик, тебе там понравится!