Текст книги "Смерть Банни Манро"
Автор книги: Ник Кейв
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)
– Ох, черт, – выдыхает Банни и вдавливает ладонь себе в пах, отчего сегодняшние образы безжалостных бабушек, насмешливых калек, гомосексуальных священников и стай ехидных гребаных сук бесследно растворяются в воздухе.
– Хрен его знает, почему ее до сих пор не запретили! – удивляется Банни.
Глава 9
Банни открывает дверь. Он снял пиджак, и теперь на нем рубашка василькового цвета с узором, который на первый взгляд кажется обычным горошком, но при ближайшем рассмотрении оказывается изображением древнеримских монет, а на них, если приглядеться еще внимательнее, красуются крошечные зарисовки совокупляющихся пар. По чудесной случайности Либби упустила из виду этот предмет одежды Банни, когда решила изменить его гардероб с помощью кухонного ножа и баночки туши. Однако она нанесла непоправимый ущерб знаменитой “греческой” футболке, которую Пудель подарил Банни на годовщину свадьбы. Пудель нашел ее в Интернете, на сайте для современных донжуанов, жеребцов и посетителей чужих спален под названием soblaznitel.com. Картинка на ней была не самая целомудренная: греческий бог секса или ктото вроде этого – словом, какой-то грек с оливковым венком на голове и прибором настолько внушительным, что его поддерживают на особом ремне два щекастых херувима. Именно эту футболку Банни обнаружил в мусородробилке – и сидел потом на кухонном полу, рыдая над оставшимися от нее лоскутками.
– Здоров, ушлепок! – говорит Пудель, вваливаясь в квартиру с собачьей улыбкой на лице и наркотической поволокой в глазах.
– Господи, Пу, ну как ты выражаешься! – возмущается длинноногая блондинка, висящая у него на локте, и пинает его в лодыжку.
– Спокуха, детка! – веселится Пудель и принимается скакать на джинсовой ноге, а Банни тем временем замечает (и от этого внутри пробегает сладостный ток), что пурпурное родимое пятно на верхней губе блондинки по форме немного напоминает кролика. Реймонд, тоже без пиджака, появляется из-за спины Пуделя с упаковкой пива в руках и поддельной улыбкой на лице. Сквозь знакомые алкогольные пары, которые оказывают на Банни утешительное действие, он слышит, как Реймонд любезно интересуется:
– Все в порядке, Бан? Девушка Реймонда, которую почти наверняка зовут именно Барбара, высовывает голову из-за плеча Реймонда, как пустое облачко в комиксах, означающее, что у героя нет никаких мыслей.
– Привет, Бан, – говорит она.
– Привет… э-м-м… – запинается Банни и думает, что, может быть, в конечном итоге ее зовут все-таки не Барбара, и тут Реймонд театральным шепотом подсказывает: “Барбара!”, и Банни говорит: – Точно, да, Барбара… Извини, Барбара. Что на это отвечает Барбара, никто не слышит из-за шумного и громогласного появления Джеффри, который врывается в дверь с бутылками виски, торчащими из обоих карманов просторного льняного пиджака. Он устрашающе пыхтит после путешествия по лестнице и размахивает своим неизменным платком.
– Банни… – ревет он зычным голосом, – Банни… Банни… И после этого обваливается всей взмокшей плотью на Банни и, кажется, не столько его обнимает, сколько пытается полностью переварить.
– Служба была чудесная, Бан, – говорит Джеффри, и все с ним соглашаются. Блондинка с родимым пятном делает шаг вперед.
– Правда, просто замечательная служба, – говорит она Банни. Банни поворачивается к Пуделю.
– Пудель, а ты не хочешь познакомить меня… Но Пуделя нигде нет. Банни выглядывает в коридор как раз в тот момент, когда дверь ванной тихонько закрывается. Вечер обещает быть удачным, думает Банни. Длинноногая блондинка улыбается Банни и решает обойтись без помощи Пуделя.
– Меня зовут Река, – говорит она. В первое мгновение Банни выглядит растерянным, а потом у него начинает кружиться голова – правда, это быстро проходит, но головокружение довольно сильное: пол изгибается волнами, стены кренятся, и Банни вынужден вцепиться в плечо Джеффри, чтобы не упасть.
– Ты в порядке, Бан? – спрашивает Джеффри, набрасывая ему на плечо огромную руку-перину.
– Черт, ну надо же, я недавно познакомился… – говорит Банни и на секунду мысленно переносится к коренастой официантке из отеля “Grenville” – к ее упитанной белой заднице, трясущемуся изголовью кровати, мантре ее изнуренных стонов – кажется, еще чуть-чуть, и это воспоминание поглотит его с головой.
– Куда же все так несется… – говорит Банни. – Хоть бы чуть-чуть притормозило… Сказав это, он сам себе удивляется – что он вообще имел в виду?
– Хм, – произносит Реймонд, ему тоже неловко.
– Конечно, тебе сейчас непросто, Бан, – говорит Джеффри и с сочувствием похлопывает друга по спине.
– Я соболезную вам в вашей утрате, – говорит Река и протягивает Банни руку с длинными тонкими пальцами, кончики которых покрыты кораллово-розовым лаком. Банни, который уже немного собрался, берет ее за руку и чувствует электромагнитный удар такой силы, что отпрыгивает назад и бешено трясет рукой. – Вы это почувствовали? – в ужасе спрашивает он у Реки. Она чуть склоняет голову набок и приподнимает бровь. – Нет, вы почувствовали?? – повторяет Банни. – О да, я – кролик Дюрасел! И, придя к такому выводу, Банни очень похоже изображает розового барабанящего кролика на батарейках, который носится вверх-вниз по холму. Река смотрит на Банни большими влажными глазами и непроизвольно касается пальцами родимого пятна на губе. Банни дует себе на руку. – Теперь вы еще скажете мне, что родились у реки! – Он принимается весело смеяться и разглаживать складки на брюках. Его слова вызывают всеобщее недоумение, и никто не решается поднять глаз, и тогда Банни думает, что хорошо бы Пудель вынюхал еще не все, что принес. – А это кто у нас такой? – спрашивает Река. Банни-младший малюткой-привидением появился в прихожей и стоит, зажав кулаки под мышками. Река наклоняется и ерошит ему волосы, а когда убирает руку, мальчик пытается пригладить их обратно, как было.
– Это Банни-младший, – говорит Банни. – Мой сын. Мальчик указывает на отца большим пальцем и с робкой улыбкой говорит:
– А он – мой папа. Все смеются, и это немного смущает Баннимладшего, ведь то, что он сказал, правда. Для него это очень важно. Он любит своего папу. Он считает, что на свете нет папы лучше, умнее и талантливее, и, стоя сейчас здесь, рядом с ним, Банни-младший испытывает гордость – мой папа, – но еще он, конечно, стоит рядом с ним потому, что больше ему пойти некуда.
– Ой мамочки, какой же он хорошенький, – говорит Река и снова ерошит мальчику волосы. – Будь ты на несколько лет постарше… Дверь ванной распахивается, и оттуда пулей вылетает Пудель со звериным оскалом и сверкающими глазами.
– Господи, Река, парню всего девять лет, – восклицает он, вытирая нос тыльной стороной ладони. Река щиплет мальчика за щеку.
– Я знаю. Я просто хотела сказать, что…
– Ну вот и не надо этого говорить, – обрывает ее Пудель. Его желтый начес почему-то сияет еще ярче – волосы так и искрятся, когда Пудель резко вертит головой.
– Смотри, Река, что сейчас будет! Вот назови какуюнибудь страну, любую.
– Что? – не понимает Река.
– Да мать твою, любую страну назови! – настаивает Пудель и подмигивает Банни-младшему.
– Ладно, – говорит Река. – Монголия.
– Ну, Кролик, не подведи дядю Пуделя. Назови-ка столицу Монголии. Банни-младший морщит лоб, изображая мучительную работу мозга, смотрит на потолок, поглаживает подбородок и чешет затылок.
– Улан-Батор, – произносит он наконец, и все радостно аплодируют.
– Да он еще и умненький, – восхищается Река и опускает ладонь на шею мальчику, отчего Баннимладшего обжигает незнакомым маслянистым жаром.
– А старое название – Урга, – тихо говорит он.
– Умненький? – переспрашивает Пудель. – Да он просто гребаный гений! Река хлопает жаркими ладонями прямо над ухом у Банни-младшего.
– Эй! – прикрикивает она на Пуделя. – Что за слова!
– Может, пойдем в комнату? – приглашает Банни. Пока взрослые перемещаются в гостиную, Баннимладший слышит, как Пудель шепчет Реке:
– Черт, ну тут и темень. Куда, на хрен, подевались все лампочки? Мальчик видит, как Река толкает Пуделя локтем и шепчет ему в ответ:
– Господи, Пу, у человека только что умерла жена – ты чего ждал, праздничной иллюминации?
Поздно вечером Банни-младший лежит в постели, смотрит на потолок и наблюдает за зеленым мерцанием планет, кружащих у него над головой. Сквозь полудрему он следит глазами за тем, как свет, раскладываясь на спектр, путешествует через весь потолок и спускается по стене. Мальчик пытается припомнить все, что знает о Плутоне – например, что в основном он состоит из камня и льда и что это относительно небольшая планета, примерно в пять раз меньше нашей Луны по массе и в три раза меньше ее по объему. Немного поразмышляв о планетах, Банни-младший подносит к уху часы и слушает, как с тиканьем – громким и непрерывным – течет время. Ему вдруг приходит в голову, что с каждым тиканьем воспоминания о маме становятся все более размытыми и она от него ускользает. Он чувствует – и от этого его сердце пронзает ледяной порыв ветра, – что даже сейчас, всего-навсего лежа в постели, он каждую секунду теряет маму. Он закрывает глаза и с усердием принимается копаться в памяти, чтобы представить себе как можно больше маминых образов. Его попытки довольно успешны, и он надеется, что, если станет вот так напоминать себе о ней, бесследно она не исчезнет. В глубине души ему хочется вспомнить ее так хорошо, чтобы она снова стала живой.
Он вспоминает, как мама забирала его из школы в своем плюшевом спортивном костюме розового цвета, и она была самая красивая из всех мам; вспоминает, как у него пошла кровь из носа и мама суетилась вокруг него и утешала; а потом он находит более давние воспоминания – кажется, он помнит, как она аплодировала ему, когда он проехал на велосипеде без рук. А еще – как она подарила ему энциклопедию, просто потому что “любила его до невозможности”, и потом – очень далекое, почти бесцветное воспоминание о том, как он ползет по кухонному полу, цепляется за ее длинную гладкую ногу и чувствует удивительную силу, с которой она тащит его за собой по кухне. Потом он представляет себя – неужели он и это помнит? – новорожденным и завернутым в одеяло, у него на лбу лежит прохладная мамина ладонь, а где-то поблизости виднеется темное пятно – вероятно, это его отец.
Некоторое время спустя мальчик чувствует, что мама к нему возвращается, и чуть ли не физически ощущает ее присутствие в комнате. Поднимается легкий ветерок, будто от чьего-то движения мерцающие в темноте планеты вращаются энергичнее и волшебные преломления света сбегают по стене со скоростью призрачного зеленого дождя. – Неужели нельзя дать человеку немного поспать? – говорит он вслух.
Из гостиной доносится взрыв хохота, и Баннимладший повторяет заново, делая двухсекундные паузы между словами.
– Неужели… нельзя… дать… человеку… немного… поспать? А потом он улыбается, потому что почти уверен в том, что это именно его папа сказал сейчас что-то смешное. Он отбрасывает одеяло и засовывает ноги в тапочки.
Глава 10
Банни сидит в гостиной, глубоко провалившись в диван, накаченный виски от Джеффри и кокаином от Пуделя. Настроение у него как-то скисло, и он даже не знает почему. Уже некоторое время он пытается представить себе щелку Реки Пуделя, но это ему никак не удается. Река сидит напротив него, и каждый раз, когда она смеется над Пуделем – а тот сидит в пластмассовом шлеме викинга на голове, и это почти наверняка шлем Банни-младшего, – ее колени слегка распахиваются, как сломанные ворота старого фермера Джона, и тогда Банни видит яркий флаг ее трусиков канареечного цвета. В другое время одного этого было бы достаточно, чтобы привести Банни в состояние, близкое к религиозному экстазу, но его всегда такой надежный одноколейный разум пошел вразнос и кружит бесконечными петлями воспоминаний. А это значит, что, хотя Банни и таращится сейчас из-под отяжелевших век на зазор между крепкими загорелыми ногами Реки и, разинув рот, вглядывается в отпечаток ее щелки, отчетливо просматривающийся на ткани трусов, мозг показывает ему, например, как он сидит со своей молодой и глубоко беременной женой Либби на галечном берегу в Хове, под полной желтой луной. Прислонившись спиной к бетонному волнорезу, она задирает блузку и демонстрирует огромный живот, тугой и округлый, и Банни видит, как стопа еще не рожденного ребенка пугающе скользит под матовой, пересеченной голубыми венами кожей.
– Господи, Бан, ты к этому готов? – спрашивает Либби.
Банни сжимает ступню и говорит:
– Перед тобой Банни Манро, крошка, ты еще не видела меня в деле!
И то ли из-за того, что Либби стала главным действующим лицом сегодняшнего дня, то ли еще из-за чего, но Банни от этого воспоминания становится грустно, и он чувствует себя так, будто из него выкачали весь воздух.
Он слышит, как Барбара, допивающая уже вторую бутылку “спуманте”, говорит что-то Реймонду, а тот уже давно совсем ни на что не похож и, весьма вероятно, крепко спит.
– Мальчику нужен отец, – не слишком внятно произносит она. – Господи, Реймонд, да у многих детей и этого нет.
Реймонд, с закрытыми глазами и раскрытым ртом, неожиданно поднимает указательный палец, как будто бы собирается сделать важное замечание, и принимается им вращать – сначала загадочно, а потом, пожалуй, даже немного неприлично. Он все вращает и вращает пальцем, а Барбара тем временем переключает внимание на Банни.
– По крайней мере, у него есть ты, Банни, – говорит она. Река кивает в знак того, что она тоже так думает, после чего облизывает красное родимое пятно на верхней губе, смотрит Банни прямо в глаза и широко раскрывает свои ворота.
– Бедняга, – говорит она. Банни чувствует, как лопаются его глазные яблоки, и слышит свой собственный голос – он звучит сонно и немного как бы отвлеченно.
– Меня отец вырастил практически в одиночку. Научил меня всему, что я знаю. Пудель пытается подняться, удерживая в руке почти пустую бутылку виски, и вдруг застывает в полуприсевшем положении, потому что забывает, зачем хотел встать. Он с подозрением озирается по сторонам и падает обратно на диван рядом с Банни.
– Ага, и посмотри, что из тебя выросло, – говорит он и обнажает острые узкие зубки в недочеловеческой ухмылке. Банни, застыв как на стоп-кадре, вслушивается в это замечание и произносит неожиданно осмысленную фразу:
– Скажешь еще хоть слово о моем отце, Пудель, – и ты у меня схлопочешь.
Голова Пуделя перекинулась через подлокотник дивана, с нее, словно по волшебству прилипнув к желтой челке, свисает шлем викинга, и слов Банни он не слышит. Его глаза глубоко закатились, и веки таинственно подергиваются.
– Попа-кокс, – бормочет он.
– Бедняга, – снова говорит Река и повторяет трюк с коленями, Банни перемещает взгляд на прежнее место, и сознание снова уносит его куда-то еще. Вот Либби лежит в родильной палате королевской больницы графства Суссекс и держит в руках новорожденного сына. Она смотрит на ребенка и прижимает сверток к груди с такой любовью, для которой наверняка потребовалось все ее сердце без остатка. И тут она взглянула на Банни, и в ее глазах он увидел вопрос. Банни отметил одну-единственную холодную бусинку пота, прокатившуюся по его лицу и впитавшуюся в воротник. В эту секунду он понял, что все изменилось. Больше никогда уже ничего не будет, как прежде. Глядя на крошечное существо в руках у жены, он не знал, что ей сказать, – оставалось разве что попрощаться. Любви было слишком много. Он чувствовал, что ребенок тайком нажал на рычажок катапультируемого сиденья, и Банни автоматически откинуло куда-то на обочину их совместной жизни с Либби. Конечно, он не сказал Либби, что хочет с ней попрощаться.
– Черт возьми, детка, мне нужен перекур, – сказал он, изобразил что-то похожее на улыбку и выскользнул из двери родильной палаты королевской больницы графства Суссекс. Банни подается всем телом вперед, ударяет по столу кулаком и трясет головой, пытаясь избавиться от этого воспоминания.
– Анекдот! – вдруг объявляет он с неожиданным энтузиазмом в голосе. Реймонд с щелчком раскрывает глаза и растягивает губы в вялой улыбке, Барбара хихикает, а Река подается вперед всей складкой между грудей. Джеффри, который сидит один, вдавленный в любимое кресло Банни с такой основательностью, будто сидел там всю жизнь, потирает руки (он обожает анекдоты).
– Отличненько! – говорит он, и его маленькие круглые глазки поблескивают в предвкушении.
– Прошу прощения, дамы, – говорит Банни, – анекдот, возможно, немного как бы…
– Непристойный, – подсказывает Джеффри, довольно крякая.
– Ну да… непристойный, – соглашается Банни, расщелкивает “зиппо” и поджигает сигарету.
– Короче… – говорит он и рассказывает анекдот про парня, который решил устроить маскарад на кулинарную тему. Он все подготовил, оформление, закуски, выпивку, все у него получилось так мило, и вот раздается стук в дверь, и появляется первый гость, одетый во все зеленое. “Ты кто такой?” – спрашивает хозяин, и парень в зеленом отвечает: “Я – суп из шпината”. Потом в дверь снова стучат, и заходит другой гость – весь в белом. Он упирается одной рукой в бок, входит мелкими шажочками и говорит: “Я – молочный коктейль”. Через несколько минут в дверь снова стучат – на этот раз очень громко, – и, открыв, хозяин видит на пороге двух огромных парней со спущенными штанами. Один из них нацепил на лицо маску свиньи, а другой вообще пришел без маскарадного костюма. Тот, что в маске, говорит: “Я – ветчина с хреном”, а тот, который без всего, говорит: “А я – яйца с хреном!” Комната взрывается хохотом, Барбара и Реймонд чуть ли не душат друг друга от веселья, Джеффри кудахчет в платок и смотрит на Банни с какой-то прямотаки отеческой гордостью, а колено Реки раскачивается туда-сюда так быстро и энергично, как будто бы она пытается послать суперсрочное семафорное послание с помощью полоски канареечных трусов, прикрывающей ее промежность. Даже Пудель находит в себе силы проделать с ладонью нечто такое, чтобы большой палец почти поднялся вверх. Банни снова с нами!
– Вот какой у меня папа, – говорит тоненький голосок, и смех обрывается. Банни-младший стоит в дверном проеме в пижаме и огромных тапочках, под красными глазами у него появились едва заметные синие тени.
– Ну ладно, Кролик, давай в постель, – говорит отец.
– Смешной анекдот, пап, – говорит Банни-младший, подпрыгивая на месте.
Река одергивает юбку и на нетвердых ногах поднимается. Волосы ее распустились и падают на один глаз – вставая, она задевает журнальный столик, и банки с бутылками летят на пол.
– Ой, прошу прощения, – говорит она, и Банни видит контур ее длинного тугого бедра и размытую полоску загорелого тела между юбкой и блузкой. Она поворачивается к нему спиной, наклоняется, и перед Банни открываются золотые арки ее стрингов, возвышающиеся над попой логотипом “Макдоналдса”.
– Пап, она банки со стола сбросила! – сообщает мальчик громким голосом, указывая пальцем на Реку. Банни пытается встать, но ему это не удается, и он валится обратно на диван.
– А у Пуделя на голове мой шлем! Река, пошатываясь, идет через гостиную, и Банни чувствует последний болезненный удар кокаина где-то за правым глазом. Его внутренности напряжены и изнурены, а через окно виднеется возможность дневного света – и от этого Банни испытывает чуть ли не физическое ощущение ужаса.
– Ах ты, бедный малыш, – говорит Река и берет мальчика за руку. – Пойдем, мой сладкий, я уложу тебя в постельку.
– Папа? – произносит Банни-младший, увлекаемый Рекой прочь из комнаты. – Папа? Пудель, чья голова все еще свешена с дивана, открывает один глаз как раз в подходящий момент, чтобы увидеть, как Банни-младший и Река вверх ногами удаляются из гостиной.
– Хороший мальчуган, – говорит он, и шлем викинга слетает с его головы. – И классная задница.
– Залезай, – говорит Река. Мальчик забирается в постель. Он лежит в темноте под одеялом, взволнованный и напряженный. От Реки пахнет сигаретным дымом и еще чем-то тошнотворно сладким и запретным, и запах этот ничуть не похож на запах его мамы. Он видит очертания гигантских грудей, нависших над его лицом, и чувствует, что попа Реки находится где-то совсем рядом с его ладонью. Он боится пошевелить рукой. Вдруг он чувствует какое-то странное шевеление в собственном теле, в лицо немедленно ударяет кровь, и мальчик зажмуривает глаза, будто от боли.
– Правильно, малыш, закрывай глазки, – говорит Река, и мальчик чувствует ее влажную горячую руку у себя на лбу, и ему так сильно хочется заплакать, что приходится потихоньку прикусить нижнюю губу.
– Все будет хорошо, – говорит Река, но ее голос неразборчив и искажен алкоголем. – Постарайся думать о хорошем – только о приятных вещах. Не беспокойся за мамочку. У нее теперь все хорошо. Она в раю с ангелами. Там все счастливые, и все улыбаются, потому что им больше не надо ни о чем тревожиться. Они там просто плавают туда-сюда и веселятся и у всех – счастье.
Банни-младший чувствует удушливый жар, исходящий от тела Реки, и, кажется, он даже слышит, как под кожей и плотью у нее перекатываются кости. Мальчику делается от этого нехорошо. – Сначала она встретит святого Петра, а святой Петр – это такой красивый мудрый старик с большой белой бородой, страж райских ворот, и, когда он увидит твою мамочку, он достанет большой золотой ключ и откроет ей дверь…
Кровать под Банни-младшим вдруг куда-то проваливается, над ним смыкается новая темнота, и кажется, он слышит, как в дверях появилась мама и спрашивает: “Что это за женщина сидит рядом с тобой на кровати?”
Банни-младший на этот вопрос только пожал бы плечами: “Не знаю, мам”.
И тогда мама сказала бы: “Ну что ж, может, тогда попросим ее уйти?”
И он бы ответил: “Да, мам, ты права”.
Банни-младший улыбается, чувствует на губах соль собственной крови и через некоторое время засыпает.