Текст книги "Итан Рокотански (СИ)"
Автор книги: Нестор Штормовой
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
– Добро пожаловать в Бэт-пещеру, – сказал рыжий. – Тут, конечно, не логово Брюса Уэйна, но нацисты об этом месте не знают, да и найти его тяжело.
– Недурно, – Хорнет тут же приземлился на что-то, напоминающее спальный мешок. – А тут есть багеты?
Лисёнок запрокинул голову и засмеялся.
– По-твоему, их можно законсервировать и хранить сколько вздумается?
– Вдруг кулинарные парижские технологии...
Связной покачал головой.
– Нет. Но есть достаточно много консервов, которыми я и предлагаю перекусить. Только будут они холодными – здесь не не чем греть еду, а костёр разводить не лучшая идея, дыму почти некуда уходить, а запах горелого может уйти далеко.
Консервы, несмотря на их температуру, зашли на ура. Свинина и говядина – хоть отбавляй. Я хотел было спросить откуда у Лисёнка столько еды, но не стал, потому что рот был занят. Не то, чтобы мы были голодными. Просто иногда хочется есть, поэтому и ешь. Вот и всё. Как позже мудро поведал Хорнет, дело было в нервах. Во время военных действий они медленно уничтожаются, а потом восстанавливаются путём поглощения полезных веществ. Мне думалось, что нервные клетки или не восстанавливаются, или восстанавливается очень медленно, но спорить с ним я не стал. Мне было абсолютно плевать, восстанавливаются нервные клетки или нет.
– Ну так... – Петрович аккуратно сложил три пустые баночки консервов в стопку и отодвинул. – Что у нас по плану?
Все вопросительно уставились на Лисёнка. Тот кивнул.
– Значит, рассказываю. Я проведу вас тоннелями под землёй прямо к комплексу – это не проблема. Попасть на территорию тоже не проблема, вход там по специальным картам, карта у меня есть. Проблема – вывести учёного из самого места и правильно обезвредить боеголовки. Без него вы вряд ли это сделаете.
– Мы? Ты с нами не пойдешь?
– Не пойду. Объясню почему: вы не единственные, кто участвует в этой операции. Отсутствие главного учёного заметят достаточно быстро, начнётся шумиха. Чтобы вы могли спокойно уйти – и не только – будет прикреплен специальный штурмовой отряд, который штурмом возьмёт комплекс под свой контроль. Мне нужно его сюда привести.
Хорнет нахмурился. Рокки молчал. Петрович кивнул.
– Ветрогон?
Лисёнок тоже кивнул.
– Да. У вас ведь ракеты остановить не единственное задание, верно? Слышал, есть старые счёты с одним уродом.
– Есть, – сказал я. – Он должен находится где-то над комплексом. Его зовут Иокир Мейгбун.
– Да, личность довольно известная даже среди французских слоёв. Надеюсь, причщучите гада. Это очень жестокий человек.
– Он не человек.
Лисёнок понимающе кивнул.
– А как, – тихо кашлянул Рокки, – мы выведем учёного?
Связной улыбнулся.
– Я рад, что ты спросил. Но сразу говорю, вам это не понравится.
И нам это действительно не понравилось. Но другого выбора не оставалось.
***
Французские рабочие называли это место – Котлован. Не только потому, что тут было жарко и всюду выстреливал пар, но и своим интерьером и темнотой это место напоминало сам ад. Или, возможно, оно в действительности им и было.
По бокам располагались острые скалы пещеры. Внизу, развалившись бездонной, черной громадой, лежал уголь, который добывали работающие здесь люди. Выбивая «черное золото» кирками, отправляя в скоптившийся воздух снопы искр, они загружали его в покореженные, ржавые тачки, и отвозили куда-то назад – в какую-то часть здания, которая уже представляла собой, судя по внешнему виду, полноценный и мощный завод. Он, видимо, и был частью самого военного комплекса.
Влиться в ряды грязных, потных рабочих, не составило большого труда. Одежду, правда, пришлось вывалять в грязи – но только Петровичу с Рокки. Нам с Хорнетом досталась чистенькая форма сотрудников самого комплекса.
План Лисёнка был до чертиков прост и банален. Такие ходы частенько проворачивают в каких-нибудь фильмах-боевиках. Сказалась ещё и самонадеянность самих нацистов: вряд ли они допускали, что враг может сунуться прямо крокодилу в пасть. Как и норвежцы, французы были чересчур самонадеянны.
Мы с Хорнетом еле влезли в небольшие вагонетки, используемые рабочими для транспортировки угля на территорию завода. Сверху Рокки с Петровичем установили железные листы – они плотно прижимали нас к днищу вагонетки, а поверху ещё и присыпались для пущей видимости углём. Внутри было очень жарко и неудобно. Когда Петрович на пару с Рокки провезли нас мимо блокпоста охранников, напряжение немного спало. Когда мы вылезли с вагонеток в темном помещении с достаточно высоким потолком, стало ещё легче. А когда Петрович достал карту комплекса появилось чуть ли не чувство эйфории. Впрочем, скоро оно сменилось волнением.
– Люпен Мишель, – усатый здоровяк тыкнул пальцем в точку на цветной бумаге, – должен находится здесь. Мы, – он ткнул в другую точку на другом конце, – тут.
Хорнет почесал физиономию.
– Мы как-то, как бы эдак вежливо сказать, немного далеко.
– Просто карта большая, – буркнул Петрович. – Так-то оно куда ближе. Мы будем идти за вами, но по углам. Глушители на пушки нацепили?
Мы с Хорнетом кивнули.
– Тогда ни пуха, ни Винни-Пуха. Сделаем дело и отдохнём наконец. А сейчас – вперёд.
Место напоминало завод из первого «Терминатора», только темнее и будто бы плавнее. Людей не было вообще – видимо, большая часть находилась в зоне, где располагалось вооружение, либо имел место какой-то перерыв. Как оказалось, так оно и было, но ушли не все. Среди тёмных, острых силуэтов металлических объектов, вынырнули две фигуры, одетые в такую же одежду, как и мы. Они молча и как-то недружественно посмотрели на нас с Хорнетом. Я уже было хотел потянутся за оружием, как они просто прошли мимо.
– Je ne les ai jamais vu avant(Я никогда не видел их раньше).
– Des visages dégoûtants. Je les ai battus avec joie, douloureusement semblables aux Russes(Просто отвратительные лица. С радостью набил бы их, а то больно похожи на русских).
Два глухих хлопка позади. Звук двух тел, одновременно упавших на пол. Я не понял, о чем они говорили, но теперь они сказать не могли ничего. Петрович и Рокки отработали моментально.
– Тела прятать будем?
– Нет времени, – здоровяк качнул головой. – Идите дальше.
И мы пошли. И шли до тех пор, пока металлические внутренности комплекса разом куда-то не делись, дав место светлым, красивым коридорам.
– Тут как-то неуютно, – проворчал Хорнет.
– И негде укрыться, – сказал Рокки. – Петрович, может, подождем тут, а как они заберут профессора, уведём этой же дорогой? Я не струсил, просто если они все набегут – нам пиздец.
– Идём дальше, – качнул головой в который раз усач. – Помните, что нас не четверо, а больше. Ветрогон ведёт группу. А нам нужно не дать запустить в небо ядерные боеголовки. Если что – плевать, будем отстреливаться здесь, если нужно. Сдохнем, но ракеты не взлетят. Вперёд!
Вперёд. Только одно слово, а как тяжело его исполнить. Вперёд. «Марш, чтоб время сзади ядрами рвалось». А что, если мы действительно все здесь умрем? Что, если французы расстреляют нас среди этих белых, холодных стен, и наша кровь будет растекаться по сверкающим полам? Что...
Нет, плевать. Вперёд – пока смерть не оборвёт дыхание.
Но все случилось раньше, чем мы рассчитывали. В конечном счёте сложно было сказать, сыграло это нам на руку, или наоборот. Однако всё получилось как получилось, и анализировать это по сотне раз смысла не имело.
Группа Ветрогона раньше вошла в помещение с боеголовками чем мы. Как – непонятно. Возможно, Лисёнок провел их более короткой дорогой, возможно, дело было в какой-то подставе, которую никто не ждал. Тем не менее, охрана заметила одного из диверсантов, а после предупредительного выкрика, после которого не последовало ответа, схватилась за оружие. Военный комплекс был тут же поднят на уши. Люпена Мишеля сразу оцепили кольцом вооруженных французов. Началась заварушка.
Двери перед нами распахнулись. Двое. Всё, что успели – только поднять оружие. Пистолет в моих руках вздрогнул, выпуская пулю. Пистолет Хорнета сделал тоже самое. Пуль не хватило – пришлось добить. Но времени на экономию боеприпасов не было, поэтому пользоваться руками или холодным оружием не стали. Пистолеты снова вздрогнули.
Петрович не успел дать указание немедленно найти учёного. Через несколько коридоров, оцепленный группой нацистов, он предстал перед нами – как и большинство учёных, Мишель представлял собой некрупного, щуплого и лысеющего человечка в очках. Французы нас заметили тут же. Над головами загрохотали пули, и мы, насколько быстро это было возможно, бросились по укрытиям.
– Рок, Штиль! – гаркнул через гром стрельбы Петрович. – Ракеты надо обезвредить! Не прибейте его! Хорнет, ты...
Тут Петрович и поймал свою первую, но далеко не последнюю пулю. Из плеча здоровяка вдруг вырвался алый всполох и он осел ещё ниже, прячась за грудой каких-то металлических ящиков.
– Петрович! Ты как? – крикнул я из-за таких же коробок. Рокки, сидевший рядом, резко поднялся и дал пару выстрелов по врагам. Снова сел. Хорнет укрылся за какой-то массивной железной дверью, ведущей в другое помещение.
Петрович, достаточно быстро побледневший, пробормотал что-то совсем не слышно. Смысл я понял по губам – «Жить буду». И то неплохо. Оставалось решить проблему. Гранату бы, но там Мишель... Сука. Что делать?
В этот момент я ощутил прилив какой-то неожиданной, чуть ли не дикой злобы. Откуда она взялась, я не понимал. Просто резко стало досадно. Досадно от того, что мы сидели в самом центре французских сил противника. От того, что в Петровича всадили пулю. От того, что в принципе идёт такая бессмысленная, глупая война – как и большинство других войн. Сложилось чувство, будто вся несправедливость мира обрушилась на нас. Но это ведь нечестно, верно?
– Рокк, сделай вид, будто кидаешь гранату, – крикнул я.
– Но у нас нет гранат!
– Да похуй! Пусть повыскакивают с мест, так и перебьем их к ебеням!
Трюк, такой тупой и дикий, сработал. Напарник вылез из укрытия, взмахнул рукой, кинул воздух и присел обратно. Заметившие это движение французы испугались. Некоторые отпрыгнули куда-то в стороны, вглубь своих укрытий, а некоторые прямо в центр прохода, за что-то тут же и поплатились своими жизнями. Хлопок, дрожь, кровь, смерть. Всё почти что просто. Или, напротив, просто. Доктор, также оказавшийся посреди, не пострадал. В этот момент вовремя подключился Хорнет. Пока французы ждали взрыва гранаты, он бросился к учёному, схватил его за руку и потащил обратно в укрытие. Когда противники поняли, что их обвели вокруг оси, повскакивали со своих мест и открыли по нам огонь. Ни Хорнет, ни Мишель не пострадали. Мы с Рокки, со взведёнными пушками, встретили французов ответными выстрелами. Некоторые достигли цели. Чаша весов склонилась в нашу пользу – стоило лишь сделать одну небольшую хитрость.
Объяснить учёному, кто мы такие и что от него хотим, оказалось сложнее, чем мы надеялись. Даже с заученными, устойчивыми выражениями, которыми напичкал нас Ветрогон, учёный не мог разобрать, что мы лепечем. Помог Рокки. Напарник наглядно показал взлетающую ракету, которая потом падала, все взрывала, а затем показал, что такого нам не надо, и ракеты должны либо взорваться здесь, либо не взлететь вовсе. Люпен Мишель всё понял. Помолчал с секунд десять, а затем сказал, поправив очки:
– Unité principale(Главный блок).
– Что? – Хорнет широко открыл глаза.
– Unité principale(Главный блок).
– Lieu principal!(Главное место!) – воскликнул я. – Centre de contrôle(Пункт управления)?
Учёный закивал.
– Ce n'est qu'à partir de là que je peux désactiver tous les missiles à la fois. Mais je ne peux pas garantir que nous n'exploserons pas(Только оттуда я смогу вывести из строя все ракеты. Однако я не могу гарантировать, что мы не взорвемся).
– Я ничего не понял, – Рокки выглянул из-за укрытия и снова выстрелил несколько раз. – Парни, они, кажется, позвали друзей!
– Он только там сможет отключить всё сразу, – кое-как понял я. – Петрович, ты как?
– Прошла навылет, – здоровяк уже успел перевязать рану бинтом. – Повезло.
– Идти сможешь?
– Да.
Я посмотрел на учёного и кивнул.
– Avant(Веди).
Глава 7. Сны и кровь
В середине нулевых годов ученые заметили, что в океанах появились виды существ, считавшихся вымершими миллионы лет назад. Вместе с этим обнаружились и такие, которых люди никогда еще не видели. Как так получилось, что популяция морских созданий выросла посла войны, а не сократилась, как ожидалось? Может ли это быть как-то связано? Возможно, дело в каких-либо секретных военных испытаниях. Или в чем-то другом.
Василий Бардов, белорусский археолог
Натирать стаканы – дело медитативное. По-крайней мере до тех пор, пока они не кончаются. Хоб – и стоят, блестят себе при неоновом свете флуоресцентных ламп. Не то, чтобы это было важным делом в баре. Я не придавал внешнему виду стаканов, бокалов и остальной стеклянной посуде огромной важности. Тем более, это был бар. Тут не успеваешь эти стекляшки в принципе в руки отдавать, что и говорить об их внешнем виде. Но когда есть время, почему бы этим не заняться?
Сегодня в «Рефлексе» было спокойно. Я стоял в смене один, часы указывали четыре часа дня, и людей в баре практически не было – лишь несколько дневных скитальцев сидели одиночками за аккуратными, пустыми столиками. Солнечный свет проникал в помещение через узкие окна, расположенные под самым потолком. Скучно, но красиво. Никакой шумихи не хотелось. Я получал удовольствие от тишины в помещении. Было хорошо.
Тут дверь в бар распахнулась и в заведение вошёл Огонёк. Парень, увидев меня, сразу же улыбнулся и направился к барной стойке. Когда солнце проходило через его рыжие волосы, те словно вспыхивали ярким пламенем. Красивая иллюзия. На мгновение я вспомнил одного парня, которого однажды встретил во Франции во время войны. Он провел наш отряд через катакомбы.
– Привет!
– Привет.
Мы пожали друг другу руки.
– Как дела?
– Да вот, устроился тут подрабатывать, – я повертел в руке чистый стакан. – В целом, неплохо – тихо и хорошо. Вечерами бывает шумно, это раздражает.
Огонёк понимающе кивнул.
– Люди иногда в принципе раздражают, сами по себе. А некоторые – даже своим присутствием. Но это надо быть прям говнюком. Ну, знаешь, такие всем тыкают, много о себе думают и могут голос повысить. Я их называю псевдошишками.
Теперь понимающе кивнул я.
– Да, человек собственной важности не знает границ. Москва, что и говорить. Впрочем, такие почти везде есть.
Огонёк сел на стул.
– Тебе налить что-нибудь?
Парень качнул головой.
– Перекусить?
– Нет, не надо.
Мы помолчали.
– Я спросить хотел.
– Жги.
Сережа немного наклонился вниз и тихо сказал:
– Ты начал ходить в бойцовские клубы?
Я кивнул. Огонёк задумался.
– Я приду, приятель.
Сергей удивлённо посмотрел на меня. Я развел руками.
– Ты дружишь с Петровичем, а Петрович мне как брат. Конечно я знаю. Волнуешься перед боем?
Парень постучал костяшками пальцев по столу. Я обратил внимание, что несмотря на не крупное телосложение и не длинные руки, кулаки у него были тяжёлые, сбитые. Интересно, сколько он сейчас тренируется?
– Честно говоря, да. Эрвин – опасный тип. Если проиграю – могу и не выжить. Если выиграю – заработаю огромную кучу денег.
– Никакие деньги не стоят человеческой жизни, даже самые зелёные.
– Это понятно, Ар. Но отступать мне уже некуда, да я и не хочу. Это как книгу писать, когда написал уже достаточно много, не хочется забрасывать, потому что жалко количество убитого на дело времени.
– Ты ещё и книги пишешь?
– Пытался. Не хватило.
– Не хватило чего?
– Меня.
Теперь задумался я.
– Вот короткое что-то могу написать. Например, зарисовки о путешествиях – такое я просто обожаю, – Огонёк обвёл взглядом полку позади меня, где рядами стояли бутылки бурбона и виски. – Хочу когда-нибудь сборник сказок написать. Но это когда-нибудь, однажды. Ну, знаешь, вдруг дети будут.
– Да, это хорошая мысль. Когда я был ребёнком... Да. Когда я был ребёнком, мама читала мне сказки Ганса Христиана Андерсона. Некоторые были достаточно страшные, но слушать было очень интересно.
– У тебя хорошая мама, – заметил Огонёк.
– Да, – согласился я. – Была хорошей.
– Прости.
– Ничего. Но, знаешь... Сказки – это хорошо. Может быть тот, кто читает сказки, никогда и не вырастет, но если цена взросления – жизнь без всего того, что эти истории несут, то она слишком высокая.
– Хорошо сказал.
– Бурбона?
– Воды. Пока не надеру Эрвину жопу, пить не буду.
Я засмеялся.
– Хороший настрой. Уже думал над тем, куда потратишь деньги?
– Нет. Стараюсь не думать.
Я понимающе кивнул.
– Надейся на лучшее, готовься к худшему.
Огонёк улыбнулся.
– Да.
А потом неожиданно встал.
– Ладно, Ар, я пойду. Увидимся тогда в четверг.
– Удачи, приятель. С радостью посмотрим, как ты надерешь ему жопу.
– Спасибо! И до встречи.
Огонёк, сверкнув своей огненной шевелюрой, ушёл. Я продолжил натирать стаканы.
***
– Мистер Петрович, вы, смекаете ли, загораживаете проход.
– Мистер Дед, просто встаньте спереди.
– Что орку хорошо, то хоббиту – смерть.
– Ты сейчас меня в орки записал? – Петрович нахмурился.
– Нет, сразу в злых чародеев. Подвинься! – Дед с трудом протиснулся между усачом и каким-то парнем слева. Мы с Зоей стояли позади их обоих. В бойцовском клубе сегодня было очень людно и шумно. Яркие, жёлтые лампы освещали пока что пустую арену, на которой скоро должны были появиться Эрвин и Огонёк. Табачный дым медленно клубился в воздухе, но те, кто пришел сюда не в первый раз, уже знали, что стоит бою начаться, как он заполнит собой помещение полностью. Это знали и мы. Все переживают за свои деньги.
С трудом мы пробили себе места и уселись на скамье поближе к арене. Петрович выглядел спокойно, но как человек, знающий его давно, я знал, что друг немного нервничает. Дед был полностью расслаблен – в правой руке он держал банку пива, левой поправлял в кармане косухи пачку сигарет. Готов был поспорить, что это была новенькая пачка «Кента». Зоя с интересом осматривала всё вокруг. В отличии от нас троих она Огонька ещё ни разу не видела.
– Знаете, – сказал Дед, сунув сигарету в рот. Да, это был «Кент». – Что общего у Гэндальфа Серого и Майкла Джексона?
Петрович скосил глаза на Березовского. Мы с Зоей не ответили, ожидая ответа.
– Они оба любили малоросликов.
Я не выдержал и засмеялся. Зоя стукнула Деда по плечу. Она любила Майкла Джексона. Петрович усмехнулся.
– Да ладно, шучу я, – Дед поджёг сигарету. Её огонёк плавно вспыхнул среди множества других огоньков, осветив рыжеватую щетину. – Я тоже люблю Майкла Джексона.
Зоя недоверчиво на него посмотрела.
– Да?
– Конечно.
Она опустила руку и улеглась обратно мне на плечо.
– Думаю, будь я лет на тридцать помладше, он бы тоже меня любил.
– Господи! Ты можешь хотя бы день прожить без чёрных шуток?
– Без чёрных? Могу.
– Вот и докажи!
– Но не без шуток.
Меня затрясло от смеха. Петровича тоже прорвало. Жена закатила глаза. Я поцеловал её в щеку.
– Расслабьте булки, малыши. Юмор, даже чёрный, помогает выжить в этом ужасном и бренном мире. Хочешь дать просраться обстоятельствам – посмейся с них. Всё в наших головах.
– В процессорах, – заметил я.
Дед поднял вверх указательный палец.
– Именно. О, смотрите! Кажется, начинается.
И действительно начиналось.
Что мне действительно нравилось в бойцовских клубах – это атмосфера, которая получалась, когда бойцы и зрители вместе находились в зале. Напряженно молчавшие люди и громко кричащие фанаты, те, кто пришел сюда исключительно ради денег и те, кому нравилось выпить в необычном месте – всех их объединяло одно. Каждому, так или иначе, нравились драки. Нравилось смотреть и даже чувствовать, как ломаются кости, как бьётся сердце, как кровь вылетает из разбитых носов. Почему? Причин много, но главной было чувство жизни. Чувство ощущения жизни. Когда дерешься или смотришь за боем – тело, так или иначе, даёт реакцию. И эта реакция захлёстывает с головой. Плохо ли это? Может быть. Хорошо ли? Возможно. Но это было так.
Те немногие лампы, до того горевшие над головами зрителей, погасли. Те, что висели над территорией арены, засияли ярче. Сигаретные кусочки пламени маленькими костерками горели вокруг. Пламенное, колышущееся море. Горький смог. Да, сейчас начнется.
Мужик, похожий на небритого Джоша Хэмилтона, появился внезапно и плавно, выскользнул из темноты и очутился прямиком в центре арены.
– Добрый вечер, дамы и господа.
Приветственные хлопки и выкрики.
– Если позволите, – он немного вытянул шею, словно гусь, – я буду сегодня краток. В конце концов, мы не за разговорами сюда пришли, верно?
Одобрительный шум. Дед хмыкнул.
– Хорошо с толпой работает, – выразил я его мысль.
Друг кивнул.
– Хорошо.
– Сегодня, – ведущий вытянул ногу, словно проверяя, есть ли на штанине складки, – будет бой между молодым человеком, известным как Огонёк, – на этих словах толпа разделилась надвое. Одни одобрительно захлопали, другие заулюлюкали. – И бойцом, также известным и без всяких титулов: Эрвином, – при произношении имени последнего улюлюканий не было. Народ принял Эрвина исключительно дружелюбно. Петрович, тоже заметивший это, немного нахмурился. Я хлопнул его по плечу. – Пожелаем же удачи обоим бойцам и пригласим их на арену.
Бойцы, на мое удивление, появились также, как и «Джош Хэмилтон» – мгновенно выскользнули из полумрака бойцовского клуба, словно стояли там изначально, а мы их просто не замечали. Впрочем, так оно, может, и было.
Эрвин был одет в простые белые штаны. Некрупный, крепкий и коренастый, голову и лицо покрывала короткая, густая щетина. Не нужно сильно разбираться в драках и людях, чтобы понять, что это был достаточно опасный боец. Иногда чем проще человек кажется с виду, тем более сложным он является внутри. С Эрвиным, я не сомневался, дела так и обстояли.
Огонёк был одет в джинсы. Насколько я мог судить со скамьи, они были максимально лёгкими и просторными – не сильно облегали ноги, но и не стали бы мешаться во время боя. Выглядел он спокойно – но как человек, работающий с людьми, я видел, что на самом деле Огонёк напряжен. Скулы, обросшие рыжеватым волосом, словно были выбиты из мрамора, а усы вовсе, казалось, источали электричество.
«Давай, друг. Ты сможешь. Нужно немного расслабиться».
– Тренеры, последнее напутствие. Хорошо! Бойцы, приветствие.
Огонёк и Эрвин хладнокровно стукнулись руками.
– Начали!
Если кто-то и ставил на то, что Гаргарьин упадёт в первую минуту, остаётся этому умнику только посочувствовать. Начавшийся бой напоминал безумную пляску со смертью, если вы что-нибудь слышали про «Атаку титанов», то, наверное, приблизительно понимаете, что я имею ввиду.
Руки бойцов были расставлены правильно. Ни единым движением Огонёк не совершал ошибки: ноги двигались полукругом, руки блокировали удары Эрвина, который, в свою очередь, грамотно и неспешно наступал, пытаясь притеснить врага к ограде ринга. А потом Огонёк неожиданно перешёл в наступление. И толпа вокруг начала так эффективно вбирать в лёгкие дым, что мне показалось, будто в бойцовский клуб прибыл паровоз. Два титана сошлись на арене в яростной схватке. И те, кто сомневался в Огоньке, уже не знали, кто выйдет в ней победителем. Наверное, никто не знал.
Эрвин отступает назад. Нос коренастого бойца разбит. Из обеих ноздрей идёт кровь, но бой из-за таких мелочей не прекращается. Это вам не бостонские бойцовские клубы, про которые я немного наслушался от Деда. Там, мол, одни сопляки дерутся и вообще все обстоит куда мягче. Тут победа или поражение, сломанный носик никого не волнует. Победа или позор, победа или стыд, победа или смерть.
Огонёк делает выпад вперёд. Он максимально сосредоточен: парень не бросается на противника, как сумасшедший, нанося миллион беспорядочных ударов. Да, он быстр. Да, он точен. Но не безрассуден. Победа или смерть, не иначе. Кулак Огонька с неизвестной, но определенно огромной мощью попадает Эрвину в бок. Отсюда не слышно, но я чувствую, как ломаются его рёбра. Огонёк с рассеченной бровью, из которой кровь заливает левый глаз, делает отступ назад.
– Да, этот парень умеет драться, – негромко сказал Дед, сунув в рот новую сигарету. – Но странно.
– Что странно? – спросил я, наблюдая, как Огонёк зажимает Эрвина в углу.
Тут толпа дружно охнула. Мы, за исключением Деда, повскакивали с мест.
– Вот это странно, – выдохнул Дед дым.
Эрвин будто получил второе дыхание. Неожиданно вырвавшись вперёд, боец нанёс Огоньку два мощных удара: один справа, чуть выше линии скулы, другой слева, чуть выше подбородка. Серёжа, не ожидавший такого резкого нападения, отступил на несколько шагов, чуть не вылетев за пределы ринга. Но на этом дело не закончилось. Эрвин атаковал снова той же двойкой. Первый удар настиг лица Огонька, а от второго он сумел увернуться. Развернувшись напрямую лицом к врагу, он хотел было атаковать, но не стал. Я снова удивился самообладанию этого рыжего, усатого парня. Только что его чуть не отправили в нокаут, но он не кидается как бешеный пёс в бой. Такой выдержке можно только позавидовать. Только холод, только расчёт. Но насколько его хватит?
А потом они неожиданно сцепились. Раз, два. Удар под дых. Удар сбоку. По щеке, по виску. Кровь льётся чуть ли не рекой на ринг, грозя в какой-то момент перелиться через край. В какой момент битва приняла оборот, когда драка становится единым, смазанным движением, мы не заметили. Мы стояли и кричали, пытаясь всячески поддержать Огонька, которому определенно было не до нас. Но, всё-таки хотелось думать, что он нас слышит, и какой-то частью сознания, если такая оставалась, понимает услышанное, и это ему немного помогает. Но мы этого не знали.
А затем Огонёк, лицо которого уже почти полностью залило кровью, вырвался вперёд и контратаковал Эрвина точно такой же двойкой, которую нанёс ему противник до этого. Только получилась она мощнее и чётче: оба удара прилетели точно в линии скул. Эрвин, только что крепко стоявший на ногах, оглушительно грохнул на пол. Арена едва ли не затряслась от падения. Толпа взревела.
Да, поражение было однозначным. Никаких десяти секунд и отсчитывать не потребовалось. Да и о каких десяти секундах речь? Это бойцовский клуб, тут всё ясно, как дважды два. Упал – значит, скорее всего, окончательно. По-крайней мере, с Эрвином так и вышло.
Как обычно и работает с людьми, стоит тебе хоть раз не понравиться им, и ты превращаешься чуть ли не в изгоя общества. Но если вдруг ты сделаешь что-то, что понравится одному члену этого самого общества, то высок шанс того, что это понравится и другому. Люди изменчивы, их мнения похожи на колышущиеся колосья под порывами ветра. Иногда это непостоянство могло обернутся как большой удачей, так и огромным несчастьем. Но именно так оно обычно и действует.
Огонёк не стал спускаться после победы вниз и праздновать. Да и куда ему? Парень лишь улыбнулся нам разбитыми губами с арены, когда «Джош Хэмилтон» объявлял его победителем, а потом исчез в полумраке бойцовского клуба, также неожиданно, как появился.
– Эрвин оказался не таким уж мощным, – сказал радостный, и, наконец, чуть расслабившийся Петрович.
Дед покачал головой.
– Зря ты так. Он сильный сукин сын. Просто сегодня, видимо, не его день.
– Никаких «дней»! Огонёк победил исключительно работой над собой. Кто усерднее – тот и выиграл.
Дед не стал ничего на это возражать. Через некоторое время толпа начала понемногу рассасываться, и мы отправились к барной стойке. Хоть Гаргарьин и убежал, но мы за его по победу выпить хотели. Чем не повод?
– Друзья Огонька? – бар-леди, высокая шатенка с каре и яркими, синими глазами – я даже удивился, что такие бывают – посмотрела на нас.
Мы кивнули.
– Вам скидка пятьдесят процентов сегодня.
– Спасибо большое! – огромный Петрович забрался на стул. Усач был доволен. – Мне виски!
– С колой?
– Разумеется, нет!
– И в правду, – рассмеялась шатенка. – Как я могла вам такое предложить? Со льдом?
– И только!
– А вам? – она устремила взгляд на нас.
– Пиво, – сказал Дед.
– Медовуха, – ответил я.
– Медовуха, – закончила Зоя.
Барменша кивнула и принялась разливать нам напитки. Когда она закончила наливать нам медовуху, Дед уже опустошил пол-бокала пива, а Петрович требовал третий стакан «Джека Дэниелса». «Во даёт, – подумал я, – ест для своих габаритов немного, зато бухла может выпить восемнадцать бочек и ещё три – если поднатужится. По жилам, наверное, вискарь течёт вместо крови».
Как оказалось дальше, бар-леди звали Анной, и она была одной из немногих близких подруг Огонька. Пока тот, в свою очередь, зашивал своих знакомых бойцов, она выхаживала его, чем и планировала заняться сегодня после смены. Мы же ей рассказали о себе – что мы с Зоей глубоко женаты, чем увлекаемся, и как тут оказались в принципе. Дед поведал, что он держит сеть шаурмечных, а Петрович, с которым у Анны оказалось больше всего общих тем, поведал, что он бармен в «Рефлексе». И неспешным, снежным комом, мы прообщались так почти до самого закрытия бойцовского клуба. Когда пришло время двигать войска, Анна покинула место вместе с нами.
– Рада была познакомиться, – с улыбкой сказала она, когда мы поднялись по длинной лестнице и вышли на улицу, где уже постепенно светлело, но рассвет ещё не наступил. – Обязательно скоро увидимся!
– Обязательно! – сказал пьяный и даже немного счастливый Петрович. Фонарь над его головой, льющий на всех нас жёлтый свет, мигнул, поморгал и продолжил работу. – Передайте Огоньку наши поздравления!
– Непременно! До встречи! – Анна зашагала по асфальтированной дороге между зелёных кустов.
– Хорошенькая, – тихо заметил Дед, почесав рыжую щетину.
– Да, – Зоя взяла меня под руку. – Надеюсь, поскорее с ней затусим.
– А куда мы денемся? – Дед вытащил из пачки сигарету, помял её в руке и сунул обратно. На мой удивленный взгляд ничего не ответил. Только посмотрел куда-то среди высоток, в некоторых окнах которых уже начинал гореть свет. – Ладно, малыши, доброго утра вам тогда, отсыпайтесь. Увидимся, Петрович.
– До встречи.
Березовский исчез в кустах в том же направлении, в каком и ушел в прошлый раз.
– Ну, – Петрович вдохнул чуть прохладный, августовский воздух. Воздух, каким пахнет раннее утро. – По домам, ребята?
– По домам, Петрович. Вот видишь, кстати – ты волновался, а зря, Огонёк нормально лысому пиздюлей навешал.
Петрович закинул голову вверх и засмеялся в синеющее небо.
– Хорошо сказал, Штиль. Хорошо. Ну, доброй ночи.
– Пока!
Мы с Зоей снова остались одни в предрассветной мгле.
– Домой, малышка?
Жена покачала головой.
– Давай пройдем пешком до следующей станции.
– Ты на метро хочешь?
– Нет. Просто хочу погулять.
