Текст книги "Твое смеющееся сердце"
Автор книги: Нэнси Бартоломью
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
Глава 28
Но от длинной руки закона не было спасения даже во сне. Мне снилось, что мы с Шейлой бежим, продираясь сквозь заросли огненно-оранжевых азалий, а за нами по пятам гонится Маршалл Уэдерз. Время от времени он кричал нам вслед:
– Проснитесь, Мэгги! Чувствуете, как пахнет кофе? Проснитесь, пока не поздно!
– Уходите! – кричала я. – Отстаньте от меня!
Но он не отставал, а, наоборот, все приближался. Я уже слышала, как он дышит мне в затылок. Вскоре я уже почувствовала, как он трясет меня за плечо, повторяя мое имя:
– Мэгги, Мэгги, проснитесь!
Я открыла глаза. В доме горел свет, рядом на кровати сидел Маршалл Уэдерз, тряс меня за плечо и звал меня по имени. Я почувствовала запах кофе и поняла, что это был не сон, а действительность, которая хуже любого кошмара.
– Что вы здесь делаете? – Я села слишком резко, и мне показалось, что мои мозги ударились изнутри о череп. – О черт! – Я схватилась за голову и медленно качнулась вперед. Меня тошнило.
– Мэгги, да что с вами? Я минут пять стучал сначала в одну дверь, потом в другую, но вы не слышали. Увидев вашу машину, я понял, что вы должны быть дома. Мэгги, вы даже на цепочку не закрылись! Стоило мне только слегка поднажать плечом, и дверь отворилась.
Маршалл Уэдерз казался встревоженным, хмурился и смотрел на меня как на диковинное насекомое.
– Мэгги, я никак не мог вас разбудить, вы что-нибудь приняли?
Так, теперь он решил, что я еще и наркоманка. Как же низко я пала в его глазах!
– Ничего, если не считать аспирина. Видите ли, я заглянула в «Мобил хоум кингдом», когда у них был обеденный перерыв, и…
Уэдерз не дал мне договорить.
– Я же вам велел туда не соваться! – взорвался он. Я уставилась на него.
– Вы хотите, чтобы я вам рассказала, как было дело, или намерены читать мне нотации?
Он только пожал плечами:
– Я приготовил вам кофе. Я не мог понять, что с вами, подумал, что, может, вы приняли слишком большую дозу лекарства или еще что-нибудь в этом роде. Мне не удавалось вас разбудить, вы только стонали и во сне прогоняли меня, но я рассудил: чем звонить в службу спасения, лучше сварить вам кофе.
– Вы рассудили правильно, кофе, несомненно, лучше, чем служба спасения. – Я посмотрела поверх его плеча, пытаясь заглянуть в коридор. – А где Шейла, почему она вам не открыла?
– Мэгги, Шейлы здесь нет, мы с вами одни в доме.
– О Господи!
Я вскочила с кровати и бросилась в спальню Шейлы. Комната была пуста, Шейла исчезла.
Уэдерз остановился у меня за спиной и положил руку мне на плечо.
– Ну так вы собираетесь объяснить мне, что происходит?
Собираюсь ли я? Нужно ли мне, чтобы он рыскал по всему Гринсборо, разыскивая мою дочь? И что будет, если он ее найдет, а меня в этот момент не окажется рядом? Сумеет ли Шейла рассказать ему правду и при этом не представить себя этаким начинающим серийным убийцей? Учитывая склонность Шейлы все драматизировать – вряд ли.
– Ничего особенного не происходит. Я легла вздремнуть и рассчитывала, что Шейла меня вовремя разбудит, тогда я до вашего прихода успею собраться на работу, вот и все.
Вместе с Уэдерзом, не отстающим от меня ни на шаг, я прошла на кухню, посмотрела на часы и ахнула: если я не выйду из дома в ближайшие пятнадцать минут, то опоздаю на работу и Спаркс меня уволит.
Я очень осторожно поставила кофейную чашку на стол.
– Знаю, – вам это не понравится, но мне нужно срочно ехать, опаздываю на работу. Я знаю, я обещала с вами поговорить, но…
Уэдерз перебил меня:
– И наш разговор состоится. Вы начнете прямо сейчас и закончите, когда я скажу.
Я попыталась испепелить его взглядом, но, видно, плохо старалась, и у меня не очень получилось. Я опаздывала на работу, которой слишком дорожу, чтобы потерять, и страшно волновалась за дочь. В данный момент Уэдерз занимал одно из последних мест на шкале моих ценностей.
– Ладно, – я вздохнула, – предлагаю компромисс. Вы дадите мне возможность переодеться, а потом мы поговорим до тех пор, пока мне не нужно будет уходить.
– Нет, так дело не пойдет, мы сделаем по-другому. Вы переодеваетесь, потом я отвожу вас на работу, и если вы, не выходя из моей машины, ответите на все мои вопросы, я отпускаю вас в клуб. Если нет, я разворачиваю машину и мы вместе едем в участок.
– А как я потом доберусь до дома? – спросила я.
– Друзей у вас хватает. – Глаза Уэдерза насмешливо блеснули. – В крайнем случае, если вас некому будет подвезти, я вернусь и подброшу вас до дома, сочту это своим долгом.
Именно это ему и нужно. Ему нужно, чтобы я сидела перед ним, как птица в клетке, а он мог бы наблюдать за мной и контролировать каждое движение. Он мне не доверяет. Что ж, отлично, я ему тоже не доверяю.
– Ладно, я согласна играть по вашим правилам.
Я прошла мимо него, направляясь в гардеробную. На этот раз я позволю ему одержать маленькую победу, что не так уж важно. Гораздо важнее держать его подальше от Шейлы, пока я сама ее не найду, не научу уму-разуму и не притащу за уши в полицейский участок. Я-то с Уэдерзом как-нибудь справлюсь, а вот Шейла и двух минут не продержится под градом его вопросов. Одному Богу известно, что она ему может наговорить и во что он в конце концов может заставить ее поверить.
Я сняла с вешалки плечики с черным платьем, украшенным блестками, и собиралась гордо удалиться в спальню. Не тут-то было, Уэдерз последовал за мной.
Гордо подбоченившись, я смерила его презрительным взглядом.
– Если не возражаете, я бы хотела переодеться.
Уэдерз нагло ухмыльнулся:
– Нет, Мэгги, нисколько не возражаю.
– В таком случае мне нужно остаться одной!
– Мэгги, я слишком стар, чтобы дважды попасться на один и тот же трюк. Вы больше не сбежите от меня через черный ход, – холодно заявил он, явно не собираясь уступать.
Он стоял передо мной, скрестив руки на груди, этаким крутым ковбоем – шесть футов сильного гибкого мужского тела – и понимающе смотрел на меня своими чистыми голубыми глазами. Для него это была своего рода игра, и проигрывать он не собирался.
– Ну хорошо, ковбой. – Я посмотрела на него так, как будто мне было все нипочем. – Проходите, будьте как дома, устраивайтесь поудобнее вон в том кресле-качалке.
Оказавшись возле кресла раньше Уэдерза, я быстро развернула его так, чтобы оно смотрело в угол рядом с дверью.
– Садитесь, здесь вы сможете следить за дверью.
Теперь у меня ухал молот не только в голове, но и в груди. Глядя, как Уэдерз идет через комнату к креслу, я вспоминала, как увидела его впервые, он тогда был в тесных линялых джинсах, удивительно ловко сидящих на нем. Совсем не таким я представляла себе наше будущее.
– Не оглядывайтесь! – предупредила я.
– А вы не давайте мне повода, – возразил Уэдерз. – Начинайте отвечать.
Он опять взялся за свое, заставляя меня отвечать на дотошные вопросы по поводу того, где я была и что делала вчера.
Стоя у него за спиной, я медленно расстегнула джинсы. Уэдерз продолжал говорить, словно ему было безразлично, что я позади него раздеваюсь до нижнего белья.
– Когда Вернелл дал вам этот пистолет? – спросил он. Я сняла джинсы и швырнула на кровать.
– Лет шесть или семь назад, точно не помню.
– Была какая-то особая причина?
Я задрала свитер, сняла его через голову и бросила поверх джинсов. Теперь я осталась в бюстгальтере и трусиках из розового атласа. Уэдерз сидел не более чем в шести футах от меня, но надежды на то, что в этой комнате может произойти нечто романтическое, было ничуть не больше, чем за все три года, что я в разводе с Вернеллом.
– Глупо, конечно, но он подарил мне пистолет, пытаясь спасти наш брак.
Я сняла с плечиков черное платье с блестками.
– Спасти брак?
– Ну да. Я потащила его к консультанту по семейным проблемам, и та сказала, что для укрепления брака нам нужны общие увлечения. Пистолет – это, по мнению Вернелла, хобби. Он думал, что мы будем вместе выезжать за город и там стрелять по консервным банкам или еще по чему-нибудь такому. Надеюсь, во втором браке он не сделает подобной глупости.
Уэдерз рассмеялся.
– Стрельба по мишени как общее увлечение?
– Ну, у каждого из нас свои представления о романтических прогулках за город, – заметила я, надевая черные туфли на шпильках.
С некоторым опозданием я отметила в хрипловатом голосе Уэдерза какие-то странные нотки и посмотрела в его сторону. Уэдерз и пальцем не пошевелил, и я вдруг поняла почему: у него не было в этом необходимости. С того места, где он сидел, ему достаточно было лишь посмотреть чуть-чуть вправо – каждое мое движение отражалось в зеркале, стоящем на туалетном столике.
– Кошмар! – взвизгнула я.
– В чем дело? – невинно поинтересовался он.
Я долго сверлила взглядом его затылок. Может, я напрасно забеспокоилась и на самом деле ему ничего не видно? Я подошла к самому его креслу и присела на корточки за спинкой так, чтобы мои глаза оказались на одном уровне с его глазами. Так и есть, ему нужно лишь совсем чуть-чуть повернуть голову направо.
– Великолепный вид, не правда ли? – вкрадчиво произнес он.
Придумать достойный ответ я не успела: он уже встал и направился к двери.
– По-моему, нам пора, вы ведь, кажется, опаздываете?
Я бросилась за ним, держа в голове десятки язвительных ответов, но не могла вымолвить ни слова. Когда я присела на корточки за креслом Уэдерза и он повернулся ко мне, в спальне внезапно стало жарко. У нас с ним осталось незаконченное дело, но для него сейчас не время.
Мы молча вышли через гостиную и направились к машине Уэдерза. Он смерил меня взглядом и спросил:
– С какой стати вас понесло в «Мобил хоум кингдом» после того, как я велел вам туда не соваться?
Чары развеялись, мы снова вернулись на знакомую почву.
Глава 29
Уэдерзу явно не хотелось меня отпускать, но и удерживать меня он не мог. Я ответила на все его вопросы, пересказала ему свой разговор с Берти Секстой, во всех подробностях живописала, как меня огрели по голове в гардеробной дома-трейлера. Только одним я не стала с ним делиться – рассказом Шейлы. Этот вопрос придется отложить.
Он остановился прямо перед входом в клуб «Золотой скакун», демонстрируя всему свету, в том числе и Клетусу, который работал у дверей, что Мэгги Рид прибыла в сопровождении полиции. С таким же успехом он мог бы взять мегафон и прокричать: «В прямом эфире, прямо из местной тюрьмы, мисс Мэгги Рид!» Но мне было все равно. Главное, что я не опоздала и могу избавиться от Уэдерза.
– Если не сможете добраться до дома, сбросьте мне сообщение на пейджер, – сказал детектив, когда я захлопнула за собой дверцу машины.
Нет уж, даже если мне совсем не с кем будет доехать до дома, я не стану ему звонить. Да что там, я не стану звонить, даже если он вообще останется последним человеком, который может меня куда бы то ни было подвезти! Но вслух я этого не сказала: Маршалл Уэдерз мне еще понадобится, когда Шейла наконец перестанет запираться и решит рассказать полиции то, что она слышала.
Я вошла в дверь «Золотого скакуна», когда оркестр уже разогревался. Если Клетус и удивился тому, что меня доставили на полицейской машине, то виду не подал. Вместо этого он одобрительно вскинул брови, оценив мое черное платье и туфли на шпильках, склонил голову набок и попытался подмигнуть. Подмигивать Клетус не умел, и со стороны его подмигивание выглядело как косой взгляд в сочетании с кривой ухмылкой.
Спаркс дал ансамблю знак играть вступление к моей выходной мелодии и в это время увидел меня у двери. Я стала пробираться через толпу, по дороге здороваясь с завсегдатаями. Я шла к сцене с таким видом, будто мне принадлежит весь мир. Здесь мое настоящее место. Пусть ненадолго, всего на несколько часов, все сложности жизни перестанут для меня существовать, останутся только я, ребята из ансамбля и музыка.
Когда я поднялась на сцену и подошла к микрофону, Джек играл на губной гармошке и пританцовывал в своей характерной манере, поднимая колени. Спаркс наклонил голову к ударным, всецело поглощенный игрой. Бэр, который вел мелодию, стал плавно переходить от вступления к самой песне. Я посмотрела в зал, улыбнулась своей самой ослепительной улыбкой и запела песню об одиноких ковбоях.
Для вторника в клубе было на удивление многолюдно. Карветт, инструктор по танцам, привела большую компанию весьма пышнотелых дам, которые стояли рядами позади нее и пытались повторять движения. Вероятно, это была какая-то рекламная акция борцов с лишним весом. Карветт – мастерица по части всяких рекламных штучек. «Молодые жеребцы» переместились к краю танцевальной площадки, как можно ближе к столику, где что-то праздновала компания молоденьких секретарш. На девушек явно произвели впечатление накачанные мускулы деревенских парней. Ночка обещала быть веселой.
– Где ты пропадала? – Джек подошел ко мне сзади так тихо, что я даже не заметила.
– Ездила домой, потом искала свою дочку, – тихо ответила я, повернув от себя микрофон. – И даже успела получить дубинкой по голове и поездить на машине по тротуарам.
Джек рассмеялся, по-видимому, решив, что я шучу. Спарксу показалось, что мы можем сорвать номер, и он нахмурился. Я запела последний куплет.
Джек остался рядом со мной, подыгрывая на гармошке и притопывая в такт. Джинсы на нем были измяты, а сам он выглядел как человек, который уже давно не ел нормального горячего обеда. Словом, он выглядел как парнишка, которому нужна мамочка.
– Подвезешь меня до дома? – спросила я в перерыве между песнями.
– Не откажусь. – Джек явно удивился. – Ищешь, где переночевать? – с надеждой спросил он.
Джек выглядел одиноким. Куда подевалась эта его Эвелин? Потом я вспомнила, как он плакал прошлой ночью, и, кажется, поняла, что произошло.
– Мне очень жаль, дружок, – я заговорила с Джеком таким же голосом, каким разговаривала с Шейлой, – но пока я предпочитаю спать в собственной постели. От водяных матрасов у меня начинается морская болезнь.
Джек рассмеялся и снова заиграл на губной гармошке. Когда все уладится, нужно будет подыскать этому мальчугану хорошую девушку.
Для концерта обстановка была самая подходящая, но к концу первого отделения я вдруг поняла, что мама Мэгги не чувствует себя счастливой. А к концу второго мой материнский инстинкт забил тревогу. Я не могла избавиться от ощущения, что Шейла попала в беду. Я пыталась внушить себе, что ничего страшного не произошло, что она просто уехала куда-нибудь с Китом, и скорее всего так оно и было. Вероятно, он заехал за ней, и они отправились куда-нибудь пообедать, а потом он отвез ее домой, к Вернеллу. Но вдруг это не так?
Перед началом второго отделения я пыталась позвонить ей по телефону, но в замке Спайви никто не ответил, только тоненький голосок Джолин с интонациями девушки из телевизионного рекламного ролика пожелал мне приятного дня и предложил оставить сообщение. Я повесила трубку и побежала обратно на сцену. Куда запропастилась эта девчонка?
– Она, наверное, уже спит, – высказал свое мнение Джек. – Не забывай, что уже час ночи, по-моему, они там все давно спят.
– Но она взяла и уехала, ничего мне не сказав, даже не разбудила.
– Ну и что, все подростки так делают. – Джек замолчал и попиликал еще немного на своей гармонике. – Они все приходят и уходят, когда хотят.
От этого легче не стало, скорее наоборот, мои дурные предчувствия только окрепли. Я сердцем чувствовала: с Шейлой что-то случилось.
На протяжении всего второго отделения я то и дело поглядывала на входную дверь, ожидая увидеть или полицейских в форме, или Уэдерза. Во мне проснулся дар ясновидения, унаследованный от Маккрейри. Я в буквальном смысле чувствовала опасность кожей: у меня покалывало кожу на голове под волосами, на шее, на руках. Даже Джек почувствовал мое беспокойство и на последних песнях старался не отходить от меня.
– Ну все, – сказал он, когда последняя песня подходила к концу и в зале стали зажигать свет. – Это заключительный номер, мы можем уезжать. Я отвезу тебя домой или куда скажешь.
– Домой. У меня такое чувство, что я должна ехать домой.
Джек посмотрел на меня, заглянул мне в глаза и наткнулся на мой страх.
– Ладно, Мэгги, сейчас поедем. – Он повернулся к залу, послал воздушный поцелуй молоденькой кудрявой брюнетке, которая наблюдала за ним с танцевальной площадки, и направился к запасному выходу. – Так ты идешь? – бросил он мне через плечо.
– Иду, иду.
Я побежала за ним.
– Платье у тебя, конечно, красивое, и этот разрез на боку тебе очень идет, но, боюсь, ты в нем замерзнешь.
Я просто отмахнулась от его слов и решила не обращать внимания – пока мы не подошли к мотоциклу. Джек отвязал два шлема и протянул один мне.
– Вот, надевай, я всегда вожу на всякий случай второй.
– Джек, куда девалась твоя машина? – Я могла бы и не спрашивать, ответ был ясен заранее.
– Ее взяла Эвелин, – тихо сказал Джек. – Я решил, что ей она нужнее, чем мне.
Я уставилась на одинокий мотоцикл, потом снова посмотрела на своего мягкосердечного друга! Ну попадись мне только эта Эвелин, уж я ей выскажу все, что думаю. Как можно взять машину и бросить этого милого паренька?
Ночной воздух становился все холоднее, я понимала, что промерзну до костей в своем тоненьком платье. У меня даже мелькнула предательская мысль позвонить Уэдерзу и принять его предложение, но я следовала собственному кодексу чести, так что этот вариант отпадал. Джек предложил мне свою замшевую куртку, но я отказалась.
– Ты будешь сидеть впереди, а я просто спрячусь за твоей спиной. Поехали.
Моя тревога все росла, я уже ни о чем не могла думать, лишь бы поскорее попасть домой.
Когда мы отъезжали от «Золотого скакуна», стал накрапывать дождик, в районе Хай-Пойнт-роуд дождь перешел в ливень. Вода ручейками стекала у меня по шее, по спине, по ногам. Я тесно прижималась к Джеку, но это не помогало, мы оба промокли до нитки. Джек сосредоточил все внимание на управлении мотоциклом. На мокрой дороге скорость пришлось сбавить чуть ли не до черепашьей. На светофоре загорелся красный свет, Джек плавно затормозил и оглянулся на меня.
– Извини.
– За что ты извиняешься? Ты же не виноват, что пошел дождь. Я могу только благодарить тебя за то, что согласился довезти меня до дома.
Я дрожала от холода и, кажется, отдала бы все блага мира, лишь бы оказаться в тепле. И как меня угораздило согласиться, чтобы Уэдерз отвез меня в клуб на своей машине? Надо же было заключить такую глупую сделку!
Наконец Джек затормозил во дворе моего дома. У меня одеревенело все тело. Я не столько слезла, сколько свалилась с мотоцикла. Платье промокло насквозь, наверное, его придется выбросить, в туфлях чавкала вода. С виду я была похожа на черную с рыжим крысу-утопленницу, а чувствовала себя еще хуже.
– Спасибо, Джек! Не хочешь зайти в дом обсохнуть?
Джек замотал головой, за мокрым затемненным забралом шлема лица было почти не видно.
– Нет смысла, все равно я снова промокну, пока доеду до дома.
Он задним ходом вывел мотоцикл со двора и развернулся. Взревел мотор, и вот уже Джек скрылся из виду. Я взбежала по лестнице и влетела в дом. В комнатах было темно.
– Шейла, ты здесь? – крикнула я.
Мне никто не ответил, да я и не ожидала ответа. На автоответчике не было ни одного сообщения. На полу вокруг моих ног успели образоваться две небольшие лужицы.
– Ну хорошо, детка, – сказала я вслух, стоя в пустой спальне, – если у тебя нет неприятностей, то скоро будут! Мама идет тебя искать.
Но честно говоря, я не столько сердилась, сколько волновалась. Я чувствовала, что моя девочка в беде, так же как моя мама всегда чувствовала, когда была мне нужна. Уж не знаю, считать ли это Божьим даром или проклятием, но это так. Я нужна дочери, и ни о чем другом я в этот момент была не в состоянии думать.
Глава 30
Мне оставалось лишь одно: ехать во дворец Вернелла на Нью-Ирвинг-парк, поднять весь дом на ноги и убедиться, что Шейла в безопасности. Если самому Вернеллу или его дражайшей супруге это придется не по вкусу – что ж, очень жаль, но ничего не поделаешь, я могу им только посочувствовать. Быть родителем – это не только радость, но и большой труд, и пришла пора напомнить старине Вернеллу о его родительских обязанностях.
Если Шейлы дома нет, Вернелл будет со мной до тех пор, пока мы ее не найдем. Если же она дома, то прекрасной Джолин следовало самой подойти к телефону, когда я звонила, чтобы разыскать свою дочь, а не прятаться за автоответчик. По моим представлениям, люди не звонят по телефону в час ночи без особой необходимости. Я лично всегда сама снимаю трубку, если мне звонят среди ночи.
Вооружившись этими оправданиями и переодевшись во все сухое и теплое, я села в машину и двинулась в путь. Но не проехала я и двух миль, как моя машина, всегда такая надежная, вдруг словно простуду схватила. Она чихала и кашляла, а когда я остановилась у светофора на перекрестке Грин-Вэлли и Бэттлграунд, мотор заглох и никак не желал заводиться.
– Ради Бога, не умирай, – взмолилась я, – только не сейчас. – Но мой маленький «фольксваген», моя Абигайль, как я ее когда-то называла, ничего не могла с собой поделать. Она держалась как могла, из последних сил продолжала катиться на север по Бэттлграунд, мы даже преодолели развилку и свернули на Лондейл, но Абигайль задыхалась и, наверное, совсем отдала бы концы, если бы я постоянно не выжимала акселератор. Приближаясь к кварталу Вернелла, я уже не сомневалась, что обратно мне на своей машине не доехать. Абигайль кое-как дотянула до склона холма, где начинался тупик, и тут окончательно заглохла. Я убрала ногу с педали акселератора, переключила рычаг на нейтральную передачу и покатила вниз по склону. У самого начала мощеной подъездной аллеи к дому Вернелла я затормозила.
– Ну вот, приехали.
Я вздохнула, от всей души сожалея, что я не член Американской ассоциации автомобилистов [5]5
ААА оказывает своим членам техническую помощь в случае поломки машины в пути.
[Закрыть], и дала себе слово, что исправлю эту оплошность, как только вернусь домой.
– Хорошо, что ты хотя бы довезла меня до места, – сказала я вслух. В тишине респектабельной улицы мой голос прозвучал неожиданно громко. Ни в одном из домов, включая дом Вернелла, не светилось ни одно окно. Я затормозила прямо позади черного «мустанга» Шейлы, но это ровным счетом ничего не значило, утром она ездила вместе с Китом на его машине.
Рядом с оранжевым трейлером Вернелла машина Шейлы казалась игрушечной, грузовик был явно великоват для гаража. Вряд ли Джолин, которая так печется о своем положении в обществе, понравилось, что ее муженек пригнал домой фургон с вращающимся Иисусом на крыше да еще и оставил его на подъездной дороге. Наверняка она высказала все, что думает по этому поводу.
– Какое счастье, что это больше не моя забота! – пробормотала я, идя по дорожке к парадному входу.
Нажав на латунную кнопку звонка, я заметила, что в глубине дома горит одна маленькая лампочка. Значит, кто-то не спит. Продолжая нажимать кнопку звонка, я прижалась лицом к овальному окошку в верхней половине тяжелой дубовой двери. В полумраке было видно, что кто-то медленно идет к двери, сгорбившись, шаркая ногами и шатаясь из стороны в сторону. Вернелл.
– Где пожар? – крикнул он, распахивая дверь и пугаясь собственного громкого голоса.
– Внимание, проникновение через главный вход! У вас есть двадцать секунд на отключение сигнализации! – сообщил электронный голос.
Вернелл сначала растерялся, потом заволновался, потом недовольно поморщился.
– Чертова сигнализация! – Он отвернулся от меня и стал тыкать коротким толстым пальцем в клавиши панели, находящейся на стене рядом с входной дверью. – Вечно с этим домом морока, не одно, так другое, – проворчал он.
Он снова был в голубом полиэстеровом костюме, теперь изрядно помятом, со следами долгой носки и явно требующем стирки. Взлохмаченные волосы торчали во все стороны.
– Входи, входи! – крикнул Вернелл. – Я все равно собирался с тобой поговорить.
От Вернелла несло перегаром. Я заметила на кухонном столе бутылку «Дикой индейки». Он пошел на кухню, я двинулась следом. Вернелл так сильно шатался, что у меня несколько раз возникало желание поддержать его, иначе он разобьет какую-нибудь побрякушку или навалится всем телом на одну из развешанных по стенам картин.
– Вернелл, ты знаешь, который час?
Вернелл посмотрел на меня с искренним недоумением.
– Ты что, тащилась в такую даль только затем, чтобы это узнать? – Он пожал плечами. – Ну… думаю, сейчас около десяти.
– Вернелл, сейчас половина третьего утра!
– Если ты сама знаешь, зачем спрашиваешь? – Вернелл подозрительно покосился на меня. – Это что, проверка такая? На самом деле ты пытаешься понять, сколько я выпил? Ты прямо как Джолин, черт, да как все женщины! Вот в чем ваш недостаток: вы задаете слишком много вопросов. Нет чтобы поговорить с человеком по душам.
Я поняла, что Вернелл вот-вот примется читать проповедь.
– Вернелл, сейчас не время для бесед. Где Шейла?
На секунду его взгляд прояснился, словно он протрезвел.
– Как, разве она не с тобой?
– Вернелл!
– Не кипятись, она позвонила еще днем и сказала, что переночует у тебя, потому что тебе плохо, кажется, она сказала, что у тебя болит голова.
Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
– Где Джолин? Мне нужно с ней поговорить! Разбуди ее!
Я выскочила из-за стола и посмотрела на Вернелла, который явно не торопился встать.
– Не могу, дорогая, – медленно произнес он. – Джолин тоже нет дома. Она уехала к своей матери, потому что та приболела. – Помолчав, он добавил с мрачным видом: – Правда, дело не только в этом. Кажется, Джолин на меня немного рассердилась, потому что я немного выпил.
– Хватит пить, пошли.
Я отобрала у него стакан и бросилась к лестнице. Мне нужно было найти хоть что-то, хоть какую-то зацепку, которая могла бы подсказать, куда подевалась Шейла. Запыхавшийся Вернелл догнал меня.
– На второй этаж и направо, – подсказал он. – Когда ты с ней разговаривала в последний раз?
Я отметила, что у него изменился голос: Вернелл стал говорить четче, почти как трезвый, и явно встревожился.
– Часов около четырех-пяти. Она собиралась прилечь отдохнуть в своей комнате. Когда я заглядывала к ней в последний раз, она спала.
«Это моя вина, – думала я, – не нужно было мне спать, мне следовало что-нибудь сделать, вот только что именно?»
Я побежала по коридору, без всяких подсказок зная, где комната Шейлы. Не зря же я столько времени просидела в своей машине, наблюдая за ее окном, дожидаясь, когда погаснет лампа на ее письменном столе, и пытаясь хотя бы мельком увидеть свою девочку, удостовериться, что она дома и в безопасности. Где-то она сейчас?
Вернелл топал по коридору позади меня. Я вбежала в комнату Шейлы, а он замер на пороге. Я остановилась и огляделась. Розовые стены, лепнина на потолке, толстый белый ковер на полу, красивая кровать с горой подушек в кружевных наволочках – не комната, а воплощение мечты любой девушки. Одну стену занимала гардеробная, битком набитая одеждой из любимых магазинов Шейлы. На многих платьях еще болтались ярлыки, видно, Шейла просто не успевала надевать все эти вещи.
– Боже, Вернелл, зачем ты позволяешь ей покупать столько вещей?
Вернелл был озадачен не меньше моего.
– Это не я, наверное, это накупила Джолин. Ты же знаешь, как она любит ходить по магазинам. – Он заглянул в гардеробную, снова повернулся ко мне и вздохнул: – Ох уж эти женщины, вам бы только наряжаться. Кстати, насколько я помню, у тебя никогда не было столько тряпок. Джолин говорит, что мы должны выглядеть как полагается, по ее мнению, имидж – это все.
Мне было нетрудно представить, как она произносит эти слова своим голосочком.
– Вернелл, – сказала я, – сарай все равно останется сараем, какой краской его ни крась – белой ли, черной ли. Давай займемся делом.
– Каким, Мэгги? Шейлы здесь нет, наверное, нужно обзвонить ее подруг.
– Вернелл, мы не знаем ни одной ее подруги – если, конечно, ты не бывал в ее школе гораздо чаще меня и не знаешь чего-то такого, что неизвестно мне. И еще одно. Представь себе, что твой лучший друг сбежал из дому, неужели ты скажешь его родителям, где его искать?
Вернелл надолго задумался, а я не могла терять времени. Нужно найти телефонную книжку или еще что-нибудь, что поможет нам найти Шейлу. Я стала выдвигать ящики туалетного столика.
– А ее приятель, этот, как его, Кит? – спросил Вернелл. – Может, она с ним?
– Я не знаю его телефона. Придется к нему заехать, только вряд ли Шейла у него. Кит живет с родителями.
Выдвижной ящик был набит письмами, я дернула за ручку, пытаясь выдвинуть его до конца. Несколько писем вывалилось на пол, но ящик застрял, что-то мешало ему открыться. Я сунула руку в ящик, но мне не удавалось ухватить эту штуку.
– Ну заехать-то к нему мы можем, – недовольно пробурчал Вернелл. – Дай я открою.
Он отстранил меня и с силой дернул за ручку ящика. Лампа со стеклянным абажуром, стоявшая на столике, покачнулась, розовый телефон заскользил к краю, ящик вылетел наружу. Бумаги разлетелись во все стороны. На пол выпала записная книжка в сафьяновом переплете. Обложка погнулась и сморщилась, не устояв в борьбе с Вернеллом.
– Вот она, – сказал Вернелл.
– Это не телефонная книжка. – Я подняла книжечку и пролистала. – Это ее дневник.
Я села на кровать и начала перелистывать исписанные фиолетовыми чернилами страницы в поисках последней записи. Мне стало неловко: я никогда не рылась в вещах Шейлы, но сейчас было не до этикета.
«Я выйду на пляж с букетом, – писала Шейла своим крупным округлым почерком. Я похолодела. – У меня будут красные розы. Кит говорит, у него есть знакомый священник Церкви высшей любви, который может нас обвенчать».
Я прочитала последние фразы вслух. Вернелл плюхнулся на кровать рядом со мной.
– Нет, – тихо застонал он, – только не это!
«Конечно, это будет не такое венчание в церкви, как хочется маме, – писала дальше Шейла, – но зато у нас состоится свадьба на пляже. Кит говорит, что наши жизни навсегда соединятся, нас ждет общее будущее. Все, что его, станет моим, а все мое будет принадлежать и ему. У нас никогда не будет так, как у мамы с папой, наша любовь продлится вечно».
У меня из глаз полились слезы, капая на страницы и оставляя на них расплывающиеся бледно-фиолетовые пятна. Вернелл, заглядывая мне через плечо, пододвинулся и обнял меня.
– Мне так жаль, дорогая, – тихо сказал он, – правда, очень, очень жаль.
– Сейчас у нас нет времени во все это вникать. – Я захлопнула записную книжку и подняла голову. – Мы должны их остановить.
– Ты собираешься ехать к Киту?
Я поднялась и достала из коробки на тумбочке бледно-розовую бумажную салфетку.
– Сначала – да, просто на всякий случай, но потом нам придется поторопиться.
Вернелл был все еще грустен и казался озадаченным.
– Что это значит?
– Вернелл, ты и правда не понял, куда они отправились?
