Текст книги "Твое смеющееся сердце"

Автор книги: Нэнси Бартоломью

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Нэнси Бартоломью
Твое смеющееся сердце

Глава 1

В день, когда я выходила замуж за Вернелла Спайви, лил дождь. Мне бы следовало воспринять это как дурное предзнаменование, так ведь нет же. Когда я шла по церковному проходу, Джимми, брат Вернелла, ущипнул меня пониже поясницы, и в этом мне тоже следовало усмотреть символический смысл. Но я была молода, беременна и к тому же слишком мягкосердечна, чтобы развязать войну между братьями в этот якобы самый счастливый день в моей и Вернелла жизни.

А затем, когда я была на девятом месяце беременности и при своем огромном животе только и могла доковылять до ближайшего стула и сесть, Джимми признался мне в вечной любви. Выбрав время, когда Вернелл наверняка должен был быть на работе, Джимми явился ко мне в гости и на кухне произнес речь, по-видимому, хорошо отрепетированную.

– Мэгги, – сказал он, – мы больше не можем делать вид, будто ничего не происходит. Я люблю тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Я вижу по твоим глазам, что это чувство взаимно.

На самом деле если какое-то чувство и отразилось в моих глазах, так это внезапная боль – Шейла в животе принялась вдруг так сильно брыкаться, что у меня выступили слезы на глазах. Не в состоянии произнести ни слова, я ухватилась за край кухонного стола в поисках опоры.

– Откройся Вернеллу, любимая. Так будет лучше.

Почему-то я в этом сомневалась.

Впрочем, в словах Джимми была крупица правды. Пока я сидела за кухонным столом, держась за живот и мечтая о глотке алка-зельцер, как умирающий в пустыне от жажды мечтает о глотке воды, я не могла не признать, что Джимми по-своему привлекателен, этакий типичный хороший парень. Он был высокий, темноволосый, с темно-карими несчастными глазами человека, чувствующего себя покинутым и одиноким. Я всегда питала к таким слабость.

– Мэгги, – продолжал он, нежно дотрагиваясь до моего огромного живота. – Я буду любить твоего ребенка как родного, давай скажем Вернеллу вместе.

Шейла снова лягнула меня в жеяудок, я громко вскрикнула от боли, но Джимми истолковал мой крик как возглас ужаса.

– Конечно, сначала он расстроится, но ненадолго: Вернелл – завзятый бабник, он всегда найдет, с кем утешиться.

Как будто я сама не знаю! Вернелл уже показал себя во всей красе, гоняясь за каждой юбкой на работе.

Я попыталась хотя бы ненадолго выпрямиться и разъяснить Джимми истинное положение вещей.

– Джимми, ты хочешь меня только потому, что я жена Вернелла. У вас с ним вечное соперничество. – Джимми попытался было возразить, но я его перебила: – И честно говоря, ты не в моем вкусе.

Мало того что Джимми был родственником Вернелла, что само по себе являлось большим недостатком в моих глазах, он к тому же был начисто лишен целеустремленности. Он хотел, чтобы ему все преподносили на блюдечке. Если бы мы сбежали вместе, я и глазом не успела бы моргнуть, как превратилась бы в главного кормильца, а он бы целыми днями рыбачил.

– Да брось, – Джимми понизил свой звучный голос почти до шепота, – мы оба знаем, что это не так.

Он снова коснулся моей руки и стал гладить. Должна признаться, его успокаивающий голос, нежное прикосновение на какое-то время на меня подействовали, я размякла, мне стало хорошо, в этом было даже нечто сексуальное. Уже несколько месяцев никто не вызывал у меня таких ощущений.

И надо же такому случиться, что именно в это время Вернелл решил прийти домой на ленч. Он вбежал через черный ход, громко хлопнув сетчатой дверью, и уставился на нас обоих.

– Как, уже? – Его голос сорвался на испуганный визг. – Не может быть!

Джимми подпрыгнул, как ошпаренный пес, а я бросила на Вернелла кислый взгляд. Меня не одурачишь. Вернелл спросил об этом не из любопытства и не из беспокойства обо мне, а потому, что в тот период нашей совместной жизни его главной задачей было любой ценой избежать больницы и родовой палаты. Он стал проводить еще больше времени на работе, засиживался допоздна в своей конторе в компании по продаже передвижных домов, добровольно вызывался доставлять лично каждый проданный им дом независимо от расстояния.

– Нет, Вернелл, – сказала я. – Просто Джимми только что признался мне в вечной любви и предложил убежать вместе с ним.

Вернелл рассмеялся, не замечая, что Джимми покраснел как вареный рак и ловит ртом воздух.

– Представь, Вернелл, тебе это покажется странным, но для некоторых мужчин беременность не сделала меня менее привлекательной.

Вернелл снова рассмеялся, на этот раз несколько натянуто, и бросил быстрый взгляд на брата.

– Ладно, мальчики, успокойтесь, я не собираюсь воспринимать никого из вас слишком серьезно.

Я встала и заковыляла к холодильнику. И тут это случилось. У меня отошли воды. Признание Джимми в любви было вмиг забыто. Опасения Вернелла сбылись: роды у жены начались в его присутствии.

С того дня Джимми продолжал вести свою любовную кампанию уже с безопасного расстояния. Он являлся без предупреждения, садился на кухне с видом заблудшего странника и горестно вздыхал, надеясь, что я сжалюсь над ним и спрошу, в чем дело. Но я ни разу не спрашивала, да и зачем – если набраться терпения, Джимми сам все расскажет.

– Вернелл снова мне покоя не дает. Привязался, хочет, чтобы я взял продажу домов на колесах на себя, он, видите ли, задумал открыть фирму по продаже спутниковых антенн. Он не делился с тобой этой бредовой идеей?

Идея оказалась вовсе не такой уж бредовой: в результате Джимми досталось сорок девять процентов акций компании по продаже передвижных домов, а Вернелл напал на золотую жилу. Должна признать, мой муженек действительно вкалывал как вол, чтобы поднять с нуля бизнес спутниковых антенн. Я не могу не задаваться вопросом, насколько быстрее пошло бы у него дело, если бы он не тратил уйму времени и сил на то, чтобы охмурить и уложить в постель мисс Тарелку, Джолин.

Джимми в конце концов женился, но и после этого не собирался оставлять меня в покое.

– Ну и что, детка, ты ведь тоже замужем.

Его жена Роксана, которая целыми днями только и делала, что валялась на диване, смотрела по телевизору мыльные оперы и поглощала чипсы, на поверку оказалась первостатейной стервой, и тогда мне стало жаль Джимми. Даже он не заслужил такого обращения: Роксана орала на него, начинала обзванивать весь город, стоило ему только на пару минут задержаться после работы. Неудивительно, что я порой заставала его у себя на кухне, даже когда дома никого не было.

Однако теперь все стало по-другому. Джимми пытался играть на моем сочувствии и действовал мне на нервы. И вот сейчас по его милости я сижу в полицейском управлении Гринсборо, передо мной маячит возможное обвинение в убийстве, и я проклинаю день, когда связалась с семейкой Спайви.

Глава 2

В свой сороковой день рождения Вернелл вернулся домой пьяным и объявил, что больше меня не любит. Дальше он заявил, что ему нужно пожить одному, чтобы обрести себя и понять, зачем он родился на свет.

– Как ее зовут? – спросила я.

– Как это на тебя похоже! Так я и знал, что ты решишь, будто в этом замешана женщина!

Забегая вперед, скажу, что через год он женился на Джолин Хейз, мисс Тарелке, из его рекламных роликов спутникового королевства, великолепно сложенной блондинке двадцати шести лет. Насколько я понимаю, Вернелл, некоронованный король спутниковых антенн штата Северная Каролина, нашел свое истинное призвание.

Затем моя шестнадцатилетняя дочь Шейла закатила истерику из-за того, что я отобрала у нее водительские права. К столь решительным действиям меня побудили две причины: во-первых, ее плохие оценки в школе, во-вторых, некий длинноволосый девятнадцатилетний музыкант, по совместительству приторговывающий наркотиками, с которым она встречалась тайком.

– Я от тебя уйду и буду жить с папой! – бушевала Шейла. – Ты меня не остановишь! Папа не такой вредный, как ты!

Я сама упаковала ее чемоданы и довезла ее до особняка Вернелла на Нью-Ирвинг-парк. Высадив Шейлу на изогнутой подъездной аллее, я сказала:

– Скатертью дорожка, только смотри не споткнись на лестнице, когда будешь возвращаться обратно! Ты останешься здесь до конца учебного года. Посмотрим, как тебе понравится жить с папочкой.

Потом я вернулась к себе на Колледж-Хиллз, вошла в свое бунгало и на три дня завалилась в кровать. Я не сомневалась, что поступила с Шейлой правильно, но мне все равно было так больно, что я едва дышала. Я рыдала, оплакивая свою девочку и пятнадцать лет жизни, потраченных на Вернелла Спайви.

Позвонив Бонни, моей совладелице салона красоты, я попросила открывать салон без меня, обзвонить всех, кто записался ко мне на ближайшие дни, даже постоянных клиентов, и отменить запись. Потом принялась есть всякую дрянь без разбора: жирные чипсы, сладкие кексы с консервантами и красителями, подъела всю жареную картошку в пакетиках, какая только была в доме, съела все продукты, в которых содержалась хоть капля шоколада. Мне было ужасно жалко самое себя.

На третий день такой жизни я встала с постели, доковыляла до ванной и уставилась на себя в зеркало.

«Мэгги, – сказала я себе, – Господь Бог сотворил тебя женщиной и одарил талантом, а ты попусту тратишь оба его дара. Посмотри на себя, ты совсем расклеилась! И только лишь потому, что твоя дочь решила пожить с отцом! Ну и что? Не умерла же она в конце концов! Если уж на то пошло, в последние несколько месяцев твоя жизнь с ней была далеко не сахар».

Я приблизила лицо к зеркалу, разглядывая женщину, в которую превратилась. Мои рыжие кудри стали похожими на свалявшуюся солому, вокруг зеленых глаз залегли круги, а сами глаза покраснели. От жирного и сладкого, которыми я злоупотребляла все эти дни, лицо стало хуже некуда.

«Вот что, милая, – сказала я себе, – твоя мама не растила своих детей дураками и уж тем более нытиками. Пора тебе взять быка за рога и заняться настоящим делом!»

Мне вспомнилось и еще одно мамино высказывание: под лежачий камень вода не течет.

Мама была права. Мое будущее меня ждет. Какое-то шестое чувство мне подсказывало, что в моей жизни грядут большие перемены, правда, я тогда не знала, что вместе с ними меня ждут и большие неприятности.

И полгода спустя я нашла себя. Я поручила ежедневные обязанности по управлению салоном своей партнерше Бонни. Мы договорились, что я буду по-прежнему появляться там время от времени и обслуживать своих постоянных клиентов, но она остается за старшую. Затем я взяла половину тех денег, которые Вернелл с большой неохотой выделил мне при разводе, и решила предъявить права на то место в мире, которое – я это знала – принадлежит мне.

С тех самых пор как я забеременела и была вынуждена выйти замуж за Вернелла, я все время играла по правилам. Мой цветной мелок никогда не вылезал за черту. Но взять быка за рога в моем понимании означало пойти за единственной мечтой, которая всегда жила где-то на задворках моего сознания. Мэгги Рид, тридцатишестилетняя разведенная, мать шестнадцатилетней дочери и совладелица салона красоты «Кудряшка Кью», собиралась стать Мэгги Рид – солисткой музыкального ансамбля в стиле кантри «Ведущее колесо», выступающего в «Золотом скакуне», самом популярном в Гринсборо ночном клубе.

Я была рождена стать певицей, но, как говорила моя мама, «птичка, которая живет с позолоченной лилией, не поет». Теперь же, когда Вернелл со своей куколкой Барби свил себе другое гнездышко, а Шейла повела себя так, будто решила бороться за звание «Испорченный ребенок года», я рассудила, что терять мне особенно нечего.

Нельзя сказать, чтобы у меня совсем не было опыта, так или иначе я пела всю жизнь, даже с Вернеллом познакомилась благодаря своему пению. На школьном вечере он танцевал с какой-то девушкой возле самой эстрады, а я пела. Когда он повернулся в танце лицом к эстраде, он подмигнул мне. Остальное уже история. Дурная история.

«Давай же, – мысленно подбадривала я себя, – не упускай свой шанс. В конце концов, что тебе терять?»

Терять мне действительно было нечего. Почти всю жизнь и, уж во всяком случае, последние шестнадцать лет я наблюдала за парадом со стороны. Пришла пора самой принять в нем участие. Вот так я и оказалась на сцене ночного клуба «Золотой скакун». Я стояла перед микрофоном, полная решимости внести свою строку в летопись музыки в стиле кантри.

Никогда не забуду тот первый вечер. Прослушивание было открытым для публики. Кто только не заглянул в тот вечер в «Золотого скакуна» – пьянчуги, вышибалы, диск-жокеи, просто какие-то девицы, – и каждый считал своим долгом поделиться советом насчет того, какой должна быть новая солистка ансамбля.

Помню, из динамиков прозвучало мое имя и кто-то слегка подтолкнул меня в спину. И вот я иду по сцене в ярком свете прожекторов с таким видом, будто мне принадлежит весь мир, а в душе отчаянно молюсь, чтобы не растянуться на полу самым идиотским образом, споткнувшись о провода, которых у меня под ногами полным-полно.

Все ребята из ансамбля смотрят на меня. Потом гитарист, симпатичный парень с черной бородкой, кивает и говорит:

– Начинай, задай нам ритм, и мы вступим.

С таким же успехом он мог бы сказать, например: «Меня зовут Джетро, а наш ансамбль называется «Беверли-Хилл-биллиз»». Я так нервничала, что почти ничего не соображала.

Я шагнула к микрофону, сердце грохотало в ушах так, что я едва слышала.

– Если не можешь, хотя бы делай вид, – шепотом приказала я себе и стала считать вслух, задавая ритм: – Раз, два, три, четыре.

Я запела песню «Твое смеющееся сердце»; мне стал подыгрывать ударник, затем вступила ритм-гитара. На первом куплете я думала только о том, чтобы не намочить трусы от страха, и мечтала, чтобы коленки наконец перестали дрожать. На втором куплете я начала понемногу приходить в себя, стала смотреть в зал и петь не только для себя, но и для публики. В конце концов, если уж я собираюсь стать новой легендой кантри, нужно вести себя так, будто я кое-что собой представляю.

Я запела, вкладывая в песню всю душу, и почувствовала, как во мне что-то меняется. Впервые за много лет, а может, и за всю жизнь, я ощутила в себе внутреннюю силу. Я смело встречалась взглядом с каждым мужчиной, который на вид казался одиноким, не избегая даже красавчиков. Я взяла микрофон в руки и, продолжая петь, начала двигаться по сцене. К началу третьего куплета публика была у меня в кармане. А где-то на середине третьего куплета я влюбилась. Высокий худощавый мужчина пробрался через толпу танцующих, не отрываясь смотрел мне в глаза, и его взгляд странным образом меня притягивал. Он шел вперед, пока не наткнулся на железный барьер, ограничивающий танцевальную площадку. На нем были белый соломенный стетсон и тугие линялые джинсы. От глаз разбегались лучики морщинок, он был очень загорелым, как будто работал под открытым небом. А еще у него были густые ковбойские усы, при виде которых у женщин возникают мысли о поцелуях.

Он стоял, скрестив руки на груди, и улыбался мне с таким видом, будто мы с ним давние друзья и у нас есть какой-то общий секрет. Я тоже улыбнулась, глядя ему в глаза, и предоставила музыке вместо меня сказать этому ковбою, что у нас с ним общая судьба. Когда песня закончилась, у меня появилась работа и будущее.

Этот вечер был омрачен только одной неприятностью: когда я закончила петь, поговорила с ансамблем и снова повернулась к залу, мой голубоглазый ковбой исчез. Я поискала его глазами, потихоньку оглядела весь зал, посмотрела в сторону стойки бара, разве что в мужской туалет не заглянула. Его нигде не было, он исчез. Но у меня остался от него подарок: я поняла, что у меня может быть жизнь и без Вернелла Спайви. У меня появилась новая работа, и даже замаячили на горизонте кое-какие перспективы.

В следующие пять месяцев для меня больше не имело значения то обстоятельство, что Вернелл греется в лучах искусственного солнечного света перед телекамерами, продает спутниковые антенны и богатеет с каждым днем. Меня даже почти перестало задевать то, что Шейла теперь ходит в привилегированную загородную школу и общается с девочками, имена которых выглядят как у обычных людей фамилии. Я нашла свое призвание и была счастлива.

Была – до того дня, когда злой рок, избрав своими орудиями Джимми Спайви и полицейское управление Гринсборо, решил разрушить мою жизнь и отобрать у меня едва обретенное счастье.

Глава 3

Возможно, не только Джимми был виноват в том, что я сидела в крошечной комнатушке шесть на восемь и разглядывала трещины на линолеуме. Ведь не он, а я наорала на полицейских. Впрочем, они сами виноваты: ворвались в клуб, прервали меня на самом интересном месте. Клетус, швейцар «Золотого скакуна» и по совместительству вышибала, пытался их остановить, ему что полицейские, что хулиганы – все одно, он никого не боится. Расставив свои огромные, как у быка, ноги, Клетус скрестил руки на своей широченной груди и уставился на них свирепым взглядом, которым легко останавливал какого-нибудь подвыпившего дальнобойщика, нарывающегося на драку. Но людей из полицейского управления Гринсборо его взгляд нисколько не смутил.

По их взглядам в мою сторону я поняла, что они пришли ко мне, и отнюдь не за автографом. Зачем я могла понадобиться полицейским?

Со сцены я не могла отчетливо слышать, о чем они говорят, но примерно догадывалась.

– Нет! – Клетус снова попытался их остановить. В ответ главный, кажется, распорядился:

– Прочь с дороги!

Тому, что помоложе, явно не терпелось пустить в ход дубинку. Его пальцы уже поползли по ремню, на котором она висела. Клетус ощетинился. Видя это, старший выразительно посмотрел на младшего напарника и сказал нечто вроде:

– Мы не собираемся причинять никому неприятности – Тут он указал Клетусу на меня. – Нам просто нужна мисс Рид.

– Но она поет! – должно быть, возразил Клетус.

– Ничего не поделаешь. – Главный коп пожал плечами и прошел мимо Клетуса.

Я видела, как они приближаются, и мне это не нравилось. В зале сидел Джек-Змея, завсегдатай клуба мотоциклистов, я знала, что когда он при деньгах, то очень щедр на чаевые. Джек как раз собирался подойти ко мне, но, заметив полицейских, тут же попятился бочком, как краб. В любой другой вечер копы были бы рады его сцапать, но сейчас они смотрели только на меня, и, надо сказать, без всякого восторга.

Тот, что помоложе, подошел к самой сцене – я как раз пела «Будь со своим мужчиной» – и начал тявкать, как терьер.

– Нам нужно с вами поговорить, – сказал он.

Я продолжала петь, не обращая на него внимания.

Спаркс, ударник, явно наслаждался этой сценой. Насколько я понимаю, из-за того, что он ростом метр с кепкой и у него проблемы с авторитетом. Низкорослые мужчины все такие. Ритм-гитарист Шугэ Бэр [1]1
  Здесь плюшевый мишка. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]со страху чуть не грохнулся в обморок. Он решил, что копы пришли за ним, а у него в футляре от гитары была припрятана унция марихуаны. Джек-Гармоника – он играл в ансамбле на губной гармошке – и глазом не моргнул, продолжал играть, не замечая полицейских.

Официантка Шерил, с объемом бюста, обратно пропорциональным объему мозгов, не долго думая подошла к копам и спросила, что они будут заказывать. Те отказались, тогда она фыркнула:

– Ну знаете, у нас такой порядок – не меньше двух напитков.

Я расхохоталась, но так, чтобы никто не видел, – повернулась спиной к залу и опустила голову. Совсем как Тэмми Уайнетт: она тоже отворачивалась от зала смеясь, а когда снова поворачивалась лицом к зрителям, у нее по щеке катилась слеза. В этом деле главное – правильно выбрать момент, в музыке кантри ни одна слезинка не упадет просто так, без точно рассчитанного эффекта.

Последнюю ноту я держала до тех пор, пока публика не начала вопить от восторга. И именно в это время двое полицейских забрались на сцену.

– Мисс Рид? – спросил старший.

Можно подумать, он и без того не знал, кто я!

– Собственной персоной, – ответила я.

– Вам придется отправиться с нами в участок. – Он говорил точь-в-точь как в боевике. Кто бы мог подумать, что копы и в жизни говорят, как в кино?

– Я арестована? – спросила я.

По небольшой толпе, собравшейся перед сценой, прошел ропот, послышались смешки. По-видимому, от этого у второго полицейского снова зачесались руки, правая потянулась к дубинке. Этому малому явно кто-то должен поскорее объяснить, что офицер полиции не самая популярная профессия в городе.

– Нет, мы вас не арестовываем. У вас в доме кое-что произошло, и детектив приказал доставить вас в участок.

Теперь я уже сама заволновалась.

– Что случилось? Кража со взломом?

Полицейские молча стояли передо мной с каменными лицами, как две парковые скульптуры.

– Да скажите же вы наконец, в чем дело! – потребовала я. – Прежде чем меня увезут отсюда на полицейской машине, я имею право знать, что произошло.

Младший полицейский не удержался:

– Только не в том случае, когда речь идет об убийстве.

Старший посмотрел на него с таким видом, будто готов вытащить его из клуба за шиворот и поколотить. Он так залился краской, что на фоне багрового лица ежик коротко стриженных седых волос, казалось, засветился.

– В участке вам все объяснят, – сказал он, пытаясь делать вид, что ничего особенного не происходит.

Во мне вдруг словно вспыхнула сигнальная лампочка тревоги. В сердце кольнуло.

– Минуточку, – сказала я. – У меня есть шестнадцатилетняя дочь. Она сейчас живет с отцом, но у нее есть ключи от моего дома. Она не… с ней… – я вдруг стала заикаться.

– Она тут ни при чем, – ответил седой.

– Да, убитый – мужчина, – подтвердил его напарник.

– Черт бы тебя побрал, Дэйв, заткнись! – взревел седой.

– Может, надеть на нее наручники? – с надеждой в голосе спросил Дэйв.

– Ты что, спятил? Нет, конечно!

При упоминании о наручниках настроение толпы – моих поклонников! – изменилось. Они сгрудились теснее, в воздухе явно запахло дракой.

Я примирительно выставила руки:

– Спокойно, ребята, он просто боится, как бы я от него не сбежала. – Я рассмеялась и подмигнула своим слушателям. – Ясное дело, им не каждый день удается покатать в своей патрульной машине рыжую красотку вроде меня!

Теперь покраснел и молодой полицейский, только если старший был багрового цвета, то этот, скорее, пунцового. Я шагнула к ним и подхватила обоих полицейских под руки.

– Так, значит, говорите, мне надо поехать с вами? С двумя такими красавчиками? Что ж, с удовольствием!

Я слегка подтолкнула их к выходу. Молодой попытался было сопротивляться.

– Послушайте, большой босс, – тихо прошипела я, – вас всего двое, а их целая толпа. Умный человек понимает, когда лучше заткнуться и не лезть на рожон.

Я оглянулась. Мои поклонники все еще не решили окончательно, как надо относиться к происходящему. Стоит мне пошевелить хотя бы мизинцем или свистнуть, как они набросятся на полицейских.

– Ладно, ребята, ничего страшного. – Я усмехнулась. – Сдается мне, сегодня я поймала крупную рыбу. Всего хорошего, увидимся завтра. – «Надеюсь», – добавила я про себя.

Интуиция подсказывала, что меня ждут большие неприятности, и, как обычно, она меня не обманула.